Наверно, это тоже любовь?..

Нечистая Юдоль

Вэй Ин не знал, куда себя деть. Дело было в том, что его заставили взять выходной. Прямо-таки заставили! В буквальном смысле! Хотя следовало признать, что повод для этого был. И довольно серьёзный. В последние пару недель он настолько погрузился в чрезмерно активную трудовую деятельность, что глаза его были перманентно красными без всякой Тьмы. И тогда недовольно ворчащий Глава Не и мечущий молнии Цзян Чэн явились по его душу. Оба злющие, словно демоны диюя. Не Минцзюэ сильной рукой за шиворот выволок из мастерской своего впавшего в трудовой запой мастера печатей и талисманов и лично запер и запечатал двери. А его секретарь со злобным оскалом наёмного убийцы демонстративно спрятал ключ к себе в рукав. Повелев Вэй Ину спать, отдыхать и бездельничать не менее суток, они ушли с чувством выполненного долга и весьма довольные собой и друг другом. Не то чтобы Вэй Ин не справился бы с печатями и не смог бы отпереть двери без ключа, но нарываться на агрессивную заботу этих спевшихся против него переломаю-тебе-ноги собратьев по зверским методам воспитания не особо хотелось. Себе дороже! Потому он не посмел ослушаться приказа своего Главы и честно попытался предаться безделью. Тем более что отдохнуть, наверно, действительно стоило. Хотя получалось как-то не очень. Потому что все остальные были заняты делом, а отдыхать и развлекаться в одиночку Вэй Ину сейчас не хотелось. Да и вообще он как-то отвык от отдыха и ничегонеделания. Поэтому изнывал от скуки. Ему срочно необходимо было себя чем-то занять! Особенно свою голову, потому что в неё постоянно лезли не самые приятные мысли. Эх! Был бы сейчас здесь Цзэу-цзюнь, можно было бы уговорить его слетать в Цинхэ! Они могли бы прогуляться по городу, выпить вина в трактире. Или просто поговорить… После ухода Лань Сичэня Вэй Ин очень скоро понял, что ему безумно не хватает Главы Лань. Оказывается, за последние месяцы он сильно привык к его постоянному присутствию в своей жизни. Привык к их беседам за пиалой чая или вина. К их совместным медитациям. К их увлечённым спорам. Привык к Цзэу-цзюню… И теперь, когда его не было рядом, Вэй Ин… скучал. Он много раз вынимал из рукава подаренный Лань Сичэнем талисман, который всегда носил при себе, и с трудом сдерживался от того, чтобы не позвать Цзэу-цзюня. Однако не решался. Что он ему скажет? «Простите, Глава Лань, я оторвал вас от важных дел ордена, потому что соскучился»? Лань Сичэнь наверняка сочтёт его идиотом. Он ведь дал этот талисман для экстренных случаев, а вовсе не для того, чтобы Вэй Ин дёргал его по каждому незначительному и не требующему внимания поводу. К тому же Вэй Ину казалось, что они с Главой Лань расстались не на очень хорошей ноте. Да, Цзэу-цзюнь обещал, что вернётся, и выразил готовность в любой момент прийти на помощь к Вэй Ину, если таковая ему понадобится. Однако Вэй Ин был уверен, что Лань Сичэнь сказал это лишь потому, что испытывал чувство вины из-за того, что произошло с Вэй Ином в его ордене, и считал себя в какой-то мере ответственным за его судьбу. На самом же деле он, скорее всего, не желал его видеть. После того, как Вэй Ин оскорбил его сначала своими неуместными и непристойными мыслями и желаниями, а после — бесстыжими словами и неподобающим поведением. Так что беспокоить Главу Лань без серьёзной на то причины он не станет. А растрёпанные чувства такой причиной не являлись. Хотя поговорить о них хотелось отчаянно. В идеале — с тем, кто сможет спокойно выслушать, понять и дать дельный совет. Но в окружении Вэй Ина был лишь один такой человек, и как раз с ним поговорить у него не было никакой возможности. Поэтому приходилось справляться самому. И Вэй Ин справлялся единственным доступным ему способом — с головой погружаясь в работу. Загоняя себя так, что после полуночи силы оставались лишь на то, чтобы доползти до своей комнаты и рухнуть в кровать. А порой — заснуть прямо в мастерской, сидя за столом и уронив на руки гудящую голову. Однако даже сильная усталость не спасала от снов, в которых всё чаще стал появляться Ванцзи. В большинстве случаев Вэй Ину снилось довоенное прошлое — учёба в Гусу, соревнование лучников в Безночном городе. Сны эти были пронизаны светом и радостью, оставляя при пробуждении тоскливое чувство ностальгии и невосполнимой утраты в душе. Ванцзи в этих снах был таким невинным и милым, что Вэй Ин, проснувшись, долго со слезами на глазах смотрел в потолок и пытался найти ответ на вопрос, который задавал себе уже сотни раз. Что превратило этого застенчивого, наивного, по-детски неуклюжего в общении мальчика в чудовище, которое, без зазрения совести пользуясь своей силой и властью, принуждало подневольного ему человека ублажать его, исполняя его похотливые фантазии и желания? Почему Ванцзи нарушил строгие правила своего ордена, попрал наставления родного дяди и своё безупречное воспитание благородного господина? Почему пошёл против собственных принципов, праведности и клятв, что они вместе давали, запуская в небо фонарики тем памятным тёплым вечером в Облачных Глубинах? Что сделало его таким чёрствым и жестоким? Война? Кровь, боль и потери? Или же он, Вэй Ин? Может, это именно он со своей Тьмой, развязностью и бесстыдством породил тех демонов, что пожрали чистую душу