Сквозь треснутый объектив

Джастину едва удавалось держать себя в руках. Это происходило. Происходило. Прямо как в его мыслях. Почти как в его мыслях. Как в грязных маленьких поворотах его воображения, где он касался Эммануэля, целовал его и делал с ним вещи. Он старался смотреть на дорогу, удавалось выдержать не больше десяти секунд. К его удовольствию, Эммануэль тоже смотрел на него, и каждый этот взгляд убеждал в том, что он должен быть здесь. Нижнее белье липло к бедрам, и Джастин все время ерзал. Кажется, испачкалась и рубашка. Но это меньше волновало его сейчас. Джастин рассматривал руки Эммануэля на руле, двигающиеся колени, место, где сходились ноги, и мысли о грядущем дурманили. Хотелось увидеть его целиком. Лежать с ним рядом совсем обнаженным и касаться каждой частью. Вновь ощутить его член пальцами, губами, языком. И больше всего хотелось войти в него. Он же позволит? Они за этим едут к нему? Не только привести себя в порядок? Они не обсудили этот момент, а сейчас заговаривать об этом было бы странно. А вдруг Эммануэль не любит… принимать? Вдруг он ждет от Джастина этого? Не то чтобы его совсем отталкивала мысль, но у него были предпочтения. Джастин откинулся на подголовник, прикрывая глаза. Будь что будет. Ему очень понравилось, как Эммануэль кончил. Он хотел увидеть еще. Его квартира находилась не так далеко, как он полагал. В одном из этих старых домов с длинными коридорами и скрипучими лифтами. В них ощутимо пахло пылью и отсыревшим деревом. Много людей, много квартир. — Я не ждал гостей, — предупредил Эммануэль, ведя за собой. Джастин смотрел ему в затылок, на немного встопорщенные волнистые волосы, и думал о том, как выглядит его спина без рубашки. Как поднимутся лопатки, когда он прогнется. — Поэтому у меня беспорядок. Возможно, что еще больший, чем утром. Но зато у меня есть бутылка сухого Шато Прадо. — Угу. — Я думал, эта новость должна обрадовать. Джастин пожевал губу, глядя, как он орудует ключами в замке. Его возбуждала лишь одна мысль. И несколько подмыслей. Вроде такой — прижать его к стене, как только за ними закроется дверь, и целовать, целовать, целовать, пока перестанет хватать дыхания. Щупать его, такого маленького, и обнимать собой, чувствуя все тело. От этого кружилась голова. Он едва ли мог вспомнить что-то другое. — Знакомься, это Немо. А это моя ваза, которая, очевидно, сегодня играла с Немо и проиграла. Подождешь, пока я уберу? Чтобы никто не наступил. Мысли Джастина остались сажевыми осадками внутри головы, пока он стоял в коридоре, и черная небольшая собака тыкалась в него носом, с подозрением обнюхивая. Квартира Эммануэля была компактной. С этого места у входа он мог видеть и кусок кухни, и гостиную. И дверь в предположительно ванную. Сбросив верхнюю одежду на этажерку рядом, Эммануэль сновал туда-сюда то с веником, то с совком, собирая осколки. И он что-то говорил. Вроде бы. Это не походило на фантазии Джастина. — Заходи. Можешь пока застирать одежду и повесить на сушилку. Если хочешь есть… наверное, ты хочешь есть. У меня есть багет. И масло. И рыбные котлеты, но они в морозилке. И шоколад. В шкафу. Если я не доел его. Не помню. Точно есть клубничный джем, но он позапрошлогодний. Тогда был огромный урожай, и Бриджит мне банок пятнадцать передала. Вроде еще пара сосисок валялась, но у них кончился срок годности. Или нет? Когда он курсировал обратно, Джастину удалось схватить его за обнаженное предплечье — тот закатал рукава, чтобы убраться, — и притянуть к себе. — Я ужасно хочу тебя, — сказал он, стараясь справиться с голосом. — Знаю. Эммануэль положил руку ему на запястье, поглаживая, прежде чем отстранить его. — Пять минут, мистер Трюдо, и я оттрахаю вас на отлично, — сказал он, подмигивая. Колени Джастина стали ватными. Он с трудом нащупал стену, а шаги к ванной