Наверно, это тоже любовь?..

Приблизившись к Нечистой Юдоли, Сичэнь направил свой меч не к главным воротам, а, облетев резиденцию, снизился позади неё. Они с Вэй Ином спешились. В ответ на недоумённый взгляд последнего Сичэнь пояснил: — Будет лучше, если никто не узнает, что мы отлучались из резиденции на всю ночь. Вдвоём… Вэй Ин понятливо кивнул. Да, это вне всякого сомнения будет лучше. Ночные прогулки с тёмным заклинателем вряд ли благотворно скажутся на репутации Главы Лань. Однако он всё ещё не понимал, как они переберутся через высоченную стену, окружающую Нечистую Юдоль. Ведь вряд ли снаружи есть лестница. Это было бы по меньшей мере странно. А если они попытаются перелететь через стену на мече, то неминуемо привлекут внимание патрульных. Пока Вэй Ин раздумывал над этим вопросом, Лань Сичэнь отсчитал несколько шагов, приблизился к стене и взмахнул рукой, снимая иллюзию и печать. Прямо перед ним открылся очень узкий лаз, через который с трудом мог протиснуться лишь один человек. — О! — удивился Вэй Ин. — В стене есть брешь? — Да, — кивнул Лань Сичэнь, — мы с Минцзюэ сделали этот проход, когда были подростками. Для того, чтобы не попадаться на глаза старшим, возвращаясь из Цинхэ под утро. — Но почему Чифэн-цзунь не приказал его заделать, когда стал Главой? — приподнял брови Вэй Ин. Сичэнь неловко повёл плечом и несколько смущённо произнёс: — Минцзюэ решил оставить его… для меня… О! Вэй Ин понял. Судя по тому, что он видел сегодня ночью, Глава Лань довольно часто проводит время за весьма нетипичными для благопристойного заклинателя развлечениями. Поэтому, заботясь о репутации друга, Не Минцзюэ оставил для него тайный вход на территорию своего ордена, чтобы Лань Сичэнь мог беспрепятственно попасть в резиденцию, не рискуя при этом с кем-нибудь встретиться. Но… разве это не опасно?.. — Простите, Цзэу-цзюнь, но разве это разумно? Ведь через этот проход в Нечистую Юдоль могут проникнуть люди со злыми помыслами, — поделился своими опасениями Вэй Ин. — Про лаз знаем лишь мы с Минцзюэ, — покачал головой Лань Сичэнь. — Его не видно ни изнутри, ни снаружи. Кроме того, он скрыт иллюзией и запечатан моей личной печатью. Открыть и закрыть его могу только я. Даже Минцзюэ не может. Ему просто незачем. Хотя это прозвучало довольно убедительно, Вэй Ин всё равно остался при своём мнении. Он был уверен, что в вопросах безопасности всегда лучше перестраховаться. А потому взял себе на заметку, что нужно будет придумать для этого прохода охранные талисманы, которые среагируют на любого (кроме Главы Лань), кто попытается вторгнуться на территорию ордена. Оказавшись по ту сторону стены, Лань Сичэнь тщательно запечатал лаз и наложил на него иллюзию. Теперь стена снова казалась абсолютно целой и неприступной. Вэй Ин следовал за бесшумно скользящим впереди Главой Лань, пробираясь по запутанным тайным тропинкам. До тех пор, пока они внезапно не вынырнули из гущи деревьев прямо перед жилыми строениями. Лань Сичэнь молча кивнул Вэй Ину, прощаясь, и беззвучной тёмной тенью метнулся в сторону Главного дома. Вэй Ин, также стараясь быть незаметным, пробрался в свою комнату, быстро скинул с себя одежду и со вздохом облегчения устало рухнул на кровать, практически мгновенно проваливаясь в сон. Успев подумать лишь о том, что нужно будет перед медитацией вернуть Цзэу-цзюню его плащ. Сичэнь же ложиться уже не стал. Он опустился прямо на пол и, бессильно откинувшись на стену, утомлённо прикрыл глаза. На душе было тоскливо, муторно и тревожно. Их прогулка с господином Вэем удалась на славу. Приключение в трактире взбодрило. А волшебная, тихая ночь, проведённая под усыпанным