True Love Waits

Было странно покидать Элизиан Филдс. Роуз и Кайдел желают мне счастливой поездки, но они обе слишком увлечены детьми, чтобы размениваться на что-то ещё. Бен останавливается возле больницы, чтоб напоследок обнять Пейдж, и я замечаю странную тоску в его глазах. Я стараюсь смотреть куда угодно, только не на него. Мы садимся в самолёт, и меня осеняет: а ведь никто из них даже не предполагает, что разлука может быть долгой. Я покидаю родной городок и всех, кого знаю, и, возможно, уже никогда не вернусь. Бен сидит рядом со мной в роскошном кресле пассажира первого класса. На нём стильная голубая рубашка и джинсы, а я — его сладкая конфетка в платье до колен. Я смотрю в окно, пока другие пассажиры проходят на борт, занимая свои места, раздражённая тем, что он заставляет меня прихорашиваться. Волосы собраны в конский хвост, а ещё на мне украшения. Он устало выдыхает: — Вот мы и отправляемся в большой город, малышка. Да что ты... Я закатываю глаза и просто игнорирую его, делая вид, что он стольким жертвует ради меня. Я выжду несколько дней перед побегом. Нужно нанести удар в самый подходящий момент, несмотря ни на что. Даже если ценой свободы станет то, что я долгое время не увижусь со своими подругами. Слёзы обжигают глаза, и я торопливо утираю их. Когда-нибудь я вновь увижу их. Может, не скоро. Не раньше, чем вырастут их дети, но всё же. Я сделаю всё возможное, чтобы приблизить момент встречи. Бен закрывает дверь нашей маленькой кабины после взлёта, желая уединиться. Он лениво потягивает скотч и читает книгу, пока я смотрю диснеевские фильмы. Никогда раньше я не летала на самолёте, но всё это кажется довольно скучным. Мимо нас проплывают облака, напоминающие клочья ваты, и время от времени самолёт потряхивает, когда он входит в зону турбулентности. Наш перелёт займёт всего пару часов. Я всё ещё чувствую себя униженной из-за событий прошлой ночи, ведь я позволила ему облапать себя, да ещё и феерично кончила, получив извращённое удовольствие от его посягательств, а потом он признался, что дрочит на мои трусики. Щёки алеют при одном воспоминании. До чего же мерзко. Отвратительно настолько, что я никак не могу выкинуть эти мысли из головы. Бен поворачивается ко мне, когда солнце уже село, и наступила ночь. Остался всего час. Он бросает задумчивый взгляд на дверь. — Мы почти прилетели. Нас ждёт отель на Манхэттене. — Затем он прищёлкивает языком и улыбается мне. — Хочешь немного развлечься перед посадкой? — Нет. — Хм. А я хочу. Бен перетаскивает меня с моего места и усаживает к себе на колени. Он откидывается назад, и я оказываюсь на нём сверху, удерживаемая рукой, тут же обхватившей меня за талию. Он расстёгивает ремень, что-то напевая мне на ухо, затем кладёт ладонь на мой затылок. Я едва могу дышать. — Будь тише, — шепчет он. — Нам ведь не нужны невольные зрители, правда? Глаза расширяются, когда я чувствую крепкий стояк, упирающийся в мою промежность. Бен опускает руку, притягивая мои бёдра к своим, и укрывает меня тонким авиационным одеялом. Он устраивается поудобнее, всё ещё что-то напевая себе под нос, и откидывается назад, прижимаясь ко мне ещё плотнее. Он покачивает бёдрами. Поначалу я крепко зажмуриваюсь, тяжело дыша, решив не дать ему то, чего он так жаждет, но потом сдаюсь, ведь всё это по-своему приятно. Единственной преградой между нами остаётся моё бельё. Его член вжимается в мои намокшие складочки. Ремень позвякивает при каждом движении. Он стискивает мои бёдра, направляя и помогая двигаться нужным образом, а я всхлипываю, уткнувшись в его плечо. Его рубашка так приятно пахнет пряным одеколоном. Бен прижимается носом к моему виску, опаляя кожу горячим дыханием. — Как ты спала прошлой ночью после того, как я заставил тебя кончить? Ты трогала себя, когда я ушёл? — Я нетерпеливо ёрзаю на его коленях, и он успокаивает меня тихим смехом. — А-а-а, ничего такого. Мы ещё не в Нью-Йорке, так что ты никуда не денешься и кончишь для меня снова. — Пошёл ты, — шиплю я. — Знаешь, — продолжает он тихим голосом, — я вот не удержался, вернувшись в свою комнату. Я представлял тебя во всех этих красивых платьях, думал о том, как ты наивно пытаешься меня оттолкнуть. — Бен сжимает мою задницу сильнее. — А ещё о том маленьком влажном пятнышке на простынях, которое ты пыталась скрыть от меня, о твоём мягком теле, извивающемся подо мной. Приятное покалывание бежит по моей спине. Он мудак, но мысль о том, что он думал обо мне в такие моменты, всё равно кажется возбуждающей. Я сглатываю и утыкаюсь лицом в его шею, вдыхая насыщенный запах альфы, а Бен обхватывает мой затылок с довольным урчанием. — Тебе нравится это, Рей? — воркует он. Бен целует меня в висок, пока я двигаюсь на нём, словно обезумевшая от желания сучка. — Не пытайся что-то держать в тайне от меня, не пытайся скрыть свою течку. Сделаешь это ещё раз — и я наполню спермой твои красивые трусики, а затем заставлю тебя носить