Пятый элемент

– Вам особое приглашение нужно, я смотрю? Недовольный голос подкрался слишком близко, нарушая идиллию, что приятной, тянущей дымкой зазывала в свой плен. Не хотела отпускать. Им обоим требовался этот кратковременный выплеск энергии, чтобы вздохнуть и настроиться на работу. Как перед рассветом, нужно погаснуть, чтобы позже снова засиять. Билл докуривал вторую сигарету. Эрма, переступив через все свои моральные пороги, подошла слегка ближе и подбадривающе положила ладонь на слегка ссутуленную, облаченную в простой черный свитшот спину. Выдавила из себя эмпатично-улыбающуюся эмоцию, глядя во все еще подавленный, ровно очерченный профиль с пирсингом в носу. Они оба повернулись в сторону обладателя голоса, и все временное, драгоценное на вес золота расслабление пошло прахом, трансформировавшись в испуг и клокочущее напряжение. Отлично. Снова приперся, будто преследует. Старший Каулитц стоял неподалеку, и Эрме даже не надо было гадать, что его пристальный кофейный взгляд нацелен прямо на нее. Хотелось бы верить, что нет. – Билл, какого хера? Тебе сейчас голос разминать, а ты куришь? – наставительным тоном строгой «мамочки». Интересно, это у них семейная фишка? Том всегда включает мистера-я-знаю-что-всем-надо-делать? Младший тушит окурок и послушно идет прочь из закулисья, не проронив ни слова. В воздухе остался еле уловимый аромат цитруса, смешанного с сигаретами. Девушка сглотнула, двинувшись следом, но морально была готова к этой чертовой двухметровой преграде, всем своим видом выражающей недовольство. – Я бы хотел попросить тебя больше не делать так. Биллу нельзя, с собой он сигареты специально не носит. Иногда он может сорваться, и я слежу за этим. Заговорил вежливым тоном? Да неужели? – Он ведь не маленький ребенок, сам решит, что надо, а что нет. Пара сигарет никак не усугубят положение, расслабься. Пальцы зарываются в волосы, слегка взлохмачивая от корней. Том невольно задерживает взгляд на слегка вытянувшейся фигурке и длинных руках. Даже непроизвольно задается вопросом, как на таких хрупких плечах держится тяжелая гитара. Она как-то шкодливо улыбнулась, маскируя легко проскользнувшее чувство вины. Бесишь – Что тебе надо от него? – интонация резко сменилась, что заставило остановиться. Прихлопывает этим вопросом, что она замирает, уставившись блядски красивыми накрашенными глазами прямо на него. Пытливость Тома по отношению к ней уже была чересчур неправдоподобной, и Эрме уже изрядно надоел этот театр одного тупицы. – В смысле? – В смысле, какого хера вы ушли, не известив никого из нас? И что тебе надо от моего брата, я спрашиваю? – старший Каулитц напирает позади, но она упорно пытается игнорировать, чтобы собраться с мыслями. Держит гордыню в кулаке и изо всех сил держится, чтобы не направить его в направлении его смазливого личика. – Миллион евро и яхту, – со всей невозмутимостью и легким смешком в серьезном тоне. Выкуси, козел – Я сделаю вид, что не слышал этого бреда. Не пытайся тут набиваться никому в подружки, на это отвратно смотреть. – Конечно, куда уж мне до твоих подружек, например. Они-то намного отвратнее, – откровенно издевается. Холодно и рассчетливо, – Удивлен, что тебе не лижут задницу и не молятся, как твои сопливые фанатки? Она бы могла сказать еще многое, но предпочла держать это за завесой безмолвия. Щеки неприятно обжигало кипятком от все еще не остывшей злости изнутри и безумной жажды поставить этого самовлюбленного придурка на место. И именно это толкало ее на едкие саркастичные высказывания и усмешки, адресованные в сторону мистера-не-лезь-к-моему-брату. Тома бесило и раздражало непонимание даже, чем так сильно она его бесит. Наверное, то что возымела привычку уносить за собой последнее слово. Когда она уходила вперед, он держался, чтобы не дать подзатыльник этой блондинистой головке. Здравый смысл все еще кричал, что поднимать руку на женщин – недопустимо и низко. Все наконец было подготовлено. Софиты светили, кажется, на весь ослепительный максимум, сцена полностью отвечала всем техническим требованиям и уже была готова «раскрыться», как предполагалось в начале шоу под