праведного Второго Нефрита? Может ли так статься, что это его вина?.. Цзэу-цзюнь утверждал, что нет. Говорил, что Вэй Ин ни в чём не виноват. Но Лань Сичэнь не всеведущ. Как бы умён и проницателен он ни был, он не может читать в душах людей. И ему неведомо то, что творится в душе Вэй Ина. Смог бы Цзэу-цзюнь ответить на вопрос, почему Вэй Ину снова и снова снится Ванцзи? Почему он в его мыслях и днём, и ночью? Время от времени Вэй Ину снились Лагерь Перевоспитания и война. А иногда — его первые месяцы в Облачных Глубинах в послевоенное время. По большей части сны его были довольно невинными. Память воскрешала в них сцены их с Ванцзи обыденной жизни: они вместе кормили кроликов, тренировались, проверяли отчёты, гуляли по Гусу. Однако порой во снах происходило такое, что Вэй Ин просыпался весь в поту, с колотящимся сердцем, дрожа от пережитого возбуждения, которое сменялось гневом и отвращением к самому себе. Почему эти сны доставляют ему столь сладостное, яркое удовольствие?! Почему в первый миг пробуждения он испытывает такое острое разочарование и не желает просыпаться?! Почему так страстно желает, чтобы это было явью, а не сном?! Что с ним не так, демоны его забери?! Тьма, взволнованная негативными эмоциями своего повелителя, вздымалась тёмной волной, окутывая его голову чёрным туманом, отравляя душу ядом вины и злости. Вэй Ин невольно хватался за висящий на груди кулон и чувствовал, как прохладная духовная сила, просачиваясь сквозь тонкую кожу ладоней, проникает вглубь, гасит пылающий в груди пожар, умиротворяет. Мозги постепенно прояснялись, сердце переставало биться как сумасшедшее, дышать становилось легче. Однако вина никуда не девалась, продолжая вгрызаться в душу, словно термит в гниющее дерево. В такие дни Вэй Ин ходил как в воду опущенный, ненавидя себя и презирая собственную слабость и ничтожность. И в эти мгновения ему особенно сильно не хватало Лань Сичэня. Цзэу-цзюнь был единственным, кому Вэй Ин мог бы доверить свои стыдные мысли и чувства, потому что знал, что тот бы его спокойно выслушал, не осуждая и не обвиняя. И наверняка нашёл бы правильные слова, чтобы хоть немного успокоить его мечущееся сердце. Тогда Вэй Ин начал разговаривать с Главой Лань мысленно, вспоминая все их беседы и представляя, что он мог бы ему сказать. Вспоминал и их последний весьма откровенный разговор в Цинхэ. «Господин Вэй, близость и должна была доставлять вам удовольствие, если ваш партнёр прилагал к этому определённые усилия. Вы молодой, здоровый мужчина, это естественная реакция вашего тела. Абсолютно нормальная реакция. В этом нет ничего постыдного, господин Вэй. Данный процесс предполагает получение удовольствия. Думаю, вы достаточно взрослый, чтобы об этом знать». Возможно, Лань Сичэнь прав и Вэй Ин вовсе не ненормальный извращенец, мечтающий об объятиях своего насильника? Может, просто дело в том, что он взрослый, здоровый мужчина с естественными потребностями, которые требуют удовлетворения? А так как его опыт такого рода связан лишь с Ванцзи, то, вероятно, нет ничего удивительного и странного в том, что именно он является одним из главных действующих лиц его весенних снов. Это ведь нормально, правда?.. Да, безусловно так оно и есть! Подобные размышления его немного успокоили, и он перестал заниматься самобичеванием слишком рьяно. Однако беспокоило его не только это. Если бы речь шла лишь о телесных желаниях, то Вэй Ин, найдя себе пусть сомнительное, но всё же оправдание, хоть как-то бы с этим смирился. Но дело было в том, что он не просто хотел Ванцзи, он хотел его… видеть. Видеть, как он с умиротворённым, расслабленным выражением лица протягивает белоснежному кролику капустный лист. Как, сосредоточенно наморщив гладкий лоб, внимательно читает очередной отчёт с Ночной охоты. Как тонкие изящные пальцы взлетают над струнами гуциня. Как трепещут длинные ресницы, а уголки губ приподнимаются в крошечной улыбке. И вот это желание пугало Вэй Ина гораздо больше, чем пробуждение на влажных простынях. Вселяло в сердце чувство тревоги и смятения. Потому что его уже нельзя было списать на прихоти молодого, полного жизненных сил тела. Это имело отношение к душе. А она у Вэй Ина совсем запуталась. Он тяжело вздохнул и ласково погладил тёплый кулон. Тот замерцал пульсирующим голубоватым светом, посылая в кончики пальцев тонкую струйку благодатной энергии. Тьма тут же довольно заурчала. В последнее время это вошло у Вэй Ина в привычку. Артефакт вопреки всякой логике ощущался как живое, мыслящее существо, реагирующее на ласку и гнев. Хотя Вэй Ин, конечно, знал, что это не так. Артефакт не был живым и разумным. Он казался одушевлённым лишь из-за плещущейся в нём духовной силы Главы Лань. Вэй Ин снова вздохнул и задумался. Нужно было найти себе занятие на сегодняшний день, который уже представлялся бесконечным, хотя только начался. Иначе он просто сойдёт с ума от безделья! Поразмыслив, он решил, что лучший способ убить внезапно замедлившееся время — это хорошенько напиться. Но пить в первой половине дня, да ещё и в одиночку — так себе занятие. В юности подобные смущающие мысли его даже не посещали. Вэй Ин мог пить в любое время дня и ночи, и собственная приятная компания его устраивала более чем. Однако теперь это казалось ему каким-то… неправильным. И вгоняло