Архонты: моральный кодекс якудза

Он упал на грязную землю не в силах доложить, что ситуация вышла из-под контроля. Его руки превратились в сплошное кровавое месиво, а грудная клетка тяжело взмывалась от двух пуль на вылет. Перед глазами тянулась белая пелена, сквозь которую еле разбирался чёрный силуэт, стремительно движущийся в его сторону. В ушах приглушённо отдавались выстрелы, взрывы и крики подчинённых. — Накахара-сан! Накаха… Гин! Сюда! Держитесь, Накахара-сан, мы почти закончили. — Что здесь произошло, Тачихара? А? Накахара-сан? Сейчас, сейчас, потерпите. Терпеть он не хотел, потому что на самом деле больно ему совсем не было. Тело реагировало на естественные раны, но мозг — пустота и полная бесчувственность. Его подхватили под руки и потянули скорее всего к машине. Звуки стихали, а вместо них в ушах оттаптывался ритм собственного уходящего сердца. Что ж, наверное, это его конец. Он потерял сознание.

***

В ночном сумраке тени от фонарей отдавались перекорёженными узорами на тротуарной плитке. Сами лучи отскакивали от нижних этажей высотного здания. Чуя запрокинул голову, придерживая капюшон, и всмотрелся в безграничную тьму неба, где утопали верхние этажи и куда его, собственно, и пригласили. Он поправил маску, приспустив её с носа, чтобы легче было дышать, придержал пальцами дужку прозрачных очков с толстыми линзами. Чуя вздохнул, набираясь сил, чтобы сделать этот треклятый первый шаг. Возвращение сюда Чуя себе не так представлял. Он, если быть честным, вообще не хотел возвращаться. Уже стоя у автоматических дверей, Чуя взглянул на своё расползающееся кривое отражение и убедился, что он сносно скрыл свою достаточно известную в узких кругах внешность. Он шагнул в холл и сразу двинулся к стойке ресепшна, за которой клевала носом женщина в строгом, но уже измятом за рабочий день костюме. Эхо ботинок не сильно привело женщину в чувства, поэтому Чуя осторожно постучал пальцем по стойке рядом с её ухом. — Ох, простите, извините, — запричитала она, мигом заегозившись, чтобы одёрнуть пиджак и стать по струнке. Мускул на её лице слегка дрогнул, потому что обычно в подобное здание приходят люди, одетые с иголочки и при полном параде, придерживая свои дипломаты и нетерпеливо косясь на наручные часы в пять раз дороже годового дохода этой самой хостес. Чуя же выглядел так, будто сбежал прямиком с помойки — по меркам местного рабочего. Никакие кожанка, взлохмаченный тёмный чуб волос, торчащий из-под капюшона, джинсы и непонятная амуниция на лице не могли сойти за образ человека, который имел какое-то отношение к этому месту. Имел. И причём даже большее, чем могла себе представить хостес. — А, кхм, — она прочистила горло, прикрывая рот кулаком. — Так, чем я могу помочь? Вы знаете, рабочий день уже закончился, если у вас нет срочных дел, то… Чуя молча выложил перед ней серебряную карточку и предупреждающе сверкнул зелёными глазами поверх линз — и тех, и других. — Доходчиво? — холодно спросил он, дёргая бровью. Женщина стушевалась и поправила воротник. — Более чем. — Она потянулась рукой под стойку и без лишних слов пододвинула к Чуе ключ-карту от специального лифта. — Всего доброго. Чуя забрал обе карты и, пихнув одну в карман джинс, направился в противоположную от служебных лифтов сторону. Зашёл в персонально важный лифт. Честно — и самому было тошно во всём этом маскараде, который ему чуть ли не насильно всучили в зубы, потому что иного выбора у Чуи попросту не было. Решай он хоть что-нибудь во всей этой херне, он бы послал к чёрту каждого, кто принадлежал этой высотке. С недавнего времени он, видимо, тоже снова принадлежит ей. И не только ей — всем пяти, что так уверенно кольцевали Йокогаму. Лифт остановился, щёлкнул, двери разъехались, а перед Чуей предстал человек, от вида которого он напрягся. Тот тоже замешкался лишь на миг — наверное, смутил кто-то в подобном наряде в дверях этого лифта. Но шагнул — деваться-то некуда. Чуя искоса кинул быстрый оценочный взгляд на него и подметил