Архонты: моральный кодекс якудза

Машина тихо ехала по ночному городу. Луна в этот раз особенно ярко светила и этим сильно раздражала сидящего на заднем сидении Дазая. Его только забрали из аэропорта и уже везли в главный штаб, чтобы дать развернутый рапорт перед боссом. Учитывая, как подразносились нервы за этот месяц, Дазай изрядно устал и собирался требовать у Мори заслуженный отпуск. Если б не этот чёртов Накахара, так не вовремя загремевший в кому, то Осаму не пришлось бы лететь на другой край света и договариваться о мирном соглашении вместо него. Вечно Накахара лез куда не просят. Осаму откровенно раздражался всякий раз, когда речь заходила о том, из-за кого он мотался на другой край планеты, а также из-за кого Дазай в принципе делал какую-либо не нужную ему работу. У Каякучи-гуми была одна простая истина, отскакивающая шепотом от стен: все знали, что Дазай не переваривал своего напарника и приключения, которые тот на регулярной основе ему делал. Аро был из той касты людей, которые одним своим существованием делали нервы. Просто потому, что были. Существовали. Именно эта черта так впёрлась Дазаю — существовал. Аро был верной псиной, которая готова скакать перед хозяином на задних лапках и тапочки подавать. Жаль, хвостом не вилял, хотя его вечно собранные в скупой короткий хвост волосы вполне походили на это. Он соглашался со всеми указами, интересовался каждым делом, которое, по его мнению, имело пользу для клана и в общем-то был помешан, чтобы быть угодливым, однако… Это мешалось в нём в совершенно невзрачной картине отсутствующего характера как такового. Добиться от него реакции близкой к эмпатичной было труднее, чем от всеми известного палача Йокогамы. И раз уж зашла тема пыток, то Дазай больше любил издеваться над своим бестолковым напарником. Он испытывал садистское удовольствие, когда давал шанс Аро продемонстрировать свою полезность. Ему нравилось, что Накахара ловил каждое слово, внимал ему, как единственному совершенному человеку. Это было забавно и жалко. Жалко, потому что мир Аро не шёл дальше клана, а Дазай был тем человеком, который ненавидел жалких людей. В машине он копался в подготовленном небольшом отчёте о сути поездки. В окне мигали фонари, раздражая глаза, но они быстро пропали, когда водитель свернул в безлюдный переулок, где начиналась территория якудза и куда не смели сунуться гражданские. Никто не убивал их, если они не лезли, куда не просили. Хотя ходил по рукам слушок, что не брезговал развлекаться и убивать их только глава Исполкома, но ему было простительно, всё-таки он — приемник босса. Так говорят. Машина остановилась напротив дверей главного здания. Осаму сухо бросил мужчине-шофёру благодарность чисто из внедрённой с детства вежливости. Он ввёл код в пропускную систему, поставил свой отпечаток и зашёл внутрь. Вокруг не было ни души, что было вполне ожидаемо. На ресепшене горела красная лампочка экстренной кнопки, единственная освещала мизерный участок. На этаже Мори перед ним коротко поклонилась охрана и молчаливо дёрнула двери, хотя в этом не было надобности — с той стороны её уже толкнули распахнуться и оттуда выскочил вихрь. — …а босс, всег… Накахара оборвался на полуслове, с размаху врезаясь в чужую грудь. Рыжий пушистый хвост от резкого столкновения разметался по плечу, а чёлка сбилась, завешивая глаза. Зло метнув взгляд, Накахара быстро изменился в лице и склонил голову к груди, тихо цедя: — С прибытием. — О, и правда живой. — Дазай равнодушно осмотрел застывшую в проёме фигуру Накахары и не удержался, чтобы не повеселиться, раз его вечер обязывал не откисать в ванной после перелёта, а топтаться у босса на ковре. — Как ловит на том свете? Связь хорошая, рассказали, почему не забрали? Накахара не стал отвечать, только юркнул под уперевшуюся в проём руку Дазая и выскользнул из кабинета, игнорируя. — Отвечай, когда с тобой разговаривают, Накахара, — строго окликнул его Дазай, осматривая тёмную спину. Обычно Накахара проглатывал и почти не реагировал на колкости, отбивая душные фразы о полезности Каякучи-гуми, хотя по его виду было заметно, что ему иррационально грустно. Но сейчас Осаму был четко уверен, что плечи его напарника подрагивали от раздражения или чего-то похожего на негативную реакцию, чем глупую совершенно жалкую обиду. Дазай вгрызся взглядом в спину, продолжая изучать каждое действие и едва уловимый вздох. Накахара повернулся, и на его лице отразилось нейтральное выражение, даже слегка печально-страдальческое. Почти как Дазай привык видеть. — Боюсь, мне ещё рано уходить в рай. Процветание Каякучи-гуми находится на первом месте, — ровно сказал он, едва ли вообще имея хоть какую-то мимическую выразительность. — А не сильно ты коротколап для рая? — Дазай насмешливо дёрнул бровью. Накахара кинул странный взгляд на Дазая, будто его прямо сейчас прокляли — впервые, мать его, — а затем он поправил борт пиджака и ещё раз поклонился. — Я пойду, босс, — снова отдал честь Мори, что был в кабинете за спиной и видел эту картину. — Всего хорошего. — И четким мерным шагом устремился к лифту. Дазай смотрел на него ровно до исчезновения фигуры за металлическими дверями, чтобы после наконец зайти к Мори и быстро отдать уже этот треклятый отчет. От него не укрылся изучающе-пронизывающий взгляд красных глаз, но Дазай сделал вид, что не заметил этого. — Учитывая, что Накахара тут так поздно, полагаю, есть какое-то серьезное дело? — вместо приветствия, бросил Дазай, присаживаясь в кресло напротив Огая. — Не то, чтобы оно требовало немедленного