Архонты: моральный кодекс якудза

Приглушенный свет мягко стелился по шахматному чёрно-белому полу, начищенному до отражения лакированной разномастной обуви. Топот каблуков тонул в несвязной болтовне, уплывал к шумящим музыкантам и ловко лавирующим официантам. Портьеры были подхвачены канатами с вычурным логотипом на золотом кругляше и обнажали пестрящую вечерними красками панораму города. Потолок, настолько высокий, что нефункционирующие в данный момент люстры с вензелями, казались крошечными розочками где-то там наверху. От такой грандиозности у многих могла закружиться голова. Дазай лениво окинул взглядом слоняющуюся толпу, разодетую в аляпистые, перяные, леопардовые — о боже, что? — кружевные и ещё сотни материалов, используемых, чтобы разодеться по-павлиному. Дазаю откровенно смешно, потому что он находил эту всю вакханалию очень посредственным ходом со стороны Хирацука-кай, которые, вероятно, решили, что Исполком Каякучи-гуми потеряет бдительность или как минимум растеряется от наплыва людей и помпезности вечера, который, к слову, был скучнее не придумаешь. Осаму бултыхал бокал с шампанским, полученный ещё на входе, и почти полностью прикрыл глаза, чтобы на какой-то мимолетный, совсем крохотный момент перестать видеть уродливых петухов вокруг себя. Собственный серый костюм тоже радости не приносил, хоть и сидел, бесспорно, идеально. Его вывел из транса лёгкий толчок в бедро. Осаму повернул голову и увидел перед собой высокую, но не настолько, как он сам, женщину, кутающуюся в шифон, расшитый бисером и огромным, просто невероятным количеством перьев, как в золотое руно. Она мягко изогнула губы в дружелюбной и даже кокетливой улыбке. — Я не хотела вас тревожить. — Она хихикнула и неустойчиво крутанулась на тонкой шпильке, упираясь в рядом стоящий стол для фуршета. Она удивленно хлопнула своими накладными ресницами и недоверчиво взяла в руки что-то на подобие тарталетки. Покрутила, как невиданный галактический объект, а потом по-рыбьи шустро кинула в рот и проглотила. Осаму хмыкнул, отвернулся и сделал совсем мизерный глоток шампанского скорее для того, чтобы показать, что он тоже увлекался вечером, чем на самом деле хотел напиваться или как минимум осушать пару-тройку бокалов. Нет, сегодня ему нужна трезвая голова, а потому он лишь надменно фыркнул, когда женщина поплыла вихляющей походкой к группе мужчин. Вероятно, кто-то всё же проводил здесь время очень даже весело. Он холодно посмотрел вслед и снова принялся заниматься очень важным, по его скромному мнению, делом — киснуть, как девка, которую на медляк не пригласили. Стоп. — Что ты сказал? — Осаму повернул голову туда же, где всего минуту назад стояла весёлая куропатка. — Я говорю, что ещё немного — и от твоей хандры тут всё протухнет. Ты себя видел вообще? — Накахара выхватил у него из руки бокал, звонко поставил на стол и всучил вместо него нанизанный на шпажку кусочек яблока. — На, закуси хоть. Дазай прищурился, смеясь одними глазами. — Какая забота, моё сердце так может и растаять. — Разве камни таят? — ненатурально изумился Накахара. Он фыркнул и толкнул Дазая в то же злосчастное бедро. — Пойдём на балкон — покурим. — Ты выглядишь беспечным, Накахара. — Укоризненно посмотрев сверху вниз, Осаму отложил врученную шпажку и отлип от стола, двигаясь следом. Накахара не ответил, а лишь легко и даже как-то особенно грациозно уклонялся от кружащихся в нелепом вальсе парочек, больше силящихся оттоптать друг другу ноги. Дазай едва не получил по своим ужасно неудобным туфлям чьим-то очень острым каблуком, едва увильнул от летящего в его рёбра локтя и едва не свалился недалеко от дверей на широкий балкон, почти пропахав если не собой, то мыском натёртый и уже вымазанный в следы пол. Ужасно, думал Дазай. Это правда было просто ужасно. — Ты впервые что ли на всей этой пафосной херне? — спросил Накахара, зажав в зубах выуженную из тяжелого портмоне сигарету. Он похлопал по карманам в поисках зажигалки. — Нет, просто стараюсь привлечь внимание, — ответил Дазай, подавая потёртую зажигалку из своего кармана. Накахара немного потупил взгляд на ней, рассматривая её с таким подозрением, что Осаму уже собрался забрать её обратно, но Накахара быстро принял предложение и уже через секунду блаженно прикрывал глаза, затягивая тяжело и глубоко. Дазай немного выпал из реальности, смотря, как подрагивал кадык туда-сюда и как слегка покрасневшие от бальзама губы приоткрывались, выпуская хаотичные струи такого же изящного дыма, как и сам этот Накахара. Для вечера на нём была синяя тройка, и делала она Накахару достаточно яркой и заметной фигурой. А ещё очень привлекательной. Дазая торкнуло, и он не сразу понял, что перед глазами защёлкали пальцы в неизменных — а хотя нет, немного более тонких перчатках. Всё-таки уже было очень тепло и носить обитые мехом или плотной кожей вещи было бы очень мазохистской затеей. За Накахарой Дазай пока не замечал подобной склонности. — Я в третий раз спрашиваю: зачем? — Сердито нахмурившись, Накахара пустил дым в лицо Осаму. Последний зашелся кашлем и наконец вникнул в то, что ему пытались сказать. — Ты про внимание? — Кивок. — Так это просто — мне нужно увидеться с нашей таинственной, невероятно сильной женщиной, которая и женщина-кошка, и туманный Альбион, и напичканная порохом граната... — Ты сейчас перечисляешь причины, по которым умрёшь или что? Как ты собрался с ней общаться, если мы буквально на её территории? — Вот увидишь, у неё есть, что мне сказать. Взгляд Накахары немного изменился, стал необычно грустным и будто ушедшим в какие-то свои воспоминания. Дазай не старался выудить, что же это, а просто мельком глянул на звездное небо и поймал взглядом две звезды, горящие чуть ли не самые яркие под неполной луной. Накахара поделился с ним в один из их затяжных суперсложных планировочных вечеров о том, что всегда ищет на небе те две звезды, успокаивая себя, что родители присматривают за ним. Говорил, что жить становилось чуть легче. Поделиться таким откровением было очень странно даже для Дазая: он не показал, но его очень впечатлило, что человек, который предпочёл носить «ошейник» вместо того, чтобы назвать уже наконец своё имя, поделился чем-то настолько личным. Это определенно было личным — сомнений не