были такими неверными, словно он пьян. Куда пьянее, чем тогда в пятницу. Ванная оказалась небольшой и почти пустой. Очень мало деталей и вещей. Джастин привык к тому, что их шкафчик и пространство на раковине занято штучками Софи, и маленькими тюбиками разных зубных паст — потому что Элла-Грэйс любила только клубничную, а Адриан — только с симпатичным кроликом на тюбике. Джастин плеснул себе в лицо холодной водой, чтобы немного сбавить градус вновь захлестнувшего возбуждения. Отстирав засохшую сперму на рубашке, он аккуратно повесил ее влажным краем на сушилку. С нижним бельем было сложнее. Пришлось полностью раздеться. И воспользоваться большим куском хозяйственного мыла. Да, пожалуй, такого с ним не случалось. — Я могу взять какое-нибудь полотенце? — спросил он громко, чтобы Эммануэль услышал. — Нет. — Но мне нечего на себя накинуть. — Поэтому и нет. По спине Джастина побежали мурашки, когда дверь открылась, являя Эммануэля. Он привалился плечом к раме, жадно смотря на него, и от этого взгляда Джастин ощущал себя еще более голым, чем был. — Сними носки, — сказал тот, посмотрев на его ноги. — Я не занимаюсь этим в носках. Хотя твои милые. Джастин робко пошевелил пальцами. Вообще эти носки были белыми, пока их случайно не постирали с красным платьем Эллы-Грэйс. Он не думал, что окажется сегодня… в гостях. — Подождешь меня в комнате? — спросил Эммануэль, шагая ближе. — Я быстро. Мне нужно помыть задницу. — О. Ладно. — Очень романтично, я знаю. Но такова реальность. Джастин рассеянно кивнул, идя к двери. Он не ожидал, что Эммануэль шлепнет его, когда он будет проходить мимо. — Эй! — Она идеальная, ты знаешь? Джастин закатил глаза, посмеявшись. Скажет тоже. Миновать чужую квартиру, будучи одетым в одни носки — которые он решил снять чуть позже, чтобы не оставаться совсем уж нагим, — та еще прогулка. Он чуть не наступил на пса Немо, разлегшегося прямо посреди ковра, который скорее всего однажды был бежевым, а теперь покрылся темной шерстью. А когда пытался удержать равновесие, пришлось ухватиться за спинку цветастого дивана на высоких деревянных ножках. Он не ожидал тут что-то такое модное. Джастин осмотрел комнату, и единственным обжитым углом казалось кресло у окна. Перед ним стоял стертый пуфик и подставка для газет, забитая настолько, что туда невозможно было втиснуть ни одного конверта. А вот в спальной комнате не было ничего лишнего. Аккуратно застеленная кровать, напротив — низкий комод, соседствующий с торшером, плафон которого был идентичен плафону лампы на прикроватном столике. И светлые шторы с большими зелеными цветами в пол. Джастин подозревал, что на высоком этаже их вряд ли кто-нибудь увидит вечером в окно, но все равно задвинул их, оставляя лишь небольшую щель, чтобы не погружать всю комнату в сумрак. Поколебавшись, Джастин аккуратно опустился на край постели. Здесь Эммануэль спал. Хотя он походил на сыщиков из кино, которые спят на газете и питаются сухим кофе, у него было довольно уютно. Джастин бросил взгляд на тумбу, на которой лежала «Обретенное время» с закладкой. Почти в самом конце. Он не удержался и взял ее в руки, листая. Эммануэль бережно относился к книгам и не загибал уголки страниц. Это показалось очень сексуальным. — Так я борюсь с бессонницей, — раздался его голос от дверей. От неожиданности Джастин подскочил на месте и выронил книгу. — Я потерял закладку, — с досадой сообщил он, разглядывая темное место под кроватью. — И так и не снял носки. Джастин вернул книгу на место и поднял глаза, наконец замечая его. Кажется, у него отнялся язык. Он позволил взгляду бесстыдно скользнуть по теперь почти — не считая нижнего белья — обнаженной фигуре Эммануэля. У него были очень красивые ноги, а от вида густых волос на его груди у Джастина сладко потянуло под ложечкой. — Ты пушистый, — заметил