Обреченные полюбить.

Никогда не знаешь, чем человек зацепится за жизнь, когда падает в пропасть.

Дмитрий Емец «Мефодий Буслаев. Танец меча»

Тяжелый, сосредоточенный вдох… Внимательный, изучающий взгляд… Шум, гам, голоса – всё перестает существовать в мире. Мысли ясные и четкие: «Как бить?», «Куда бить?», «Кто примет?», в голове уже все шахматные фигуры расставлены по своим местам. Но сейчас, в данный момент, есть только ты, мяч и та сторона площадки. Всё отходит на второй план, когда мяч оказывается в воздухе, и следует разгон. Скрип кроссовок по гладкому полу, мимолетная боль в правом колене, напряжение икроножных мышц… Ноги отталкиваются с такой силой, что аж дух захватывает от мимолетного чувства полета. Сильный замах. Ладонь ударяет по мячу, задавая темп игры, давая направление, ведя туда, куда нужно. Покрасневшую кожу жжет от приятной тяжести, а затем пульсирует, не давая забыть об этом ощущении. Но больше всего удовольствия доставляют перекошенные от напряжения и ярости лица противника, когда мяч со скоростью проносится мимо их рук, с грохотом добавляя еще одно очко команде. Свисток судьи. Радостное «да!», счастливые улыбки и не менее счастливые объятия. Всегда приятно выигрывать, приятно смотреть на проигравших сверху вниз… Это спорт, ничего личного. У каждого здесь лишь одна цель – победить ни смотря ни на что, победить вопреки, ибо победитель будет лишь один. Всё это так знакомо… Когда тело сводит от усталости из-за тяжелых тренировок, когда ноги трясутся и подгибаются от боли, но ты продолжаешь упорствовать и двигаться вперед. То непередаваемое ощущение, когда прикладываешь к забитым мышцам холодный компресс, лишь бы на секунду почувствовать блаженное облегчение. Чувство, будто тебя истязают заживо, продолжая рвать сухожилия, мышцы, выбивать хрящи и сдирать заживо кожу. И ты падаешь, падаешь и снова падаешь, даже зная, настолько это больно. Но, несмотря на это, ты продолжаешь вставать и делать следующий шаг, продолжаешь думать, анализировать, видеть мир с высоты. Секунда и ноги точно прирастают к полу, и ты не в силах сделать ни шагу. Пыхтишь, скрипишь зубами, порываешься рваться вперед, проклинаешь всё и вся, но не можешь пошевелиться. Тебя будто затягивает в грязевое болото, и чем больше дергаешься, тем быстрее оно овладевает тобой. А затем яркая вспышка… Мир охватывает пламенем, а ты всё еще не в силах пошевелиться. Паника охватывает с головой, пытаешься выдернуть одну, затем другую ногу, но словно тысячи мощных молний проходят через тело, заставляя болезненно вскрикнуть. Больно… Ужасающе больно! Пытаешься кричать, но осознаешь, что связки парализовало ужасом, и как не кричи, а тебя никто не услышит. Ты остался один в мире, объятом пламенем, где нет места свободе и полету, есть только боль и принятие неизбежного…

 «Очнись, придурок! Ты еще жив! Не смей так просто сдаваться! Не смей оставлять всё, как есть, мерзкий Ойкава!»

– Ива-чан, не коверкай чужие фамилии, – простонал Тоору, с трудом разлепляя свинцовые веки. Прищурился, прикрываясь от яркого света, на секунду ослепившего глаза. – Что? Всего лишь сон… – мужчина приподнялся на больничной койке, растерянно оглядываясь по сторонам. Разумеется, в палате никого не было. Ойкава мотнул головой, прогоняя остатки сна, и провел ладонью по лицу, будто снимая невидимую паутину. Кошмар нехотя отступал, возвращая к реальности. В эту проклятую реальность, где он уже никогда не почувствует ни скорости, ни напряжения мышц, ни вкуса победы. В реальность, в которой падение играет решающую роль. Мужчина с презрением взглянул на пустое пространство кровати и с тяжелым вздохом откинулся на подушку, пряча лицо в ладонях. – Где же тебя черти носят, Хаджиме? Мне бы сейчас очень пригодился твой волшебный пендаль. Ойкава перевернулся на бок, бездумно глядя в окно. Интересно, будь он здесь, то что бы сказал? Что-то вроде «не смей сдаваться» или «хорош себя жалеть»? Грубый и буйный нрав Хаджиме всегда приводил Тоору в чувство, останавливая от необдуманных поступков. Не только по отношению к себе, но и по отношению к другим. Хаджиме был единственным, кто мог противостоять ему тогда, не боялся, как другие, всегда говорил, если Ойкава делал что-то неправильно. Воспоминания