Наверно, это тоже любовь?..

Вэй Ин откупорил сосуд и протянул Главе Лань. Сичэнь прислушался к своим ощущениям. Эмоциональная встряска, драка и безумный побег от служителей закона выветрили почти весь алкоголь из его крови. Поэтому он решил, что, пожалуй, может позволить себе выпить ещё немного. Благодарно кивнув Вэй Ину, он принял из его рук сосуд, сделал несколько больших глотков и вернул. Вэй Ин запрокинул голову и с жадностью выпил. Снова предложил Лань Сичэню, но тот отрицательно покачал головой, почувствовав, что хмель уже ударил в голову — это вино было значительно крепче того, что он пил до этого. Тогда Вэй Ин в несколько глотков допил вино и растянулся на черепичной крыше во весь рост. Немного поколебавшись, Лань Сичэнь последовал его примеру. Сегодняшние день и ночь для обоих выдались весьма богатыми на впечатления и эмоции, поэтому они расслабились, внезапно почувствовав себя уставшими и прилично захмелевшими. Лень было даже разговаривать. Хотелось лишь лежать, глубоко вдыхая свежий осенний воздух и любуясь россыпью звёзд в ночном небе. Здесь, на окраине Цинхэ, свет городских огней не затмевал их сияния — небо было чернильно-чёрным, а звёзды сверкали ярко и колко. И лёжа вот так, в тишине и покое, легко было представить себя не привязанными ни к какому месту вольными заклинателями, налегке путешествующими по всей Поднебесной и сражающимися с нечистью. Свободными, независимыми и… почти счастливыми. Однако Сичэнь всё же нарушил молчание, вспомнив то, о чём хотел спросить Вэй Усяня ещё в Нечистой Юдоли. — Что за мелодию вы играли, господин Вэй? — поинтересовался он. — Я никогда раньше её не слышал… Это что-то ваше, юньмэнское? — Нет… — Вэй Ин еле заметно качнул головой. — Точнее, не думаю. Она совсем не похожа на мелодии Юньмэна. Я… не помню, откуда её знаю… — Как так? — удивился Сичэнь и, слегка повернувшись, с любопытством взглянул на него. — Она постоянно крутится в моей голове… — тихо пояснил Вэй Ин. — Уже давно… Но я не помню, где и когда именно я её услышал. Это было будто… во сне. — Во сне?.. — задумчиво повторил Сичэнь. — Но… если она, как вы говорите, крутится в вашей голове, возможно, вы и есть её создатель, господин Вэй? Может, вы её не слышали, а сочинили сами? — Нет, я её не сочинял, это точно, — Вэй Ин снова покачал головой. — Я бы никогда не смог сочинить что-то подобное… — Почему вы так в этом уверены? — Сичэнь слегка приподнял брови. — Потому что… — Вэй Ин помолчал, пытаясь подобрать слова. Прикрыл глаза и выдохнул: — Я никогда не испытывал таких чувств, Цзэу-цзюнь… И сомневаюсь, что вообще способен на такое… Для меня это слишком… — он неопределённо взмахнул рукой, не найдя верного определения тому, что хотел сказать. Однако Сичэнь прекрасно его понял. Когда он слушал эту мелодию, ему пришло в голову то же самое. Для него это тоже было слишком… Он в который раз подивился тому, насколько они с Вэй Усянем, будучи на первый взгляд столь разными, на самом деле похожи. Как много между ними общего. Однако эта мысль почему-то ничуть его не обрадовала, а, напротив, вызвала в душе печаль и глухую тоску. Сичэнь с внезапной грустью подумал: как жаль, что они с господином Вэем оба не способны на сильные, безрассудные чувства. Если бы они могли полюбить так же беззаветно и безоглядно, как тот, кто сочинил эту мелодию, то тогда, возможно… Глава Лань тряхнул головой, отгоняя опасные мысли. Хватит! Хватит уже думать о Вэй Усяне в подобном ключе! Довольно пустых мечтаний о том, чему никогда не дано осуществиться. Им не быть вместе. Не в этой жизни… Даже если бы Вэй Усянь смог ответить на его, Сичэня, чувства, между ними всё равно непреодолимая пропасть. Ведь помимо долга и обязательств, которыми Сичэнь связан по рукам и ногам, есть ещё Ванцзи с его безумной, несчастной, больной любовью к господину Вэю. И неважно, что любовь эта безответна и у неё нет будущего. Сичэнь в любом случае никогда не станет переходить брату дорогу и обрекать его на ещё большие муки. Ванцзи всегда был самым дорогим для него человеком в этом мире. И как бы ни повернулась жизнь, таковым останется. Если для того, чтобы уберечь его от лишних страданий, Сичэню нужно отказаться от своих чувств, то он сделает это без малейших колебаний. Ради брата он готов на любые жертвы. Сичэнь