решения, — начал Мори, придавая голосу будничный тон, — думаю, мы вполне подождем с этим. Как прошла командировка? Дазай достал из папки два листа и передал в руки босса. — Мы уладили все недомолвки, после инцидента в порту. Саймонс продолжит поставки через нас, заключив новое соглашение об актах несанкционированного нападения. Теперь он будет ещё одной оборонительной стеной на случай, если Симадзаки-гуми или кто-то другой снова полезут не в свой город. Дазай чеканил все быстро и без запинки, его беспристрастный голос был похож на электронный, лишенный красок и чувств. Командировка была до ужаса скучной и простой, с такой справился бы любой простой рядовой, поэтому Дазай совершенно не понимал, с какой неочевидной целью его сослали в Лос-Анджелес. Он был уверен, что это дело одного дня, а не одного месяца, где он просто слонялся без дела большую часть времени. И все же, Дазай долго думал над этим и пришел к выводу, что у Мори точно есть какой-то план, в котором Дазаю не следует знать и половины трети. Странное чувство сопровождало его ещё с того дня, когда он увидел в лифте смехотворно вырядившегося парня, пробирающегося сначала к боссу, а затем к Озаки Коё. Несмотря на незадавшиеся дружеские отношения, он всегда признавал, что Озаки мастерски курировала новобранцев, несущих огромную пользу клану. В её кабинет могли зайти только они и члены Исполнительного комитета, а раз так, то Дазай должен был узнать о новом подчиненном ещё месяц назад, но этого так и не произошло. Мори удовлетворительно кивнул и отложил бумаги в сторону, он поднял взгляд на Дазая и переплел пальцы, медленно анализируя его вид. Под таким взглядом обычно многие съёживались, даже Аро — и без того не выдавшийся ростом — выглядел слишком крошечным, когда попадал в ловушку плотоядной оценочности, но Дазай только вопросительно изогнул бровь, как бы бросая вызов. — Что ж, — Мори принял более спокойное положение и потянулся рукой к ящику в письменном столе, и выудив оттуда папку, он передал её Дазаю, — недавно наши люди заметили, что в клубах и других заведениях в северной части стали происходить странные вещи. Дазай открыл папку и внимательно прочитал отчет с последнего казино: в кассе недостача на полтора миллиона, несколько гостей отправились в больницу от какого-то опиоида, а очевидцы считают, что их обокрали и подсунули липу. Что ж, очень занятное дело. Обычно их клан славился самой надежной репутацией развлекательных заведений, всё в них всегда работало как часы отлажено, поэтому странно видеть столько беспорядка за столь короткое время. — Сейчас нам нужно как можно быстрее разобраться с этим, пока наши гости и враги не засомневались, — добавил Мори. — Вы займетесь делом через два дня, и пока к завтрашнему вечеру я буду ждать ваш способ решения проблемы. Поклонившись, Дазай покинул кабинет, устало ссутулив плечи. Он отправился прямиком в квартиру, чтобы наконец отключится на несчастные три часа.

***

Чуя не знал Дазая так хорошо, как его брат, но Чуя получал сведения о нем от своих друзей-коллег из Киото, в качестве благодарности за хорошую стратегическую работу. Ну и из-за банальных переживаний, куда он делся и что с ним. Из собранных данных он узнал, что Дазая держали в клане Каякучи ещё с детства. Он ровесник Накахары, но Чуя никогда не пересекался с ним ни на спаррингах, ни на занятиях по ведению дел, ни ещё когда-либо. Присутствие Дазая совершенно не ощущалось, и Чуя всегда думал, что они с братом были единственными детьми в то время. Чуя так же видел фотографии члена Исполкома: парочку издалека, где-то с верхушки здания и парочку приближенных, но всё ещё находящихся на расстоянии. Он детально изучал каждую, сидя по несколько часов за столом и анализируя спокойный силуэт. Многое было непонятно: забинтованный глаз, о травмах которого ничего не удалось найти, абсолютно беспристрастное лицо, смотрящее на только что убитых мужчин, бинты, выглядывающие из-под рубашки. Черты лица поражали тем, насколько у этого ублюдка была внушительная внешность — даже с пеленой скуки в глазах, этот чёрт был именно чертовски красив и, похоже, пользовался всеми своими достоинствами, чтобы получить желаемое. Чуя мог поклясться, что Дазай Осаму не был обычным человеком, тут даже не надо быть гением, чтобы почувствовать сквозь фотографии земляной холод и металл крови на губах. Странно было только то, что в лифте Чуя не сразу понял, что перед ним именно этот Дазай, про которого шла слава «палача Йокогамы». Он лишь потом понял уже у входа в кабинет Коё на следующий день, что столкнулся два раза подряд с одним из опаснейших людей в этом городе. Осознание тогда так окатило стадом мурашек по спине, что он с трудом сохранил спокойствие перед Анэ-сан. Дазай Осаму. Чуя узнал о нем ещё больше из отчетов Коё. Теперь Чуя знал всё то, что знали все в Каякучи-гуми, но вот только… А что знал Аро о Дазае? Они работали вместе с пятнадцати лет, и надо признать, что что-то Аро знал гораздо лучше других. Может, у них были какие-то свои фразы, понятные только им, а может, у них была общая тайна, которую они закопали глубокой ночью где-нибудь на пустыре. Совместная поездка за город с целью поджечь особняк надоедливого связующего. Локальная или камерная атмосфера в деталях, которые выстраивались на мимике, жестах, элементах одежды годами. Да масса того, что не будет написано на бумаге, но будет ощущаться, стоит оказаться один на один. Чуя боялся, что его раскроют в первую же минуту, что стоит Дазаю взглянуть ему в глаза, и в них отразится