Наверно, это тоже любовь?..

— Что вы такое говорите, дядя?.. — с невольной неприязнью взглянул на Лань Цижэня Сичэнь. — Как вы можете желать смерти ребёнку женщины, которую любили?.. Лань Цижэнь тяжело вздохнул и устало провёл ладонью по лицу: — Я не желаю ему смерти, Сичэнь. И никогда не желал, — он поднял на племянника пронзительный, острый взгляд. — Если бы я желал ему смерти, я бы сделал всё возможное, чтобы он и близко не подошёл к Облачным Глубинам после войны. Надеюсь, ты это понимаешь? Сичэнь откинулся назад, в удивлении приподняв брови. Вот как? Дядя решил раскрыть карты? Что же… Тогда Сичэнь тоже будет говорить прямо. — Это я понимаю, дядя, — кивнул он и, чуть подавшись вперёд, нахмурился. — А вот чего я не понимаю, так это того, почему вы не сделали всё возможное, чтобы спасти его от пыток и казни? — Спасти?.. С какой стати мне было его спасать?.. — Лань Цижэнь вздёрнул подбородок, буравя Сичэня недобрым взглядом. — С какой стати?.. — изумился Сичэнь. — По вашему собственному утверждению, Вэй Усянь — сын единственной в вашей жизни любимой женщины и вашего друга. Ребёнок, которого вы, дядя, собирались усыновить! — Сичэнь, он уже давно не ребёнок! — возразил Лан Цижэнь. — Да, он сын людей, которые когда-то не были мне безразличны. Да, некогда я желал принять участие в его судьбе. Однако с тех пор утекло немало воды. И этот человек уже не тот малыш, что остался сиротой и нуждался в моей помощи. Сегодня он не просто военный преступник, сражавшийся на вражеской стороне. Это ещё не самое страшное. Он тёмный заклинатель, Сичэнь! Нечестивец, извративший саму суть заклинательства. Поднимавший мёртвых! Сделавший своим орудием энергию затаённой злобы! Якшающийся с нечистью! И твоё решение поселить его в нашем ордене было чистым безумием! — Это было решение Совета кланов, — холодно произнёс Сичэнь. — Не моё. — Сичэнь, — Лань Цижэнь покачал головой. — Этими сказками ты можешь сколь угодно морочить голову Старейшинам, но не мне! Это было твоё решение! И именно ты постарался сделать так, чтобы оно стало решением Совета кланов. Не знаю, как тебе это удалось, но не сомневаюсь, что так оно и было. — Допустим, — не стал отпираться Сичэнь. — Я действительно поручился за Вэй Усяня перед Главами всех орденов, и он меня не подвёл. В последнее время он ведёт себя безукоризненно. И как вы помните, дядя, практически все Старейшины согласились с тем, что из Вэй Усяня получится достойный адепт нашего ордена, который принесёт немалую пользу. — Я был против, — насупившись, напомнил Лань Цижэнь. — Да, — кивнул Сичэнь, — один ваш голос против двадцати восьми согласных и двух воздержавшихся. Неужели это ни о чём вам не говорит, дядя? — Только об одном, — вздохнул Лань Цижэнь. — О том, что ты всегда добиваешься того, чего хочешь. И мне пора бы уже к этому привыкнуть… Сичэнь на это лишь пожал плечами. Тут дядя был прав. Сичэнь действительно всегда добивался своего. Рано или поздно. — А что касается его безукоризненного, как ты изволил заметить, поведения, — поджал губы Лань Цижэнь, — то за это мы должны благодарить Ванцзи. Сичэнь вздрогнул. Что?.. Что дядя имеет в виду?.. — Что это значит? — прищурившись, он бросил на дядю подозрительный взгляд. — Вы сейчас о чём? — А то и значит, что это именно Ванцзи сумел приструнить негодника! Не без внушения с моей стороны, разумеется, — Лань Цижэнь горделиво огладил бороду. — Что вы имеете в виду, дядя? — насторожился Глава Лань. — Ты тогда был сильно занят внешними делами ордена, Сичэнь, и отсутствовал в резиденции довольно долгое время. И был не в курсе, что в ордене назревал бунт из-за пребывания здесь этого буйного мальчишки. Адепты были крайне недовольны его дерзким поведением и неповиновением. Ситуация практически вышла из-под контроля. И тогда Совет