Искупление

С выключенным светом все не так опасно / Вот мы и здесь, развлекай нас / Я чувствую себя глупым и заразным / Вот мы и здесь, развлекай нас

— Smells Like Teen Spirit, Nirvana. 

_______________

Вечеринка была в самом разгаре, когда появилась Гермиона. Она не хотела идти, но Джинни настояла, подрывая решимость Гермионы, пока та неохотно не уступила. На берегу Черного озера была короткая песчаная полоса, которую некоторые называли «пляжем» — хотя это, пожалуй, было преувеличением — и которую старшеклассники Хогвартса издавна использовали для вечеринок в теплые месяцы учебного года. Разжигался костер, алкоголь каким-то образом доставлялся из Хогсмида, а граммофон, зачарованный чарами Сонорус, исполнял любимые мелодии студентов. Во вторые выходные учебного года гриффиндорцы решили устроить первую в этом семестре «пляжную вечеринку» в честь дня рождения Гермионы. Тот факт, что Гермиона не желала отмечать свой день рождения — ни вечеринкой, ни каким-либо другим мероприятием, — не смутил Симуса, Дина и Джинни, которые с энтузиазмом взялись за организацию праздника. Гермиона предпочла бы полностью проигнорировать это событие. Она получила шквал пожеланий и подарков из Хогвартса и из-за его пределов, включая чудесный набор закладок, сделанных на заказ Роном. Но все это только подчеркивало — с болезненной пустотой — отсутствие поздравлений с днем рождения от ее родителей. Гриффиндорцы не учли, что слизеринцы тоже решили устроить пляжную вечеринку в тот же вечер. Ни одна из групп не отступила и не отменила мероприятие, поэтому они достигли негласного, хотя и неохотного соглашения о том, что объединят две свои вечеринки в одну. Прибыв на берег озера, Гермиона без удивления обнаружила, что среди участников вечеринки царит напряженная обстановка. Тео Нотт сидел на бревне у пылающего костра, играя на гитаре, которая лежала у него на коленях, в то время как несколько слизеринцев вокруг него подпевали ему. По другую сторону костра сидели гриффиндорцы — товарищи Гермионы, а пространство между двумя группами было заполнено смесью пуффендуйцев и когтевранцев. Однако Парвати, казалось, преодолела этот барьер. К ужасу Гермионы, она сидела рядом с Тео Ноттом на бревне и подпевала, держа в руке бутылку пива. Гермиона слышала о ее необычной роли во время правления Кэрроу в школе в прошлом году: о том, как она поддерживала что-то вроде романа с Блейзом Забини и как в результате ей удалось получить ценную информацию о Пожирателях смерти для армии Дамблдора. Невилл, Полумна и Джинни не смогли бы проникнуть в кабинет Снейпа и попытаться украсть меч Гриффиндора, если бы Парвати не «раздобыла» пароль у Забини, который в то время был доверенным членом недавно реформированной Инспекционной дружины. Забини был в курсе всех событий и знал, что Парвати передавала секреты, которые он раскрыл. Он сам хотел, чтобы она это сделала, — видимо, так он помогал Отряду Дамблдора. Почему он просто не сообщил Парвати эту информацию, Гермиона понятия не имела. Но, похоже, она многого не понимала в том, что произошло в Хогвартсе в прошлом году. Гермиона не была уверена, как она относится ко всему этому — к Парвати и Забини, к обмену сексуальных услуг на секреты Пожирателей смерти. Она знала, что война заставляет людей совершать отчаянные поступки, но видеть Парвати, так уютно расположившуюся рядом со змеями, было несколько тревожно. Гермиона сняла туфли, чтобы почувствовать холодный песок на ступнях, и села у костра рядом с Дином. Пока сокурсники здоровались с ней, а Симус передавал ей пиво, она огляделась в поисках Гарри и Джинни и увидела, что они сидят прямо за кольцом студентов, окружавших костер. Джинни сидела практически на коленях у Гарри, их руки были переплетены, а