все то, что Чуя старательно прятал. Нельзя отрицать, что Дазай жуткий и непонятный тип, вторая встреча это окончательно подтвердила. Этой ночью он явно ощутил некую неприязнь, исходящую от Дазая, хотя это и неприязнью сложно было назвать, это что-то другое, что-то близкое к ненависти, но не настолько яростное, что быть ею. Презрение. Оно сочилось из едкой шутки и желания указать Чуе его настоящее место, когда Дазай ставил руки, преграждая путь, когда смотрел сверху вниз, когда прожигал спину пронизывающим взглядом. Чуя чувствовал этот взгляд — кто угодно бы почувствовал, как его буквально пожирают! — стараясь сфокусировать все свои силы, чтобы старания Анэ-сан не спустились в унитаз в первые же пять минут встречи с Дазаем. И Чуе удалось! Он предпочитал думать, что удалось, а значит, так оно и есть. Когда Чуя раздумывал обо всем, что знает и что не знает, ему приходили мысли, что такому человеку, как Дазай, никто не нужен, что он правда до мозга костей состоит из угольной черноты и безграничной пустоты. И Чуе совсем непонятно, как он мог дорожить кем-то и уж тем более горевать об утрате. Потому что у Чуи не находилось объяснений тому, как Дазай быстро и с изящной легкостью убил подчиненного, который провалил задание. Чуя видел записи с камер видеонаблюдения, стоящих в темной комнате для допросов — Анэ-сан показала их ему, чтобы закалить Чую на подобные возможные ситуации. Чуя был закалён — в Кансае всякое бывало, — но всё же он увидел достаточно, чтобы понять, что Дазай и жизнь, как два противоположных полюса магнита — никогда не столкнутся, а если и да, то всё вокруг превратится в пепел. Что ж, думал Чуя, раз он ввяз в это дерьмо, то теперь ему придется прикусить свой язык и начать работать так, чтобы до Дазая дошло как можно позже, что его нагло обувают в лапти. И честно, он боялся представить, что тот с ним сделает, когда все узнает.

***

Чуя не спал этой ночью, поэтому сейчас он очень сожалел об этом. Его образ жизни всегда был ночным, поэтому, сидя в кабинете в семь, мать вашу, утра, он очень жалел, что не поменял его заранее хотя бы немного, но что есть, то есть, поэтому Чуя цедил чашку очень, очень крепкого кофе и читал отчет о предстоящей работе. В кабинете царил успокаивающий полумрак, который нарушала лишь пара торшеров в разных углах комнаты. Его кабинет перенесли в бессолнечную часть здания, поэтому даже за затянутыми шторами и другими напылениями на стёклах ни один луч не мог достать сосредоточенного на работе Чую. Кто-то неизвестный пытался заявить о себе, как о бакуто, которые традиционно зарабатывали в сфере азартных игр и букмекерства, а также промышляли сутенёрством, махинациями в торговле, строительстве и сфере услуг, и это было так очевидно и от того глупо, что кто-то настолько мелкий смел думать, что сможет поставить ультиматумы Каякучи-гуми, что Чуя не может не усмехнуться. В этот момент дверь в кабинет распахнулась и ударилась ручкой о стену, громко отлетая и захлопываясь. Чуя дернулся и поднял взгляд на нарушителя его покоя. Дазай стоял посреди комнаты, и Чуя мог поспорить на что угодно, что его присутствие заняло куда больше места, чем небольшой квадратик ковра, который тот втаптывал в пол. Создалось впечатление, что Дазай сразу пытался заполонить собой всё пространство, чтобы Чуя сжался в своем кресле и сидел, едва дыша — настолько от того несло холодом и раздражением. — Стучать не учили? — сказал Чуя, прочищая горло и сохраняя все свое самообладание при себе, чтобы это прозвучало как можно легче. — Когда ты видел, чтобы я стучал? — холодно бросил Дазай, падая на кожаный диван недалеко у двери. Он открыл принесенную с собой папку и продолжил: — Перейдем к моему плану на завтрашнюю миссию. Чуя слегка опешил от такого напора, но сохранил решительный вид. — Итак, судя по тому, как действовала эта группировка, они попытаются с большей вероятностью снова пойти в какое-то место, где большая часть влиятельных людей смогут видеть, как Каякучи-гуми проигрывают кучке неизвестных. — Но везде, где игральные карты и приват комнаты, уже много влиятельных людей, — сказал Чуя, вдумчиво смотря на отчеты о потерях. Он поднял голову, когда не услышал дальнейшего рассказа и наткнулся на темный взгляд. Дазай прищурил единственный глаз и ещё более холодным тоном произнес: — Я это и сказал только что. Чуя сглотнул, понимая, что всё, о чем ему говорила Коё-сан, летит далеко нахер, потому что его никто не предупреждал, что с Дазаем буквально нельзя вести разговоры и указывать ему очевидное. Охеренно! Что ж, Чуя выдохнул и кивнул — этого оказалось достаточно, и Дазай продолжил: — Мы отправимся в Саванну. Нужно найти подставных официанта, крупье и гостей до того, как они начнут что-то понимать о нас. — Что требуется от меня? — спросил Чуя, надеясь, что так сделал бы его брат и это не вызовет ещё один шторм посреди ясного дня. — Всего лишь ждать, когда я подам сигнал. — Живые или мертвые? — Одного оставь, может пригодиться, — ответы Дазая звучали спокойно, и Чуя мысленно коротко проликовал, что хоть этот отрезок времени неплохо справился со своей ролью. Дазай сделал ещё несколько пометок, а затем спросил у Чуи: — Есть какие-либо мысли на этот счет? Тут Чуя мысленно чертыхнулся за поспешные доводы и аккуратно взглянул на Дазая, обдумывая, стоит ли как-то комментировать дело или лучше сказать, что все мысли были уже озвучены им. Если бы Аро спросили, то он наверняка сказал бы, что его устраивает данная схема и он полностью согласен работать на условиях Дазая, он скорее