Сквозь треснутый объектив

Так. Напылить быстро он не успеет. И спасет ли его теперь пыль? Удастся ли хоть как-то скрыть следы своего пребывания? Вернув лестницу и стул туда, где брал, Эммануэль задумался. Больше его волновал главный вопрос: где же еще оставалось место для маленького увлечения мистера Кесады? Эммануэль посмотрел на входную дверь. Может, он зашел слишком далеко? А может… Да. Возможно, это было так же на поверхности, как и фото. Точнее наоборот. Он вернулся в гараж, потому что только там он еще не искал. Теперь выключатель придется искать, света от окна не хватит для его поисков. Присмотревшись, он не увидел свисающих проводов. Значит, что-то на стене. У одной из дверей. В полутемном углу Эммануэль наткнулся на верстак и чуть не оставил еще больше следов своего пребывания. Да, он начал терять форму. По утрам, что ли, побегать… нет, нет, скорее он перейдет работать в детский сад. Или куда-нибудь. Вон, подастся вместе с Марин в политику. Если у нее получается, чем он хуже? Выключатель нашелся по другую сторону от ворот. Эммануэль посмотрел на окошко. Днем не должно быть видно, что включен свет. — Где же ты прячешь свои секретики, ублюдок? — озвучил он то, что крутилось в его голове. — Не бывает таких чистеньких домов. Не бывает таких чистеньких людей. Спорю, чердак в башке у тебя такой же грязный. Мысль о том, что Кесада может оказаться совершенно законопослушным гражданином, приходила к нему, пришла на мгновение с горьким послевкусием боли, что единственные плохие парни в истории — это они с Джастином. А Карлос Кесада поступает нечестно, бесспорно, но делает это, потому что возмущен фактом двойной жизни Джастина и его грязными делами. Эта мысль могла бы пустить корни и не давать ему спать, но Эммануэль знал точно — будь у Кесады такие чистые руки, он бы не оказался в «Лотосе». Нет. Не оказался бы. С каждой минутой он отчаивался все больше. Упорядоченные инструменты, банки с краской для забора и крыльца, заточенный топорик, детали для автомобиля. Ничего. Ни у одной стены, ни в одной коробке, ни в одном ящике. — Я же не мог ошибиться? — спросил Эммануэль у себя, останавливаясь посередине и осматривая все еще раз. — Я же не мог так обосраться? Нет, вновь убедил он себя, Кесада не может возить это все с собой. Машину могут угнать, к тому же если он делал на это ставку, ему нужно было самое безопасное место, самое… Где оно?! Эммануэль сердито топнул ногой и озадаченно посмотрел на пол. О. Минуточку. Он обошел похожие одна на другую металлические пластины настила гаража. В таких домах, насколько он знал, подвал не предусматривался. Но он же был здесь? Был? Эммануэль протопал вдоль всего пола, присматриваясь, пока наконец не нашел. Вот оно.

***

Джастин не знал, почему это происходило с ним. Почему мысли одолевали его настолько, что он не мог взять себя под контроль. Он старался, очень старался, но всех сил хватило, лишь чтобы закончить урок. Оставшись один в классе, он впервые за много времени почувствовал желание покурить. Или трахнуться. Или что-нибудь, чтобы оставить накативший стресс. Он старался не думать о том, что будет, если шантажист осуществит угрозу. Он верил в Эммануэля, в то, что он выполнит работу. И он заставлял его уплывать куда-то еще. Не вспоминать про холодящие все внутри письма, про ужасные фото, на которых больше его, чем он когда-либо смел о себе сказать, про то, что он спал с этими парнями, гибкими и безликими, как шарнирные куклы. Наверное, Джастин уже с ума бы сошел, если бы не Эммануэль. Больше никто не мог знать. Только он. И ему просто хотелось услышать его голос. — Что-то серьезное? — спросила Хиллари, когда он набирал номер офиса Эммануэля. — Не припомню, чтобы ты хоть раз пользовался телефоном. — Да так, кое-что уточнить. Он даже не знал, что скажет. Да и что он мог сказать, когда был здесь не один? Но это неважно. Джастин отвернулся к окну, слушая гудки. Через два трубку подняла женщина, он помнил, что ее зовут Марин. — Офис детектива Макрона, слушаю, — без энтузиазма ответила она. — Добрый день, это… м-м-м, я могу с ним связаться? — А кто спрашивает? — Это… Джастин Трюдо, — сказал он, прикрыв рот рукой, чтобы Хиллари не подслушивала. — Его… — А, клиент симпатяга. — М-м. Спасибо. Так и я могу услышать?.. — Его нет. И не было сегодня. — О, — разочарованно пробормотал Джастин. — А когда он будет? — Не знаю, мне не докладывался. Такое бывает. Явится. — Хорошо, спасибо. Джастин положил трубку со вздохом. Тревожность в нем только усилилась. Может, стоило заглянуть к нему? Но после родительского собрания уже будет так поздно. Зато это готовая отговорка, почему он опаздывает. Ничего такого. Он просто увидит его и все. Только бы увидеть.

