Road

It's been a long day on the track (Sea Wolf — Middle Distance Runner)

Ричмонд — Луисвилл

Лопнув ярко-зелёный пузырь от уже безвкусной жвачки, Тэхён подбрасывает рюкзак на плече, щурясь от заходящего солнца, тихо мурлыча Back In Black, идя вдоль трассы. Вытянув руку, Ким снова голосует, впрочем, безрезультатно — он шёл по магистрали уже около часа, но никто не спешил останавливаться. Тэхён хмыкает — даже тут, уже прилично вдали от дома, он всё равно оставался аутсайдером. Отчим любил называть его косоглазым пидаром. Солнце печёт в шею, и Тэхён разворачивает кепку с названием какой-то бейсбольной команды козырьком назад, подбрасывая рюкзак на плече ещё раз. Не то, чтобы он был фанатом спорта, просто она симпатично на нём смотрелась — он стащил её из Уолмарт пару недель назад вместе с ещё какой-то мелочёвкой. Приёмная мать назвала его за это недоноском и опрокинула тарелку с хлопьями ему за шиворот: молоко было ещё тёплым и Тэхён вздрогнул, когда оно потекло по позвонкам, стекая вниз вместе с размякшей сладкой кукурузой. В общем-то, их обычное утро. Ким проходит ещё десять минут, прежде чем мимо него проезжает старый Шевроле, и, сбросив скорость, тормозит, мигая задними фарами. Когда Тэхён подходит к машине, боковое стекло, глухо тонированное, опускается: он видит за рулём молодого парня, наверное, не намного старше его — азиата, без особого удивления отмечает Ким, и уголки его губ растягиваются в улыбке. «Суки, вас развелось, как тараканов. Все хотите американской мечты, косоглазые ублюдки», — так обычно говорил отчим перед тем, как наотмашь ударить: у него была тяжёлая рука с огромной ладонью, которая легко закрывала всё лицо Тэхёна. — Эй, тебя подбросить? Куда ты? Парень за рулём казался хмурым и выглядел так, как будто последнее, чего он хотел, это кого-то подвезти, но, тем не менее, он предложил это, сведя густые тёмные брови. Его чёрные волосы с синим отливом были собраны в низкий хвостик и Тэхён мимолётно подумал, что он симпатичный, хоть и немного мрачный. — Было бы круто, чувак, — Ким не заговаривает на корейском — он его не знает, и, этот парень наверняка тоже. — Я направляюсь в Лос-Анджелес, погреться на солнышке, все дела. «Подальше от своей ебанутой приёмной семейки, но это совсем не обязательно знать каждому встречному». — Мы в Ричмонде, туда ехать тридцать три часа или около того, парень, — хмурый тип хмыкает, жуя губы. Его тонкие пальцы отстукивали по рулю какой-то бит. — Убил кого или бежишь от беременной подружки? Тэхён широко улыбается, сплёвывая жвачку в сторону. — Типо последнего. Так что, подбросишь меня? Сколько получится, чувак, я всё понимаю. — Садись, но только спереди, вдруг ты всё-таки поклонник Дамера или Банди. Я еду до Луисвилла, доброшу тебя до туда. Ким обходит машину, оборачиваясь, перед тем как забраться на переднее сидение — шоссе залито алым солнцем и проезжающий мимо Кадиллак сигналит им, видимо, приняв его за хастлера, когда Тэхён открывает дверь. Он чувствует облегчение, граничащее с эйфорией, захлопывая за собой дверцу.