в меланхолию. Видимо, к нему незаметно подкрадывалась старость… Поэтому следовало повести себя как ответственный, зрелый человек — поискать себе компаньона для выпивки. К Цзян Чэну соваться бесполезно — его вряд ли удастся вытащить из кабинета до вечера. Не Мин, скорее всего, тоже сидит, по уши зарывшись в свои выкройки. Значит, нужно срочно найти Хуайсана. Тот даже если и занят, с радостью оторвётся от любой работы, чтобы побездельничать и пропустить пиалу-другую вина. Вэй Ин в поисках друга обошёл почти всю резиденцию. Не найдя его ни в комнате, ни в общем зале, ни на тренировочном поле, он заглянул в мастерскую Не Мина. Однако там Хуайсана тоже не оказалось. А Не Мин, как Вэй Ин и предполагал, действительно был полностью погружён в работу и лишь нетерпеливо отмахнулся от его вопросов, не желая отвлекаться от своего творческого процесса. Тогда Вэй Ин отправился в так называемое «тайное убежище» Наследника Не, которое на самом деле не являлось тайной, кажется, ни для кого в ордене. И Хуайсан об этом, разумеется, знал. Однако ему нравилось окружать себя аурой таинственности. Мягко и неслышно ступая по пушистому снегу, за ночь засыпавшему все тропинки полудикого парка, Вэй Ин издалека увидел друга, который сидел рядом со своей излюбленной беседкой и рисовал. Бесшумно приблизившись, Вэй Ин остановился за его плечом и принялся разглядывать почти законченную картину, на которую Хуайсан аккуратными взмахами кисти наносил последние штрихи. На шёлковом полотне был изображён тот же пейзаж, что расстилался сейчас перед их глазами. Небольшая возвышенность на берегу замёрзшего пруда, покрытого тонким слоем блестевшего, как гладко отполированное зеркало, голубоватого льда. Девственно-белый снег, алмазной крошкой сверкающий под лучами бледно-жёлтого зимнего солнца. Чуть искривлённое дерево, нависшее своими причудливо переплетёнными чёрными ветвями над фигурами двух людей. Которые выглядели какими-то особенно беззащитно хрупкими и трогательно уязвимыми на фоне бескрайней дали, сливающейся на горизонте со светло-голубыми небесами. Внимательно приглядевшись, Вэй Ин узнал в том человеке, что был ниже ростом, самого художника. Богато расшитые серо-зелёные одеяния Наследника, поблёскивающий изумрудами высокий гуань, вплетённый в замысловатую, сложную причёску с косами. Полураскрытый веер в чуть отведённой в сторону руке. Стройная фигура была напряжена, будто тетива лука, готового в следующий миг выпустить стрелу. Хуайсан словно поймал себя в порывистом движении, направленном к человеку, стоящему рядом. Стремительно-пылкий полуоборот тонкого стана, перехваченного широким поясом. Нервно-нетерпеливый наклон головы. Изображение жило и дышало сдерживаемой страстностью и при этом отдавало какой-то горько-сладкой безнадёжностью, подобно несбывшейся мечте. У Вэй Ина при взгляде на эту картину отчего-то болезненно сжалось сердце. Он осторожно присмотрелся ко второй фигуре и тут же отвёл глаза. Его охватило чувство, словно он увидел то, чего не должен был видеть. Что-то сокровенно личное, не предназначенное для чужих глаз. Однако ему достаточно было и мимолётного взгляда, чтобы узнать того, кто был изображён подле Хуайсана. Эти кудрявые, рыжевато-золотистые на солнце волосы, собранные в высокий хвост, могли принадлежать лишь одному человеку. Юноши на картине просто стояли рядом, спиной к зрителю, лишь слегка соприкасаясь рукавами. Однако в изображённой сцене было что-то настолько трепетно интимное, что Вэй Ин почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Он отошёл на пару шагов назад и кашлянул, привлекая к себе внимание Хуайсана. Тот обернулся и приветливо произнёс: — Доброе утро, Вэй-сюн! Почему ты не в мастерской? Что-то случилось? — Случилось, — Вэй Ин испустил печальный вздох. — Глава Не заставил меня взять выходной. Друг тонко улыбнулся: — Давно пора, Вэй-сюн! Ты же изводишь себя работой! Брат правильно сделал. — Зато теперь я извожусь от безделья, — надулся Вэй Ин, обиженно насупив брови. — Все вокруг заняты своим делом! Даже ты, вон, рисуешь! А мне решительно нечем заняться! — Хочешь, чтобы я тебя развлёк? — усмехнулся Наследник Не, лёгкими штрихами накладывая на изображение глубокие синеватые тени, отчего картина словно стала ещё более объёмной и живой. Вэй Ин, увидев происходящее прямо на его глазах чудесное преображение, восхищённо выдохнул. — Нравится? — с улыбкой покосился на него Хуайсан. — Очень! — честно ответил Вэй Ин. — Она как живая, Не-сюн! Ты потрясающий художник! Тот насмешливо покачал головой: — Вэй-сюн, лесть ни к чему, я и так готов составить тебе компанию! — Я и не думал льстить! — обиделся Вэй Ин. — Это правда! От чистого сердца! — Верю-верю, не обижайся! Я пошутил! — Наследник Не взмахнул кистью. Сорвавшаяся с её кончика голубая капля упала на его тёплую, подбитую тёмно-серым мехом накидку, оставив на ней неряшливое пятно. — Демоны! — выругался он, крайне расстроившись. — Это ведь новое одеяние! Первый раз сегодня надел… А я хотел предложить тебе пойти в общий зал после того как закончу картину, — он с досадой оглядел себя и покачал головой. — Но в таком безобразном виде я, конечно, никому не смогу показаться на глаза. — Да брось, Не-сюн! Скажешь тоже — безобразном! Вот увидишь — никто даже и не заметит! Я после своих экспериментов