Сквозь треснутый объектив

Эммануэль обернулся. Прямо за ним здание школы покинул высокий худой мужчина. Придерживая под мышкой коробку, он оглянулся на дверь, проверяя, что она не отвалилась от такого удара, и посмотрел на Эммануэля. А Эммануэль посмотрел на него. Раньше он его здесь не встречал. На его руках не было следов от мела. Он предположил, что это может быть тот самый учитель на замену, Анри. — Эта дверь, — прокомментировал учитель, останавливаясь рядом. Эммануэль сунул руки в карманы, с пониманием кивая. Выглядел учитель не слишком обеспеченно, пожалуй, даже хуже, чем в среднем в Мапллиф Элементари, директор которой явно экономил на их зарплатах ради имиджевых штук и добавления лошадиных сил своему имиджу. Рубашка на Анри висела свободно, слишком широкая в плечах — она собиралась у шеи. Его туфли были стерты, а брюки — не выглажены. Но если Комета принадлежала ему, деньги у него водились. Возможно, он экономил на одежде, чтобы владеть хорошей машиной и дорогим фотоаппаратом. Был одним из этих безумцев, которые не обращают внимания ни на что вокруг, кроме своего хобби. И в какой-то момент в кадр попались не бабочки или птицы, или что там снимают фотолюбители, а личная жизнь Джастина. — Тоже тут работаете? — спросил Эммануэль, не давая ему уйти. — Тоже? Я не… — О, меня пока не взяли, — живо продолжил он. — Но я приходил на собеседование, и директор сказал, что может меня поставить на замену. — Какое совпадение, — мягко улыбнулся Анри. — Я тоже учитель на замене. Как раз тороплюсь в старшую школу… Эммануэль не торопился уйти с его дороги. Анри шагнул в сторону, чтобы обойти его. — Мой друг Джастин пригласил меня попробовать, — сказал Эммануэль, вновь привлекая его внимание. — Рассказывал, какой тут отличный коллектив. Он пытался оценить реакцию Анри на упоминание Джастина, но тот держался достойно. Он не выразил ни радости, подобно той, с которой о нем говорили другие коллеги, ни раздражения, просачивающегося у мистера Санчеса, когда он просто краем глаза видел стенгазету с его фотографией. — Да, хорошие люди. — Знаете кого-нибудь особенного? — Я… я, правда, тороплюсь. Он был так близко; Эммануэль мог попытаться увидеть, что в его ящике. Были ли там какие-нибудь фото? Или детские поделки? Он медленно кивнул, отходя в сторону от машины. Надо думать и думать быстро. Что Эммануэль может? Зажать его в углу и сказать, что знает о его делишках? Это выглядело так же глупо, как если бы он был наивным учителем младших классов, самый большой криминал который видел по телевизору. Или он должен позволить Джастину… Его мысль прервалась, потому что, обогнув черную Комету, Анри прошел к припаркованному позади велосипеду. За корпусом машины его было не видно. Установив коробку на багажник, он защелкнул сверху ремень и надел на себя шлем, снятый с него же. Эммануэль растерянно прислонился к машине. Она принадлежала не ему? Но кому?.. — Я тут не мешаю? — спросил голос со спины. Эммануэль развернулся, пытаясь оторвать взгляд от уезжающего с парковки Анри. В руках мужчины за ним были ключи. Он потряс ими красноречиво, показывая, что она принадлежит ему. Эммануэль шагнул в сторону, не сводя с него глаз. — Хорошая тачка, — прокомментировал он свои действия. — Тоже о такой думал. Мужчина кивнул, отпирая ее. Эммануэль глубоко дышал. Как же неправ был Джастин. Машина принадлежала ему — тому, кого Джастин считал своим приятелем. Тому, кого он упустил в самом начале.