***

Они почти не разговаривают. Хмурый парень оказывается не особо болтливым, но шутит остроумно — молчание с ним не напрягает. Он не расспрашивает больше Тэхёна о том, куда он едет и зачем, и они просто слушают хип-хоп, периодически передавая друг другу самокрутку, которой тот поделился со своим попутчиком. Тэхёну жаль, что он не может добраться так до Эл-Эй. Полтора часа проходят незаметно — Ким ощущает колкую тоску, когда машина останавливается у невзрачного придорожного мотеля. Солнце уже село: Тэхён щурится, всматриваясь в очертания слабоосвещённого здания, доставая из нагрудного кармана джинсовой куртки с клёпками двадцать баксов, протягивая деньги с лёгкой улыбкой. — Прости, бро, не могу дать больше, — говорит он, но его ладонь мягко отталкивают, отрицательно качая головой. — Эй, какие ещё деньги, это же автостоп, — беззлобно тянет хмурый парень, так и не назвавший своего имени, хмыкая. — Давай, тебе пора. Удачи. Ким выбирается из Шевроле, всё ещё улыбаясь, махнув рукой на прощание, словно ребёнок. Впрочем, везение не длится слишком долго. Дубовые панели в мотеле грязного красного цвета выглядели, словно засохшая кровь. На ресепшене, подперев подбородок рукой, сидела грузная женщина неопределённого возраста — она говорит Тэхёну, что мест нет, брезгливо изогнув уголки губ, равнодушно смотря прямо в лицо. Очевидная ложь. Бросив взгляд на флажок США, стоящий на стойке в ржавом стаканчике с ручками, Ким давит вежливую улыбку — это было ожидаемо, не то, чтобы он слишком удивлён. Развернувшись на пятках, Тэхён оттягивает лямку рюкзака, толкая обшарпанную дверь, выходя обратно на улицу. «Косоглазый уёбок» проносится в голове эхом. Он идёт в круглосуточную закусочную, находящуюся в паре метров — краска на стенах и вывеске облупилась и потрескалась, но вряд ли это кого-то волновало. Рядом с забегаловкой было припарковано несколько фур: Ким поворачивает кепку обратно, опуская козырёк ниже на глаза, насторожено сведя брови. Когда он заходит в здание, колокольчик над входной дверью звенит, оповещая о новом госте — внутри мало людей и всем откровенно насрать на него, если честно, когда Тэхён занимает дальний столик с застиранной скатертью в крупную красно-белую клетку. Взяв в руки пластиковое меню с жирными застоявшимися пятнами, он заказывает у неприветливой официантки с выжженными в рыжий блонд волосами кофе, бургер и картошку фри с кетчупом, проверяя свой телефон — сеть почти не ловило, как часто бывало на трассе. Еда низкого качества, но Ким всё равно жадно ест, запивая пищу водянистым кофе. Около десяти вечера Тэхён двигает по подносу пустую тарелку — голосовать ночью не казалось привлекательным или безопасным, но он вполне ещё мог дотянуть до другого мотеля или ближайшего города. Расплатившись наличкой, Ким бредёт до заправки неподалёку, отгоняя сонливость пощипыванием себя за запястье — она тоже неприметная на вид, с осыпавшейся краской на стенах и тусклой лампой над кассой. — Здравствуйте, сер, — на него блекло смотрит сотрудник станции, не мигая. — Вы не подскажите, здесь поблизости есть ещё мотели? У меня не ловит сеть, а в ближайшем сказали, что мест нет. Мужчина хмыкает, и его лицо вдруг разглаживается. — Старая сука опять за своё, — он снова хмыкает, кивая себе за спину. — Можешь поспать до рассвета в подсобке, если хочешь. Только мне придётся проверить твои вещи, сынок. Тэхён позволяет осмотреть свой рюкзак и прохлопать себя, как будто он проходит досмотр на стадионе: маленький складной нож, спрятанный в обуви, остаётся не найденным, поэтому Ким чувствует себя в относительной безопасности, заходя в небольшую душную подсобку, заваленную коробками и ящиками. Ему кажется, что он не сможет уснуть, но Тэхён засыпает сразу же, просыпаясь спустя несколько часов от того, что его не сильно трясут за плечо. — Вставай, парень, тебе пора, — всё тот же мужчина смотрел на него уже вполне добродушно, опираясь плечом о дверной косяк. — Скоро придёт мой сменщик — лучше, чтобы этот старый мудак тебя тут не видел. Прежде чем уйти, Ким покупает энергетик и сэндвич с курицей, кидая в круглую пластмассовую банку всю сдачу с парой лишних купюр. Когда он выходит на улицу, кутаясь в куртку, небо уже светло-серое: по магистрали проносятся редкие машины, уносясь прочь по шоссе. Кажется, всё совсем не так плохо. Намного лучше, чем могло быть.

