Архонты: моральный кодекс якудза

Чуя в дерьме. Естественно, Чуя в дерьме. Он знал это. То, что он встрял во что-то очень серьезное, Накахара понял в день смерти брата. Как? Очень даже интересным и неординарным способом — почувствовал, как часть его силы, которая будто дремала в спячке, вырвалась на свободу и в одно мгновение разрушила офисное здание, не оставляя ни одного кирпичика и превращая его в груду серо-красной крошки. Пострадавших не было — ночь как ни как, но Чуя остро почувствовал ту необузданную силу, открывшуюся дикой рекой, сорванной дамбой, шлюзами. Его тело сотрясало лихорадками и неконтролируемыми выбросами гравитационных красных дыр, поглощающих кусты, деревья, лавочки — да всё, что только встречалось на пути к дому. Кости хрустели, звенели и были на грани разорваться на щепки, уничтожая всего Чую, который задыхался от накатившей волны непонятно откуда взявшейся неспособности контролировать гравитацию. В ту ночь он дополз до своей скромной квартирки, вытирая красные дорожки под носом и сплевывая сгустки крови. На руках выступали пульсирующие толстые вены, и кожа, не готовая к высокой нагрузке, расходилась в ссадинах и царапинах. Он никогда не видел ничего подобного, и это было жутко. Жуткая неизвестность и непонимание происходящего ухудшали трезвость мысли и объективное оценивание, вводя в панику Чую. Он балансировал на грани впасть в безумие от пожирающего его чувства безграничности и закипающей жажды стереть с лица земли Землю, упрямо задавливая монстра, подбивающего распахнуть врата Ада. Той ночью Чуя унял способность только чистой силой воли. Стальной и острой, как катана, он выдрал шумящий поток безобразных мыслей, подталкивающих к таким отвратительным вещам, что Чуя никогда бы не озвучил под сотнями дней беспрерывных пыток. Хуже, что среди них были и слова, которые разрывали ему губы в попытках стать озвученными, и что-то подсказывало Чуе, что произнеси он — и ярость уничтожения станет безграничной. Он убил ту ярость вездесущим упрямством и жаждой не уничтожать, а победить. Ночь, когда он почувствовал какова суть его способности, отпечаталась в сознании крепко-накрепко, засела глубоко под корку и ни разу не была забыта. Тогда же он увидел сон. Видение, воспоминание. Чёрт разберёт, что это. Его озарила теплая волна тех времён, когда он был совсем мальчишкой, бегающим от грозного отца и прячущимся за маминым платьем. — Уж я тебе уши надеру! — кричал отец скорее для пущей убедительности, нежели и впрямь злился на проделки сына, которые тот учинил, пока мужчина спал. Он вернулся с работы под утро и устало завалился на диван в гостиной, не найдя сил дойти до спальни. Мальчишка, вскочивший с первыми лучами солнца, радостно принялся развлекать себя, решив использовать отца в качестве живого холста. — Не надерешь! Тогда у вас не будет меня! — Чуя высунул язык. — Правда, оставь ты его, Кэнсукэ, — добродушно отзывалась женщина, за юбкой которой спрятался пятилетний мальчишка. — Ты был не лучше в его годы. — Я должен хотя бы попытаться, — обреченно пожал плечами отец и отмахнулся. — Если бы мой отец так воспитывал меня с братом, то представь, кем бы я вырос? — Да, но других детей у тебя нет, поэтому будь счастлив, что этот шедевр не нарисован в твоем паспорте, — заливисто засмеялась женщина, любуясь разрисованным фломастерами мужем. — Мне даже нравится. Мужчина фыркнул и надуто ушел смывать произведение юного художника. Женщина сурово наказала Чуе больше не делать так, лучше вместо этого использовать манекен у неё в комнате и потрепала его по голове, меняя жесткость в лице на задорную улыбку. Точно. Вот оно. Других детей нет. Вот этот противный, никуда не походящий кусочек паззла, который раздражал все эти годы и не давал завершить картину и вдохнуть полной грудью. Аро никогда не было. Это иллюзия. Искусная иллюзия. Аро Накахара был лишь тем отвлекающим фактором, который появился, когда Чуе угрожала опасность в лице Каякучи-гуми. Он не был настоящим человеком, не имел настоящей души, и потому был совершенно никакой. Вот в чём дело. Он никогда не был братом, и потому Чуя не питал к нему никаких чувств, а лишь утопал в непонимании, почему помнил его расплывчатой, реминисцентной кляксой. Ответ открылся, и вопросы посыпались на голову как град, огорошивая один за другим. Зачем? Кто? Почему? И самое главное: это родители обезопасили его? Их рук дело? Жар в ту ночь охватывал всё тело, но редкие слёзы были скорее от физической, чем от эмоциональной боли. Больно было по-всякому, но самое важное, что беспокоило Чую — заполненная пустота. Словно ему вернули то, что было по праву, и Чуя догадывался, что за этим следовала смерть двойника. И всё же он пережил это. Принял. Не сразу, конечно, но принял. Выкурил пару пачек тяжелых сигарет, встретил несколько рассветов, сидя на полу у открытого окна и вяло