Наверно, это тоже любовь?..

«Я собираюсь добиться восстановления господина Вэя в правах и его полного освобождения» — тихий голос Сичэня оглушил Ванцзи. Слова брата его потрясли. «Его полного освобождения»… Ванцзи сразу осознал, что эти слова означают для него. Он снова судорожно вцепился в полы своих одеяний и растерянно посмотрел на Сичэня. — Восстановить в правах?.. — голос его не слушался и срывался. — Но… Вэй Ин больше не заклинатель… У него нет ядра… — Нет, — грустно вздохнув, согласился Сичэнь. — Однако его опыт, знания и изобретательность остались при нём. Даже самые консервативные Старейшины нашего ордена признали, что господин Вэй может принести пользу миру заклинателей. А ведь ты знаешь, Ванцзи, как сложно убедить их принять что-либо новое и выходящее за рамки общепринятого и привычного. — И… дядя?.. — взгляд Ванцзи стал недоверчивым. — Дядя тоже с этим согласился?.. — Нет, — Сичэнь недовольно сдвинул брови. — Он был единственным, кто проголосовал против этого решения. Но дядя необъективен. Он всегда предвзято относился к господину Вэю. По личным причинам… — По личным?.. — в глазах Ванцзи отразилось недоумение. — По каким? — Сейчас важно не это, — Сичэнь мотнул головой, и в его голосе прозвучали нетерпеливые нотки. — Сейчас я хочу услышать о твоих намерениях относительно обретения господином Вэем свободы. Ты ведь понимаешь, Ванцзи, что это значит? — он попытался заглянуть брату в глаза, но тот низко опустил голову, не отвечая на его вопрос. Сичэнь несколько раздражённо выдохнул и тут же постарался взять себя в руки. Он знал, что легко не будет. Однако он должен быть в курсе намерений Ванцзи, чтобы знать, чего от него ожидать. Хотя бы примерно. Он хотел повторить свой вопрос, но Ванцзи вдруг резко поднял голову и, взглянув ему прямо в глаза, тихо произнёс: — Ты не боишься, брат?.. — Чего? — Сичэнь недоумённо приподнял брови. — Освобождать Вэй Ина?.. Глава Лань слегка нахмурился и склонил голову к плечу: — А должен? — Ты забыл, кто он?.. Сичэнь прищурился: — Не забыл, но всё же просвети меня. Я хочу услышать, что именно ты желаешь мне этим сказать. Ванцзи ещё сильнее скомкал шёлк своих одеяний и произнёс глухим, чуть дрожащим голосом, пряча глаза: — Вэй Ин… тёмный заклинатель… Он… опасен… Его нельзя выпускать за пределы барьера Облачных Глубин. Нельзя… освобождать… Он может призвать Тьму и… отомстить… Всем… Сичэнь почувствовал, как в груди его зарождается гнев пополам с брезгливостью. Вот как… Ванцзи готов даже опуститься до обвинений, лишь бы господин Вэй до конца своих дней оставался запертым в резиденции их ордена?.. Готов пасть столь низко?.. Признаться, подобного он от своего некогда благородного, честного и прямолинейного брата не ожидал. Ванцзи, конечно, и сейчас не погрешил против истины. И формально сказанное им не было ложью, но всё же… Всё же. Это было… недостойно. Сичэнь поморщился от охватившего его крайне неприятного чувства. И злости. — И ты вспомнил об этом только сейчас? — резко поинтересовался он, холодно глядя на брата. Ванцзи, услышав перемену в его тоне, поднял глаза: — О чём ты?.. — Почему-то раньше тебя мало заботило, что господин Вэй представляет собой столь серьёзную опасность! — Сичэнь вновь недобро прищурился и невольно повысил голос, выплёскивая на брата своё негодование и страх, что зародились в его душе после ночного разговора с Вэй Усянем. — Когда ты водил его на еженедельные прогулки в Гусу! Или когда остался с ним ночевать в Цайи, не сказав никому ни слова! Почему тогда тебя не беспокоил тот факт, что господин Вэй может в любой момент призвать Тьму, убить тебя и сбежать?! Отомстить?! Ванцзи, напуганный столь острой реакцией брата на его слова, растерянно пролепетал: — На нём были сдерживающие