Луисвилл — Хендерсон

Тэхён проходит шесть миль пешком, когда серый неприметный минивэн наконец тормозит рядом с ним, мигая фарами. — Хэй, — мужчина за рулём выглядел, как типичный американец: высокий лоб, голубые глаза, тёмно-русые волосы и скошенная крупная челюсть, делающая его профиль тяжёлым. Он смотрел прямо, улыбаясь холодной улыбкой. — Тебя подбросить? Было что-то во взгляде этого незнакомца неправильное. Скользкое. Тэхён колеблется, но он устал — его ноги гудят, энергетик с сэндвичем давно съедены, а машины проносятся мимо, нисколько не заинтересованные в нём, как в попутчике. — Здравствуйте, сер, — Ким заученно улыбается, поправляя сползшую лямку рюкзака. — Мне нужно в Сент-Луис или в том направлении, — он кивает на дорогу, вспоминая хмурого парня с весёлым смехом — Тэхён не знает, почему не говорит этому человеку свой настоящий маршрут. — Нам по пути? — Мне в Хендерсон, приятель, еду на свадьбу сестры, — мужчина тоже кивает, и Ким отмечает, как его улыбка на долю секунды становится совсем неестественной. — Забирайся, высажу тебя где-нибудь, когда мне нужно будет свернуть с шестьдесят четвертой. Тэхён садится на заднее сидение, не получив никаких замечаний против этого. Дорога достаточно долгая, почти четыре часа, и, сколько бы он не сопротивлялся, Ким всё же вскоре засыпает, уронив голову на грудь. Он просыпается от того, что кто-то трогает его лицо. Резко открыв глаза, Тэхён видит прямо перед собой американца: тот прогнулся через водительское кресло и теперь нависал над ним, смотря в упор. Ким ощущает кислый запах его дыхания — явно больной желудок — на своих губах. Тэхёна мутит, и съеденный утром сэндвич подступает к горлу. — Ты очень красивый, — мужчина смотрел неживыми глазами, часто моргая. Над его верхней губой выступал пот крупными каплями. — Так долго спал, мы давно приехали. Было жаль будить тебя. Ким давит улыбку, сглатывая горький ком в горле. Он ощущает, как потеют его собственные ладони, зажатые между бёдер. — Э-э-э-м, спасибо, сер, — Тэхён наконец-то оглядывается, выходя из оцепенения, но они на трассе, всего лишь немного съехали на обочину: мимо проезжают машины, и одна сигналит им, видимо подумав, что они остановились, чтобы потрахаться. — С-с-спасибо. — Эй, расслабься, — хрипло рассмеявшись, американец хлопает всё ещё застывшего парня по плечу: его дыхание, отдающее дерьмом, словно окутывает липким коконом. — Что случилось? Ты так побледнел. Он вдруг отстраняется, возвращаясь на своё место, продолжая посмеиваться. — Мне нравятся вежливые мальчики, — ласково говорит мужчина, поворачивая ключ в замке зажигания. — Хорошо тебе повеселиться в Сент-Луисе, приятель. Когда Тэхён выходит из машины, его рвёт себе прямо под ноги — с той минуты он решает, что больше никогда не сядет в машину к человеку, который покажется ему хотя бы на дюйм подозрительным, даже если будет к тому времени идти шесть часов. Достав из рюкзака бутилированную воду, Тэхён выпивает всю бутылку ноль пять частыми глотками, смаргивая слёзы, собравшиеся в уголках глаз. Он лезет проверить свой нож, спрятанный в кроссовках, предсказуемо обнаруживая, что того нет. Ким идёт вдоль автомагистрали до мотеля ещё два часа. В этот раз судьба более благосклонна, и его заселяют без слов. Упав ничком на кровать, Тэхён позволяет себе расплакаться, трогая своё лицо там, где его касались чужие пальцы. Ему двадцать, и он имеет право бояться. «Косоглазая сука, соси усерднее», звенит в его голове голосом отчима, когда он наконец-то засыпает беспокойным сном.