***

С каждым шагом по деревянной лестнице вниз, тело Эммануэля скрывалось в тени, будто он погружался в темную воду. Еще немного и нырнет с головой. Потолок в подвале был низкий, и Эммануэль тут же нащупал выключатель. Красный свет плеснул в глаза, выявляя из бордового полумрака контуры окружения. Длинный подвал, идущий до самой стены гаража, уже не хвастался стерильным порядком, как сам дом. Вдоль обеих стен тянулись узкие столы, похожие на старые парты, у одной из них стоял стул. Вот оно. Последняя улика. Последнее доказательство. Эммануэль сглотнул, рассматривая сейчас пустые поддоны для проявки фотографий, веревки с крохотными прищепками. На одном из столов лежали обрезки бумаги, ножницы, клей. Он глубоко вдохнул. Сердце неприятно билось в груди. В углу Эммануэль нашел коробку. Еще не открыв ее, он уже знал, что внутри. Ему потребовалась некоторая выдержка, чтобы осмотреть снимки. Да, похоже, Кесада оставил самые провокационные фотографии на десерт. На одном из них Джастин представал полностью обнаженным, поднимаясь с постели. На втором, вероятно, одевался. На третьем был все еще у окна, пока ему отсасывали. И везде его лицо было видно в мельчайших подробностях. Мало какой фотоаппарат на такое способен. Похоже, эти снимки предназначались для Софи. Эммануэль не знал ее, но не мог представить ни одну женщину, которая отреагирует на такие кадры с мужем спокойно. Наверное, даже Бриджит потребовался бы валиум, хотя она примерно представляла, что он делает, и была уже бывшей женой. Под фотографиями лежал пустой белый конверт. Эммануэль глубоко вдохнул. Так должно было закончиться по его плану? В этом маленьком конверте могли поместиться конец семьи Джастина, карьеры и, возможно… От внезапных мыслей закружилась голова. А если… если бы все осталось так, как осталось? Эммануэль закрыл глаза. Пульс забился в висках. А если бы он позволил этому произойти? Если бы жена Джастина все узнала. Может быть, даже удалось бы избежать большого скандала. И он мог бы заполучить его себе. Эммануэль посмотрел в сторону. Он бы приютил Джастина. Джастин бы готовил ему, играл с Немо и у них была бы каждая чертова ночь. А если бы все вскрылось, и его бы уволили… они бы просто сели на тачку, втроем, и уехали куда-нибудь в Мексику. Или еще куда. Несколько секунд эти мысли приносили Эммануэлю болезненное удовольствие. Особенно те, где Джастин был у него дома. Но после осознание било обухом по голове. Как бы сильно он ни хотел каких-то элементов из этого гипотетического сценария, он не мог бы так поступить с Джастином, никогда не смог бы. И уже оттого, что это пришло в голову, Эммануэль был сердит на себя. Этого бы не простил ни Джастин, ни сам он. От него уже ничего не зависело. Если Джастин примет какое-то решение — подождать, пока вырастут дети, подождать, когда жену перестанет устраивать их союз, или не ждать вовсе, — это все принадлежало ему. Не получалось хорошего конца. Но какой есть. В жизни вообще редко получается хорошо. Вновь вздохнув, Эммануэль собрал все снимки, уже не тревожась о том, чтобы оставить тут все в порядке. Он планировал отдать их Джастину. Может быть, не все. Вот этот кадр, где Джастин в полный рост с эрекцией, взволновал его даже сейчас. Такого снимка он точно больше нигде не найдет. Да, это он оставит себе. Эммануэль сгреб со стола все, что мог найти. Но здесь были только фотографии. Ни пленок, ни