сразу несколько деталей разом. Во-первых, нифига он каланча чёртова, а во-вторых, идеально сверкающие туфли, строгие, хорошо отпаренные стрелки на брюках, чёрный костюм тройка и небрежно накинутое исключительно на плечи так же чёрное шерстяное пальто. Первое: имеет деньги, второе: значит, при должности выше «принеси-подай». Исключительная деталь — бинты, особенно выделяющие и делающие хорошо запоминающейся всю слаженную и специально многослойную фигуру. Если прикинуть, то он проработал все детали, чтобы быть тем, кто займёт всё пространство одним только собой и будет оказывать хорошенькое такое впечатление на того, кто окажется с ним один на один. Чуя уловил подтекст, он поднатаскался разбирать такое дерьмо. За собственным анализом он пропустил, что его выряженная фиг во что фигура тоже не осталась без внимания. Его тоже деликатно рассматривали. И угораздил же чёрт. Двери лифта снова разъехались, но то оказалась какая-то неприметная шестёрка, который робко потупил взгляд в пол и нервно закачал головой, всем видом излучая виноватую ауру, что посмел дёрнуть лифт так невовремя. Чуя посмотрел, как двери снова закрылись, а потом, тихо выдохнул и насколько мог, сдержанно коснулся дужки очков пальцами, приспуская их на кончик носа. Он отправил выжидающе цепкий взгляд прямо на уже нахальное и неприкрытое оценивание. — Проблемы? Этот тип, замотанный в бинты в плоть до одного глаза — ещё бы всю голову обмотал, — отрицательно качнул головой и отвернулся. — Удивлён, что панк-рок с рынка набирает популярность среди низших рангов. Чуя чуть не схлопнулся от наглости и холодной насмешки, которой ему дали по лицу. Он задавил ботинком своё клокочущее негодование и крепко стиснул зубы, чтобы не огрызнуться. Нельзя, даже если сильно хочется. Над головой раздался тихий и, сука, издевательский смешок. Окей, можно. — Если бы тебя услышали в Кансае, то выжгли бы клеймо на лице, — сухо бросил Чуя, зарывая кулаки в карманы куртки. Двери лифта стали тем, что негласно остановило зарождающуюся перепалку — этот этаж должен был показать, кто куда двигался и совпадали ли их пункты назначения. Нет, не совпадали. Тип вышел и напоследок оглянулся, бросив настолько пронизывающе жёсткий взгляд, что Чуя позволил себе прерывисто выдохнуть, когда двери скрыли одинокий тёмный глаз. Он будто был готов выстрелить в Чую с расстояния можно сказать ни за что. Жуть какая-то. И всё же, он показался Чуе смутно знакомым, словно Чуя упустил где-то похожие очертания плеч и тёмную макушку. Во всяком случае, сейчас у Чуи были вещи важности повыше, чем кто-то, с кем ему не посчастливилось проехаться в лифте к боссу. Чёрт подери, Чуя правда спустя шесть лет шёл по этому опостылевшему коридору с зелеными стенами! Он не думал, что однажды снова переступит порог Каякучи-гуми. Радости в этом не было никакой — сплошная тянущая в неясной горечи муть, потому что теперь всё здесь выталкивало Чую обратно так же, как и в четырнадцать. Чужой и не в своей тарелке. Он остановился возле охраны, демонстрируя ту же серебряную карточку, что и ранее. Вопросов не задают — знают, что на такое не нужно лишних слов, их дело — открыть массивные двери и запустить приглашённого внутрь плохо освещённого кабинета. Напротив Чуи в конце длинного кабинета массивный стол из вычурного красного дерева, за которым тянулись стеллажи с книгами, собираемыми не один год с особой скрупулёзностью. Выдержанный геометричный рисунок на тёмных обоях, красный ковёр — продолжение единого, а напротив пустующей стены — невероятно широкое панорамное остекление, открывающее вид на весь мелкий с высоты в семьдесят этажей город. Собственно, возле окна Чуя и застал фигуру, что заправляла сегодняшним сюром ситуации. Мори, тот самый Мори Огай, которого глаза б не видели, лишь слегка развернулся, а Чуя почувствовал, как подскочил пульс от нервов. Всё-таки видеть его уже на таком расстоянии Чуе не то, что не снилось — спасибо, господи, не хватало, — а он вообще никогда не жаждал вернуться в