было. Дазай не был сентиментальным и совершенно не чувствовал сострадания к людям, потерявшим семью — чистый цинизм, ничего более, — но было что-то очень странное в том, что Накахара поделился своими мыслями и не побоялся получить осуждение или что-то вроде «моя принцесса такая трогательная, мило». Будто он знал, что Дазай ничего не скажет и никак не осквернит память о родителях своим ядом. О, да, у Дазая и впрямь смешок застрял где-то в глотке, стал поперек и перекрыл кислород. Он в ту ночь смог только кивнуть, не ответив ничего и просто приняв неожиданный факт, как должное. А уже через пару ночей он сам поделился, отдавая долг, что иногда стоит на берегу моря, слушает звуки прибоя и разговаривает с человеком, которого давно уже нет в живых. Накахара тоже ничего не ответил, лишь посмотрел как-то по-своему и взглянул в тёмное окно, будто пытался рассмотреть там то самое море и собственно самого Дазая, стоящего на пустынном пляже. Это было очень необычно. Очень. — Ты нарываешься на встречу слишком беспечно, — сказал Накахара тем же тоном, что и Дазай ему ранее. — Что если я не успею вовремя? Осаму показалось, что он услышал беспокойство, тщательно скрытое за раздраженным фырканьем. Осаму всмотрелся в лицо Накахары, но тот хорошо контролировал себя и только с укором ответно разглядывал. Они будто соревновались, кто уличит первым в новом, единолично скрытом плане, не озвученном из собственных гнусных целей. Будто они решили пренебречь всем тем, что выстраивали больше полутора месяца, ради своих каких-то соображений. Почему, думал Дазай, ему кажется, что они не были до конца честны друг с другом весь этот период? Конечно, не были. И ежу понятно. Они партнёры, а не заядлые друзья-товарищи. Их мотивы понятны, как и понятны желания скрыть личные проблемы и разногласия разума. Дазая съедало странно чувство, словно ему предстоит сразиться в настоящие живые шахматы, где на кону будет стоять душа человека, которого он считал навсегда утерянным в жизни загробной. Неясно ощущался и Накахара, которого Хирацука сопоставили Дазаю и буквально заставили залезть тому в дом, чтобы узнать о новом напарнике то, ради чего все вокруг так помешались. Дазай не знал. Ну, не был уверен, что его догадки верны. Он отпрянул первый, выходя с таким видом, что это Накахара проиграл ему в молчаливой борьбе. — У нас же и было в планах держаться подальше, помнишь? Держи дистанцию. Он скрылся в дверях, оставляя Накахару одного. В помещении, где главные музыканты медленно выплывали на широкую сцену с фоном панорамы города, многие стали подтягиваться к центру или ближе к тому, ради чего, собственно, и пришли — к музыке. Дазай завидел Тачихару, ошивающегося возле скрипачей и болтающего с одной из приглашенных. Он был одет в простую техническую рубашку и брюки и хорошо сливался с остальными звуковиками. Дазай оказался прав, решив поставить его именно в эту часть, потому что от Тачихары нельзя было ожидать тихой работы, а потрепаться и перевести на себя внимание он умел. Гин должна была уже установить в серверной маячок и перетянуть записи с сегодняшнего вечера на мониторы Каякучи-гуми. Она ещё не отчиталась, но Дазай знал, что она всегда подаст сигнал, если что-то пойдёт не так. Ему было нужно, чтобы записи с камер хорошо запечатлели всех тех, кто покажется Дазаю подозрительными. Возможно, ему удастся переговорить с верхушкой, и детальное изучение языка тела при повторной записи поможет хоть чему-нибудь. Нельзя исключать, что достань они внешность кайчо Хирацука, то смогут прижать их гораздо быстрее. Оставалось только найти эту женщину. Накахара сказал, что в том тумане у Саванны это была высокая и статная женщина, которая шла такой ровной походкой, словно балансировала на лезвии ножа. Её силуэт был строгим и приталенным, и Дазай не мог судить, будет она выглядеть так же или подберёт маскировку. То, что она будет здесь, он не сомневался. Слишком много показухи. Он подошёл к сцене и заинтересованно прошёлся взглядом по музыкальным инструментам. Тут собрался знаменитый европейский оркестр, что прям кричало, что Запад и Европа — особая стезя Хирацука-кай. Иногда Дазай ядовито думал, что лучше бы им затеряться в этой чёртовой Европе, где-нибудь в криминальной Катании, чтобы их там всех перерезали в одно касание. Жаль Дазай не обладал способностью перемещать людей в эпицентр катастрофы. Через подставного официанта он получил подтверждение, что Хироцу взял на мушку около пятнадцати предположительных людей Хирацука, а ещё с десяток уже сидели в машине связанные. Неплохо. Он столкнулся с одной молоденькой девушкой, которая неловко ойкнула и поспешила скрыть глаза за чёлкой, опуская голову так неестественно низко к груди, что Дазай мысленно закатил глаза. Ну что за неуклюжая дура. — Простите меня, — тонко, почти пища, проговорила она, и Дазай увидел, как её кончики ушей залились краской просто с поразительной скоростью. Он галантно протянул ей руку и поклонился. — Не переживайте, это мне стоило быть внимательнее к столько милой девушке. — Он отметил, как у той почти пар из ушей валил от смущения. Она вжала шею в плечи и протянула дрожащую руку. Дазай коротко поцеловал ладонь и приободряюще улыбнулся: — Ваша красота не стоит таких смущений. Красотой она не отличалась. Была простой, миловидной и миниатюрной. Волосы обычные, русые, завиты и уложены на бок, светлое платье в пол, которое могло бы красиво смотреться, не сутулься та и не трясись она, как осиновый лист. Она была жутко скована и явно оказалась здесь не по своей воле. Может, её притащили сюда в надежде найти ей достойную партию, может, просто подарили приглашение, а может она решила выйти из зоны комфорта по своей инициативе, и теперь страдала от неё. Короче, Дазая это мало беспокоило. Он отпустил девушку, видя, как та неуклюже брела к столам с напитками. Она осушила сразу два бокала шампанского, и Дазай не сдержал смешка. — А вы льстец, однако, — раздался недалеко от него женский голос. Дазай повернулся. Рядом с ним стояла высокая женщина, одетая в достаточно скромное чёрное платье с вырезом на бедре. Ей было не больше пятидесяти, морщинки умело скрывались за макияжем, волосы — тёмные, медные — перекинуты волной на плечо, предусмотрительно скрытое прямым вырезом, не оголяя