о друге детства отозвались короткой вспышкой боли в груди, мужчина даже зашипел, потирая рукой грудную клетку. Они были вместе столько, сколько Тоору себя помнил. Всегда. А затем появилась она – маленькая, непоседливая, необычайно смышлёная для своих лет девочка с внимательными черными глазами. И мир будто пошатнулся. Они оба забрали частичку его души, без намерения возвращать обратно. Хаджиме – его родственная душа, его духовный наставник, его голос разума. Касуми – любовь всей его жизни, его тихая, но непослушная гавань, его мечта. Они оба были необходимы ему, как страннику направляющая путеводная звезда и глоток свежей воды. А затем, в какой-то миг, никого рядом не стало. Ойкава себя чувствовал так, будто в один момент во всем мире отключили свет, и он погрузился в темноту. Он задыхался в ней, хотя и старался убедить себя в том, что звезд в мире полно, а родник ключевой воды можно было найти даже в самой жаркой пустыне. Но, как бы он ни старался, как бы долго не шел, а тьма никак не отступала. Хуже всего, он стал чувствовать её, ощущать, как она обволакивает, проникает вовнутрь, обнажая все самое худшее, что в нем было. Тоору чувствовал ее задолго до этого, но свет этих двоих подавлял ее, давая понять, что его принимают таким, каким он был. Неловко сказанные слова, собственный страх и желание убежать… В какой-то момент свет ослепил и… потух, точнее, он сам сделал всё, чтобы солнце в один миг больше не взошло рядом с ним. Он знал, прекрасно знал, что сотворил глупость, но упорно пытался доказать, что и в темноте есть свои плюсы. Словно слепой котенок он бродил в ней, натыкался на предметы, на людей, не видя их, но пытаясь найти рядом с ними свое место. И все-таки… Где-то в глубине души он надеялся, верил, что однажды рядом с ним вновь вспыхнет свет, к которому он без колебаний потянется. Сам для себя давно решил, что если еще хоть раз, совершенно случайно или же преднамеренно, он встретит её, то бросит всё ради того момента, чтобы просто сгореть в этом свете. Готов был вымаливать прощение на коленях, но время шло, а ничего не изменилось. Однажды он пересилил себя, набрал номер первым, но… никто не ответил. Звонил, звонил, звонил каждый день, и раз за разом выслушивал бесячее «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Хаджиме поддерживал как мог, но у него так и не получилось скрыть свою обиду на друга, что так подло поступил с его сестрой. События сменялись одно за другим, но одно оставалось неизменным – он скучал, настолько сильно, что хотелось  выть от бессилия. За день до трагедии с Аякой они рассорились так, что соседям пришлось вызывать полицию. Скандал был громким, точнее, кричала жена, а Тоору пытался уворачиваться от летящей в него посуды и хоть как-то утихомирить беснующую женщину. Он не скрывал своего отношения к жене, хотя первоначально и пытался вести себя с ней, как любящий муж, но затем чувства просто-напросто сошли на нет. Не было неприязни, не было какого-либо раздражения, не было ничего… Просто женщина и просто мужчина, живущие под одной крышей. И ответить на вопрос Аяки, любит ли он её – он не смог. Понимал в тот момент, что надо солгать, что необходимо было солгать, но не смог, а молчание оказалось красноречивее любых других слов.  Последними словами жены, брошенными ему, были: «Проклинаю тот день, когда встретила тебя. Проклинаю тебя и всё, что тебе дорого». Была ли то злая шутка, или же слова Аяки действительно достигли цели, но и двух месяцев не прошло с её похорон, как случился взрыв. И последний разговор с Хаджиме… «Ойкава, где ты? Оставайся на месте, я выдвигаюсь. Не делай глупостей только, придурок». Тоору буквально подскочил на кровати, что та аж заходила ходуном. Он так зациклился на собственных проблемах и на самом себе, что совершенно забыл об обещании друга. Но Хаджиме ведь так и не приехал… Или, точнее сказать, не доехал… Сколько месяцев уже прошло? Шесть? Семь? За все это время трубку никто так и не перезвонил, да и Касуми не один раз уходила от ответа. Улыбалась, как ни в чем не бывало, говорила, что всё хорошо… – Нет… Не может этого быть. Это просто не может случиться, – кровь запульсировала в висках, сердце стучало где-то в районе горла, мешая дышать.       