смотря на медленно светлеющий горизонт. Ему понадобилось время, чтобы собраться с мыслями, но к тому моменту, как Каякучи-гуми пришли по его душу, он был полностью спокоен и готов. В его голове засела твердо пустившая корни мысль — Мори Огай — причина незавидного положения Чуи. Мори Огай — человек, мучения которого должны протекать медленно и с особой жестокостью. Накахара собирался уничтожить клан. Он не должен был действовать на эмоциях и ополчать против себя всю Йокогаму, которая могла подтянуть за собой и токийский синдикат. Нет, так действовал бы вспыльчивый и неопытный подросток, сейчас же — Чуя хотел уничтожить с особой искусной ноткой, с потрясающе фееричным и ошеломляющим успехом, чтобы упоминание его имении с уст любого червя сопровождалось холодным страхом и поражением силе, несущейся ураганом. Он хотел, и он это получит. Но он не знал о существовании проницательности Дазая Осаму. Этот парень испортил большинство планов, зарубил их на корню и не дал и шанса. Его роль в клане заметно увеличивала трудности. Изучая его досье, Чуя часто думал, что было бы неплохо, переметнись Дазай на его сторону. Однако, познакомившись и увидев воочию, Чуя ясно понял — Дазай Осаму верен только своим прихотям и помогать такой букашке — Чуя точно был ею в его глазах — он естественно не будет. Особенно, если узнает, что его пытались дурить. В первую же встречу с этим индивидуумом Чуя осознал, что Дазаю невозможно врать, и потому позволил всему случиться. Его потрясающие данные во многом выигрывали, и не было сомнений, что он раскусил весь цирк ещё в первый же день. Вставал другой, не менее интригующий вопрос: Мори знал, что Дазая не провести, но упрямо подписался на эту авантюру, почему? Чуя не мог дать внятный ответ, но очень жаждал узнать и как можно скорее. Потому как сейчас его хваленная гордость и шквал бурных эмоций улетучивались по мере осознания, что Дазай мог бы сделать, скажи Чуя правду такой, какая она есть. Нет, Чуе претили мысли о проигрыше, и он упрямо гнул свою линию. Хоть упрямство у него всё ещё оставалось, и оно тянуло обратно гордость за уши, заставляя стать рядом и смотреть на Дазая не удивленным взглядом. — Я не знаю, о чем этот мужик сейчас трепал. — Правда? Странно, мне показалось, что всего минуту назад я видел на твоём лице испуг. — Конечно, ты же только что убил человека в конвульсиях. — Тц, не паясничай, Накахара. — Я не понимаю. Я ничего не знаю об этом, поэтому перестань использовать мою фамилию, как ответ на свои тупые вопросы. Чуя правда не понимал. Родителей-то он помнил всегда, да. Как выглядели, их голоса, но многие воспоминания с ними после смерти Аро стали ещё четче, но не так, чтобы стало ясно, почему его называли наследником Накахара-кай, и вообще о существовании Накахара-кай Чуя не знал ровным счётом ничего, поэтому он не лгал и уверенно смотрел на Дазая, показывая готовность доказывать свою правоту. Дазай выжидающе пялил, почти не моргал и только смотрел по-змеиному завораживающе. На секунду Чуя забыл, о чём они вообще спорили. — Ты не врешь, — сокрушенно и с досадой пробормотал Дазай, разворачиваясь и потирая челюсть. Чуя фыркнул и, задрав нос, сложил руки на груди. — Мы же напарники, — сказал очевидное он. — Если будем лгать, то выгоды от сотрудничества не получим, так ведь? — Тогда почему я улавливаю в твоем голосе защиту? — Каждый думает, что хочет, — Чуя пожал плечами и направился к выходу. В спину продолжали смотреть до тех пор, пока дверь не скрыла Чую, и он не выдохнул. Было тяжело, очень, но он справился. По крайне мере у него будет ещё несколько дней, чтобы придумать потрясающий план побега туда, куда нос Дазая не сможет залезть и достать его.

***

Побег по очевидным причинам не осуществился. Чуя провел несколько дней за работой, но как-то рассеянно. Иногда на брифингах смысл слов доходил не сразу, а уж если и доходил, то он отвечал размыто, без любимой конкретики, и этим ставил в ступор многих подчиненных. Он ходил задумчивый и часто не обращал внимание на мимо проходящих. Не сказать, что мысли его имели важность, но что-то его донимало ежечасно. Накахара-кай. Чуя потратил всю первую ночь на размышления и попытки вспомнить что-нибудь об этом, но тщетно. В голове — темнота. Ему не приходила никакая дельная мысль, которая обосновала, почему он помнил урывками всё, что было до попадания в Каякучи-гуми. Можно было списать на неокрепшую детскую память, но это не о Чуе, определенно не о нём. В его памяти глубоко сидели воспоминания о первых днях под крылом безумного главы, постоянные ссоры с Аро и куча тянущихся беспрерывной цепочкой тренировок. Он помнил всё, что было почти одиннадцать лет назад, но дальше — мгла. От размышлений шла кругом голова, он часами пытался проследить обрывки ситуаций, но они растворялись, когда, казалось бы, вот-вот, ещё чуть-чуть — и он