он негромко. — Да, Шерлок, — усмехнулся Эммануэль, скрещивая руки. — Смущает? — Нет. Меня это… м-м-м… очень возбуждает, — признался Джастин. — Я вижу. Он подался назад, но там была только постель. Эммануэль оказался рядом слишком быстро. Один шаг, второй. И он тут. Он смотрел на Джастина, задрав голову, и на его губах была маленькая самоуверенная улыбка. Она тоже заводила. Как эти капельки воды, оставшиеся после душа на его коже. Или запах цветочного мыла. И мятной пасты. Он почистил зубы. Ответственно. — Милые трусы, — кашлянув, прокомментировал Джастин и глубоко вдохнул. На них были большие красные сердечки. — Это мои парадные, — со смешком сказал Эммануэль. — Тебе должно быть лестно, что ты их видишь. Нравятся? Джастин закусил губу, окидывая их быстрым взглядом. — Нравятся, — подтвердил он. — Снимай их. Брови Эммануэля приподнялись, а улыбка стала еще шире. — Ты снимай. У Джастина заколотилось сердце от этого предложения. Ему хотелось это сделать. Все сделать. Дотронуться, увидеть полностью обнаженным. Не только ноги, которые видел на поле во время игры. И не только его безумно волнующий пенис. Эммануэль приоткрыл рот, чуть откидывая голову назад, когда он коснулся его плеч. Скользнул подушечками пальцев по рукам, к локтям. И то, чего он так хотел, торс. По мягким волосам — слева на груди они были чуть гуще. Джастин пробно дотронулся до его сосков большими пальцами, смотря в лицо: как он отреагирует. Эммануэль медленно облизнул губы и поджал их. А когда Джастин опустился на колени, проводя ладонями по бокам, вновь разомкнул их, дыша все чаще. Руки скользнули по мягкой коже, пока кончики пальцев не наткнулись на край нижнего белья. Последний рубеж между ними. Джастин потерся о него подбородком, глядя Эммануэлю в лицо и ожидая, когда он посмотрит в ответ. Он не смотрел. Но ему нравилось; Джастин ощутил, как озорно дернулся член под тонкой тканью в ответ на прикосновения. Как он стал еще тверже после решительного поглаживания. Пальцы поддели резинку и замерли на мгновения. Вот оно. Эммануэль выдохнул с облегчением, когда Джастин наконец потянул белье вниз. По бедрам и до щиколоток, чтобы не оставить тайны ни в одном квадратном дюйме его тела. И сейчас, сидя перед ним на коленях и смотря снизу вверх на все его нагое тело, он не мог не испытывать благоговейный трепет. Мышцы, горячая кожа, волоски, стекающие по торсу, минуя пупок, чтобы вновь стать гуще внизу живота. Красивый и вновь возбужденный член. Завораживающий. Джастин знал, что снова хочет сделать это. Больше ничего. Он втянул розовую головку в рот, закрывая глаза, и к своей радости ощутил, как Эммануэль гладит его по волосам. Можно было остановиться на этом. Ласкать и получать стоны наслаждения, пока он не кончит, дрожа и заполняя его. — Ох, блядь, — ругнулся Эммануэль сверху. — Я был бы рад делать это часами. Но я тоже хочу твой член, знаешь ли. Джастин недовольно застонал и подался вслед, когда он отстранился, и тот засмеялся. — Еще минутку, — сказал Эммануэль, кладя руку ему на плечо. — Снимай носки. И в постель. Джастин проводил взглядом его удаляющуюся из комнаты задницу и сглотнул. Играть с членом было приятно, но от мысли, чтобы оказаться внутри, и вовсе голова кругом пошла. Он оперся руками о край кровати, залезая на нее. Потянулся к левому носку и внезапно остановился. Ему захотелось похулиганить. Джастин улыбнулся про себя и стал ждать. Эммануэль вернулся даже быстрее обещанного. — Я надеюсь, ты умеешь… — Он замолчал и скептически посмотрел на его ступни. — Так. Мне начинает казаться, ты специально их не снимаешь. — У меня мерзнут ноги, — сказал Джастин, пытаясь звучать как можно более беззаботно. — Я почти уверен, что со мной ты не замерзнешь. — Небольшой шанс остается. — Нет. — Эммануэль упер руки в бока. В правой был белый