рты сомкнуты в затяжном поцелуе. Они практически не отходили друг от друга с момента возвращения в Хогвартс, и Гермиона понимала почему. Гарри часто говорил о Джинни во время их погони за крестражами; он не раз признавался Гермионе, что, если у него когда-нибудь снова появится возможность быть с Джинни, он не будет терять с ней ни секунды — более того, он постарается наверстать упущенное время. Она была счастлива за них, правда, но остро осознавала, что это еще один удар по тому, что составляло их крепкую дружбу. Трио, которое раскололось на части, когда Рон не вернулся в школу, и еще больше ослабло теперь, когда Гарри погрузился в Джинни — в буквальном смысле, без сомнения, временами. Гермиона чувствовала себя так, словно была осколком разрушенного союза, несущаяся прочь от места его разрушения, затерянная в пространстве и не знающая, где ей приземлиться. Она сделала глоток пива и попыталась прислушаться к разговору между Невиллом, Симусом и Ханной. Они говорили об Алекто Кэрроу, о том, что произошло в прошлом году — что-то о магических граффити, — и вдруг все они разразились веселым смехом над шуткой, которую Гермиона не поняла. Дин наклонился к ней и с горечью сказал: — Тебе иногда кажется, что все остальные видели фильм, который ты не видела, и не перестают о нем говорить? Гермиона повернулась к Дину и благодарно улыбнулась, вспомнив многочисленные «шутки в тему», которые она слышала от семикурсников за последнюю неделю. — Да, — согласилась она. Будучи двумя из немногих магглорожденных на Гриффиндоре, Дин и Гермиона за годы учебы установили особый тип дружбы. Он часто давал Гермионе микстейпы с записями последних маггловских групп — им обоим нравилась инди- и гранж-музыка, — и они часто закатывали глаза, когда их сверстники делали невежественные предположения о маггловской культуре. Теперь Гермиона думала о том, как Дину пришлось провести последний год в бегах, о том, что он начал свой путь в одиночку, а не с двумя лучшими друзьями. Гермиона почти не разговаривала с ним за то время, что они провели в коттедже "Ракушка". Она провела большую часть времени, занимаясь планированием взлома Гринготтса, после первых нескольких дней, когда она приходила в себя после… Но ей было неприятно вспоминать о тех первых мрачных днях восстановления, поэтому она быстро вернула свое внимание к Дину. — Должно быть, тебе было тяжело? В прошлом году? — мягко спросила Гермиона. Дин торжественно кивнул, его взгляд был устремлен на огонь. — Да. Но стало лучше, когда я встретил Теда. Тед Тонкс, который впоследствии умер, подумала Гермиона. Ее внутренности неприятно скрутило, и она сделала большой глоток пива, чтобы заглушить это чувство. — С твоей семьей все в порядке? — спросила Гермиона, понимая, что не знает, что случилось с тремя младшими сестрами-магглами Дина. Дин улыбнулся. — Да, все в порядке. Мои сестры, как всегда, такие же надоедливые. — Это хорошо. Я рада. Что с ними все в порядке, а не то, что они надоеды. Гермиона не знала, что еще сказать, и не хотела, чтобы Дин расспрашивал ее о собственных родителях, поэтому она сделала глоток пива и снова повернулась к огню, ее глаза скользили по пространству за пламенем. Сердце тревожно забилось, когда она увидела Драко Малфоя, который сидел прямо напротив нее и смотрел прямо на нее, выражение его лица было мрачным и жестким. Их взгляды встретились в пляшущем пламени костра; он не отводил взгляд, казалось, совершенно не обращая внимания на то, что его застукали за разглядыванием ее. Только когда Астория Гринграсс села рядом с ним и наклонилась, чтобы прошептать ему что-то на ухо, он отвел глаза. От ощущения холодного взгляда Малфоя Гермиону отвлек звук, с которым Тео Нотт начал наигрывать аккорды