кабинет к кумичо Каякучи-гуми. Шесть грёбаных лет. — Красиво, правда? — Мори кивнул на панораму и этим негласно приказал подойти ближе и поравняться плечами. Чуя надеялся, что его деревянная походка не бросится в жадный испытующий взгляд красных глаз. Он посмотрел на город чисто для вида, дёрнул губами в небрежности и равнодушно произнёс: — За шесть лет здесь значительно прибавилось огней. Возможно, к лучшему. Значит, люди сюда стремятся. Мори кивнул, одобряя его ответ. Он развернулся, колыхнув красный шарф на плечах — ему особенно нравился весь этот шарм, который производили боссы влиятельных кланов якудза. Он был оправдан — вид у его стоячего широкого воротника плаща в комбинации с этим шарфом придавали ему ещё большей аристократичной готики. На шестёрок, да и на Исполнителей, неплохо влияло. Чуя подумал, что было нечто общее у того типа в лифте и Мори. Оба они старались одним видом показать своё и чужое места. Мори вернулся за стол, переплёл пальцы в стерильно белых перчатках и качнул головой. — Извини, что вырвали тебя несколько грубым способом и так неожиданно, — криво улыбнулся Мори в показательной доброжелательности. — Надеюсь, наши люди не доставили тебе сильных проблем? Чуя повёл плечами. — Никаких. Проблемы легко решаются перерезаным горлом. Мори сверкнул сузившимися глазами, Чуя мог дать руку на отсечение, что в них он увидел странное одобрение. Секунда — и кумичо уже легко подхватывал папку рядом со своей рукой и раскрывал её. — Присядь, пожалуйста. Чуя не стал выпендриваться и присел в кресло напротив. Мори выудил из папки фотографию и замысловатым движением подкинул так, чтобы она плавно соскользнула Чуе в руки. — Аро мёртв. На фото был изуродованный Чуя: его рыжие волосы утонули в грязи и копоти, руки стали нечитаемым месивом, лежал он уже на секционном столе и, вероятно, ему не делали вскрытие и даже не начали приводить тело в порядок — просто сфотографировали исключительно для доклада то, что было. Чуя не показал, но ему стало не по себе видеть этот снимок. Не потому, что он смотрел на себя мёртвого, а потому, что это теперь отвечало на мучавший его всю дорогу до штаба вопрос «зачем». — Что ж, этого следовало ожидать, — глухо отозвался Чуя и вернул фотографию на стол. — Он всегда стремился в самое пекло. Вот и погорел на этом. Каламбур не каламбур, а нервы унять как-то надо было, потому что до Чуи неторопливо, но верно доходил весь масштаб того, во что он ввязнет. — Как ты понимаешь, у него есть незаконченные дела. — О да, чёрт возьми, Чуя хорошо понимал это. Мори выудил следующую фотографию и передал её уже без изобретательной манерности. — Одним из них является Дазай Осаму. Имя Чуе было более чем знакомо, но вот удивление заставило его дёрнуть бровью, потому что на снимке оказался именно тот тип из лифта. С пистолетом в руках, скукой на оттенённом лице и пустым карим глазом. Такую вселенскую незаинтересованность Чуя видел лишь однажды и тогда это было его собственное отражение в зеркале. — И как меня касается вакагасира Каякучи-гуми? — Чуя откинул и эту фотографию и сложил руки в замок на одном колене. — Очень даже прямо. — Мори отодвинул папку, хотя там хватало ещё каких-то снимков, но, видимо, Чуе достаточно и этого, чтобы вести с ним «переговоры» дальше. — Видишь ли, пару месяцев назад умер его близкий друг Ода Сакуноске, и Дазай-кун воспринял этот факт несколько… тяжело, — Мори сделал громкую паузу, будто Чуе должно прийти с потолка озарение, чего ж этому Дазаю так тяжело-то стало. И продолжил: — Его состояние стало не очень устойчивым. Для вакагасиры такое недопустимо, не так ли? Чуя хмуро поджал губы. — Возможно. Всё зависит от степени его разумности в вопросах клана. — Именно, — Мори удовлетворённо расплылся в улыбке. Чуя подумал, что в этом широком кабинете совершенно нет места. — И как ты видишь, твой брат мёртв, и едва ли на нём было живого места. — Мой брат был его напарником, вы это хотите сказать? — Да, в этот период Дазай-кун находился в командировке, и