и не в таком виде хожу в общий зал, и ничего, — Вэй Ин беспечно пожал плечами. — Подумаешь, крохотное пятнышко от краски. Ты ведь не на приём к Верховному Заклинателю собираешься заявиться! — К Верховному Заклинателю я бы в этом не пошёл никогда! — возмутился Хуайсан. — У меня для таких случаев есть парадное одеяние! А ты, Вэй-сюн, после своих экспериментов и ханьфу иногда забываешь надеть! Так что это не показатель. — Ладно, ладно! — Вэй Ин примиряюще поднял руки и засмеялся. — Твоя правда! На меня в этом смысле равняться не стоит. Но иногда одежда — это просто одежда, Хуайсан-сюн! А не выставка произведений высокого искусства! — Да ну тебя! — Хуайсан снова замахнулся было на него кистью, но сдержался, чтобы не заляпаться ещё больше. — Так как будем развлекаться? — сменил тему Вэй Ин. — Дай мне ещё примерно полчаса. Я хочу закончить картину сегодня. Я пишу её… в подарок… — он замялся на мгновение и отвёл в сторону взгляд. Щёки его окрасились румянцем. Однако тут же взял себя в руки. — А потом мы с тобой разопьём пару-тройку кувшинов вина. Заморского! Мне привезли его только вчера. Я ещё и сам не пробовал. Но меня уверяли, что оно великолепное! — О, звучит неплохо! — оживился Вэй Ин. Настроение его начало стремительно улучшаться. — Можно я посижу с тобой, посмотрю, как ты рисуешь? — Сиди, — согласно кивнул Хуайсан. — Можешь подтащить поближе ту скамью, что стоит вон там, — он кивком указал в сторону беседки. Вэй Ин принёс скамью и, забравшись на неё с ногами, принялся наблюдать за работой художника. Следя за плавными движениями руки Хуайсана, он вновь незаметно погрузился в себя, мысленно возвращаясь к приснившемуся ему сегодняшней ночью сну. В этом сне они с Ванцзи сидели у костра в пещере Черепахи-Губительницы. Раненый и обессилевший Ванцзи заснул, откинувшись на холодную каменную стену, а Вэй Ин, сняв с себя верхнее одеяние, бережно укрыл его, чтобы он не замёрз. Затем сел рядом и почти всю ночь не спускал с него глаз. Огонь костра, то с треском облизывающий сырые сучья, то взметавшийся вверх снопом искр, отбрасывал на спящего Ванцзи мерцающие блики, и его бледное лицо выглядело в этой игре света и теней таким живым и прекрасным, что у Вэй Ина захватывало дух. Сон был мирным и уютным, но Вэй Ин почему-то проснулся после него с чувством острой тоски и неизбывной печали в сердце. Будто узнал что-то очень важное там, во сне, а пробудившись, тотчас об этом позабыл. Он вздохнул, всё ещё пребывая мыслями в своём сне, и с губ его сорвался совершенно неожиданный для него самого вопрос: — Не-сюн, а как можно понять, нравится тебе кто-то или нет?.. Хуайсан вздрогнул и бросил на него удивлённый и настороженный взгляд. Вэй Ин, поняв, о чём именно он только что спросил, испуганно прикусил язык. Неосознанно вырвавшийся у него вопрос удивил его не меньше, чем Хуайсана. Почему он вообще его задал?.. — Почему тебя это интересует, Вэй-сюн? — помолчав, осведомился Хуайсан. — И почему ты спрашиваешь об этом меня?.. — Ну не Главу Не же мне об этом спрашивать! — нервно рассмеялся Вэй Ин, пытаясь перевести сказанное в шутку. — Ты ведь у нас главный ценитель весенних книг и любовных романов. Кому как не тебе в этом разбираться! На губах Хуайсана мелькнула грустная улыбка. Он задумался, опустив глаза, затем тихо произнёс: — Поначалу любовь можно спутать с чем угодно, Вэй-сюн. С крепкой дружбой и братской нежностью. С временной заинтересованностью и телесным влечением. Даже с ненавистью, — он снова помолчал, бросив короткий, исполненный тоски взгляд на высокую, статную фигуру с кудрявым хвостом, и печально продолжил: — Но когда ты осознаешь, что это любовь, то уже не спутаешь её ни с чем. И никогда. Сердце будет всегда радоваться и трепетать при виде этого человека. Днём он каждый миг будет в твоих мыслях, а ночью — во снах. Каждый свой шаг ты будешь совершать с оглядкой на него. Любое своё деяние посвящать ему. Только его мнение станет важным и значимым. Его улыбка будет освещать твою жизнь, а его смех делать тебя счастливым, — на лице его появилось мечтательное выражение. Он нежно улыбнулся. — Ты захочешь видеть его, слышать его голос, прикасаться к нему, быть рядом каждое мгновение своей жизни. Просто чувствовать его присутствие — и этого будет достаточно для радости. Ты будешь безмерно скучать, разлучаясь с ним даже на час. Но и то время, что вы будете проводить порознь, он будет постоянно жить в твоём сердце… — голос его дрогнул, глаза заблестели. Он отвернулся от Вэй Ина к картине и принялся с филигранной точностью прорисовывать тонкие ветви кособокого дерева. Вэй Ин замер, едва дыша. Сердце его гулко застучало. Хуайсан как всегда был излишне драматичным и пафосным. Он любил играть на публику и нагнетать атмосферу. Всё сказанное им обычно следовало делить на два, а то и на три. Тем не менее сейчас его слова разбередили что-то глубоко в душе, задели за живое. У Вэй Ина было такое ощущение, словно описанные переживания были ему знакомы, будто он уже чувствовал что-то похожее. Но… когда?.. И… к кому?.. Этого он не знал. Разве в его жизни была любовь?.. Нет, точно не было! Он, конечно, безмерно любил свою шицзе. И Цзян Чэна, и дядю Цзяна. По-своему — и госпожу Юй. Да даже Хуайсана! Но то было другое. Так Вэй Ин не любил никого… И всё же… В груди что-то