открывающий, разрывающий уши Noise. Эрма даже была рада тому, что ее позиция на сцене определилась рядом с Георгом по левую сторону. С ним было намного спокойнее. Он даже по-доброму подмигнул ей, собрав длинные шелковистые волосы в забавный хвост на затылке, и вернулся к своему бас-инструменту. Воздух все еще бешено циркулировал внутри, разгоняя едкие остатки напряжения. Хорошо хоть как можно дальше от этого идиота. Сохранить холодность и ясность ума было куда более проблематичной задачей, но это лишь на первые пять минут. Пальцы резво и отточенно скользили по всем знакомым, ранее изученным табам и аккордам, звук действительно исправился на чистый и уже не лажовый. Билл снял капюшон с головы, за несколько мгновений перевоплотившись из подавленно-отрешенного паренька в закулисье в активного покорителя публики, изящно и пластично двигающегося под такт музыки. Ему безумно шли эти кожаные штаны с грубыми сапогами, в которых он уже был наполовину в сценическом образе. Пространство рассекалось мелодичным и ровным голосом, который буквально помог заблудившейся в тропах жизни девушке вернуться заново в индустрию. Отстоять свое место, с которого ее незаконно убрали, столкнули с высокого пьедестала. Тот голос, который тянул ей свою спасительную путеводную нить, был слишком рядом и вселял тысячи надежд. Голос, по которому сходит с ума вся Европа и кому готовы подпевать, срывая собственные связки. Скоро, совсем скоро. Вот она – надежда. Эрма ритмично покачивает головой, зажимая «тройку» и ощущая полной грудью всю чувственность и искренность атмосферы, в которой она пока и не была полноценным звеном. Пока что. Стафф кратко дали наставления, как двигаться и как подать себя восторженной публике, но все же серый призрак страха упорно стоял рядом и сжимал руки на тонкой шее. Беспощадно душил при мыслях, что их фанатки действительно не будут рады тому, что среди их любимых мальчиков затесалась «какая-то прошмондовка». Это давлело на черепную коробку и держало в томительной неопределённости. Йост же сказал, что все будет хорошо? Правда? Она легко, как бабочка, вспорхнула над сценой и уже стояла напротив Георга, отыгрывая очередную партию. Только адреналин, только приятная ломота в плече и во всем теле могли даровать великое счастье. Даже стоя в смешной «крабьей» позе, она могла так терзать струны вечно, качать головой и ловить небывалый кайф. А ведь это только репетиция. Ей на секунду даже показалось, что с Георгом у них вышел прекрасный музыкальный дуэт. Звучание его бас-струн идеально гармонировало с ее, будто они были чем-то отдельным. Но стоило вновь обратить свой взгляд в сторону передвигающегося по сцене то игривой походкой, то широкими шагами Билла, вся уверенность тут же падала в пустоту. Неприятное чувство, зародившееся внутри, всколыхнуло драгоценные нервные клетки и породило дурацкую дрожь по спине. Выпрямляется, возвращаясь на свое место, как ей кажется сейчас, самые задворки. Ничего не стоящий второй план. Каждый в этой группе вложил душу в их музыку, в их общее дело. Аура Билла так и кричала, заявляла на весь мир о своей исключительности и уникальности. За один его автограф на диске или же взгляд девчонки готовы были продать душу дьяволу или поубивать друг друга за общее фото на фансэйшенах. Путешествовать вместе с ними по пятам, чтоб ни за что не терять из виду своего любимого кумира, своего Бога. Густав, находящийся на небольшой сценической возвышенности, стучал по барабанам подобно сердцу в большом организме этой группы. Этой сцены. Даже недалеко находящийся Георг со своим забавным хвостиком выглядел по-особенному. Слишком гармонично, будто родился на этой сцене и был создан для всего этого шумного безумия. А он уже бьется в экстазной волне, совершая подобия толчков в свою гитару и агрессивно перебирая струны. Эрма обратила на это внимания, чтобы убедиться, что ей не показалось. Действительно изображает, что трахает собственную гитару? От этих движений стало резко, невыносимо жарко, и девушка едва не потеряла нить ритма. Из-за этого косичкоголового придурка. Билл подбежал к нему вплотную, следуя четко отточенному