браслеты… — Браслеты?! Ты действительно полагаешь, что он бы не справился со сдерживающими печатями, если бы захотел?.. — Сичэнь подался вперёд и пытливо вгляделся в лицо Ванцзи, прожигая его рассерженным, пронзительным взором. Причём он не знал, на кого сейчас злится сильнее — на себя или на брата. Они оба были преступно беспечны. — Он — сын сильных и талантливых заклинателей, воспитанник Пурпурной Паучихи, личный ученик Вэнь Жоханя! Единственный на сегодняшний день человек, сумевший приручить Тьму! Ты настолько его недооцениваешь, Ванцзи?.. Ванцзи промолчал. Он никогда не недооценивал Вэй Ина и прекрасно знал, что если бы тот хотел убить его и сбежать, никакие браслеты его бы не остановили. Однако он этого не сделал. Значит, не хотел… И Ванцзи вдруг впервые задумался — а, собственно говоря, почему?.. После того, что Ванцзи вытворял, как себя вёл, у Вэй Ина была тысяча причин желать ему мучительной смерти. И ещё тысяча причин, чтобы убить его собственными руками. И десятки возможностей это сделать. Каждая их вылазка в Гусу или Цайи была такой возможностью. Ванцзи с самого начала догадывался, что Вэй Ин может разобраться со сдерживающими печатями, но самонадеянно был уверен в том, что он не причинит ему вреда. Почему он так в это верил?.. И почему в итоге оказался прав?.. Вэй Ин ни разу не предпринял попытки ему навредить или сбежать. Даже тогда, в Цайи, когда он мог просто уйти, он остался. И это давало Ванцзи надежду. Надежду на то, что, возможно, Вэй Ин не желал уходить. Возможно, хотел быть с ним, Ванцзи… Понурившись, он тихо сказал: — Я знаю, что Вэй Ин мог убить меня и сбежать, если бы захотел… Но… — он посмотрел на брата, — Вэй Ин этого не сделал… — Вот именно! — Сичэнь резко выдохнул и выпрямился. — Он не стал этого делать, даже будучи бесправным слугой, запертым в месте своего заключения. Несмотря на то, что ежедневно подвергался насилию, унижениям и издевательствам с твоей стороны. Он не тронул тебя, даже невзирая на всё это! Каждое слово брата било Ванцзи наотмашь, словно хлёсткая пощёчина. Когда Сичэнь стал таким жестоким?.. Или он был таким всегда, только раньше у него не было причин обращаться к Ванцзи этой своей стороной?.. Глава Лань тем временем продолжил: — Так почему ты считаешь, Ванцзи, что господин Вэй кинется мстить всему миру заклинателей, став свободным и обретя прежний статус? Зачем ему это, если он получит возможность жить так, как пожелает? Сможет быть рядом со своими близкими, если захочет этого? Ванцзи вновь опустил голову. Уши запекло от стыда. Разумеется, он так не считал… Он сказал так Сичэню, чтобы… Чтобы что?.. На что он надеялся, оболгав Вэй Ина? Что брат испугается и откажется от идеи освободить его?.. Какое же он, Ванцзи, убожество! Трусливое и лживое… Ему стало неимоверно стыдно перед Сичэнем, который видел его насквозь. Он ведь знал, что брат никогда не купится на такую мелочную, дешёвую ложь… И всё равно принялся чернить Вэй Ина! Да, его слова были продиктованы отчаянием, но это не оправдание! В груди всколыхнулись ненависть и презрение. К самому себе — жалкому, лживому, ничтожному. Цепляющемуся за любую соломинку, лишь бы оставить всё как есть. Только бы не отпускать Вэй Ина от себя. Сичэнь, прекрасно понимая, что творится с братом, тяжело вздохнул, положил руку на его плечо и легонько сжал: — Ванцзи… — Когда?.. — перебил его Ванцзи тихим шёпотом. — Когда — что? — Когда Вэй Ин станет свободным?.. — Я подниму этот вопрос на Совете кланов. Он состоится где-то через полтора месяца. Если будет принято положительное решение, то полагаю, что сразу после Совета господин Вэй обретёт новый статус и связанные с ним привилегии. Полтора месяца… Ванцзи ни на мгновение не сомневался, что Совет примет положительное