заныло. Он посмотрел на друга, и открыл было рот, желая задать ему рвущийся с языка вопрос. Но не зная, имеет ли на это право, с силой прикусил губу. Затем всё же решился и спросил тихо и очень осторожно: — Не-сюн, скажи, ты ведь сейчас говорил о нём?.. — Вэй Ин тоже взглянул на картину. — О Не Мине?.. Кисть в руке Хуайсана задрожала, он опустил её, боясь испортить своё творение. Поколебался немного, но кивнул: — Да. — Он… знает?.. Ты… говорил ему?.. Наследник Не отрицательно качнул головой. — Но… почему? Почему не скажешь?.. — Честно? — Хуайсан покусал губы и тихо признался: — Я… боюсь, Вэй-сюн. — Боишься, что он скажет «нет»? — понимающе произнёс Вэй Ин. — Боюсь, что он скажет «да», — невесело усмехнулся Хуайсан. — Что?.. — Вэй Ин удивлённо распахнул глаза. — Но почему, Не-сюн?!. Будет ведь замечательно, если он ответит на твои чувства! — Из этого ничего не выйдет, — покачал головой Наследник Не. — Точнее, не выйдет ничего хорошего. Мы не можем быть вместе. — Думаешь, Глава Не воспротивится? Не позволит? — Ну, если брат узнает, он, конечно, будет грозиться переломать мне ноги и всё такое, — вновь усмехнулся Хуайсан, — но дело не только в этом. Это не единственная причина. И даже не главная. — Тогда что же? — Всё намного сложнее, Вэй-сюн, — вздохнул Хуайсан. — Знаешь, а-Мин гораздо больше чтит традиции и сыновний долг, чем хочет это показать. Он корит себя за то, что не был с отцом на поле битвы. Не стоял рядом, когда тот погиб. Я знаю, что где-то он винит себя в смерти отца, хоть никогда об этом не говорит. Считает себя виноватым в том, что не поддержал свою матушку и сестру в самое трудное для них время. С Не Линь они помолвлены с детства, — Хуайсан болезненно поморщился. — И женитьба а-Мина на ней была последней волей его отца, когда тот умирал. Его матушка тоже возлагает много надежд на этот брак и уже считает Не Линь своей дочерью. И Мин сделает то, чего желали его родители. Он женится на девушке, что они ему выбрали, подарит матушке внуков, о которых она мечтает. Продолжит род своих предков. И я не вправе требовать, чтобы он отказался от исполнения своего долга перед семьёй. Не вправе даже просить его об этом, — он нервно смял подол своей зеленовато-серой накидки и еле слышно добавил: — Ты ведь понимаешь, Вэй-сюн… Семья — это семья… Вэй Ин понимал. Долг перед семьёй в их обществе был превыше всего. Почитание родителей и беспрекословное подчинение их воле возводилось общественным мнением в ранг пусть негласного, но незыблемого закона. Вэй Ин и сам когда-то, наступив себе на горло, присягнул на верность Вэнь Жоханю, хотя крайне не одобрял политику Вэней. Будь его воля, он бы не колеблясь вступил в ряды Сопротивления и сражался бы на стороне тех, чьи убеждения разделял целиком и полностью. Но он не мог пойти против семьи, которая приняла его и дала ему всё, что он имел. Семьи, которую считал своей. Он исполнил свой долг, потеряв при этом почти всё. Однако нисколько не сожалел о своём выборе, потому что считал его правильным. Ведь, как сказал Хуайсан, семья — это семья. И неважно, права она или нет. Но сейчас слова друга отдались в душе странной тоской и болью. Ведь одно дело, когда речь идёт о том, с кем воевать. Но разве можно ставить во главу угла долг, когда речь заходит о том, кого любить?.. Разве любовь не должна быть превыше любого долга? Вэй Ину был известен такой пример — его отец, который предпочёл брак с любимой женщиной долгу перед орденом Цзян. И Вэй Ин считал, что когда дело касается любви, нужно следовать лишь зову сердца. Он почему-то не сомневался, что Не Мин ответил бы на чувства Хуайсана. Он видел их вместе. И не раз замечал, с какой нежной грустью и жадной тоской тот смотрит на Наследника Не, когда думает, что никто этого не видит. Хуайсан тем временем печально выдохнул: — Я не могу встать на его пути к счастью. И не стану этого делать… — К счастью ли? — Вэй Ин нахмурил брови. — Ты уверен, что он будет счастлив в браке, который навязали ему родители? Что, если он любит тебя, а не эту девушку?! Что, если точно так же боится открыться тебе, как и ты ему? Тоже не желает тебе мешать? Особенно учитывая то, что ты Наследник, а он… — Тише, Вэй-сюн! — перебил его друг. — Молчи, не говори ничего, не надо! Не надо… — он низко склонил голову и глухо продолжил: — Даже если всё так, как ты говоришь… Он… Я не смогу сделать его счастливым. Многие считают меня забавным, мягким и слабохарактерным, но это не так. Я — Не, Вэй-сюн! В глубине моей души горит то же неистовое пламя, что пожрало моих предков. Всех до единого. Оно пока дремлет, до поры. Но рано или поздно худшие черты моей натуры себя проявят. Мы, мужчины клана Не, можем быть пусть и суровыми, но заботливыми братьями и отцами. Замечательными друзьями и верными боевыми соратниками. Однако что касается любви, — он помотал головой. — Ты никогда не задавался вопросом, почему наши матери — и моя, и брата — ушли из жизни так рано? А я задавался… И догадываюсь, какой жёсткой, требовательной, яростной и разрушительной может быть моя любовь. Именно такой она и будет, стоит мне только дать себе волю. А-Мин… ты ведь знаешь, какой он… Он не станет терпеть подобного. Если же станет, то это ещё хуже! Я не желаю, чтобы он это терпел. Не желаю, чтобы он терпел меня. Не хочу, чтобы он