скоро он вернётся, а мне бы совершенно не хотелось сообщать ему, что следом за почившим другом последовал и его напарник. — Мори откинулся в кресле и небрежно махнул рукой, выбрасывая следующую фразу так, словно она не волнует его вовсе: — И при большом желании это может взбесить Дазай-куна настолько, что он сможет разнести за один день всю организацию, и я не в силах буду этому помешать. — Он настолько нестабилен, как вы говорите? Мне казалось, он не из тех, кто теряет голову от потерь. Вы бы никогда не поставили в вакагасиры кого-то непосильного вам. — Каждому лидеру нужно продумывать все возможные варианты развитий событий, — легко пожав плечами, Мори казался не очень удивлённым, что Чуя сомневался. Было бы странно, если бы он не. — Итак, какова моя роль в вашем тандеме? — прямо спросил Чуя. А затем перефразировал: — Как именно вы хотите, чтобы я притворился Аро? Мори снова наградил его одобрением, а Чуя подумал, чтобы он засунул его себе в задницу. — У тебя будет месяц, пока Дазай-кун пребывает в отъезде в новой командировке. История проста: из-за тяжёлого состояния сейчас ты в реанимационном отделении, но по приезде Дазая твоё состояние уже будет сносным, чтобы вклиниться в работу. — Безвозмездно помогать вам и вашему золотому мальчику? Могу я узнать, считается ли всё здесь происходящее сделкой или это исключительно принудительная мера? Потому что если второе, — Чуя прервался и взглянул на Мори достаточно красноречиво, — то мне нет большой выгоды от всего этого спектакля. — Разумеется, мы можем обговорить детали, — уклончиво отозвался Мори. Чуя понял, что детали здесь будут тонуть и захлёбываться в тысячах «но». — Но мне хочется напомнить тебе, куда ты попадёшь в случае своевольничества. Чуя втянул носом воздух и еле удержал себя, сжимая челюсть до заметно играющих желваков. Лёгкие резко обожгло, стало особенно душно. Чуя оставил гордо вздёрнутый подбородок и устойчиво проговорил: — У меня должна быть хорошая подушка безопасности, когда вскроется вся эта афера и ваш вакагасира придёт в настоящее бешенство. — О, возможно. Но давай поменяем слово на «если», — учтиво, но настолько властно Мори сказал это, что будь у него рыбки в аквариуме, они бы сидели и не высовывались в своём коралловом замке. Чуя проглотил этот пункт их пока что словесного соглашения. — Значит, пока вы можете рассчитывать на собственную безопасность, я могу рассчитывать, что по истечению указанного времени я уйду из Каякучи-гуми? — Это достаточно сложный вопрос, — по тону было понятно, что Мори заранее что-то уже решил. — Возможно ли такое, что юный мафиози покинет клан в добром здравии? На самом деле даже я не знаю ответа на такие вопросы, ведь среди подчинённых могут поползти не самые хорошие слухи на этот счёт. В общем нет, Чую не оставят в покое. — Но, — Мори с громкой расстановкой выделил новое «но». — Чуя-кун у нас ведь не обычный подчинённый, поэтому думаю, что никто не сможет воспротивиться воле кумичо, если он вдруг даст свободу вакагасира-хосе. Играл, как кот с мышкой. Чуя почти физически чувствовал, как его царапали и катали на горках «пронесёт или сцапает окончательно». Вероятно, ему выпадал изощрённый третий вариант. — Сколько мне нужно продержаться в роли Аро? — Полгода. Этого срока вполне будет достаточно, чтобы мы все вместе вздохнули спокойно. Чуя скрипнул зубами, но кивнул. Он взглянул мельком на папку и снова вернулся к лицу кумичо. — Тогда мы с вами договорились? Полгода — и я исчезаю из истории Каякучи-гуми. — Разумеется. — Мори воодушевился и бодро хлопнул в ладони. — Мы управились даже быстрее, чем я рассчитывал. Всё же не зря в Кансае так хорошо идут дела. Если все организации там так же умело ведут переговоры, то мне не стоит переживать, что Чуя-кун не справиться со своими обязанностями хосы. От того, что Мори был в курсе подробностей жизни Чую, затылок обдало холодом. Он натянуто улыбнулся и встал с места. — Коё-кун подготовит нам договор, а заодно она введёт тебя в полный курс