Азбука цветов

      Почему мы так поступаем с теми, кто нас любит? Почему человеку, у которого по факту в жизни есть все: здоровье, крыша над головой, любимая работа, друзья, семья и прочие — всегда хочется большего? Неужели ни один человек не может быть доволен и благодарен за то, что имеет? Ведь, согласитесь, кто-то лишен очень многого, однако все равно счастлив. Взять хотя бы Натаниэля — здоровый мужчина в самом расцвете своих лет, сумел превратить свое хобби в индивидуальный бизнес, который приносит свой постоянный доход. Парень особо ни в чем не нуждался, разве только, быть может, в собственной семье, но это уже совсем другая история. Валентайну по злому року судьбы пришлось в своей жизни пройти огонь, воду и, кажется, медные трубы, пока он, наконец, не встретил на своем пути сказочный оазис. В его жизни появился мужчина, который уважал его, принимал его и, кажется, действительно любил. За все это нужно быть благодарным богу, ведь все короткие молитвы все-таки были им услышаны. Однако теперь жизнью голубоглазого блондина управлял явно не тот всемогущий сверху. Судьба Натаниэля в одночасье оказалась в руках самого дьявола, иначе как объяснить то, что он делал? Как он мог рушить свою жизнь яркой, но пустой интрижкой? Но мог и делал это вопреки вопящей совести. И ведь Валентайн знал, что потом будет жалеть об этом, но ничего, абсолютно ничего не мог с собою сделать, да и не хотел. Ведь если посмотреть на все со стороны, то Максвелл действительно был в чем-то прав. Что его здесь держит? . Натаниэль словно капризный цветок, появившийся в доме у Шона. Все было сделано для него: и почву подготовили, и цвета в доме поменяли, и поливали так, как ему хотелось. А он отказывался пускать корни, цепляясь за серый Беркот, за каменные джунгли, где не было для него ни почвы, ни света, ни полива. И ведь в Беркоте никто пылинки с него сдувать не станет, так почему же в Феликсе «корневая система» у золотистого цветка так слаба? .       — Ты пробуждаешь во мне все плохое, — тихо выдохнул блондин в губы Максу и глубоко вдохнул, не смея даже раскрыть глаз.       — А ты, наоборот, то немногое лучшее, что есть во мне, — улыбнулся парень, мягко поцеловав уголок губ флориста. Это была победа. Коулман прекрасно понимал, что Натаниэль теперь полностью в его власти. Воздвигнутая стена рухнула так быстро, что Макс даже не успел насладиться ее неприступностью. Черт возьми, как это льстило. Практически все женщины, которые у него были, делали для него все, чего он хотел. По факту он много и не требовал, собирая лишь дары «сверху», а с Натаниэля хотелось взять все. Он не знал, правда, сможет ли отдать все взамен, однако жизнь его приучила лишь пользоваться. Не сказать, конечно, что он пользовался Натаном: Максвелл готов был пойти ради него на самый отчаянный шаг — любить мужчину.       Для Натаниэля все тоже было безрассудным: он понимал, какая ответственность лежала на нем, какое доверие он может предать и больше никогда не заслужить, но сердце отчаянно спешило совершать всякие глупости. И чем больше Валентайн находился во власти Максвелла, тем больше это сердце опускалось ниже грудной клетки. Снова эта голая страсть обжигала мысли, испепеляя их дотла. Как можно было думать в моменты, когда внутри все полыхало от желания, от вожделения, от целого набора эмоций? Ни одно прикосновение не смогло бы сравниться с прикосновением Макса, ничьи поцелуи так не насиловали сознание и, конечно же, никого он не желал так сильно. Подобно опиуму Макс овладевал всеми мыслями Натаниэля, заговаривал каждую клетку его тела, чтобы блондин не смог принять чужую ласку. Настоящий наркотик, хранящийся в цветах мака.       Маки… Эти нежные цветы восхищают своей красотой, дурманят голову своим ароматом, а сок их и вовсе может убить. Не зря же мак считается цветком сна, забвения и смерти. Однако у этого цветка есть и другие значения, но Натаниэль вдруг поймал себя на мысли, что Максвелл действительно действует на него ненормально. И если от его аромата он не сходил с ума, то от слов готов был лезть на стены. Макс мог сказать все, чего он желал, и Натаниэль сразу становился покладистым, безропотным, готовым принять любое его решение. Но также Макс мог и забрать свои слова назад, как он очень любил делать. Стоило ли тогда слушать его речи? .       «Нет, нет, нет», — вопило сознание, рассыпаясь на осколки. Блондину как никогда хотелось быть с Максвеллом и вместе с этим прогнать его. Любить Макса было сложно, да и не за что. Все его острые грани резали флориста, по чуть-чуть разрушая его жизнь, но Натаниэль, словно мотылек, все равно летел на свет, даже если это была ловушка. Судьба будто издевалась над ним или над обоими сразу: у Валентайна была налажена жизнь, и он был вынужден ее разрушить собственными руками; Коулман стоял на пороге густой и пугающей неизвестности. Здесь и сейчас шатену хотелось быть с тем, кто так конкретно расшатал все его жизненные устои, но он в упор не видел, что ждет их хотя бы через неделю. И он понимал, что собственное непостоянство может разрушить жизнь того, кто ему небезразличен, но ничего не собирался с этим делать: свои желания ему были важнее. Он хотел победить в этой битве, хотел оставить Шона в проигравших. Ведь даже без большого дома, без щенячьей верности в глазах Натаниэль все равно останется с ним. Потому что Макс — абсолютен. Он — единственный победитель, хозяин своего времени и желаний. Никто не виноват в том, что Натаниэль вдруг застрял среди его желаний, но вот надолго ли? .       Счастье, равно как и его антипод — несчастье, в одиночку к Натаниэлю никогда не заглядывало. Казалось бы, его счастье — Шон, а несчастье — Максвелл? . Может ли быть так, что несчастьем для него все-таки был Шон, даже несмотря на все плюсы их отношений? Эх, если бы мы всегда любили только тех, кого нужно! Ведь на деле получается, что чувства принадлежат какому-нибудь шатену с глазами цвета темной карамели. Вот и получается, что мозг и сердце идут по разным дорогам. Голова шла кругом от незнания, какой путь одобрить. Этот дьявольский дурман, окутывающий поля маков во время их цветения, сейчас душил влюбленного флориста.       — Давай уедем сейчас, пока его нет? Он все поймет, тебе не нужно будет объясняться, — тихо нашептывал Коулман на ухо блондину. Натаниэль лишь хмурился, понимая, что не хочет терять ни Шона, ни Макса. За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. А как велик соблазн! Так хотелось быть беспринципным эгоистом! Но совесть так неистово вопила в груди, что сдавливало глотку. Кто-кто, а Шон не заслужил такого отношения к себе.       — Не говори ерунды, — все-таки ответил Валентайн. — Ты хоть представляешь, каким мерзавцем ты будешь в его глазах? Напросился в гости, соблазнил его пассию и умотал с ним. А я? Ты обо мне подумал? Как я в глаза ему посмотрю?       — А ты не смотри ему в глаза, — пожал плечами шатен. — Просто оборви все связи.       — Макс, — с нескрываемым укором выдохнул Нат и все-таки отодвинулся от Коулмана, а затем и вовсе встал из-за стола. Он не знал, что делать! Хотя вранье это все, конечно. Он прекрасно знал, что связи нужно оборвать именно с этим хамом, а не с Шоном. И это правильное решение! Но не моглось и не хотелось. Ведь даже сила была, воля была, а силы воли не стало. Макс с усмешкой наблюдал за немыми терзаниями блондина, вознося себя на какой-то новый космический уровень. Попытки искать в своей новой жизни плюсы приносили парню лишь ЧСВ, помноженное на световые лета.       — Давай завтра снимем номер в отеле? Хочешь, я куплю тебе цветы? Как мне ухаживать за тобой, если ты не женщина? — вскинул он бровь и улыбнулся. — Или, хочешь, я приготовлю тебе что-нибудь?       — Что ты мне приготовишь? Угли с запахом мяса? — хмыкнул Нат, проигнорировав предложение уединиться в отеле.       — Ах, точно, — фыркнул шатен, — куда мне тягаться против шеф-повара, да? Я тоже много чего могу, меня нужно лишь направить в нужном направлении.       — Угу.       Сразу вспомнились безуспешные попытки в постели. Обида аж за душу брала от того, как Натаниэль старался, и какой из этого выходил результат. Что будет, если и сейчас не получится? А если получится? Подумать только, Натаниэль был готов на измену ради измены, до чего докатился?       — Давай испечем тортик? — неожиданно предложил Макс и скрипнул стулом по кафельному полу.       — С чего вдруг? — выгнул брови блондин.       — У меня день рождения был, ты даже не поздравил, — заявил Коулман, и Натаниэлю неожиданно захотелось его ударить. Каков наглец! Он его праздник вообще втоптал в помои своей выходкой! Нехотя согласившись на эту бредовую затею, Натаниэль не нашел на полках ничего стоящего, из чего можно было бы испечь торт. Однако пара пачек мака ввели его в небольшой ступор. Ведь он совсем недавно думал об опийном маке…       — Тогда маковый, — предложил флорист.       — Прекрасно, у меня как раз на него аллергия! — хохотнул Макс, но засучил рукава своей кофты.       — У тебя хоть на что-то аллергии не бывает? — поинтересовался Нат.       — Я пошутил, — хохотнул Максвелл. — Я никогда маковый торт не ел и уж тем более не делал, давай попробуем. Если получится, завтра пойдем в отель.       — Очень смешно, — иронично подметил парень. Торт-то в любом случае получится.