***

Касуми вздрогнула, когда по телу внезапно пробежал озноб. Обхватив себя руками за плечи, поежилась. – Ты чего? Замерзла что ли? – удивилась Блер, глядя на «гусиную кожу» подруги. – Что-то предчувствие дурное, – буркнула она, доставая из кармана джинсов сигареты. Рей и Даичи без лишних слов протянулись свои ладони, требуя свою порцию никотина. Савамура поджег свою сигарету, а остальные прикурили от него. Выпустив в воздух дымное колечко, мужчина задумчиво произнес: – Значит, ты считаешь, что Хаджиме мог послужить триггером к нестабильному состоянию Ойкавы? Касуми кивнула, пододвигая пепельницу поближе и стряхивая лишний пепел. – Я по детству не придавала этому большого значения, но теперь, когда думаю об этом… Единственным, кого Ойкава-сан слушал, и единственным, кто мог хоть как-то повлиять на него, был именно брат. Думаю те слова сильно повлияли на него. Настолько, что он мысленно боялся гнева брата, но… – Но при этом, несмотря на негласный запрет, он не мог не думать о тебе, – закончила Блер, откидываясь на груду подушек и сжимая одну из них в руках. – Мда-а-а, дела-а-а, – протянул Рей, затягиваясь. Иваидзуми со вздохом потерла виски. После последнего разговора с обоими личностями Ойкавы, пришлось рассказать все. В смысле, совсем все. Начиная с раннего детства, с первого увлечения, которое со временем переросло в серьезную влюбленность, об отказе, попыткой свести счеты с жизнью и переездом в Америку, когда речь зашла о женитьбе Тоору. А затем о четырех годах безуспешных попытках забыть и начать новую жизнь, почти удачно, нужно отметить. А потом… Потом произошла двойная авария, с двумя лучшими и любимыми мужчинами в её жизни. Один из которых теперь мертв, а другой в шаге от того, чтобы запечь его в психушку. – Может выпьем? – с надеждой предложила Блер, косясь на бар Савамуры. – Честно, такое на трезвую голову тяжело обсуждать. Даичи кивнул, поднялся, направляясь за бокалами. Касуми до безумия хотелось расспросить об отношениях бывшего баскетболиста и подруги, но в целом тут и так все понятно было, учитывая то, что Блер без труда указала направление бара. – Вы слишком много пьете, – заметил Рей, не без удовольствия косясь на пузатую бутылку с янтарной жидкостью, возникшую перед ними на столе. Американка лишь нервно дернула плечом, мол, твоего мнения не спрашивали. Кореец примирительно поднял вверх руки. Кинув в стакан немного льда, девушка живо разлила виски и, подняв бокал, произнесла: – Ну-с, предлагаю тост: за то, чтобы эта история длинною в жизнь наконец-таки завершилась счастливым концом. – Смотря, что ты подразумеваешь под счастливым концом. Честно сказать, мои нервы уже на пределе, а еще столько вопросов, на которые никак не найдутся ответы. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – вздохнула Блер, с грустью глядя на кубики льда. – Есть испытания, которые подкидывает нам Бог, но не стоит забывать о том, что не один он присматривает за нами… – Если бы можно было перемотать время назад, пожалуй, я бы отмотал на свой третий год обучения в Карасуно, – задумчиво произнес Савамура. – Когда единственной проблемой были шумные первогодки, тренировки и мысли о том, как победить. Тогда даже об учебе толком не думали… Считали, что у нас своя война, и если уйдем с площадки, то жизнь закончится. Касуми хихикнула, прикрывая рот ладошкой. – Да, веселое было время. Хаджиме с Тоору весь вечер прорыдали, когда Шираторизаве и вам проиграли, – внезапное веселье прервал телефонный звонок. – Кто бы это мог быть? – удивилась она, глядя на незнакомый номер. – Алло?  – краска спала с лица девушки, губы ее мелко задрожали. – Ты?! Остальные ребята переглянулись, не совсем понимая, что могло так напугать девушку. С каждым сказанным словом незнакомца она бледнела всё больше и больше, что все всерьез начали опасаться за её состояние. Прикрыв динамик рукой, Касуми извинилась и быстро выскочила на балкон, откуда разнесся отборнейший мат, сопровождаемый криками девушки, хотя казалось, что она просто пытается переорать собеседника. Блер удивленно хлопнула глазами, поворачиваясь к Савамуре. – Даичи, слушай, ты только что сказал, что учился в старшей Карасуно? – осторожный кивок. – А тебе известен некто под именем Кагеяма Тобио? – Разумеется. Он был связующим в нашей команде, мы даже против Ойкавы с его командой играли несколько раз, а Тобио еще и кохаем