Сквозь треснутый объектив

Эммануэль громко постучал в дверь, потому что опять забыл, где тут звонок. Он и в трезвом состоянии находил его с трудом, а теперь и вовсе был рад, что нашел хотя бы дверь. Такой себе детектив. Он привалился к ее прохладной поверхности щекой. В голове шумело, а иметь еще одну точку опоры в виде лица было очень хорошо. О, слышны шаги. Ему все-таки откроют. Это и вовсе замечательно. Но он не сделал ничего, чтобы попытаться отойти от двери, поэтому стоило ей распахнуться, рухнул на коврик. В последний момент его подхватили сильные руки, подтягивая наверх, и Эммануэль понял, что ему открыл Андре-Луи. — Ну приветик, — пробормотал он, пытаясь разобраться, как работают собственные ноги. — Какие-то двери у вас тут странные. Они должны открываться наружу. Все двери открываются наружу. Андре-Луи прислонил его к дверному косяку и, тяжело вздохнув, крикнул внутрь дома: — Бриджит! Эммануэль счел самым безопасным вариантом лечь обратно на коврик и подождать внизу. Тем более отсюда открывался прекрасный вид на лестницу. Лестницу и вот они, изумительные ноги в мягких тапочках, спускающиеся вниз. Одна ступенька, вторая, третья. — Господи, Эммануэль, почему ты не можешь просто прийти в гости? — вздохнула она, присаживаясь рядом. — Обязательно перед этим напиваться? На ней был ее изысканный черный пеньюар с пушистой окантовкой. Скорее всего они с Андре-Луи уже легли отдыхать. Эммануэль в душе не чаял, сколько сейчас времени. — Тебе помочь? — спросил ее муж. — Маню, ты доберешься до дивана? — ласково поинтересовалась она, гладя Эммануэля по волосам. — Я готов добраться до Оттавы и обратно. Не спрашивай, почему туда. Андре-Луи покачал головой, касаясь плеча Бриджит. — Если понадобится помощь… — Иди отдыхай. Он очень раздражающе клюнул ее в губы, прежде чем отправиться наверх. Отметил свою территорию. Кажется, Андре-Луи был единственным человеком, который радовался пристрастиям Эммануэля. Так он мог не беспокоиться за жену, а то бы выкинул его в окно. Вообще первые пару раз Андре-Луи и попытался так сделать, после присутствовал на их встречах. Но со временем он, похоже, понял, что от Эммануэля не исходит опасность и он остается просто странным бывшим, который больше никому не доверяет. Строго говоря, его на диван посадили, но лежа Эммануэль сейчас лучше воспринимал мир во всех его несовершенствах. Поэтому он предпочел вытянуться поперек и закрыть глаза. Ему казалось, будто он раскачивается в огромной колыбели. А когда открывал глаза, начинали болеть виски. И он видел эту уютную американскую гостиную, как в сериалах. Со всеми этими шторами с крупными голубыми цветами, чехлами на мебель, маленькими тарелками, выставленными на каминной полке. И аккуратную Эйфелеву башню на столике рядом. — У тебя что-то случилось? — спросила Бриджит, садясь в кресло. Она поставила им две чашки кофе, но от его запаха Эммануэль был скорее готов проблеваться. — Я забыл, где я живу. — Знаю. — Но где живешь ты, помню. — Знаю. Ее пальцы скользнули в его волосы, массируя кожу головы. Когда она так делала, он мог растаять. — Твой муж меня ненавидит. — Нет. Его вечернее шоу еще не началось. Вот если бы ты пришел на полчаса позже, и он бы пропустил заставку… — Бриджит засмеялась. — Так что произошло? — Я выпивал с моими новыми друзьями. Точнее они думают, что я их новый друг. В общем, я должен был вписаться, и я вписался. — Ты что-то расследуешь? — Типа того. Это неинтересная… как ее… история. Но там есть мужчина… Ему не надо было видеть ее лица, чтобы знать, как угасает улыбка, а в глазах появляется озабоченность. Она всегда беспокоилась о нем больше, чем он сам. Когда они расстались, Бриджит тревожилась не за себя, а за то, что станет с ним. Она считала, что его образ жизни заведет куда-то… В принципе, правильно считала. — Он мой клиент. И в этом только часть проблемы. Бриджит откинулась