всего не стал бы рассказывать, что эта группировка может быть сразу в нескольких местах, он бы, наверное, сам даже не подумал так. И что же делать Чуе? Как остаться на плаву, когда он уже чувствовал, как неизбежно тонет? — Хм… — Чуя прокашлялся и откинулся на спинку кресла, слегка раскручиваясь в стороны. — Учитывая, что мы ничего не знаем о схемах группировки, полагаю, что нам и правда стоит просто наблюдать за ними. Но что, если их банда расползлась по всем заведениям? Тогда одной ночи будет мало, чтобы искоренить их. Если выйдем на одних, то другие или наконец проявят свое лицо, или начнут действовать более осторожно. В любом случае, думаю, было бы неплохо задействовать куда больше сил, чем два исполкома. Дазай смотрел на Чую сложным взглядом, Чуя не мог понять, уничтожат его сейчас за всё, что он тут наговорил, или оставят жить до следующего раза, пригрозив вырвать язык. Всё, что ему оставалось, просто ждать и стараться не проигрывать в борьбе взглядов. И, о боги, спустя, наверное, вечность, Дазай заговорил, отвлекаясь. — Возможно нам следует взять с собой Черных ящеров, чтобы покончить с бандой за раз. Что? Чуя не ослышался? Его мысли и правда были услышаны? Это не бред, его наглость сошла ему с рук? — Выглядишь так, будто у тебя только что разбилось все твое пойло, — сухо прокомментировал Дазай, хмыкая. Почти. У Чуи точно разбилась пара-тройка нервных клеток, и вряд ли они когда-либо восстановятся. — Не говори ерунды, — отмахнулся тот и отложил папку, открывая новую. — Если у тебя всё, то можешь идти. Дазай удивленно поднял бровь: — Когда это ты отдавал мне приказы, а? Накахара? Фамилия была будто грязным ругательством, слетевшим с тонких губ. Где-то внутри разбилась ещё пара клеток, и Чуя уверен, что хотел бы провалиться под все эти многочисленные этажи далеко в землю. Он нервно оттянул ворот рубашки и отвернулся. — Ну я имел в виду, — начал тот нарочито неуверенным и дрожащим голосом, принимаясь лепетать и надеясь, что его липовое смятение выиграет ему немного остатков спокойствия за свою душу, — что ты мог устать после длительной командировки и захотел б-бы быстрее закончить с работой и от-тдохнуть. Дазай медленно встал с дивана, он подошел к креслу Чуи, уперся бедром в столешницу и наклонился, разворачивая к себе с предельной аккуратностью сидение. Чуя мог точно сказать, что от Дазая разило бинтами, сырость и могильным холодом, он был похож на проливной дождь в позднюю осень: отстраненный от всего, без намека на тепло. Он аккуратно подцепил ледяными пальцами подбородок Чуи и потянул на себя. Их взгляды встретились, и да, это было похоже на взгляд в бездну. — Не забывай свое место, Накахара. Дазай отпустил Чую так небрежно, словно его кожа была испачкана грязью. Он развернулся и ушел, не закрыв дверь. В отдалении коридора можно было увидеть, как Дазай достает салфетку и вытирает руку с особой тщательностью. Что ж, вот и поговорили. Чуя чувствовал, что его душу высосал вместе с брошенными словами новоиспечённый напарник, но… черт? Что это вообще, блядь, было? Как Чуя должен вести себя в таких ситуациях? Ему нужно всегда молчать и не провоцировать? Это так делал Аро все пять лет? Невозможно беспрекословно слушаться кого-то так верно и безответственно. Да, это безответственно, потому что планы Дазая не равно полный успех, а покорность не равно остаться целым. В таком случае, какие же тогда были у них отношения и зачем Чуя заменяет того, кого Дазай открыто презирает? От потока мыслей голова начала кружиться, хотя может это остаточное явление после Дазая Осаму. В конце концов, Накахара не рассчитывал, что произойдет… Это! Он и близко не мог предугадать такой исход, а уж если бы знал, то определенно не допустил такой ужасной ситуации — проломил бы хребет до того, как этот упырь сунулся бы. Он на негнущихся ногах поднялся и прошел до двери, чтобы мягко её закрыть и спуститься по ней на пол, делая глубокие выдохи. Ему просто нужно выполнить несколько миссий вместе с Дазаем, стараться молчать и смотреть как можно более глупо и преданно, тогда проблем не будет. Наверное. Но черт возьми, как можно выдержать с Дазаем хотя бы тридцать минут полной покорности, когда его самодовольство настолько выходит из берегов, что хочется ткнуть, что он не такой уж великий гений? Для Чуи все это пока оставалось большой загадкой, но он собрал себя в руки, сел за документы и начал выполнять обычную работу, где не нужно притворяться и подражать Аро. День прошел спокойно, погребенный под бумагами, Чуя успел вспомнить о конце рабочего дня только после слов своего секретаря. За окном окрашенное в фиолетовое молоко небо выглядело умиротворенным вместе с мягкими подсвеченными облаками. Чуя задумался, что редко наблюдал и уж тем более никогда не видел его так близко, как сейчас, находясь на предпоследнем этаже одного из самых высоких зданий Йокогамы. Интересно, Дазай хоть раз наблюдал за небом так же, как и Чуя? Видел ли он в нем что-то прекрасное или считал это не больше, чем просто призывом подтянуться к грязным ночным делам? Сложно было сказать, что Дазай однажды поделится с Чуей такой информацией. Словно зная, что Чуя тратил свои мысли на размышление о напарнике, в кабинете громко хлопнула дверь. — Собирайся, пойдем. Чуя немного развернулся, оставаясь на месте, и вопросительно поднял бровь. — У нас есть планы? — От Акутагавы только что пришло сообщение, что они взяли шестерку, который вынюхивал что-то около груза. Дазай даже не посмотрел на Чую, развернулся и быстрым шагом последовал в сторону