Ойкавы в средней школе был. А что? – чувствуя некий подвох, уточнил Савамура. Блер не ответила, отвернувшись к балкону, где скрылась подруга, тихо прошептала себе под нос: – Пиздец. Вышла Касуми где-то через четверть часа, злая, словно загнанный в ловушку зверь. Метая глазами молнии, нашла взглядом свой недопитый виски, осушая стакан одним махом. Поморщившись, с грохотом поставила обратно и, схватившись изрядно подрагивающей рукой за бутылку, плеснула еще, благополучно расплескав половину по столу. По комнате моментально разнесся запах дорогого алкоголя. Дрожащими пальцами девушка поднесла стакан ко рту, но отпивать не стала. Тремор ее усилился. – Кагеяма вернулся в Японию. Артур слил ему мое местоположение. Он едет сюда. – Тобио? Вы с ним знакомы? – Даичи перевел удивленный взгляд с замершей, словно каменное изваяние, Касуми на притихшую Блер. – Ближе, чем хотелось бы, – проворчала Иваиздуми, успокаиваясь. – Я встречалась с ним полгода, а за несколько месяцев до приезда сюда порвала. – Ты знала, что он был кохаем Ойкавы? – Савамура прищурился, правильно оценив атмосферу и состояние девушки. Та тихонько взвыла. – Я совершенно забыла об этом! Сколько мне было, когда эту информацию сообщили? Семь лет! И то Тоору уже старшую школу заканчивал, когда Кагеяма его кохаем стал мне было и того меньше. Тем более, он в Америке прожил десять лет, имя сменил, под японским я его и не знала. А так… Случайно в разговоре всплыло. У меня чуть инфаркт не приключился, когда он мне об этом сообщил. Естественно, я как узнала об этом сразу общение на нет начала сводить, пока окончательно не бросила. – Из всех людей в мире новые отношения ты решила начать именно с кохаем и извечным соперником Ойкавы, – присвистнул Даичи. – Мощно. Кстати, я как-то пропустил этот момент: если ты так Тоору люби… – убийственный взгляд девушки быстро заставил исправиться, – …ла, то как вообще до новых отношений созрела? Иваидзуми раздраженно повела плечами. – А что мне всю жизнь страдать надо было? Ну нет, я, конечно, пострадала, но жить-то хотелось. Не без труда, но вроде даже зачатки влюбленности появились, правда суровая реальность их быстро обрубила. – Если ты твердо решила начать встречаться с Кагеямой (все-таки полгода – это серьезный срок), почему сразу на попятный пошла? – продолжал допытываться мужчина. – Потому что не хочу быть трофеем в их противостоянии, – рыкнула она, ударяя кулаком по столу. – Это вообще какая-то насмешка судьбы, что я с ним вообще столкнулась в Америке. Да кто угодно! Но не хотелось, чтобы хоть что-то или кто-то напоминал про Ойкаву. А теперь… – плечи ее понуро опустились. – Этот придурок приперся в Японию спустя столько времени… Представляете реакцию Ойкавы, если увидит своего кохая, для которого столько времени был примером для подражания? Ребята представили и содрогнулись. Слишком отчетливо представили. – А если поговорить с этим Кагеямой? – осторожно поинтересовался Рей, незаметно подливая виски в опустевшие стаканы. Касуми устало подперла голову ладонью. – Когда мы начинали встречаться, я сразу сказала, что у меня были болезненные отношения, да и Тобио откровенно сказал, что-то вроде  «может что-нибудь да выйдет» и мы заключили договор, что если разбежимся, то без истерик и обид. Не получилось, с кем не бывает? Не сошлись характерами. Однако что-то пошло не так, и истерики были. Точнее, полное непонимание Кагеямы. Как я не пыталась красиво поставить точку над «и», кажется, что он всерьез увлекся. Мужчины переглянулись, а Блер тяжело вздохнула. – Может объяснить ему, что, мол, так и так… Люблю другого, – попытался предложить Даичи. Иваидзуми посмотрела на него испытующе. – А, ну да, про Тобио же говорим. Ну, все-таки, люди все взрослые, неужели нельзя решить все миром. – Я боюсь не за реакцию Кагеямы, а за реакцию Ойкавы, – девушка поморщилась, надавив подушечками пальцев на виски. – Тут до сих пор не знаю, как ему о смерти брата сообщить, чтобы он умом не тронулся, а тут еще бывший парень в лице его соперника пожаловал. Сразу что ль повеситься, чтоб не мучиться? – за что тут же получила тройную затрещину. – Ай! Больно ведь! – обиженно взвыла она, потирая ушиб. – По губам тебе надавать за такие высказывания, – фыркнула Блер, а затем, наклонившись, громким шепотом спросила: – А ты с Кагеямой спала? Мужчины слегка покраснели, а Касуми устало мотнула головой. – Нет, не