True Love Waits

Даже ночью Нью-Йорк продолжает жить, завлекая неоновыми бликами вывесок. Бен вытаскивает меня на улицу после того, как я съедаю всё, что ему удалось запихнуть в мою глотку. Яркие огни и шум большого города заставляют меня пугливо жаться к нему, провоцируя довольную ухмылку. Ритм Нью-Йорка ошеломляет. Я ни за что не выжила бы в этом муравейнике. И почему вообще решила, что смогу? Бен крепко сжимает мою руку, направляясь к небольшому зданию, втиснутому меж двумя другими. Снаружи стоит здоровый амбал в чёрном, но, завидев Бена, он кивает и пропускает нас, и я чувствую, как его пытливый взгляд на секунду задерживается на моём ошейнике. Я тут же опускаю глаза, испытывая глубокое унижение. В миленьком платье и балетках я слишком привлекаю внимание, напоминая какую-то простушку и деревенщину. Бен заводит меня в узкий, тускло освещённый коридор. Он помогает мне снять пальто и стягивает своё, передавая верхнюю одежду невидимому человеку в гардеробной, после чего мы идём дальше по коридору, устланному бордовым ковролином. Биение сердца гулко отдаётся в груди, но я сдерживаю порыв прижаться к Бену в поисках безопасности. Мешанина из ароматов напрягает меня, и я улавливаю смутный привкус феромонов альфы. В коридоре много дверей с красными или зелёными лампочками возле ручек. Я хмурюсь, придя в замешательство. Что это за место? Отель? Мы останавливаемся возле одной из них. Бен подносит ключ-карту к ручке, и лампочка мерцает зелёным светом, а затем замок со щелчком открывается. Он убирает карту в карман и проходит внутрь, осторожно увлекая меня за собой. Едкое марево висит в воздухе. Сквозь дымку я вижу целый ряд просторных кресел, а также небольшой бар, за которым стоит невысокая женщина и протирает стаканы. Но она далеко не единственная в этой комнате: мужчины курят сигары, а на их коленях умещаются женщины в откровенных платьях и ошейниках. Я отшатываюсь, заметив особо красноречивую сцену. Один из мужчин ласкает миниатюрную блондинку, стоящую на коленях между его ног, медленно покачивая головой вверх-вниз. Его глаза прикрыты от удовольствия и сонливости, а хрустальный стакан свободно покачивается в руке. Он явно сильно пьян или просто под кайфом, а женщина делает ему минет. Что это за место, чёрт возьми? Мужчина моргает. Его трудно разглядеть в темноте, но я улавливаю резкий аромат альфы и подмечаю светлые волосы. Он одет в костюм, его галстук ослаблен, пиджак перекинут через спинку кресла, а рукава закатаны до локтей. — Кого я вижу! Бен Соло? — говорит он, растягивая слова. — Я знаю, что это ты с членом в женской глотке, Джеймсон. — Бен берёт меня за руку и тянет к свободному месту. — Где твои манеры? Я ведь сказал, что приведу Рей. Джеймсон смеётся, прикрыв глаза. Стакан валится на пол. — Ты опоздал, а у меня выдалась чертовски сложная неделя. — Он делает ленивый жест в сторону барменши и проводит рукой по волосам своей партнёрши. — Ты слишком трезв, чтобы сидеть и смотреть... но девушка может наблюдать, если пожелает. — Ублюдок. Бен хлопает его по спине, проходя мимо, но Джеймсона это едва ли заботит. По какой-то идиотской причине я остаюсь сидеть в плюшевом кресле, сложив руки на коленях и блуждая взглядом по залу, стараясь особо не пялиться на других альф. Их достаточно много в этой комнате: один из них вылизывает железу своей высокой омеги, а кто-то без стеснений сношается прямо на глазах у других... Боже! Безопаснее