к песне Smells Like Teen Spirit. — Эта песня была на одном из первых микстейпов, которые ты мне подарил, — сказала Гермиона Дину, и воспоминания заставили ее улыбнуться. — Удивительно, что Нотт ее знает — и может играть, учитывая, что это маггловская группа. — Да, она вышла в девяносто первом... Помнишь, как мы оба были во всем черном в те выходные на третьем курсе, потому что оплакивали смерть Курта Кобейна? И никто, кроме нас, не догадывался почему? — вспомнил Дин, широко ухмыляясь. — Да... я помню, — тепло сказала Гермиона. — Я хуже других в том, что мне дается лучше всего, за этот дар я чувствую себя благословленным… наша маленькая группа всегда была и будет до конца… — пел Нотт. Гермиона невольно вынуждена была признать, что у Нотта довольно приятный голос. Полумна поднялась на ноги и начала раскачиваться в такт музыке, грациозно скользя руками по воздуху в необычном танце. Нотт, который тоже наблюдал за ней, замешкался с игрой, его рот слегка приоткрылся, как будто вид Луны отнял у него всю концентрацию. Гермиона приготовилась защищать Полумну от Нотта, ожидая, что он вот-вот скажет что-нибудь уничижительное о танцах Полумны. Но вместо этого Нотт тряхнул головой, словно пытаясь выйти из транса, и продолжил свою игру. Однако его взгляд не отрывался от Полумны, которая кружилась на месте — вихрь светло-русых волос, молочно-белой кожи и плывущей полуночно-голубой ткани. Вдруг она почувствовала, как Дин обхватил ее за плечи и притянул к себе в дружеские объятия. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и увидела, что он печально улыбается ей. — Я рад, что с тобой все в порядке, Гермиона. Я рад, что мы оба выбрались из этой передряги живыми, — тихо сказал он. Эти слова и жест согрели что-то в сердце Гермионы, и она потянулась к Дину и крепко обняла его. Они оставались так на мгновение, двое магглорожденных, отягощенные осознанием того, что им удалось выжить в жестоком преследовании, которое отняло у них так много сил. Осторожно высвободившись из объятий, Гермиона снова рискнула взглянуть за костер, но на месте, где сидел Малфой, было пусто. Через некоторое время к ним подошел Терри Бут и незаметно махнул косяком Симусу и Дину, которые вместе с ним отправились курить. Когда они ушли, Гермиона заметила, что Невилл и Ханна, казалось, необъяснимо сблизились друг с другом и внезапно почувствовали себя не в своей тарелке. У нее возникло непреодолимое желание убежать подальше от людей, болтовни и яркого света костра. Она поднялась на ноги, держа в руке четвертую бутылку пива, и стала прогуливаться по берегу озера, где полоска песка становилась все более узкой. Ее кожа похолодела, когда она отошла подальше от пламени костра, но алкоголь согревал ее кровь и заставлял щеки пылать. Когда звуки музыки и болтовни стихли, она услышала плеск озерных вод и шорох животных в подлеске, окаймлявшем пляж. Временный покой нарушило пронзительное хихиканье, и Гермиона повернулась, чтобы увидеть Сьюзен Боунс, выходящую из кустов, поправляющую волосы и растрепанную одежду, с озорной ухмылкой на лице. Сердце Гермионы екнуло, когда она увидела, кто следует за ней: Блейз Забини, выглядящий беспечным и беззаботным, его руки опустились вниз и поправляли молнию на ширинке. В памяти Гермионы всплыло обвинение, которое Симус произнес в адрес этого человека: насильник. — Сьюзен, — не удержавшись, позвала Гермиона, заставив Сьюзен остановиться и удивленно посмотреть на нее. — Ты в порядке? Сьюзан широко улыбнулась. — Конечно, — ответила она, когда Забини подошел и взял ее за руку, бросив на Гермиону настороженный взгляд. Наступило неловкое молчание, пока обе девушки смотрели друг на друга. — Ты... ты в порядке? — спросила Сьюзен. — Да. В порядке, — ответила