лифта. Чуе пришлось впопыхах закрывать кабинет и нагонять того уже около открывшихся дверей. Всю дорогу в допросную они провели в напряженном молчании, хотя это скорее Чуя был взвинчен до предела, пока Дазай сохранял обычное нечитаемое настроение. Казалось, сделай Чуя хоть одно движение, и все вокруг превратится в самое настоящее пекло, пол уйдет, и Чуя увязнет в лаве. Но даже если обойтись эдакой драмой, то Чуя все равно не желал долго задерживаться в обществе долговязой, совершенно непредсказуемой херни. Когда они ушли глубоко под землю и сырость окутала коридоры, они наконец открыли дверь в допросную. Там свет слабо дребезжал лампами Армстронга и был один низкий светильник над металлическим столом, на котором разложены с особой аккуратностью колюще-режущие предметы. Широкая стена справа от стола усыпана оружием, а поодаль от нее вбиты в облупившуюся штукатурку гвозди с наручниками. Пол потерял какой-то определенный цвет, превратившись в смесь оттенков серого и коричневого. Посреди комнаты на стуле сидел связанный мужчина, его голова была опущена к груди, прикрыв лицо темными волосами, светлая рубашка пропиталась красными разводами. У Чуи промелькнула мысль, что подчиненные Акутагавы — или сам Акутагава — могли неправильно понять приказ «доставить целым», но что есть, с тем и нужно работать. Он следил за тем, как Дазай обошел гостя и стал напротив, оценивая сгорбившуюся фигуру. Минуту ничего не происходило, но затем Дазай схватил мужчину за волосы и задрал его голову к лампам. Послышатся хриплый стон, и мужчина сдавленно закашлял. — Так вот как выглядит крыса, которая завелась в порту. Чуя сдержался, чтобы не отшатнуться в сторону, ему совсем не понравился тон, с которым Дазай сказал это — слишком неживым казался ему человек, стоящий рядом с жалким мужчиной. — Я бы предложил тебе все рассказать до того, как я вырву твой язык, но думаю, мы можем вести беседу в процессе других увлекательных вещей, не так ли? — Дазай заглянул в едва открытые глаза, широко улыбаясь. У Чуи внутренности скрутило от этой картины, он, конечно же, знал, как нужно выуживать информацию, делал это спокойно, марал руки, если потребуется, и не позволял себе лишнего, поэтому стоящий в этой комнате псих знатно накалял обстановку, и Чуя правда думал, что именно ему лично придется спасать несчастного, чтобы от того остались хотя бы кусочки. Дазай прошел к столу, и, вдумчиво рассматривая арсенал, поманил рукой всё ещё стоящего в дверях Чую. Тот пошел на ватных ногах, молясь на свою выдержку, чтобы остаться спокойным до конца всего этого… этого. Он послушно взял в руки плоскогубцы, проследовал за Дазаем, крепко держащем скальпель. — Ну что ж, начну с простого — что ты искал в порту? Мужчина нахмурился и плотно сжал челюсть, показывая всем своим видом, что так просто он не даст им информации. Ничего удивительного, вздохнул Чуя, любой пес будет верен своей семье до конца, жаль лишь, что на его долю выпал грёбаный Дазай. Дазай улыбнулся шире, с кошачьей грацией он прокрутил скальпель меж своих пальцев и плавно приблизился к лицу заключенного. На этот жест было эстетично приятно смотреть, но на суть — нет. — А ведь я давал тебе шанс, — с притворным сожалением сказал он и вонзил скальпель в центр привязанной ладони. Мужчина завизжал сорвано высоким голосом, и Чуя скривился от этого звука. Ему не нравилось всё, что сейчас может произойти, но заступаться и пытаться выйти на рожон звучало как абсолютно тупая идея, поэтому он поджал губы и напряженно сжал кулаки. Пусть развлекается, мужчина долго не протянет с этим подходом. Надо признать, мужчина оказался крепче, чем Чуя думал: из-за его потрепанного вида и испачканных вещей Накахара ошибочно решил, что допрос не займет много времени, но, мать вашу, как он ошибся. Верный пес не проговорился ни тогда, когда Дазай лишил его указательного и среднего пальцев, ни тогда, когда он вывернул эту же руку под неестественным углом — что даже Чуя дернулся, касаясь своей, потому что ломать лучевую кость та ещё дрянь, — ни от истязания всего тела и даже тогда, когда на лице того не осталось и живого места, а глаза были залиты кровью. Всё это сопровождалось молчанием со стороны Дазая и криками от пленника. Чуя держал в руке плоскогубцы и думал, что если они понадобятся Дазаю, то он не отдаст их, потому что ещё немного и их единственный возможный шанс разобраться с бакуто, не выходя из штаб-квартиры, сдохнет от банального, блядь, болевого шока. Будто читая мысли, Дазай протянул руку к Чуе, повелительно указывая открытой ладонь на плоскогубцы. — Нет, — твердо сказал Чуя. Его спина держалась прямой до хруста позвонков, а взгляд был полон решимости. — Что, прости? — Удивление, длившееся всего долю секунды, сменилось раздражением. — Ты, вероятно, не понял или растерял свои мозги под иглой. — Разве ты не видишь, что он едва жив? Продолжишь дальше — и он умрет, — спокойно отозвался Чуя, подойдя к пленному со спины. — От него всё равно не получить информацию, это было ясно с самого начала. Протяжный стон сопроводил конец фразы — Дазай наступил мужчине на ногу. Чуя удивленно распахнул глаза и открыл рот, тут же его закрывая. Чуя знал, что Дазай ублюдок, но чтобы мучить человека просто так — слишком. — Ты просто хотел скоротать время, — с осознанием пробормотал он, опуская взгляд сквозь окровавленную руку со скальпелем. — Это так… — он едва мог совладать с собой, чтобы не ляпнуть то, из-за чего он мог оказаться рядом с этим несчастным между ними. — Как, Накахара? — Ядовитая усмешка тронула