***

Эммануэлю пришлось проехать дальше, когда Карлос Кесада притормозил, чтобы въехать на подъездную дорожку у своего дома. Дом был одноэтажным и вытянутым, как и все домики типовой постройки, идеально подходящие для небольших семей. Белый сайдинг сверкал чистотой, а желто-зеленый газон у дороги был аккуратно выстрижен. Минимальное количество индивидуальных деталей снаружи не давало дать более точного представления о хозяине. Эммануэль не мог сказать, что сильно удивлен. Из всех людей он не подозревал только себя, да и то не всегда. Но он представлял, как огорчится Джастин, и от этого испытывал жгущее раздражение внутри. Эммануэль остановился за поворотом на другую улицу, все так же не теряя Карлоса из виду. Покинув автомобиль, тот нажал на кнопку, поднимая складные ворота гаража, и ждал, пока они полностью откроются, стоя спиной к Эммануэлю. Тот наблюдал за ним в отражении зеркала заднего вида. Как методичны его действия. Каждый день — повторение одного и того же. Чем же Джастин так досадил ему? Как узнал о том, чем он занимается? И что с этим делать теперь? Эммануэль ждал, что он выйдет из гаража, но, услышав скрежет опускаемых ворот, понял: тот вошел в дом через внутреннюю дверь. Нет смысла ждать, пока он вернется и вытащит ключ из-под коврика. Или откуда-нибудь. Но у него уже было все нужное, чтобы идти дальше. Вопрос только — куда…

***

Лифт в его доме опять не работал, пришлось идти пешком по лестнице. Возможно, и к лучшему. Во время этих нежелательных физических упражнений он зато пораскинул мозгами, что делать завтра. Конечно, имелось несколько неконтролируемых факторов, но с этим он планировал разобраться. Эммануэль совсем забыл, что Джастин обещал зайти к нему, поэтому оторопел, увидев его. Тот устало прислонялся спиной к двери, смотря на свои ноги. Они были такие длинные, что почти могли дотянуться до противоположной стены. — Давно ждешь? — спросил Эммнауэль, подходя. — О, — встрепенулся Джастин. — Нет. Я только подошел. — Тебе еще нужно подучиться лгать. — Извини. Эммануэль вздохнул и достал ключи, отпирая дверь. Он заметил пакет в руках Джастина только внутри, когда им под ноги сунулся Немо, изучая вещи каждого. В пакете находилось что-то весомое. — Ставлю, что это не бутылка Пино Нуар, — заметил Эммануэль, глядя, как и без того бодрый пес оживился еще больше. — Да. То есть нет, не бутылка, — неловко усмехнулся Джастин. — Ладно, бутылка есть и у ме… У Эммануэля вырвался пораженный вдох, когда тот обнял его в квартире. Поцеловал сначала в одну щеку, потом во вторую. Потерся носом о нос, прежде чем наконец поцеловать в губы. — Очень хотел сделать это, — оправдался Джастин. — Очень-очень. — И не только это? — хмыкнул Эммануэль, чувствуя, как тесно он прижимается. До спальни они точно не дойдут. — М-м-м. Не только. Пакет с глухим звуком упал на пол к их ногам. Прямо следом за портфелем. Ласковые губы Джастина сместились на его шею, осыпая поцелуями, от которых бежали мурашки. Эммануэль замычал: пальцы бескомпромиссно расстегнули его брюки, и большая теплая рука уверенно нырнула под тонкую ткань нижнего белья, находя член. И теперь все тревожные мысли остались там — за дверью.

***

Он давно не чувствовал таких запахов, особенно в своей квартире. Горячее оливковое масло, свежие овощи, поджаривающееся мясо. Обычно он пользовался своей плитой, только чтобы разогреть на сковородке что-то из полуфабрикатов. Эммануэль успел принять душ и переодеться, пока Джастин возился на кухне. На сковороде шкворчало масло, откуда-то снизу слышался хруст, с которым Немо грыз говяжье колено рядом со столом — потому что содержимое пакета Джастина предназначалось не только для них двоих. Эммануэль остановился в дверях, смотря на его спину у плиты. Джастин снял пиджак и закатал рукава. Выглядел он блестяще. Почти так же сексуально, как когда на нем не было одежды вовсе. — И пусть он лучше думает, что кто-то подозревает меня в связи с