Старейшин принял решение — отправить Вэй Усяня в пожизненное заключение в один из уединённых домиков. — Вот как… — Сичэнь выпрямился, глаза его хищно сузились. Температура в комнате словно опустилась на несколько градусов. — И когда же уважаемые Старейшины и вы, дядя, собирались уведомить об этом Главу своего ордена? — голос его заледенел. Лань Цижэнь невольно поёжился, почувствовав себя крайне неуютно. Такой Сичэнь заставлял робеть даже его — на сегодняшний день второго по силе заклинателя ордена Лань. Второго — после собственного старшего племянника. Цижэню живо припомнились события почти четырёхлетней давности. Тогда Сичэнь появился в ордене после трёхмесячного отсутствия и сообщил о начале военной кампании против власти Верховного Заклинателя — Аннигиляции Солнца. Старейшины категорически высказались против участия ордена Лань в этом безумном и самоубийственном, на их взгляд, предприятии. Однако Сичэнь, как старший Наследник уже принявший на себя обязанности Главы, заявил, что это не обсуждается и адепты их ордена будут сражаться на передовой под его началом. Старейшины были донельзя возмущены дерзостью и нахальством незрелого мальчишки и в довольно оскорбительных выражениях высказали ему всё, что думают о его готовности и способности управлять орденом. И приняли единодушное решение, что Сичэню ещё нужно учиться, взрослеть и набираться ума-разума. А обязанности Главы временно должен взять на себя Лань Цижэнь — родной брат погибшего Цинхэн-цзюня. Цижэнь был не против подобного расклада. Его покоробила форма, в которую Старейшины облекли свои речи, но с сутью их высказываний он был полностью согласен. Признаться, при всей своей любви к старшему племяннику в глубине души Цижэнь считал, что тот совершенно не подходит для роли Главы Великого ордена. Он был уверен, что Сичэнь для этого слишком мягок и добр. Что он пошёл в свою мать, унаследовав её слабый характер и излишне нежное, ранимое сердце. Цижэнь полагал, что место Главы в будущем должно принадлежать суровому и непримиримому Ванцзи. Сичэню же следует заниматься тем, к чему всегда лежала его сострадательная душа, — целительством и помощью слабым и сирым. Цижэнь принял сторону Старейшин и согласился с их решением. Предполагалось, что он немедленно приступит к обязанностям Главы ордена, а Сичэнь отправится в принудительную уединённую медитацию в качестве наказания за своё непочтительное отношение к старшим. Однако всё пошло не по плану. Случилось нечто такое, чего никто из них не ожидал. После оглашения Старейшинами принятого ими решения в зале, где проходил Совет, внезапно с громким шумом захлопнулись все двери и окна. В помещении резко потемнело и стало так холодно, что казалось — стены сейчас покроются морозными узорами. На всех пребывающих в зале людей с непомерной силой обрушилась мощная и сокрушительная духовная энергия. Ледяная и одновременно больно обжигающая, подобная неистово полыхающему синему пламени. Старейшины один за другим попадали на колени, придавленные тяжелейшей аурой юного Главы. Большая часть из них распласталась на полу, задыхаясь и будучи не в силах даже поднять голову, не то что выпрямиться. На ногах удалось устоять лишь Цижэню. Но и он держался в вертикальном положении с величайшим трудом. И с неимоверным изумлением смотрел на своего жутко взбешённого племянника, совершенно не узнавая в этом яростном и страшном в своём гневе заклинателе всегда спокойного, милого и ласкового мальчика с неизменной улыбкой на устах. В это мгновение Цижэнь ясно понял, что все эти годы ошибался на его счёт. Что Сичэнь ни капли не похож на свою мать. Он — истинный сын своего отца. Столь же сильный, опасный, свирепый и безжалостный. Что он без малейших сомнений переступит через любого, кто осмелится оспорить его право на