***

      Часы до позднего вечера пролетели быстро, оба моргнуть не успели, как на пороге дома нарисовался зеленоглазый мужчина. Элисдейр, конечно же, даже не подозревал о том, кого поселил в своем доме. Или, быть может, глубоко в душе он догадывался обо всем, но не хотел в это верить. Ведь, как ни крути, поведение Максвелла было довольно странным еще на отдыхе. Натаниэль никогда не рассказывал о Максе, мужчина даже не знал, общаются ли они или нет: о небольшой ссоре из-за переезда он узнал лишь от Макса. Помнится, Натан говорил о личном пространстве, и, кажется, все его друзья были именно за границей личной территории. Он изредка созванивался с друзьями в отсутствии Шона дома, никого не приглашал в гости, вечно чего-то опасаясь. Шону наоборот хотелось сделать его жизнь максимально комфортной, а Натаниэль до сих пор лишь гостил у него. Это чувствовалось: Натан вяло просматривал предложения на рынке недвижимости, не интересовался цветочными базами, даже рекламу на ландшафтные работы в Феликсе делать отказывался по необъяснимым причинам. Казалось, что с наступлением весны, когда наработанная тяжелым трудом база в Беркоте завалит его заявками, он тут же уедет. Слишком много его держало там и слишком мало здесь. Он уже не знал, какие меры нужно предпринять, чтобы этот светловолосый парень принял положение вещей, принял свою новую жизнь с ним, с Шоном, и перестал оглядываться назад. Элисдейр всегда хотел создать семью, и ему посчастливилось найти того, кто разделяет его планы на будущее, однако даже так желанное будущее никак не приходило.       Они довольно недолго вместе, но Шон уже распланировал всю их жизнь наперед. И, конечно, он уже был в том возрасте, когда ему хотелось полноценной семьи. Шон задумывался о ребенке уже давно и откладывал деньги на суррогатное материнство. Конечно, можно было подать заявление в детский дом, однако гомосексуальным парам (особенно таким новым) одобряли опеку нехотя, да и свой ребенок все равно будет роднее. Но поговорить с Натаниэлем о таком серьезном для них обоих шаге не хватало духу. Валентайн при всех его плюсах, как любовника, был не готов к серьезным отношениям. Что бы ни говорил, что бы ни делал, как бы твердо ни стоял на ногах — мысли его были высоко в небе.       Даже если мужчина начинал разговор издалека, Натаниэль всегда отшучивался. Валентайна пугали такие разговоры, он не был готов посвятить свою жизнь ребенку. Где-то, конечно, он понимал, что подобное сможет за кратчайшее время спустить его с небес на землю, что это поможет укрепить их отношения с Шоном и дать им статус «навсегда», но что-то в блондине этому противилось. Не было никого надежнее Шона в этом плане, с ним нестрашно решиться на такой шаг, но все равно кто-то вставлял палки в колеса. Кроме совместного проживания, регулярного секса и прочих бытовых мелочей в их жизни ничего не прибавилось. Дорога была пуста, но они почему-то стояли на месте.       И если Элисдейр не видел в гетеросексуальном (!) друге Натаниэля соперника, то сам блондин прекрасно видел, кто преграждает ему все пути к счастью и вставляет палки в колеса. Конечно, это был Максвелл, который до сих пор так и не понял, чего именно хочет. Вся их страсть опускалась до постели, а все возвышенные желания так и оставались в мечтах голубоглазого флориста. Променять все на постель Валентайн был не готов, хотя ему очень хотелось. Двусмысленное положение Коулмана в доме невероятно накручивало нервы. Шон пропадал на работе с утра до ночи, обеспечивая их семью всем необходимым за исключением внимания к своему партнеру. Но это внимание теперь как нельзя ярко оказывал Макс, у которого просто свербило в заднем проходе от желания доказать, что он все-таки что-то там может и, возможно, может