ничего лишнего. Выглядела она в сто раз дороже всех здесь собравшихся и держалась на голову выше, и Дазай это ясно ощутил. Он не без скептицизма отметил, что глава Хирацука-кай даже не намеревалась скрыть своей персоны. Она была открыта, и в то же время Дазай почти мог осязать невидимый клинок катаны, упирающийся ему в шею немой угрозой в тёмных глазах. — Иногда нужно сказать то, что хотят услышать, — пожал плечами он. Мимо них прошёл официант, предлагая шампанское и прочий алкоголь. Вообще здесь каким-то моветоном считалось брать виски, но Дазай всё равно взял низкий стакан и сухо поблагодарил. Он не притронулся, продолжал делать вид, что заинтересован массовкой вокруг. — Вам нравится вид отсюда? — спросила женщина, переводя взгляд на широкие окна, в которых пейзаж не изменился за эти три часа ни на грамм. — Быстро наскучивает, — не скрывая незаинтересованности, проговорил Дазай, даже не взглянув. Кайчо кивнула. На её красных губах лежала любезная улыбка. Она сделала глоток шампанского и окинула толпу взглядом. — Не думала, что вы будете действовать по отдельности. Рука, которая держала стакан, сжала стекло покрепче, но внешне на лице Дазая ничего не отразилось. — А я думал, вы будете менее выбивающиеся из толпы. Всем свойственно ошибаться. — И всё же. — Женщина покачала бокал, любуясь колыханием золотистых пузырьков. — Вы пришли. — Сложно не прийти, когда ваши люди почти тянули нас за руки. — О, право слово, извините моих подчинённых, если они были надоедливы. Фальшь её голоса резала слух хуже фальши в расстроенной скрипке у какого-то пацана в первом ряду. Дазай бы поморщился, но он усердно сконцентрировался на всём, что могло показаться ему опасным. Начиная от того самого криворукого скрипача и заканчивая той краснеющей девчонкой. Он проверил зал на наличие фигур, которые бы старательно делали вид, что не знают женщину рядом с ним и его самого тоже. Пока таких не наблюдалось. — Вы хороший стратег, Дазай-сан, — неожиданно сказала она. — Ваши навыки поразительны, многие организации хотят забрать вас. Дазай улыбнулся абсолютно холодной, что хоть ледяные скульптуры делай, улыбкой. — Не многие выдержат моих методов. Кайчо удивительно легко кивнула и свободно раскрыла и без того ровные плечи. — Мне нравится ваш подход — очень интересный и действенный. — Но не настолько, как ваш, — парировал он. — Не каждый глава будет посылать своих людей на смерть только потому, что не хочет садиться за стол переговоров. Женщина удивленно вытянулась в лице. — Вы правда считаете, что я люблю смотреть, как умирают пачками мои, а не чужие подчиненные? — Как я уже сказал, причина, по которой вы это делаете, выглядит весьма безрассудной. Дазай проследил, как пара мужчин спешно покинули помещение, а на их месте появились другие, расхаживающие так, будто они тут уже давно. Акутагава, который был ответственным за все точки отступления противника, кивнул Дазаю из тени и испарился за колоннами. — Будь у меня другой выход, я бы первым делом решила всё старыми добрыми переговорами. Но увы, мои планы не осуществимы простыми словами. — Неужели хваленая дипломатия Хирацука-кай не может найти выход? — Ехидничества не было ни капли. Дазай шёл цепким взглядом по прибавляющимся фигурам и искал в толпе Тачихару, чтобы передать Хироцу указание не ждать чёткого часа и брать всех, кто им нужен. — В отношении Накахара-кай — абсолютно. Дазай остановился, рассеял и перебрал в мыслях все возможные развития этого диалога, склоняясь поддаться тому любопытству, на котором он сюда и добирался. Ходить вокруг Накахары нужно осторожно, но он не уверен, что его выдержки хватит, чтобы не отдать приказ порешать всех в кучу. Тем более, когда он не видел выбивающейся рыжей копны. Он равнодушно пожал плечами. — Наслышан, что вы неровно дышите к этому клану. — Не только к нему. — Кайчо Хирацука была уже не такой расслабленной, и разговор всё больше шёл в опасную степь. Осаму скосил взгляд в сторону звуковиков и заметил пристальный взгляд Тачихары, который очень напрягся. Он вскинул голову в немом вопросе, но Осаму отвернулся и устремил взгляд в окно. Этого должно хватить, чтобы Тачихара расценил и принял во внимание, что дело дрянь. Женщина продолжила, превращаясь в сплошной стальной силуэт: — Вы, Дазай-сан, очень ценная фигура, и мне не хотелось бы портить с вами отношения, а потому я буду откровенна: да, нам нужен наследник Накахара-кай, которого Каякучи-гуми украли и подвергли наши кланы большой опасности. Я в долгу перед его семьёй. Накахара Чуя в рядах Каякучи-гуми может навести больше бед, чем наши жалкие разборки. Дазай дослушал часть предложения исключительно на автомате, и, наверное, его мозг запомнит это и вклинит в будущие размышления, но пока он окаменело застыл, слыша, как кровь шумела в ушах. Чуя. Вот как его звали. Коротко, шелестяще, едва оседая на кончике языка. Дазай хотел проклясть Хирацука-кай и их кайчо за то, что раскрыли очередной свой козырь и ударили в солнечное сплетение железным кулаком. Он успел почувствовать весь спектр своих скудных эмоций в одну секунду: удивление, шок, понимание, гнев, что не узнал это лично от Накахары, отрицание, что Хирацука намеревались притянуть к нему свои лапы. Массу всего. Дазай не дёрнул ни единой мышцей на лице, а только склонил голову к плечу. — Вы считаете, что кто-то не сможет переплюнуть ваш безжалостный подход к подчинённым и организациям? Боюсь, Накахару держат в ежовых рукавицах, уж мне ли не знать. Женщина зыркнула на него с таким неприкрытым гневом, что могло стать дурно. — Всякая власть — какой бы она ни была, — есть источником отчуждения. Если хотите, можете дальше верить, что держите всё под контролем, но не забывайте, что в моих руках лежит душа Оды Сакуноске. Мне придётся заставить вас поменять решение и подойти к вопросу уже под крылом Хирацука-кай. Дазай стоял истуканом до этого, да? Теперь его парализовала жажда захлопнуть пасть этой надоедливой дряни и желание увидеть, как она захлебывается в собственной луже крови от перерезанного горла, выдранного языка, сломанной челюсти — да от всего на свете. Женщина перед ним стала всего лишь кроваво-красным пятном, которое Дазай страстно хотел размазать по этому чёрно-белому полу. — Каким образом вы получили путь в