Хендерсон — Сент-Луис

Утром Тэхёна снова подбирает азиат, на что он хмыкает, признавая, что американская мечта действительно влекла многих. Это был чертовски привлекательный парень — явно высокий и хорошо сложенный. Канонично красивое лицо, густые тёмные волосы и непозволительно пухлые для мужчины губы — ему тоже было нужно в Сент-Луис, и Ким выдыхает с облегчением, хлопая дверью его пижонской Тайоты. Видимо, сынок богатеньких родителей — его американская мечта определённо удалась. — Меня зовут Сокджин, — парень открывает бардачок, кивая на скрученные джойнты, лежащие там прямо среди всякого хлама. — Хочешь? Ехать долго, — он широко улыбается, обводя свой красивый рот кончиком языка. Очень легкомысленный, подмечает Тэхён, но он тоже легкомысленный, поэтому кивает, доставая им по косяку. — Зачем тебе в Луи? — спрашивает Сокджин, раскуриваясь. Трасса почти пустая, и это действует на Тэхёна успокаивающе: он всё ещё немного взвинчен после вчерашней поездки с тем мудаком. — Бегу от беременной подружки, — Ким хмыкает, вытягивая руку с джойнтом в открытое окно, покачивая ею. Май довольно тёплый, и ветер приятно щекочет его пальцы. — О, я можно сказать, тоже, — Сокджин смеётся, бросая весёлый взгляд на своего попутчика. — Сказала, что нам пора подумать о детях, свадьбе и прочем дерьме — а я не хочу думать об этом, мне всего двадцать четыре, чувак, я ещё не готов. — И что, собираешься прятаться от неё за пару сотен километров? Как-то далековато для ситуации, когда никто даже не залетел, она настолько настойчива? — бровь Тэхёна скептически изгибается, и он смеётся под действием травки без всякой причины. Сокджин тоже смеётся, выпуская терпкий дым носом. — Да пошла она на хер, — он фыркает, выкручивая радио громче, почти на максимум. — На самом деле, я еду к отцу, семейный бизнес и вся херня, хочет посвятить меня в какие-то дела. Удачно совпало. Ким лениво осознаёт, что уже даже не помнит, как выглядели его кровные родители — они отказались от него, когда ему было три года, и все воспоминания, лица, образы, превратились в неразборчивое мутное пятно, белый шум, не более. Если честно, он и не хотел помнить. — Не против позже остановиться поесть? — Сокджин перекрикивает музыку, смеясь: ветер из его открытого бокового окна треплет ему волосы, путая пряди. Чертовски красивый и чертовски не в лиге Тэхёна. — Конечно, без проблем, — кричит Ким в ответ, кивая, и добивает косяк. Докуренный джойнт выскальзывает из его пальцев, теряясь на пустой трассе.

***

Эта забегаловка выглядела точно так же, как та, в которой Тэхён ел в свою первую ночь: обшарпанные стены, местами слезшая краска и пластиковое меню, как будто они застряли в восьмидесятых, залитое жиром, паршивая еда и горький, пережжённый кофе из банки, но впрочем, ничего из этого не имело особого значения. Официантка, тоже с выжженными волосами, только синего цвета, смотрела на них равнодушно. Сокджин заказывает им по бифштексу, бросая между делом, что раз он пригласил, значит, он платит. Тэхён не против. Он проверяет свой телефон с разбитым экраном, но там нет ни одного сообщения. Это хорошо. Это ему подходит. Ему также подходит, что Сокджин трахает его в машине на заднем сидении несколько часов спустя, усадив на свои бёдра. Ему это очень подходит, и Ким кончает, чувствуя себя опустошённым и почти удовлетворённым. — Будь осторожен, — говорит этот красавчик из успешной семьи, когда им пора прощаться. Он звучит искренне. Чертовски хороший плохой парень. Такие парни никогда не были для Тэхёна. — Береги себя. Ким улыбается, тихо хлопая дверью Тайоты. В Сент-Луисе ему сдают номер, но он явно платит больше, чем должен. Миловидная женщина на ресепшене называет его "Ёбанным китайцем", когда Тэхён уже подходит к лестнице, чтобы подняться в него — она говорит совсем не тихо, очевидно, желая быть услышанной. Ким хмыкает, прикусывая нижнюю губу. Ему абсолютно плевать.