отдаст за него свою жизнь, если это будет необходимо. Они с Вэй Ином вновь погрузились в молчание, теперь уже невесёлое, думая каждый о своём. — Господин Вэй, — на Сичэня снизошло внезапное озарение. — Может быть, вы слышали эту мелодию в детстве? От кого-то из своих родителей? Вэй Ин задумался. В словах Цзэу-цзюня был смысл. Ведь родителям Вэй Ина было прекрасно знакомо такое чувство, как любовь. Но… Их любовь была взаимной и безмерно счастливой. В то время как мелодия, которую он играл, была исполнена боли и тоски. В ней не звучало счастья. Лишь робкая мечта о нём. И надежда. Хотя… Что ему, Вэй Ину, ведомо о любви? Возможно, что и счастливая любовь таит в себе немало боли. К примеру, вечное беспокойство за любимого человека и постоянный страх его потерять. Поэтому он вполне допускал, что услышал эту мелодию от матери или от отца. Потому и не помнил, откуда её знает. Он вообще мало что запомнил из своего детства. — Да, такое возможно, — сказал он. — Я действительно мог услышать её в детстве. Скорее всего, так и есть… Сичэнь кивнул и, запрокинув голову, молча стал вглядываться в звёздное небо. Ему вдруг безумно захотелось протянуть руку и переплести пальцы с пальцами Вэй Усяня. Почувствовать тепло его ладони. Единение с ним. Хотя бы так — через лёгкое соприкосновение рук. И ненадолго забыть о мире, что ждал их за пределами этой крыши и этой ночи. Забыть об ордене, об Облачных Глубинах, о заклинателях и даже… о Ванцзи… На мгновение представить, что здесь и сейчас существуют лишь они двое и бескрайнее небо над ними. И остаться в этом моменте навсегда… Мечтать об этом было сладко и… больно. Очень. Сичэнь услышал рядом еле слышный вздох Вэй Ина и тоже тяжело вздохнул. Пора было возвращаться в реальность. Совсем скоро начнёт светать. Им лучше вернуться в резиденцию до того, как все проснутся. Он уже собирался предложить это господину Вэю, как тот вдруг тихо спросил: — Скажите, Цзэу-цзюнь, вам когда-нибудь было стыдно за свои деяния?.. За прошлые поступки, мысли и чувства? — Конечно, господин Вэй, — не ожидая подобного вопроса, Сичэнь ответил не сразу. — Я полагаю, это свойственно каждому нормальному человеку. Все мы совершаем ошибки, о которых затем сожалеем… — И как вы с этим справляетесь? Со своими сожалениями? Сичэнь задумался ненадолго, потом неуютно повёл плечом: — В первую очередь я стараюсь признать, что ошибся, и принять эти ошибки. Понять, что я всего лишь человек. Что, как и любой другой, могу ошибиться или оступиться. И, как каждый, имею на это право, — он помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил: — Потом я анализирую свои неправильные поступки и делаю выводы. Если это возможно, исправляю свои ошибки, если нет — пытаюсь по мере сил справиться с их последствиями. И прилагаю все усилия, чтобы не повторять подобных ошибок вновь. — И всё это помогает вам не испытывать чувства вины или стыда?.. — Разумеется нет, — Сичэнь покачал головой. — Мы не властны над своими чувствами и эмоциями, господин Вэй. Избавиться от вины или стыда мне это не помогает, но я не позволяю этим эмоциям захлестнуть себя настолько, чтобы они мешали мне подходить к ситуации трезво. Если поступок уже совершён и ничего нельзя исправить, то в бесплодных сожалениях и самобичевании нет никакого смысла. Это непродуктивно, — он пожал плечами. — Нужно это просто принять и двигаться дальше. Из любого опыта — даже самого негативного — можно извлечь урок и пользу. Каждый опыт ценен и является этапом нашего взросления и развития. — И в чём же польза негативного опыта, Цзэу-цзюнь? — голос Вэй Ина стал печальным. — Ну, вы ведь знаете избитую фразу, господин Вэй, — всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Я уверен, что так оно и есть. — Вы полагаете, что это утверждение можно применить и к тому, что случилось со мной?.. — глухо спросил Вэй Ин. Сичэнь замер, не решаясь даже дышать. Он боялся спугнуть господина Вэя, ведь тот впервые заговорил о том, что произошло с ним в Облачных Глубинах. До этого Сичэнь не раз и не два пытался аккуратно повернуть их беседы в это русло, но Вэй Усянь всегда избегал данного разговора и мастерски от него уходил. Тогда Сичэнь решил, что не станет торопить события. Он подумал, что если господин Вэй пожелает выговориться, то сам заведёт об этом