смогла. Наметки, конечно, были, но до постели дело так и не дошло, да и Тобио не настаивал. – Уже легче, хоть угрызениями совести мучиться не будешь. – Да и не собиралась… – Это всё, конечно, очень весело, но, пожалуй, всех сейчас интересует самый главный вопрос, – все повернулись к Рею, вопросительно изогнув брови, – ты любишь Ойкаву Тоору? Три пары глаз испытующе уставились на покрасневшую девушку. – Хм-м-м, какую из его личностей? – Обе! – рявкнули в один голос. Касуми вздохнула. – Да люблю я его, люблю. Хоть и сама не знаю, за что. Более ужасного и мерзкого человека надо еще поискать. Однако ему об этом знать не обязательно, пусть сперва со своими монстрами в голове договорится. А потом… Ну, как-нибудь да разберемся, я надеюсь. У меня сейчас две проблемы и, поверьте, личные чувства отнюдь не на первом месте. Первое, что делать с Кагеямой? Второе, как сделать так, чтобы Ойкава не угодил в психушку? Я знаю, что сама поступаю, как сволочь, бросая парня таким образом, но предпочту быть сволочью и стервой в их глазах, чем позволить им встретиться при таких обстоятельствах. Ойкава только на людях появляться начал… Наступило гробовое молчание, которое прервал все тот же задумчивый голос Рея: – Мда-а-а, дела-а-а. – Ты это уже говорил, – устало улыбнулась Иваидзуми. Кореец неестественно округлил глаза: – Разве? Значит повторяюсь. Вопреки всему, девушка рассмеялась. Ничего не оставалось делать, как последовать её примеру. Хотя у всех в голове и крутились примерно одинаковые мысли: «Проблемы только начинаются».

***

Захлопнув тяжелую металлическую дверь, Касуми обреченно вздохнула, опустившись на пол и спрятав лицо в коленях. «Никогда бы не подумала, что придется разбираться ещё и с этим», – подумала она, взъерошивая волосы и переводя усталый взгляд на стену. Она увидела его случайно, когда прогуливалась с Блер по пляжу после очередной сессии. Иваидзуми ворчала на противного преподавателя, который после её сдачи по билету, заявил: «Потрясающе! Давно я не слышал такого развернутого и подробного ответа! Молодец! Четыре!». Касуми даже не сразу поняла, что сидит, неэстетично разинув рот. Столько восторга? Столько выпотрошенных нервов? И всего лишь четыре?! Да она даже на дополнительный вопросы ответила без ошибок! – Вот же вредный старик, – бухтела себе под нос раздосадованная девушка, от души пнув камешек, попавшийся под носок кроссовка. Блер лишь сочувственно пожала плечами, открывая банку с энергетиком. – Ничего не поделаешь, мистер Коллинз может поставить «отлично» только тем, кто на его факультете учится. Остальные же «слишком посредственно знают предмет», – передразнила она, состроив смешную гримасу. – О! Смотри! Ребята в пляжный волейбол играют! Именно в тот момент хотелось отвлечься и обратить свой взор хоть на что-нибудь. Иваидзуми подняла глаза, находя взглядом спортивную площадку. – Ого, – невольно присвистнула она, наблюдая за подающим. – Круто! «И что-то это мне напоминает», – не осталась в стороне мрачная мысль. Подброс мяча, разгон, мощный прыжок, удар… Мяч перелетает на сторону соперников так быстро, что ни диагональные, ни либеро не успевают сообразить. Однако подающий молодой человек выглядит недовольным. Размял запястье, прежде чем повторить свой супер-прыжок. Иваидзуми невольно поразилась, какие мощные у него ноги, и какая сильная концентрация. В школьные года она и сама играла в теннис и понимала, сколько сил и нервов уходит хотя бы на один удар. Тем более, что волейбол, что баскетбол, что теннис – это не бездумные игры, там тоже есть свои стратегии, и каждый игрок тщательно продумывает свои шаги на три, а порой и на четыре хода вперед. И, вдоволь насмотревшись на своего брата и Ойкаву, Касуми с уверенностью могла сказать – этот парень настоящий монстр, а его контроль мяча пугает не хуже контроля Тоору. – Ай-да посмотрим, – Блер дернула подругу за руку, потащив вниз с пригорка, где уже собралась толпа зевак, решивших поглазеть на игру. Касуми даже сопротивляться не стала, следуя за ней, как зачарованная. Игра продолжалась три партии, изрядно уставшие соперники просто-напросто свалились без сил, да и товарищи по команде еле держались на трясущихся ногах. Единственным, кто остался стоять на площадке в полный рост – был молодой волейболист с ненормальными подачами. Но не только в них было дело, парень проявил себя, как потрясающий