яркими звёздами небесным шатром, сблизила их ещё больше. Вэй Усянь наконец открылся Сичэню и поделился с ним терзающими его душу сомнениями и чувствами. Позволил Главе Лань помочь ему и принять на себя часть той тяжести, что он носил в своём сердце долгие месяцы. Всё шло прекрасно. До тех пор, пока Сичэнь не испортил нежного очарования этой чудесной ночи неосторожно вырвавшимися словами. Крепкое, хмельное вино, ночная тьма, разделённое на двоих почти интимное уединение, манящая близость и робкая, столь уязвимая откровенность и искренность господина Вэя — всё это развязало Сичэню язык и ослабило его контроль над своими эмоциями. И он позволил себе лишнее. Нет, в самих словах не было ничего такого, чего он не говорил Вэй Усяню прежде. Сичэнь и раньше произносил немало комплиментов в его адрес — и в шутку, и всерьёз. Дело было не в словах, а в том, как они были сказаны. Проблема заключалась в тоне Сичэня, в его исполненном жара, дрожащем голосе. В пылкой страсти, что полыхала в его взоре. Он догадывался, как выглядел в тот момент, когда произносил те слова. Он видел своё отражение в изумлённо распахнутых глазах господина Вэя. Видел и потрясение, отобразившееся на его лице. А после, во время полёта, всем телом ощущал его крайнее напряжение. Вэй Усянь был натянут, словно тетива лука. Его руки, как и прежде, крепко обвивали талию Сичэня, он по-прежнему прижимался к его спине и прятал от ветра лицо в его волосах. Но что-то между ними неуловимо изменилось. Воздух вокруг будто сгустился. Давил на плечи душной тяжестью, как обычно бывает перед грозой. Казалось, что вот-вот засверкают молнии, грянет оглушительный раскат грома и небеса обрушатся на Сичэня неистовым штормом. Главу Лань терзало тревожное чувство. Он ждал реакции господина Вэя на произошедшее. Любой — будь то гнев, презрение, сочувствие, нежность, страсть. Что угодно. Он желал хоть какой-нибудь его реакции. Ожидание это было томительным. Пугающим и одновременно мучительно сладким. Скручивающимся тугим узлом в низу живота. Возбуждающим и болезненным. Но Вэй Усянь ничего не сказал и не сделал. Лишь по мере их приближения к Нечистой Юдоли напрягался всё сильнее, обжигая кожу Сичэня всё более частым и прерывистым дыханием. Возможно, он тоже чего-то ждал. От него, Сичэня. Каких-нибудь слов или действий. Но Сичэнь так ни на что и не решился. Момент был безвозвратно упущен. Ни один из них ни словом не обмолвился о случившемся. Оказавшись на земле, они обсудили брешь в стене, а затем, попрощавшись друг с другом лишь кивком, молча разошлись в разные стороны. Глава Лань испустил печальный вздох и с досадой стукнул кулаком по полу. Ему следовало сдержаться. Но он этого не сделал. Теперь нужно придумать, как выправить сложившуюся ситуацию. У него была слабая надежда на то, что господин Вэй тоже был в тот момент не особо трезв и, возможно, сочтёт порыв Сичэня обычной пьяной выходкой и не придаст всему этому большого значения. Хорошо, если так. Лань Сичэнь заставил себя подняться. Умылся, переоделся и привёл себя в порядок. Аккуратно повязав лобную ленту, он мельком взглянул в зеркало. Губы его тронула невесёлая усмешка — от лихого искателя полуночных приключений не осталось и следа. С гладко отполированной поверхности на него смотрел степенный и благонравный Глава Великого ордена. То, с какой лёгкостью он менял одну личину на другую, порой пугало даже его самого. А ещё больше страшило, что, привыкнув носить все эти маски, Сичэнь уже и сам не знал наверняка, какая из них является его настоящим лицом. Возможно, что никакая… Они так намертво приросли к его коже, что теперь он и не помнит, кто он такой