Терезой, — закончил Джастин и обернулся, удостоверяясь, что Эммануэль его слушает. — Это же абсурд, верно? — Почему? — Я думаю, она лет на двадцать меня старше. — И что? Джастин не ответил, и Эммануэль воспользовался паузой в его истории о столкновении с Педро Санчесом, чтобы откупорить бутылку каберне совиньон и достать бокалы. — Ты действительно думал, что это он? — спросил Эммануэль, опираясь о тумбу рядом и заглядывая в сковороду. Маленькие кусочки курицы, смешанные с порезанными овощами, выглядели очень аппетитно. А в соседней кастрюле кипела вода с длинной странной лапшой. Он всерьез подумал о том, чтобы умыкнуть какой-нибудь, но раньше, чем он успел это сделать, Джастин потянулся к чему-то на столе, кидая ему. Поймав на автомате, Эммануэль усмехнулся. — У тебя дома яблоня, да? — Есть яблоки очень полезно, — заявил Джастин. — И не воровать, пока не готово, тоже. — И какие у тебя рычаги воздействия? — спросил он, откусывая. Джастин только усмехнулся. Его руки продолжили работу, ловко перемешивая лапшу длинной ложкой и подбрасывая кусочки мяса. Такой деловой и сосредоточенный, как будто не он отдрочил Эммануэлю полчаса назад в коридоре, забыв обо всем на свете. — Ты же сказал, что он ко мне относится… не очень хорошо, — вернулся Джастин к разговору. — Ведь это было очевидно? Что если он не относится ко мне хорошо и еще и его видели в библиотеке, то… это может быть он. Если бы все были такими очевидными. — Но, получается, что это не он, — тихо закончил Джастин, перемешивая овощи. — И тогда… кто остается? Анри? Я его совсем не знаю. Зачем бы ему это… хотя у него могут быть финансовые проблемы и… не знаю. — Кто научил тебя готовить? — перебил его Эммануэль, отвлекая от мыслей. — Да это мелочи, — махнул тот. — По выходным я… ну, готовлю на всю семью. Потому что Софи и без того устает. Я даю ей поспать. И все равно делаю что-то не очень сложное. С каждым словом Джастин звучал все тише. Он словно смутился, что заговорил о своей семье. Это было областью вне. Сложной, непостижимой. Его могла мучить вина, или он просто не хотел, чтобы Эммануэль думал о том, что он там, с ними. И сейчас — всего лишь минуты украденной у другой близости. — Спорю, ты и блинчики умеешь делать, — вновь отвлек его Эммануэль. — Да, конечно. Мама присылает нам настоящий кленовый сироп, без него никаких блинчиков. И это она научила меня их печь. Правда, у меня не выходят такие пышные, как у нее. Но я работаю над этим. — Люблю блинчики. — О, я могу… — начал Джастин и замолчал. Эммануэль знал, о чем он вновь думает. Но не знал, как заставить его перестать. Просто наслаждаться моментом. Вино подышало, и он наполнил бокалы. Такой лапши дома Эммануэль точно не ел. Он мог вспомнить подобную в китайской забегаловке, но там она всегда была или пересолена, или переперчена. Эта была идеальной. Не слишком жирной, сливочной и очень сытной. — Последний раз, когда мне готовили, я еще был женат, — усмехнулся Эммануэль, гоняя вилкой оставшийся кусочек лапши, все время ускользающий от него. Не то чтобы он не наелся — Джастин накормил его, как бегемота, — но это было делом принципа. — Но моя жена… знаешь, она такая худышка, все время овощи, суп. По утрам этот зеленый коктейль. А потом… потом я шел на работу, и мы всем отделом ели ужасно жирные пончики с шоколадом. Да. Так типично. Джастин слушал его, устроив подбородок на сложенных руках. Большие светлые глаза спрятались за наполовину опущенными тяжелыми веками. — Потом мне было плохо, потому что я переедал, а она думала, что у меня аллергия на брюссельскую капусту. Задница у тебя просто потрясающая. Мне кажется, от одного взгляда на нее у меня снижается уровень стресса. — Тогда можешь смотреть сколько угодно. — А, ты все-таки слушал меня. — Конечно. Ты раньше работал в полиции? — Да… давно. — Почему ушел? Эммануэль отвел глаза, мрачно усмехаясь. — Может быть, ты ждешь какую-нибудь историю о героическом ранении или о том, что я