Я тебя подожду

      Король разобиделся на своих заложников и где-то пропадал с куртизанкой. Впервые за долгие месяцы Саурон наслаждался одиночеством.       Вернувшись в свои покои, он быстро скинул полупрозрачные одеяния и переоделся в свободную белую рубашку и штаны. Они были длинными, тёплыми и мягкими на ощупь. И, самое замечательное, они нигде не просвечивали и ничего не демонстрировали. В глубине души Саурон знал, что желание спрятаться за одеждой — тревожный сигнал его ушибленного разума. Но анализировать ещё и это сил не было.       Майа с минуту выбирал между книгой и блокнотом с кусочком угля, но решил, что сегодня слишком устал для этого. Из-за проклятого ошейника постоянно тянуло спать. Глаза слипались, но Саурон всё-таки быстро заплёл длинные золотые локоны в косу. Ещё одно удовольствие. Целую ночь никто не будет дёргать его волосы, они не прилипнут ко лбу и к спине, и он не проснётся утром с причёской в духе «вот почему нельзя экспериментировать с порохом в пьяном виде».       Всё, наконец-то. Саурон задул свечу и с наслаждением растянулся на скрипящих от чистоты простынях.       – Хорошо повеселился? - невинно поинтересовался Келебримбор.       – Тьелпе, ты знаешь, что ведёшь себя жутковато? - хмыкнул майа.       Эльф закатил глаза. Саурон, посмеиваясь, сказал:       – Между прочим, сегодня ты можешь мной гордиться. Фаразон хотел унизить Мириэль и заставил её танцевать со мной. Он хотел, чтобы я вдоволь над ней поиздевался. Но я вспомнил тебя и — не стал.       – Не стал танцевать?       – Не стал превращать это в пытку. Мы разговаривали. Я касался её только… только так, каких прикосновений хотел бы сам, будь у меня выбор, - его голос сорвался и затих, и Саурон позволил ему.       Он хотел, чтобы Тьелпе понял, чтобы Тьелпе пожалел его. Он отчаянно желал, чтобы Тьелпе перестал быть голосом его совести, ледяным призраком, безупречным и добрым. Он мечтал, чтобы Келебримбор плакал над его ранами. Саурон понимал, насколько его мысли глупы и по-детски эгоистичны, но ничего не мог с собой поделать. Одновременно с этим, он раз за разом изгонял Тьелпе, когда дело шло к очередному насилию. Саурон надеялся, что эльф поймёт, насколько же сильно он ранен, пожалеет его и навсегда изменит мнение о нём— и в тоже время мешал Келебримбору увидеть, что король с ним делает.       Возможно, стучало в висках глухое отчаяние, возможно, ты прячешь это от него, потому что понимаешь — он пожалеет, но мнения о тебе не изменит. Ты не станешь в его глазах хорошим парнем. Ты останешься побитым плохим парнем.       Келебримбор тихо сказал:       – Спасибо, это было… очень правильно с твоей стороны.       – И всё? - шутливо поинтересовался Саурон.       – Ах, да. Аннатар, с твоей стороны это был подлинно героический поступок. Скажи, сколько силы воли понадобилось для танца с красивой молодой женщиной? Каким титаническим трудом это было? Без сомнения, ты заслужил высшую награду за столь самоотверженные дей…       Саурон рывком сел на кровати, подняв руку в предостерегающем жесте.       Тонкий слух майа уловил вдалеке крики и топот. Будто вмиг похолодало. Его припечатало тяжёлое, гнетущее чувство.       – Что там? - в голосе Келебримбора сквозило беспокойство.       – Не знаю… - тихо сказал Саурон и подошёл к двери. Приоткрыл её, прислушиваясь.       Что-то происходило.       Вихрь внезапного предчувствия скрутил мышцы. Он понял, что должен вернуться в постель, с головой накрыться одеялом и лежать так, пока всё не уляжется. Он должен просто закрыть дверь и пойти спать. Просто закрыть дверь…       Женский вопль разорвал его уши пополам.       Он сразу понял, кто кричит.       Саурон и Келебримбор переглянулись. Двум мастерам, которые столетия работали вместе, не нужны были слова. Живой майа и мёртвый эльф бросились на крики. Звук шёл из покоев королевы.       Дверь закрыли на задвижку; Саурон высадил её плечом.       