дела. — Мори тоже легко поднялся с места и завёл руки за спину. — Ты ещё помнишь её кабинет? Первый слева. — Разумеется, — Чуя кивнул, а затем споткнулся под резко вспыхнувшим острым взглядом и быстро добавил: — босс. Снова эта липкая, совсем не нужная Чуе похвала. Мори склонил голову к плечу и растянул губы в холодной улыбке, совершенно не улыбаясь глазами. — Добро пожаловать в семью, Накахара Чуя. Чуя держал плечи ровными, когда опустился на одно колено и склонил голову к полу, стеклянно смотря сквозь него. — Рад прийти на службу Каякучи-гуми, Мори-кумичо. Прежде чем покинуть наконец кабинет, Чую снова окликнули. — И ещё кое-что — смой с себя весь этот маскарад. — Непременно, босс. Всего доброго. Дверь закрылась с тихим хлопом, а Чуя подумал, что именно так перед ним схлопнулись решётки клетки, в которую его снова угораздило попасть. Он бездумно добрался обратно к лифту и слепо ткнул на этаж ниже. Ох, блядство. Именно на нижнем этаже, когда двери разъехались в стороны, тот самый Дазай Осаму вырос, как чёрт из Ада, — его брови чуть дёрнулись в удивлении, когда он снова увидел перед собой разряженного попутчика. Чуя сглотнул ком и шагнул из лифта, обгоняя вросшую в пол фигуру, а затем ему стало не по себе от отголосков фраз Мори, что Дазай был в командировке, а встретить его сейчас — крах буквально с первого часа в этом чёртовом Каякучи-гуми. Два раза напороться на вакагасиру, перед которым нужно будет лебезить в новом амплуа — да Чуя, мать его, везунчик! И Чуя чувствовал, как меж лопаток жёгся пристальный взгляд, прежде чем он услышал, как лифт по новой схлопнулся. Словно теперь Чуе ещё и кандалы надели и ключ в них провернули — дерьмовые ощущения. Чуя остановился возле знакомой двери и постучал три раза, чтобы услышать приглушённое «войдите». Внимание Чуи в традиционно аскетичном кабинете сразу зацепилось за женщину в роскошном кимоно. Рассматривать обстановку ему хотелось ещё меньше, чем видеть перед собой, как голова женщины медленно поднималась, отрываясь от бумаг, а в глазах сначала вспыхнуло непонимание, а затем — Коё его узнала. — Ну и ну, — пробормотала она, дёргая губами в ироничной усмешке. — Даже я не так скрупулёзно отнеслась бы к маскировке. — Но она не помешала вам узнать меня, Анэ-сан, — Чуя остался стоять у двери, лишь быстро метнул взгляд на приглушённые тёплым светом стены, цвет которых ему не был знаком. Коё отмахнулась: — Только потому, что Мори-сан предупредил о твоём приходе. Повисла странная тишина. Чуя не спешил её нарушать, а Коё не спешила как-то разряжать обстановку. Она то и дело ходила по Чуе внимательным взглядом и наверняка прикидывала, так ли он по параметрам идентичен Аро за всеми этими ухищрениями. — С возвращением, — неожиданно сказала она, от чего Чуя вздрогнул. Во взгляде Коё промелькнуло что-то тёплое, и это не намного, но сдвинуло стену между ними. Чуя прерывисто выдохнул, но не расслабил плеч, он косо повёл головой, смахивая неловкость. — Меня должны ввести в курс дела более подробно. — Конечно, пройдём в архив, я передам тебе все материалы. — С этими словами Озаки встала и поправила полы расшитого золотыми нитями алого кимоно. Проследив за её движениями, Чуя кивнул. — Вам идёт. Коё застыла в нерешительном состоянии, будто Чуя застал её врасплох. Может, так оно и было, потому что они совершенно не общались все шесть лет, чтобы вот так скинуть всю серьёзность и отбросить большие формальности. Теперь уже нет — их разделяла пропасть, иерархия и невозможно уже что-то исправить. Она прочистила горло и махнула рукой на дверь. — Пройдём. Они стали идти по длинному коридору в обход кабинетов Исполнителей. На вопрос Чуи, а зачем так усложнять перемещение, Коё сказала, что это страховка на случай, если Дазай неожиданно появится в Каякучи-гуми раньше времени. Чуя умолчал, что столкнулся с ним уже дважды. Они пересекли расстояние до архива и тогда Коё стала кратко инструктировать. — Весь месяц я постараюсь уделять тебе достаточно времени, чтобы мы отточили