на самом деле… Пребывая в расстроенных чувствах, Сичэнь покинул свои покои и направился в кабинет Минцзюэ, чтобы поприветствовать друга. Однако по пути его перехватил один из адептов и, с поклоном сообщив, что Глава Не приглашает Главу Лань на завтрак, проводил Сичэня до закрытой террасы, где его ждал Минцзюэ. Завтрак прошёл в несколько напряжённом молчании. Не Минцзюэ несколько раз порывался завести разговор о странном и не слишком приличном поведении Лань Сичэня на праздновании дня рождения Вэй Ина. Однако, наткнувшись на предупреждающий и мрачный взгляд названого брата, понял, что тот сильно не в духе, и благоразумно решил не поднимать эту неудобную и опасную тему. Главе Не прекрасно было известно, сколь страшен в гневе бывает его обычно уравновешенный и доброжелательный друг, если ненароком вывести его из себя. И подумал, что дёргать сейчас тигра за усы выйдет себе дороже. После завтрака Сичэнь вновь вернулся в свои покои и медитировал до тех пор, пока в двери не постучал адепт и не сообщил, что мастер печатей и талисманов ожидает Главу Лань на тренировочном поле. Их совместная медитация с господином Вэем в этот раз прошла на удивление гладко и без всяких сюрпризов. Тьма сразу почувствовала возникшую на тренировочном поле атмосферу неловкости и некоторого замешательства. А также искрящуюся между её господином и столь пришедшимся ей по вкусу заклинателем напряжённость. Видимо, решив всё это не усугублять, Тьма вела себя как шёлковая. Сегодня она не возбуждала и не будоражила Сичэня, а, напротив, охлаждала его пылающее сердце, ледяными волнами плавно накатывая на ядро и медленно растекаясь по меридианам. Успокаивала его взвинченные нервы. Ласкала и убаюкивала, словно нежная мать своё возлюбленное дитя. Значит, она могла быть и такой… Такая она Сичэню тоже нравилась. Он задумался — интересно, зачем тогда господину Вэю светлая энергия? Если Тьма умеет умиротворять ничем не хуже Света? Или Тьма так вела себя лишь с ним, Сичэнем? Подобное предположение льстило его самолюбию и грело душу. Сичэнь хотел бы, чтобы это было так. Хотел быть особенным. Хотя бы для Тьмы… Завершив медитацию, Глава Лань, хоть и несколько успокоившийся и обретший под ногами более-менее твёрдую почву, тем не менее наскоро попрощался с Вэй Ином и Не Минцзюэ и спешно покинул Нечистую Юдоль. Ему хотелось остаться наедине с собой и своими мыслями. И желательно подальше от господина Вэя, рядом с которым думать рационально ему удавалось с трудом и через раз. Сичэнь прекрасно понимал, что это побег и что убежать от себя у него уже вряд ли получится. Но ему нужна была передышка, чтобы проанализировать то, что произошло вчера перед их возвращением в Нечистую Юдоль. И честно ответить на все вопросы хотя бы самому себе. Прежде всего — самому себе. Утром Сичэнь практически признался Вэй Усяню в своих чувствах, а потом позорно сбежал от разговора, не дав ему ответить на это признание. И сейчас сбегает снова. Перед господином Вэем было стыдно. И за сказанное, и за не сказанное. За всё. Сичэнь знал, что им непременно нужно будет поговорить и прояснить эту повисшую между ними тяжёлую недосказанность, которую сегодня на тренировочном поле, кажется, можно было потрогать руками. Однако пока он к этому разговору не готов. Ему необходимо время, чтобы всё обдумать. Понять наконец, чего он хочет на самом деле. И что именно может предложить Вэй Усяню. А ещё ему нужно встретиться и побеседовать с братом. Сичэнь дал Ванцзи достаточно времени, чтобы он мог разобраться в своих чувствах, осознать содеянное и принять последствия своих поступков. И сегодня Глава Лань не позволит брату отмолчаться.

