Наверно, это тоже любовь?..

Лань Сичэнь вынырнул из медитации, словно из глубокого сна. Он чувствовал себя лучше, но всё равно явно нуждался в хорошем отдыхе. И дело было не только в физическом состоянии. События последних дней пошатнули его картину мира и буквально перевернули всё с ног на голову. Он пребывал в растерянности и дурном настроении. Лань Сичэнь больше всего на свете не любил неопределённости. Терпеть не мог, когда что-то выходило у него из-под контроля. И ему крайне не нравилось, когда у него не было как минимум двух хорошо продуманных и разработанных до мельчайших деталей планов предстоящих действий. Сейчас же у него не было ни одного такого плана. Он не имел ни малейшего понятия, как ему нужно поступить и что делать дальше. Осознание этого раздражало. Очень. Нахмурившись, он бросил мрачный, рассеянный взгляд на окно — ночь только-только уступала свои права раннему утру. Сквозь тонкую оконную бумагу в комнату с трудом пробивался тоскливый серый свет, который вполне соответствовал сегодняшнему настроению Главы Лань. Лань Сичэнь тяжело вздохнул и покинул свои покои. На улице было свежо и сыро. Резиденция утопала в густом молочно-белом тумане, из-за которого ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Это обстоятельство вогнало Лань Сичэня в ещё более глубокую меланхолию. Он зябко поёжился, почувствовав, как влажный воздух заползает под одеяние, заставляя Главу Лань мелко подрагивать. — Сичэнь! — раздался за его спиной басовитый голос Не Минцзюэ. Лань Сичэнь обернулся и увидел стремительно приближающийся размытый тёмный силуэт. Глава Не вынырнул из тумана, и перед Лань Сичэнем предстало его улыбающееся лицо. — Доброе утро! — бодрым голосом произнёс он. Затем, цепким взглядом пройдясь по мрачному лицу своего друга, участливо поинтересовался: — Как ты себя чувствуешь? Сичэнь устало посмотрел на него и уныло вымолвил: — Приемлемо. На ответную улыбку у него не хватило душевных сил. — Ты уверен, что нормально долетишь? — обеспокоился Не Минцзюэ. — Может, тебе стоит ещё немного задержаться? Хотя бы до обеда? — Нет, — покачал головой Лань Сичэнь. — Мне нужно быть в резиденции. И чем раньше, тем лучше. Иначе могут возникнуть ненужные вопросы и подозрения со стороны дяди и Старейшин, — он испустил тяжёлый вздох. Об одной только мысли о предстоящих разговорах у него снова начинала гудеть голова. — Не волнуйся, Минцзюэ. Ты ведь знаешь, что летать я могу практически в любом состоянии. Тем более я восполнил запас духовных сил медитацией. Я в порядке. — Хорошо, — кивнул Не Минцзюэ, — тогда не буду тебя задерживать. Но у меня к тебе один вопрос — ты сможешь вернуться сюда через неделю? — Через неделю? — Лань Сичэнь непонимающе приподнял брови. — Что за срочность? — Ну, это не тот разговор, который следует вести за пару мгновений до твоего отлёта, стоя перед воротами резиденции, — почесал макушку Не Минцзюэ. — Однако это важно, Сичэнь. Я объясню тебе всё подробнее, когда ты вернёшься. Сможешь выкроить для этого время? — Да, конечно, Минцзюэ, если это важно, я обязательно прилечу, — не задумываясь, кивнул Лань Сичэнь. Просьбы его братьев — как родного, так и названых всегда были в приоритете среди любых дел Главы Лань. — Договорились, — улыбнулся Не Минцзюэ, — тогда жду тебя через неделю, Сичэнь! Кстати, — встрепенулся он, вспомнив кое о чём, вынул из-за пазухи аккуратно сложенную накидку и протянул её Лань Сичэню. — Вэй Усянь просил передать тебе это. Лань Сичэнь машинально взял накидку из рук Не Минцзюэ и воззрился на неё с некоторым недоумением. Затем с не меньшим недоумением оглядел себя и, обнаружив, что верхний слой его одеяний отсутствует, понял наконец, почему так замёрз. — Как