выступал против несправедливой системы, поэтому меня и турнули… — Он нахмурился. — Все было куда прозаичнее. — В каком смысле? — Джастин приподнял брови. Положив локти на стол, Эммануэль перевел взгляд на окно за его спиной. Зачем он об этом спросил? Зачем он это начал? Джастин всегда смотрел на него с таким восторгом, а теперь… теперь все будет разрушено. Может, еще не поздно напиздеть какую-нибудь историю о преступнике, чью вину полиция не могла доказать, поэтому ему пришлось фальсифицировать улики? Но его лжи и без того будет много. Хоть здесь он должен быть честен. — Все из-за денег, — вздохнул Эммануэль. — Я думал, что все из-за них. — Денег? — Ну, знаешь. Как всегда. Продажные копы. — Ты… — Джастин поджал губы, — ты принял взятку? — Не буду оправдываться, говоря, что их берут все, но многие. — О. — Не делай тут этих «о», — фыркнул Эммануэль. — Это были чертовски большие деньги. Я решил, что они могут изменить мою жизнь. Нашу жизнь с Бриджит. Сделают ее лучше, полнее, насыщеннее. Тогда он так думал. Что деньги, большие деньги, все изменят. Он сделает Бриджит счастливее, сможет покупать ей все, что она захочет. Она будет носить самые красивые платья, делать прически в лучшем салоне и не смотреть на ценники, когда выбирает духи. Она будет рада и он будет рад. И исчезнет это тянущее тяжелое чувство внутри, что он проживает не свою жизнь, что фасон его роли семьянина слишком тесен. Этого деньги изменить, увы, не смогли. Никакие деньги. — Ты попался? — Ага. В какой-то момент. Меня попросили, и я собрал вещи. Все равно это было не мое, — махнул рукой он. — Не люблю, когда мне приказывают. И когда я стал работать на себя, я наконец понял, как сильно служба сдавливала мне шею. Служба и обручальное кольцо. Теперь их не было. Он жил так, как хотел. Иногда он скучал, совсем немного скучал по ребятам из участка, по теплому телу Бриджит, которое он неизменно чувствовал рядом с собой каждое утро, по пути, где не надо было думать, как бы подпрыгнуть, чтобы вынырнуть из дерьма и глотнуть чистого воздуха. — Ну что, я упал в твоих глазах? Джастин неуверенно повел плечами, почесывая локоть. — Мне сложно представить себя на твоем месте. Может быть… может быть, я и сам бы так делал. Если бы думал, что так получу лучшую жизнь. Вообще-то у меня как-то была история со взяткой… — Это любопытно. Продажный учитель? — Ужасно продажный. Моя ученица дала мне до уроков две конфеты, чтобы я не спрашивал ее, потому что она не выучила стихотворение. — Спорю, в тебя влюблены все твои ученицы. Может быть, и ученики. Джастин неловко рассмеялся, ничего не отвечая. Эммануэль удовлетворенно погладил себя по животу. — Было весьма опрометчиво сперва кормить меня. Я едва могу пошевелиться. Боюсь, теперь я способен удовлетворить тебя только комплиментами твоим кулинарным навыкам. — Он откинулся на спинку стула. — И заднице, конечно. Джастин смущенно хмыкнул. — Этого достаточно. — Странное ты существо, Трюдо, — заметил Эммануэль, склоняя голову. — Еще немного, и мне покажется, что мы тут не ради ебли. Опустив глаза, Джастин пожал плечами. Его губы разомкнулись, и он тяжело выдохнул, прежде чем вновь заговорить. — Я уже должен идти. — Он поднялся. — Я сказал, что задержусь совсем немного. — Постой, — Эммануэль поймал его руку, когда он проходил мимо, притягивая к себе. — Эй, я тяжелый. — Я знаю. Джастин действительно был тяжелым, но когда он обнял Эммануэля за шею, устраиваясь на его коленях и смотря ему в лицо, вес почти не чувствовался. — Ну? — спросил он, покусывая нижнюю губу. — Не отпустишь меня? — Еще немного. Он все же позволил руке скользнуть под выправившуюся с одной стороны рубашку Джастина, невесомо гладя бок. Не отводя взгляда от крапинок в радужках. Эммануэль ощущал что-то большее, чем желание его тела. Он знал это чувство, и оно беспокоило. Заглядывая ему в глаза, он спросил томным полушепотом: — Помоешь посуду? Джастин даже не моргнул. — Хорошо. — Эй. Я же