***

Облачные Глубины

Пещера Ханьтань

Увидев вошедшего в пещеру Сичэня, Ванцзи попытался встать, чтобы поприветствовать Главу поклоном. Но задеревеневшее от холода и длительной неподвижности раненое тело слушалось плохо. Нога подвернулась, и он, пошатнувшись, едва не упал. Однако тут же подскочивший Сичэнь бережно поддержал его и аккуратно усадил. — Ты совсем не двигаешься? — укоризненно взглянув на брата, Сичэнь слегка сдвинул брови. — Ванцзи, в твоём состоянии нельзя допускать застоя в организме. Тебе запрещено использовать оружие, но запрет не распространяется на тренировки в целом. Заниматься совершенствованием тебе можно и даже нужно, чтобы быстрее восстановить полноценную работу ядра и перебитые меридианы. И поскорее исцелиться. — Ванцзи понял брата, — тот послушно кивнул. — Ванцзи будет совершенствоваться. — Хорошо, — Сичэнь взял его запястье и прослушал пульс. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше. — Позволишь проверить раны? Ванцзи кивнул. Сичэнь приподнял его одеяния и, внимательно осмотрев спину брата, облегчённо вздохнул — раны полностью затянулись. Рубцы, правда, будут беспокоить Ванцзи на протяжении всей жизни, но никакой опасности они больше не представляют. — Ты пока поешь, а я приготовлю укрепляющий отвар, — Сичэнь поставил на низенький столик пиалу с бульоном и миску с рисом. Отдельно выложил сладкие паровые булочки. Ванцзи взял в руки пиалу, с наслаждением грея о неё озябшие ладони. — Брат отлучался из резиденции? — спросил он, сделав небольшой глоток обжигающе горячего супа. — Да, — кивнул Сичэнь, растирая в ступке сухие травы, терпкий и душистый аромат которых наполнил всё пространство пещеры, пронзительно напомнив о тёплом лете и жарком солнце. — По делам ордена? — Н-н-нет, — Сичэнь запнулся и помедлил с ответом. Рука его, держащая пестик, слегка дрогнула. — По… личным… Ванцзи, обратив внимание на эту заминку и на лёгкое смущение брата, лишь кивнул, не став ничего уточнять. Он знал, что в отличие от него самого, у Сичэня есть друзья и… не друзья, с которыми он периодически встречается и проводит время. Ванцзи был в курсе этой стороны его жизни, хотя они никогда её не обсуждали. Просто так случилось, что Ванцзи об этом однажды узнал, а Сичэнь, по своему обыкновению, не стал от него ничего скрывать. Он всегда был с ним предельно честен. Допив бульон и съев рис, Ванцзи надкусил булочку и прикрыл глаза от удовольствия. Брат принёс его любимые — с начинкой из засахаренной вишни. И тут же внезапно вспомнил, что Вэй Ин, не особо жалующий сладкое, эти булочки просто обожает. Сердце больно сжалось и заныло. Аппетит тотчас пропал. Ванцзи положил булочку обратно и с трудом проглотил ставший вдруг невкусным откушенный кусок. — У Вэй Ина вчера был день рождения… — нечаянно вырвалось у Ванцзи неожиданно для него самого. Подавив судорожный тяжёлый вздох, он тихо продолжил: — И никто его даже не поздравил… — Я поздравил… — снова помедлив, будто нехотя произнёс Сичэнь. И тут же дал себе мысленную оплеуху. Да что с ним такое происходит в последнее время?! Какие демоны постоянно тянут его за язык, что он не может ничего удержать в себе и ляпает что ни попадя?! И всё не к месту! Ведь ему это совершенно не свойственно! Сичэнь привык обдумывать каждое своё слово, иначе он не был бы столь успешным политиком. Неужели чувства настолько отшибают мозги?.. Глава Лань досадливо поморщился. Гули его задери! И встревоженно взглянул на брата, ожидая его реакции. Ванцзи замер. От небрежно брошенных Сичэнем слов в его душе взметнулся целый вихрь противоречивых и болезненных эмоций. Мысли его вернулись к началу их разговора. Брат отлучался вчера из ордена. По личным делам. И он поздравил Вэй Ина… Сложить два и два