тюбик, похожий на крем. — Выбирай: или они, или я. В постели останется кто-то один. Джастин был готов все списать на возбуждение, или адреналин, или что угодно, что управляло им сейчас. Но ему удалось застать Эммануэля врасплох. Обхватив, он затащил его к себе. И вот они были втроем. С носками. — Слышишь, ты… — жарко возмутился Эммануэль, но не дал завалить себя на лопатки, перекатывая их на другую часть постели. Джастин смеялся, ощущая его всей кожей, но замолчал, когда они прикоснулись членами. Чувство было прекрасным и мимолетным. Пока Эммануэль не оседлал его правую ногу, сдергивая с нее носок. — Один есть, — прокомментировал он, но раньше, чем ему удастся добраться до второго, Джастин вновь притянул его к себе в охапку, теперь целуя. И это были те поцелуи, в которых растворяешься без остатка. Забываешь о фоне и фигурах. В них тонешь и хочешь очутиться на самом дне. Эммануэль лежал сверху и горячо дышал ему в губы. Напряжение в его теле передавалось, делая их игру все интереснее. — Хочу войти в тебя, — прошептал Джастин ему на ухо, и Эммануэль застонал, услышав это. Оторвавшись от него, он потянулся к потерянному ранее инвентарю и лег рядом плечом к плечу. Джастин внимательно смотрел, как он раскручивает тюбик, выдавливая в руку жирную полупрозрачную мазь, похожую на растаявший парафин. Эммануэль раздвинул ноги, сгибая правую, и его пальцы… его пальцы… Джастин никогда не видел такого. Он сел, внимательно наблюдая. Он подозревал, что это делают, чтобы член поместился внутрь, но нет, своими глазами не видел. Обычно все были готовы сразу или уединялись для этого в ванной. От зрелища Джастин так возбудился, что уже не мог терпеть. — Эй, слезь, — Эммануэль пнул его коленкой, когда он попытался разместиться между его ног. — Ложись на место. Мистер розовый носок. — Но… — Джастин умоляюще поцеловал его в колено и попробовал вновь. Наверное, нужно было поуговаривать. — Ты такой красивый. Я так хочу тебя. Эммануэль поймал его, зажимая шею бедрами. Он был маленьким, но держал крепко. Джастин мог бы обеспокоиться, но прямо перед ним оставался этот великолепный член. Эммануэль откинул голову назад, когда он лизнул его. От самой мошонки вверх до уздечки. Один раз, второй, третий. Его тело славно вздрагивало после каждого. — Ты просто дьявол, — пораженно проговорил он. — Но все равно ложись. Повторяю в последний раз. Его голос низко вибрировал, и Джастин заставил себя оторваться. Он хотел сказать, какой он вкусный и как трудно перестать, но решил поберечь эти мысли и покорно лег. Ожидания вознаградились. Дыхание замерло в горле, когда Эммануэль оказался сверху, обхватывая его ногами и прижимая к постели. — Попался, — тихо сказал он, наклоняясь ниже. Джастин хотел поцеловать его, но тот вновь отклонился. Черт, он с ума сводил. Его мясистые бедра, мягкий животик, мужественная грудь. Как он держал его в своих руках и заставлял подчиниться. Холодную синеву глаз и эту щелку между передними зубами, когда он улыбался шкодно, как сейчас. И как торчал его член. В фантазиях Джастина все было иначе. И он не мог признаться в этом даже про себя, но ему очень нравилось, что покорный Эммануэль остался там. Так Джастин не хотел еще ни одного мужчину, ни одну женщину, никого. — Смотри на меня, — произнес Эммануэль негромко. В его тоне не было приказа, но Джастин не мог ослушаться. Эммануэль уперся одной рукой ему в грудь, вторую пропуская между своих ног. Найдя член Джастина, он направил его в себя. Чарующе медленно и осторожно. Хотелось быстрее, но он не мог пошевелиться. Прикосновение тепла, давление, и тепло сползало ниже и ниже, пока его не обхватила жаркая теснота. Джастин всхлипнул от удовольствия. Эммануэль опустился на него и замер. Кончики пальцев касались живота Джастина. Грудь высоко поднималась. — Я давно не… — прошептал