загробный мир? — спросил он. Несмотря на разбушевавшиеся чувства, он по-прежнему держался очень ровно. — Сродни фантастики, в такое трудно поверить, знаете ли. — Конечно. Мои подчиненные обладают очень интересными дарами, мы ценим возможность быть незаметными. Но отвечая на ваш вопрос, Дазай-сан, я могу лишь сказать, что пока я держу Сакуноске у себя, вы можете помочь мне и тогда я могу воскресить его, если пожелаете. Воскресить. Боже мой, какая чушь. Дазай ни за что не купился бы на такой дешевый трюк. Он никогда не пойдёт на поводу собственных эмоций и не поддастся слабо вякающей надежде, где-то далеко прибитой к могильной земле. Он улыбнулся ненастояще, просто ужасающе неестественно, и мягко проговорил: — Боюсь, я не верю ни единому вашему слову, Хирацука-сан. У вас дурная слава, чтобы я следовал за вами. — Мне не хотелось этого делать, но… — Она грустно покачала головой и уронила бокал с почти нетронутым шампанским. Он рассеялся, не коснувшись пола, испарился в зеленых искрах и провалился в пространство. — Как я уже сказала, мы ценим быть недосягаемыми, а потому я могу вести беседу с вами, даже не находясь здесь на самом деле. Удобно — я могу использовать свою способность дистанционно, и вы не сможете её обнулись. Сердце бешено забилось, когда Дазай окинул зал и сокрушенно понял, что по полу, точно сквозняк, медленно тянулся зеленый туман, окольцовывая каждого, до чьей ноги доставал. Вот же гадство. — Удачи, Дазай-сан, берегите Чую. Она рассыпалась на микроскопические тысячи пиксели и оставила после себя только хаос, который окутывал Дазая хуже тумана, медленно движущегося в сторону сцены. Он широко раскрыл глаза и всмотрелся в толпу с такой надеждой, с какой никогда ещё его чёртово сердце не ёкало. Его трясло от мыслей, что прямо сейчас он терял контроль над ситуацией и мог разрушить абсолютно всё. Если он засветится здесь и об этом узнает Мори, если он выберется один или с парой тройкой своих людей, если… Где-то недалеко, почти у самого края облаков, Накахара отскочил от стремительно приближающейся змеей зелени. Он поймал взгляд Дазая — на лице сразу появилось такое явное облегчение, будто Накахара не видел того несколько лет и вот теперь они наконец встретились. Он пересек с расстояние с помощью гравитации, не заботясь о паникующих гостях. Влетел в Дазая и дёрнул того за грудки, заставил наклониться и сровняться носами. Он прошипел: — Какого чёрта ты натворил, ублюдок?! Дазай не сдержал ухмылки, но быстро подавил в себе растущее желание поехидничать. — Переговорил с кайчо, и теперь она всех убьёт. — Ты что?! Накахара ошарашено открывал рот и почти матерился, но делал это неосознанно молча от неверия. Он опять тряхнул и прорычал в губы: — Как прикажешь выбираться из этого дерьма? А? Осаму поддался легкому порыву и потрепал аккуратно уложенные волосы. — Ты ж у нас пианист, давай, дуй на сцену и держись рядом, я всё разрулю. Накахара был ещё более ошарашенным от неожиданно выброшенного факта о его скрытых от посторонних талантов, он даже отпустил помятый пиджак и уставился так хмуро, что почти закрыл бровями злые глаза. — Я потом с тобой разберусь, — бросил он и ринулся к сцене. Дазай последовал за ним. К тому времени музыканты перестали играть и удивленно смотрели на происходящее. Чуя — о боже, неужели теперь Дазай мог позволить себе так его называть? — откинул ничего не понимающего парня в смокинге и присел за рояль. Он даже не заострил внимание на нотах перед собой, отшвыривая их туда же, куда и пацана. Дазай появился по левую сторону, держа в руках скрипку, которую тоже с большой вероятностью «позаимствовал» у испуганной скрипачки. — То последнее у тебя в тетради, — сбивчиво проговорил он. — Сыграй это. Времени думать, откуда Дазай прознал про листы с нотами, у Накахары не было, а потому он послушно кивнул, надеясь, что уж этот план Дазая оставит их целыми хоть на крохотное мгновение. Чуя нервничал, Дазай видел, как дрожали пальцы того и как он озирался по сторонам, приходя в ещё больший нервоз от приближающегося тумана, который медленно валил с ног всех приглашенных: они падали в неестественные позы, сворачивались в клубки, лежали прямо, как в гробах и тонули в уплотняющемся болоте. Многие музыканты растерянно повыскакивали с мест и испуганно пятились к окнам, плотно закрытым и не имеющим системы распахивания. Зачем она нужна на высоте в тридцать этажей? Дазай окрикнул Чую и кивнул тому: — Верь мне. Накахара вздохнул и сжал кулаки. Он зажмурился, стараясь унять свои эмоции, а затем выровнялся и раскрыл руки, делая взмах. Первые ноты оглушительно громко заполонили пространство, отскакивая от стен. Дазай удовлетворённо прикрыл глаза — всё-таки Накахара отлично умел давить в себе смятение — и положил скрипку на плечо, подстраиваясь под ритм. Он плавно провёл смычком по струнам и качнулся вперед. Его спина приняла идеальную осанку, мерные и хорошо выверенные движения легли на мелодию так, будто он сам выписывал все эти фа-диез и ля-бемоль. Звучали они… красиво. Слажено, так, будто это они с Чуей приглашённые музыканты, а не та кучка забитых людей у окна. Наверное, потом Накахара ему голову откусит. Накахара повернулся к Дазаю и удивленно распахнул глаза, завороженно смотря, как из-под смычка выходили сияющие невероятным светом голубые полосы. На лице того застыло ошарашенное понимание, что делал Дазай. Полосы оплели его руки, соединились с кожей и обволокли небывалым спокойствием всё вокруг, приглушая звуки. Они тянулись серебряными нитями по струнам, растягивались и устремлялись в потолок гордыми ласточками. Лицо Дазая, умиротворённое и сконцентрированное одновременно, подчеркивалось потрясающим инеем на ресницах, хрупкими льдинками на щеках и улыбкой, от которой Чуя затаил дыхание и на короткий миг замер, предоставляя Дазаю буквально сольную партию, а затем снова забил пальцами по клавишам, спохватившись и врезав себе в мыслях. Он никогда не видел такой потрясающей картины. Дазай казался настоящим ледяным принцем с его этими рассеивающимися лентами. Чуя прям видел этот грёбаный стелящийся по полу призрачный плащ. Он окутал стоящих в оцепенении музыкантов у окна, заблокировал возможность подобраться туману к ним. Ну и кто после этого принцесса, а, чёрт возьми? Чуя видел, как