не составило для Ванцзи труда. Значит… Сичэнь повёл вчера Вэй Ина на прогулку в Гусу?! И они провели там вместе весь день?! А возможно, и… ночь!.. Иначе почему брат заявился к нему, Ванцзи, только сейчас?! Ванцзи почувствовал, как грудь больно сдавило от жгучей обиды, а где-то в глубине начала закипать неудержимая, выжигающая внутренности ярость. Вот значит как?!. Сичэнь запер его здесь, в пещере, а сам тем временем проводит время наедине с Вэй Ином?! Водит его гулять?! Развлекает и забавляет?! Это он, Ванцзи, должен был быть рядом с Вэй Ином в день его рождения! Это он должен был отвести его в Гусу! Устроить ему праздник! Преподнести свой подарок! Провести с ним этот значимый день! И ночь! Он, а вовсе не предатель-Сичэнь! Как он вообще посмел так поступить?!. Для этого он отправил его в уединение?! Чтобы… Чтобы что?!. Ванцзи так сильно вцепился в полы своих одеяний, что костяшки его пальцев побелели. Злость захлёстывала его с головой, душила и не давала сделать ни вдоха. Губы дрожали. Сердце болело так, что казалось — оно сейчас разорвётся на части. Ему хотелось громко разрыдаться от мучительной ревности и бессильного гнева. Но в последние несколько дней он уже плакал столько, сколько не плакал последние десять лет. Глаза защипало от непролитых слёз. Ванцзи уставился на брата злым, тяжёлым, больным взглядом. Внимательно наблюдающий за ним Сичэнь, кажется, прочитал по выражению его лица все те мысли, что лихорадочно роились в его голове. Он сдвинул брови и посмотрел на Ванцзи хмуро и холодно. — Брат… — Ванцзи с трудом разлепил внезапно пересохшие, посиневшие губы. — Скажи… ты вчера водил Вэй Ина на прогулку в Гусу?.. — Нет, — Сичэнь стойко выдержал напряжённо болезненный, горящий почти безумным пламенем взор брата и не отвёл глаз. Он знал, что Ванцзи обычно очень чувствителен к его лжи и почти всегда распознаёт её. Однако сейчас Сичэнь не лгал — в Гусу господина Вэя он не водил. Ни разу. Ванцзи несколько мгновений смотрел на него жадно, не отрываясь, пытаясь обнаружить малейшие признаки обмана. Затем боль в его глазах сменилась надеждой и облегчением. Он перевёл дыхание и заметно расслабился. Сичэнь ощутил мимолётный укол вины, но тут же отмахнулся от охватившего его неприятного чувства. В конце концов, ничего предосудительного они с господином Вэем в Цинхэ не делали. Тем же самым Сичэнь вполне мог бы заняться и с Минцзюэ. А то, что брат безмерно ревнив и его охватывает умопомешательство каждый раз, как только кто-нибудь смеет дохнуть в сторону Вэй Усяня, — это проблема Ванцзи, а не Сичэня. Сичэнь вообще не понимал подобного собственнического отношения к кому бы то ни было. Любимый человек не бездушная вещь, он вправе распоряжаться собой и своим телом так, как ему угодно. Без оглядки на других людей. Сам Сичэнь не был ревнивым от слова совсем. Ему бы, конечно, не хотелось, чтобы его близкий человек тайно ему изменял с кем-то другим. Но это был вопрос честности и доверия в целом, а вовсе не ревности. И ключевым здесь было слово «тайно». Сичэню самому нравилась свобода в отношениях, и он всегда заранее обговаривал со своими партнёрами все допустимые границы. И никогда не обещал того, чего не мог дать. Поэтому предпочитал договариваться обо всём «на берегу» во избежание дальнейших недоразумений и пафосных драм. А если кого-то что-нибудь не устраивало в озвученных им условиях, то с этим человеком он прощался бескомпромиссно и категорично. Без всяких шансов на какое-либо продолжение. Сичэнь был уверен, что запретный плод всегда кажется слаще доступных плодов. И чем больше ограничиваешь свободу другого человека, тем сильнее ему хочется вкусить этой свободы. И тем больше перед ним возникает манящих, соблазнительных искушений. Примером