сценарию, запел будто специально для него, резко и энергично вытягивая указательный палец в кожаной перчатке. Идеальный тандем. В котором ты лишняя, слышишь? Ты лишняя здесь. Эрма давит из себя неправдоподобную улыбку, когда был объявлен перерыв и каждый смог попить воды. Хотя по сравнению с реальными предстоящими шоу это был детский лепет. Плечо гудело от злосчастного ремня и от отсутствия таких продолжительных выступлений. За вечер в кафе отца, где она развлекала посетителей живой музыкой, тело не успевало так сильно разболеться. Сейчас же это кафе, как и вся прошлая жизнь, казались уже далеко-далеко отброшенными за негласную черту в виде тупой закорючки внизу контракта. Ее жизнь разделилась на До и После. В этом После она беспомощно водит плечом и склоняет голову, старается не морщить лицо от неприятных ощущений, надеясь, что ее никто не заметит, и не дай бог, не уберет из репетиции. Она в порядке, несмотря на тупую разнывшуюся так некстати боль и ломоту в плечевом поясе. Но боковым зрением Эрма улавливает оживившийся, слегка обеспокоенный взгляд Георга, от которого моментально стало неловко. – Хей, ты чего застыла? Пить будешь? Бесхитростно и дружелюбно. Басист протягивает ей бутылку воды, пока она сверлит пространство бездумным взглядом. Хочет сейчас как никогда бросить все к чертям, разломать гитару и пуститься отсюда прочь, рассекая темноту пустыми шагами. Она смотрит на бутылку, что лениво принимает в руки, а затем на Тома, уже с чего-то ржущего со своим братом. Мне уже плевать на твою агрессию, слышишь? Пле-ва-ть. В груди гоняется неугомонное напряжение, застлавшее собой весь осязаемый мир, в котором она все еще была как собаке пятая нога. Может, не третий лишний, а пятый – лишний? – Что-то ты совсем потерянная какая-то, – подмечает Листинг, подходя ближе и хмуря брови. Эрма гоняет воду между щек и наконец возвращается в реальность, в которой до нее пытались достучаться. – С чего ты это решил? – Ну, я не слепой ведь. Я понимаю, первая репетиция, тебе тяжело, но я как твой будущий лучший друг хотел бы, чтобы ты выкинула из головы эту дурь. Ты прекрасно звучишь. От этого маленького комплимента стало чуточку легче и теплее. Но все же ей хотелось понять, чем обусловлен такой доброжелательный пыл Листинга. Будущий лучший друг. Его близость все же смущала, но не была такой устрашающей. Наоборот, вселявшей некую теплоту и спокойствие в сердце, не находящее себе места и бьющееся меж стенок ребер. Не вызывающей дурного трепета в поджилках и не выражающей излишней агрессии или же неприязни. С растерянностью на лице она поднимает глаза и мягко улыбается. Если пофантазировать, то Георг был похож на большого сытого кота, которого можно было бесконечно тискать и сжимать в объятиях, а он бы не кусался. – Спасибо, – смущенно-тихо, – Только вряд ли твой уже лучший друг Том поддержал бы тебя в этом. – Пофиг. Он всегда ведет себя так, и с этим придётся просто смириться. Слава с раннего возраста очень сильно бьет в голову, и при таком раскладе трудно воспринять кого-то, кто был бы на равных. Могу поспорить, что он уже достал тебя, да? – Именно, – нервно усмехнулась. – Может, ты ему понравилась. В одном интервью он проболтался, что обожает блондинок. – Упаси господи, – прыск в кулак и желание еще сильнее нервно рассмеяться. – Вообще, он обычно держит тот же образ, что и на камеру, – с солидарной улыбкой и слегка лукавым взглядом. Эрма одернула плечом, недоумевая, что разговор снова зашел о том, кто ввергал ее в жгучее раздражение. – Всмысле, Том держит на камеру образ придурка? – Том держит образ придурка всегда. Они синхронно усмехнулись, отворачиваясь от сцены, но видимо, этот смех трансформировался в голосовой гул, который тут же разнесся по всей площадке. – Может, и нам расскажете, с чего вы там ржете? – вновь эта деловая интонация. Приперся Эрма поворачивает голову в сторону звука, и ее нервная улыбка тут же сползает с лица. Душное напряжение снова возвращается к кончикам пальцев, которые сейчас словно кололо острыми иглами. А может, так колол его взгляд, от которого буквально хотелось сбежать? Ее сжигало гребанное