решение. Сичэнь всегда добивался поставленных целей. Добьётся и в этот раз. И через полтора месяца Вэй Ин станет свободным… И покинет Облачные Глубины. Ванцзи был в этом почти уверен. Вэй Ину никогда не нравилось в Гусу. Не нравился холод, пресная еда и три тысячи правил. А уж теперь, после всего, через что ему пришлось пройти… У Вэй Ина нет ни одной причины, чтобы захотеть здесь остаться. Такой причиной мог бы стать только сам Ванцзи. Если бы Вэй Ин пожелал остаться с ним… Но как бы Ванцзи ни хотел в это верить, в глубине души он понимал, что вероятность подобного исхода ничтожно мала. Почти равна нулю. Ванцзи так надеялся, что у них с Вэй Ином будет достаточно времени, чтобы попробовать начать всё с начала. Он решил, что, выйдя из затвора, не будет спешить. Расскажет Вэй Ину о своих чувствах, но не станет торопить его с ответом, если тот не будет готов его дать. Что будет ухаживать за Вэй Ином. Оказывать ему знаки внимания. Заботиться. Добиваться его расположения. И верил, что рано или поздно Вэй Ин оттает и смягчится. Что благодаря новому трепетному и нежному отношению Ванцзи он сумеет отпустить случившееся между ними. Не станет оглядываться на прошлое. Ванцзи надеялся, что время будет на его стороне. А оказалось — у них с Вэй Ином его совсем не осталось. Вэй Ин станет свободным через полтора месяца, а Ванцзи эти самые полтора месяца проведёт не подле него, а здесь, в ледяной пещере, умирая от тоски и отчаяния. С мучительным осознанием того, что драгоценные мгновения утекают сквозь пальцы. Что каждое из них отдаляет его от Вэй Ина. Что он теряет его с каждым уходящим днём. Возможно, навсегда… — Выпусти меня… — прошептал он, глотая вновь набежавшие горячие слёзы. — Выпусти меня отсюда… Я хочу быть рядом с ним… Хотя бы то время, что осталось… Прошу тебя, брат! Сжалься… Сичэнь сжал зубы. Ему было больно. Но освободить Ванцзи сейчас он никак не мог. Как и сказать ему о том, что господина Вэя уже давно нет в Облачных Глубинах. Пока Ванцзи незачем об этом знать. Когда дело касалось Вэй Усяня, брат становился чрезмерно импульсивным и совершенно непредсказуемым. И вполне мог помешать Сичэню в осуществлении его планов. — Ванцзи, — скрепя сердце и вложив в свой голос всю строгость, которую он смог сейчас в себе наскрести, произнёс Сичэнь. — Ты ведь знаешь, что я никогда не меняю своих решений относительно наказаний. Тебе придётся оставаться в уединении до конца назначенного срока. А после вы с господином Вэем поговорите и придёте к тому решению, которое, я надеюсь, будет приемлемым для вас обоих. Ванцзи снова надолго замолчал, понурив голову. Затем спросил еле слышно: — Он ведь…уйдёт?.. Покинет Облачные Глубины?.. Правда, брат?.. — Я… не знаю… — Сичэнь снова тяжело вздохнул и покачал головой. — Я правда не знаю, Ванцзи. Он действительно не знал, какое решение примет господин Вэй, узнав о чувствах Ванцзи к нему. И как вообще отреагирует на подобную новость. Из их ночного разговора с Вэй Усянем Сичэнь сделал вывод, что господин Вэй по-прежнему неравнодушен к Ванцзи, но что из этого последует, было совершенно непонятно. Простит ли он его? Захочет ли выслушать? Смягчит ли своё сердце? У Сичэня не было уверенности ни в этом, ни в обратном. Единственное, в чём Сичэнь был уверен наверняка — так это в том, что если Вэй Усянь примет любовь Ванцзи и даст ему шанс, то он, Сичэнь, похоронит свои собственные чувства на дне самого глубокого колодца. Он ни за что не станет мешать брату строить отношения с господином Вэем. Напротив — сделает всё от него зависящее, чтобы помочь им. Обоим. Ванцзи сидел неподвижно, словно изваяние. Лишь пальцы, вцепившиеся в полы одеяний, едва заметно подрагивали. Затем он как-то нервно дёрнулся, сжал кулаки и отчаянно замотал головой: — Я не смогу… Не смогу!.. — Не сможешь что, Ванци? — вырванный из своих раздумий Сичэнь обратил на брата тревожный взор. — Отпустить его… Не смогу-у-у! — из груди Ванцзи вырвалось рыдание. Захлебнувшись всхлипом, он весь судорожно затрясся и по-детски громко и горько заплакал навзрыд. Сердце Сичэня разрывалось в клочья от этой картины. Он быстро подполз к Ванцзи на коленях и обнял брата, крепко прижимая его к себе. Ванцзи разрыдался ещё громче и горше. — Ш-ш-ш, а-Чжань, тише! — Сичэнь дрожащей рукой гладил его шелковистые волосы и тихонечко покачивал Ванцзи, словно убаюкивая. Он нежно прикоснулся губами к макушке брата, доверчиво уткнувшегося в его плечо в поисках тепла и утешения, и вдохнул исходящий от него знакомый с детства запах. — Тише, малыш! Не плачь, мой хороший, не плачь… Сичэнь успокаивал и уговаривал своего маленького а-Чжаня, совсем как раньше, в далёком детстве, когда они осознали, что остались друг у друга одни. Двое детей против холодного мира, равнодушного к детскому горю и одиночеству. Он ласково нашёптывал Ванцзи слова нежности и ободрения, а сам при этом с трудом сдерживал слёзы. Душа его разрывалась на части от боли и сострадания. Глава Лань был целителем. И, по общему утверждению, очень неплохим и талантливым. Он умел лечить тело и в некоторых случаях — врачевать душу. Однако сейчас он был совершенно бессилен. Он абсолютно ничем не мог помочь самому дорогому для себя человеку. Он не мог исцелить своего брата. Потому что лекарства от любви ещё не придумал никто.

***

Нечистая Юдоль

Вэй Ин сидел в мастерской и, склонившись над пустым листом бумаги, задумчиво покусывал кончик кисти. Мысли его блуждали далеко от талисмана, который он собирался нарисовать. Вэй Ин напряжённо размышлял над тем, что произошло прошлой ночью между ним и Цзэу-цзюнем. И произошедшее ему совершенно не нравилось. Поведение Лань Сичэня не слишком удивило Вэй Ина. Пылкое полупризнание Цзэу-цзюня он не воспринял всерьёз. Глава Лань был пьян, а Вэй Ин очень хорошо знал, как на Ланей действует алкоголь. У Ванцзи в Цайи снесло крышу от одного глотка, а Лань Сичэнь выпил вчера немало. По своим меркам, конечно. Так что к нему у Вэй Ина претензий не было никаких. А вот собственная реакция насторожила чрезвычайно. После слов, сказанных Цзэу-цзюнем, Тьма взвилась внутри, до крайности взбудоражив Вэй Ина и заставив его почти полностью утратить контроль над своим разумом, чувствами и желаниями. Тело полыхнуло огнём. По венам внезапно заструилось чистое вожделение. Вэй Ин давно заметил, что Тьму просто неистово тянет к Главе Лань. Что соприкосновения рук Вэй Ина и Лань Сичэня для неё недостаточно. Она желала заполучить светлого заклинателя целиком и без остатка, хотела его полного слияния со своим господином — и телесного, и душевного. Тьма в таком жадном, ненасытном предвкушении устремилась к Лань Сичэню, что Вэй Ин потерял голову. В тот момент он был в шаге от того, чтобы совершить нечто такое, о чём, вне всякого сомнения, потом бы сильно пожалел. Но Глава Лань ему этого не позволил. И Вэй Ин был ему искренне за это благодарен. Однако во время их полёта в Нечистую Юдоль всё стало совсем плохо. Ведь Вэй Ину пришлось стоять на мече, крепко обнимая Лань Сичэня. Тьма бесновалась, подталкивая своего господина к краю пропасти. Она желала всего и немедленно. И, преодолев сопротивление затуманенного алкоголем разума и ослабленной недавним слишком откровенным разговором воли, Тьма перехватила контроль над телом хозяина. Вэй Ин пылал. Его словно опоили мощным афродизиаком. Он мучительно и остро нуждался в том, чтобы Лань Сичэнь что-нибудь сделал. Что угодно, лишь бы погасить пожирающее тело пламя, утолить внезапно возникшую жгучую жажду, успокоить охватившее каждую