ленты принимали самые разные формы и раскрывались, поглощая всю зелень, мешаясь с ней точно акварель в воде, превращали пол в лазурное море. Он чувствовал, как пальцы сами перебирали по клавишам, пока он сокрушенно пялил на Дазая. Чувствовал, как его способность подталкивала Чую, и он не поверил своим глазам, когда всё же глянул на руки и увидел, что из-под его пальцев, облачённых во вторые, сияющие перчатки, текли те же чистые ленты. Они плыли в общую массу, как притоки в огромный Тихий океан. Буквально — Дазай заставил Чую стать умножением, дополнением его обнуления. Охереть можно. Дазай смотрел на него. Глубоко, пронизывающе. Смотрел и одними глазами говорил, что всё в порядке. Он был поразителен, Чуя подумал, что Дазай слишком самоуверен в своём этом величие и мощи, которую излучал, будто пытался покрасоваться. Выпендрежник чёртов, но да, это было эффектно. От переизбытка нервозного адреналина Чуя чувствовал, как у него закладывало уши. Его голова гудела, мысли дрались и не давали прийти к холодному спокойствию, что пробиралось под рёбра. Способность Дазая пыталась вымести это из Чуи, а ещё она пыталась утянуть всё вокруг в свой новый ледяной дворец. Они продолжали не отрывать взгляда, когда всё вокруг постепенно приходило в норму и становилось цветным, пафосным и не таким изящным, завораживающе-страшно красивым. Звуки становились отчётливей, и теперь Чуя слышал, как некогда наполненное мелодией пространство погружалось в усталые стоны, кряхтения и ужасно раздражающие всхлипы изнеженных гостей. Всё длилось быстро, но Чуя чувствовал, как прошла вечность прежде, чем Дазай сам отвёл взгляд и устремился со сцены. Их ждали у входа Хироцу и Акутагава, очень нервные и перемазанные в грязи и крови. Дазай прошёл к ним и похлопал по плечам, призывая убираться отсюда к чёртовой матери. Он проследил, как медленно перебирал деревянными ногами Накахара и, быстро сократив расстояние в три шага, схватил того за предплечье. — Шевелись. Воздух на улице, жаркий, пропитанный грозой и порохом, щекотал горящие адреналином щёки. Осаму покосился на семенящего за ним Накахару и предположил, что у того, вероятно, шоковое состояние после выходки, которую он учинил. В конце концов, в оправдание себе, Дазай и сам не думал, что ему придётся действовать таким способом. Он никогда не прибегал к этому в полной мере, но в развернувшейся ситуации, как бы ни было стыдно признавать, он запаниковал. Повёл себя не как лучший вакагасира в Йокогаме, не как самый лучший стратег. Он засветился и подставил не только себя, но и Ящеров. Люди, что видели всё это, могут растрепать обо всём, и уже к завтрашнему — вернее сегодняшнему — утру у них не останется и шанса уйти от Мори «за океан». Он остановился, и Чуя глупо врезался в его спину. Крутанувшись на пятках, Дазай окинул взглядом Хироцу. — Докладывай. Мужчина поклонился, хотя Дазаю сейчас было не до формальностей. — Нам удалось взять около двадцати солдат. Примерно одна треть остальных сами покончили с собой, некоторые скрылись, а некоторые надышались тумана и впали в сон. — Туман был где-то ещё, кроме главного зала? — Да, на нижних этажах он тоже распространился, но ваша способность вовремя его заблокировала, и нам удалось вытащить Гин и флешки раньше, чем до неё добрались бы члены Хирацука-кай. Дазай кивнул. Хоть какая-то приятная мысль. — Что со свидетелями? — Тачихара займётся ими. Также Хигучи попытается удалить любое упоминание Каякучи-гуми в сегодняшней ночи. Нам нужно только договориться с несколькими людьми — и ваша конфиденциальность не будет затронута, Дазай-сан. — Приступай. Хироцу исчез, растворился в заплывшем тучами небе. Акутагава, стоящий поодаль и успокаивающий кровожадно скалящего Расёмона, мрачно смотрел на него. — Если есть, что сказать — говори. Он закашлялся, и Дазай даже не взбесился, как всегда это делал — просто устал уже. — Я не успел доложить вам, Дазай-сан, но Накаджима получил странный конверт за полчаса до того, как вы отдали приказ устранять Хирацука-кай. Ну просто блеск, какое потрясающее завершение этого отвратительного вечера. — Прекрасно, — процедил он. Акутагава отшатнулся и покосился на мирно наблюдающего за закипающим Дазаем Накахару. Может, с Накахарой Дазай ничего не сделает, но вот оторваться на своем ученике он может в полной мере. — Как я рад, что этот сопляк получает все эти чёртовы знаки. Мне начинает казаться, что он скоро станет нашим центром соединения с Хирацука-кай. Может, нам стоит повесить на него свою записку и передать её? М? Хороший голубь мира выйдет. Накахара, стоявший и делающий весьма отрешенный вид до этого момента, с настороженностью приподнял брови. А затем пренебрежительно фыркнул: — Остынь, придурок. Не первая лажа, не она последняя. Если хочешь побеситься — иди и поори на пустыре. Рюноскэ хотел провалиться сквозь землю от того, как спокойно эти слова дались Накахаре. Вряд ли бы сам Акутагава когда-нибудь позволил бы себе такую вольность. Он пусть и не был высоким ценителем своей жизни, но связываться с Дазаем — себе дороже. Он потупил взгляд в серый асфальт и подбуцнул ботинком камешек. — Акутагава, — позвал того Накахара, — дуй к Накаджиме, мы приедем через пару часов. Он кивнул и скрылся за первым поворотом. Дазай повернулся и быстро окинул взглядом Чую — всё ещё непривычно даже в мыслях думать и применять это имя по отношению к вот этому человеку. — У тебя свои планы? — поинтересовался он. Накахара качнул головой и неопределенно махнул рукой. — Нам нужно проветриться. Дазай не спорил, ему не помешало бы остудить голову и упорядочить всё произошедшее в более-менее приличные мысли. На этот раз он последовал за Чуей, с интересом рассуждая, куда тот собрался их вести. Они сели в неприметную машину, которую оставили в начале вечера на уличной стоянке в паре улиц отсюда. — О чём вы говорили? — спросил Накахара, выезжая на оживленную дорогу. Осаму неожиданно понял, что управление машиной передавалось Накахаре автоматически и Дазай садился за руль только в редкие моменты, когда у Чуи уже не хватало концентрации от длительной работы. Он был очень выносливым, но из-за вечно лезущих в его рыжую голову ненужных мыслей его энергия расходовалась значительно быстрее. Дазай прочистил горло и повернулся к окну, наблюдая