Эммануэль, жмурясь, и покачался вперед-назад. — Дай мне немного привыкнуть. Это было чудное ощущение — просто быть внутри него. Быть вместе с ним. Джастин дотронулся до его бедер и, не встретив сопротивления, погладил их, чувствуя, как встают дыбом волоски. Смотрел в его лицо, наблюдая, как дискомфорт и напряжение сменяются расслаблением. Приятные мягкие ощущения от единения перетекли в бурю жгучего наслаждения, когда Эммануэль начал двигаться. Все мысли растворились в голове, как сахар в чае, оставляя тело наполненным сиропом. Эммануэль контролировал, как глубоко он может зайти, управлял скоростью и темпом. И каким же, каким же он был тесным. Подходящим идеально. Джастин подчинялся ему полностью, лишь бы остаться здесь, в сознании, чувствовать его, слышать его. Никто из всех партнеров не давал ему столько. Не давал себя. Они всегда оставались вдали, за заслонкой из холода, денег, сиюминутной блажи. Но Эммануэль был здесь. Когда касался его груди открытой рукой. Когда наклонялся ближе, утыкаясь членом ему в живот. Когда приближался так, что можно было поцеловать его, но потом играл, уходя от поцелуя, и дотрагивался губами до ключиц или шеи. Пощипывал, не оставляя следов, зализывал места, где прикасался зубами. Водил руками по торсу, ища чувствительные точки, катая соски между пальцами и невесомо поглаживая ребра. — О, Эммануэль, — заполошно простонал Джастин, когда он надавил сильнее. — Эммануэль. — Можешь звать меня Маню, — со сбившимся дыханием сказал тот, прижимая его к постели обеими руками и двигая одними бедрами. — Так быстрее. И не столь официально. — Маню, хорошо, Маню. Маню. В голове звучало очень трогательно. Джастин зажмурился, пробуя имя на вкус. Сладило, как импульсы тела, как дрожь, как его жар. Джастин перестал дышать от волнения, когда Эммануэль решил сменить позу и приподнялся, опираясь теперь не на колени, а на ступни. Насаживаясь еще глубже, когда казалось, что дальше зайти нельзя. Он откинулся назад, давая ему видеть все, и более неприличной картины Джастин себе и представить не мог. Рассматривая место между раздвинутых ног Эммануэля, где они соединялись, он чувствовал, как уплывает. Откровенно, развратно и так непристойно. Кожа шлепалась о кожу, от запаха пота кружило голову, от пылающего жара их близости — перехватывало дыхание. Он не думал, что можно так распалиться. Еще больше. И еще больше, чем быстрее Эммануэль двигался. Заражал его чем-то животным, неудержимым, когда хотелось царапаться, сжимать пальцы ног, ставить метки и выть от удовольствия. Не идти по инерции к финалу, но раскаляться с каждым новым образом все сильнее. — Поднимись! — позвал Эммануэль, наклоняясь. Его глаза горели, как сапфиры. — Иди ко мне, Джастин. Давай. Будто зачарованный, Джастин повиновался. Оперся о руки, подгибая ноги, чтобы сидеть, чтобы быть ближе к нему, чтобы войти еще глубже. Он выдохнул от удовольствия, когда ноги Эммануэля обвились вокруг него, и их торсы оказались прижаты друг к другу. Ничего между ними. — Давай, — теперь прошептал он, прежде чем впиться своими губами в его. Эйфория поглотила полностью. Джастин еще никогда не чувствовал такого единения с теми, с кем спал. Он помогал Эммануэлю приподниматься, мог целовать и был так глубоко, как никогда раньше. Эммануэль мычал, кусал его губы, обнимая за шею одной рукой и быстро дроча себе второй. Тело дрожало от напряжения и накатывающего экстаза, которым было так просто заразиться. Эти судороги захватили Джастина, и он поймал несколько первых, ощущая, как сильно Эммануэль сжал его внутри во время своего оргазма. А потом и Джастина самого накрыло с головой, перед глазами потемнело. Он слышал только стоны, но не знал, кому они принадлежат. В мире исчезло все, кроме пульсации между ног, расходящейся рябью по всему телу. Изумительно. Великолепно.