Тар-Мириэль сидела на полу и пыталась прикрыть голову. Король замахивался на неё подсвечником.       Майа понял, что не успеет перехватить его руку.       Ар-Фаразон сейчас просто размозжит жене череп.       Ошейник блокировал почти все его силы, кроме… Хэлгор, чистое и светлое пламя Времён До Битв, горькая улыбка Элхэ, огненный поцелуй Готмога. Это то, что у него не отнять. Времени чертить руну нет, можно и без этого, но…       Можно и без этого.       Саурон выбросил вперёд руку с Кольцом. Волна пламени прошла по его телу и вырвалась из кончиков пальцев. Подсвечник вспыхнул в руках короля и рассыпался чёрным пеплом. Король вскрикнул от боли.       Расплата пришла мгновенно. Саурону будто подрубили ноги. Он упал бы, но прохладные руки Келебримбора поддержали его. На короткое мгновение майа задумался, почему плод его больного разума внезапно так… физичен. Собрав остатки сил в кулак, Саурон в три шага оказался рядом с супругами. Пока Ар-Фаразон дул на обожжённые пальцы, майа рывком поднял Мириэль на ноги. Её лицо было залито кровью, один глаз заплыл.       – Вон отсюда! - рявкнул Саурон и обернулся к королю.       Он надеялся, что королева благоразумно последовала его совету.       – Ваше величество, - майа нежно коснулся запястий Фаразона, - умоляю, простите за дерзость. Вы прекрасны и ужасны в своём гневе… Позвольте спросить, что случилось? Быть может, мы вместе найдём решение?       Внезапно реальность закрутилась перед глазами Саурона, а потом резкая боль обожгла копчик, затылок и позвоночник. Король толкнул его с такой силой, что он упал на туалетный столик и разломил его. Со звоном в ушах майа попытался встать. Но Ар-Фаразон пинком под рёбра отправил его обратно. Острые обломки больно впивались в тело.       «Я мог бы сейчас спать, - с отчаянием подумал Саурон, - куда, ну куда меня понесло? Я мог бы остаться в постели… единственная спокойная ночь… была.»       – Ты знаешь, что она сделала? - король почти визжал.       – Нет, но полагаю…       – Нимлот! Верные! Она договорилась с ними! Кто-то похитил плод Нимлот!       Ох, это серьёзно. Сперва Саурон надеялся, что король злится за танец, но если речь о волшебном древе, всё намного хуже.       Майа сам говорил Фаразону, что Нимлот надо бы срубить — и Фаразон, который с ненавистью смотрел на всё валарское и эльфийское, счастлив был это слышать. Но его злоба доходила до одержимости.       – Мы обязательно найдём вора… - попытался сказать Саурон, но король прервал его:       – Эта шлюха! Она! Она виновата!       – Ваше величество, будьте благоразумны…       Внезапно король затих. Очень медленно он опустился на корточки рядом с майа и заглянул в его глаза. Спросил небрежно:       – А ты за неё переживаешь? Вижу, вы очень сблизились. Я видел, какими глазами ты смотрел на неё сегодня…       – Нет, что вы…       – Молчать!       Голова Саурона дёрнулась от хлёсткой пощёчины.       Король вскочил. Он метался по комнатке королевы и лихорадочно бормотал:       – Конечно… я должен был догадаться… две шлюхи нашли друг друга… скажи, сколько раз ты драл её, а? Где вы это делали? Тут, на этой постели? - он пнул кровать Мириэль.       Майа не пытался больше что-то объяснить. Как и с Мелькором, надо было просто пересидеть, перетерпеть, переждать, пока господин успокоится. Может, обойдётся малой кровью.       – Шлюхи! Шлюхи и предатели! - заорал Фаразон.       Он вырвал из стены полку с книгами и швырнул её на пол. Опрокинул кресло. Содрал с постели одеяло и растоптал его. Запустил в Саурона вазой — тот еле успел увернуться. Король подлетел к нему, схватил за грудки, рявкнул:       – Ты в сговоре с ней?!       Майа знал, что мудрее будет просто молчать, но не мог не оценить иронию ситуации. Ученика Моргота обвиняют в сговоре с Верной. Что дальше, его сожгут на костре за любовь к Эру?       – Вы хотели свергнуть и убить меня? - Фаразон встряхнул заложника.       