наследование. Даже через него, Цижэня. Цижэнь был крайне шокирован этим открытием и одновременно чрезвычайно горд. Он лично вырастил и воспитал Сичэня. Научил его всему, что умел сам. И в данный миг к нему пришло осознание, что ученик на голову превзошёл своего учителя. Если Цижэнь сейчас выступит против него, то неминуемо проиграет. Сичэнь стал сильнее него. Гораздо. И более достойного Главы для ордена Лань им не найти. Тогда Цижэнь схватился за ноющую от непомерного давления грудь и с мольбой обратился к племяннику, который, казалось, всерьёз вознамерился оставить свой орден без Старейшин: — Сичэнь, прекрати, прошу тебя! Все адепты ордена Лань исполнят любой приказ своего законного Главы! Все без исключения! Даю слово! Сичэнь ослабил давление, взглянул на дядю без всякого тепла в глазах и произнёс не допускающим возражения ледяным тоном: — В ордене на время противостояния с Вэнь Жоханем вводится военное положение. Все адепты обязаны присягнуть на верность мне — Главе ордена и главнокомандующему. Любое решение должно быть согласовано со мной и принято лишь после моего одобрения. Малейшее неповиновение будет расцениваться как предательство, за которым последует казнь без суда и следствия. Дядя, — обратился он к Лань Цижэню, — пока я буду воевать, вы будете обеспечивать в ордене порядок и выполнение моих приказов. А вы все, — он сверкнул глазами на Старейшин, — всё это время будете подчиняться дяде. Беспрекословно. — А Ванцзи? — спросил Лань Цижэнь. — Ванцзи пойдёт со мной, — ответил Сичэнь. — Но… — голос Цижэня дрогнул. — Твой брат ещё слишком юн, чтобы идти на войну! Может, ты оставишь его здесь?.. Пусть помогает мне управлять орденом… — Ванцзи нужен мне на поле боя! — отрезал Сичэнь. — Он достаточно силён и опытен, чтобы сражаться, а не отсиживаться за барьером. Он стальным взглядом обвёл находящихся в комнате мужчин и тихо произнёс с неприкрытой угрозой в голосе: — Надеюсь, я достаточно ясно выразился? У кого-нибудь ещё есть вопросы и возражения? Вопросов и возражений больше ни у кого не возникло. После войны Сичэнь вернулся к своему обычному поведению — спокойному, почтительному и доброжелательному. Вопреки общим опасениям он не распустил Совет Старейшин, как в своё время поступил его близкий друг — Не Минцзюэ. Напротив — Сичэнь советовался со Старейшинами по всем важным вопросам, с вежливой улыбкой внимательно выслушивал мнение каждого, порой шёл на незначительные уступки. И Старейшины, казалось, позабыли о том инциденте. Они по-прежнему спорили, ворчали, ругались, взбрыкивали и упирались, расходясь во мнениях при обсуждении тех или иных проблем. Глава Лань терпеливо кивал, соглашался, спокойно и аргументированно доказывал свою точку зрения и… неизменно исподволь подводил к тому, что Совет принимал именно то решение, которое было нужно ему, Сичэню. При этом Старейшины были абсолютно уверены, что это их собственный выбор, соответствующий их стремлениям и желаниям. Лань Цижэнь потрясённо наблюдал за искусной игрой своего старшего племянника и не уставал поражаться его хитрости, коварству и блестящему уму. И обольстительному очарованию, которое действовало на всех безотказно, словно сладкий дурман. Последнее Сичэню явно досталось не от Ланей, которые при всей своей неземной красоте никогда не могли похвастаться обаянием и умением расположить к себе окружающих. Видя всё это, Цижэнь лишний раз убеждался, что Сичэнь по праву занимает место Главы. И дело было не только в его силе, уме, притягательности и дипломатических способностях. Сичэнь все эти годы работал не покладая рук. Даже несмотря на то, что некоторые из его идей шли вразрез с вековыми традициями Ланей, в итоге всё, что он делал, совершалось во благо ордена и для его процветания. И этим молодой Глава заслужил всеобщую любовь