даже лучше некоторых (между нами говоря, Натаниэлю в это верилось с трудом). Торт они испекли, и зеленоглазый шеф-повар был для них дегустатором. Способности Натаниэля были весьма высоки, причем практически во всем, за что он брался. Только Максвелл знал, что Натаниэль, к примеру, совсем не умеет петь: они были с небольшой компанией в караоке. Для Шона Нат был воплощением мужского идеала, Макс же оценивал его куда критичнее. И, конечно, же Коулман лучше его знал: он не хотел быть с ним в любовных отношениях, потому частенько составлял списки плюсов и минусов и, что странно, столбцы были практически равны. Как ни крути, но «голый» Натаниэль — это большой комок расчетливости и эгоизма. Этот светловолосый сукин сын выбрал Шона лишь потому, что ему выгодно, но и Макса не отпускал, закрывая глаза на собственные измены. Коулману по большому счету было все равно, но его святой друг тот еще грешник на самом деле. И было в этом что-то такое мужественное, что очень отличало Валентайна от шаблонного гея, который засел у Макса в печенках. Наверное, именно эти контрасты сыграли с шатеном злую шутку. Как можно так сходить с ума от мужчины? Более того, в своем тернистом лабиринте Макс дошел до нового поворота: теперь обнаженный вид флориста его реально подстегивал, но как назло Натаниэль всегда был в одежде.       Маковый ужин прошел в долгих беседах, хотя Максу до невозможности хотелось, чтобы кто-нибудь уже заткнулся. Обижаться на Натаниэля было глупо: тот еще просто не решил, что ему делать, но торт-то они испекли! И планы на завтра от этого были очень многообещающими. Максвелл, конечно, немного переживал, боясь снова провалиться и оказаться снизу. В конце концов, из них двоих Натаниэль все-таки больше походил на того, кто любит смотреть на звезды. А Максвелл должен был показать ему небо в алмазах, да и вообще всю вселенную, чтобы вернуть свое потерянное «Я».       Однако поискам потерянной уверенности в себе мешал чертов Шон. Это, конечно, наглость хаять его, находясь в его доме, однако в Элисдейре Макс видел серьезного соперника, который превосходит его во всем, кроме роста. Этот «коротышка» мешал ему лишь тем, что вообще возвращался домой после работы. И, что хуже всего, после работы у него еще находились силы на святой долг. Чтобы далеко не идти, Макс засел в туалете на первом этаже после того, как они распрощались и направились спать. Как оказалось, слышимость в туалетах была хорошая, чего не сказать о всем доме в целом. Но все, что происходило этажом выше в ванной Натаниэля и Шона, Макс слышал так, словно стоял с ними рядом.       — Ты с ума сошел? — спросил Натаниэль, и Макс рефлекторно задрал голову к потолку, сидя на толчке со спущенными штанами. После чертовой клизмы у него были вечные позывы, но дальше них ничего не шло. — Вдруг он услышит? Я же говорил, он болезненно относится к такому.       — Тогда мы можем здесь, — спокойно ответил Шон. Коулман нахмурился и скрестил руки на груди, прислушиваясь к каждому звуку. Голоса затихли, слышалась лишь вода, но после Макс уловил сдавленный стон, и в голове выстроилась полная картина происходящего. Слушать это было невыносимо, Максвелл медленно выходил из себя от злости. Какого черта Натаниэль себе позволяет?! Вслушиваясь в стоны, Макс до боли кусал нижнюю губу. Он точно воспроизводил выражение лица блондина, его дыхание, то, как морщина залегала между его бровей, его чертовы движения — от этого хотелось закричать. Им же было хорошо вместе! Так какого черта он сейчас там с Шоном? . Он ведь знает, что Макс приехал за ним, знает, что он в этом же доме! «Чертов ублюдок», — ревностно пронеслось в голове, и парень спустил бачок, надеясь, что шум унитаза их отвлечет, но, кажется, тем двоим наверху было уже все равно.       