на спинку кресла, вздыхая. — Мужчина, клиент и это еще не все… — Да, а еще он женат и у него куча детей. Не смотри на меня так осуждающе. — Я не… Просто ты с каждым разом поражаешь все больше. Ты же знаешь, что однажды это плохо кончится? — Прекрасно знаю. Но это происходит. Это происходит. Поэтому от некоторых дел стоит отказываться сразу же. — И он?.. — Необычайно хорош. Потрясающе. Как Рок Хадсон. Если бы он был канадцем. — Настолько? — Да. И ему тоже нравятся мужчины. Она неверяще покачала головой. — Не все, — добавил он. — Возможно, я ему не нравлюсь. Может, я слишком стар? — Что за глупости ты говоришь! Бриджит погладила его по руке. — Маню, если он твой клиент… возможно, он понимает, что такие отношения не могут переходить определенные грани. Это для вашего же блага. — Раньше я тоже это понимал. Да я и сейчас так думаю. — Так в чем же… — Я поцеловал его. — Боже. И что? Он ударил тебя? — Нет. Он не такой. Но он не… — Эммануэль вздохнул, — он просто не ответил. Я знал, что он не ответит. И я все равно это сделал. Дерьмо. — Язык, Эммануэль. — Прости. Он перевернулся на бок. Так казалось, что боль изо лба вытечет через ухо куда-нибудь вниз, впитается в диван и останется там. — Ты хочешь совет? — спросила Бриджит, все еще поглаживая его по волосам. У нее были восхитительно прохладные пальцы, они несли исцеление. — Я подозреваю, что твой совет известен. Ты скажешь, мне стоит отказаться от дела. И выкинуть его из головы. И найти что-то еще. — Но ты пришел, потому что надеешься услышать нечто другое? От участливости ее голоса Эммануэлю было невероятно грустно. — Да, — признался он. — Что-нибудь ободряющее. Типа… не знаю. Маню, реши его проблему, он перестанет быть твоим клиентом и… и не придумал, что дальше. Это не то, что ему нужно. — Ты сам знаешь, что для тебя будет лучше. — Не знаю. В этом и проблема. Он услышал звон чашки о блюдце и тихий глоток. Ему тоже стоило выпить. Наверное. — У Андре-Луи на работе новая сотрудница и… — Биби, не начинай, — проворчал Эммануэль. — У нее короткие волосы. Он расхохотался, а она нахмурилась. — Может, тебе все же стоит с ней познакомиться? Просто познакомиться. Может… Бриджит не договорила, но он уже слышал эту фразу. Как уже слышал все это: может, другая женщина сделает тебя счастливее, чем получалось у меня. Может, тогда у тебя будут нормальные отношения. Может, тогда ты внезапно перестанешь быть гомосексуалистом. Эммануэль не знал уже, чего хотел. Но он точно не хотел пробовать вновь нормальные отношения. Он не хотел быть сраным мистером Трюдо, который целует на ночь женушку, а потом едет трахать парней за деньги. Сраным мистером Трюдо, похожим на идеального мужа, учителя, коллегу, улыбающимся во все тридцать два зуба, а потом глотающим слезы от страха за себя. Не хотел. Лучше уж быть одному и не портить жизнь другому человеку. Эммануэль нахмурился. Что ему сейчас было терять? Говорил бы он так, будь на месте Джастина? Если бы все еще работал в полиции. Развелся бы он или продолжил карабканье по карьерной лестнице с надежным семейным тылом, пока его раздирали чувства, кажущиеся чужеродными? Со стороны судить всегда легче. Бриджит не стала продолжать. — Я просто боюсь, что ты можешь попасть в беду. — Она положила руку ему на плечо. — Я тоже. Но я… — Он открыл глаза. — Так сложно об этом не думать. Ты знаешь, как это бывает. Полная голова этого. — Да. Я знаю. — И я прекрасно понимаю, что я ему не нужен. Конечно, может, он был бы не прочь перепихнуться разок, но… — Господи, Эммануэль. — Я говорю по факту, Биби. Образы на фото выжглись на обратной стороне его век, он видел их, когда жмурился. Видел их, смотря на Джастина. Ее глаза закрылись. Они у нее всегда были подкрашены, и Эммануэль помнил, как она могла часами сидеть перед зеркалом, делая себя красивее ради него. — Может быть, тебе хочется большего? Может, ты… ты