речь. Когда придёт время. Очевидно, время пришло. — Я в этом не сомневаюсь, господин Вэй, — боясь, что Вэй Усянь снова закроется, Сичэнь подбирал слова чрезвычайно осторожно. — Если вас не сломило подобное, то вряд ли вообще что-то сможет сломить. — С чего вы взяли, Цзэу-цзюнь, что меня это не сломило?.. — еле слышно спросил Вэй Ин. — В своей лекарской практике я повидал немало сломленных людей, — Глава Лань покачал головой. — Поверьте моему опыту целителя, господин Вэй, вы не один из них. Вэй Ин помолчал, затем вздохнул: — Возможно, вы правы, Цзэу-цзюнь, но… — он вновь замолчал, потом произнёс так тихо, что Сичэнь скорее догадался, чем услышал: — от этого не менее стыдно… Лань Сичэнь повернулся набок, взволнованно и внимательно вглядываясь в его ровный профиль, чётко вырисовывающийся на фоне потихоньку начинающего сереть неба. — Господин Вэй, — тихонько позвал он. Вэй Ин скосил на него глаза. — Стыдиться в данной ситуации должны не вы, — серьёзно и уверенно сказал Глава Лань, слегка нахмурив брови. — Вы не совершили ничего постыдного. Вэй Ин снова отвёл взгляд, уставившись на бледнеющие звёзды. — Я позволил всему этому случиться, — с горечью произнёс он. — Разве у вас был выбор? — возразил Лань Сичэнь, хмурясь ещё больше. — Разве вы этого желали? Разве вы могли этому противостоять? — Нет, но… — Скажите, господин Вэй, — мягко остановил его Глава Лань, — сейчас, вновь обретя силу и возможность защитить себя, вы бы позволили всему этому произойти вновь? — Нет! — возмутился Вэй Ин. — Конечно нет! — Вот видите! Значит, тогда никакого выбора у вас не было! Почему же вы себя вините? Вэй Ин снова надолго замолчал, видимо, обдумывая сказанное Сичэнем. Затем наконец заговорил. — Я много размышлял над тем, что произошло, Цзэу-цзюнь, — медленно начал он. — И подумал, что, возможно, в случившемся есть немалая доля и моей вины… Я не знал о желаниях… Ван…цзи, — в очередной раз споткнувшись на этом имени, продолжил: — и постоянно дразнил его… Смеялся над ним и… флиртовал… — Вэй Ин вновь покосился на Сичэня и торопливо добавил, словно оправдываясь: — Я всего лишь шутил! Это были шутки! Но, — из груди его вырвался судорожный вздох, — вероятно, он воспринимал всё это иначе… И меня всё время мучает мысль — может, я сам во всём виноват?.. Может, мне не следовало быть столь развязным и бесстыдным? Возможно, я спровоцировал его на… всё, что случилось после?.. — закончил он прерывающимся шёпотом. — Господин Вэй, взгляните на меня! — потребовал Глава Лань. И когда Вэй Ин тоже перевернулся набок, строго посмотрел на него и произнёс тихо, но твёрдо: — Господин Вэй, вы вправе сожалеть о своём поведении. Возможно, вам действительно следовало быть более сдержанным и вдумчивее относиться к своим словам и шуткам. Но! — он придвинулся к Вэй Ину и, пристально глядя ему прямо в глаза, убеждённо сказал: — Каким бы ни было ваше поведение, это ни в коей мере не оправдывает поступков Ванцзи! Что бы вы ни делали, господин Вэй, и что бы ни говорили, это не давало ему никакого права совершать насилие! Распущенность в данном случае проявил он, а никак не вы! Именно он пошёл на поводу своих низменных желаний. Именно он позволил себе такое, чего нельзя было позволять ни при каких обстоятельствах. Поэтому прекратите взваливать на себя ответственность за чужое преступление! Перестаньте винить себя за то, в чём вы не виноваты! Вэй Ин ничего на это не ответил. Лишь молча перевернулся на спину и бездумно уставился на небо, в волнении кусая губы. Сичэнь не торопил его, давая ему возможность принять и обдумать услышанное. Господин Вэй должен наконец понять, что в произошедшем нет ни капли его вины! Что он жертва, а никак не соучастник преступления, каковым, видимо, себя считает. — Есть ещё кое-что… — прошелестел Вэй Ин, прикрыв глаза. Лицо его мучительно исказилось. — Что, господин Вэй?.. — голос Сичэня стал максимально мягким и ободряющим. Он очень хотел, чтобы Вэй Усянь снял со своей души тяжкий груз вины и сожалений, поделился с ним этой ношей, которую сам же на себя и взвалил. Сичэнь прекрасно понимал, что испытываемое господином Вэем чувство вины иррационально, но объяснить это жертвам насилия подчас было невозможно. Люди, подобно Вэй Усяню прошедшие через кошмар унижений, издевательств и принуждения, в