наконец зацепится за ниточку. Но какой там. Самое отстойное дерьмо! Чуя думал не только о своем клане, но и Хирацука-кай сидели на линии, беспрерывно напоминая о себе в лице той женщины, что передала записку и уверяла, что Мори опасен. Чуя усмехался. Конечно, Мори Огай опасен — он убил родителей Чуи, и теперь замышлял что-то очень запутанное. Накахара знал это, но не понимал, какой резон Хирацука-кай спасать его шкуру — идиот, а спасают ли они вообще тебя? — чтобы что? Ответа пока не следовало и на этот вопрос занимательной викторины. Дазай. Тут Чуя ничего не думал. Просто сократил числитель и сразу принялся за новое уравнение. Намеренно? Да. С ясной целью? Тут тоже всё сложно и запутанно, как провода на столбах с развязкой электрики. Однозначного ответа здесь тоже не было, но идея Чуи по-прежнему оставалась простой — держаться подальше от Дазая и ломать театр одного актера, позорясь до тех пор, пока сам Дазай не решит, что с него этого хватит. Простые планы часто терпят неудачи, да? Дазай всё же пришел к Чуе в кабинет, но лишь за тем, чтобы оповестить, что завтра вечером у них зачистка по тем должникам, что поручил им Мори-сан. — И не опаздывай, принцесса. Чуя запустил в закрытую дверь кинжал, запыхтел и нахохлился как ёж. Только этого теперь не хватало, сокрушался Чуя, теперь его будут преследовать особо креативные навыки Дазая в оскорбительных прозвищах. Как будто то, что он произносил фамилию Чуи с отвращением, не было чем-то оскорбительным и бьющим по самолюбию! Раздражение вернуло Чуе толику привычного здравого смысла, и хотя для других людей эти два понятия никак не шли вместе, Чуя — не они, он имел все права жить по другим принципам. Его отрезвил приход Дазая, и Чуя решил взяться за эту миссию, показав себя с лучшей стороны, чем был в его глазах на данный момент. Вечером следующего дня они встретились на подземной парковке. Оба были одеты в более удобную спецодежду, не подходящую для офиса, но прекрасно выполняющую свою задачу комфортного передвижения по докам. На глазу Дазая не было привычной повязки, и весь его открытый взгляд немного обескуражил, но затем Чуя зацепился за его железные ботинки и с усмешкой подумал, что они, наверное, килограмм пять весят, не меньше, как он собирался убираться из порта, будучи с таким балластом — загадка. — Зачем сбегать, когда у меня есть идеальный пуленепробиваемый щит? — будто читая мысли, Дазай красноречиво указал вздернутой бровью на уперевшего руки в бока Чую. Они сели в неприметную черную машину, выехали и продолжили держать негласную молчаливую игру до того момента, пока Чуе не понадобилось сориентироваться в местности. — Поворот направо, — подсказал Дазай. Они стали на светофоре. Чуя отбивал пальцами на руле ритм приевшейся в последнее время мелодии и осматривал пустую улицу. В этом районе редкий прохожий слонялся в вечернее время, стараясь не шнырять без особой необходимости. — Если тебе скучно, включи радио и не действуй мне на нервы. Пальцы застыли в попытке начать по новой отбывать ритм, Чуя немного неловко поерзал и поджал губы. Поскорее бы закончить работу, думал он, трогаясь с места. Дазай снова указал повороты, и к месту назначения они добрались достаточно быстро. Чуя ощущал напряжение, находясь один на один с Дазаем. Не сказать, что раньше ему как-то комфортно было, но сейчас он особенно чувствовал, как каждое его действие проходило строжайший контроль и оценку. Как любой вздох доносился до чуткого уха и трактовался в этой мозговитой башке чёрт-те как. Чуя чувствовал себя подопытным, которому вкололи препарат и наблюдали, как скоро его настигнет смерть, делая пометки. Дать бы Дазаю меж глаз каблуком за такое. Склад, который следовало прошерстить, был недалеко от порта, выглядел вместительным и имел протяженность вдоль квартала. Работы сегодня будет много. Чуя достал из багажника автомат, высыпал в руку магазин и перевел взгляд на Дазая, крутящего винтовку. — Есть какой-то план? — Убить и выжить считается за план? — Дерьмовый. Дазай низко рассмеялся, взял в одну руку пистолет, а во вторую — небольшой чемоданчик, который лихо перекинул через плечо. — Идём. Он был расслаблен и не выглядел человеком, которому поручили зачистку около дюжины должников. В одежде оперативника Дазай казался ещё выше, и этим вгонял Чую в открытую чёрную зависть. — Не пялься так открыто, я знаю, что хорош собой, — бросил тот, не поворачиваясь к Чуе и хмыкая. Накахара едва воздухом от возмущения не подавился. Это же надо, как высоко у человека самомнение, да оно могло посоревноваться в крутости с Эверестом, если Дазай решил, что Чуе есть до него хоть какое-то дело. Но всё же сидела на этом ублюдке спецовка хорошо — чёрт бы его побрал. Они зашли в первый амбар. Свет пробивался с неохотой в окнах под потолком, оттенял массивные грузовые контейнеры. Пыль витала, кружила в вальсе