их. Поняла? У меня кружится голова. Я лишь неопределённо киваю, теперь уже вслепую впиваясь губами в тёплую кожу его шеи и стремясь догнать мерцающие вспышки наслаждения в своём теле. Омега во мне берёт верх, заставляя развратно двигаться на его бёдрах, чтобы удовлетворить нестерпимую тягу и желание, растекающееся у меня между ног. Бен сжимает мои волосы в кулак. Я всхлипываю от боли, на мгновение отвлекаясь от своей дрочки. Его голос понижается, становясь хриплым и властным: — Я, кажется, задал вопрос. Ты поняла меня? — Да... да... — Что "да"? Я дрожу. — А-альфа. — Хорошая девочка. — Он отпускает меня и нежно гладит по голове. — Продолжай целовать мою шею, малышка. Это очень мило. Я чертовски неряшлива, но делаю то, что он велит. Бен гладит меня по спине, когда я наконец достигаю разрядки, сопя и задыхаясь во влажную кожу его шеи. Удовольствие прошивает меня от макушки до самых кончиков пальцев. Бен шепчет, напоминая, что мне стоит быть тише. Он снова накрывает меня одеялом и усаживает на место. Я дрожу, сонная и насытившаяся, и лишь смутно слышу, как он говорит, что скоро вернётся. Бен возвращается перед самой посадкой. Он собирает наши вещи в сумку и подмигивает мне. — Не мог же я весь день ходить с переполненными яйцами. Не очень-то весёлое начало отпуска. Я морщу нос от отвращения. Ну и мерзость! Пассажиры первого класса, конечно, первыми отправляются к выходу. Я иду за Беном по узкому проходу, чувствуя суматошное биение сердца, как вдруг нас останавливает стюардесса. Я с любопытством поглядываю на неё из-под руки Бена. Она непринуждённо улыбается. — Ваша омега, сэр. Пожалуйста, наденьте на неё ошейник, прежде чем покинуть лайнер. Мой желудок делает сальто. Что? Бен качает головой, усмехнувшись. — Простите, я совсем забыл, что на севере другие законы. — Затем он поворачивается и нависает надо мной с садистской улыбкой, больше напоминающей оскал, и я понимаю, что он всё помнил. — Рей, дорогая, ты не могла бы приподнять свой хвостик для меня? Я затравленно перевожу взгляд с одной пары глаз на другую. Стюардесса смотрит на меня со смесью отвращения и насмешки, но всё с той же показной улыбкой на лице. Пилот выходит, прислонившись плечом к дверям кабины и жуя жвачку. Я отступаю назад. — Но я... я не ношу ошейник. — Таков закон, милая. Мы ведь не можем позволить омегам бесконтрольно разгуливать в одиночку, не так ли? Бен смеётся вместе с остальными и достаёт из кармана чёрный ошейник. Спереди на нём висит серебристая бирка с моим именем, его именем и номером телефона. На нём также виднеется замок. К горлу подступает желчь, и я не сомневаюсь, что меня вот-вот вырвет. Я продолжаю мотать головой, отступая назад, пока не натыкаюсь на другого пассажира, который шарахается от меня в сторону так, словно я прокажённая. Толпа застыла — я не смогу пробежать мимо Бена или удрать в самый хвост самолёта. Он хватает меня за предплечье. — Ну же, Рей, не будь такой трудной. Ты же хотела побывать в Нью-Йорке, помнишь? — Бен склоняется надо мной, смотря прямо в глаза. — И вот мы здесь. — Отпусти! — срываюсь на крик я, отчаянно сопротивляясь и цепляясь за его руки. — Отпусти... отпусти меня! — Я могу придержать её, — предлагает пилот. — Нам придётся вызвать полицию, если вдруг вы сойдёте с трапа без ошейника. Они наваливаются на меня, потешаясь над тем, насколько я капризная и всё усложняю. Я кричу и брыкаюсь, когда пилот заламывает мои руки за спину и обхватывает меня ногами, чтобы удержать в вертикальном положении. Бен напевает какую-то мелодию, застёгивая ошейник с тихим щелчком. Он поворачивает его так, чтобы бирка была спереди. Я разражаюсь истерическими рыданиями. Стюардесса утешающе хлопает меня по спине, когда Бен подхватывает меня на руки, словно устроившего истерику ребёнка. Он благодарит её и пилота, прежде чем мы покидаем самолёт, и всё, что я могу сделать, так это уткнуться носом ему в шею и горько всхлипывать. Металл бирки неприятно холодит горло, напоминая о той власти, что он надо мной имеет. — Я знаю, — успокаивает Бен, поглаживая меня по спине. Он одёргивает подол моего задравшегося платья. — Я знаю, малышка. Ты так сильно хотела увидеть Нью-Йорк, что я просто не мог разбить твоё маленькое сердечко. — Я ненавижу тебя. Ненавижу! — Вовсе нет. Ты просто закатываешь истерику. — Он несёт меня через зал прилёта, прижимаясь губами к моему уху. — Может быть, после нашей поездки до тебя наконец дойдёт, насколько комфортной была твоя жизнь в Элизиан Филдс. Рей, ты даже не представляешь, насколько хорошо устроилась. Я зарываюсь лицом в его шею, пока он получает багаж. Бен ловит такси, когда я снова начинаю содрогаться от бессильных рыданий, но он не отпускает меня, занимая заднее сиденье вместе со мной. Я слишком зла и расстроена, чтобы оглядеться и перестать плакать. Предполагалось, что эта поездка станет великим шагом на пути к свободе, но всё, чего я добилась, так это заперла себя в клетку поменьше.