***

Отбросив теплое влажное полотенце на пол, Эммануэль наконец вновь устроился на кровати. Сунул подушку под спину и закинул ногу за ногу, закуривая. У него все еще дрожали руки, и он хотел справиться с этим немедленно. Его немного тревожила мысль, что Джастин может сейчас встать, пойти мыться и уйдет, нацепив на себя еще не высохшую рубашку, лишь бы избавиться от него. Но тот лежал рядом, как выброшенный на берег кальмар, раскидав конечности, будто щупальца, вокруг себя. Сперва он даже глаз не открывал, только дернулся, когда Эммануэль обтер его между ног полотенцем. А потом притворился, что спит, хотя его ресницы двигались. — Дай угадаю, ты не знаешь, что сказать, потому что никогда не оставался после секса и всегда собирал манатки до того, как твои партнеры успеют опомниться, — пробормотал Эммануэль, смотря в стену напротив. Он прекрасно знал, что творится в голове Джастина, и ему не нужны были оправдания, извинения и все это. Если он захочет уйти сейчас… ему, ему будет неприятно, но с этим он ничего уже не сделает. — Если попробуешь оставить деньги на тумбе, — продолжил он, когда Джастин все же пошевелился и перевернулся на бок, — я тебе затолкаю их в задницу. Я не блядь, как… Джастин положил руку ему на живот, поглаживая мягкие складочки, чем сбил его с мысли. Он смотрел на Эммануэля из-под упавших на лоб темных спутанных локонов. Поцеловал в локоть. — Ты что-то говорил о Шато Прадо? — робко спросил Джастин. Эммануэль рассмеялся.

***

Эммануэль дал Джастину свои трусы, и хотя они ему немного жали, он предпочел сидеть в них, чем совсем голым. — Мне кажется, шантаж — не самая большая твоя проблема. — Эммануэль прокомментировал то, что Джастин, укусив сырую сосиску, заел ее сэндвичем с клубничным джемом. — Что? Он только покачал головой, рассматривая в бокале остатки красного сухого вина. Оно опьянило его ослабленное голодное тело, и Эммануэль чувствовал себя куклой, набитой ватой. Немо вильнул хвостом, ожидая, что ему что-нибудь перепадет со стола, но, не дождавшись, вновь замер, тараща огромные жалобные глаза то на одного, то на второго. — Ты же сможешь? — Джастин облизнул губы. — Ты сможешь его найти? Маню? Эммануэль вздохнул. В какое дерьмо он еще мог превратить это дело? Ему, видимо, показалось, что оно недостаточно личное, и теперь он трахнулся с клиентом. С Джастином. Как эти сыщики, что заводили романы с красотками, которые приходили к ним в меховых шубах, томно всхлипывая в платочки. Ужас. Какое клише. — Что дальше? — спросил он, хотя это явно не то, что он должен был спрашивать. — Ты исчезнешь? — Я не знаю, — ответил Джастин, опуская глаза. — Слушай… — Ты женат и у тебя семья, я это прекрасно помню. — И мне было очень хорошо. Эммануэль потянул воздух носом. И вздрогнул от неожиданности, когда Джастин взял его за руку. — Мне было очень, очень хорошо. Никогда так не было. Ни с кем, — признался он. — А я… м-м-м, много пробовал. Может быть, потому что в отличие от проституток Эммануэль действительно его очень хотел. Даже сейчас. Конечно, его организм, особенно нижняя часть, уже впадали в спячку, но желание было внутри. Его не удовлетворил один лишь секс. Два секса. — Ладно. Для начала надо разобраться с твоим недоброжелателем, — сказал Эммануэль. — Иначе все пойдет по пизде, хотим мы того или нет. А потом думать обо всем другом. — Да. Я понимаю. Ты… — Джастин закусил губу, пожимая плечами, — ненадолго заставил забыть об этом. Обо всем. Я знаю, что завтра мне будет жутко стыдно. Как и каждый раз. Иногда я просто ненавижу себя. Это пугает. Как прекрасен момент и как отвратительно послевкусие. Когда я ухожу. Когда смываю с себя чужой пот. Когда вспоминаю Софи и детей. Она никогда бы так со мной не поступила. Но я… Он покачал головой. — Не грызи себя, — сказал Эммануэль, отодвигая бокал в сторону. Красное море заплескалось в нем, придавая стеклу розоватый оттенок. — Я знаю, что ты чувствуешь, я был женат. — О. Ты не говорил. — А еще