и подсвечивалась звездной рябью. Чуя невольно вспомнил ночь в книжном магазине, когда ещё более плотный слой грязи не давал нормально дышать. Чуя покосился на голень бодро щеголяющего в тяжелых берцах Дазая. За всё прошедшее после перестрелки время он не услышал ни от кого, чтобы тому требовалась медицинская помощь с ногой. Похоже, думал Чуя, всё и впрямь обошлось, и им очень повезло. Они завернули за угол и встретили парочку перепуганных мужчин, замерших сурикатами над коробкой, которую они, по всей видимости, собирались поднимать и утаскивать. Звуки выстрелов с дазаевского пистолета отлетели от железных стен и вибрацией расползлись по пространству. Чуя вздрогнул, перешагивая через трупы, когда один из них сдавленно застонал. Он поморщился и вдавил протектором в кровоточащую грудь. Раздался хруст костей, и Чуя быстро шаркнул подошвой по бетонному полу, вытирая кровь. — Предпочитаешь работать грязно, крошка? — съёрничал Дазай, следя за каждым движением Чуи. — Я бы предпочёл не заканчивать за тобой работу, поэтому стреляй точнее. Чуя незаинтересованно осматривал ящики и прислушивался к шорохам, растущим из разных углов. Прям чёртовы дезинсекторы, вычищающие порт от назойливых тараканов и крыс. Чуя резко развернулся и выкинул сквозь деревянный ящик автоматную дробью, что держал в руке. Послышались сдавленные стоны, и что-то с хлюпом упало на землю. Ещё одного или двух-трёх убрали. — Сколько тебе нужно времени, чтобы установить механизм? — спросил Чуя, всё ещё идя позади Дазая и прикрывая его спину. — Около десяти минут. — Тебя быстрее убьют. Дазай остановился и развернулся к Чуе, дергая уголками губ снисходительно легко: — Ну со мной же принцесса Накахара-кай. Чуя не нашелся, что сказать под цепким взглядом напротив. Он только пуще нахмурился и помрачнел, кивая, чтобы Дазай продолжил идти дальше. Они подстрелили ещё несколько мужчин, пытавшихся обрушить на исполнителей громаду контейнеров. Чуя разразился матом, активируя способность и удерживая всего в двадцати сантиметрах от лохматой башки Дазая тяжеленную махину. Он не планировал использовать гравитацию на задании слишком часто и особенно демонстрируя диапазон, каким не обладал Аро, но если бы он встал в позу со своими принципами, то сидел бы на жопе у врат Ада под ручку со своим вшивым напарником и ждал суда свыше. Аккуратно и почти бесшумно поставив контейнеры, он прорычал, чтобы долговязая бестолочь шевелилась. А Дазай только смешливо окинул его взглядом, как бы указывая на своё беспечное поведение, что Чуя был обязан оберегать его, как зеницу ока. Отчасти так оно и было, но Чуя перманентно игнорировал вякающую дрянь. Они добрались до центра амбара. Дазай открыл чемодан и принялся возиться с проводами, неспешно соединяя их. — Шевелись уже. Раздражения не было — Чуя не считал проявление излишней эмоциональности сейчас уместной, когда ошибка торопящегося Дазая могла закончиться для всех фатальным исходом. Единственный раздражающий фактор, заставивший Чую клацнуть языком и закатить глаза — несостоявшийся киллер в лице какого-то паршивого пацана, решившего, что он сможет прострелить Чуе череп. Накахара отмахнулся от пули точно от назойливой мошки, смахнул её так грациозно и просто, что Дазай покосился на того парня, свалившегося на спину со своей же пулей во лбу. Он молча окинул взглядом постукивающего носком Чую и снова вернулся к настройке взрывного устройства. — Готово, — сказал он и поднялся с колен. Отряхнул брюки и поправил съехавший ремень с ножнами на бедре. — У нас три минуты. Чуя кивнул, он пихнул Дазая идти прямо и оставил свою руку на его лопатке. Придерживал всякий раз, когда слышал копошение за ящиками и снова проталкивал брести чуть шустрее. — Если тебе нравиться командовать, крошка, то я не против, но только в другом месте, — подстегнул Дазай. Чуя только впился в его предплечье и дернул посильнее, почти волоча того. Они завернули за ряды, с которых начинали, и Чуя пихнул Дазая вперед, распахнул железные двери и отсалютовал прилетевшую в спину вереницу пуль. Он действовал быстро, четко и не позволял себе лишнего. Оказавшись снаружи, они пустились в легкий бег, удаляясь на безопасное расстояние. Взрыв оглушил и опалил спины обжигающей волной, подталкивая и почти сбивая с ног. Чуя остановился и развернулся, любуясь пылающее ярким столбом огня посреди порта. Горело красиво, Чуя не спорил, в его глазах отражалось пламя, смешанное с детским восторгом от потрясающего вида. Так близко ему не доводилось видеть взрывы: в Киото не принято громить город. Он приоткрыл рот, наблюдая, как огонь стремительно поднимался выше, дым клубился и жар терзал щеки. Он развернулся и снова потерял возможность говорить, а вместе с ней и дышать тоже. Дазай неотрывно смотрел на него. Его лицо было нечитаемым, эмоции не отражались ясностью, но глаза… Чуя едва