Oklahoma — Arizona

Это оказывается не так быстро, как ему хотелось бы, но Тэхён не жалуется, потому что всё, что ему было действительно нужно — просто уехать как можно дальше от дома. Это неплохо. Люди встречаются разные: любопытные и не очень, болтливые и тихие, хорошие и не такие приветливые. Ким больше не садится к тем, от кого исходит аура больного на голову ублюдка, как он опрометчиво сделал однажды, поэтому всё проходит вполне сносно. Тэхён избегает и дальнобойщиков, не имея никакого желания проверять, правдиво ли то, что о них писали на разных форумах. Его больше не подвозят горячие детишки из успешных семей, бегущие от своих требовательных подружек, что грустно, но тоже вполне закономерно — удачи не может быть так много. Он попадает всего в пару не очень приятных историй, что по его собственному мнению ахуеть, как хорошо — всё действительно могло быть намного хуже, ему всего двадцать и не то, чтобы у него была гора мышц или что-то вроде того. Когда Тэхён добирается до Оклахомы, преодолев приличное расстояние, ему звонит отчим. Он сбрасывает вызов, выронив телефон на заправке, куда он забежал отлить, на асфальт от неожиданности, и трещина на экране его айфона становится глубже. Сперва это просто звонки, много надоедливых звонков (ему, блять, что, совсем нечем заняться?) и сообщений на голосовую почту. После звонки превращаются в сообщения — много грязных, грубых, бессмысленных сообщений с разными угрозами касаемо того, что с ним будет, если он вдруг решит кому-то рассказать их «маленький секретик», и агрессивными приказами «притащить свою тощую пидарскую жопу» обратно домой. Ким с едкой усмешкой шепчет одними губами в тишине очередного прокуренного номера, что секрет был действительно не выдающихся размеров. Он никогда никому ничего не рассказывал. Мать пишет всего один раз — называет неблагодарным отребьем, грязным педиком и кем-то ещё — Тэхён удаляет сообщение, не дочитав, блокируя два номера, потягивая клубничный молочный коктейль (его любимый вкус) через трубочку в очередной безликой придорожной закусочной. «Косоглазый урод» звучит в его голове словно через слой ваты, уже не так отчётливо, как раньше, когда он засыпает в мотеле. Через пару дней его впервые подбирает девушка — женщины редко подвозили мужчин, это было небезопасно. Она миловидная и много ему улыбается, рассказывая о себе: студентка, едет навестить родственников на выходных. Ким слушает её отстранённо, смотря исключительно на дорогу, вежливо кивая, уже догадываясь, что будет дальше — когда на середине их совместного маршрута она предлагает заняться сексом, он не удивляется, скорее удивляется тому, что она продержалась так долго. Тэхён говорит ей, что он гей, и она краснеет по шею, замолкая. Всю оставшуюся дорогу они молчат. Когда Ким выходит из машины, он видит в чужих глазах смущение. Это впервые, когда он видит не отвращение.

Arizona — Las Vegas

В Аризоне Тэхён садится в машину к азиату с волосами, выкрашенными в нежно-розовый цвет и бритыми висками. Он очень много разговаривает, много смеётся и постоянно хлопает Кима по бедру. Очень тактильный. Очень не во вкусе Тэхёна, но с этим парнем было весело и уютно, как будто они знали друг друга тоже очень давно. — Слушай, поехали в Вегас? — Чимин растягивает губы в игривой улыбке, скребя ногтями по шву на джинсах своего попутчика, кивая на дорогу. — Тут ехать всего три часа. — Четыре, — Ким хмыкает, бросая взгляд на навигатор: маршрут явно был изменён. — У меня нет денег на Вегас, бро. — О, тебе не нужны деньги, — Пак Чимин отмахивается, пропуская нужный им изначально поворот. — Там живёт один мой друг, это будет весело. — У меня правда нет лишних баксов, я всё отложил на первое время в Лос-Анджелесе. — Боже, ну и зануда, — Пак смеётся, и длинная серёжка в его ухе покачивается. — Я же сказал, нам не нужны твои деньги. Всего на два дня. Тэхён вздыхает, закатывая глаза: он пытается сделать вид, что злится, но внутри у него расцветает тепло, и он тоже смеётся, уворачиваясь от примирительной щекотки.