менялся. Не хочу однажды увидеть, как в его глазах гаснет свет. И быть тому причиной… Я не стану портить ему жизнь, Вэй-сюн! — Но разве любовь — это не взаимные уступки? — возразил Вэй Ин. — Ты в чём-то уступишь ему, он уступит тебе. Со временем вы сможете найти золотую середину и научитесь жить друг с другом в гармонии! — Нет, Вэй-сюн, — покачал головой Хуайсан. — Не сможем. Мы с а-Мином выросли вместе. Дрались, ссорились, мирились, но никогда не уступали друг другу. И вряд ли когда-нибудь научимся. Он… гордый, упрямый и своенравный. А я… Впрочем, неважно! — он махнул рукой. — Неважно… — Но можно ведь хотя бы попробовать… — растерялся Вэй Ин. — Посмотреть, получится у вас что-то или нет… За любовь стоит бороться, Не-сюн! — В нашем случае не стоит, — вновь вздохнул Хуайсан. — Если мы сейчас пойдём на поводу своих чувств и решимся «попробовать», то рано или поздно станем врагами. И этого я боюсь больше всего на свете. Я не хочу его терять, Вэй-сюн! Не хочу… Не Линь сможет сделать его счастливым, я знаю. Она милая, добрая, покладистая, тихая. Он будет с ней счастлив. Обязательно будет! — А как же ты, Не-сюн?.. — А я… — Хуайсан вымученно, тускло улыбнулся, — я подарю ему эту картину, полюбуюсь на него в алых одеяниях и дам имя в быту его первенцу, — губы его задрожали. — Он… обещал, что окажет мне эту честь… — он снова помолчал, опустив мокрые ресницы, и добавил: — Я буду рядом. Мне этого достаточно, Вэй-сюн. Я не стану переходить черту. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Вэй Ин был категорически не согласен с такой позицией, но понимал, что его мнение в данной ситуации не значит ровным счётом ничего. Это было личным делом Хуайсана. И только он вправе был решать, как ему поступить. И Вэй Ину, совершенно не разбиравшемуся ни в чувствах, ни в отношениях, не стоит лезть к нему со своими советами. Поэтому он лишь огорчённо вздохнул и зябко поёжился, поплотнее запахнув на себе тёплую накидку. — Замёрз? — повернулся к нему Хуайсан. — Если хочешь, подожди меня в беседке. Можешь пока снять пробу с вина. Там на столе стоит кувшин. Я его специально открыл заранее, чтобы вино «подышало». Вэй Ин, сообразив, что другу после тяжёлого разговора хочется побыть одному, понятливо кивнул: — Хорошо, Не-сюн! Вернув на место скамью, он вошёл в «убежище» Хуайсана. Плеснул себе вина из пузатого серого кувшина, стоявшего на столе и, сделав небольшой глоток, посмаковал его. Вино оказалось отменным. Густым, в меру терпковатым, с ярко выраженным пряно-фруктовым вкусом и богатым цветочным букетом. Вэй Ин довольно хмыкнул, восхищённо покачав головой. Как только Хуайсан умудряется доставать столь благородные и явно дорогие напитки? У Наследника Не прямо нюх на всякие ценные редкости! И неплохие связи! Не зная, чем себя занять в ожидании друга, Вэй Ин рассеянно огляделся по сторонам. Полюбовался висящими на стене картинами. С интересом рассмотрел коллекцию роскошных вееров, аккуратно разложенных на небольшой подставке у стены. Сел за стол и, налив полную пиалу, придвинул к себе стопку рисунков. Первый же из них заставил его изумлённо приподнять брови. На нём с удивительной точностью и скрупулёзной внимательностью к деталям была изображена сцена той самой давней Ночной охоты на Черепаху-Губительницу. Вэй Ин с возрастающим интересом разглядывал поразительно достоверную картинку. Черепаха была словно живая. На её вздымающемся из воды огромном панцире он увидел себя, держащего меч у горла перепуганного Вэнь Чао. На берегу напротив — явно с трудом сдерживающегося от стремительного прыжка в их сторону Вэнь Чжулю. Чуть в стороне заметил стоящих плечом к плечу Ванцзи и Цзысюаня, а за их спинами — скорчившуюся тоненькую фигурку плачущей девушки в золотисто-розовом платье. Мянь-Мянь! Поодаль стоял Цзян Чэн, устремивший исполненный тревоги и ужаса взгляд на Вэй Ина. На рисунке были они все — сам Хуайсан, Наследники и ученики разных орденов, воины ордена Вэнь. Вэй Ин поцокал, в который раз восторгаясь талантом друга, и с искренним удовольствием принялся рассматривать остальные рисунки, испытывая чувство лёгкой ностальгии. Хуайсан создал прямо-таки летопись тех событий, отобразив происходившее в пещере в мельчайших подробностях. Вот они пытаются сражаться с Черепахой. Затем адепты Вэнь трусливо сбегают, отрезав путь к отступлению всем остальным. Цзян Чэн ловко ныряет в озеро, чтобы проверить наличие выхода под водой. Вэй Ин отвлекает Черепаху столбом огня. Адепты, облачённые в разноцветные одеяния разных орденов, гуськом погружаются в воду, намереваясь покинуть пещеру. На следующих рисунках были изображены лишь они с Ванцзи. Хуайсан не знал, как развивались дальнейшие события, поэтому дал волю своей фантазии. В его изложении Вэй Ин и Ванцзи отважно сражались с Черепахой при помощи мечей и луков. Вот Вэй Ин, натянув тугую тетиву, целится Губительнице прямо в огромный жёлтый глаз. А Ванцзи тем временем, вооружившись каким-то непомерно огромным мечом, отрубает древнему монстру голову. Вэй Ин рассмеялся и покачал головой. Вот ведь фантазёр! Они бы никогда не одолели Черепаху таким образом! И на деле их битва вовсе не выглядела столь эпично и героически, как на этих рисунках. Она была страшной, мучительно тяжёлой и грязной. И они не стояли в блистающих чистотой одеяниях, гордо