бледные губы, и Дазай склонил голову к плечу, смотря на Чую из-под спадающих прядей. В подмигивающем свете дурацких ламп на его лице тень добавляла большей драматичности, а темные, почти черные зрачки смотрели так выжидающе хищно, что хотелось самому прирезаться. — Мерзко и глупо. На мгновение на лице этого придурошного вакагасиры промелькнуло удивление и что-то похожее на неверие в только что услышанное. Но это было лишь на мгновение, и Чуя мог бы даже сказать, что ему это привиделось. Дазай покачал головой и растянул губы в задорной улыбке, запрокинул голову и заливисто засмеялся. Чуя чувствовал, как каменеют его мышцы, как все тело похоже на раскаленный нервы, как всё его существо кричит, что нужно убираться подальше от этого человека, но он остался неподвижным, готовый к любому исходу. — Вот уж от кого не ожидал услышать, так это от тебя, — прекратив смеяться, произнес Дазай, и его лицо вмиг стало исполненным равнодушия и той вечной брезгливости, когда он произносил: — Накахара. Чуя мог засчитать это, как пощечину, но вместо этого он без колебаний положил руку на плечо почти бездыханного мужчины и выпалил: — Отдай его мне. Я не думаю, что мы получим информацию, но его смерть будет легче. Дазай Осаму смотрел не читаемо, это не очень напрягало Чую, потому что отступать некуда, поэтому он ждал и хмурился. В их борьбе взглядов он был готов стоять до победного колокола, однако Дазай быстро изменился и стал похож на человека, которого вообще не волнует происходящее. — Можешь делать с ним, что хочешь, он и так уже перестал приносить мне удовольствие. Конечно, было в его голосе что-то такое, что советовало Чуе быть осторожнее, но он задавил свою панику и благодарно кивнул. Дазай прошел к выходу, не обернувшись и не попрощавшись, и Чуя был рад тому, когда дверь тихо закрылась. Он облегченно выдохнул и обошел мужчину, вид у того был, мягко говоря, пиздец какой паршивый, Чуя сомневался, что тот вообще все ещё в сознании, но пленный сам подал признаки жизни, откашливая кровь. — Накахара-сан, — слабо произнес тот так, что Чуе пришлось наклониться, и его чуть не стошнило от запаха крови и вида ран вблизи. — Я от, кха-кха… Хирацука-кай. Услышав клан, Чуе едва ли не знакомый, он почувствовал, как внутренности связались в тугой узел просто с ничего. Словно подсознательно его мозг и так понял, что дело дерьмо. — Кайчо ищет вас. Она полна добрых, кха, на-намерений. Вы должны, — он сделал вздох и опустил голову ещё ниже, — должны знать правду. Все в клане ждут, кхэ-а, когда отомс-стят за Накаха-а-ра. Было видно, как слова давались мужчине тяжело, и он держался лишь на последней, одному богу известной уверенности. — Хирацука ваши, Накахара-сан. — Мужчина содрогнулся и выплюнул сгусток крови прям под туфли Чуи: пара капель попали на чистую, отполированную кожу, но сейчас это имело лишь второстепенное значение. Чуя старался не шевелись. Он исследовал тело информатора и заметил, как того взяла дрожь, а затем тело безвольно обмякло, и голова повисла так неправильно, что Чуя отошел и оглянулся по сторонам. В его голову врезалось каждое сказанное слово, и Чуя собирался обдумать это все как можно скорее, поэтому ретировался из допросной. Напоследок он взглянул на груду костей и крови, которой стал этот человек благодаря сами-знаете-кому. Просто поразительно. Чуя шел, почти не различая перед собой коридора, ему казалось, что пол всё-таки стал плавиться, а его ноги вязнуть в смеси бетона и кафеля. В голове множество мыслей соревновались и бились друг о друга, как волны о скалы. Он пытался ухватиться хоть за одну, но едва мог понять, что вообще чувствует. Стоя уже в лифте и смотря на серебряные двери, Чуя сжал кулаки и шумно втянул воздух — это помогло, и он наконец вырвал одну единственную мысль, кричащую громче всех.

Хирацука ваши, Накахара-сан.

Просто самая бредовая вещь, которую Чуя слышал за последнее время. Если быть честным, то про клан Хирацука Чуя знал ровно столько же, сколько кот не проплакал за всю жизнь, то есть, иными словами — ровным счетом ничегошеньки. Нет, конечно, он получил информацию из архивов Каякучи ещё в детстве, где было сказано, что клан Хирацука был нацелен преимущественно на политические отношения как внутри страны, так и снаружи, их спецификой в основном были экономика и расширение связей по морским линиям. Они действовали тихо, если Чуе не изменяла память, работали, как отлаженный часовой механизм и редко вступали в вооруженные конфликты, работая преимущественно за счет переговоров и рычагов давления, и самый громкий скандал из всех был ещё при живых родителях Чуи. Последнее Чуя узнал не так давно и опять же благодаря своей относительной отдалённости от Каякучи-гуми в Киото. Собственно, это все. Ни имени главы, ни его советников или каких-либо связей. И в голове слабо укладывалось, что мужчина, которого поймали возле груза в порту, являлся одним из Хирацука. С большой вероятностью все, кто проводил рейды на заведения, тоже были как-то связаны с Хирацука-кай, но тогда это противоречило данным, которые совали Чуе под нос в детстве. Разве они не должны были нападать более аккуратно и не так очевидно? Может, проскочило в мыслях, когда Чуя выходил из здания, их новый глава пересмотрел взгляды на управление организацией? Солнце уже полностью скрылось за высотками и погрузило улицы в мягкий полумрак, освежающая прохлада постепенно приводила в чувства, и Чуя спокойно вдохнул побольше воздуха в легкие. Он зашел за поворот и тут же сдавленно охнул, когда чья-то рука