понимал, как человек мог смотреть с такой поглощающей ненасытностью и необъяснимым восхищением. Его сердце упало в пятки и так банально отозвалось невнятным «нельзя», что Чуя рвано выдохнул и вынудил себя прервать контакт, стряхивая головой наваждение. Он молча направился к машине, потеряв всякий интерес к огненным всполохам. — И всё же, Мори слишком тщеславен, раз потребовал лишь припугнуть этих червей, — озвучил он свою мысль вслух, наблюдая, как Дазай неспешно подходил к пассажирской двери. Он сел, пристегнулся и кивнул. — В штаб? — уточнил Чуя. — Да. Дорога до штаба проходила в том же молчании, что и поездка на зачистку. На этот раз Чуя предпочел считать, что никого рядом нет и абстрагироваться. У него почти получалось. Почти. Когда они подъехали к главному входу, их встретил напряженный Акутагава. Он светил чернильными лентами плаща, окутанными красным сиянием, кутался в подол и походил на маяк. Чуя редко виделся с Акутагавой, контактировал в основном с его помощницей, поэтому ему не доводилось видеть более детально способность Рюноскэ, хоть она и казалась Чуе весьма занимательной. Они остановились напротив. Чуя нахмурился, покосился на Дазая и в очередной раз разочаровался — тот не выглядел возбужденным неожиданным появлением своего подчинённого. — В чём дело, Акутагава? — бросил он, подходя. — С тем пацаном снова связались. Лицо Дазая вытянулось, а затем приняло жесткий вид: — Ты ручался, что он ни при чём. Чуя непонимающе перевёл взгляд с одного на другого и нетерпеливо скривил губы. — Может, объясните нормальным языком, а? — Дазай-сан? — Валяй. Рюноскэ расправил грудь и набрал больше воздуха в легкие, как всегда делал перед чётким докладом. — Папка о киллере Хирацука-кай была передана неким подростком рядовому. С мальчишкой связались по телефону и заплатили крупную сумму, чтобы он стал посыльным. — И он ещё жив? — Бровь Чуи дернулась в скепсисе. — Да, я… — Акутагава смолк, задумавшись. — Я посчитал, что его смерть не будет выгодной Каякучи-гуми. Чуя недоверчиво кивнул, но продолжил слушать. — Сегодня днём с ним снова связалась та женщина и попросила передать это. Он вынул руку из кармана и протянул два прямоугольных листа. В свете красного сияния золотистые буквы на темной бумаге чётко переливались. Чуя взял их, вчитываясь. — Приглашение на музыкальный вечер в концерт-зале недалеко от Минато-Мирай. Дазай перенял билеты и самолично прочел написанное. Он задумчиво хмыкнул: — Похоже, что от твоего мальца есть смысл. Присмотри за ним. Акутагава замешкался и удивленно взглянул на наставника. Ему сейчас приказали покрышевать того бедолагу? Рюноскэ откашлялся и поклонился. — Как скажете, Дазай-сан. Он тихо скрылся за ближайшим зданием. Куда он направился, Чуя не знал, но предполагал, что сегодняшнюю ночь тот проведет, карауля под окнами неизвестного подростка. Они зашли в холл, стук каблуков эхом сопровождал их до лифта. Чуя задумчиво косился на билеты в руках Дазая, прикидывая, с какой целью Хирацука отправила им это. Неизвестно, что их ждёт, если они всё же пойдут на этот вечер. Может, западня, а может — встреча с той незнакомкой, которую Дазай уверенно назвал кайчо. Что ж, как ни посмотри, а ситуация выходила паршивая, а уж если они придут туда без своих людей, то это будет самой дурацки тупой идеей за всю историю Каякучи-гуми. — Я слышу, как ты думаешь, — резко сказал Дазай. — Да, у меня уже есть план. — Это нормально, что в последнее время твои планы идут не так гладко? — Предпочтешь самостоятельно разработать его? Вперед, только я сомневаюсь, что у забывчивой принцесски всё в порядке с головой. Ах, так Дазай зол, что Чуя не помнил ничего о себе и семье? Вот так новость. Тогда почему он до сих пор прямо не сказал, чтобы Чуя наконец прекратил спектакль, тем более, когда он уже в открытую вел себя вольно? Чуя съел колкость и перекинул тему: — Когда вечер? Дазай снова взглянул на билеты. — Десятого мая. — Это же чуть меньше месяца, — выдохнул возмущенно Чуя. — Они, блядь, настолько самоуверенные? Дазай неоднозначно повел плечами. — Да, в скромности этому клану не занимать. Вероятно, у них есть какой-то козырь, раз они плюют в лицо Каякучи-гуми. Глупо с их стороны, но нам же это на руку. — Ты же понимаешь, что если нам сообщили за месяц до события, то все наши планы полетят к чертям собачьим? — Накахара, — Дазай угрожающее одернул его, показывая, что Чуя перешел черту допустимых перебранок. Он досадливо прикусил язык. Уже стоя в развилке между кабинетами, Чуя снова поинтересовался: — Так всё же: какой план, Дазай? Губы того тронула лукавая улыбка. — Подразнить Хирацука тем, что не принадлежит им. Чуя глупо заморгал подрагивающими рыжими ресницами, а затем на его лице отразилось озарение и понимание, что хотел сказать Дазай. Усмехнувшись, тот открыл дверь в свой кабинет и добавил: — Я не намерен делиться.