связующий. Уж в этом Касуми знала толк, Ойкава продолжал тренироваться даже после выпуска из старшей школы. Волейбол был их с братом общей страстью, поэтому Иваидзуми провела много времени просто наблюдая со стороны. – Непло-о-охо, – протянула она, подходя ближе. – Ты монстр что ли? Твой контроль мяча поражает. Молодой человек обернулся, одарив её хмурым взглядом прищуренных синих глаз. «Японец? – невольно удивилась девушка, отмечая миндалевидный разрез и острую линию подбородка. – Может все-таки полукровка? Больно уж необычный цвет глаз, не часто такое встретишь. Высокий, где-то около ста девяноста сантиметров, хороший рост для волейболиста, с такими подачами мог бы быть и нападающим. Только чего лицо такое кислое, будто лимон не жуя проглотил?». Увидев перед собой юную девушку, парень слегка расслабился, даже брови вернулись на свое законное место. Хотя, судя по складочке на переносице, хмуриться он любил и делал это весьма часто. – Разбираешься в волейболе? Или просто к слову пришлось? – Немного разбираюсь, – беззаботно пожала она плечами. – Общество было соответствующее. Иваидзуми Касуми, – протянула она руку. Будь она тогда не так расстроена, будь чуточку внимательнее, то заметила бы, как слегка вздрогнул молодой человек. – Я… Я Тоби Кинг, – как-то неуверенно протянул он, пожимая хрупкую девичью ладошку. Если бы она была немного умнее, если бы тогда уделяла деталям больше внимания… Ничего этого бы не было. А Кагеяма не зря был мозгом команды, он еще тогда все понял. Может не сразу, но позже по разговорам, что она та самая сестра аса из Сейджо. Умно, не стал раскрывать карты сразу, а назвался другим именем, которое не вызовет подозрения. Что такого? Многие иностранцы, получившие гражданство меняют имена на более привычные для окружающих. Это сближает, позволяет почувствовать себя своим среди чужих. Касуми тоже планировала поменять имя на более звучное, когда переедет и проживет достаточное количество времени в США.  А она вот не поняла… Не вспомнила, и попала в такую глупую ситуацию. Раздраженно прикусив ноготь, девушка поднялась, принимаясь прохаживаться туда-сюда по квартире. – Как же всё не вовремя, черт, – прошептала она, останавливаясь напротив зеркала. Оглядев себя, бледную и испуганную, грустно усмехнулась. – Хаджиме бы непременно постебался над ситуацией, – подойдя к зеркалу вплотную, прислонилась лбом к прохладной поверхности, глядя в отражение собственных глаз. – Нельзя все это так оставлять. Поступаю не лучше Ойкавы, но… Не вгоняю ли я себя таким образом в могилу? Может было бы проще оставить всё, как есть? Возможно, у нас с Кагеямой и могло что-нибудь срастись. Со временем. По крайней мере, его закидоны терпеть куда проще, чем припадки Ойкавы. А может ну нафиг их обоих? Просто взять и свалить, скажем, в Аргентину? Что скажешь? – разумеется, отражение осталось безмолвно к её стенаниям. Отлипнув от зеркала, девушка тихо произнесла: – Если бы просто можно было сделать так, чтобы время обратилось вспять… Лет, эдак, на пятнадцать. Громкий стук в дверь. Девушка вздрагивает всем телом с тихим ужасом глядя на запертую дверь. Стук повторился, на сей раз в нем послышалось откровенное нетерпение.  Какая-то возня, ругань, мат.  И тут Касуми настигло абсолютно непрошибаемое спокойствие, словно кто-то включил энергосберегающий режим. Взгляд её потух, руки сами собой потянулись за пачкой сигарет. В дверь продолжали барабанить, пока девушка неспешно поджигала сигарету, сразу делая несколько глубоких затяжек. Легкие словно расправились, наполняясь никотином, нагревая и без того разгоряченную кровь. Тепло, моментально сменяющееся лютым холодом… В дверь грохнули в последний раз, и всё затихло. Иваидзуми затянула, медленно выдохнув и делая решительный шаг вперед. Звук отворяемого засова, тихий скрип. Девушка глядит снизу вверх из-под полуопущенных ресниц. Смотрит долго, упорно, делает новую затяжку, выдыхая через нос, и губы её расползаются в едкой усмешке. – А я-то всё гадала, кто первым прибежит. Приятно видеть, что после стольких лет вы до сих пор не уступаете друг другу… Весьма похвально. – Касуми! Какого хрена? – ор двух мужчин оглушил. Кагеяма и Ойкава бросили друг на друга ненавистные взгляды. Если бы глазами можно было метать молнии, то эти двое испепелили бы друг друга еще в старшей школе. Девушка поморщилась, потерла ладонью ухо, прикурила