большинстве случаев винили во всём, что с ними произошло, прежде всего себя, а не своих мучителей. Таково было странное свойство человеческой психики. А в случае господина Вэя всё ещё больше осложнялось тем, что Ванцзи был его близким другом. И Вэй Усянь где-то в глубине души невольно искал для него всевозможные оправдания. Однако Глава Лань не собирался сдаваться. Он сделает всё возможное и невозможное, чтобы убедить господина Вэя в том, что та картинка, что сложилась в его измученном разуме, искажена и не соответствует реальности. — Так что вы хотели сказать, господин Вэй? — Сичэнь всё же позволил себе ласково коснуться руки Вэй Ина кончиками пальцев, подбадривая его и приглашая к продолжению разговора. Однако Вэй Ин лишь гулко сглотнул, явно не решаясь произнести вслух что-то очень сокровенное и, судя по всему, крайне для него стыдное. Затем вдруг сказал тихо, но резко, всё так же глядя в небо, а не на Сичэня: — Мне это… нравилось… — Нравилось?.. — эхом повторил Сичэнь, не ожидавший этих слов, и, слегка сдвинув брови, растерянно спросил: — Что именно нравилось? Насилие?.. — Нет! — отчаянно замотал головой Вэй Ин. — Не насилие, а… — краска стыда и смущения, залившая его лицо, была заметна даже в предутренних сумерках. — Я… — он запнулся. — В последний месяц… Это было… Я… получал удовольствие каждый раз, когда… — он смешался и замолчал, полыхая щеками. — Господин Вэй… — Сичэнь говорил медленно, аккуратно подбирая слова и стараясь быть предельно чутким. — Близость и должна была доставлять вам удовольствие, если ваш… кхм… партнёр прилагал к этому определённые усилия. Вы молодой, здоровый мужчина, это естественная реакция вашего тела. Абсолютно нормальная реакция. В этом нет ничего постыдного, господин Вэй. Данный… процесс предполагает получение удовольствия. Думаю, вы достаточно взрослый, чтобы об этом знать. — Я… знаю… — лицо Вэй Ина скривилось, а губы дрогнули. — Но я сейчас не об этом… — О чём же? — участливо спросил Сичэнь. — Дело не… в процессе, — каждое слово давалось Вэй Ину с мучительным трудом. — А в… человеке… Я… Мне было приятно… Потому что… это был… именно… он… Глаза Сичэня изумлённо распахнулись. Сердце гулко забилось. Значит… Значит ли это, что у Ванцзи есть шанс?.. И осознаёт ли господин Вэй природу своих чувств? Наверняка в какой-то степени осознаёт, если понял, что получал удовольствие не просто от близости, а от близости с конкретным человеком. Это являлось свидетельством того, что Ванцзи ему небезразличен. Впрочем, об этом Сичэнь знал давным-давно. Однако он не думал, что в душе Вэй Усяня после всего, что натворил Ванцзи, могли сохраниться по отношению к нему хоть какие-то тёплые чувства. Выходит, он ошибался… Но… хорошо ли это? Нет, Сичэнь, конечно, был бы счастлив, если бы у брата появилась надежда на взаимность. Однако сейчас Главу Лань волновал не только брат. Хорошо ли это для господина Вэя? Не станут ли для него эти чувства кандалами? Не заведут ли в тупик, принуждая снова и снова терпеть насилие и грубое, жестокое обращение? У Сичэня не было ответа на эти вопросы. Было лишь возрастающее беспокойство за дальнейшую судьбу Вэй Усяня. И за его душевное здоровье. — Это можно… понять, господин Вэй, — осторожно произнёс он. — Ванцзи много лет был вашим близким другом. И неудивительно, что вы испытываете к нему определённую… приязнь. Близким людям мы часто готовы простить то, чего не прощаем всем остальным. — Я его не простил! — тон Вэй Ина внезапно сделался холодным и резким. — И прощать не собираюсь! Я даже… — он замолчал, вдруг засомневавшись, стоит ли говорить то, что он собирался сказать. Вэй Ин бросил быстрый взгляд на выжидательно и встревоженно смотрящего на него Лань Сичэня и решил, что тот заслуживает узнать всю правду. Даже если после этого возненавидит его, Вэй Ина, и больше не пожелает с ним общаться. С Цзэу-цзюнем ему хотелось быть максимально честным. Признаться, Вэй Ин до конца не понимал, что побудило его сегодня стать столь откровенным с Лань Сичэнем. При всей своей неуёмной болтливости Вэй Ин крайне неохотно делился с окружающими своими настоящими чувствами и переживаниями. Единственным человеком, рядом с которым он позволял себе чуточку приоткрываться, была шицзе. Но даже она не знала большей части того, что тревожило его