чувство, что тут ей не место. Разминая шею, девушка наклонила голову вправо-влево и проморгалась, уже предвкушая очередную колкость. – Гео, отпусти куколку. У меня вообще-то был намечен с ней спор. Ноги подкосились, выдавая катастрофически ненужную сейчас неподготовленность к каким-либо выходкам. Эрма мечтала сейчас о мягкой подушке прямо здесь, на полу, потому что у нее ни к черту разболелась вся верхняя часть тела. Подходит чуть ближе, маскируя все эти ощущения, чтобы... Чтобы зачем? Чтобы этот самодовольный задира не смог уличить ее в чем-нибудь и унизить еще больше. Того интервью уже хватило, и сейчас в крови вскипал жгучий азарт доказать обратное. – Что ж, этот день можно отмечать красным в календаре? Сам Том Каулитц хочет проверить себя на прочность. Он игнорирует ее очередной саркастический выпад и кладет руку на гриф. – Знаешь, куколка, наши рейтинги взлетят, когда ты будешь на сцене в чулках и в юбке, а наши фанатки точно разорвут тебя на части. Я бы хотел на это посмотреть, – все так же самоуверенно, но Эрма была даже благодарна за то, что это помогло разогнать болевые ощущения почти моментально. Вместо них пришла непреодолимая тяга стереть пальцы в кровь, чтобы сыграть соло не только на этих струнах, но и на его нервах в том числе. Без медиатора, до головокружения, до ощущения расплывающегося в груди горячего свинца. Чтобы было плевать на все остальное, в том числе и на его ехидные подколы. – Представь, что даже если так и будет, – неторопливо растягивает она, вглядываясь в стремительно меняющуюся гамму эмоций на его лице, – То у тебя взлетит кое-что пониже, и долгий душ после концерта тебе обеспечен, – ее улыбка расходится до ушей, – А вы бы хотели на это посмотреть, парни? Где-то сбоку Билл едва не подавился глотком воды. Георг спрыскивает в кулак, изображая синхронно с Густавом звуки смеха сдыхающего тюленя, что опускает старшего Каулитца на моральное дно. Именно сейчас, когда она, с взглядом невинной кошечки, хлопает ресницами и выкручивает внутри желание точно ее стукнуть. Или прибить. Сучка Он выглядел так нелепо и с подавленными разом эмоциями, но чтобы замять это негласное унижение, разворачивается вполоборота. – Ну что, сама начнешь, или мне сразу показать, что твои попытки бессмысленны? Играем Kampf der Liebe. Парни присвистывают, Георг даже поднимает руки вверх и хлопает в ладоши, скандирует какую-то непонятную кричалку. Расходятся вместе с гитарами на определенное расстояние друг от друга, чтобы не терять друг друга из поля пожирающих взглядов. Тому и вправду интересно, на что способно это хрупкое создание в обтягивающем топике-корсете. Еще бы в лифчик оделась, дура Волнообразные движения пальцев по струнам, порой резкие и отрывистые. Раскачиваясь, отдаваясь ритму. Wann komm' ich an? Wann komm' ich an? Wann komm' ich endlich an? Weiß nicht, wie lang' Weiß nicht, wie lang' Wie lange ich noch kämpfen kann Durch das Feuer kalt und einsam Flammen führen mich zu dir Электрическим разрядом пробивает насквозь. На бэкграунде играет фанера, а не живая музыка. Здесь только они двое бодаются крепкими рогами, доказывая чертово необходимое превосходство. Und dann kämpfen wir gemeinsam Den Kampf der Liebe, Liebe, Liebe Эрма подбегает к краю сцены, сгибая одну ногу в колене и играя все до ювелирной точности. Смотрит на тысячи воображаемых людей в зале. Том откровенно пялится на нее сзади, отключив свой мозг от физического тела. Хочет подойти сзади. Рассмотреть получше аккуратную спину, слегка спутанные от нагрузок волосы, блондинистым водопадом спавшие назад и еще немного – на область груди. Три, пять, еще несколько повторяющихся табов. Девчонка грациозно поворачивается и возвращается обратно, вставая напротив Тома, ловко цепляя струну за струной, таб за табом. Боковое зрение уловило чей-то телефон, направленный в их сторону, и на этом визуальная свзяь оборвалась. Она заходит в соло, наблюдая как пирсингованные губы напряженно поджимаются, едва не рискуют быть прокушенными от злобы и жажды перетянуть на себя этот канат. Три-три, таб, пять-пять, соло Чувствует, что едва не задыхается. Почти не дышит. Пальцы