тому являлся сам Глава Лань, выросший в ордене с тысячами запретов. И не он один. Но объяснить это до крайности ревнивому брату не представлялось возможным. Сичэнь понимал, что ревность — это свойство характера. И совладать с ней довольно сложно. Она почти не поддаётся доводам разума. Ванцзи просто не повезло — он слишком многое унаследовал от их собственника-отца. Глава Лань со вздохом прикрыл сосуд крышкой. Приготовленный отвар должен настояться, а он, Сичэнь должен поговорить с Ванцзи и прояснить один очень важный момент. С тревогой взглянув на задумавшегося, но явно успокоившегося брата, Сичэнь снова тихонько вздохнул, опустился рядом и притронулся к его плечу, привлекая к себе его внимание. — Ванцзи, — позвал он, — я хочу кое о чём тебя спросить. Ванцзи вопросительно посмотрел на него: — О чём? — Что ты намерен делать, когда выйдешь из затвора? — и, поймав непонимающий взгляд брата, пояснил: — Как ты собираешься поступить с господином Вэем? — Я… — упоминание Вэй Ина отдалось в груди острой болью. Как же невыносимо сильно Ванцзи по нему соскучился! Тоска по Вэй Ину пожирала его живьём, словно яогуай свою добычу. — Я попрошу у него прощения и… расскажу о своих чувствах… Обо всём… — голос Ванцзи понизился до шёпота. Сичэнь кивнул: — Это хорошо. А что дальше? — Дальше?.. — Ванцзи слегка нахмурился, недоумённо глядя на брата. — Дальше, Ванцзи, дальше, — Сичэнь несколько нетерпеливо качнул головой. — Что ты будешь делать потом? После того, как всё ему расскажешь? — Я буду… — он запнулся, — заботиться о Вэй Ине. Больше никогда не стану его обижать… Буду… — он опустил глаза, мочки его ушей порозовели. — буду любить его, если он позволит… — А если нет? — взгляд Сичэня сделался острым и напряжённым. — Если он не позволит? Ванцзи, что ты сделаешь, если господин Вэй тебя не простит и не примет твоих чувств? Ванцзи сжал кулаки так сильно, что стало больно. Его вмиг напрягшееся тело мелко задрожало, а на глаза снова навернулись слёзы. Он, конечно, осознавал, что подобное не исключено. Однако старательно гнал от себя эти мысли. Ванцзи поклялся самому себе, что больше никогда не станет принуждать Вэй Ина к близости. Ни за что не притронется к нему, если Вэй Ин сам этого не захочет. Но в глубине души робко надеялся, что Вэй Ин… захочет… Ванцзи хорошо помнил их полные огня, горячие ночи. Он неоднократно воочию имел счастье наблюдать яркое, обжигающее удовольствие Вэй Ина, которое жарко опаляло Ванцзи и заставляло его каждый раз сгорать дотла в этом неукротимом пламени. Эта картина, кажется, навеки отпечаталась на обратной стороне его век. И, закрывая глаза, Ванцзи как наяву видел разгорячённого, раскрасневшегося Вэй Ина. Его искажённое почти нестерпимым наслаждением лицо. Бурно вздымавшуюся от учащённого дыхания грудь. Медовую кожу, влажно поблёскивающую в тусклом свете ночной лампы. Чернеющие на белоснежных простынях спутанные мокрые пряди волнистых волос. Ванцзи знал, что всё это не было притворством. Подобное невозможно сымитировать. Тело не лжёт. В особенности, мужское. Да и зачем Вэй Ину было притворяться? В эти сладостные моменты их умопомрачительной близости он был честен и открыт, как никогда. И раз у них с Вэй Ином были все эти моменты, когда они вместе тонули в омуте исступлённого блаженства и одновременно плавились в горниле пламенного удовольствия, то Ванцзи верил, что сумеет это вернуть. Он собирался сделать всё возможное, чтобы вымолить прощение Вэй Ина. Хотел окружить его заботой и нежностью. Подарить ему ласку и любовь. Мечтал добиться его расположения. Надеялся, что Вэй Ин смягчится, когда узнает о том, как сильно, мучительно и безумно Ванцзи его любит. И как давно… Надеялся, что Вэй Ин согласится попробовать