приложила его об плиты здания. — Ай-яй-яй, как нехорошо получилось, а, Накахара? — С первых слов стало понятно, что Дазай был очень раздосадован. Ха, раздосадован. Да он в бешенстве, мать вашу! Его рука сжимала шею Чуи мертвой хваткой, под пальцами билась вена, и Чуя едва касался земли носком обуви. — Что-то сегодня от тебя много слов, — цыкнул Дазай, сурово смотря на задыхающегося напарника. — Может, если я вырву тебе язык, сегодня мое настроение улучшится? Что скажешь? — Язвительная усмешка коснулась его губ, и Чуя бы поклялся, что глаза напротив горят красным светом. Судорожно анализируя ситуацию, Чуя бегал взглядом по черной фигуре, прикидывая, каков шанс, что он уйдет отсюда целым. Даже не так — какой шанс, что именно Дазай вообще живой выйдет из этой вшивой подворотни. — Ты не сделаешь это, ублюдок, — прохрипел Чуя и удовлетворенно отметил, что эти слова взбесили его ёбаного напарника ещё больше, а хватка на шее перекрыла ещё больше воздуха, заставив Чую вцепиться в его руку. То, что нужно. — Проверим? — Спокойствие сочилось яростью и Дазай с вызовом задрал подбородок. Чуя покрепче взялся за руку и со всего размаху врезал ногами в живот стоящего напротив. Хватка ослабла и Дазай согнулся, Чуя тут же вывернул ему руку, ловко заходя за спину, и со всей ненавистью ударил Дазая каблуком под колени так, что тот с грохотом упал на землю. Чуя крепко схватил тёмные волосы и откинул голову Дазая назад, слыша, как тело под его хваткой издало раздраженно-разочарованный стон. — Не смей, блядь, трогать меня, — голос Чуи дрожал от злости, и он едва сдерживал себя, чтобы не прокатить этого ублюдка по асфальту вниз мордой. — Ещё раз — и твои останки не смогут соскрести по этой стене. Понял? Дазай не ответил, лишь смотрел как хищник, который ни за что не проиграет жертве. Чуя надавил на скрученную руку и дернул за волосы с такой силой, будто собирался снять скальп прямо сейчас. — Я не слышу. Понял? В ответ было едва слышное «да» и шипение от боли. Чуя отбросил Дазая к стене и отряхнул руки, зло сверкая глазами в сторону тяжело кашляющего «напарника». Тьфу, блядь, что за дерьмовое слово. Его вид не вызывал ничего, кроме желания убраться отсюда как можно скорее, иначе Чуя не мог ручаться, что он оставит этого подонка в живых. Он развернулся и быстро зашагал прочь в сторону парковки, оставляя Дазая в тени офиса.

***

Чуя гнал до квартиры так быстро, что нарушил чуть ли не больше половины дорожных правил. Он мечтал запереться в своем доме и не выходить оттуда больше никогда, хотел создать непробиваемую стену, огородить себя от всего мира и исчезнуть. Вместо этого он стоял под обжигающе горячим душем и думал-думал-думал. Его мысли метались от Хирацука-кай до выходки Дазая и так по кругу, в его голове происходила невообразимая игра двух проблем в перетягивание одеяла, и увы, Чуя был проигравшим. Он обессиленно выдохнул и подставил лицо воде, меняя температуру на ледяную. От контраста его немного отрезвило, и все, что казалось сложным и важным, отступило, а Чуя вышел из душа будучи более спокойным и уравновешенным. Он налил себе кофе и принялся обдумывать все, сидя за столом, освещаемым лишь небольшой настольной лампой. Его взгляд гулял по ярким огням города, а мысли выстраивались в упорядоченный ряд. Сначала нужно понять, какую тактику выбрали Хирацука и с какой целью. Чуя понятия не имел, сменилась ли власть в клане, намечался ли переворот в нем или было что-то стоящее выше их любви к дипломатии. Не было даже адреса штаб-квартиры, хотя обычно якудза такого уровня не скрываются. Но к чему весь этот фарс? Что Хирацука вдруг понадобилось от Чуи? Да и от Чуи ли? Может, тот человек имел в виду Аро. Тогда это было отвратительно уже тем, что воздействовать на мёртвых Чуя никоим образом не умел. Воскресить, встряхнуть и зло прорычать в лицо идиотского брата Чуя, увы, не мог. Хотел бы, но не мог. Он бы снова с радостью отдал бы бразды правления креслом хосы Аро, чтобы все и дальше не знали о истинном носителе гравитации. Чуя не глупец, он прекрасно понимает, что его дар может заинтересовать всю Йокогаму, если не всю страну, а уж если информация о нем просочилась к Хирацука, то сначала он узнает, что с ними не так. Полный решимости заняться информацией, Чуя пошел в спальню и устало упал на мягкий матрас, пробегая взглядом по потолку. В голову ударило осознание плачевности ситуации в Дазаем. Если завтра Мори вызовет его на ковер и казнит, то Чуя только понимающе склонит голову. Да, он облажался, пиздецки облажался. Ему следовало держать свой язык при себе, а руки — подальше, и не провоцировать гениального ублюдка, который мог раскусить весь обман Чуи ещё в первую же минуту. Но нет, нужно было заступиться, нужно было показать, что Дазай конченый кретин, которого пристрелить мало. Это такая большая проблема, что клан Хирацука и их крысы кажутся просто пустяком, когда его настоящая угроза осталась на коленях под зданием штаб-квартиры. Если его не убьет Мори, то с большей вероятности Чуя окажется на месте того мужчины в допросной, и тогда его пытки будут длиться куда дольше трех с половиной часов. Но хера с два Чуя бы позволил себя запереть там. Если Дазай и Мори думали им помыкать, то у них случится самый огромный облом и перелом в их жизни. Чуя точно размозжит им обоим черепа. И Чуя очень жалел, что не имел дара стирать людям память, он бы помог от многих проблем в его жизни, но вместо этого он только вздохнул и махнул рукой — все шторы в квартире окутала красная вуаль, а затем всё погрузилось во мрак.