она оказалась у господина Вэя? — приподняв брови, он растерянно взглянул на Не Минцзюэ. — Ты у меня спрашиваешь? — удивился Глава Не. — Мне-то откуда знать? Лань Сичэнь болезненно поморщился и надел накидку. Он не помнил, когда отдал её Вэй Усяню и почему. Кровь прилила к щекам Главы Лань. Он со стыдом подумал о том, что, возможно, претензии господина Вэя к нему возникли не на пустом месте. Что Сичэнь вытворял на стене, будучи пьяным? Может, он сделал или сказал что-то такое, что навело Вэй Усяня на мысли о его неподобающих намерениях? Хотя… Лань Сичэнь задумался. Судя по обрывкам его воспоминаний, господин Вэй был настроен вполне дружелюбно до того момента, пока они не заговорили о флейте, будь она трижды неладна! Точнее, будь неладен он, Сичэнь, со своей мерзкой реакцией на просьбу господина Вэя! Идиот! Сам ведь спросил Вэй Усяня о подарке… И ничего удивительного в том, что господин Вэй, преуспевший во всех шести искусствах и прекрасно играющий на флейте, именно её и пожелал получить в подарок на свой день рождения. А Сичэнь оскорбил и обидел его своими подозрениями. А затем ещё и подкинул дров в разгорающийся костёр его вполне обоснованного гнева. Кто вообще его, Сичэня, тянул за язык?! Он, в отличие от большинства адептов своего ордена, сотни раз нарушал правило о недопустимости лжи. Почему же именно в тот момент ему непременно понадобилось ответить на вопрос господина Вэя честно?.. Да, Сичэнь был тогда ещё не до конца трезв, но он ведь не совсем набитый дурак. Мог бы догадаться, что после всего произошедшего его признание, что он знал о чувствах Ванцзи к Вэй Усяню, будет понято последним во вполне однозначном ключе. Немудрено, что пребывающий в довольно нестабильном состоянии господин Вэй с его расшатанными нервами рассвирепел и призвал Тьму. Лань Сичэнь скорбно покачал головой и взглянул на Не Минцзюэ, наблюдающего за ним с видимой тревогой во взгляде. — Мне пора, — торопливо произнёс Глава Лань, предупреждая возможные вопросы друга. Обсуждать всё это по новой у него не было ни сил, ни желания. Его сегодня и так ждало несколько не самых приятных разговоров в Облачных Глубинах. Нужно будет как-то аргументированно сообщить дяде и Старейшинам о том, что Ванцзи и Вэй Усянь решили уйти в уединение. Одновременно, да. — Доброго пути, Сичэнь! — мягко сказал Не Минцзюэ и приобнял друга. — Будь аккуратнее в дороге и береги себя! Лань Сичэнь ответил на объятия и благодарно кивнул: — Спасибо тебе, Минцзюэ! За всё! Встретимся через неделю. Затем встал на меч и стремительно поднялся в воздух. На высоте мир вокруг немного прояснился, однако солнце всё равно пряталось за белёсой дымкой. Туман теперь стелился под ногами. Лань Сичэню казалось, что он не летит, а плывёт по морю, в котором вместо воды плещется холодное молоко. Мимо Главы Лань проплывали тяжёлые серые тучи, готовые разразиться ледяным осенним дождём, и проносились обрывки белых облаков. На душе у него стало ещё муторнее. Грудь сдавило необъяснимой тоской. Хотя нет, вполне объяснимой. Просто он не желал разбираться в этих объяснениях и малодушно их страшился. «— Я не Ванцзи! — Да, вы не он! Я не хочу вас, Цзэу-цзюнь!» Видят боги, Сичэнь никогда не думал о господине Вэе в подобном ключе. Не позволял себе этого. Он ничего не ждал и ни на что не рассчитывал. И эти слова, сказанные Вэй Усянем, не должны были причинить ему боль. Однако причинили… И Сичэнь ни за что не хотел знать почему. Несмотря на свою молодость, Глава Лань по праву считался одним из лучших дипломатов в мире заклинателей. Лучше него на сегодняшний день был, пожалуй, лишь Цзинь Гуанъяо, обладающий поистине выдающимся природным даром к искусству дипломатии. В политических