Как и прежде с Мелькором, Саурон ощутил себя отвратительно хрупким и слабым рядом с королём. Его трясли, хватали и швыряли, как тряпичную куклу. Он не давал отпора, но сомневался, что сможет, даже если захочет. На ту вспышку огня ушло слишком много сил, он был на нуле.       Ещё не поздно сказать, что во всём виновата Мириэль. Вряд ли она успела уйти далеко, а королю плевать, на кого сливать гнев.       Саурон ничего не видел, кроме красной искажённой рожи Фаразона. Но ему не надо было видеть Тьелпе, чтобы чувствовать его. Он кожей ощущал этот требовательный и спокойный взгляд. Тьелпе уже глубоко поселился в его сердце. И речь с обвинениями Мириэль умерла в горле майа. Он не мог так поступить, не на глазах у Келебримбора.       Не на глазах у себя самого.       Саурон смотрел вниз — прямой взгляд только бесил короля ещё больше. Это не помогло, Фаразон швырнул его на пол, прямо на россыпь осколков. Боль была освежающей, майа снова чувствовал кровь на коже.       …Кровь, которая марала мягкую белую рубашку, которую он надел, чтобы наконец-то отдохнуть. Он мог лежать в постели. Он мог уже рухнуть в тёмный провал сна…       – Ваше величество, всё в порядке? - услышал Саурон.       Майа с трудом повернул голову, только чтобы увидеть, как король что-то говорит стражникам. Один из воинов смерил заложника коротким взглядом, кивнул и ушёл. Осталось, кажется, пятеро или шестеро.       Келебримбор стоял ближе к двери. Он обернулся к Саурону, и тот увидел ужас на лице мёртвого эльфа. Не говоря ни слова, Тьелпе пересёк разгромленную комнату, упал на колени рядом с майа и обнял его. В другой момент Саурон был бы рад. Но сейчас страх скрутил его внутренности. Он закрыл глаза и наслаждался прохладным призрачным прикосновением, но… о Мелькор, что такого Келебримбор услышал?       – Вставай, - отрывисто сказал король.       Цепляясь за стену, Саурон медленно поднялся. Порезы и ушибы мазнуло болью. Тьелпе всё ещё обнимал его — это было чудесно. И тревожно.       – Ложись, - Фаразон махнул рукой в сторону постели.       Саурон окинул взглядом короля и стражу, и ком застрял в горле. Пожалуйста, хоть бы его просто выпороли. Не может быть, чтобы они… его… вшестером. В конце концов, король ужасный собственник, он никогда не позволит другим играться с его игрушкой... Хотелось бы верить.       Майа шёл к кровати медленно, его не торопили. От этого неотвратимость ощущалась ещё острее. Остановившись перед постелью, он с секунду размышлял, как ему лечь. Опуститься на живот было бы слишком приглашающе, так что он лёг на спину. Делая вид, что не понимает, что от него хотят.       …Саурон почувствовал, что его голова, шея и плечи покоятся на прохладных коленях Келебримбора. У майа не было сил выгнать его. Не в этот раз. Что бы ни случилось, он не собирается отказываться ни от единой толики утешения.       Краем глаза Саурон видел, что стражник, который уходил по поручению короля, вернулся. У него в руках что-то было. Майа не хотел вглядываться.       Ближайшие солдаты синхронно навалились на него, и Саурон внезапно увидел совсем близко лицо короля — и иглу.       Нет, нет, нет. Вот теперь майа всерьёз сражался. Он не может пережить это, только не снова. Только не это, нет, только не снова… Он до сих пор чувствовал уколы иглы, когда закрывал глаза.       Речь была его оружием. Что он мог без неё?       Нет, нет, нет…       Саурон извивался, пытаясь вырваться, но его держали десять рук. Ошейник пил его силы. Чьи-то пальцы вцепились в волосы, фиксируя голову. Коса, которую он заплёл перед сном, безнадёжно растрепалась.       Почему это не сон? Он же шёл спать. Он хочет спать. Он хочет просто свернуться калачиком под одеялом и чтобы никто его не трогал.       Ледяной укол пронзил кожу губ. Нет, нет, нет. Эру, пожалуйста. Пожалуйста, Эру, не заставляй меня проходить это снова. Пожалуйста, Эру, пожалуйста… Эру был глух к его молитвам.       