***

Всё, что делал Чуя на протяжении следующих суток — рефлексировал. Анализировал каждый день, проведенный в клане и искал момент, когда он свернул не туда. Конечно, его раздумья были лишены новизны, но Чуя старательно делал вид, что занимался важным. Естественно, он думал о словах Дазая. Думал о том, как тот открыто признает, что наследник Накахара-кай не попадет так легко в руки Хирацука-кай. С одной стороны, становилось спокойно, потому что Чуя не имел ни единой мысли, говорящей, что Хирацука настроены с миром для него, а значит, пока Дазай держался за него — Чуя в безопасности. С другой же — Дазай пугал. Пугал до чёртиков, потому что его собственничество было хорошо известно всей Йокогаме и за её пределами, но Чуя не рассчитывал, когда подписывал договор Мори, что станет ещё одной вещью, играть с которой Дазаю нравилось больше всех пыток и психологических уловок вместе взятых. Иногда Чуя думал, что отношение Дазая к нему не было тем, которое описывали Озаки и Мори по отношению к Аро. Поначалу — да, было похоже, но сейчас… Чуя не знал наверняка, какие цели у Дазая — боже, а кто, чёрт подери, знает?! — но отнекиваться он не мог — теперь Дазай определенно был заинтересован в нём. Какой контекст несло это, Чуя предпочитал игнорировать и не вдаваться в подробности. Вчерашняя вылазка окончилась почти успешно, тут Чуя расслаблялся: он знал, что хорошо выполнил свои обязанности и держал неплохую дистанцию. Однако сегодня его почему-то шатало от воспоминаний той заминки у горящего амбара и от плотно отпечатавшейся ухмылки, скрытой за дверью. Он злился сам на себя, порывался снова раскрошить несчастное дерево двери ножами, но опускался обратно, преисполненный печалью от вязкого чувства безысходности и чего-то очень, очень странного. Дазай оповестил его через Акутагаву, что разработка плана для предстоящего вечера будет проходить почти ежедневно. В его, Дазая, кабинете. На этом бескомпромиссном решении Чуя немного подвис. Акутагава осторожно поспешил добавить: — Я всего лишь передаю слова Дазай-сана, Накахара-сан. Если вы недовольны, то решите это мирно или идите напрямую к нему. Похоже, ухмыльнулся Чуя, парня Дазай гонял по всем возможным промахам, и не важно с чьих сторон те были. Чуя мог бы посочувствовать, что Акутагаве достался такой нерадивый наставник, но вот в чём он был похож с младшим, так в ненависти к людской жалости. Поэтому Чуя сдержано кивнул и сухо попрощался, возвращаясь к своим беспорядочным мыслям. В последнее время он зацикливался на вещах куда сильнее, чем раньше. Возможно, это вызвано выходом из зоны комфорта, в которой тот пребывал в Киото несколько лет. А может, это всё потому, что он отчаянно желал узнать правду о смерти родителей. Ко всеобщей головной боли прибавилось волнение от скорой встречи с Дазаем. И Чуя несколько раз отругал себя за это, параллельно оправдываясь, что дело тут во вражеской территории, на которой ему предстоит работать. Он же никогда не был в кабинете у Дазая, так? Значит его дурацкий, чтоб его, трепет можно объяснить любопытством или ещё какой-нибудь чепухой, да? Блядь, ну хуйня, конечно, этот самообман. У Дазая не было ничего интересного. Его кабинет был до ужаса тривиальным — прям, как и квартира, в которой тот точно не обитал больше пары раз в неделю. Минималистичный стол, расположение которого совпадало со столом Чуи, дивана не было — его заменяло кресло, развернутое от окна и стоящее вблизи стола. Никаких ковров — только голый паркет елочкой, никаких книжных полок — только пустые, темные, в геометричный орнамент стены. Выглядело всё весьма аскетично, а ещё ходило эхо. Чуя неуверенно прошёл, закрывая бордовую дверь. Он чувствовал себя оленёнком, загнанным в зверское логово, откуда пути назад не было. Херовое чувство, он хотел вернуться к себе. Дазай отнял голову от бумаг и мельком окинул взглядом Чую. — Садись и будем работать. Чуя приземлился в кресло, постарался принять расслабленную позу, но взвинченность до предела мешала ему. Он не знал, за что ему зацепиться взглядом, потому что тут элементарно ничего не было. В голове проскочила мысль, что Дазай нарочно расположил всё так, чтобы гостю не оставалось выбора, кроме как смотреть прямиком на хозяина кабинета. Хитрый и подлый ход, но Чуя без зазрения совести мысленно похвалил Дазая. — Держи. Тот протянул ему уже скрепленные скобами листы. Чуя прочел первое предложение и выделенные маркером части. — Ты хочешь отцепить периметр района? — поинтересовался он, взяв в руки ручку и постукивая ею по бумаге. — Одних Ящеров будет мало. — Почему ты решил, что будут только Ящеры? — Потому что ты до сих пор не рассказал Мори о том, что случилось в том книжном и о подростке, которого обхаживает теперь Акутагава. На лице Дазая отразилась удовлетворенная ухмылка. — Ты прав, — кивнул он. — Мори не следует знать об этой операции. — Почему? — Потому что это он подчистил дело Хирацука-кай. Чуя вздернул брови. — Он имеет какое-то к ним отношение? Конечно, Чуя знал, что имеет, но умолчал, стараясь сохранить толику приватности своих мыслей. — Разумеется. Иначе он бы не спустил им с рук почти разорённые казино. — Тогда нам нужно работать куда секретнее, чем просто ошиваться в твоем кабинете. — Детка, что ты имеешь против моего кабинета? Чуя почувствовал грань, через которую почти пробились горящие уши — с какого хера, блядь? — он зло пробухтел себе под нос, что раньше работать было проще без этих уродских прозвищ. Они продолжили обсуждения, внося постепенно корректировки и аргументируя