начать всё заново, с чистого листа. Что будет с ним по доброй воле. Пусть даже не из-за любви. Пускай из жалости, сочувствия, благодарности, дружбы — чего угодно. Ванцзи готов на всё. На любую эмоцию со стороны Вэй Ина. Лишь бы он только был рядом. Гордости у Ванцзи уже не осталось. Он готов на коленях молить Вэй Ина о милости и снисхождении. И снова цепляется за хрупкую иллюзию, как за соломинку. А жестокий брат вновь хочет развеять эту иллюзию в прах, заставляя Ванцзи корчиться в муках. — Ванцзи! — Сичэнь приподнял его опущенную голову за подбородок, принуждая посмотреть ему в глаза. — Ты не ответил на мой вопрос. Что ты будешь делать, если господин Вэй не примет твоих чувств? Ванцзи крепко зажмурился, не желая ни видеть Сичэня, ни слышать. Он не хотел об этом думать. Он не хотел даже предполагать подобное, потому что знал, что тогда в его душе разверзнется бескрайнее отчаяние, подобное голодной, жуткой бездне, и поглотит его целиком, без остатка. Сичэнь наблюдал за мелькающими на лице брата эмоциями и хмурился всё сильнее. Неужели после всего, что он вытворял с господином Вэем, брат надеется, что стоит ему лишь сказать о своих чувствах, как Вэй Усянь, позабыв обо всём, кинется в его объятия?.. Серьёзно, Ванцзи?!. Что заставляет тебя так думать — чрезмерная наивность или чрезмерный эгоизм?.. Да, господин Вэй неравнодушен к Ванцзи и не смог его убить, несмотря на все издевательства, которым подвергся с его стороны. Но тот же господин Вэй категорично заявил, что не простил его и прощать не собирается. И Сичэнь склонен ему верить, потому что, как бы ни был добр Вэй Усянь, простить подобное вряд ли возможно. Сам он, к примеру, не простил бы. Ни за что. Глава Лань, всё ещё недовольно хмурясь, внимательно вгляделся в лицо Ванцзи, и сердце его внезапно дрогнуло. В этом лице не было ни кровинки. На нём застыло выражение болезненной обречённости и невыносимого горя. Из-под плотно прикрытых век тоненькими струйками бежали слёзы. Сичэнь вдруг понял, что братом движет вовсе не наивность и не эгоизм, а… надежда. Та самая, что умирает последней… Робкая, жалкая, глупая, но неугасимая и пламенная. Идущая наперекор голосу разума. Наперекор всему и всем. Он придвинулся к Ванцзи и нежно сжал его ледяные руки, согревая их в своих тёплых ладонях. — Ванцзи… — тихонько позвал он, — посмотри на меня, брат… Ванцзи открыл покрасневшие глаза и взглянул на него помутневшим, расфокусированным взором. — Ванцзи, — продолжил Сичэнь мягко, но убедительно, глядя ему прямо в глаза. — Ты ведь понимаешь, что подобный исход не только возможен, но и наиболее вероятен?.. И если господин Вэй не сумеет простить тебя, то тебе придётся его отпустить… Ты должен будешь это сделать. Ради него. Ради своей любви к нему. Ради вас обоих… Отпустить?.. Ванцзи недоумённо моргнул. Отпустить куда?.. Что брат имеет в виду? — О чём ты?.. — хрипло спросил он. Сичэнь опустил глаза, помолчал, затем, в который уже раз за сегодняшний день испустив тяжёлый вздох, тихо произнёс: — Около трёх месяцев назад господин Вэй обратился ко мне с просьбой о смене статуса, — он разжал руки и отстранился. — Вэй Усянь принёс наработки своих изобретений и предложил их нашему ордену. И взамен попросил меня снять с него обязанности твоего личного слуги и назначить его адептом, — Сичэнь бросил на брата осторожный взгляд и продолжил: — Его изобретения показались мне весьма ценными и полезными, и я согласился вынести этот вопрос на обсуждение на ближайшем Совете Старейшин. Около трёх месяцев назад?.. Но это же… Глаза Ванцзи расширились от осознания. Значит, в тот день, когда он застал Вэй Ина выходящим из дома Сичэня, он ходил туда, чтобы показать Главе свои записи?.. Поэтому он так радостно и мечтательно