Гермиона. Сьюзен не выглядела так, будто находилась под воздействием какого-то заклинания или зелья, или даже алкоголя. Ее глаза были яркими и сосредоточенными, а поза — твердой. Гермиона чувствовала себя несколько глупо — лишней, — когда Забини повел Сьюзен обратно к костру. Гермиона продолжала идти в противоположном направлении, мысли ее путались. Пройдя несколько метров, она заметила фигуру, сидящую на песке, упираясь предплечьями в колени, с бутылкой пива в одной руке, выгнув шею и глядя в небо. Малфой. Она остановилась в нескольких метрах от него и увидела, как напряглись его плечи, словно он почувствовал ее присутствие, но не оглянулся. Гермиона проследила за его взглядом. Небо было усеяно тысячей бессмертных искорок света. Это была одна из тех вещей, которые Гермиона больше всего любила в Хогвартсе, — множество звезд, которые можно было увидеть в ясную ночь из-за отсутствия светового загрязнения в этой дикой части Британских островов. — Незабудки ангелов, — произнес Малфой тихим и задумчивым голосом. Гермиона никогда не слышала его голос без нотки сарказма и подумала, не потому ли это, что он не понял, что за его спиной стоит она. Гермиона почувствовала приступ чего-то, чему она не могла дать названия, и удивилась, что Малфой знает маггловскую поэзию настолько, что цитирует ее по памяти. — На бескрайних небесных лугах, — не удержалась она, ведь это была такая прекрасная строчка, что было бы обидно, если бы она не была закончена. — Генри Лонгфелло. Малфой резко обернулся и устремил на нее взгляд. На лице Малфоя мелькнуло изумленное выражение, затем оно сменилось презрением. — Десять баллов Гриффиндору, — усмехнулся он и повернулся лицом к озеру. Она могла уйти. Вздохнуть в разочаровании, повернуться и пойти обратно к толпе у костра. Но пиво сделало ее упрямой, склонной спорить. Уйти — значит проиграть в негласной игре. — Почему ты все время такой язвительный? — обвиняла она. — Почему ты все время ведешь себя как отвратная маленькая всезнайка? — ответил он без колебаний и с горечью, не отрывая глаз от сверкающего неба. — Чем ты вообще занимаешься? Ищешь своего тезку? Это было бы слишком самовлюбленно с твоей стороны. — Она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более едко. Он снова посмотрел на нее, выражение его лица было усталым. — Нет, Грейнджер, — покровительственно протянул он. Гермиона терпеть не могла, когда ей покровительствуют. Малфой поднялся на ноги и, слегка покачнувшись, неторопливыми шагами направился к ней, его взгляд медленно блуждал по ее телу. Он остановился в метре от нее. — Видел, как ты терлась к Томасу. На мгновение она растерялась от его слов, но потом поняла, что он, должно быть, имел в виду Дина. Она понимала, что с того места, где сидел Малфой, их объятия могли выглядеть... менее платонически. — Ничего особенного, — сказала она, хотя не понимала, почему ей казалось, что она должна объясняться с Малфоем. Он сделал еще один шаг к ней, но она отказывалась отступать. Ей казалось, что это было бы своего рода признанием — признаком того, что ему удалось ее запугать. — Пошла по рукам гриффиндорских парней? — его слова были тихими и безошибочно враждебными. Более того, его невнятная речь и постоянное покачивание заставили Гермиону предположить, что Малфой действительно очень пьян. — Что? Нет! Отвали! Теперь их разделяли считанные дюймы. Разум побуждал ее повернуться и уйти, тело беззвучно кричало, что он слишком близко, но его глаза снова приковали ее к месту. Пальцы ее ног зарылись в холодный песок. — Да ладно тебе, — насмешливо протянул он, наклоняясь к ней еще ближе. — Я знаю, что, по крайней мере, Уизли преуспел — газеты об этом не умолкают. — Его глаза мрачно сверкнули, пробежавшись по