смотреть в потолок. Раздаётся влажный шлепок. — Уиллоу, поприветствуй Рей. Она собирается замуж за мистера Соло. Поморщившись, я всё же встречаюсь взглядом с расширившимися голубыми глазами Уиллоу и замечаю на её шее большой след от укуса. Она симпатичная и старше меня не более чем на год, но не произносит ни слова. Её рот приоткрыт, а слюна размазана по припухшим розовым губам. От её отстранённого взгляда в моём животе зарождается животный страх. Она в паре с Джеймсоном. Её ошейник бликует в темноте. Ничего общего с Элизиан Филдс. Здесь нет места рыцарству и красивым ухаживаниям с подарками. Глаза Уиллоу настолько пусты, в то время как у Роуз с Кайдел они всегда сияли от счастья. Это... это просто рабство. Она лишь рабыня для своего альфы. Но не являются ли традиции моей родины всего лишь другой формой неволи? По крайней мере, там есть хоть какое-то подобие уважения: омег держат в роли дорогого питомца, а не унижают публично. Очевидно, Уиллоу не рядят в красивые платья, она не ест канапе, чинно восседая на диванчике, в ожидании, когда альфа прилетит, чтобы сделать её переход во взрослую жизнь более простым и лёгким. Её волосы прибраны, она чиста, но наряды слишком уж откровенны: всё из тонкой ткани кричащих цветов. Этот альфа выставляет свою омегу напоказ, словно игрушку, и от осознания этой реальности мне хочется блевать. До чего же мерзко. Как я хочу домой. Бен возвращается с двумя стаканами. Он предлагает мне один, и я поначалу отказываюсь пить, но быстро меняю решение, когда он выразительно хмурится. Он касается дна, заставив меня проглотить всю мерзкую жидкость до последней капли, пока я не отплёвываюсь и не бросаю стакан через всю комнату. Кто-то смеётся. — Я хочу уйти, — сбивчиво шепчу я. — Так скоро? Мы только приехали. — Бен притягивает меня к себе на колени, одной рукой обхватив мой живот, чтобы я прижалась спиной к его груди. Он целует меня в висок. — Ты хотела посмотреть город, и я решил, что мы вполне можем начать отсюда. Так ты лучше поймёшь, какая жизнь ждёт омегу в "большом яблоке". — Ты отвратителен. — Знаешь, а ведь у Джеймсона есть жена — Люси. Она бета, с которой он познакомился после спаривания с Уиллоу. — Бен сжимает моё бедро, обдавая тёплым дыханием ухо. — Угадай, кто из них живёт в его просторном доме, позируя для семейных фото? А кто выносила и родила обоих его детей? Нет, это невозможно. Я качаю головой, с ужасом глядя на Уиллоу, всё ещё влажно посасывающую член Джеймсона, будто в комнате больше никого нет. Нет, нет, нет... Бен успокаивающе погладил меня по животу и откинулся на спинку кресла, потягивая свой напиток. — Не волнуйся ты так. У Уиллоу есть собственная квартирка на Манхэттене и заботливая домработница, которая присматривает за ней. Кроме того, она принимает довольно большую дозу лекарств, чтобы не вспоминать о щенках. Ведь омеге тяжело расстаться с ними, не умерев при этом от горя. Моё сердце сжимается от боли при одной мысли о потере щенков, и я качаю головой, отмахиваясь от ужасных вещей, о которых говорит Бен. Он урчит и утыкается носом мне в шею, лениво перекатывая кубик льда в своём стакане. — Ты лжёшь, — едва не плачу я. — Ты просто пытаешься запугать меня. — Зачем мне это делать, малышка? — Он теребит ткань моего платья, понизив голос. — Он всё ещё любит её, но брать в жёны омегу — дурной тон. Мы ведь понимаем твоё истинное предназначение. Глядя на утопающую в полумраке комнату, полную