Видит Бог, знать, что Натаниэля кто-то касается в данный момент, было хуже всего, что вообще можно представить. Какой черт дернул Макса прижаться ухом к спальне неизвестно, но когда парень это сделал — дверь со страшным скрипом отворилась (на самом деле она еле слышно скрипнула). Сердце у шатена чуть из груди не выпрыгнуло, но он все-таки осторожно зашел внутрь и на цыпочках подошел к двери в ванную комнату, которая, к слову, была даже не заперта. Лучше бы она была заперта! Макс, осторожно встав у щели в двери, которая давала ему максимальный обзор на саму ванну, наблюдал за двумя мужчинами. Он словно упал во временную яму, провалившись в свое детство, когда он мог подсматривать за взрослыми. Никогда, конечно, ему не представлялось возможности лицезреть подобное: двое мужчин — это перебор. Это было не похоже даже на порно, которое он порой просматривал для теоретических познаний. Здесь все было живо, не наигранно, и, что больше всего бесило, горячо. Натаниэль, пускай Макс видел лишь пол его лица, откровенно кайфовал от процесса, он прижимал ладони к ягодицам своего любовника, сам был на чуть согнутых коленях, чтобы его низкорослый бойфренд смог до него достать. Хотя вряд ли разница в росте им мешала. Сразу вспомнились слова Сары, что Нату нравятся высокие парни — это удобно. Только сейчас Макс понял, в чем, собственно, заключалось это удобство. Но больше всего мыслей было отдано мольбам, адресованным самому себе. «Ничего не делай, пожалуйста, ничего не делай!» — просил он себя, сжимая кулаки до белых костяшек. До невозможности хотелось прибить обоих за разломленную психику, за разбитые чувства, за прожигающую ревность и за то, что эти двое вообще существуют!       — Ха-а-а, — тяжело выдохнул блондин, запрокинув голову, — я близко.       Одна рука тут же переместилась на член, и Натаниэль довольно быстро кончил. Все это длилось от силы минут семь, и Макса это даже оскорбило. Семь минут? Серьезно? Натаниэль «заставлял» Коулмана работать ртом как минимум в два раза дольше! И в чем же этот Шон так хорош?! Семь минут, блядь. Так Макс при таком раскладе не дотягивал всего минуты две? . Серьезно? . Сжав губы, парень поспешил выйти из спальни и уйти к себе. Сон не шел, в голове то и дело всплывали увиденные картины и представления того, как у Натаниэля это могло быть с ним самим. Может, чтобы перестраховаться, Максу выпить таблеток восемь? Это же не очень вредно? Или, быть может, сделать так, чтобы и Натаниэль их выпил? .       Уснуть удалось лишь к утру. Максу постоянно мерещилось, что он слышит тяжелые вздохи, хотя все это было лишь плодом его больного воображения. Однако даже так госпожа ревность сжирала его изнутри с такой силой, что никакой круциатус с этим не сравнится. Злость переходила в ярость от дуновения ветра, которое доносило до кареглазого парня мнимые звуки. Уже не ясно было, чего он точно хотел: затрахать Натаниэля из принципа (дело чести все-таки показать ему, что он во много раз может превзойти Шона) или добиться их серьезных отношений с пометкой, что Макс снимает с себя всю ответственность в случае провала. В то же время Натаниэль так же не мог уснуть: впервые было так противно от себя. Рядом на постели с ним спал Шон, через стенку — Макс. Что могло быть хуже этого? Натаниэль метался между двух огней, хотя ему, как капризному цветку, нужно было вовсе не пламя. Белый олеандр стремительно видоизменялся, языки пламени, которые жалили его, окрашивали его нежные лепестки в алый цвет, куст горел, оставляя от своего величия лишь длинный стебель с несколькими листьями. И к утру Натаниэль был уже не цветком опасности, про который слагались красивые легенды, а цветком забвения. «Любовный шпион» — красный мак, манящий к себе вечным сном.