ее лицу, словно пытаясь прочитать ее мысли в морщинках вокруг глаз. Он был уже так близко, что она чувствовала его дыхание на своем подбородке, потом на щеке, переходящее на шею. Ее дыхание участилось. — И шрамоголовый, несомненно... Ты согревала их холодными ночами в бегах?.. — его голос был низким, медленным и хрипловатым. — Ты такая хорошая подруга, я уверен, ты бы позволила им разделить тебя. Ее рука с палочкой дернулась от его мерзких слов, и она уже собиралась ответить, но его рука скользнула к ее затылку, сжимая прядь волос и мягко наклоняя ее голову набок. Вопреки себе и тому факту, что она могла бы легко вырваться из его рук, она обнаружила, что поддается его прикосновениям, и нервы ее затрепетали от этого ощущения. У нее перехватило дыхание, и она почувствовала, как тепло заливает ее щеки, когда Малфой внезапно прижался к ее губам. Это был карающий поцелуй — в нем не было ничего нежного, но от его ощущений по ее телу пробежала волна мурашек, спустилась к животу и ниже. Это было грубо и дико, но именно так она хотела, чтобы ее целовали, потому что это означало, что ей не нужно было думать. Прежде чем она успела осмыслить происходящее, он оторвался от ее губ, снова наклонился к ее уху и прошептал свои следующие слова, словно вязкий яд: — Они брали тебя по очереди? Или ты позволяла им делать это одновременно? В конце концов, ты так талантлива, так стремишься угодить, что, я уверен, у тебя бы все получилось. Гнев поднимался в ней подобно дьявольскому пламени — гнев на его слова, но также и на себя, на то, как ее тело отреагировало на него. Быстро отступив назад, чтобы создать себе опору, она с силой обрушила кулак на лицо Малфоя. Она услышала слабый хруст — возможно, это был его нос — и почувствовала тупую боль от удара в костяшках пальцев. — Ах-х-х! — Малфой отступил от нее на несколько шагов и поднес руки к носу, из которого хлынула кровь. Его темные глаза смотрели на нее, а на лице появилась ухмылка — или гримаса, Гермиона не была уверена. — Мне всегда нравилось щекотать львиц, — презрительно бросил он. — Чтобы посмотреть, чего стоит вытащить эти маленькие колючие коготки. Это никогда не надоедает, Грейнджер. — Следи за собой, Малфой. В следующий раз она может укусить. — Гермиона почувствовала, что ее трясет, но сумела сохранить спокойствие в голосе. С облегчением, ее тело наконец подчинилось разуму, и она повернулась, направляясь на дрожащих ногах обратно к костру. — Укусить? О, пожалуйста, не дра-а-азни меня! — позвал он ее. Его издевательский смех преследовал ее слишком долго. Гермиона понимала, что ей, вероятно, следует вернуться в замок, возможно, даже разбудить МакГонагалл и заявить на Малфоя за нападение или что-то в этом роде. Но это вызвало бы настоящий хаос — для всех, а не только для нее и Малфоя, — потому что вечеринка была бы обнаружена. Учителя обычно закрывали глаза на вечеринки у озера, если только не происходило что-то значительное, например, люди не получали травм. К тому же она не знала, как это может быть истолковано. Тем не менее, ей, вероятно, стоит вернуться в башню Гриффиндора, выпить большой стакан воды, лечь спать, а затем подумать о том, что делать утром. Но, несмотря на то, что она с самого начала не хотела идти на эту чертову вечеринку, какая-то упрямая часть ее души не желала, чтобы ночь закончилась из-за подлости Малфоя. Поэтому она вернулась к костру и быстро выпила еще одну бутылку пива, пытаясь изгнать его вкус со своих губ и стереть из памяти звук его смеха. Затем она выпила еще одну порцию. Затем она сыграла с Симусом, Дином и Невиллом в какую-то нелепую игру, в которой выпила слишком много огневиски. В разгар игры она вспомнила, как посмотрела в сторону замка и заметила силуэты Джинни и