сердце. Сегодня же он, повинуясь непонятному порыву, внезапно разоткровенничался с Главой Лань, буквально вывернув перед ним свою душу наизнанку. Поведал ему всё самое интимное и постыдное, о чём поклялся не рассказывать никому и никогда. Вэй Ин не знал, что послужило причиной столь несвойственной ему откровенности. Возможно, это было следствием немалого количества эмоциональных встрясок последнего месяца. Или же причина заключалась в доверительных отношениях, что сложились в последнее время между ним и Сичэнем. Впрочем, это было не так уж важно. Вэй Ину захотелось открыться Лань Сичэню. Сбросить с себя хотя бы часть той непомерной тяжести, что камнем лежала на сердце, не давая дышать полной грудью. И он решил поделиться с Главой Лань самым страшным и болезненным, что терзало его душу на протяжении долгого времени. Даже если ему придётся потом об этом пожалеть. Поэтому Вэй Ин тяжело вздохнул и произнёс сдавленным, чужим голосом: — Я собирался его убить… — Что?.. — вздрогнул Лань Сичэнь. — Вы хотели убить Ванцзи?.. Не то чтобы это его сильно удивило, учитывая всё произошедшее, но в груди больно кольнуло и отдалось паническим испугом. — Нет, — Вэй Ин мотнул головой и нахмурился. — Я собирался его убить, — он намеренно выделил голосом второе слово. — И однажды почти сделал это. Глава Лань похолодел и с трудом сглотнул. Внезапно осознать, что над братом последние полгода был занесён отточенный меч, было до жути страшно. А ещё страшнее было то, что Сичэнь всё это время был ни сном ни духом. Он даже не догадывался, какой опасности подвергался Ванцзи, денно и нощно находясь рядом с господином Вэем. Не знал, что каждый день брата мог стать последним. — П-п-почему же тогда он до сих пор жив?.. — произнёс он непослушными, помертвевшими губами. С одной стороны, Сичэнь желал знать, что помешало господину Вэю осуществить своё намерение, а с другой — безумно боялся. Ведь если Вэй Усянь не сделал этого из-за внешних обстоятельств или потому, что Ванцзи узнал о его намерениях, то… То это означало, что он вполне может попытаться завершить начатое при первой же представившейся возможности. Вэй Ин замолчал, погрузившись в воспоминания. Дождавшись, пока Ванцзи заснёт, Вэй Ин вытащил припрятанный под кроватью нож, который он два дня назад стащил у повара, когда относил посуду после ужина. И тихонько прошёл на половину Ванцзи. Долго ждать не пришлось. Сегодня Ванцзи был особенно страстным и жадным до любовных утех, поэтому утомился и заснул практически сразу, как только его голова коснулась подушки. Вэй Ин подошёл к кровати на цыпочках, стараясь ступать как можно бесшумнее, опасаясь, что чуткий слух заклинателя уловит его шаги. Однако Ванцзи спал как убитый, удовлетворённый и даже пресыщенный их недавней близостью. Вэй Ин начал вынашивать план его убийства почти сразу после того, как Ванцзи затащил его в свою постель. Поначалу он гнал от себя эти опасные мысли, вполне обоснованно боясь, что месть заклинателей обрушится не только на него, но и на шицзе с Цзян Чэном. Поэтому продолжал безропотно сносить всё, что творил с ним Ванцзи. Но в одну из бессонных ночей, в который раз терзаясь от причиняющей мучительную боль борьбы собственного тела со своей душой, Вэй Ин понял, что терпению его пришёл конец. Понял, что больше не может так жить. И не хочет. Проще было бы, наверно, убить себя, но Вэй Ин не мог наложить на себя руки. Просто не мог. Госпожа Юй с самого детства внушала ему, что подобный поступок порочит честь заклинателя. Что это свидетельство слабости и малодушия. Что заклинатель обязан дорого отдать свою жизнь, борясь до последнего и унеся с собой как можно больше жизней нечисти или недругов. К тому же Вэй Ин жаждал мести. Он был уверен, что после подобного деяния его предадут казни и твёрдо намеревался отправить к предкам своего мучителя раньше, чем предстанет перед ними сам. Вэй Ина по-прежнему сильно беспокоила судьба брата и сестры, но, близко пообщавшись с Лань Сичэнем и узнав его довольно хорошо, он надеялся, что Глава Лань достаточно благороден, чтобы не мстить за убийство брата невинным, удовлетворившись смертью одного лишь Вэй Ина. Тем более что у Цзян Чэна не было ядра, а шицзе была слабой девушкой. Поэтому Вэй Ин, хоть и мучимый сомнениями и страхами за судьбу