и уважение. Цижэнь не раз задумывался о том, почему Сичэнь стоически терпит порой столь выматывающее и давящее присутствие Старейшин и упорно делает вид, что считается с их мнением. Ведь если бы он захотел, то мог бы полностью изменить структуру власти в ордене и править единолично, как сделал Не Минцзюэ или тот же Вэнь Жохань. И практически все адепты ордена Лань от мала до велика, скорее всего, поддержали бы своего любимого Главу и бывшего генерала, даже надумай он снести Стену Послушания. Но Сичэнь этого не делал, внедряя изменения постепенно, незаметно и безболезненно. И как следует поразмыслив над этим, Цижэнь понял почему. И в который раз подивился дальновидности своего племянника. Орден Лань в мире заклинателей искони считался незыблемым оплотом праведности и многовековых традиций. Во многом именно благодаря этому Лани пользовались большим авторитетом у представителей всех остальных орденов. Особенно малых. Поэтому их уважали и с ними считались. Почитали за великую честь отправлять своих детей и лучших учеников на учёбу в Облачные Глубины. Считали Ланей примером для подражания и в некотором смысле недосягаемым идеалом. Праведность и традиционность были главным капиталом ордена Лань. Самой большой их ценностью в глазах окружающих. И Сичэнь это прекрасно понимал. И пришёл к выводу, что не стоит рушить то, что можно использовать в своих интересах и в интересах своего клана. Потому решил оставить всё как есть. Точнее, сохранить видимость. Однако Лань Цижэнь всегда держал в памяти тот день, когда Сичэнь, не колеблясь ни мгновения, обратил свою духовную силу против всех, включая своего родного дядю. Несмотря на сегодняшнее затишье и кажущееся удовлетворение Сичэня текущим положением дел, Цижэнь старался не забывать о том, что тогда случилось. Прекрасно понимая, что подобное может повториться. В любой момент. Если что-то пойдёт не так. Поэтому он, позволяя себе время от времени быть строгим, упёртым и ворчливым дядей, границ при общении с Главой не переходил никогда. Всегда знал, когда необходимо остановиться и не дёргать тигра за усы. — Сичэнь, — нервно и торопливо произнёс Лань Цижэнь, обеспокоенно глядя на грозно сдвинувшего брови и недовольно взирающего на него племянника, — разумеется, мы бы не сделали этого без твоего одобрения и согласия! Мы ждали твоего возвращения в орден, чтобы сообщить о волнениях в среде адептов и о нашем намерении отправить Вэй Усяня в уединение. — Сообщать мне о волнениях не было никакой необходимости, — всё ещё хмурясь, Сичэнь буравил дядю потяжелевшим взглядом. — Неужели вы полагаете, дядя, что я не в курсе того, что происходит в моём ордене? — он снова прищурился. — Вы всерьёз думаете, что, покидая резиденцию, я полностью отдаю орден на откуп вам и Старейшинам? Не слишком ли это легкомысленно и самонадеянно с вашей стороны, дядя? Впрочем, хочу верить, что вы достаточно умны, чтобы так не думать. Лань Цижэнь покачал головой: — О том, что у тебя есть шпионы в ордене, мне известно, Сичэнь. — Это хорошо, — кивнул Глава Лань. — Мне не хотелось бы в вас разочаровываться, дядя. — Надеюсь, этого никогда не случится, — Лань Цижэнь внимательно и с некоторой тревогой посмотрел племяннику в глаза. — Я тоже на это надеюсь, — пожал плечами Сичэнь и снова сурово сдвинул брови. — Так почему же ни вы, ни Старейшины не сообщили мне о своём намерении отправить Вэй Усяня в уединение, когда я вернулся в резиденцию? — В этом временно отпала необходимость, — ответил Лань Цижэнь. — И почему же она отпала? — вопросительно приподнял бровь Сичэнь. Лань Цижэнь помолчал, затем нехотя произнёс, несколько неловко отводя взгляд: — Ванцзи попросил меня об отсрочке наказания Вэй Усяня, и я согласился дать ему время. Услышав эти слова, Сичэнь вздрогнул. Значит, Ванцзи был в курсе