свои решения. Чуя не реагировал на разного рода комментарии, имеющие такой прозрачно-жирный намек, что ему хватало сил только держать себя в руках, чтобы не разбить кое-чью физиономию резким впечатыванием в стол, не говоря уже за ответы. Они закончили ближе к двум часам ночи, остановившись на решении обсуждать план передвижения Ящеров после того, как те детально изучат местность. Пока у них были только сырые наработки и некоторых факторов не хватало, чтобы получить целостную картину. — Тебе нужно лично сходить туда, — сказал Дазай в третий день их засиживания. — Не думаю, что одинокий человек в шляпе останется неприметным посреди ночи. — А я разве говорил про ночь? Чуя застыл с занесенной над пометкой ручкой и облизнул губы. Он не мог рассказать самую компрометирующую его вещь, если в один прекрасный солнечный день Дазай не решит этим воспользоваться. — Я не пойду днем туда — слишком многолюдно. Идиотское оправдание, такое убогое и тупое. Чуя хотел вмазать себе хорошенько. Дазай насмешливо поднял брови и с любопытством покосился на него, но комментировать дальше не стал. Было странно, но если Дазай позволил — Чуя использовал возможность. Они не задерживались долго: собирались в восемь часов и расходились к полуночи. За это время они делились идеями, пришедшими за день, убирали несостыковки, перекидывались фразами с Хироцу и Акутагавой. Накахара не заметил, как всего за неделю тревога сходила на нет, а вместо неё в конце второй по кабинету растекалось почти статическое напряжение. Чуя чувствовал себя ужасно странно под изучающим взглядом бинтованного глаза. Понятно, что творил Дазай — выводил на эмоции, чтобы заставить Чую переступить грань этой цирковой комедии первым и выложить в звуки витавшее в воздухе понимание, что он не Аро. Дазай открыто издевался над ним, шутил неуместно, впитывал в себя реакцию Чуи и с упоением довольствовался ею. Чуя клялся, что если Дазай тронет его пальцем, то ему снесет эту чёртову руку ураганом гравитации. Однако, вопреки словам, которые он яро выплевывал наедине с самим собой, Дазай действовал осторожно, не делал поползновений и вел себя так, будто ждал, когда Чуе надоест выкобениваться. Чуе не надоест — в этом он был уверен. На очередном собрании двух самых самонадеянных исполнителей — так обозвал их Чуя — он сидел, пододвинув кресло к столу, чтобы было удобно писать заметки. Он много чего за эти дни переделал под себя: принес плед из своего кабинета и кутался в него, когда чувствовал необъяснимую дрожь, словно кабинет Дазая по градусу был значительно ниже, чем вся штаб-квартира Каякучи-гуми, — как позже выяснилось, ублюдок выкручивал кондиционер на максимум. Заваривал себе кофе в кружке с красноречивой надписью «захлопни пасть и работай». Облюбовал часть дазаевского стола, пододвигая того вбок и располагаясь поудобнее. В общем, обживался комфортными вещами, чтобы сбросить нервозность от назойливого раздражителя. Получалось на удивление неплохо. Этот вечер ничем не отличался от прошлых. Чуя усердно выводил схему домов в окрестностях района, чтобы лучше запомнить её. Неожиданно тень упала на листы бумаги, и он вздернул голову, ударяясь затылком о грудь незаметно подкравшегося Дазая. — Ты пропустил здесь камеру, — констатировал тот горячо в макушку. Он упер обе руки в столешницу по разные стороны от Чуи, заключая того в импровизированную клетку. Навис и задумчиво разглядывал чертёж. Он выглядел сосредоточенным, но Чуя отвлекся от своего занятия, переводя взгляд на узкую бинтованную ладонь: карандаш держали длинные, обтянутые бледной кожей пальцы с белесыми незначительными бороздами порезов, несмотря на узкость, ладонь была длинной настолько, когда без труда могла закрыть половину массивной папки и скрыть под пальцами практически всю информацию на офисной бумаге. Дазай оттенял своим телом всего Чую, и сейчас тот особенно почувствовал, насколько они разнились по габаритам, особенно с этим многослоем. Боже, какая фигня происходит. Раньше Чуя был уверен на девяносто с лишним процентов, что от Дазая обязательно должно было разить бинтами, холодом и больничным запахом, но реальность оказалась несколько другой — бинты и правда выбивались из общей гармонии дорого терпкого парфюма, спирта и тяжелой сырой смородиновой ноты. Той, которой тянуло вино за двести кусков. Дазай удовлетворенно отложил карандаш и перевел взгляд на всё ещё задравшего голову Чую. Заглядывал очень глубоко со своей особенной смешливостью и одновременно чем-то похожим на то, как сидящие на диете смотрят на блестящий масляным кремом кусок торта. Очень голодно. Чуя не ощущал времени, сколько они пробыли так, поглощая друг друга взглядами и не прикасаясь, словно между ними прокатили бы разряды, стоило чуть поддаться вперед. Немыслимая катастрофа. Он дернул головой, ударяя волосами Дазая по лицу, и откинул руки того подальше. Фыркнул что-то нечленораздельное, но нецензурно проклинающее и с рвением стал кутаться в плед. Ему нужен крепкий кофе. С коньяком. Он медленно поднялся с места, взял свою кружку и двинулся в сторону выхода. В спину почти физически жегся взгляд, заставляющий идти прямо до хруста в лопатках. Чуя ненавидел, когда Дазай так смотрел — ждущая тьма была столь безграничной, что напоминала чёрный жемчуг, а само это «ждать» охереть, как выбивало из колеи двусмысленностью. Ёбнуться можно. Чуя вернулся через пятнадцать минут, спокойный и немного уставший. Он поставил кружку и отвлекся на исчерканную в его отсутствие схему. Потянувшись за кофе, он удивленно отпрянул