вторую сигарету. Схватив Ойкаву за запястье, с силой потянула вовнутрь квартиры, заставляя мужчину сделать шаг вперед. Не дождавшись очередного отборного мата, быстро заперла дверь на ключ, оперлась, словно преграждая для Кагеямы путь. – Зачем ты приехал? – мрачно поинтересовалась она, за спиной сжимая кулаки. – Кажется, мы все решили ещё полгода назад. – Решила ты, – поправил молодой человек, усмехаясь. – Без права вставить и слово. – Это было до того, как ты решил привязаться. – А я и не привязывался, – огрызнулся Тобио, слегка краснея. Касуми скептически изогнула бровь дугой. – Тогда почему ты здесь спустя полгода? Кажется, я ясно дала понять, что не хочу продолжать. Мы даже встречаться стали на том условии, что разойдемся без каких-либо обид и обязательств друг к другу. Парень замялся, опустил голову, а у Иваидзуми дрогнуло сердце. «Черт, неприятно… Тем более, что я сама понимаю эту боль. Ну это просто насмешка судьбы, что столкнулись именно мы из любых других семи миллиардов человек…». Звон и грохот из квартиры привлек всеобщее внимание. – Что это? – Кагеяма сделал было шаг, но Касуми быстро преградила ему путь. – Просто кое-кто очень нетерпелив, всё в порядке, – и, вздохнув, едва слышно прошептала: – Пожалуйста, не усложняй всё еще сильнее. Я объясню все, но позже. Тобио, прошу, я не хочу причинять тебе еще больше боли… – и столько мольбы было в её голосе, что Кагеяма вынужден был отступить. Касуми слегла улыбнулась и, благодарно кивнув, мышкой прошмыгнула в квартиру.

***

Разбитое зеркало. Алые капли крови, стекающие по содранным костяшкам. Ойкава сидел на лестнице, упершись  локтями в колени и не поднимая головы. У Касуми мурашки побежали по коже, стоило ей увидеть в осколках стекла отражения его глаз. С трудом, но девушка заставила себя остаться на месте. Дрогнувшие пальцы поднесли сигарету к губам, но закурить так и не получилось, губы свело от страха и холода. – И что это все значит? Как вы из больницы ушли? – попыталась произнести это со всей суровостью, но голос все-таки предательски дрогнул. Шея болезненно заныла, как напоминание о минувших днях. Ойкава не ответил, и от этого гнетущего молчания становилось жутко. Не зная, куда себя деть, девушка уставилась в разбитое зеркало, вернее то, что от него осталось. Собственное отражение показалось каким-то чуждым, далеким, неправильным. Касуми отчетливо чувствовала эту глубокую трещину, прошедшую между ними. А чужие отражения усугубляли это состояние. Теперь они стояли не по разные стороны баррикад, нет, теперь они находились в разных мирах. Сейчас они слишком отчетливо почувствовали, как каждый из них жил эти последние семь лет. Маленькая трещина – это не страшно, страшно бить в эту трещину день изо дня. Смотреть в отражение – не страшно, страшно увидеть в нем не себя. Не страшно совершать ошибки, страшно пожинать их плоды. – Значит, Кагеяма-чан?.. Не вздрогнуть всем телом позволила только мысль «хуже уже не будет». – Надо было сходить с ума и тосковать по вам? – прошептала она, сжимая кулаки. Недокуренная сигарета больно обожгла ладонь и с тихим шипением потухла. – Вы женились, а мне хотелось жить. Ойкава поднял голову, глядя на нее темными, спокойными глазами. – Из всех возможных людей именно он? «Где-то я это уже слышала», – мрачно подумала она, отворачиваясь. Слова, крутившиеся на языке ни за что нельзя было произносить. – Предлагаете мне извиниться за это? – Касуми уже давно заметила, что «выкает», когда сильно нервничает или пытается казаться спокойной. Пытается сама выстроить стену, потому что знает, что не сможет сдержать натиска. Стена то из стекла сделана. – Было бы неплохо. – Я вам ничего не должна и ничем не обязана, – тихо, чеканя каждое слово. – Почему я должна оправдываться перед человеком, которого не было в моей жизни семь лет?  Почему я должна думать о ваших чувствах, когда вы не думали о моих? – Кто тебе сказал, что я не думал? – Если бы думали, то не бросили бы тогда! И всего этого, – она неопределенно повела ладонью, – не было бы! На секунду Ойкава замер, переваривая. Поднялся резко, почти не морщась. Девушка вскрикнула, сделав неловкий шаг назад и едва не запутавшись в собственных ногах. – Не смей этого говорить, – процедил он, хватая её за плечи и встряхивая так, что у Касуми клацнули зубы. – Слышишь? Не смей мне этого говорить! Иваидзуми оскалилась, словно дикий зверь, зарычала. – Не смейте винить меня за жизнь, в которой вас не было. – Почему он? – уже не шепот, крик. Мужские пальцы до боли сжимают хрупкие плечи. Касуми шипит, пытается вырваться. – Это ты мне так отомстила?  