намерения Старейшин запереть господина Вэя?.. — А вот с этого момента прошу поподробнее, дядя, — Сичэнь подался вперёд, на лицо его набежала тень. Лань Цижэнь слегка поёрзал и непроизвольно крепко сжал в руках пустую пиалу. — Я обрисовал Ванцзи ситуацию с его слугой и сообщил ему о принятом Старейшинами решении закрыть Вэй Усяня в уединённом домике. — О принятом решении? — медленно повторил Сичэнь и тихим голосом уточнил: — То есть, данное решение всё-таки было принято? Без ведома и одобрения Главы? Слишком тихим голосом. Именно таким, при звуке которого у любого, кто имел несчастье провиниться перед Главой Лань, начинали шевелиться волосы на голове. И Лань Цижэнь не был исключением. — Нет! — быстро ответил он. — Я сказал так только Ванцзи, чтобы он в полной мере осознал всю серьёзность ситуации. Сичэнь приподнял брови в притворном удивлении: — Значит, вы солгали Ванцзи, дядя? — он осуждающе качнул головой. — Разве ложь не запрещена правилами нашего ордена? — Я не лгал! — насупился Лань Цижэнь. — Я лишь… несколько предвосхитил возможные события… — Предвосхитили?.. — Сичэнь склонил голову набок. — Вы настолько были уверены в том, что я дам на это своё согласие? — Тебе бы пришлось, Сичэнь! — Лань Цижэнь дёрнул бородкой и вызывающе взглянул на племянника. — В ордене назревал бунт, и все Старейшины — все до единого — согласились с разумностью данного решения! — Недовольство адептов и бунт — явления совершенно разного порядка, дядя, — возразил Сичэнь. — Повторяю — я был в курсе того, что происходило в ордене, и намеревался по возвращении принять соответствующие меры, чтобы погасить смуту и положить конец всем этим брожениям умов. А что касается мнения Старейшин… — он выпрямился, опершись руками о стол, и тонко, зло улыбнулся. — Напомните мне, дядя, оно хоть когда-нибудь меня останавливало? Лань Цижэнь взглянул на племянника исподлобья: — То есть ты бы возражал против заключения Вэй Усяня? — Разумеется. — Но почему?!. — воскликнул Лань Цижэнь. — Ведь это стало бы прекрасным выходом из данной ситуации! — Для кого? Для вас, дядя? — губы Сичэня изогнулись в холодной усмешке. — Для всех! — Боюсь, Вэй Усянь вряд ли согласился бы с подобным утверждением. — Да кого волнует мнение этого паршивца! — Лань Цижэнь в сердцах стукнул кулаком по столу. — Меня! — резко припечатал Сичэнь. — Меня волнует его мнение! Глаза Лань Цижэня широко распахнулись, и он с неверием и некоторым испугом уставился на Сичэня: — Да с какой стати?! Почему тебя волнует его мнение?!. Я даже готов понять обеспокоенность Ванцзи — они раньше были дружны. Но ты, Сичэнь! Почему тебя так тревожит судьба совершенно постороннего тебе человека? К тому же — врага и военного преступника?! Сичэнь посмотрел ему прямо в глаза и спокойно произнёс: — Этот человек перестал быть для меня посторонним с тех пор, как я взял на себя ответственность за его жизнь. Именно я помог ему избежать казни. Я вызволил его из плена в подземельях Башни Кои. Я привёл его в Облачные Глубины. И вовсе не для того, чтобы сняв с него одни цепи, тут же заковать его в другие. Кроме того, пока я являюсь Главой этого ордена, дядя, в Облачных Глубинах никого не будут запирать пожизненно, — он прищурился и бросил на Лань Цижэня недобрый, предостерегающий взгляд. — Здесь больше никто не закончит свои дни в принудительном уединении. Я этого не позволю! Лань Цижэнь вздрогнул и сник, прекрасно поняв посыл слов Сичэня. Похоже, не только Ванцзи до сих пор не может оправиться от детской травмы, что нанесла им ранняя смерть матери. Лань Цижэнь испустил тяжёлый вздох. Племянников было жаль, однако ему совершенно не нравилось, что они оба по какой-то совершенно непонятной ему причине примеряют участь своей почившей матери на этого паршивца. Между этими двумя ситуациями нет