***

На следующий день Чуя сидел в черной водолазке у себя в кабинете и читал отчет Акутагавы о портовом грузе, который интересовал шпиона. Ничего суперважного или настораживающего, обычный товар из Нагои от постоянных клиентов их судоходной компании, и если это очень нужно было клану Хирацука, то они определенно растеряли все мозги. Чуя устало посмотрел на часы: сейчас почти полдень, он может выйти из здания не раньше заката, но время тянулось до ужаса медленно, а перспектива прогресса в деле ускользала со стремительной скоростью. Отложив отчет Акутагавы, он уже принялся за новую стопку документов, как его голову прошибла простая мысль. Они хотели, чтобы шпион был пойман. Они намеренно отдали своего человека в лапы Каякучи-гуми, чтобы… Чтобы что? Чтобы подобраться к нему, к Чуе? Он усмехнулся такой очевидной вещи, которая наконец открыла глаза на действия Хирацука-кай. Они устроили демонстративный набег, чтобы заявить о себе, чтобы Чуя — или Аро — заметил их и купился на ловушки, расставленные повсюду. Тот мужчина был лишь разменной монетой для того, чтобы оказаться ближе всего к Чуе и передать ему «послание». Но какой смысл действовать так, словно они слабая и ещё не устоявшаяся в мире якудза организация? Пусть их досье, которое он взял утром из архива, и было коротким, но Чуя точно мог сказать, что они имели хорошие рычаги давления, чтобы просто прийти в штаб Каякучи-гуми и забрать то, что им нужно — Накахару. А значит, было ещё что-то мешающее им, какой-то фактор, который не позволял действовать привычными методами. Чуя был так увлечен размышлениями, что пропустил пару аккуратных стуков в дверь, когда же они стали настойчивее, то Накахара наконец разрешил войти. На пороге показался Дазай. Его только тут не хватало. В комнате будто похолодало на несколько градусов, а солнце, и без того абсолютно не пробивающееся сквозь шторы, исчезло. Фигура Дазая была достаточно ровной, и плащ на плечах добавлял тому больше объема, словно этот предмет помогал ему показать свою доминантность ещё более выражено. Чуя старался сохранять невозмутимость, словно приход Дазая не выбил у него остатки воздуха. Чуя вопросительно поднял брови. Дазай молча прошел к дивану, на котором сидел вчера, и по-хозяйски уселся, закинул ногу на ногу и, поставив локоть на подлокотник, подпёр кулаком щеку. Его взгляд с-под опущенной челки был похож на тот в допросной — изучающе-липкий. Чуя мысленно дернулся, посмотрел на его вторую руку — на ней будто оказалось больше бинтов, чем вчера, и Чуя молился всем богам, что знал, чтобы это не было по причине вчерашнего столкновения. — Кстати говоря о вчерашнем, — словно читая мысли и следя за взглядом Чуи, начал Дазай, и Чуя растерялся на мгновение, — было бы слишком опрометчиво убивать любимую зверушку Мори из-за одного недопонимания. Это он так называет попытку удушить Чую? Что ж, весьма интересно. Накахара фыркнул на это, чем вызвал резкую перемену в голосе: — Но это не значит, что я не могу её покалечить. Чуя не изменился в лице, а лишь ждал. — В прочем, — пожал плечами Дазай и принял ещё более непринужденную позу, — я рад, что такая амеба, как ты вышла из спячки. Может твоя кома пошла тебе на пользу? Интересно, может, мне тоже попробовать такую терапию, вдруг я стану ещё более гениальным, чем сейчас? — Скорее растеряешь остатки мозгов. Слова слетели с губ так быстро, что Чуя даже не был уверен, что это он сказал их. Это было всего лишь первой мыслью, которая прозвучала оглушающе громко после долгого молчания с его стороны. И он затаил дыхание, впитывая реакцию Дазая в сетчатку глаз. Между ними висело напряжение, которое только полностью слепой человек не увидел бы, и это заставляло очень, очень сильно нервничать. Комната наполнилась пронзительным хохотом, и если Чуя впитывал только вид напарника, то его смех плотно засел в голове так, что отдавался троекратным эхом. Если посмотреть на всё со стороны, то можно было бы выдохнуть и думать, что гроза миновала, но Чуя не глуп и ждал, когда этот фарс закончится. И да, он дождался того, когда Дазай посмотрит так, как он смотрел на всех тех записях в допросных — отстраненно, почти пусто и без капли того веселья полминуты ранее. — Я прострелю твой череп, стоит тебе ещё раз показать клыки. Не думай, что ты особенный, Накахара. Мне плевать, если ты сгинешь, поэтому сиди и дальше с головой в песке. Дверь за ним закрылась мягко и тихо, а вот статуэтка в форме девушки с кувшином полетела с свистом и разбилась с грохотом, рассыпаясь по пушистому ковру. Чуя встал и тяжело задышал, ударил кулаком по столу и, полный досады, рухнул обратно в кресло. Ему следовало бы следить за собой тщательней, если он хотел получить ответы на множество вопросов. И увы, быть безвольным рабом Дазая Осаму лишь усложняло весь план. Чуя действительно считал, что если по окончании всей аферы, он будет жив, то вмажет Дазаю так крепко, как только позволит гравитация. А гравитация позволит очень и очень многое. Неожиданно возникло странное ощущение, что одна маленькая деталь их недолгой беседы была совершенно непохожей на предыдущую встречу. Это казалось чем-то не стоящим большого внимания, но Чуя задумчиво уставился на дверь перед собой и стал прокручивать все, что помнил. Точно. Это действительно странная деталь, никак не вяжущаяся с прошлым разом, но явно кричащая о чем-то большем, но Чуя пока не мог понять, что именно это могло означать и какой смысл мог скрываться в том, что...

— Когда ты видел, чтобы я стучал?