шучу. Я сам помою. Ты и так тут… — Эммануэль покачал головой, опустив взгляд. Он ощутил напряжение в бедрах Джастина и понял, что тот перенес часть своего веса на ноги, чтобы не давить на него. Чертовски сильные ноги. — Что будет потом? — вновь спросил Эммануэль, смотря ему в лицо. Вопрос, не подходящий ни для вчерашнего дня, когда они были опьянены своей близостью. Ни для сегодняшнего, когда мыслей стало так много. Джастин выдохнул через нос немного раздраженно. — Ты опять хочешь знать, что я с ним сделаю, когда ты его найдешь? — спросил он, поджимая губы. — Я… бога ради… я не знаю. Не знаю. Я хочу посмотреть ему в глаза. — Это не остановит его, — пробормотал Эммануэль, ощущая, как неприятно возвращаться к теме. — Я не знаю, — вновь сказал Джастин. — У тебя есть какие-то мысли? Он не ответил. Это не то, о чем хотелось говорить сейчас. Правда, он не знал, какая из бесед легче. Он пошлепал Джастина по бедру, чтобы тот дал ему встать, и, выбравшись из-под него, прошел в коридор к кинутому на вешалку тренчу, вытаскивая сигареты. Когда он вернулся на кухню, Джастин сидел на его месте, сложив руки на коленях. — Говоря о том, что будет потом… — Эммануэль кинул спичку в раковину, и она потонула в воде, которой они залили грязную жирную сковороду, — я имел в виду с нами. — О. — Джастин выпрямил спину — С нами. — Да. Мы… — Он потер затылок. Не самая привычная для него беседа, но он должен был как-то сформулировать. — Думаю, стоит это обсудить. Мы немного увлеклись. Друг другом. Это все… Эммануэль неопределенно махнул в сторону грязных тарелок на столе. — Надеюсь, ты не всем парням это делаешь. — Нет, — тут же ответил Джастин, хмуря брови. — Не говори так. Нет, конечно нет. Ты… Маню… Я не знаю. Не знаю, что сказать. Кивнув, Эммануэль глубоко затянулся. — Я говорю это сейчас, потому что… Он прикусил язык. Разгадка была так близка, в его руках. Но он не знал, что с ней делать. Что произойдет с Джастином, когда дело будет закрыто? Вчера Эммануэль не был уверен ни в чем, а теперь боялся того, что открыл. — Хочу знать, — выдавил он. — Просто хочу знать. Джастин сложил перед собой ладони, касаясь кончиками пальцев нижней губы. Закрыл глаза, словно ненадолго заснул. Эммануэль отвернулся к окну, глядя на серый город. Вообще он был сейчас чуть более коричневым и даже оранжевым. Солнце играло в гранях пепельницы на краю стола. День клонился к закату. И действительно пора было уходить. — Я всегда знал, что делать, — сказал Джастин сзади. — Это было просто. Одинаково. Кончить. Отдать деньги. Принять душ. Одеться. Уйти. Вести себя, как обычно. Смотреть по телевизору шоу, пока жена кладет голову ему на плечо. Делать с детьми уроки. Ходить на работу. Притворяться, что нет второго дна. Пока это жгучее желание вновь не покажется из своего логова. Пока не встретится глазами с другим мужчиной и не захочет им обладать. Не стоило объяснять. — Когда ты говоришь о своей бывшей жене, я каждый раз думаю, — продолжил Джастин. — Каково это. Но я не хочу знать. Не хочу, чтобы Софи была моей бывшей женой. Мы так долго вместе. И я люблю ее. Как только можно любить женщину. Эммануэль молча смотрел в окно. Он все это променял. На что? — Я хочу быть со своими детьми. Хочу видеть, как они вырастут. Хочу водить их на регби. Или на рисование. Хочу быть рядом, когда они закончат школу. Хочу, чтобы они нашли того, кого полюбят, женились и подарили нам внуков. Чтобы нас звали бабушкой и дедушкой. Опустив глаза, Эммануэль рассматривал тлеющую в пальцах сигарету. Она стала такой короткой. Еще немного и обожжет его кожу. Ему всегда хватало того, что дети Бриджит относятся к нему, как к родному. Ему было неважно, рядом они или нет. Но он знал, что в мире есть близкие люди. — Я не хочу быть изгоем, — тихо заканчивал Джастин. — Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем. Не хочу бояться. Не хочу в тюрьму. Не хочу быть человеком без семьи. Не хочу потерять все. Я так не