ничего общего! И быть не может! — Что касается военных преступлений Вэй Усяня, — продолжил Сичэнь, — то я считаю, что он достаточно настрадался и расплатился за всё содеянное сполна. Его лишили ядра, пытали, унижали. Он был рабом и слугой. Полагаю, с него довольно. — Он повинен в смерти тысяч людей! — попытался возразить Лань Цижэнь. — Я тоже! — гневно сверкнул глазами Сичэнь. — Как ты можешь сравнивать! — неверяще ахнул Лань Цижэнь. — Ты герой войны! Ты сражался за правое дело! — Это всего лишь взгляд со стороны победителей, дядя, — Сичэнь тяжело и устало вздохнул. — Если бы войну выиграл Вэнь Жохань, то сейчас Вэй Усянь был бы героем, а я — преступником. Каждый из сражавшихся на этой войне считал себя правым. Я воевал за свои идеалы, Вэй Усянь — за своего сюзерена, которому присягнул на верность его родной орден. Он лишь выполнял свой долг. Жизнь не делится на белое и чёрное, дядя. В ней множество других цветов и оттенков. Я думаю, вы достаточно мудры, чтобы это понимать. И сколько людей, столько и мнений. Поэтому давайте не будем претендовать на знание единственной абсолютной истины. Вэй Усянь проиграл, был осуждён и наказан за свои деяния. Он искупил свою вину. — Неужели? — возмущённо затряс бородкой Лань Цижэнь. — Он тёмный заклинатель! Скажи на милость, Сичэнь, как он может искупить это? Глава Лань высоко поднял голову и воззрился на него изучающим, цепким взглядом. — Скажите-ка лучше вы, дядя, — требовательно произнёс он, — как часто Вэй Усянь призывал тёмную энергию во время пребывания в Облачных Глубинах? Лань Цижэнь поперхнулся: — Это нечестный вопрос, Сичэнь! Ты ведь прекрасно знаешь, что он не мог этого сделать, находясь на территории нашего ордена! Однако это вовсе не означает, что он не хотел! — Никто из нас не может знать, чего он хотел. Никому не ведомы желания других людей. Но раз вам не нравится этот вопрос, задам другой, — взгляд Сичэня вновь потяжелел и наполнился угрозой. — Только боюсь, как бы вам, дядя, и уважаемым Старейшинам не пришлось на него отвечать в ином месте и при иных обстоятельствах, — в голосе его зазвучал металл. — Назовите мне хотя бы одно преступление, совершённое Вэй Усянем на территории нашего ордена, за которое полагалось бы пожизненное заключение? На каком основании Старейшины собирались вынести ему подобный приговор? Лань Цижэнь открыл было рот, но тут же закрыл его снова. Как бы сильно он ни хотел, он не мог назвать ни одного такого деяния. Да, мальчишка был чрезмерно дерзок, нахален и непослушен. Вёл себя вызывающе и нарушал правила. Однако всё это и близко не тянуло на принудительное пожизненное уединение. Разве только на уборку отхожих мест в течение пары недель… Сичэнь, сурово глядя на дядю, сдвинул брови: — Ну что же вы молчите, дядя? Я жду. Лань Цижэнь отвёл глаза. Сичэнь помолчал немного и сказал резко и холодно: — Я больше не желаю возвращаться к данному разговору. Иначе мне придётся рассмотреть правомерность действий Старейшин. А разногласия в ордене никому не нужны. Вы ведь со мной согласны, дядя? — вопрос прозвучал, скорее как утверждение и требование закрыть эту тему раз и навсегда. Лань Цижэнь согласен не был. Однако взглянув на заледеневшее лицо племянника, проглотил все свои возражения и лишь молча кивнул. — Хорошо! — кивнул Лань Сичэнь. — А вот к чему я желаю вернуться — так это к вашей беседе с Ванцзи относительно Вэй Усяня. Хотелось бы прояснить для себя некоторые моменты. Расскажете мне, за что именно нам следует, как вы выразились, благодарить Ванцзи? — Да особо не о чем рассказывать, — повёл плечом Лань Цижэнь и нахмурился. — Как я уже говорил, я сообщил Ванцзи, что Вэй Усянь из-за его попустительства отправится в пожизненное уединение. Ванцзи отреагировал на это известие примерно так же негативно, как ты, — он