фотоаппарата. Эти фото ничего не стоили, если отсутствовали исходники. Карлос Кесада мог проявить их вновь. Эммануэль задумался, осматривая столы напротив. Они были столь же неряшливыми, и вряд ли бы в какой-то из коробок лежал дорогой фотоаппарат. Но он все равно решил их проверить. Может быть, там были как раз пленки или еще что-нибудь на Джастина. Бумаги, бумаги, какие-то старые пленки. Неудавшиеся кадры. Что-то, похожее на те фото из гостиной. А он был продуктивен. Эммануэль посмотрел на задвинутые коробки в углу. При ближайшем рассмотрении это были… книги? Зеленая, синяя, фиолетовая. Он вспомнил свое путешествие по гостиной. Это фотоальбомы? Эммануэль вытянул самый нижний и открыл. Стоило глазам упасть на фото, он вдохнул и опустился на стул. Фото были вклеены аккуратно, маленькие треугольнички прижимали их уголки, и на каждом развороте располагалась своя композиция. Похоже, Джастин был не первым, чью обнаженную натуру Карлос Кесада зафиксировал. Весь альбом украшали женские тела. Похожие на моделей из журналов купальников, только… Эммануэль листал альбом. Это не были модели купальников. Они не лежали на красивых пляжах, на красивых простынях. Фон везде был один, и ему не нужно было доставать фото из кармана, чтобы увидеть, что это номер «Лотоса». На девичьих телах было светлое белье, очень похожее на трусики, которые он нашел наверху. А потом и вовсе не было. Таких откровенных поз Эммануэль не видел ни в одном журнале. И таких женщин. Он закрыл глаза, массируя их сквозь веки. Маленькие груди, просвечивающиеся редкие волосы на лобке, узкие бедра. Они были не старше Каи, девчонки с трассы. Наверняка такие же проститутки, как она. У одной были стертые красные коленки. Это не делало то, что с ними творили, более законным. Эммануэль знал, что должно что-то быть. Что-то, зачем Карлосу Кесаде такой дорогой фотоаппарат, такие качественные снимки, такое внимание к деталям. Что-то, что заставило его оказаться в «Лотосе», притоне, где всем плевать, кого ты приведешь с собой, плевать, чем ты будешь с ними заниматься, где самое темное предложат за углом. Правда была в том, что и он вел двойную жизнь, и он плавал по ту сторону от морального, и он… вероятно, он поплатился за это. Эммануэль сложил перед собой руки, вспоминая фото его жены и ребенка. Поэтому она от него ушла? Она что-то увидела? Она что-то нашла? Поэтому она не дает ему видеться с ребенком. Отсутствие хотя бы одного свежего фото о многом говорит, особенно, если у тебя есть фотоаппарат и ты любишь ребенка. Не любил бы — не хранил его игрушки. Он не зря шарился по его дому. Но что теперь делать? Этим точно заинтересовалась бы полиция, и Карлос Кесада мог хорошо присесть. Но он бы потянул Джастина за собой. Вскрылись бы его пленки. Никто не мог дать гарантии, что эта история канет. Эммануэль посмотрел на альбомы еще раз. Да, теперь он точно оказался по ту сторону. Он взглянул на обрезки школьной газеты, вспоминая текст последнего письма. Понятно, почему пришлось взять Американ викли. Тут уже недоставало букв. А еще одну школьную газету он стащить, очевидно, не решился. Эммануэль не чувствовал в себе сил и не стал уподобляться ему в этом. Да и у него просто не было столько времени для этих аппликаций. Ему не нужно скрывать свой почерк от коллеги. Достав из коробки маркер, Эммануэль вытащил со дна белый конверт. Последнее письмо будет его письмом.