за фонарями и быстро смазывающимися зданиями. — Хирацука предлагала перейти к ним. — Офигеть. Остановились на светофоре. Чуя повернулся к Дазаю и положил локоть на руль. — А ты что? Дазай фыркнул так, будто его обидели и назвали самым гнусным оскорблением. — Естественно послал. Накахара хмыкнул и двинулся. Они ехали в сторону пляжа, Дазай понял это, когда пейзаж сменился на более промышленные виды. — И она просто зазывала тебя, как сектант или у неё была весомая цель? — Недовольство, что Дазай не дал внятного ответа, вызвало легкую усмешку. Всё-таки Дазай ещё сам не разобрался во всём, а уже должен выложить Чуе — как непривычно — всё и сразу. Дазай задумчиво закусил щеку. Стоило ли говорить, что Хирацука намерены выпихнуть Чую вместе с Дазаем из Каякучи-гуми? Стоило ли вообще говорить, что та открыто назвала имя, которое Накахара старательно скрывал и пытался таким образом укрыться от Дазая? Если Осаму скажет, то каков шанс того, что этот непонятный сгусок запутанных эмоций сбежит за моря, побоявшись невесть чего? О, да все сто двадцать процентов. — Она предложила мне занятную вещь. — И какую же? — Боюсь, я должен сначала выяснить кое-что прежде, чем смогу всё рассказать. Чуя нахмурился, мрачная полоса оттенила лицо, и он покрепче сжал руль. Он не ответил, но Дазай почувствовал что-то вроде обиды или горечи, осевшие у него на плечах. Это, думал Дазай, смотря как они подъезжали к пустынному пляжу, пока лучшее, что он мог ему дать. Они остановились, но Накахара помедлил выходить первым, смотрел всё ещё прямо и плотно сжимал губы, словно хотел что-то сказать, но так и не решался. Он захлопнул дверь и пошёл к методично бушующему морю. Запустил руку в волосы и разлохматил безупречную укладку, расстегнул пару пуговиц на рубашке, снял пиджак и откинул на песок. Дазай смотрел на его действия через стекло и ждал чего-то. Он продолжал наблюдать, как Чуя потирал руки, сжимал и разжимал кулаки, будто проверяя не отнялись ли пальцы. Он выглядел потерянным и даже немного обескураженным, хоть и старательно делал вид, что присутствие Дазая он не ощущал и не чувствовал прожигающий лопатки взгляд. Осаму вышел из машины. В нос ударил морской резкий воздух. Ветер, недостаточно сильный, но нёсший бурю, сразу подхватил вьющиеся волосы и заставил чёлку противно защекотать глаза. Осаму последовал примеру Чуи и смахнул рукой волосы, пытаясь отбросить пряди назад. Он тихо подошёл и поравнялся плечами. Проследил, куда смотрел Накахара и тоже принялся разглядывать волны, почти не блестящие от отсутствия звезд и луны. Они были тёмными, пропитанными резкостью, и больше походили на опасный водоворот, тянущий на самое дно, чернеющее где-то там вдалеке. — Ты узнал у неё что-нибудь про Накахара? — Голос Чуи на удивление был спокойным и даже немного усталым. Дазай подумал с пол минуты, а потом покачал головой: — Только то, что она чем-то обязана Накахара-кай. — Занятно. — Помолчав с пару минут, он добавил: — Её мотивы кажутся тебе благородными? Я имею в виду, она опиралась на какие-то факты, что всё это не ради власти? Дазай уставился на него, как впервые увидев. Он растерянно кивнул и невнятно проговорил: — Она говорила, что твоя персона в Каякучи-гуми ставит всех под угрозу. — И нахмурился: — Почему ты спрашиваешь? Мы с тобой не затрагивали эту тему. Чуя, всё это время неотрывно пяливший на волны, взглянул на Дазая очень насторожено, будто он поймал что-то очень занятное и крайне сложное. — Потому что мне кажется, что меня дурят. У Осаму мысли как-то все вылетели из головы разом. Он, наверное, выглядел нелепо, не моргая и смотря сквозь Накахару. Но в его сознании медленно двигались шестеренки, и он старался смазать их хорошей порцией холодной проницательности, чтобы наконец получить реальные результаты своего хваленого супермозга. — Объяснишь? Чуя набрал в лёгкие просто огромное количество воздуха. — Мори руками прошлого босса убил моих родителей одиннадцать лет назад. Ему нужен я. — Он посмотрел на Дазая, который заморгал ещё более глупо, и несколько раздражённо цыкнул: — Моя способность, и раз Аро мёртв, то он в курсе, кто настоящий носитель. Дазай напрягся. По спине пробежал неприятный холодок, напоминающий, что он всё-таки не знал о жизни Накахары в клане почти ничего. — Зачем? — хрипло спросил Дазай. — Не знаю, но ему не давало это покоя до четырнадцати, пока у Аро не появились отголоски гравитации и он не обратил всё внимание на него. Теперь вся сила у меня. Ты понимаешь, что это значит? Дазай не ответил. Во рту разом стало сухо, и вязкая слюна не давала и слово вымолвить. Он складывал все слова Чуи в отдельную коробочку с пометкой «особо важное» и старался не упустить даже одного короткого смешка. — Но вот, что меня смущает до сих пор, — медленно, Чуя осмотрелся вокруг и поджал губы, — в том письме с адресом книжного Хирацука настоятельно требовала держаться подальше от Мори. Говорила, что он что-то задумал, но резона верить что ей, что Мори у меня нихера нет. Я буквально знаю, какие у Мори на меня виды. Я же был в той ебучей лаборатории, меня ничем, блядь, не удивить. Ей, вероятно, следовало бы лучше почитать о моей жизни в Каякучи, потому что я всегда в курсе, что от меня хочет Мори. Мотивов только понять не получается, чего она так мой зад спешит прикрыть. — Мне кажется или ты намекаешь, что нам стоит выслушать кайчо Хирацука ещё раз? Чуя неоднозначно передёрнул плечами. Дазай не знал: то ли от резкого порыва ветра, то ли от странной мысли. — Я бы хотел встретиться с ней лично. — Исключено. Осаму прикусил язык. Он сказал это слишком резко, так, будто имел какое-то влияние на действия Накахары. Боже, да у них союз трещал по швам, о каком влиянии идёт речь? Они держались только на мысли отомстить Мори, но вот, пожалуйста — не сходились во мнениях относительно Хирацука-кай. Чуя считал, что настороженность везде — неплохо, но лучше внедряться с головой в проблему. Именно поэтому он намеревался увидеть воочию женщину, которая собиралась прижать их за горло. Дазай считал это безрассудным и именно это он и сказал: — Ты не можешь считать из-за одного только письма, что Хирацука-кай — хорошие дяди и тёти, и к ним можно садиться в машину, — ядовито выплюнул Дазай. — Ну с тобой же я катаюсь в одной