бросил на Сичэня недовольный взгляд. Затем нахмурился, вспоминая тот давний разговор с младшим племянником. — Хотя нет, он отреагировал гораздо острее. Он принялся уговаривать меня не запирать Вэй Усяня и попросил дать ему время на то, чтобы всё исправить. Ванцзи сказал, что сможет сделать из этого неуправляемого исчадия диюя образцового слугу. Что он справится. И как видишь, справился, — в голосе Лань Цижэня невольно промелькнули нотки гордости и удовлетворения. Он выпрямился, важно огладил бороду и буквально раздулся от самодовольства. Какого всё-таки сильного, достойного и праведного мальчика он воспитал! Безупречного во всём! Цижэню есть чем гордиться! И ему вовсе не стыдно за свою вполне оправданную гордость! Сичэнь же глубоко задумался. Он очень хорошо мог себе представить, каким сокрушительным ударом стала для Ванцзи подобная угроза дяди. В какой ужас и отчаяние пришёл брат при мысли о том, что господин Вэй может повторить судьбу их матери и до конца своих дней будет заперт в четырёх стенах маленького домика с горечавками. Или любого другого уединённого домика для медитаций. Сичэнь подумал о том, как сильно, должно быть, испугался Ванцзи, поняв, что может потерять господина Вэя навсегда. Что больше никогда его не увидит. Напуганный, растерянный и ошеломлённый брат, судя по всему, принялся совершать одну ошибку за другой, по-своему пытаясь «исправить» ситуацию и не допустить заключения Вэй Усяня. Все эти вызванные страхом потери неуклюжие и истеричные попытки Ванцзи «сделать образцового слугу» из господина Вэя очевидно послужили причиной ухудшения их отношений. И в итоге привели к той самой ссоре, с которой всё и началось. Особенно учитывая полное отсутствие у Ванцзи гибкости и умения вести конструктивный диалог. Брат всегда прёт напролом и прошибает стены головой, вместо того чтобы их обойти. И что хуже всего — делает это молча. А после той ссоры, раз преступив границы, Ванцзи, видимо, уже не смог остановиться и довёл ситуацию до точки невозврата. Но почему брат не пришёл за помощью к нему?! Почему ничего не рассказал, не посоветовался, а принялся действовать сгоряча и наломал дров?.. — Позаботься о своём друге, Ванцзи! Он достаточно настрадался… — Я позабочусь! Ванцзи обещает заботиться о Вэй Ине и защищать его! Вот почему… Ванцзи, вероятно, решил, что должен позаботиться о безопасности господина Вэя и защитить его сам, без чьей-либо помощи, раз он однажды пообещал это сделать. Сердце Сичэня сжалось — глупый, глупый, самонадеянный ребёнок! Старший брат на то и старший, чтобы подстелить соломку где нужно и подставить плечо в любой трудной ситуации! Тем более что Сичэню не составило бы ни малейшего труда помочь Ванцзи и господину Вэю решить эту высосанную из пальца проблему! Ему бы это ничего не стоило! Абсолютно ничего! А эти двое перепуганных и запутавшихся детей заплатили непомерную цену. Каждый свою… Они пострадали из-за очередных интриг и раздутого самомнения чванливых Старейшин! И дорогого дяди, который почему-то решил, что он был вправе добиваться своей цели — вновь избавиться от господина Вэя — путём угроз, обвинений и шантажа! Без зазрения совести запугивая своего младшего племянника! В душе Сичэня вспыхнул гнев пополам с горечью. Ему вдруг нестерпимо захотелось вывалить на дядю всю информацию о том, какими именно методами воспользовался Ванцзи, дабы господин Вэй стал «образцовым слугой» с безупречным поведением. Захотелось в ярких красках и мельчайших подробностях описать всё, что происходило между Ванцзи и Вэй Усянем в последние полгода. Чтобы дядя понял, чего он добился своими угрозами. Чтобы узнал о том, что загнал Ванцзи в угол и своими руками толкнул его на путь чудовищных преступлений. Разбудил в нём дремавшего доселе монстра. Однако Сичэнь удержался от этого