Азбука цветов

      Переполох в доме Элисдейра был сильным, но вполне ожидаемым. Максвелл остановился в ближайшей гостинице (к тому же, предложения остановиться в доме хозяина не было), но ранним утром он приходил навестить Натаниэля и уходил поздним вечером. Для Валентайна такое поведение друга было неестественным и странным. Видеть Максвелла таким заботливым и серьезным приходилось нечасто — никогда. Он продолжал напирать с переездом, клянясь всеми святыми, что это пойдет Натаниэлю лишь на пользу. Шон в их разговоры почти не вмешивался: в своем собственном доме он вдруг почувствовал себя лишним. Первые дни были довольно тихими: Макс кружил вокруг блондина, как наседка, сводя тем самым флориста с ума. Валентайна до невозможности бесила такая опека, потому что он прекрасно знал, откуда растут корни. К тому же от чрезмерной вежливости Коулмана становилось неловко уже перед Шоном, который всегда появлялся в поле зрения в самый неподходящий момент. За эти пару дней ничего, естественно, кроме волнительного признания не произошло. И Натаниэлю хотелось расставить все точки над «ё», чтобы понять, что все-таки здесь происходит. Макс испугался за жизнь друга или? . И, черт возьми, почему Натаниэль даже сейчас упорно называет его другом?! Они давно не друзья! Но кто они теперь?       Этот же вопрос начинал мучить и самого Шона: наблюдая за ежедневными стычками двух совершенно разных характеров, мужчина очень удивлялся поведению Натаниэля. По каким-то непонятным для него причинам Нат на многие резкие слова Макса реагировал спокойно, хотя, видит Бог, блондин был на пределе своего самообладания. Сюсюканье его выбешивало так, что у Натаниэля тряслись руки, но он молчал, гневно смотря в карие глаза шатена. Случись такое между ними — Натом и Шоном — первый бы никогда не промолчал. Так почему Максу он не мог ничего возразить? Хотя, стоит отдать должное Коулману, убеждать он умел, пускай выходило это полным подавлением чужой воли.       — Давай начнем с того, что ты не в том положении, чтобы иметь выбор, — серьезно ответил Макс на очередной каприз блондина. Они втроем сидели в столовой, хотя Натаниэль уже давно отказывался покидать свою спальню. Однако с появлением Макса Натаниэль был вынужден постоянно двигаться, от чего, конечно, уставал и раньше обычного уходил в объятия Морфея.       — У меня всегда есть выбор. И если, кхм, я в скором времени должен умереть, то я не хочу проводить свои последние дни в белых стенах, где все пропахло лекарствами.       — Умереть ты не должен, — вздохнул Макс, которого внутри передергивало от таких слов, — но можно я тебе напомню, что в Беркоте у тебя дома те же белые стены? И твои лекарства тоже цветочками не пахнут. Так в чем проблема, дорогой? В больнице ты будешь под наблюдением врачей. Я же не говорю, что это до самой операции. Это до тех пор, пока я не разберусь со своими делами, которые будут мешать мне быть рядом.       — Макс, — вздохнул Нат, косо глянув на Шона, во взгляде которого читался один единственный вопрос: «Что между вами?» Что же связывало их раньше? Хотя, собственно, разве он не знал ответа? В голове лишь крутился теперь совсем неправдоподобный факт о гетеросексуальности шатена. Максвелл, конечно, был типичным представителем натуралов, однако даже без кричащих прикосновений и слов было видно, что этих двоих связывало что-то крепкое и сильное. Шону, с одной стороны, было до противного обидно. В голове сейчас всплывали поездки в Беркот, приезд Максвелла сюда. Может ли быть такое, что Натаниэль никогда не был верен ему? Может, у них и не вышло ничего из-за этого нахала, который расхаживал в его доме так, словно все принадлежало ему? О, поверьте, Шону спустя несколько дней было что сказать, но лишь из уважения к плохому самочувствию Натаниэля, Элисдейр через силу прикусывал язык в тот момент, когда слова и претензии уже почти вырывались из глотки сами.       — Давай я скажу прямо? — предложил Натаниэль. Максвелл внимательно посмотрел на блондина и даже переглянулся с Шоном. Во всяком случае, Шон тоже понимал, что в Беркоте прекрасный медицинский центр, что там, возможно, ему окажут лечение лучше. Проблема в том, что в глубине души отпускать Натаниэля ему все-таки не хотелось, хотя четкую точку поставил сам приезд Макса сюда.       — Ну?       — Несмотря на наше общение в прошлом, сейчас мы чужие друг другу люди. Ты не обязан был приезжать сюда и тебя никто не заставляет со мной нянчиться, к тому же меня до безумия раздражает такое поведение. Ты боишься, что я умру? Признайся, Макс, что это лишь первая волна страха. Мне приятно, что твои дружеские порывы так сильны в такой критический для меня момент, но когда твой страх поутихнет и придет понимание неизбежного финала… ты, как и обычно это бывало, просто махнешь рукой. Конечно, подстраховаться врачами — это очень здорово, но я не хочу ехать в Беркот, зная, что на следующий день или через неделю, или через месяц тебе все это надоест. Ты сплавишь меня в клинику и будешь жить своей жизнью, как всегда это делал! Как я могу доверить свою вмиг укоротившуюся жизнь человеку, который… — Натаниэль запнулся, но потом продолжил, — который столь непостоянен в своем выборе? .       — Все сказал? — выгнул бровь Макс, кашлянув в сторону. — А теперь слушай меня. Раз уж тебя бесит сюсюканье, то и я скажу тебе прямо: выключи в себе капризную суку, — Шон удивленно перевел взгляд на приятеля; Натаниэль распахнул губы в возмущенном вдохе, — ты никогда не был мне чужим, и ты прекрасно об этом знаешь. Да, я обидел тебя, я знаю, но что мне теперь сделать? Я не могу исправить того, что было. Я сказал, что люблю тебя, но ты должен знать, что никакой дружбы между нами нет уже очень давно, — Макс перевел взгляд на Шона и слегка пожал плечами, — прости, друг, но ты уже дважды забирал его у меня, в этот раз я его не отдам, даже если он снова выберет тебя.       Натаниэль готов был схватиться за сердце, так оно забилось в груди. Волнение, страх, стыд перед Шоном — все смешалось. Максвелл содрал все маски лицемерия с блондина, обнажив его перед Элисдейром настолько, что захотелось сжаться в маленький клубок и исчезнуть.       Немой вопрос повис в воздухе; Шон посмотрел в голубые глаза блондина, и Макс тут же поднялся из-за стола. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что этим двоим нужно поговорить. Натаниэль готов был проклясть Макса, когда тот оставил их наедине. Каких сил ему стоило каждый раз избегать этого разговора!       — Ты ненавидишь меня? — все-таки спросил Нат, подняв взгляд на брюнета.       — Нет, хотя, наверное, стоило бы, — ответил Шон, облизнув губы. Все недостающие пазлы от картинки вдруг встали на свои места. Теперь, конечно, ему было все понятно: почему Натаниэль так себя вел, почему Максу так многое сходит с рук…       — Когда мы уже были вместе, ты был с ним? — Шон даже не спрашивал, было ли между ними что-то до этого: это было ясно сразу. Признаться, он и в прошлый приезд Макса догадывался, но не хотел этого признавать. Ему хотелось верить, что его верность отношениям была взаимной. Но, кажется, это было совсем не так. — Нат? .       — Шон, перестань…       Натаниэля просто зажали в угол. Как стыдно было перед Шоном! И, смотря в глаза мужчине, Валентайн готов был встать на колени, чтобы извиниться. Но не сделал этого. Не потому, что считал это низким, скорее понимал, что это ничем не поможет.       — Я просто хочу понять, зачем ты врал все это время? . Что в этом Максе такого, чего нет во мне? Мы жили вместе все это время, но ты ни разу не смотрел на меня так, как смотришь на него. А его не было с тобой все это время!       — Ты думаешь, я счастлив от этого?! — тяжело выдохнул Натаниэль, поняв, что избежать этого разговора уже не удастся. — Я влюбился в него тогда, когда не знал о тебе. Но он — натурал, и к моей ориентации отнесся очень агрессивно, мы с ним долго не общались, но так или иначе жизнь нас сталкивала в самые неожиданные моменты. Все началось после того, как я познакомился с тобой. Тогда я был окрылен тем, что видел в тебе идеал всего, чего желаю. Я не знаю, что взыграло в нем, но его ревность уничтожила нашу дружбу, дав ей что-то большее. Мне нет дела до чужого мнения, но он был просто зациклен. Эгоистичный бабник, вот он кто! Но я любил в нем это вместе с тем, как ненавидел каждый его изъян. И я выбрал тебя, Шон, надеясь, что твое отношение ко мне выбьет из меня эту больную привязанность к нему. И даже сейчас я подписываюсь на персональный Ад. Он наговорил мне кучу всего из-за страха, что я скоро умру. Завтра, через неделю, месяц или год он может просто передумать и бросить меня в больнице на совесть докторов. Я знаю все это, но я все равно согласен. Потому что сейчас, особенно после того, когда ты все знаешь, остаться здесь — просто верх неуважения к тебе. Я очень уважаю тебя, Шон, и я бы очень хотел, чтобы все у нас вышло, но уже никак. Когда я понимал это, мне было страшно. А сейчас… все, чем я жил, покоится в руинах. Что мне терять? Я — ходячий мертвец. Может, это и хорошо, что у нас не вышло. Я желаю тебе найти кого-то намного лучше меня.       — Натаниэль, — тяжело выдохнул он. — Проблема в том, что я до сих пор считаю, что ты — лучший. Я почти готов простить тебе все это, но мне больно от того, что я ничего не решаю в этой ситуации. Ты выбрал меня, но на самом деле самый главный выбор ты сделал в его пользу.       — Это было против моей воли, Шон, — поджал губы флорист. — Я не знаю, что мне сказать, как извиниться. Я просто растерян тем, что этот разговор случился вот так… Со стороны Макса это, конечно…       — Если бы не он, ты бы никогда и не заговорил об этом, — вздохнул Элисдейр и поднялся со стола. — Мне жаль, Натаниэль.       Жаль, что ничего не вышло; жаль, что они потеряли столько времени; жаль, что было выброшено столько усилий. В слове «жаль» Шон выразил все, что чувствовал в этот момент. Натаниэль сокрушенно прижал ладонь к глазам. Когда к нему подошел Макс и осторожно коснулся его плеча, Нат резко отпихнул его.       — Ты просто свинья.       — Он должен знать правду.       — Какую, черт возьми, правду?! — не выдержал Натаниэль, гневно подняв взгляд на мужчину. Максвелл, конечно, сделал добрый жест для Шона, но тем самым он сжег все мосты Ната к отступлению. — Между нами ничего не было, кроме твоего эгоизма, эгоизма и еще раз эгоизма!       — Неправда, — мягко улыбнулся Макс, нагнувшись к уху флориста, — ты можешь злиться на меня сколько угодно, но ты должен знать, что во мне все это время проходили войны. Каждый раз, когда ты уходил, война заканчивалась, но мира не наступало. Ты — мой мир, Натаниэль. Мне плевать, что ты скажешь, ты все равно любишь меня. Я всегда это знал, я пользовался этим, да. Но теперь ты сам можешь пользоваться тем, что я люблю тебя и боюсь, действительно боюсь тебя потерять.       Нат сдавленно сглотнул, нахмурив брови. Слишком сложно. Слишком много «но». Блондин даже не успел додумать очередное «слишком», когда все мысли вышибло из головы легким поцелуем в висок.       — Думаю, теперь твой переезд лишь вопрос времени. Теперь у тебя нет выбора, кроме как быть со мной.       — Ты…       — Да, я знаю, — улыбнулся Макс. — Тебе нужно готовиться ко сну, завтра мы едем в больницу оформлять твой перевод. В Беркоте ты ляжешь в больницу.       Натаниэль просто слегка мотал головой, не в силах поверить, что все это правда. В какой момент главная роль мерзавца, который лишен всех прав на слово, досталась ему?       — Ты меня понял? — добивал Коулман.       — Да, — выдохнул Натаниэль, приняв свое феноменальное поражение.