родных, всё же решился на этот продиктованный отчаянием и болью поступок. Подойдя к кровати Ванцзи, он высоко занёс над спящим нож, готовясь вонзить его прямо в сердце. Нужно было бить сильно и точно. Только такая рана могла стать смертельной для заклинателя уровня Ванцзи. Права на ошибку у Вэй Ина не было. Ему было даже страшно представить, что сделает с ним Ванцзи, если останется жив после покушения. Но он был уверен, что это будет нечто такое, после чего Вэй Ину придётся молить его о смерти как о милости. — Вэй Ин… — внезапно произнёс Ванцзи тихим, мягким голосом. Вэй Ин дёрнулся всем телом, заледенев от ужаса. И тут же быстро спрятал нож за спину, чувствуя, как по ней потекла струйка холодного пота, выступившего от пронзившего всё его существо непомерного страха. Он подумал, что Ванцзи почувствовал его присутствие и проснулся. Ведь заклинатели, привыкшие во время Ночных охот спать очень чутко, просыпаются от каждого шороха, едва почуяв малейшую опасность. Однако Ванцзи, не открывая глаз, снова позвал тихим, ласковым голосом: — Вэй Ин… Лицо его расслабилось. На нём появилось выражение безмерной нежности. — Вэй Ин… — томно выдохнул он и… улыбнулся. Еле заметно, уголками губ. Но от этой крошечной тёплой улыбки всё вокруг словно осветилось. Вэй Ин догадался, что Ванцзи спит и ему снится он, Вэй Ин. И это ему он улыбается во сне так нежно и светло. Сердце Вэй Ина мучительно сжалось, а затем заполошно забилось, больно стукаясь о грудную клетку. Нож выпал из ослабевших, вмиг задрожавших пальцев и со стуком упал на пол. Глаза наполнились слезами. Вэй Ин рухнул на пол у кровати Ванцзи и вцепился в волосы, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Он вдруг ясно понял, что не сможет убить его. Ни за что и никогда. Что бы Ванцзи с ним ни делал. Как бы себя ни вёл. Вэй Ин мог сколько угодно на него злиться и обижаться. Временами ненавидеть его и презирать. Желать ему лютой смерти. Однако стоило ему увидеть слегка изогнутые кверху уголки губ Ванцзи и заметить малейший проблеск нежности в его взгляде, как всю ненависть будто смывало жаркой волной непонятных эмоций. Улыбка Ванцзи напрочь лишала Вэй Ина воли и наполняла сердце пронзительной, необъяснимой нежностью. И безумным, совершенно ненормальным желанием сцеловать эту улыбку с мягких розовых губ. В такие мгновения Вэй Ин чувствовал себя настоящим рабом. Не по статусу, а по сути. Рабом странных, нездоровых эмоций и чувств, которым он никак не мог подобрать название. Осознание этого наполняло его отчаянием и чувством безысходности. Но поделать с этим он ничего не мог. — Господин Вэй! — дрогнувшим голосом позвал его Лань Сичэнь, вырывая из мутного омута тяжёлых воспоминаний. — Вы так и не ответили на мой вопрос… Почему вы не… убили Ванцзи?.. — Сичэнь запнулся на последней фразе. Ему было жутко даже произносить эти слова, не то что представлять, что они означают. Вэй Ин снова испустил вздох: — Я… не смог, Цзэу-цзюнь. — Не смогли? — едва дыша повторил Сичэнь. — Почему? Ванцзи вам воспрепятствовал?.. — Нет, — тихо ответил Вэй Ин. — Он даже не проснулся, когда я подошёл к его кровати с ножом. Просто я… — он посмотрел на Сичэня с какой-то виноватой обречённостью во взгляде, будто оправдываясь перед ним за то, что не убил его брата. — У меня… не поднялась рука… Услышав первую часть фразы, Сичэнь вновь испытал ужас пополам с гневом. Как Ванцзи мог быть столь беспечным?! Сильнейший заклинатель своего поколения, герой войны, опытнейший воин — как он мог не почувствовать приближения человека, собиравшегося напасть на него с ножом в руках?! И даже не проснуться?! Однако в его голове прозвучали слова, сказанные тихим, печальным голосом господина Вэя: «У меня не поднялась рука». Господин Вэй убедил себя в том, что хочет убить Ванцзи. Но на самом деле он этого не хотел. Видимо, от него не исходило убийственных эманаций, когда он подошёл к спящему Ванцзи. Поэтому тот ничего и не почувствовал. Однако «не хотеть» вовсе не означает «не мочь» или «не сделать». Ванцзи со своей сумасшедшей любовью потерял всякую осторожность и проявил крайнюю беспечность. Хотя с другой стороны — что он должен был делать? Обездвиживать господина Вэя каждую ночь или привязывать его к кровати, чтобы он, не приведи боги, не надумал на него напасть? Если