***

Чон Хосок, или Хоби, как его ласково называл Чимин, оказался душой компании, обожал вечеринки и имел небольшой музыкальный лейбл. Они останавливаются в его просторной квартире в центре, и Ким поражён тем, как легко незнакомый человек пустил кого-то к себе в дом. — Эй, ты наш гость, — сказал Хосок уже вечером, когда они вышли гулять, обнимая Тэхёна за плечи. — Так что расслабься, парень. Пойдём выпьем, ты пьёшь? Я знаю местечки, где тебе смогут налить, хоть тебе и нет двадцати одного. Приехать из консервативного города в город Грехов было впечатляюще — Ким никогда не видел столько огней. Он никогда так много не смеялся — не то, чтобы у него вообще были особые поводы для веселья все прошлые годы, но он пытался не слишком ненавидеть свою жизнь. И, тем не менее, это определённо был самый счастливый и беззаботный день за его двадцать лет. Идя по яркой улице, зажатый Чимином и Хосоком, весело щебечущими ему в уши всякую чушь, Ким вдруг наконец-то осознаёт, что ни мудак отчим, ни сука приёмная мамаша, больше не смогут его достать. Едкий голос в его голове звучит еле слышно. Тэхёну действительно не требуются деньги. И, хоть Чимин совсем ни в его вкусе (ладно, может немного), это не мешает им целоваться весь вечер и проснуться с кольцами на пальцах после «игрушечной» свадьбы, которую Ким даже не помнит. Хосок показывает им почти двести фотографий на своём айфоне, пытаясь возродить их память, особенно восхищаясь той серией фото, где Тэхёна тошнит Паку на колени прямо во время церемонии. Они мучаются от похмелья до вечера, но он всё равно по-прежнему счастлив.