вскинув головы, над поверженным чудовищем. Они тогда были с головы до ног вымазаны кровью и зловонной чёрной жижей. Ладони Ванцзи были порезаны острыми струнами до самых костей, а Вэй Ин, не помня себя, трясся в лихорадке. Надо будет как-нибудь рассказать Хуайсану, как всё было на самом деле. Пусть нарисует ещё серию, в этот раз честно изобразив, так сказать, правду жизни. Только вряд ли он станет это делать. Ведь подобные неприглядные, малоприятные картины несомненно станут оскорблением его тонкого вкуса эстета и ценителя прекрасного! Вэй Ин усмехнулся и взял в руки последний листок, при взгляде на который его словно прошибло молнией. На рисунке были они с Ванцзи в алых свадебных одеяниях, струящихся до пола. Держась за руки, они стояли друг напротив друга. Их глаза ярко сияли неприкрытой радостью и безмерным счастьем. В их обращённых друг на друга взглядах светилась такая необъятная нежность и отражался столь безбрежный океан чувств, что Вэй Ин задохнулся. В голове его будто загорелся огненный талисман, вспышкой яркого света обнажив то, что до этого скрывалось в глубокой тени. «Поначалу любовь можно спутать с чем угодно, Вэй-сюн. С крепкой дружбой и братской нежностью. Но когда ты осознаешь, что это любовь, то уже не спутаешь её ни с чем». Боги и будды! Рисунок выпал из внезапно задрожавшей руки, мягко опустившись на стол. Мысли лихорадочно заметались и замельтешили стайкой вспугнутых мотыльков. Перед внутренним взором, молниеносно сменяя друг друга, вихрем пронеслись сцены из их с Ванцзи общего прошлого. «Лань Чжань — это тот, что из Двух Нефритов клана Лань? Лань Ванцзи? Это тот, что такой хорошенький, да?» «Ванцзи-сюн, куда же ты, подожди меня!» «Лань Чжань, посмотри на меня!», «Гэгэ, порадуй же меня своим взглядом!», «Лань Чжань, я вернулся! Ты скучал, а? Я пришёл, чтобы вручить тебе подарок!» Вэй Ин, неверяще распахнув глаза, уставился перед собой невидящим взглядом. Как?! Как он мог быть настолько слеп, что не замечал очевидного?! Всё ведь было как на ладони! Теперь он понял, почему Цзян Чэн свирепел каждый раз, когда Вэй Ин заводил речь о Ванцзи. И требовал, чтобы он прекратил позорить себя и орден Цзян. У него ведь рот не закрывался — он говорил о Втором Нефрите часами! Все уши прожужжал и Цзян Чэну, и приятелям, и шицзе, и всем шиди в Пристани Лотоса! Милостивая Гуаньинь! Это с самого начала не было желанием подружиться! Вэй Ин хотел от Нефрита вовсе не дружбы! Ни с одним из своих друзей он не поступал подобным образом! Ему всегда было плевать на красоту, к примеру, Хуайсана или кого бы то ни было ещё из своих многочисленных приятелей. Он даже особо не задумывался над тем, хороши ли они собой. А вот красота Ванцзи при каждой встрече глубоко волновала, разжигала внутри какой-то демонический огонь, рождала желание озорничать, флиртовать и красоваться самому. При виде Ванцзи у него напрочь сносило крышу. Вэй Ин вёл себя с ним как влюблённая девица из ивового дома! Ему словно кто-то закидывал за отвороты ханьфу горсть кусачих муравьёв — так отчаянно начинало зудеть и чесаться всё тело. И в бесстыдстве он превосходил даже самого себя! Бегал за Вторым Нефритом, будто умалишённый, настырно требовал его внимания, бесцеремонно лапал его при каждом удобном случае, постоянно хватался за его священную ленту! Дарил, мать его, подарки! Словно деве! И Ванцзи наверняка не составило труда догадаться о природе его чувств! Ведь он, в отличие от Вэй Ина, идиотом и тупицей не был никогда! И скорее всего, именно поэтому потом, в Облачных Глубинах, он и воспользовался Вэй Ином таким непристойным образом. Видимо решив, что тот не будет сильно против, раз уж сам так долго и настойчиво напрашивался на вполне определённое внимание к своей персоне. А Вэй Ин, судя по всему, и не был! Не был против… Иначе никогда не позволил бы всему этому продолжаться столь длительное время. Он давно мог бы зарезать Ванцзи, отравить, кастрировать в конце концов, яогуаи его сожри! У него была тысяча возможностей убить его или покалечить. Однако он абсолютно ничего не сделал! Вместо этого он смиренно терпел все унижения и надругательства. Прощал Ванцзи то, чего бы никогда ни при каких обстоятельствах не простил никому другому! Выносил все его жестокие выходки, принимал все его грубые ласки. Обижался и злился, но всё равно желал его прикосновений снова и снова… И Ванцзи был уверен, что Вэй Ин не причинит ему зла. Унижал его, использовал, принуждал к близости, очевидно даже не считая это принуждением. А после спокойно засыпал в одной с ним комнате, ел принесённую им еду и водил его гулять за пределы сдерживающего Тьму Барьера. Потому что… знал… Знал ещё со времён учёбы в Гусу, что Вэй Ин его… любит… Любит… Слово хлёстко и больно ударило наотмашь, словно пощёчина. «Сердце будет всегда радоваться и трепетать при виде этого человека. Днём он каждый миг будет в твоих мыслях, а ночью — во снах. Каждый свой шаг ты будешь совершать с оглядкой на него. Любое своё деяние посвящать ему. Только его мнение станет важным и значимым. Его улыбка будет освещать твою жизнь, а его смех делать тебя счастливым. Ты захочешь видеть его, слышать его голос, прикасаться к нему, быть рядом каждое мгновение своей жизни. Просто чувствовать его присутствие — и этого будет достаточно для радости. Ты