играх Лань Сичэнь никогда не лгал самому себе, всегда докапывался до сути и предпочитал знать правду, сколь бы неблаговидной и тяжёлой она ни была. Именно такой подход помогал ему избегать многих ловушек и подводных камней и рассчитывать свои ходы на несколько шагов вперёд. Когда же дело касалось близких ему людей или собственных чувств, то здесь он частенько поступал с точностью до наоборот. Уходил от неудобных вопросов и тем. Закрывал на всё глаза, по-детски надеясь: если спрятаться под одеялом, то монстры не сумеют тебя обнаружить и исчезнут сами. Так было почти всегда. Сичэнь долго лгал себе по поводу ситуации с родителями. Потом не хотел признавать, что дядя был в курсе всей этой грязной и преступной истории своего брата. Затем упорно не желал замечать, что между Ванцзи и Вэй Усянем происходит нечто нехорошее. И сейчас ему снова хотелось отмахнуться от той грусти и боли, что поселились в его сердце. Не думать. Не анализировать. Не копаться в тайниках своей души. Всё это ни к чему. Но слова господина Вэя снова и снова возвращались в мысли Лань Сичэня, заставляя сердце болезненно сжиматься. Испытываемая им боль не была ни сильной, ни острой. Не была той, от которой ломает тело и душу. От которой хочется громко кричать и рыдать в голос. Она была терпимой. Лишь слегка ноющей. Отдавала привкусом глубокой печали и глухой безнадёжности. Но от этого она не переставала быть болью. Лань Сичэнь сурово сдвинул брови и мотнул головой. Довольно! Он не допустит, чтобы его эмоции взяли верх над разумом. Такого с ним не бывало раньше и не будет впредь. Он действительно не Ванцзи. Это правда. В отличие от своего брата Сичэнь не может себе позволить идти на поводу у чувств. На нём лежит слишком большая ответственность. За многих людей. Он прибавил скорость и сосредоточился на цели своего путешествия, очистив ум от всех ненужных мыслей. Подлетев к Облачным Глубинам, Лань Сичэнь спешился у того же тайного входа, через который они с Вэй Усянем покинули резиденцию. Едва ступив на территорию ордена, Лань Сичэнь немедленно направился к домику матери. Распечатал двери и быстрым шагом вошёл внутрь. И тут же услышал громкий мучительный стон. Почти вбежав в спальню, он обнаружил брата, мечущегося в горячке. Обнажив его спину, Сичэнь ужаснулся — шрамы сильно воспалились. Хоть и не должны были, учитывая количество противовоспалительных и обеззараживающих мазей, которые Сичэнь наложил на раны. Ванцзи весь горел. Его раны сочились сукровицей и выглядели просто кошмарно. Почему мази так плохо подействовали?! Сичэнь, проклиная себя за безответственность, принялся очень аккуратно, стараясь причинять как можно меньше боли, обрабатывать спину брата. Как он мог уехать и оставить Ванцзи в таком тяжёлом состоянии?! Ничего страшного бы не случилось, если бы они с господином Вэем отправились в Нечистую Юдоль через пару-тройку дней! Сичэнь ведь знал, что у Ванцзи запечатаны духовные силы. Его организм сейчас реагирует на раны как организм обычного человека. А для обывателя даже один удар дисциплинарным кнутом может стать смертельным! Идиот! Он, Сичэнь, снова допустил непростительную ошибку, которая может стоить жизни его брату! Кусая губы, Лань Сичэнь вымывал из открытых ран кровь и местами уже образовавшийся гной, молясь всем известным и даже неведомым богам, чтобы Ванцзи выкарабкался, чтобы его тело справилось. Иначе Сичэню не останется ничего иного, кроме как вонзить в своё сердце меч. Если брат лишится жизни по его вине, он не сможет этого пережить. Просто не сможет! Ванцзи слабо дёргался от каждого его прикосновения, вскрикивал от нестерпимой боли и протяжно стонал. Его тело мелко дрожало от озноба. Тщательно очистив все