Las Vegas — Riverside

Ким задерживается ещё на один день — друг Хосока, которому было нужно в Риверсайд, без проблем соглашается подбросить его. Ким Намджун — партнёр Чона по музыкальному бизнесу, попросту — продюсер — был спокойным и дохуя рассудительным, как понял Ким-младший, стоило им только выехать на трассу. — Так что у тебя случилось, Тэхён? — мягко спрашивает Намджун, делая глоток своего кофе из Мак-Авто, куда они успели заехать на выезде из города. — От кого бежишь? — Ни от кого, — Тэхён смотрит на дорогу, отпивая свой капучино, пожимая плечом. — Просто уехал. — Так далеко редко просто так уезжают, — дотошно замечает Намджун, качая головой. Ким понимает, что отделаться от него будет не просто. — Мне двадцать, люди в этом возрасте постоянно уезжают из своих задрипанных городков куда получше. — Да, но не автостопом проделывают путь длиною больше двух тысяч миль. Так только бегут, парень. — Какая тебе разница? Ты что, пастор? — Ким фыркает в стаканчик, делая ещё один глоток. — Хочешь отпустить мне грехи и облегчить страдания? — Просто чувствую, что ты хороший человек. Возможно, мы с Хосоком сможем тебе помочь. Тэхён не помнит, кто и когда в последний раз называл его хорошим — последние лет пять с ним такого точно не случалось. — Вы не сможете мне помочь, Намджун. И это уже не важно. — Знаешь, почему люди чаще рассказывают о своей жизни случайным знакомым в барах, а не своему психиатру и близким? Потому, что думают, что больше их никогда не увидят. Вероятно, мы с тобой тоже никогда больше не встретимся, Тэхён. Тебе не нужно заботиться о том, что я подумаю о тебе. — Что же, это будет долгая история, дотошный ты засранец, — Ким хмыкает, поджимая губы, и опускает взгляд на свои острые колени, обтянутые светлой джинсой: кофе до приторного сладкий, но всё равно горчит на кончике языка. То, о чём просил рассказать Ким Намджун, душило его давно — возможно, поделиться этой болью с человеком, которого он действительно больше не увидит, было не такой уж и плохой идеей. — Видимо, всё началось с того, что родители отказались от меня в три года — если честно, я их уже даже не помню. Они никогда не искали встреч, поэтому, это и не так уж важно, да? — Ким переводит взгляд обратно на магистраль, усмехаясь. — Меня усыновили очень быстро, я почти ничего не помню из года ожидания, пока собирали все необходимые документы: только какие-то обрывки, в которых я даже не уверен. Сперва всё было нормально, мне даже казалось, что меня любят. Через три года та семья распалась, и моя приёмная мать вскоре стала жить с одним ублюдком. Чем старше я становился, тем меньше становилась её любовь. Видимо, ей просто надоела экзотическая игрушка — игрушка стала взрослеть, ей нужно было заниматься, воспитывать, а не только наряжать в красивые костюмчики и показывать подружкам на День Благодарения. Новый хахаль матери возненавидел меня с первой встречи — он расист, всегда называл меня косоглазым ублюдком, хотя я был восьмилетним ребёнком, когда мы в первый раз встретились, — Тэхён ощущает, как намокают его ресницы и слышит, как трескается собственный голос. Он сглатывает, запивая тоску остатками своего напитка. — Он часто бил меня, когда её не было дома, унижал морально. Впрочем, в последнем моя приёмная мамаша тоже не отставала. Не знаю, каким я был ребёнком, хорошим или плохим, сложно дать себе оценку. Наверное, тихим, нелюдимым зверёнышем. Когда мне исполнилось семнадцать, отчим впервые изнасиловал меня орально, хотя не знаю, почему я так называю его, мудак был мне никем. Этот ублюдок почти два метра ростом и весит сто тридцать — у меня не было никаких шансов. Потом это происходило не очень часто, может, раз в пару месяцев, не знаю, я не считал — просто старался забыть, сделать вид, что ничего не было, вытравить из памяти. Я не мог ни к кому пойти, это казалось унизительным, грязным. Я и сейчас чувствую себя грязно, знаешь. Да и не думаю, что мне кто-нибудь поверил, копы в нашем районе были не очень настроены к эмигрантам и любили этого мудака, выпивали с ним каждую пятницу в спортивном баре — скорее всего, меня просто выгнали бы из участка, — Намджун закуривает: Ким замечает, как напряжены мышцы в его теле. Он протягивает сигарету и Тэхёну, прикуривая тому, не отвлекаясь от дороги. — Несколько раз я пытался сбежать, но до восемнадцати социальные работники следят более пристально за тем, куда уходят их пособия, поэтому мамаша буквально запирала меня дома. Мне кажется, она о чём-то догадывалась, а может, знала наверняка, но ей было плевать. Я сделал всё, чтобы поступить в колледж и уехать жить в общежитие. Это было действительно неплохое время, которое не длилось долго, как ты, наверное, уже догадался — второй год обучения не был оплачен, а я тогда подрабатывал в неполную смену в кафе при кампусе — конечно, мне не дали кредит на обучение и в итоге отчислили. Мать забирала меня домой с такой счастливой улыбкой — уверен, ей нравилось осознавать, что она превращает мою жизнь в ад. С того времени я стал копить деньги, работал, где только мог — она по-прежнему пристально следила за мной и забирала часть заработка «за проживание», хотя всё ещё получала пособие от государства, но что-то всё же получалось откладывать. В начале этого месяца мудак снова достал свой вялый член и засунул мне в рот, хотя не прикасался ко мне с моего возвращения, и я понял, что больше не могу. Времени копить на перелёт у меня не было, поэтому ты прав, я действительно сбежал. Мне нужно было сбежать, или однажды я зарезал бы его во сне. Тэхён сглатывает — его голос, ломкий от слёз, на последних словах звенит, когда он с ироничной улыбкой добавляет, хмыкнув сквозь боль, глупо шутя: — А я слишком красивый для тюрьмы, понимаешь, Намджун? Машина виляет, и Намджун сжимает его плечо, плотно сжав губы. Тэхён видит слёзы в чужих глазах. Никто никогда прежде не переживал за него. — Ёбанные ублюдки, они оба, — Ким не мог представить, что Ким Намджун был способен выражаться, но, как оказалось, мог. — Прости, что надавил на тебя, я мудак. Думал, ты бежишь от долгов или вроде того. Подумать не мог, что… — Эй, всё в порядке, — Тэхён прокашливается, вытирая мокрое лицо рукавом спортивной куртки. — Ты первый, кому я это всё рассказал. Мне действительно стало легче, так что спасибо, что выслушал, — Ким выбрасывает окурок в окно, отмечая, как дрожат его пальцы. — Может, послушаем музыку, я могу подключить телефон? Тебе нравятся Мартышки? Не против? Когда они проезжают дорожную табличку «Риверсайд», Намджун пытается уговорить Тэхёна, чтобы он довёз его до Лос-Анджелеса: Ким категорично отказывается, уверяя, что ради него не стоит нарушать свои планы — оставался всего час дороги, он легко поймает попутку. «Пиши в любое время», говорит ему Намджун, обнимая. Тэхён кивает с улыбкой, смаргивая новую влагу с ресниц. Он выходит из машины, привычно подбрасывая рюкзак на плече. Голос в его голове фонит еле слышной помехой.