Гарри, идущих рука об руку вверх по холму к школе. Примерно через два часа алкоголь размыл ее мысли и приятно затуманил разум, но возмущение, которое она испытывала из-за поведения и слов Малфоя, все еще оставалось где-то на задворках ее сознания. Она решила найти его и разобраться с ним — как он смеет принуждать людей к поцелуям, а потом рассказывать женоненавистнические истории, позорящие женщин! И после всего, что ей пришлось вытерпеть от него в школьные годы, и до сих пор — почему он все еще считает, что это нормально — так очернять людей? Она направилась к слизеринской половине костра, но Малфоя нигде не было видно. Компания начала редеть — она не видела ни одного из своих товарищей-гриффиндорцев — и подумала, не ушел ли и Малфой, что было бы довольно неприятно. Она обнаружила, что стоит у костра, слегка покачиваясь, перед Забини, который, похоже, где-то потерял Сьюзен и теперь сидел с Парвати. Ее негодование кипело и перерастало в гнев. Какая-то часть ее сознания понимала, что сочетание досады и алкоголя было не самым лучшим, но более доминирующая часть приветствовала возможность развеять ее обычно крепко сжатые мысли. Мысли, которые обычно перебирали все возможные действия, которые она могла бы предпринять, и все их возможные последствия, чтобы свести к минимуму возможный вред или ущерб для других людей. Это было блаженное облегчение, когда этот внутренний, изматывающий голос на время заглушался. — Эй, Грейнджер, ты как бы загораживаешь огонь... — обратился к ней Забини. Это не было сказано недоброжелательно, но, тем не менее, рассердило ее. Она посмотрела на его самодовольное лицо, и раздражение выплеснулось наружу. — Что это вообще такое? — презрительно спросила она, жестом указывая на пару, состоящую из Забини и Парвати, и при этом пиво выплеснулось из бутылки и попало холодным и липким ей на руку. Парвати мягко улыбнулась, словно успокаивала ребенка, у которого началась истерика. — Что ты имеешь в виду, Гермиона? — спокойно спросила она. Как снисходительно. — Как ты... прости, я просто пытаюсь наверстать упущенное... мне интересно... что... Ее речь была невнятной, и она не могла подобрать нужных слов, что было невероятно обидно — и это все они виноваты, потому что все это так неправильно — Сьюзен, идущая в кусты с Забини, которого обвинили в изнасиловании, а потом Парвати, сидящая рядом с ним, казалось, совсем как дома в яме со змеями — неужели она тоже не понимает, что все это так неправильно? — Как так получилось, — следующие слова вырвались прежде, чем Гермиона успела их остановить, — как именно ты оказалась шлюхой Пожирателя смерти? — ее последние слова прозвучали громко и пронзительно и легко пронеслись над дребезжащими голосами и бренчанием гитары Нотта. Среди слизеринской половины вечеринки воцарилась ошеломленная тишина, разговоры и игра Нотта резко прекратились. Лицо Парвати вытянулось — это была маска шока и обиды, — и Гермиона мгновенно осознала, даже с ее затуманенным алкоголем разумом, что она сказала что-то очень, очень неправильное. В животе у нее тошнотворно заурчало. Наступила напряженная тишина, слышалось лишь потрескивание огня, пока Гермиона пыталась подобрать нужные слова, чтобы все снова стало хорошо. Забини поднялся на ноги и, казалось, собирался что-то сказать, но его опередил кто-то другой. — Это было не по-людски, Грейнджер, — голос был низким и жестким. Гермиона повернулась к его обладателю: Малфой. Вот он! Она вдруг вспомнила, что именно он был настоящим объектом ее гнева, и тут же ее мысли сами собой начали путаться в поисках наилучшего — или наихудшего — способа оскорбить подростка. — Какой Нюхль залез в твои трусики? — Гермиона плюнула в него. — Завидуешь, что никто не хочет сосать твой член