богатеньких альф, использующих своих омег для забавы, сложно не поверить Бену. Моя нижняя губа дрожит, и я снова качаю головой, сдерживая слёзы и жалея, что вообще согласилась покинуть порог родного дома, но я скорее умру, чем признаюсь в этом. Я не позволю ему всё испортить. Джеймсон усаживает Уиллоу к себе на колени и что-то шепчет, приподнимая подол платья ровно настолько, чтобы стянуть с неё трусики. Я отворачиваюсь, не желая наблюдать за ними и дальше, но Бен мягко сжимает мою челюсть, вынуждая смотреть. Даже крепко зажмурившись, я всё ещё слышу её хныканье и его стоны. Пульс всё громче и громче отдаёт тупой болью в висках. — Я не поступлю так с тобой, — воркует Бен. Его свободная рука вновь ласкает моё бедро и забирается под подол платья. Кожу покалывает от его прикосновений. — Ты сможешь видеться с друзьями, когда пожелаешь, и я никогда не предам тебя, отняв щенков. Грудь сжимается, поддавшись паническому страху. У меня кружится голова, и я из последних сил цепляюсь за предплечье Бена, иначе попросту упаду. — Ты же не хочешь этого, правда? А здесь с тобой обойдутся подобным образом, и ты останешься совсем одна в большом городе. — Заткнись, — хрипло огрызаюсь я. Рука Бена скользит от моей челюсти к горлу, сжимая его. — Со мной ты всегда будешь в безопасности. Как и твои дети. — Другая его рука касается самой кромки моих трусиков. Я вздрагиваю, но покорно раздвигаю ноги на дюйм или чуть шире, хотя и всецело ненавижу его. — Наши дети. Не так ли, Рей? Желудок делает сальто, но мне удаётся коротко кивнуть. Бен неспешно ласкает губами мой подбородок, в то время как его пальцы лениво блуждают по шву на ластовице моего белья, а затем ползут выше. Я вижу, как костяшки его пальцев двигаются под тканью моего платья, и замираю, когда он просовывает пальцы к особенно чувствительному местечку. Делать это на публике, когда вокруг столько людей, кажется волнующим и неправильным. Он проводит средним пальцем по моей щёлке, задержавшись точно там, где приятнее всего. Мои бёдра покачиваются в такт его движениям, а с губ срывается сдавленный стон. Бен просовывает пальцы глубже, раздвигая набухшие складочки и погружаясь в липкую влагу моих выделений, которых я обычно стыжусь. Уиллоу покачивается на коленях своего альфы, и я готова поклясться, что Бен наблюдает за ними через моё плечо. Он зарывается лицом в мою шею и двигает бёдрами, позволив ощутить жар своего стояка, упирающегося в мою задницу. Он кажется нетерпеливым, но его рука по-прежнему плавно скользит в моих трусиках, касаясь клитора, поглаживая его с лёгким нажимом. Я не могу не двигаться в такт из-за блаженного оцепенения, что вдруг резко овладело мной. — Я подарю тебе столько щенков, сколько ты пожелаешь, — бормочет Бен мне в шею. — Как бы я хотел перегнуть тебя через этот стул прямо сейчас, но, боюсь, с утра ты будешь злиться. — Его голос вновь становится ниже, когда он шепчет мне на ухо. — Я согласен поиграть с твоей маленькой киской. — Х-хорошо... Картинка перед глазами плывёт, сливаясь в одно сплошное пятно. Мне кажется, я кончаю, а Бен довольно облизывает свои пальцы. Собственное тело ощущается неподъёмным. Я едва держу глаза открытыми и замечаю, как Джеймсон оставляет Уиллоу, свернувшуюся калачиком в кресле, она почти сразу же засыпает. Я тоже дремлю, наблюдая за ней, пока Бен не будит меня. Он выпивает снова и снова. Я слишком устала, чтобы переживать по этому