Решила продемонстрировать нашу с ним разницу? – Откуда мне было знать? – завопила она, извиваясь и брыкаясь. – Черт возьми! Откуда мне было знать, что подобное может произойти? Я не планировала возвращаться! Я не хотела сюда возвращаться! – Тогда почему ты здесь?                                  – Узнала о произошедшем,  вот и вернулась. Это запрещено законом или что? – Тогда какого хрена он здесь? – рявкнул Ойкава, окончательно выходя из себя. Страх. Глубокий и всепоглощающий страх. Он душит, извивается точно змея, лезет из самых недр сознания, обволакивает мозг, сдавливает сердце, застилает глаза. Страх быть покинутым. Страх одиночества. Страх снова провалиться в эту темноту. Кровь стучала в висках, губы подрагивали от едва сдерживаемого бешенства. Сердце колотило так, что не хватало дыхания. Почему? Почему?.. Он понимал, все прекрасно понимал, но не мог остановиться… Увидев своего кохая, для которого, в свое время, он был опорой, кумиром, наставником и соперником, он испытал ужас. Казалось, только он один опустился на самое дно, между тем, как Кагеяма воссиял на звездном небе. Красивый, успешный, сильный, с ногами… И он, жалкое подобие того, что осталось от былого Ойкавы Тоору. Урод с прицепом, псих без ног… Кажется, выбор со стороны Касуми вполне очевиден. Где-то в глубине сознания внутренний голос настойчиво шептал: «Стой! Остановись! Не делай хуже! Успокойся, проясни ситуацию». Но нет, эмоции брали вверх над разумом. Какой-то злой рок, насмешка, в первую очередь над ним. – Играешься со мной? Правильно! Так и нужно! Зачем вам такой моральный урод, как я, верно? Больной инвалид с ребенком на руках, не способный даже выразить свои чувства! Правильно! Нужно выбирать того, кто привлекательнее, моложе, здоровее. У кого есть эти чертовы ноги! Все правильно сделала! Нет, это я сделал тебе одолжение, бросив тебя, теперь ты можешь спокойно начать новую жизнь! Или не наигралась? Решила поднабраться опыта? Тоже правильно, я не буду даже сопротивляться. Или ты уже? Тогда все понятно, варианты надо разные пробовать. А знаешь, я ни капли не удивлен! Твой брат тоже был таким же!  Как только жизнь пошла по наклонной, так он сразу и слился. Ах, ну да, я ведь посмел его драгоценную сестренку обидеть! Придурок, который ни разу не ответил, как твои дела, ни разу не ответил на звонки. Все правильно, нахрена гордому Иваидзуми Хаджиме возня с таким отродьем? Ах, должно быть он и про Кагеяму знал? Решил по-тихому сестру под соперника подложить? Вот это действительно братский поступок! Хлесткая пощечина такой силы, что головы мужчины мотнулась в сторону. Он выглядит удивленным, словно с глаз разом спала пелена. Удивленно потирая налившуюся кровью щеку, Ойкава недоуменно повернулся к девушке. Касуми медленно опустила пульсирующую от боли руку, сжимая пальцы в кулаки так, что острые ногти оставили на ладонях кровавые полумесяцы. Тяжело дыша и едва сдерживая рвущиеся наружу слезы, тихо, дрожа от ярости, прошипела: – Не смей. Так. Говорить. О. Моем. Брате, – еще одна пощечина, по другой стороне лица. Голова снова мотнулась в сторону, перед глазами запрыгали мушки, а в мозгу зазвенело от вспышки боли. Когда мозги встали на место, и Тоору смог сфокусировать взгляд, Касуми уже обувалась, завязывая берцы. – Куда?.. – прохрипел, потирая щеку. – Вам нужно успокоиться, а мне проветрить голову, – голос её чуть подрагивал, когда она накидывала на плечи косуху. На мужчину девушка не смотрела. – Я готова вытерпеть многое, но сегодня вы перегнули палку. Советую тщательно подумать над своим поведением, потому что кидаться камнями в стеклянном доме – очень дурной знак. Не ждите, когда я сорвусь, потому что если сделаю это, то вам не поздоровится.   Дверь хлопнула, отгородив мужчину от всего мира. Голова все еще трещала от ударов, но какая-то мутная, скупая мысль все-таки протискивалась в сознание. Что я наделал? – К-Касуми? Касуми, вернись! – закричал он в закрытую дверь. – Прошу, вернись… – осев на пол, закрыл лицо руками, глотая слезы. – Вернись… А отражение в разбитых осколках лишь качало головой, шепча такие знакомые слова: «Ты сам разрушаешь все, к чему прикасаешься».