в обмен на секреты Пожирателей смерти? Или ты боишься, что твой маленький вялый член не сработает должным образом, даже если они попытаются? — Она осознавала, что ее голос звучит излишне громко, что все в радиусе нескольких метров от нее молча смотрят на разворачивающуюся драму. Тишину нарушил пронзительный, веселый смех девушки. В нем слышались характерные нотки Пэнси Паркинсон, но Гермиона не отвернулась от Малфоя, который смотрел на нее с каменным, настороженным выражением лица. Она понимала, что ее слова прозвучали по-детски и незрело, а также, возможно, неточно. Она понятия не имела, был ли член Малфоя вялым. Или маленьким. Или насколько хорошо он работал. Но если тот инцидент в Астрономической башне был хоть каким-то подтверждением... Она тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Малфой подошел к ней на шаг ближе, и она вспомнила поцелуй — если это был именно поцелуй — и его непристойные слова, и пугающую, сбивающую с толку смесь эмоций, которые они вызвали в ней. Она импульсивно сделала шаг назад, слегка покачнулась, попыталась выпрямиться и почувствовала, что летит прямо в огонь. Малфой, стоявший к ней ближе всех, инстинктивно протянул руку и схватил ее за предплечье, удерживая на ногах. Но его ладонь оказалась прямо вокруг ее шрама — как раз там, где были буквы «U», «D» и «B». Гермиона вскрикнула от боли, когда ее раны пронзила жгучая боль. Порезы до сих пор не зажили — она не позволила им затянуться, — и из-за дремлющей в них темной магии они всегда были жгуче чувствительными. Глаза Малфоя испуганно расширились, и он тут же отпустил ее руку. — Что... — Черт! — воскликнула Гермиона, и боль заставила ее отрезветь. Она оцепенела и попыталась привести в порядок мысли. Она сказала то, чего не должна была говорить. Она посмотрела на Парвати, которая холодно смотрела на нее, как на незнакомку. — Парвати... — начала Гермиона, пытаясь извиниться. Взгляд Парвати метнулся к руке Гермионы. — У тебя кровь, — равнодушно заметила она, встала и пошла прочь, в сторону школы. Гермиона опустила взгляд на свою руку. Темное пятно крови начало просачиваться сквозь рукав рубашки. Забини поднялся и направился вслед за Парвати, но через несколько шагов остановился и повернулся к Гермионе. — Когда ты успела превратиться в такую стерву? — в голосе Забини не было сарказма, вопрос был задан с искренним любопытством. Он ушел прежде, чем Гермиона успела сформулировать ответ. — Грейнджер, — тихо произнес Малфой. Она никогда раньше не слышала, чтобы он так произносил ее имя; в его голосе было сожаление, мольба. Он сделал шаг к ней, но все, о чем могла думать Гермиона, — это о боли в руке и желании, чтобы она прекратилась. Она вдруг почувствовала угрозу — от чего, она не знала — и испытала сильное желание убежать: ей казалось, что бесконечная темнота ночи надвигается на нее и вот-вот задушит. — Не трогай меня! — импульсивно вскрикнула Гермиона, и Малфой замер на месте. — Эй, эй, эй, — раздался успокаивающий голос, и Пэнси Паркинсон внезапно оказалась рядом с ней — откуда она только взялась? — Давай уведем тебя отсюда. Пойдем, осмотрим твою руку, Гермиона, хорошо? Предложение показалось Гермионе удачным; она знала, что ей нужно наложить новую повязку на порез. — Пэнси... — возразил Малфой. — Я справлюсь, Драко. Не беспокойся о своей драгоценной принцессе, — сказала Пэнси, отводя Гермиону от костра. Гермиону так позабавила идея стать "принцессой" Малфоя, что она на мгновение забыла о боли в руке и неэлегантно фыркнула. — Я не его принцесса. Я ничья не принцесса, — угрюмо проговорила она, позволяя Пэнси увести себя с пляжа. — Я знаю, милая, знаю, — успокаивающе сказала Пэнси, когда они поднялись по тропинке на холм и начали подниматься к замку.