клеточку томительное, зудящее ощущение. Вэй Ину приходилось то и дело задерживать дыхание, потому что ставший вдруг нестерпимо влекущим аромат жасмина пьянил ещё больше, дурманил и кружил голову. А столь тесная близость Цзэу-цзюня заставляла плавиться и буквально растекаться по мечу. Вэй Ин еле стоял на ногах и остатками разума с огромным трудом удерживал себя от непристойных действий. Ему казалось, что от жара его тела одеяния Главы Лань уже давно должны были воспламениться. Но Лань Сичэнь не подал ни малейшего вида, что заметил всё это непотребство, и никак не отреагировал. И за это Вэй Ин тоже был ему безмерно благодарен. На земле стало легче. Вэй Ину не было больше нужды прикасаться к Главе Лань, а разговор о тайном проходе и беспокойство за безопасность Нечистой Юдоли отвлекли его от безумных ощущений своего спятившего тела. Благо едва Вэй Ин упал на кровать, его измученный чрезмерным напряжением организм тут же погрузился в крепкий сон. После отдыха он окончательно пришёл в себя. И страшно разозлился. Тьма испуганно затаилась, прекрасно сознавая, что здорово напортачила. Однако Вэй Ин выудил мерзавку наружу и устроил ей разнос, пригрозив, что либо вышвырнет её прочь из своего тела, либо будет держать на голодном пайке, если она ещё хоть раз посмеет учинить нечто подобное. Тьма тут же прикинулась пушистым котёнком и начала вести себя ласково и заискивающе, пытаясь задобрить своего господина послушанием и смирением. И даже не стала заводить и будоражить Лань Сичэня, опасаясь новой вспышки гнева хозяина. Во время медитации они оба — и Вэй Ин, и Лань Сичэнь — остро ощущали возникшую между ними неловкость. Глава Лань, очевидно, протрезвев, явно сожалел о случившемся и был крайне смущён и расстроен. Вэй Ин же переживал из-за того, что позволил Тьме взять контроль над своим разумом и телом, и с возрастающей тревогой пытался понять, что послужило тому причиной. И, кажется, понял. Он хотел поговорить с Лань Сичэнем после медитации. Хотел объясниться и успокоить его, однако Цзэу-цзюнь не дал ему такой возможности. Он просто совершенно по-детски… сбежал, второпях покинув Нечистую Юдоль. Вэй Ин тяжело вздохнул, возвращаясь из своих мыслей в реальность. Поразмыслив как следует над сложившейся ситуацией, он пришёл к пониманию того, что именно происходит между ним и Лань Сичэнем. И почему Тьме удалось вызвать у него столь нетипичную реакцию. Это было побочным явлением их совместных с Главой Лань медитаций. И Вэй Ину с самого начала следовало предвидеть подобные последствия и просчитать возможные риски. Но он пустил всё на самотёк. И в итоге они с Лань Сичэнем пришли к тому, к чему пришли. Обмен энергией, по своей сути столь похожий на парное совершенствование, медленно, но неумолимо связывал незримыми нитями их тела и души. Это ещё больше усугублялось их удивительной энергетической совместимостью. Светлая энергия Главы Лань подходила Вэй Ину как родная, а Тьма (возможно, именно поэтому) была от Цзэу-цзюня без ума. Вследствие этих факторов после совместной медитации они сближались всё сильнее. И учитывая, насколько стремительным было это сближение, день, когда кто-то из них или они оба сразу сорвутся, был не за горами. Допускать подобное было нельзя ни в коем случае. Лань Сичэнь был слишком дорог Вэй Ину. За последние месяцы он стал его близким другом, к которому Вэй Ин испытывал почти братские чувства. И рушить эту дружбу порывами тел, связанных общей энергией и обманутых Тьмой, он не желал ни за что. С этим срочно нужно было что-то делать, причём немедленно. И у Вэй Ина в голове уже сформировалось решение этой неприятной и весьма досадной проблемы. Он обратил свой взор на лежащий перед ним чистый лист и, обмакнув кисть в тушь, принялся быстро писать.