***

Эммануэль очень утомился. Но удовольствие и небольшая — небольшая — капля злорадства давали ему сил. Он потратил много времени дома у Карлоса Кесады, но оно того стоило. Так, после этого он согласен только снимать котят с деревьев. Ну максимум — выяснить, куда пропал соседский кролик. Убрав вещи, Эммануэль мылся под горячим душем, уткнувшись лицом в кафель, пока кожа не сморщилась, как финик. Хотелось помыть и внутри головы, потому что такие темные истории ему совсем не нравились. Но эта грязь сойдет только со временем. Еще нужно придумать, что сказать Джастину. Пиздец, а что ему сказать? Джастин, у меня возникла отличная идея. Чтобы твой, так сказать, дружок не шантажировал тебя, я решил шантажировать его? Он даже не сразу среагировал на звонок в дверь. Эммануэль тряхнул головой, оставляя на кафеле сотню и один брызг, и выбрался из ванны. Он знал кто, он не понимал почему. Или делал вид, что не понимал. Но все равно обрадовался. — Третий раз это привычка, слышал про такое? — сказал Эммануэль, открывая дверь. Второй рукой он придерживал полотенце на поясе. Джастин оперся виском о дверную раму, смотря на него с каким-то облегчением. Стоял и не пытался зайти внутрь. Это что-то новенькое. — Я не собирался приходить, — сказал Джастин. — Не собирался. Но я звонил, и тебя не было в офисе. — Да… меня иногда не бывает. — Эммануэль затолкнул узелок полотенца, чтобы оно держалось на бедрах. — Теперь ты детектив? — Что? — Следишь за мной. — Я просто… я просто беспокоился. Но теперь я вижу, что ты дома, с тобой все в порядке. И, конечно, не мое дело, где ты, с кем ты… — Джастин, заткнись и заходи. — Не могу, я и так поздно еду. Я всего на минуту. Он помялся в дверях и так бы и ушел, если бы Эммануэль не дернул его за борт пальто внутрь. — Минуты хватит, — сказал он, захлопывая дверь. Пальто Джастина рухнуло вниз, прямо на Немо, который выглянул из-под него очень озадаченно. А полотенце с бедер Эммануэля упало уже на пол. Он споткнулся о диван, но притворился, что так и задумано. Ворс его покрытия пощекотал обнаженную спину, а следом волна щекотки пошла уже от поцелуев Джастина в шею. Как под ними можно не растаять? — Куда ты? — спросил Джастин, завалившись на бок к спинке дивана, когда Эммануэль отпихнул его. Эммануэль слез на пол, выпрямляясь и давая рассмотреть себя. У него от Джастина съезжала крыша. Он весь волновал его, вызывал беспокойство, и интерес, и нежность, и страсть, которую было невозможно сдержать. Он не променял бы это ощущение на свое спокойное существование. Каким бы неправильным все ни было. Будь что будет. — У нас мало времени, чтобы делать это по очереди, — сказал он, заигрывая, — поэтому… Эммануэль лег на бок рядом, головой к его ногам, и скользнул рукой к ширинке на потвердевшем паху Джастина. От ощущения дыхания на еще влажной коже его личных мест по спине пробежались мурашки. А потом ее коснулось не только дыхание, но осмелевшие пальцы и губы. Что нужно делать, Джастин разобрался быстро.