от бумаги и возмущенно уставился на Дазая. — Ты ничего не перепутал? — Наоборот, если бы я знал, что наша принцесса регулярно пьет алкогольный кофе, то лично бы варил его. Дазай сделал пару глотков и по-собственнически — а когда, блядь, было по-другому? — поставил посуду рядом с канцелярским стаканом на другом конце стола, как бы ставя точку, что Чуе не видать его заветной порции кофеина. Чуя замучено выдохнул и присел в успевшее приесться кресло. Они пообсуждали расположение камер, принимая решение, какие из них нужно будет вывести из строя к намеченной дате. Часы показали половину первого, и Чуя, устало зевнув, смотрел осоловело на медленно расплывающиеся буквы. Обычно он не хотел спать так рано, но в последнее время работа сбила весь его привычный ночной график, поэтому он был на грани начать клевать носом. — На сегодня хватит, — объявил Дазай, громко хлопая папкой. — Пойдем, я отвезу тебя. Сон как рукой сняло. Чуя шустро захлопал ресницами и усердно проанализировал сказанное. — Ты же не умеешь водить. — Официально, — поправил недовольно Дазай. Он дернул Чую за плечо и потянул с собой к двери. — Ты убьешься за рулем в таком состоянии. — Да в нормальном я состоянии. — Ага, именно поэтому ты изуродовал лист сметы своей мазней, решив, что это чертёж. Чуя оглянулся через плечо на лежавшую кипу документов, но не разглядел ничего и сердито поджал губы. Они пересекли парковку к машине Чуи. Тот недоверчиво покосился на Дазая прежде, чем передать ключи. — Боишься, что я понравлюсь ей больше тебя? — Боюсь отправиться на тот свет раньше времени. — О, детка, не переживай, я не планировал наше двойное самоубийство так рано. Дремающий мозг окончательно отрезвился. Чуя посмотрел на Дазая ясным серьезным взглядом, протянул руку и твердо рявкнул: — Ключи. — Воу-воу, полегче. — Дазай вытянул и поднял руки в обезоруженном жесте. — Подарки не забирают. — Придурок, я не дарил тебе свою машину. Дазай снова рассмеялся и нарочито издевательски открыл дверь с водительской стороны. Чуя зло засопел, но прошел к пассажирской, рвано дергая ручку и всем своим видом показывая, как ему не нравилось оставаться проигравшим. Он упер всё своё внимание в окно, подпер щеку и источал ауру достаточно грозную, чтобы Дазай не издавал ни звука. Конечно, думал Чуя, вряд ли того остановил бы взрывной характер, предстань Чуя в истинном его проявлении, но в нынешнем круговороте обмана он мог позволить себе в очередной раз поддаться лжи, что Дазаю хватит совести не трогать его. Высотка его квартиры появилась очень быстро, и Чуя растерянно сморгнул дрёму, отлипая от окна. Он оглянулся, отмечая, что на улице никого не было, а в самом доме горели редкие огни, и те в основном на верхних этажах. Почувствовав, как его словно зверушку рассматривали, Чуя развернулся. Дазай был задумчив. Чуя видел его задумчивым не раз за эту неделю, но сейчас тот смотрел сквозь него и смотрел так, будто видел Чую впервые, странно леденя внутренности. Чуе следовало бы разрушить заминку и выйти, но любопытство — чёрт бы его побрал — затягивало, оставляя сидеть неподвижно и наблюдать, что же такого Дазаю не давало вот прямо в эту минуту покоя. Вид его был в самом деле немного обескураженным. Поразительно, но Дазай медленно поднял руку и потянулся ею к Чуе. Замер на середине, и ненавязчиво поднял глаза, встречаясь с широко смотрящими голубыми. Чуя скользнул вниз на его ладонь, но ничего не сказал и не пошевелился, и Дазай коснулся кончиками пальцев плеча, будто проверяя материальность Чуи. Провел ими вниз по предплечью и вернулся в начало. Более смело подобрался к голой шее и откинул прядь волос, обхватывая всей ладонью и укладывая большой палец на кадык. Под пальцами бился неожиданно заполошный пульс, Чуя смотрел не моргая. Это было чертовски странно и одновременно будоражаще, и Чуя уже отвесил себе не одну оплеуху за свою неосмотрительность по отношению к человеку напротив — предупреждал ведь без вот этой всей хуйни. — Тебе граблю выдрать медленно, — хрипло и вкрадчиво начал Чуя, — или всю за раз расколоть? Большим пальцем Дазай очертил скулу, мазнул по приоткрытой губе и завороженно выдохнул, будто не веря в реальность перед ним. — Можешь рискнуть, если ты сам хочешь разбираться с гневом Мори. — М-м, прятаться за папочкой очень удобно, да? — вызывающе дёрнув подбородком, слегка вырываясь из несильной хватки, иронично произнёс Чуя. Дазай тоже криво усмехнулся, не сводя глаз с шеи и губ. Чуя более серьёзно предупредил: — Не забывайся. Мы выполним свою работу и разойдёмся каждый своей дорогой. — Ты запрещаешь мне мечтать? — с издёвкой спросил Дазай, пропуская пальцы дальше к затылку и надавливая, чтобы заставить Чую чуть наклонить голову вперёд. — Мне похуй на что ты дрочишь, пока это не мешает нашей работе. — Мне ровно так же до недавнего времени было похуй на тебя, Накахара. — Я мешаю работать? — у Чуи вырвался насмешливый смешок с долей скепсиса. — Поразительно, какую продуктивность ты развёл в клане за такое короткое время. — Дазай чуть скривился и неаккуратно дёрнул волосы. — У тебя есть какие-то притязания? Пожалуйста, отправь мне их по почте, чтобы мой секретарь отправила их в мусорную корзину. — И выкрутившись из руки, Чуя тряхнул головой. — Если мы всем довольны, то каждый занимается своей работой. Щелкнул кнопкой блокировки, открывая дверь. Чуя вышел, получил пощечину холодным ветром и захлопнул дверь сильнее, чем нужно было. Он не поворачивался, шел прямо, и когда он скрылся в подъезде, Дазай громко выругался, ударив по рулю.