раны, Лань Сичэнь вновь нанёс на них толстый слой целебных мазей и наложил чистые повязки. Отошёл от кровати, чтобы приготовить жаропонижающий отвар. Ванцзи ненадолго притих, затем снова громко застонал и принялся что-то неразборчиво бормотать себе под нос. Лань Сичэнь прислушался. Брат бредил. И бред этот явно был тягостным, судя по горестным интонациям. — Вэй Ин! Нет, Вэй Ин, не уходи, прошу тебя! — простонал вдруг Ванцзи с такой мукой в голосе, что Сичэнь вздрогнул и, быстро подойдя к кровати, присел рядом. — Ванцзи, — тихо заговорил он, ласково гладя брата по голове, — очнись, Ванцзи! Это всего лишь бред, всё хорошо… У тебя всё будет хорошо… — утешал его Сичэнь дрожащим голосом, прекрасно осознавая, что это ложь. И хорошо Ванцзи уже не будет. Даже когда он излечится от ран, его ждёт ещё более тяжкое наказание — разлука с господином Вэем. Сможет ли он оправиться от этого? Смирится ли? Лань Сичэнь в этом очень сомневался. — Вэй Ин, вернись! Пожалуйста! Не оставляй меня! — Ванцзи захлебнулся судорожным вздохом. По лицу его градом покатились горькие слёзы. — Я люблю тебя, Вэй Ин! Люблю! Не уходи!.. — он зарыдал в голос и дёрнулся, желая подняться. Сичэнь мягко, но сильно придержал его за предплечья, не позволяя двигаться. Вставать Ванцзи было нельзя ни в коем случае. — Тише, тише, а-Чжань… — шептал Сичэнь, чувствуя, как у него самого слёзы горьким комом встают в горле, мешая дышать. Страдания брата кромсали его сердце до крови. Как ему помочь?.. Что Сичэнь может сделать, чтобы унять его боль?.. К сожалению, Сичэнь мог лишь немного облегчить муки его тела. Исцелить Ванцзи от его жуткой и убийственной любви он был не в силах. Тем более сейчас — когда брат блуждал в мире своих бредовых, болезненных грёз и не слышал Сичэня. — Вэй Ин! Вэй Ин! — тоскливым голосом взывал Ванцзи к плоду своего воображения, который, видимо, покидал его в вызванных горячкой фантазиях. — Останься! Останься со мной, любимый… Останься, Вэй Ин! Не могу без тебя! Не могу… — утомившись, он бессильно уронил голову на подушку, обильно орошая её слезами. Ванцзи затих. Его стенания превратились в мучительный шёпот, время от времени прерываемый тонкими, жалобными поскуливаниями. Лань Сичэнь снова прикусил губу. Брови его страдальчески изогнулись. Слушать всё это было невыносимо. Убедившись, что брат обессилел и не пытается больше подняться, он вновь отошёл к столу. Нужно как можно скорее напоить Ванцзи жаропонижающим отваром, чтобы горячка прекратилась. Тогда он перестанет бредить, и ему станет легче. Хотя бы ненадолго… Закончив приготовление лекарства, Сичэнь прикрыл сосуд крышкой, чтобы отвар настоялся и немного остыл. В этот момент за его спиной раздался пронзительный вопль: — НЕТ! ВЭЙ ИН! НЕ УМИРАЙ! Не оставляй меня! После этого Глава Лань услышал грохот, глухой звук падающего тела и тут же последовавший за ним вскрик жуткой боли. Перепуганный Сичэнь резко подскочил к лежащему на полу ничком брату: — Ванцзи! — он поднял его на руки и отнёс на кровать, пытаясь уложить. Ванцзи забился в его руках, захлёбываясь отчаянным криком: — Вэй Ин! Вэй Ин! Вэй Ин! Нет! Нет! Не умирай! Я не могу без тебя! Раны на его спине вновь обильно закровоточили. Лань Сичэнь, нецензурно ругаясь, с силой удерживал порывающегося куда-то бежать брата. Наконец не выдержал и обездвижил его, прикоснувшись к точке на пояснице. Ванцзи кулем упал на кровать, уткнувшись носом в подушку. Сичэнь бережно повернул набок его голову, чтобы он ненароком не задохнулся. Взял со стола готовый отвар и принялся аккуратно вливать его в рот брата, внимательно следя за тем, чтобы он пил, не захлёбываясь. Затем вытер его мокрое от слёз и от пролившегося отвара лицо и заглянул