влюблен? — Вовсе нет, — запротестовал Эммануэль, скрещивая руки на груди. Вышло не очень, потому что он свалился с дивана, приземляясь лицом на коврик. — Со мной все в порядке. Или нет… не знаю. Алкоголь понемногу выветривался из его головы, оставаясь тяжелым осадком в конечностях и горле. Эммануэль сгреб себя в кучу, садясь на диван. — Я просто… Просто хочу его так сильно. И каждый аргумент в пользу того, что это невозможно, усиливает мое желание. Влечение к красивому телу, доступному для мужских ласк. К открытому лицу и голубым глазам под темными-темными ресницами. К мягкости и свету внутри. Как он добр и наивен, будто никогда не пробовал настоящую жизнь на вкус. Эммануэль помнил все, что говорили о нем коллеги и друзья. Никто не знал его полностью, но им нравилось то, что он не боялся им показать. А Эммануэль не боялся остального в нем. Всех его частей. Это сломило осторожность, а довершила все смелость, влившаяся в его тело вместе с пивом и скотчем. Эммануэль видел его их глазами, видел своими. И он не нашел в себе сил не сделать этот опрометчивый шаг. — Не знаю, что будет потом. И это меня волнует. Бриджит наклонилась к нему, поправляя его всклокоченную челку. Поплевала на палец, укладывая особо непослушную прядку. — Я считаю, что это нечестно по отношению к его семье, — вздохнула она. — Но это будет на его совести. Тебе я хочу сказать… если бы я думала о том, что будет потом, я бы не вышла за тебя, Маню. — Она посмотрела в его глаза. — Но я думала о том, что счастлива в моменте. И я была счастлива с тобой все это время. — Пока я все не испортил. — Счастье не бывает бесконечным, — покачала головой Бриджит. — Но я рада, что оно было. Может, тебе стоит попробовать ради момента? — Откуда ты все знаешь, Биби? Она потрепала его по голове. — Тебе постелить или вызвать такси? — Не надо такси. Я на своей. — В таком виде? — ахнула она. — Как ты вообще сюда добрался? Эммануэль пожал плечами и обнял подушку. Мягкая. Хорошая. Бриджит поднялась и подошла к окну. — Оу. Ты знаешь, что припарковал машину посередине дороги? — А-а-а. Точно. Я чувствовал, что что-то не так. Она говорила еще, но слов он уже не разбирал.

***

Рано или поздно он бы зашел в тупик, и это был он. Пепел с сигареты упал прямо на записи. Чертыхнувшись, Эммануэль попытался его стряхнуть, но теперь на листе остался серый толстый след. Он закрыл блокнот и отвернулся к окну. У него были некоторые надежды на Франка, и он потратил часть выходных на то, чтобы выяснить, почему он избегает встреч со своими приятелями. Оказалось, что его жена вновь заболела. Другую часть выходных Эммануэль пытался найти девицу, обслуживающую таинственного фотографа, чтобы узнать, может быть, хотя бы она разглядела его. Но на этот раз он бы не нашел даже никого для себя — кроме ворчания Жан-Люка на полицейских, устроивших очередную облаву на проституток. После нее и клиентов, и девочек сдувало, как ветром. Ближайшие дни искать там кого-то было бессмысленно. Эммануэль помассировал висок. Мог ли это быть кто-то из родственников жены Джастина? Уж скорее после такого они бы засадили его в тюрьму, а не пытались вытянуть деньги. Он посмотрел на часы. Эммануэль даже не знал, ведет ли еще дело. Джастин не звонил с самой пятницы, будто резко перестал этим интересоваться. Может, конечно, он ждал ответа от него. Но Эммануэль не думал, что соберется звонить ему домой без крайней необходимости. Ее не было. Ничего не было. У него и раньше случались дела, когда он просто не знал, куда идти, и все казалось бесцельным. Не все его время оплачивалось. Ему осталось лишь надеяться, что после произошедшего в пятницу Джастин был мудрее и нашел какого-нибудь другого сыщика, который сможет думать тем, что на плечах, а не между ног. Ладно, плевать на три дня работы. Зато его хорошо напоили и побили на игре. Он потер все еще болящее ребро. Так будет лучше.