кто в данной ситуации и был беспечным, так это Сичэнь, когда поселил Ванцзи и Вэй Усяня в одном доме. Если бы он этого не сделал, то вполне возможно, что между братом и господином Вэем не случилось бы всего того, что в итоге произошло. И в их жизни не было бы этой жуткой трагедии. Однако снова и снова прокручивать в голове эти мысли не было никакого смысла. Единственное, что оставалось сейчас Сичэню, — это возблагодарить всех богов за то, что господин Вэй нашёл в своём сердце остатки добрых чувств по отношению к Ванцзи и не убил его. Иначе Сичэню вместо того, чтобы лежать сейчас на крыше бок о бок с Вэй Усянем, наслаждаясь его обществом, пришлось бы оплакивать дорогих для себя людей — любимого брата и любимого… друга. Если бы Сичэнь, конечно, не наложил на себя руки после такого потрясения. Он так глубоко задумался, что не заметил, как Вэй Ин вдруг снова повернулся к нему лицом и протянул руку. Поэтому вздрогнул всем телом, почувствовав, как его щеки нежной лаской коснулись тёплые пальцы. Широко распахнув глаза, Сичэнь шокированно уставился на Вэй Усяня, который находился сейчас очень близко. Слишком близко… Настолько, что Сичэнь почувствовал исходящий от него терпко-сладкий аромат фруктового вина и пряных специй. Вэй Ин внимательно смотрел на Сичэня, и в его мерцающих в лунном свете глазах отражалась какая-то неясная эмоция. Затем уголки его губ слегка приподнялись. — Паучок… — тихо произнёс он, не сводя с Сичэня блестящих серых глаз. — Чт-т-то?.. — непонимающе прошептал Сичэнь, внезапно лишившись голоса. — На вашем лице был паучок, — всё так же тихо пояснил Вэй Ин и приблизил к глазам Сичэня свои тонкие пальцы, продемонстрировав ползающее по ним крохотное насекомое. Паучок! Сичэнь резко сел. Сердце его колотилось как сумасшедшее. Тело пылало. Алкоголь ещё до конца не выветрился из его крови, поэтому легкомысленные, неосторожные действия Вэй Ина до крайности его завели. И… рассердили… Сичэнь до крови прикусил губу, пытаясь привести себя в чувство при помощи боли, и досадливо поморщился. Господин Вэй вообще отдаёт себе отчёт в том, что порой творит?!. Он ведь давно уже не ребёнок и должен понимать, как могут восприниматься подобные действия со стороны другого человека! Вэй Усянь отнюдь не невинен, он взрослый мужчина, имеющий опыт отношений. Не может быть, чтобы он делал это непреднамеренно, не имея ничего в виду… Зачем он его дразнит?.. С какой целью?.. Сичэнь нахмурился и обернулся к Вэй Ину, с трудом сдерживая гнев. Господин Вэй тоже поднялся и теперь сидел, сгорбившись и опустив плечи. Весь его вид выражал такую печаль и усталость, что Сичэнь тут же остыл. Очевидно, недавний чрезмерно откровенный разговор дался Вэй Усяню нелегко и растревожил его душу. Он медленно крутил кистью, с рассеянной грустью наблюдая за ползающим по руке паучком. Мыслями Вэй Ин явно был далеко отсюда. И, судя по выражению его лица и застывшей в глазах боли, думы его вряд ли были приятными. Сичэнь тяжело вздохнул. Господин Вэй действительно не имеет ничего в виду… Он просто импульсивен и бесхитростен в своих порывах. И ведёт себя с Сичэнем столь непосредственно, потому что доверяет ему. Не считает необходимым держать перед ним лицо и притворяться не тем, кто он есть. А то, что Сичэнь выискивает в его дружеском расположении какие-то тайные мотивы, выдавая желаемое за действительное, — так это проблема самого Сичэня, а вовсе не Вэй Усяня. И воспринимая поведение господина Вэя подобным образом, он, Сичэнь, прямиком идёт по стопам Ванцзи, которому Вэй Усянь когда-то тоже безгранично доверял и с которым был открыт и простодушен. И жестоко поплатился за своё доверие. Параллель, мысленно проведённая Сичэнем, была крайне неприятной и болезненно царапнула сердце. Он отвернулся от Вэй Ина и с тоской взглянул на занимающееся багрянцем небо. Им пора возвращаться… На самом деле, пора уже давно. — Цзэу-цзюнь, — раздался позади тихий и грустный голос. — Можно задать вам личный вопрос? — Можно… — Сичэнь расстроенно прикрыл глаза. Внезапно он почувствовал себя разбитым и смертельно уставшим. И почему-то очень одиноким. Ненужным… — Скажите, если бы ваш близкий друг, например, Глава Не, поступил с вами так же, как Ванцзи со мной, вы смогли бы его убить? Сичэнь задумался над этим непростым вопросом. Он