будешь безмерно скучать, разлучаясь с ним даже на час. Но и то время, что вы будете проводить порознь, он будет постоянно жить в твоём сердце…» Вот почему сказанное Хуайсаном показалось ему столь знакомым! Ведь Вэй Ин много лет жил, ощущая всё это! С самой первой встречи с Ванцзи той ночью на Стене Облачных Глубин! Все годы, что были после, гуев Нефрит не покидал его сердца, обосновавшись там прочно и словно навеки! А глупый и наивный Вэй Ин искренне полагал, что так и должно быть. А как ещё иначе? Ведь он считал Ванцзи своим дорогим другом и родственной душой! В груди будто что-то взорвалось, причиняя жгучую боль, впиваясь в сердце режущими осколками. Вэй Ин взвыл, не зная, кого ему следует сейчас ненавидеть. Что ему теперь делать?! Как жить с осознанием того, что он любит человека, наплевавшего ему в душу?!. Человека, в чьих руках его тело было лишь инструментом для услады и удовлетворения желаний. Человека, который играючи сломал его. Прекрасно зная о тех чувствах, что Вэй Ин к нему испытывал… Пользуясь этими чувствами в своих интересах… От последнего было больнее и обиднее всего. Как Ванцзи мог быть столь жесток, циничен и равнодушен?.. Разве к любви не следует относиться предельно бережно и осторожно, как к драгоценной вазе из самого хрупкого фарфора?.. И неважно, чья она — своя или чужая! Это ведь… любовь!.. Самое нежное, трепетное и чистое чувство из всех возможных!.. Разве позволено кому-нибудь разбивать чьё-либо любящее сердце?.. Вэй Ин рыкнул и резко вскочил на ноги, чувствуя поднимающуюся откуда-то из глубины неистовую ярость. Глаза его полыхнули алым. Он с лютой злобой смял в кулаке рисунок, на котором они с Ванцзи глядели друг на друга, словно новобрачные, только что отбившие поклоны в Храме Предков, и в бешенстве швырнул его на пол. Беседку сотряс мощный взрыв. Тьма взвилась и, готовая убить любого за своего господина, вырвалась наружу, взметая вверх листы тонкой рисовой бумаги, срывая со стен шёлковые полотна картин, разбивая кувшины с дорогим вином. Кулон на груди Вэй Ина отчаянно запульсировал, вспыхнув ярким лазурным светом, и начал обильными порциями вливать в него духовную энергию Лань Сичэня, чтобы восстановить баланс Света и Тьмы в его теле. Это возымело действие. Вэй Ин, начавший было сотрясаться в конвульсиях, немного усмирил свой гнев и взял себя в руки, тем не менее всё ещё крупно вздрагивая от пережитого потрясения. Тьма, ворча, угомонилась. На пороге беседки появился напуганный и всполошившийся Хуайсан. — Что здесь произошло?!. — вскричал он, потрясённо оглядываясь по сторонам. Обнаружив же дрожащего друга, по лицу которого ручьями текли слёзы, встревожился и испугался ещё больше. — Что с тобой, Вэй-сюн?!. Он подскочил к нему и протянул руку, желая успокоить и утешить, однако Вэй Ин, отпрянув, ринулся прочь из беседки. Хуайсан растерянно посмотрел ему вслед, затем с возрастающим ужасом оглядел своё убежище, которое выглядело так, словно по нему прошёлся смерч или пронеслась стая взбесившихся яогуаев. Заметил скомканный лист бумаги на том месте, где стоял Вэй Ин. Поднял его и распрямил. Увидев изображение, изумлённо и испуганно распахнул глаза. Вэй-сюна так сильно расстроило, что он нарисовал их с Ванцзи-сюном в алых одеждах? Но на него это совсем не похоже… Он бы скорее пошутил и посмеялся над столь игривой фантазией Хуайсана и попросил бы его придать рисунку ещё больше остроты и пикантности. Или же?.. Святые Небожители! Неужели Вэй-сюн, увидев себя с Ванцзи со стороны, осознал наконец свои чувства к последнему?!. Учитывая зашкаливающий уровень тупизны Вэй-сюна в плане чувств и эмоций (не в обиду ему будет сказано), такое вполне могло случиться, однако всё равно не объясняло его странной реакции. Не мог ведь он прийти в такое расстройство и гнев из-за того, что влюбился в мужчину? Вряд ли. Он совсем недавно вполне спокойно воспринял признание Хуайсана в том, что ему нравится Не Мин. В глазах Вэй-сюна Хуайсан не заметил ни презрения, ни осуждения. Только сочувствие. Друг даже посоветовал ему не отказываться от любви, а бороться за неё! Так что это не могло стать причиной столь сильной ярости, что он превратил любимую беседку Хуайсана в руины. Кстати, а как он это сделал?.. И что это был за взрыв? Вэй-сюн что, снова практикует тёмное искусство?! Прямо в резиденции?! Интересно, брат в курсе?.. Наследник Не нахмурился. Ладно, это он выяснит позже. Сейчас же его больше интересовало, почему Вэй-сюн разрыдался и пришёл в неистовство при виде довольно безобидного, в общем-то, рисунка? Хуайсана всё это крайне насторожило и обеспокоило. В мозгу неприятно засвербело, а грудь сдавило каким-то болезненным предчувствием. Снова вернулись те вопросы, что он задавал себе почти три месяца назад, когда Вэй-сюн только прибыл в Нечистую Юдоль. И ответов на которые у Хуайсана не было до сих пор. Что же всё-таки произошло в Облачных Глубинах?.. Чем Ванцзи мог так сильно его обидеть?.. Настолько сильно, что Вэй-сюн выглядел так, будто готов вырвать из груди собственное сердце и зашвырнуть его куда подальше, лишь бы не испытывать ко Второму Нефриту нежных чувств. Брови Наследника Не ещё сильнее сдвинулись к переносице. Глаза остро и опасно сверкнули. Рисунок в его руке вспыхнул зеленоватым пламенем и осел на пол горсткой серого пепла.