манеры Аро до совершенства. — Считаете, что я не помню его повадок и не слышал о его успехах? — без едкости спросил Чуя, принимая в руки досье на брата. — Ты не меньше меня наслышан о Дазае, нам нужно вымести из тебя всю несдержанность, потому что, как ты помнишь, Аро… Чуя ровно перебил: — Был сухой, бесцветной рыбой. Да, я помню. Озаки с суровым осуждением взглянула на Чую и молчаливо ткнула как раз в то, о чём она и говорила — несдержанность. Чуя поджал губы и закусил внутреннюю сторону щеки. Он… постарается. Следом сверху на папку прилетело дело Дазая Осаму. — Этот человек расколет тебя в щепки, и говорить откровенно, я слабо верю во всю эту авантюру. Дазай был напарником Аро и то, насколько они в итоге были близки не знает ни одна живая душа в клане. — В голосе Озаки Чуя не услышал лжи, она говорила сухие доводы, потому что была рядом с этими двумя всё время отсутствия Чуи и давала ясный и чёткий прогноз, что Чуе полная задница. — Тебе придётся много импровизировать на ходу, готовься. У тебя это крашеные волосы или парик? Чуя пошерудил тёмную косую чёлку. — Парик. Озаки еле заметно вздохнула с едва уловимым облегчением. Она вытянула из рукава кимоно две связки ключей и протянула Чуе. — Изучи материалы до завтра. Машина на подземной парковке, адрес квартиры… — Она вытянула из второго рукава сложенную бумажку. — Здесь, не переживай, его не знает даже Мори, я позаботилась. Жду тебя завтра в десять вечера, Аро Накахара. Чуя низко поклонился, забрав ключи. — Всего доброго, Анэ-сан. Он покинул архив, сжимая пальцами жгущие ладони папки. Уже на парковке он присвистнул, останавливаясь возле холодно мигнувшего фарами чёрного, как грёбаные пантеры, порше. — А вы, Мори-сан, ничуть не изменяете своему вкусу. Тонированные настолько, что почти болезненно смотреть, окна. Отскакивающие от капота электрические лучи, не трогающие совершенно железо тачки. Она казалась безликой и одновременно с этим у неё будто была во всём этом обтекаемом виде колкая недоступность. Ну а как иначе, хмыкнул Чуя, в такой тачке он будет недоступен для всего мира, колеся в полной уверенности, что его не испепелят на обугленные кусочки. В буквальном смысле. Чуя отбросил папки на пассажирское сидение и завёл с мягким рычащим звуком спорткар, которым владел на целых полгода. Может, дольше или короче, потому что он понятия не имел, был ли правдив заложенный период пребывания Чуи в Каякучи-гуми. Он выехал и сразу остановился, чтобы выйти из машины и нырнуть за подворотню, перемахнуть через низкое ограждение и выудить притаившийся за мусорными баками небольшой чемоданчик. Вернулся Чуя всего за крохотную минуту — на светофоре и того дольше можно простоять. Причина — проверка машины на прослушку и маяки. Таковые обязаны были появиться или стоять заранее — Мори попросту не мог, ну не мог так легко сразу отпускать поводок-рулетку, чтобы Чуя бодро мчался на охеренно оборудованной тачке хоть за три океана. Но, видимо, мог, потому что прослушек и других приблуд Чуя за целых полчаса в подворотне так и не нашёл. Радовало ли это Чую? Нисколько. Это говорило лишь о том, насколько Мори уверен в своей хватке, что ему даже беспокоиться не нужно, что Чуя сделает шаг влево. Чуя не сделает, и от этого становилось противно до тошноты. Квартира оказалась в отдалённом спальнике в комплексе, где охранялась территория, закрытый двор, классная площадка для детей, подземка на два этажа — в общем, да, комфортом Чую не обделяли. Маслили, как могли. В задницу бы это всё. Он, в общем-то, не был против дорогих вещей и что уж говорить, но его квартиру в Киото неплохо подчистили, сгребая на новое место все его коллекционные книги, хорошую одежду, несколько футляров с кинжалами и вообще всё. По коробкам Чуя понял, что да, всё. До последней тряпки и тарелки вымели. Не доставало совсем немногого и чего-то слишком незначительного, но то, как оперативно все его вещи перетащили из грёбаного Киото, говорило, что у Чуи не было вариантов никогда. Он уже был согласен