у меня перхоть, об этом я тоже не говорил. Джастин скептически посмотрел на его голову. — Тебе в тарелку насыпать? — усмехнулся Эммануэль. — Я это не к тому. Я просто знаю, каково это. Я знаю, что мы должны делать. И чего не должны. — Ты развелся… по этой причине? — Джастин закусил губу. — Да. Он оперся о спинку стула, скрещивая руки на груди. — Она готова была с этим жить. Защищать меня от… всего. Но я не хотел ее держать и мешать. Тем более у нее был шанс найти свое счастье в отличие от… — Эммануэль сделал глоток вина. — Сейчас с ней все в порядке. Думаю, что да. У нее хороший муж, который любит ее, как она это заслуживает. А я… Мы с Немо. Мы команда. Ему не нравилось вспоминать это время. Как пришлось променять уютный дом на одинокую квартиру. Здоровые обеды на полуфабрикаты. Выглаженные рубашки на быструю стирку. Бриджит всегда была с ним, не только жена, но подруга, вся его семья. Она делала за него то, что он не мог. Многому пришлось учиться самому уже в зрелости. Ужасно. — Не хочу об этом говорить. Я хочу допить вино и, возможно, принять с тобой вместе душ, прежде чем ты уйдешь. — Это будет только душ? — Не знаю, не знаю. Несмотря на кокетливые заигрывания, это все же был только душ. Но все равно очень приятный. И немного утомительный, потому что смыть с кожи жирную смазку было не так-то просто. Оставшись один, Эммануэль лежал поперек кровати, перебирая все события этого дня. Каким раздосадованным он был утром. Как думал о том, что они больше никогда друг друга не увидят. Раздражение от очередного письма. И остальное после. Все еще гудели бедра и приятно ныло внутри. А сам он был так расслаблен, что хоть куличики из него лепи. Сегодня ночью не потребуется Пруст. Эммануэль заметил закладку, которую до этого выронил Джастин, и потянулся, чтобы хотя бы положить на прикроватный столик. Он примерно помнил, где остановился, но даже если и нет, любой фрагмент действовал на него, как лаванда. Вместе с закладкой нашлась и газета, которую тут бросил Немо. Наверное, Джастин видел ее. Эммануэль посмотрел на заголовок, объявляющий об очередном хоумране Микки Мантла из «Янкиз». Больше ничего интересного. Вообще он понятия не имел, кто такой Микки Мантл, и бейсбол из всех видов спорта считал самым бесполезным. Он перевернулся на бок, заворачиваясь в простыню. Ее бы тоже поменять, и на ней остались следы вазелина. Что-то его беспокоило. Эммануэль вновь посмотрел на газету. Одна мысль не давала ему покоя, и пришлось вылезти из удобной постели, чтобы вернуться к своему месту. Первые два письма все еще лежали на маленьком столике. Интересно, Джастин подумал, что он их изучает каждый вечер, чтобы понять, куда копать, или просто смотрит на его фото для своего удовольствия? В любом случае. Конечно, он сунул новое письмо в карман не потому, что собирался заниматься им, увозя симпатичного мужчину к себе домой. Но если бы он оставил его в офисе, это бы Джастина не обнадежило. Хорошо, что Эммануэль решил его обнадежить. Он вновь закурил, включая верхний свет и садясь у окна. Немо недовольно поднялся со своего места и лег рядом с ним. Он так и не простил, что ему не досталось ничего со стола, поэтому смотрел крайне угрюмо. Вытряхнув на колени содержимое конверта, Эммануэль еще раз скользнул по нему взглядом. Эти новые три фото. Теперь они вызывали меньше эмоций. Ему все равно достался куда больший кусок Джастина, чем всем этим… им. И он трогал все, что видел на фотографии, лично. Изучение фото не принесло ничего нового, только рассеяв туман вокруг происходящего в номере. Но это его не волновало. Отложив их на столик, Эммануэль вернулся к письму. «Последнее предупреждение. 2000 долларов или следующий экземпляр получит Софи лично в руки». Да, это подтверждало, что шантажист знает о Джастине очень личную информацию, но никаких новых данных не давало. Эммануэль смотрел на текст и не мог понять, что ему не нравится. Он смотрел и смотрел, пока до него наконец не дошло.