***

      — …когда титан Прометей похитил на Олимпе небесный огонь и подарил его людям, на земле вспыхнула дивным семицветием радуга — так велика была радость всего живого на свете. Уже и закат отгорел, и день угас, и солнце ушло, а радуга по-прежнему светилась над миром, даруя людям надежду. Она не гасла до самого рассвета. И когда утром снова вернулось на свое место солнце, там, где горела и переливалась красками волшебная радуга, расцвели ирисы… — зачитал Максвелл из книги Натаниэля и осторожно коснулся кончиками пальцев вклеенного ириса. Натаниэль зажато сидел на своей койке в клинике Беркота, сжимая в руках горшок с цветущими ирисами, от которых пахло фиалками и немного апельсиновыми цветами. — Надежда, Натаниэль. На самом деле я купил ирисы потому, что это цветок мужественности.       — Ты не обязан каждый раз искать сакральный смысл во всех цветах, — вздохнул блондин, убрав горшок на тумбочку. Макс улыбнулся и отложил книгу в сторону, затем подошел к мужчине и присел на край койки.       — Когда я ехал к тебе в Феликс, в моей сумке была амарантовая мука, потому что амарант означает бессмертие. Только с тобой, Натаниэль, я начинаю задумываться о том, о чем никогда не думал. Я знаю, что тебе здесь не нравится, я просто прошу тебя немного потерпеть. Твоя квартира уже готова встретить тебя, когда я заберу тебя отсюда, приедет Сара, мы устроим тебе маленький праздник.       Макс доказывал все свои слова, сказанные у Шона дома, действиями. Не было ничего, к чему можно было придраться, за исключением того, что мужчина никак не перешагивал черту друзей. Эти чертовы роли друзей сидели у Натаниэля уже поперек горла! Не сказать, конечно, что Нат согласился на все только из-за любви к Максу, скорее Макс не оставил ему выбора. Просто каждый раз, слушая нежные слова, которые, признаться, слышать от Макса было дико, Натаниэлю хотелось таких же нежных действий, но их не было. Помяв губы, блондин косо глянул на закрытую дверь и подался вперед к мужчине. Но когда их губы были уже в соблазнительной близости, Коулман беспристрастно улыбнулся и поднялся на ноги.       — Мне пора.       — Макс, что происходит? .       — О чем ты?       — А ты не понимаешь? — выгнул бровь флорист.       — Понятия не имею, — пожал плечами шатен.       — Мне противопоказаны сильные нагрузки, но…       — А, ты об этом, — улыбнулся тот, нагнувшись к блондину. — Я не хочу тебя провоцировать. Если я тебя поцелую, ты задохнешься от желания приступить к большему.       — Боги, не льсти себе, — закатил глаза блондин, откинувшись на подушки.       Максвелл улыбнулся, облизнув нижнюю губу от уголка до середины. Натаниэль, сам того не замечая, жадно проследил взглядом за этим движением.       — Или, быть может, я боюсь, что я сам захочу большего сразу? А ведь я, наверное, не смогу себя сдержать, — тихо выдохнул он и поправил горшок на тумбочке.       — Макс…       — У тебя есть замечательная возможность присвоить этому ирису новое значение. Надежда на то, что когда мы вернемся домой, ты будешь задыхаться со мной не до смерти, м? — Коулман нагнулся к флористу и с улыбкой заметил, что дыхание у Натаниэля уже сбилось. Нельзя было об этом думать и желать подобного, но Максу в этот момент хотелось только затрахать блондина до обморока. — Дыши глубже…       Как нравилось чувствовать власть над ним, но играть с этим теперь было просто страшно. Макс хотел всего этого не меньше Натаниэля, но просто боялся сделать что-то не так. Для начала нужно было решить все проблемы, включая верно ждущую дома Офелию.       — Проваливай, — не выдержал Нат и отвернул голову в сторону, тяжело выдохнув.       — Смотри, чтобы ирисы не завяли, — улыбнулся Коулман и покинул палату, тяжело вздохнув. В этот раз он взял себе слишком благородную роль, с которой боялся не справиться. Каждый раз порываясь разорвать отношения с Офелией, он просто терялся, не зная, как сказать ей правду. Хуже всего во всей ситуации было и то, что он нашел ее тест на беременность. Положительный, мать его, тест.       Подаренный Натаниэлю ирис говорил о том, что Максвелл, наконец, мужественно принял их отношения. Он принял их отношения даже с тем фактом, как сильно Натан болен. Но где теперь взять мужества, чтобы бросить женщину, которая была от него беременна? Да и о каком мужестве, доблести можно говорить, когда он готов бросить беременную женщину ради смертельно больного мужчины? Он не был до конца честен с Натаниэлем, не был честен с Офелией, оставалось надеяться, что он был честен с собой. Он ведь выбрал именно ирис — символ Франции, символизирующий веру, надежду и громкое обещание на будущее. «Хотелось бы мне не обмануть твои ожидания хотя бы в этот раз, но как все сложно», — подумал про себя Макс и покинул клинику.