на сделку с Мори. Уже был у него на поводке. И уже стал на одно колено в пустой клятве. Всё было готово заранее. Чуя досадливо скрипнул зубами и сжал кулаки, унимая никчёмную злость. Она ничего не решит, а выходить из себя с того, что он попал в самое, что ни на есть дерьмо, когда впереди его регулярно будут иметь во все щели — херня, которую Чуя не мог позволить. Он пыхнул горячий воздух и широко зашагал по тёмному коридору, взмахивая рукой — несколько коробок окутало красным, и они потянулись вслед за Чуей. Он нашёл среди многочисленных, аккуратно сложенных вещей пачку сигарет и зажигалку и рваными движениями прикурил. Осматривая просторную кухню-гостиную, Чуя вроде и видел её, а с другой стороны — будто сквозь мутную плёнку в кинотеатре зрителем сидел. Это не с ним, это не его дерьмо, совсем. Пустым пространственным взглядом он пялил на пока ещё пустующие книжные полки во врезанных в стены шкафах, на мягкий угловой диван с низкой спинкой, чтобы воздух у пространства не забирал и единство стиля держал, на угол стола, о который опёрся поясницей и даже внимания не обратил. На мягкий белый длинноворсный ковёр. — Отстойная херня, — выплюнул Чуя и, скривившись, затушил окурок о протектор ботинка. Он сбросил тяжёлую кожанку, стянул через голову толстовку и, переступая поочерёдно мысками на пятки, разулся. Коробки всё ещё парили в воздухе. Чуя тяжело вздохнул, словно нёс на своих плечах тяжесть всех плит монолита комплекса. Он резко похолодел и застыл окаменелым изваянием посреди комнаты, а коробки с шумом и вибрацией рухнули на пол, и благо это была не посуда. Со всеми этими крутыми изменениями в жизни Чуя упустил проверку на камеры в этой треклятой квартире. Значит, сраную тачку он проверил, а как зашёл в четыре стены, так всё — в безопасности, блядь. Он забрал из машины чемоданчик. Камер, прослушки, жучков, прочей лабуды не было. Спустя четыре часа дотошных проверок. Спустя уже просверленные виски и пульсирующую венку на лбу от нервов. Ничего. Слава кому-нибудь повыше за такой подарок. Чуя снова применил способность. Он держал спину прямо даже несмотря на то, что убедился в действительной изоляции себя от клана Каякучи. Ровный подбородок и плотная шея с дёргающимся кадыком при редких сглатываниях — Чуя не был расслаблен вот ни черта. Даже вид с чёртового восемнадцатого этажа не заставил Чую немного отпустить ситуацию. Напротив — он с силой рванул из одной коробки шторы и стал тщательно подгонять их под окна, чтобы потом, при тусклом освещении нескольких диодов с кухни, Чуя мог немного успокоиться и на самом деле испустить облегчённый вздох. Самую главную проблему он решил — закрыл все окна, убедился на предмет прослушек. Теперь можно полностью снять маскарад. Чуя зашёл в ванную и проморгался от яркого холодного света. Стал напротив зеркала и, заведя руку за затылок, нащупал заколки, удерживающие сетку парика. Участь этой жесткой щётки оказаться на полу, следом тугая резинка, оставившая заломы на ярких, слишком приметных для парня из Киото рыжих волосах. Чуя подумал, что вот было бы счастье теряй зрение всякий, кто на них посмотрит. Он зарылся пальцами обеих рук в волосы и помассировал кожу головы, пытаясь унять трещащую боль в висках. В раковину отлетели линзы, и Чуя зашипел и растёр глаза, промаргивая тот лютый дискомфорт, который терпел ради этой всей грёбаной клоунады. Акварельно-голубой цвет затянули красные лопнувшие капилляры. С каждым новым откинутым слоем Чуя всё больше обнажал то вывернутое состояние, которое получил от встречи с людьми Каякучи в Киото. Его выпотрошенные органы почти виднелись под серой кожей — настолько он извёл себя, пока ехал обратно в Йокогаму и выламывал пальцы. Родители бы его за такое не погладили. Родители в принципе никогда бы такого не допустили. Чуя взял себя в руки и со свистом сквозь зубы выпустил воздух, залезая в душ и вычищая с себя невидимые следы всех пар глаз, которые ему сегодня встретились. Итак, ему предстояло самое лютое дерьмо в жизни.