машине, — в тон ему съязвил Чуя. — Доверия едва ли больше. Дазай почувствовал странный укол, зло уставился на Чую и дёрнул его за рукав. — Я вообще-то рискую многим ради того, чтобы твоя шкура была подальше от этого клана, но ты решил поумничать и ринуться к ним, стоило этой дуре сказать, что она обязана твоей треклятой семейке. Накахара вывернул руку и отошёл на несколько шагов, готовый в любой момент блокировать выпады Дазая. — Держи свой ебучий язык при себе. Я не нанимал няньку, поэтому можешь валить и делать всё, что вздумается. Хоть сегодня же пристрели Мори и ополчи против себя всю сраную Йокогаму. Давай, если думаешь, что только ты один у нас тут переживаешь личностный кризис. Они сверлили друг друга тяжелыми взглядами, от которых песок возгорелся бы вот прямо сейчас. Никто не уступал в позициях и от этого становилось гаже всего, потому что драться так они могли долго, но так и не придя ни к какому дельному решению. Дазай не жалел о своих словах, но, возможно, он думал, что сдержанность его покинула, потому что кайчо Хирацука-кай посягнула на то, что не стоило трогать, и теперь Дазай был хуже спички, готовый поджечь любого, кто окажется с ним рядом. С одной стороны хорошо, что рядом был только Накахара, уж его-то поджечь будет труднее всего. Капли дождя упали на нос, и они оба растерянно подняли головы к небу. Всепожирающая темнота оглушила раскатистым громом. Она ударила по ушам и мыслям, заставила прийти в себя. В первую очередь у них есть обязанности, а выяснять отношения — последнее, что им было дозволено. Накахара молча пошёл к машине, даже не посмотрев, двинулся ли с места Дазай. Возможно, думал тот, Чуя надеялся, что в этих пятнадцати метрах Дазай затеряется, и они перестанут действовать друг другу на нервы. По несчастливому случаю, пока они не могли остаться каждый со своими мыслями. Им предстояла вылазка к Накаджиме, который в очередной раз доставил им неприятности. Дазай не знал, реально ли пацан был такой невезучий, что приносил одни проблемы не только приюту, а всем, кто был в радиусе его досягаемости. И тем не менее, он был огромной ключевой фигурой, которую Хирацука-кай пихали, как коня на шахматном поле, зная, что останутся в безопасности, но нанесут очередной урон, всё ближе подбираясь к королю. Бесило? Да. Хотелось ли убить кого-нибудь, а желательно разносчика проблем? Конечно, вот только которого? Они добирались молча, но слышали негодование друг друга даже через орущее радио. Дазая позабавило это, он с ехидством покосился на прикручивающего громкость Накахару, которой будто пытался так заглушить всё вокруг, но у него не получалось, и от этого его самообладание, не настолько крепкое, как у Дазая, сыпалось старой штукатуркой. Признаться, Осаму даже хотел выключить и сказать, что это всё бесполезно и что Накахаре нужно просто принять, что они не должны вестись на поводу у каких-то там домыслов. Однако, Осаму размышлял, что такой генератор мыслей не мог прийти к встрече с Хирацука вот так вот легко, только услышав, что та настроена «с миром». Нет, определенно были и другие факторы помимо письма, которые зародили в нём эти мысли раньше. Сегодняшний вечер просто завершил цепочку и выдал вывод из всего прошлого. Дазай раздосадовано понял, что ему придётся с силой вытягивать из Накахары информацию, давя на его гордость и другие уязвимые точки — по-другому просто никак. Машина остановилась у комплекса среднего класса, при котором была наземная парковка на скромное количество машин и всего около пятнадцати этажей с квартирами. Место здесь Дазай выбирал в тайне от Мори, поэтому за неприкосновенность Накаджимы он ручался железно. Лифт двигался медленно, еле перебирал своими тросами, как будто в кабине был весь его максимум в пять сотен килограмм. Дазаю было смешно с того, как Накахара демонстративно отошёл в угол и всем видом показывал, что даже эта поездка вызывала в нём отвращение. Ну и пусть. Квартира, в которой обосновался Накаджима Ацуши, была в четыре раза больше его прошлой конуры. Здесь было две комнаты, просторная кухня, гостиная и отличный ремонт. Ничего старого или традиционно, абсолютно комфортная стандартная жилплощадь, которая располагала с себе. В первый раз, когда они пришли к мальчишке, тот дрожал от напряжения и двигался так сковано, что самому хотелось подойти и поставить его ровно, как какую-то куклу с севшими батарейками. Осаму осмотрел коридор, отмечая, что кровавые и пыльные ботинки Акутагавы уже стояли на выбивающейся из общей картины циновке. Этот Накаджима решил всё же внести толику своего непонятного видения на уют. Он прошёл в комнату, в которой горел свет, и увидел, как Накаджима, сидящий на диване, пытался силой взгляда открыть средней набитости крафтовый конверт на низком журнальном столике напротив. Акутагава расхаживал по комнате и колыхал своим плащом занавески. Оба подчинённых замерли, синхронно поворачивая головы. Словно сурикаты, придурковато моргая поочерёдно. — Дазай-сан, Накахара-сан. — Рюноскэ принял стойку, кланяясь и прижимая руки вдоль туловища. — Избавь меня, — кинул Накахара и устало плюхнулся рядом с Накаджимой. Мальчишка опасливо скосил взгляд и пододвинулся подальше, всё ещё не решаясь находиться так близко с тем, кто его несколько дней назад заставил нещадно попотеть на тренировке. Накахара решил посмотреть на методы Акутагавы и пришёл к тому же горькому выводу, что и Дазай, — Акутагава обречён, он никудышный учитель. Тогда Дазай с неприкрытым интересом засматривался, как его напарник песочил Акутагаву за расточительство ящиков склада, где они тренировались, и за полное непонимание, что способность Ацуши не являлась дальнобойной. Осаму тогда смеялся, смотря, как Накаджима устал до той степени, что оставил свои ноги в тигриной форме и распластался пузом на земле, тяжело дыша. Сейчас Дазай не смеялся. Он осмотрел коротко комнату и отметил, что эта парочка даже чай не выпила за время, пока их начальники возились со своими тёрками. Ну что за потерянные дети. Он ушёл на кухню, порыскал по полкам в поисках любой фигни, которую можно бросить в кружку и залить кипятком. Включил чайник и принялся ждать, оперев спину о столешницу. Из комнаты доносились голоса, но ни один из них не звучал возбуждённым, и Дазай предположил, что