попытался представить себе подобную ситуацию. Представив же, содрогнулся от отвращения и уверенно ответил: — Смог бы. В голосе его не прозвучало и тени сомнения. Вэй Ин болезненно сморщился. — Даже несмотря на долгие годы дружбы? — Да, — резко отчеканил Сичэнь. — Наоборот, это лишь укрепило бы меня в моих намерениях. Он понимал, что отвечая подобным образом, возможно, подписывает своему брату смертный приговор. Однако лгать не было ни сил, ни желания. Кроме того, лгать господину Вэю у него почему-то не получалось. На любой его вопрос Сичэнь всегда отвечал честно, словно находился под действием заклятия подчинения. Вэй Ин помолчал, очевидно, раздумывая над его ответом. В голосе его прозвучала горечь: — Значит, я намного слабее вас, Цзэу-цзюнь. Раз не смог… — Намного добрее, — возразил Сичэнь. — Что?.. — Вы не слабее меня, господин Вэй, вы добрее. И я считаю это достоинством, а не недостатком. Редким и драгоценным достоинством в нашем мире, полном зла и жестокости, — обернувшись к Вэй Ину, он прямо и честно посмотрел ему в глаза. — И я искренне восхищён тем, что, пройдя через столько тяжких испытаний, вы сумели сохранить свою доброту. Не озлобились, не преисполнились ненавистью к людям. Сберегли своё доброе и отзывчивое сердце, ничем его не запятнав. — Было бы чем восхищаться… — невесело усмехнулся Вэй Ин. — Есть чем! — сдвинув брови, Сичэнь упрямо мотнул головой. В глазах его разгорелось обжигающее пламя, и он продолжил торопливо и горячо: — Вы достойны восхищения, господин Вэй! Меня всегда безмерно восхищали ваши ум, доброта, храбрость, ваша красота!.. — он испуганно прикусил язык. Последнее слово явно было лишним. И произносить его, наверно, не стоило. Глаза Вэй Ина стали похожи на блюдца. Высоко подняв брови и разомкнув губы, он несколько мгновений изумлённо смотрел на Сичэня, поражённый его внезапной пылкостью. Затем жгуче покраснел и неловко отвёл взгляд. Сичэнь открыл было рот, чтобы хоть как-то оправдаться, но тут же захлопнул его, снова прикусив многострадальную губу. Что он ему скажет? Что не имел в виду ничего такого? Но это будет ложью. Он произнёс вслух именно то, что думал. И чувствовал. А то, что сказанное прозвучало почти признанием, — что же, пусть так… Брать свои слова назад он не собирался. Вэй Ин, справившись со смущением, снова посмотрел на Сичэня. Его потемневший взор наполнился странной, какой-то отчаянной решимостью. И эта решимость внезапно напугала Сичэня. Он не желал слышать ни отказа, ни согласия. Он хотел оставить всё как есть. Он вдруг понял, что ему до одури нравилась эта щекочущая нервы неопределённость в их отношениях, от которой остро и сладко щемило сердце. Она оставляла простор для всего — и для тёплой дружбы, и для игривого флирта, и для возбуждающих фантазий. Давала им обоим право на выбор. Предполагала любой исход. Сичэню доставляло огромное удовольствие ходить по краю, постоянно балансируя на острие ножа. И он не хотел ничего менять. Во всяком случае не сейчас. В данный момент он не был готов ни к каким изменениям. Возможно, это выглядело как трусость. Скорее всего, ею и являлось. Но прямо сейчас Сичэнь не желал принимать никаких решений. И рушить их с господином Вэем дружбу спонтанным порывом, продиктованным влиянием момента и воздействием алкоголя, тоже не желал. Поэтому, не позволив Вэй Ину произнести ни слова, он резко встал и отрывисто сказал: — Уже утро, господин Вэй! Нам пора возвращаться в Нечистую Юдоль, — вытащив из цянькуня меч, Сичэнь бросил на Вэй Ина быстрый, несколько настороженный взгляд: — Летим?.. На лице господина Вэя отразилась целая гамма молниеносно сменяющих друг друга эмоций — удивление, растерянность, грусть, понимание и… облегчение? Он помолчал, опустив голову, затем поднялся следом за Сичэнем и кивнул: — Летим! Вскочил на меч позади Сичэня и крепко обнял его за талию. Глава Лань взмыл в небо. Его уха коснулось тёплое дыхание, принеся с собой едва слышное «Спасибо…». Сичэню мучительно хотелось спросить: «За что?.. За что именно вы меня благодарите, господин Вэй?..». Но он не стал. Лишь молча направил Шоюэ в сторону Нечистой Юдоли. Яркие лучи восходящего солнца больно слепили глаза, принуждая Сичэня беспрестанно смаргивать то и дело набегающие слёзы. А может, солнце здесь было совсем ни при чём.