искушения. Он никогда не действовал на эмоциях. Каждый свой шаг предпочитал тщательно обдумывать и совершать с холодным сердцем и чистым разумом. (За исключением тех случаев, когда бывал пьян. Но кто не совершает в жизни ошибок?) Поэтому Сичэнь решил, что до поры не стоит вводить дядю в курс дела. Это будет не к месту и не ко времени. Не сейчас. Позже. Сичэнь подаст это блюдо холодным. И дяде придётся насладиться его вкусом. Сполна. В данный же момент это лишь усложнит и без того непростую ситуацию. А лишние сложности Сичэню ни к чему. Потому он взял себя в руки и спокойно взглянул на Лань Цижэня. Губы его тронула вежливая улыбка, не коснувшаяся потемневших глаз: — Благодарю вас за беседу и за чай, дядя. Не буду более отнимать ваше время. Мне, пожалуй, тоже следует вернуться к делам. Он поднялся. Лань Цижэнь, до этого с тревогой наблюдавший за погружённым в размышления, мрачным, словно туча, племянником, облегчённо перевёл дыхание. Похоже, буря миновала. И Сичэнь не собирается никому делать выволочку из-за того, что они со Старейшинами намеревались принять довольно серьёзное и, положа руку на сердце, притянутое за уши решение, даже не поставив при этом в известность Главу ордена. А также за то, что он, Цижэнь, фактически солгал Ванцзи. Но ведь ничего плохого не случилось? Совсем наоборот — благодаря его маленькой невинной лжи (которую и ложью-то назвать нельзя) дерзкий мальчишка стал послушным и почтительным. И все в итоге оказались в выигрыше. Даже Вэй Усянь. С его прежним поведением места адепта ордена ему было не видать как своих ушей! А теперь вон — даже Старейшины согласились с тем, что он этого достоин! Да Цижэня поблагодарить нужно за его своевременное вмешательство, а не ругать и вменять ему это в вину! Сичэнь, заметив явное облегчение на лице Лань Цижэня, внутренне усмехнулся. Дядя надеется, что останется безнаказанным за свою самодеятельность? Пусть не надеется. Пока что ему придётся заплатить за это хотя бы своими нервами. — Я хочу обратиться к вам с просьбой, дядя, — Сичэнь улыбнулся той мягкой и нежной улыбкой, которая безотказно растапливала даже самые чёрствые сердца. — Надеюсь, вы мне в этом не откажете? — Конечно не откажу, Сичэнь! — с готовностью вскинулся Лань Цижэнь. — Я тебя слушаю! — Как я уже упоминал, мне нужно подготовиться к следующему Совету кланов, — удручённо вздохнул Сичэнь. — Необходимо разобрать гору бумаг и написать немалое количество писем. Да вы и сами знаете, сколько бумажной работы за собой это влечёт. Вы ведь столько лет успешно управляли орденом, дядя! Лань Цижэнь приосанился — Сичэнь не забывает о его прошлых заслугах! Он понятливо покивал головой и сочувственно спросил: — Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Вообще-то можете, дядя. Сообщите, пожалуйста, Старейшинам о том, что Ванцзи и Вэй Усянь ушли в уединение. Я бы сам это сделал, но к сожалению, у меня просто физически нет на это времени… — Сичэнь развёл руками и расстроенно покачал головой. Лань Цижэнь досадливо поморщился, представив ту головную боль и нервотрёпку, которая его ожидает. Сколько ему придётся выслушать недовольств, споров и нудных причитаний! Но отказать в просьбе заваленному работой племяннику и Главе ордена он не мог. Впрочем, Цижэнь тут же утешил себя мыслью, что весть о предполагаемом скором браке Ванцзи умерит пыл Старейшин и они не станут слишком долго перемывать косточки Вэй Усяню (а заодно и Сичэню, который дал добро на его уединение) и трепать нервы Цижэню. — Не волнуйся, Сичэнь! Я сегодня же поговорю со Старейшинами. Работай спокойно! — кивнул Лань Цижэнь. — Благодарю вас, дядя! — Сичэнь почтительно поклонился, скрывая несколько злорадную ухмылку. Выпрямился и покинул дом дяди. Для начала ему нужно отдохнуть, а затем ещё раз навестить Ванцзи.