***

Верхние четыре пуговицы рубашки Джастина были расстегнуты, волосы стояли дыбом — потому что Эммануэль не удержался и схватился за них, толкаясь ему в рот, — а лицо все еще отливало розоватым возбуждением. Эммануэль смотрел на него снизу вверх и курил, сидя на краю ванны, пока тот умывался и чистил зубы. Он надеялся, что этого промедления хватит, чтобы что-нибудь придумать. Так он давно не заблуждался. Когда они начали обмениваться любезностями, в его голове кончились решительно все мысли. Он даже в двадцать таким озабоченным себя не чувствовал. — То, где ты был сегодня, — спросил Джастин, прерывая комфортную тишину. Было бы замечательно полежать немного, насладившись слабостью и друг другом, но они и без того потратили больше минуты. Им нужно было собираться. — Это связано со мной? — Да, м-м-м, — Эммануэль закрыл глаза, играя коленями. Он хотел прикрыться полотенцем, но потом решил дать Джастину еще немного полюбоваться своим телом. — Появились новые улики. — Какие? Джастин обернулся к нему, и из-за стекающей из уголка рта зубной пасты его обычное наивное выражение лица стало еще и дурашливым. Что ему стоило знать? Стоило ли знать хоть что-то сейчас? Сработал ли бы план Эммануэля? И нужно ли было калечить представления Джастина о своем окружении? Может быть, это были единственные розовые очки, которые он хотел сохранить. — Есть подозрение, что это как-то может быть связано с… м-м-м, персоналом отеля. — В смысле? — Джастин опустил руку с зубной щеткой. — Ты же говорил, что это точно кто-то из моей школы? Я уже такого с Анри представил… — Да, всплыли некоторые факты… — Он не очень хотел лгать Джастину, но надеялся, что это того стоит. Письмо, написанное Кесаде, того стоит. Без дурацких букв. Лишь набросанное его мелким почерком: «Никаких больше писем. Если он что-то узнает, то все узнают». Фиолетовый альбом с голыми девушками, который он взял с собой как гарантию, того стоит. Снимки из синего альбома, разложенные везде по дому, того стоят. Один он заложил в комод, прямо в трусики, в которые Карлос одевал девушек. Еще один — между двумя игрушками на каминной полке. Может быть, он стал хуже шантажиста. Но Эммануэль хотел верить, что это того стоит. Джастин того стоит. — Почему ты мне ничего не говорил? — поджал губы он с обидой. — Потому что мой рот был занят твоим пенисом. Тебе хоть понравилось? Знаю, что, когда отвлекаешься на другого, ощущения не те, но обещаю, что в следующий раз я приласкаю тебя, как следует. — Маню! — Джастин только больше раскраснелся, застегивая рубашку. — Я же не о… не об этом. — Да ладно. — Эммануэль попытался вновь, пробегаясь ступней по его бедру. — Это пока только версии, не о чем тут говорить. Джастин наклонился, сплевывая пену и полоща рот. Мокрое лицо выглядело прекрасно, надо было уговорить его на еще один совместный душ. Может быть, потом. — Мне понравилось, — сказал Джастин, глядя на него в отражении. — Я не знал, что так можно… Это так развратно. Даже на картинках такого не видел. Эммануэль хмыкнул и затянулся, тоже не отрывая от него глаз, пока тот сам не отошел от раковины, поворачиваясь к нему. — Надеюсь, в следующий раз ты останешься подольше, и у нас будет все по-взрослому, — зажав сигарету в зубах, чтобы освободить руки, он проверил молнию Джастина и поправил его ремень. — Порядок. Тот шагнул ближе, и Эммануэлю пришлось задрать голову и раздвинуть бедра шире, чтобы подпустить его. — Если… — Джастин положил руку ему на плечо, поглаживая шею большим пальцем, — если… следующее письмо… — Его не будет. — Почему ты так думаешь? — вздохнул он. — Ты вчера говорил, что это кто-то из моей школы, сегодня… — Сегодня я знаю, кто это. Джастин замер с приоткрытым ртом, молча смотря на него. Эммануэль не мог встать, и ему пришлось затушить сигарету о борт ванны, кидая ее в крышку коробки из-под порошка. Зря он это сказал. — Ты не скажешь мне, кто это? — тихо спросил он. — Я тебя за этим нанял. — Тогда скажи, что ты будешь с ним делать. — Я… — Ты же должен был придумать за эти дни. Ты же не всерьез считаешь, что поговоришь с ним, и он перестанет? Или что? — Эммануэлю понадобилась еще одна сигарета, но вставать и уходить от этой близости не хотелось. Джастин вздохнул. — Это уже мое дело, — сказал он с уверенностью ребенка, который только научился ходить и прошел до стола, ни разу не упав. — Ага. Эммануэль притянул его ближе, кладя руки на ягодицы, но Джастин все еще был напряжен и смотрел на него, не моргая. Похоже, в этот раз его так просто либидо не отвлечешь. — Хорошо. Слушай, Джастин. Я уверен на… м-м-м, девяносто девять процентов, — начал он. — Это во-первых. Во-вторых, это имя тебе ничего не скажет. — В смысле? Я не знаю этого человека? Эммануэль почувствовал, как глубоко он вдохнул с удивлением. Он представлял, что у него внутри. Его злодей — не кто-то из его ближнего окружения. Незнакомец. Незнакомец, который может быть каким угодно. Правильно ли делал Эммануэль? Он не знал. — Может быть, ты его видел, — уклончиво ответил он. — Давай подождем до субботы. — Но я не могу ждать до субботы. Если это не он, если ничего не выйдет, тогда это именно тот день, когда мне приходили письма… не считая этого понедельника… и… это будет слишком поздно. — Не будет. Джастин. — Эммануэль взял его руку в свои, поднося к губам. — Ты веришь мне? Он смотрел на него большими глазами и дышал. Вопрос оставался только в одном. В вере. Не стоило ему верить, конечно. Эммануэль бы сам себе не верил. Не после тех мыслей, что у него сегодня возникли. Но Джастин был другим. Таким другим. — Я верю тебе, Маню. Как я могу не верить? Эммануэль поцеловал его руку и уперся лбом в его живот, позволив гладить себя по голове. Он тоже хотел верить. Очень хотел.