неотрывно бегают по струнам, что уже, кажется, сейчас лопнут, как и комок ее нервов, опустившихся в кипяток. Том уже не дышит. Она нигде не сфальшивила. В синхронном взаимно созерцании друг друга крылась лишь непреодолимая бешеная тяга проломить голову этими самыми гитарами. Тоже взаимно. Только у нее это было бы со сладким вкусом победы, а у него – с безграничной досадой, как у мальчишки, которого взгрели в школьной драке. – Ну вы дали конечно! – слышится сквозь гул в ушах. Кажется, это был Густав. Со спины к буквально дымящейся от изнуряющего утомления девушке подбегает Георг, тряся за плечи, – Да ты просто красотка! Том смеривает эту тошнотворную картину высокомерным, несломленным взглядом, и реальность обрушивается на него неприятной истиной, подавленностью и громадной несправедливостью. А они стоят все, потешаются Тошно от парочки напротив в виде блондинки и Листинга, приторно улыбающегося ей, как любимой родственнице. Чему ты рад, твою мать? Еще поцелуй ее давай, идиот Она ошалевшая, шумно выдыхает скопившиеся в легких комы воздуха. – Шикарно! – включается в разговор Билл и протягивает Эрме свою руку, а в другой держа включенный дисплей телефона, – Я поздравляю тебя, ты смогла урыть моего братца, – а затем поворачивает голову, натыкаясь на чернее тучи взгляд близнеца, – надеюсь, вы не проломите друг другу головы гитарами на следующей репетиции? Тупая шутка, лучше завались. По-братски. Билл кивнул головой и пожал руку девушке, отчего ей стало очень приятно. Солист проявил к ней уважение. Точнее, это уважение она выгрызла сама, и сейчас расплачивалась за это в виде вспотевших конечностей и жара в груди. Но это было сладостным ощущением, переходящим в удовлетворение. Ты этого добивалась, сучка? Старший Каулитц все еще смотрит на нее, игнорируя голосовой гул вокруг и оживившиеся стафф. Именно смотрит, шумно выдыхая и выдавая весь спектр ущемленного эго в темно-карих радужках. В конце концов, это всего лишь тупой спор, подумаешь, – он судорожно успокаивает себя, ведя немую борьбу с уже убитым и посаженным на задницу гонором, не дающим покоя. Проиграть спор девчонке. Пиздец. Пиздец. Пиздец. – Ой, парни! Ох, теперь уже не только парни, – громогласно объявляет Билл, вглядываясь во всех присутствующих с легкой паникой, в телефон и обратно, – Чёрт, я... – Ну что еще? – сквозь зубы вырывается у старшего близнеца. – Кажется, ваш гитарный баттл попал в Твиттер... Все, кто здесь находились, моргнули в шоке ахуевания. Это было еще мягко сказано. У Эрмы даже задергалось веко. Георг закашлялся. У Густава подлетели вверх брови. Внутри Тома взорвалась ядерная бомба. – Твою мать... – шепотом вырывается у Эрмы, и она судорожно поправляет прическу. – Ты... Ты че сделал? – тихо, но с напором. Том медленно двигается в сторону застывшего брата, на что тот начал пятиться назад, как провинившийся мальчишка, – ты специально это подстроил?! – Оно случайно вышло! Я хотел просто сделать запись, но этот чертов айфон видимо как-то запостил на стену, я не зна... – Это я тебя сейчас запощу на стену, блогер ты хуев! Живо удали! Сзади послышались недовольства. – Георг, мне конец... Это ужас, – запричитала Эрма полушепотом, мотая головой. – Спокойно, ты ни в чем не виновата, – приобнял он ее за плечо, в то время как братья уже кричали друг на друга. – Оно выложилось в аккаунт группы или в твой личный?! – Группы! Тома окатил еще больший ужас от сказанного. Йост снесет им всем башку без исключения, когда это увидит. А он увидит. Потому что был одним из модераторов и имел доступ к удалению. – Ну я тебя поздравляю, блять! Весь мир теперь увидел, как это мелкое существо обошло меня в соло! – нарочно указывает рукой, даже не глядя. Эрма тупит взгляд от услышанного, но уже не заостряет большого внимания на этом. За такой короткий срок она уже свыклась со всеми этими оскорблениями через каждое второе слово, но сейчас смотрела именно на Билла. Побледневшего и потрясенного, как привидение. Я не хотел, правда. А может, он врал? Может, затеял весь этот каламбур как раз старший Каулитц, а сейчас усиленно отводит от себя подозрения? – Какого хрена, Билл?!