могу. Просто не могу. Внутри горчило, будто он жевал чистый табак. Съеденная еда, осевшая приятным теплом внутри, превратилась в тяжелый комок, от которого подташнивало. Значит, так он видел его жизнь? Человек без семьи. Изгой. — Почему тогда ты здесь? — сглотнул Эммануэль, стискивая зубы. Волна раздражения поднялась в нем резко и в полный рост. — Уходи, — сказал он холодно. — Вали отсюда к черту. Я найду твоего ублюдка. Будешь радоваться. И никогда больше не попадайся с хуем в чужой жопе, потому что это не вписывается в твои влажные фантазии о внуках, блядь, бабушках и прочей хуйне. Сигарета все же обожгла его, и он отбросил ее в пепельницу, отряхивая руку. — Или вписывается? А я не вписываюсь? Эммануэль закашлялся. Сзади скрипнул стул. Ушел. — Знаешь, мне все это вот не надо, — сказал он обессиленно. — Поебались и хватит. Он хотел шагнуть назад, но врезался в тело Джастина. Эммануэль думал оттолкнуть его, ударить локтем по ребрам, но руки, обхватившие и прижавшие так тесно, не дали и пошевелиться. — Маню, — прошептал тот ему на ухо. — Не прогоняй меня. Пожалуйста. — Господи, перестань. Он не думал, что Джастин может использовать весовое преимущество, чтобы удержать его. Но каким хрупким он был внутри, таким же сильным и большим снаружи. — Что ты хочешь услышать? — спросил Джастин. — Подскажи. — Ничего, — он дернулся еще раз, — ничего не хочу. Мне не двадцать пять, Джастин. Мне не нужны признания в любви, не нужны клятвы в верности. Мне не нужно, чтобы ты уходил из семьи и вся эта залупа. Что ты там себе думаешь. — Не понимаю. — Конечно не понимаешь, куда тебе. — Эммануэль вздохнул и расслабился. — Мы знакомы одну ебучую неделю. И я ничего не могу тебе предложить. Джастин уткнулся носом в его плечо, шумно вдыхая. — Я хочу сказать, что не все так просто. И ты… не обязан делать выбор. Когда его нет. Когда система устроена так, а не иначе. Я не могу лишить тебя этого, потому что мне просто хорошо с тобой. — Но чего ты хочешь от меня? Эммануэль начал разворачиваться и почувствовал, как руки ослабили хватку. — Чтобы ты заткнулся. Заткнулся и просто жил. Не рассказывал мне каждый раз о том, как неправильно поступаешь. Как неправильно я живу, по твоему мнению… — Но я не… — Передо мной не надо оправдываться. И не… невозможно сказать, насколько это неправильно. Никто не может сказать. Уж точно не ты со своими рамочками и внуками в голове. Ты сейчас просто пялишься на жизнь сквозь свой треснутый объектив, и понятия не имеешь, каково это — смотреть без него. Но стоит попробовать. Знаешь, стоит. Ресницы Джастина трепетали. Он не знал, что ответить, и Эммануэль погладил его по щеке. — Ты хочешь быть здесь? — спросил он чуть громче шепота. Джастин облизнул губы. — Да. — Хочешь прийти завтра? — Завтра у меня родительское собрание. Эммануэль закатил глаза. — Какой ты идиот. Джастин тихо хмыкнул и потянул воздух носом. — Я понимаю, о чем ты говоришь сейчас, Маню. Я… я хочу прийти. Хочу с тобой. Просто жить. Чувствовать. Быть собой. Даже если это очень неправильно. Ужасно, верно? Он бросил на Эммануэля быстрый виноватый взгляд. — Каждый день я представлял, что будет завтра. Ведь эти дни так похожи. Семья, дом, стабильность. Работа, дети. Теперь я чувствую, что не вижу этого. Что-то изменилось. Я не знаю, что будет завтра. — Я так живу. — Это страшно? — Это страшно. Джастин вздохнул. — Но это может… я просто скажу, что может того стоить. — Эммануэль мягко улыбнулся. Он хотел в это верить. Хотел, чтобы Джастин верил с ним. — Ты можешь приходить ко мне, когда угодно, — Эммануэль обхватил его щеки, заставляя посмотреть на себя. — Когда понадобится. Когда захочешь. Даже если мы закончим с этим делом. Как бы оно ни закончилось. Просто приходи. А завтра… будет только завтра. Эммануэль подтянул голову ближе, чтобы упереться своим лбом в его. — Хорошо. Хорошо, Маню. Джастин кивнул и поцеловал его, обнимая так крепко, что у него ноги оторвались от пола.