в помутневшие глаза, исполненные такой пронзительной муки, что сердце Сичэня не вынесло этого зрелища. Послав лесом все свои принципы и мысли о том, что брат должен испить всю чашу страданий от наказания до дна, он снова подошёл к столу и приготовил ещё два отвара — болеутоляющий и снотворный. Смешал травы в такой пропорции, чтобы это позволило Ванцзи погрузиться в глубокий сон без сновидений. Сичэнь решил, что раз от раза переживать в бредовых кошмарах смерть любимого человека — это слишком жестокое наказание. Он не хотел, чтобы Ванцзи страдал ещё и от подобного. Его впереди и так ждёт тяжёлое испытание. Лань Сичэнь напоил брата ещё двумя отварами и снял обездвиживающее заклинание. Полная неподвижность сейчас могла причинить вред — кровь должна беспрепятственно проникать к каждой клеточке тела, чтобы раны заживали быстрее. Застой нежелателен. Затем он ещё раз нанёс на спину Ванцзи мазь и сменил повязки. И в изнеможении сполз на пол, откинувшись спиной на кровать. Закрыл руками лицо, молясь всем богам, чтобы они даровали ему силы. Сичэня грызло чувство вины. Всё, что происходило в последнее время, во многом было последствием его действий. Мог ли он как-то предотвратить случившееся?.. Если быть честным, Сичэнь не знал. Однако думать об этом не было никакого смысла. Сделанного не воротишь. Сейчас следует размышлять не о том, что было бы, если бы, а о том, как не допустить новых ошибок и не сделать неверных шагов. Вопрос с господином Вэем решился более-менее удачно. Лань Сичэнь волновался из-за того, что произошло на стене, и серьёзно беспокоился при мысли о том, что может натворить тёмный Вэй Усянь. Но он доверял Минцзюэ. Если друг уверенно заявил, что справится с ситуацией, значит, справится. Он никогда не бросал слов на ветер. И хотя Сичэнь чувствовал себя виноватым из-за того, что он навесил на Главу Не весьма серьёзную проблему, которую обязан был решить сам, ему очень хотелось сейчас побыть младшим братом. Грозный Минцзюэ, при всей своей внешней грубости и напускной чёрствости обладавший широкой душой и большим, добрым сердцем, всегда давал Сичэню такую возможность — быть младшим, быть оберегаемым и окружённым заботой. Рядом с Минцзюэ Лань Сичэнь всегда чувствовал себя надёжно и безопасно. И знал, что может положиться на него буквально во всём. Вопрос с Ванцзи тоже пока откладывался. В ближайшее время ему будет не до душеспасительных бесед. Поэтому сегодня в первую очередь нужно решить вопрос с дядей и Старейшинами, чтобы не путались под ногами и не мешали Сичэню обдумывать дальнейшие шаги и действовать в соответствии с намеченным планом, который начал оформляться в его голове. О том, что план этот далёк от совершенства, он подумает позже. И будет корректировать его по ходу предстоящих событий. Глава Лань глубоко вздохнул, отнял руки от лица и приблизился к брату. Ванцзи больше не стонал и не дрожал. Сичэнь приложил ладонь к его лбу. На нём выступила испарина. Жар стремительно спадал. Подождав ещё некоторое время, Сичэнь осторожно, стараясь не тревожить ран брата, переодел его в сухие нижние одеяния и внимательно прислушался к его дыханию. Оно выровнялось, стало тихим и спокойным. Складки между бровей Ванцзи разгладились. Выражение лица стало умиротворённым. Ванцзи теперь крепко спал, явно не испытывая боли и не видя никаких мучительных снов. Сичэнь облегчённо вздохнул. Слава буддам! Пусть брат отдыхает и поправляется. После всех выпитых отваров он точно проспит до вечера. Поэтому Сичэнь вернётся сюда после удара вечернего колокола. А прямо сейчас ему нужно побеседовать с дядей. Глава Лань собрал окровавленные повязки и одеяния в мешочек цянькунь, вышел из дома и надёжно запечатал двери.