ничего важного они пока не обсуждали. Он взглянул в окно, залитое каплями нахлынувшего ливня, поёжился, осознавая, что в машине было ужасно сыро, и он, о ужас, продрог, пока они добирались с другого конца города. Почему Чуя решил, что остановиться на пляже где-нибудь почти под Йокогамой хорошая мысль? Ужасно. Он потянулся к щёлкнувшему чайнику и нелепо уставился на две приготовленные чашки. Он ставил одну. Точно помня, как звенела единичным стуком керамика о стол. Шутки про сбой в матрице будут актуальны? Чёрт знает что. Похоже, думал Дазай, разливая кипяток по кружкам, ему не помешало бы что покрепче, но из крепкого тут только подержать два пакетика чёрного чая десять минут и получить чифир. Перспектива так себе. Он вернулся в комнату, на пробу протянул Накахаре чашку, и тот принял её без малейших раздумий, а Дазай хмыкнул, что с головой у него всё в порядке, и это был гравитационный фокус, сел на пол перед столиком, решая, что он вполне неплохо устроится на расстоянии. — Итак, докладывай в сокращенной версии, — сказал он Акутагаве. — Накаджима получил звонок с просьбой забрать посылку для вас, Дазай-сан. Она была недалеко от прошлой квартиры. — Ты пошёл туда один? — Дазай окинул мальца взглядом, так и кричащим: «ты самоубийца даже больше, чем я». Накаджима неловко поёрзал, складывая руки на коленях, как нерадивый школьник. — Ну, вы же говорили, что мне стоит научиться быть собранным и принимающим любые проблемы с высоко поднятой головой… — Мы не имели в виду, что тебя должны за эту голову поднять и придушить кто-то из врагов, — закатил глаза Накахара. Дазай ушёл в свои ненужные мысли, что пока не может свыкнуться, что у его напарника есть имя. Какой абсурд, оно будто было центром его вселенной, если каждый раз, смотря на… Накахару, Дазай думал, что теперь он для него открыт чуть больше, но не по своей воле. Почему-то от этого становилось жгуче неприятно. Дазай проследил, как тот медленно отпил чай. Перевел взгляд снова на Ацуши. — Хорошо, в этот раз тебе повезло, но не надейся, что удача, которой, как мы все видим, ты не сильно нравишься, подарит тебе ещё один шанс. Думай своей головой, Накаджима. — Да. — он решительно кивнул. Осаму устало стукнул чашкой о поверхность, поставил локоть и потёр глаза. Часы, которые висели над диваном, показывали начало четвёртого, за окном тучи тянулись непроглядной тьмой, капли били по водостоку и подоконнику. Но Дазай увидел, что среди этой мрачности небо становилось на крохотную часть светлее. Им нужно уйти и добраться до квартиры Накахары раньше, чем настанет полноценное утро. Времени было мало, поэтому он потянул руку к конверту и применил способность на случай, если что-то внутри было защищено магией. Хах, магия. Они что, в средневековом фентези? Накаджима неуверенно — а когда было по-другому? — встал и обошёл диван, предпочитая остаться в углу у окна. Акутагава же только придвинулся поближе напротив Дазая. Ему не привыкать видеть ужасные вещи вот в таких письмах. Осаму, не понимая, зачем, взглянул на Накахару и был сбит с толку, что тот неотрывно пялил на его руку, держащую конверт. Он даже не моргал, кажется. Смотрел и был где-то в своём мире. Странная реакция. Осаму подцепил край бумаги и принялся рвать специальное место склейки, пытаясь предугадать, что на самом деле могло находиться в этом конверте и почему Хирацука-кай продолжили свои поползновения. Он просунул руку и нащупал твёрдые переплёты, похожие на книжные, достал и нахмурился. Перед ним оказалась рамка, под стеклом которой было изображение простой чёрной пешки. Под картоном что-то шуршало, и он положил на стол, медленно раскладывая находки. Лист с вырезкой из какой-то книги или справочника, объясняющий, как может ходить пешка, пересекая поле и модифицируя в более сильную фигуру. Далее — скромные отрывки каких-то старых, повидавших виды уже тетрадных листов, Дазай прищурился, по одному только мелкому и аккуратному очертанию иероглифов догадываясь, чей это был почерк — он сам дарил эту тетрадь тому человеку. Он ощутил, как ледяная ярость окутала всё тело и сковала плотно сжатую челюсть. Хирацука издевалась над ним. Нагло и не скрывая. Она знала, что на вечере не сможет и слова сказать, чтобы Дазай внял ей и сделал «правильный» выбор. Она с самого начала собирала эту посылку, чтобы в очередной раз подчеркнуть, как хорошо она изучила его психологию. Буквально апперкот, чтобы он упал и захлебнулся собственной ничтожностью. Она выдвигала ультиматум, такой ужасно гнусный, что, кажется, Дазай был готов и правда разрушить всю Йокогаму за раз. Он впился пальцами в пустую коричневую бумагу, скомкал её до безобразия и продолжил смотреть на всё то, что демонстрировала перед ним Хирацука. Какая же сука, думал он. Если он встретится с этой женщиной ещё раз, то пустит ей пулю в лоб прежде, чем она сможет вякнуть и вставить своё поганое слово, что делает благое дело и не имеет скрытых помыслов. Чушь собачья. — Дазай. — Голос Чуи был отстранённым, он всем видом показывал, что не впечатлен, но когда Осаму повернул к нему голову, то увидел, как прозрачна была его маска, и за ней просвечивалось беспокойство. Чуя встал с дивана и подошёл к столу, рассматривая то, что стало причиной внезапной смены настроения. Он не изменял своей привычке хмуриться, осматривая предметы, как древние артефакты. — Похоже, это и правда только тебе, — сказал он разочарованно. Он не был в восторге, ведь это значило, что Дазай ни за что не расскажет, какой смысл скрывался за всей этой шахматной чепухой. Оставит все свои гениальные мысли при себе и просто заставит Чую принять какой-то факт как должное. Дазай сгрёб всё найденное в кучу и поднялся, пихая листы подмышку. — Не переживай, принцесса, я обязательно поделюсь выводами и не брошу тебя в неведении, — сказал он с напускной беспечностью. Накахара снова посмотрел на него как-то непонятно, как-то напряжено и немного колеблясь. Опять. Он явно что-то хотел, но молчал. И раз так, то Дазай не будет пытаться выяснить, что, потому что Накахара сам всё скажет, когда придёт время. Ну, вякнуло что-то гадкое, или Осаму узнает об этом от кого-нибудь другого. Плевать на самом деле. Они ушли из квартиры, не сказав ничего подопечным. Просто оставили их, приказав ждать поручения после.