Riverside — Los Angeles

Чёрный Форд сигналит Киму спустя всего пятнадцать минут, как Намджун оставляет его. Когда Тэхён подходит к машине и стекло опускается вниз, он становится уверен в том, что ненависть американцев была не так уж сильно и беспочвенна: парень-азиат с тёмными волосами, собранными на затылке в маленький пучок, смотрел на него, легко сощурив глаза. Его уши были украшены серебристыми колечками пирсинга от мочки и выше по хрящу, до самого конца, бликуя на солнце. Определённо, из высшей лиги. — Привет, тебя подбросить? — спрашивает он, улыбаясь открыто. Его улыбка кажется Тэхёну такой тёплой. Притягательной. Её словно хотелось коснуться. — Привет, — Ким улыбается в ответ, дёргая лямку своего рюкзака, надеясь, что его лицо не слишком сильно опухло от слёз. — Было бы здорово, приятель. — Приятель, — незнакомец толкает язык в уголок рта, хмыкнув. — Меня зовут Чон Чонгук. — Приятно познакомиться, я Ким Тэхён. — Так куда тебе нужно, Ким Тэхён? — В Лос-Анджелес, как, наверное, и всем тут, — Тэхён кивает на магистраль, по которой неслись равнодушные машины. — Отлично, поехали, ты угадал, мне тоже туда. Ким забирается на переднее сидение, обойдя машину, поджимая под себя ноги: его отросшие волосы лезут ему в глаза, и он поправляет их пальцами, ёрзая на месте. Наконец-то удобно устроившись, Тэхён бросает любопытный взгляд на водителя, который с лёгкой ухмылкой вёл машину, разглядывая того беззастенчиво. Если Сокджин был красив канонично, то Чонгук был красив в своих маленьких несовершенствах, которые складывались в обаятельные черты, делая его обезоруживающе привлекательным: немного крупный, но прямой нос, выразительные глаза, рот не большой, но с пухлой нижней губой. Не идеальный прикус: передние зубы слегка выступали вперёд, что было заметно, только когда Чон говорил, придавая схожести с одним пушистым зверьком. Совершенно точно из тех парней, которые никогда не обратили бы внимание на кого-то, вроде Кима. — Откуда едешь? — Чонгук смотрит на своего попутчика, оценивая обычную неприметную футболку серого цвета и синие джинсы, улыбаясь. — Симпатичная кепка, у меня есть точно такая же. — Из Кентукки, — Тэхён хмыкает, беззаботно смотря вперёд: мимолётные влюблённости во всяких красавчиков были его обычным развлечением. — Ага, у половины страны она есть, стоит всего десять баксов. Правда, я её стащил, но всё же. Чонгук смеётся, щуря глаза, и Тэхён думает, что никогда не видел никого более очаровательного. — Вау, парень, из Кентукки? Твой путь был не простым, да? — Вроде того. — Зачем тебе в Эл-Эй? — Хочу начать новую жизнь, — Ким хмыкает, замечая лёгкую усмешку на чужих губах. — А тебе? — Я там живу. Были дела, пришлось смотаться по ним, еду обратно домой. Они разговаривают ни о чём и обо всём сразу весь путь до города. Уже въехав в ЛА, Чон, упрямо настояв, довозит Тэхёна до адреса, который записан у того в заметках телефона. Чонгук мастерски делает вид, что не понимает, что это адрес центра для бездомных. Когда их пути расходятся, Тэхён смотрит в след уезжающей машины, пока она не скрывается за поворотом. Он думает, что это была самая приятная, хоть и самая короткая поездка из всего его путешествия.