***

Джастину казалось, что дни проходят, как в тумане. Он думал, что выходные отвлекут его от всего. И от гнетущих мыслей о письмах, и от беспокойства, что было с ним всегда, и от приятного волнения, что вызывал в нем Эммануэль. От которого не осталось и следа. Которое переросло в ком слипшихся эмоций, спаянных так тесно, что он не мог их разобрать. Эммануэль поцеловал его. Когда Джастин думал об этом, к лицу приливала кровь, голову начинало кружить. Эти чувства напоминали запах сладостной гнили. Приторно сперва и хочется вывернуться после. Ему хотелось. Джастин едва помнил, как добрался тогда домой. Быстро почистив зубы, он прочитал малышам, ждущим его возвращения, «Мистера Ходди» и, перецеловав их вихрастые золотистые макушки, махнул Софи, что пойдет в душ без ужина. Это был очень долгий душ. Джастин лежал в опустевшей ванне с закрытыми глазами, ослабев после того, как пару раз подряд доставил себе удовольствие, думая о прошедшем дне. Ему было так просто жить с мыслью, что это его влечение к Эммануэлю одностороннее. Видимо, он ошибался. Но как, во имя всех святых, так вышло, что он попал к детективу с такими же дурными наклонностями? Он думал об этом остаток выходных, думал об этом во время уроков. Джастину было ужасно признаваться себе, но даже история с шантажом отошла на второй план. Ненадолго, но отошла. Будто перестала быть значимой. Рядом был человек, который знал его. Человек, который… То есть Джастин знал, что, вероятно, Жюльен тоже был… таким, но история с Жюльеном… он хотел ее забыть, как сон, чтобы тот не возвращался отголосками в реальность. Джастин вспоминал вечер, свое «постой, нет, я не из этих». Подкашивающиеся ноги, и бормотание Жюльена, что он, конечно же, тоже не из этих и просто пьян. И выросшую между ними стену из льда, за которую никто не хотел заглядывать. Никто не хотел видеть в другом свою слабость. И — так избито — но Джастин не ощущал к нему ничего. Точно не когда пьяный дурман сошел. Поцелуй с Эммануэлем был другим. Возможно, потому что он знал, что имеет в виду. Знал, какой Джастин на самом деле, не находил себе оправдание в алкоголе и так откровенно сказал о своих желаниях. По телу Джастина шла дрожь от этих воспоминаний. — Мистер Трюдо, на следующей странице читать? — тоненьким голосом спросила Мари, вторгаясь в поток его мыслей. — Там уже другой рассказ. — Да, продолжай, — рассеянно ответил он. — Это моя любимая история. А если бы… что было бы, зайди они дальше поцелуя? Джастин тихо охнул, потому что картина их обнаженных тел на заднем сидении машины Эммануэля перед глазами мелькнула в голове ярко, как сигаретный ожог. Всплыла, будто настоящее воспоминание, потому что он думал об этом тогда в ванне. И на следующее утро. И еще вечером, пока детали воображения не стали такими отчетливыми, будто он видел их своими глазами. Раздвинутые округлые колени, вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь, морщинка между бровями. Эммануэль отдавался ему нежно, был мягким и послушным… Прозвенел звонок. Джастин никогда так не радовался окончанию рабочего дня. Он брел домой, продолжая грезить наяву. Стоило ему позвонить? Стоило? Он не звонил сам. Может быть… может быть, ему безумно стыдно и жаль, что он так повел себя? Может быть, он тоже скажет, что не такой, как ответил ему и Жюльен. Это бы все упростило. Не в его мыслях, конечно. Нужно скорее прийти домой и… снова уделить себе внимание. Джастин был так одержим планом по самоудовлетворению, что почти прошел мимо почтового ящика. Но потом он остановился, почувствовав, что что-то не так. Он закрывал его утром, когда забрал прессу. Сейчас крючок был не наброшен. В висках застучало. Он сделал шаг вперед, распахивая едва прикрытую дверцу. Внутри лежал конверт. Хорошо знакомый белый конверт.