поводу, потому просто сплю, прижавшись к его груди, слушая его смех и ощущая пары виски в горячем дыхании. К нам подтягиваются другие альфы со своими сонными подругами. Глубокие голоса тревожат мой сон, заставляя беспокойно хныкать. Я чертовски устала. Неужели им так сложно заткнуться? Бен гладит меня по волосам и заводит руку мне под коленки, чтобы я могла свернуться поудобнее на его груди. — Семнадцать? — восклицает один из мужчин. — Срань господня... — Не позволяй миленькой внешности себя обмануть. Она та ещё сучка. Я дрочил до онемения рук, глядя на её аппетитный зад, — раздаётся голос Бена в толпе. — А что такого? Никто не узнает, если ты сорвёшь эту ягодку на пару месяцев раньше. Должно быть, ужасно — постоянно спускать в штаны, — говорит уже другой альфа, чуть пониже Джеймсона. — Если ты немного простимулируешь её, всем так уж точно будет плевать. Бен смеётся, но уже более сдержанно. — Возможно. Посмотрим. Джеймсон хлопает по подлокотнику своего кресла, беспокоя Уиллоу. Она сонно моргает, зевает и утыкается лицом в его руку. — Ну, она хотя бы дрочит тебе, — ухмыляется он. — Что за бета-дерьмо? — другой альфа звучит возмущённо. — Какой вообще прок в омеге, если она не желает выкладываться на полную? Помойки для спермы! Слишком слабовольны и глупы, чтобы быть чем-то большим. Джеймсон оживлённо тычет в сторону сказавшего это альфы. — Ты только что назвал мою Уиллоу помойкой? — Он мгновенно вскидывается, отодвигая омегу и усаживая её в кресло. Они все пьяны до чёртиков. — Да я, блять, выпотрошу тебя, Эванс! Смех переходит в крики, и вот уже в ход идут кулаки. Бен подхватывает меня на руки и пробирается сквозь возбуждённую толпу к двери, пару раз споткнувшись о собственные ноги. Чертыхаясь, он несколько раз безуспешно дёргает ручку, прежде чем дверь наконец поддаётся, и мы выскакиваем в коридор. Возвращение в отель я помню смутно. Я с трудом осознаю, что Бен накачал меня какой-то дрянью. Это злит, но всё, что я сейчас могу сделать, так только жалобно хныкать и бороться с накатывающей сонливостью. Он чуть не роняет меня на тротуар, а в лифте ему приходится опереться о стену, чтобы удержать равновесие. Но мы всё же добираемся до гостиничного номера, и Бен бросает меня на кровать. Он пошатывается, изрядно перебрав. — Очнись, давай же. Ты так завела меня. — Его неуклюжие руки ослабляют ремень, и он тащит меня за запястье к краю кровати, не обращая внимания на мой болезненный вскрик. — Давай. Отсоси мне. Что-то тёплое и мягкое касается щеки. Бен тяжело дышит, зачёсывая мои волосы назад одним взмахом своей большой пятерни, он сжимает мою челюсть, вынуждая чуть приоткрыть рот. Я не слишком-то возражаю. Мои губы открываются, и я отупело пялюсь на его голубую рубашку, когда набухшая головка члена упирается в мои губы. Он оставляет за собой липкий след, касаясь сначала верхней губы, а затем нижней. Бен ощутимо сжимает мой подбородок, а затем внезапно отталкивает меня. Я заваливаюсь на спину, слизывая его семя с губ, пока он стягивает с себя брюки с таким видом, будто я только что зарядила ему оплеуху. — Я не могу этого сделать, когда ты смотришь на меня так! — вспыхивает он. Бен снимает рубашку и отбрасывает её в сторону. Я заторможенно моргаю, наблюдая, как он убегает в ванную, громко хлопнув за собой дверью. Моя голова падает на кровать, я прикрываю глаза, хмурясь. Ха! Назойливый гул в ушах нарастает, и я всё же проваливаюсь в крепкий сон.