улыбался? Потому что Сичэнь согласился рассмотреть его просьбу? И поэтому он солгал Ванцзи, умолчав о том, что был у Сичэня. Ведь иначе ему пришлось бы рассказать и о причине своего визита к Главе ордена. А он этого не хотел. Вэй Ин боялся, что Ванцзи, узнав о том, что он больше не желает быть его личным слугой, помешает ему. И был абсолютно прав… Если бы Ванцзи тогда узнал об этом, он бы сделал всё, что в его силах, чтобы Вэй Ин не стал адептом. Чтобы он продолжал служить ему. Продолжал оставаться в его полной и безраздельной власти… Правда, всё это не объясняло тех странных совпадений — сорванная лента, одевающийся Сичэнь, но… Мало ли что могло тогда произойти в ханьши! Может, Вэй Ин решил продемонстрировать работу одного из своих талисманов и что-то пошло не так? Вэй Ин, ещё будучи учеником в Облачных Глубинах, постоянно экспериментировал с различными талисманами и печатями, и в его руках всё время что-то взрывалось, загоралось, вспыхивало. Из-за чего ему неоднократно приходилось часами протирать колени перед Храмом Предков. Скорее всего, нечто подобное он тогда учинил и в ханьши. Возможно, даже травмировался, поэтому в доме брата тогда и пахло лечебными травами. И каким-то образом испортил или испачкал одеяния Сичэня, из-за чего тому пришлось переодеваться. А Ванцзи, поддавшийся злой ревности, ударил Вэй Ина, а потом — вечером — чуть было не изнасиловал. Убожество! Ванцзи снова задрожал. Сердце больно жгло виной и сожалениями. Сколько ещё между ними было подобных недоразумений, когда Вэй Ин был ни в чём не виноват, а Ванцзи, нарисовавший в своей голове очередную мерзкую картину, жестоко его наказывал за свои же собственные грязные фантазии?.. Унижал его и оскорблял? Был с ним груб и безжалостен? И после всего этого он ещё смеет надеяться на прощение?!. Уповает на доброту Вэй Ина? Разве он, Ванцзи, заслуживает этой доброты?.. — Почему ты мне ничего не сказал, брат?.. — просипел он и надрывно закашлял. Грудь саднило невыносимо. Сердце кровоточило. Внутренности будто ошпарили кипятком. — Я был уверен, что он сам тебе обо всём расскажет, — Сичэнь снова сдвинул брови и бросил на Ванцзи суровый взгляд. — Тогда я не был в курсе… всех аспектов ваших отношений. Ванцзи сгорбился, опустив голову, и вонзил ногти в ладони, намеренно причиняя себе боль. Но физическая боль ничуть не умерила боли душевной, от которой всё внутри горело и словно ломалось. — Они согласились?.. — тихо спросил он после долгого молчания. — Кто? — не понял Сичэнь. — Старейшины. Они согласились на изменение статуса Вэй Ина?.. Сичэнь кивнул: — Да. По решению Главы ордена и Совета Старейшин, господин Вэй официально является адептом ордена Лань. Теперь он… эммм… мастер печатей и талисманов. Ванцзи вновь погрузился в молчание, затем, подняв глаза, посмотрел на Сичэня: — Ты это имел в виду, когда сказал, что я должен его отпустить?.. Что он больше не мой слуга?.. И больше не будет жить в цзинши… со мной?.. Сичэнь слегка напрягся. Он не был до конца уверен в том, что поступает сейчас правильно. Однако принял решение: пусть лучше Ванцзи узнает обо всём от него заранее и будет морально готов к предстоящим событиям. Чем потом от неожиданного потрясения наломает дров и выкинет что-нибудь такое, что Главе Лань снова придётся разгребать последствия его действий в течение нескольких последующих месяцев. И это в лучшем случае… О худшем Сичэнь боялся даже думать… — Не совсем это… — отвечая на вопрос Ванцзи, он помедлил и в некотором волнении покусал губы. Затем, всё же решившись, взглянул на брата и, не сводя с него внимательного, пытливого взора, твёрдо произнёс: — Я собираюсь добиться восстановления господина Вэя в правах в мире заклинателей и его полного освобождения.