Тело Келебримбора, которое обволакивало Саурона прохладной волной, дрожало, будто мёртвый эльф плакал.       Боль была ледяной первое мгновение, а потом по коже расползался жидкий огонь. Майа задыхался. Он совершенно не мог контролировать своё состояние. Слёзы текли из глаз, он не справлялся, он ничего не мог сделать с этим. Нет, нет, нет. Пожалуйста, пусть Фаразон остановится. Я не хочу, чтобы меня тыкали иголкой, я хочу спать… пожалуйста, пусть я усну и не проснусь… пожалуйста…       Саурон уже забыл о Мириэль и порой забывал про Тьелпе. Раскалённо-холодная игла — это единственное, о чём он мог думать.       Он даже не понял, когда всё закончилось. Его била дрожь, рот горел.       Король спустил с него штаны одним движением. Те самые хорошие мягкие штаны, которые он надел перед сном, которые казались надёжным барьером между ним и миром… ха, трижды ха.       В руках Фаразона Саурон увидел металлический предмет —нечто похожее на вытянутый бутон цветка, с ладонь длиной, с прикрученным винтом-рукояткой.       Майа остолбенел. Разум отказывался это осмыслить и переварить.       От боли и усталости его мысли помутнели. Он смотрел на Келебримбора и слушал его успокаивающий голос, но не понимал ни слова. Он чувствовал, как его входа касается что-то холодное, но отказывался понять связь между грушей в руках Фаразона и этим холодом. Ему отчаянно нужны были лишние секунды неведения.       Прежде, чем разорвать его на части, король подготовил его — почти нежно. По маслу орудие пытки легко проскользнуло в его тело. Эта боль была привычной, почти терпимой…       А потом Фаразон повернул винт.       В этот момент Тьелпе поцеловал майа — целомудренно, в лоб.       В этот момент Саурону было всё равно.       Ничего... Не... Случилось...       В этот момент Великий Обманщик не мог обмануть себя. Случилось, случилось, случилось. Его словно полоснули ножом изнутри.       В его животе распускался острогранный цветок.       В отчаянии Саурон попытался разорвать связь между феа и фаной — лучше потерять тело, чем продолжать чувствовать — но то ли ошейник, то ли Кольцо не выпускали его. Ему некуда деться было из оков плоти.       Винт крутанули второй раз, и Саурон окончательно потерялся.       Король остыл довольно быстро. К обеду следующего дня он распорядился снять нити и вызвать целителей. Ему не по себе было от вида любимого советника, который неподвижно лежал в луже чёрной крови.       Прошло два дня, прежде чем Мириэль осмелилась вернуться в королевские покои. У женщины слипались глаза, она не ела последние сутки. Жизнь Исильдура висела на волоске — стража серьёзно его потрепала; но, кажется, росток Нимлот надёжно исцелил мальчика.       Король был на совещании; однако в кровати Мириэль заметила очертания бледной фигуры. Золотые волосы окружали голову светлым ореолом. Стыд кольнул сердце королевы — что, если Зигур пострадал, пытаясь угомонить Фаразона? Она осторожно подошла ближе.       Можно было подумать, что майа мирно спит. Если бы не вспухшие красно-розовые рытвины вокруг бледных губ. И если бы не синюшные круги вокруг глаз. Но в целом, он выглядел нормально.       – Зигур, - Мириэль невесомо коснулась его плеча.       Реакция была мгновенной. Его пальцы сомкнулись на её горле.       «Ну наконец-то…» - с какой-то отстранённой обречённостью подумала королева. Мир медленно оплывал, плавился, и перед глазами, словно бабочки, порхали алые искры…       Мириэль было почти жаль, когда Зигур разжал пальцы. Он качался на кровати, зажмурившись и неловко обхватив живот. Его лицо было… королева не знала, как это описать. Бледным. Ошеломлённым. Он будто едва понимал, где находится, балансировал между этим миром и каким-то ещё.       – Эй, тебе нужно прилечь, - она снова рискнула жизнью, дотронувшись до него — сильнее и настойчивее, чем в прошлый раз. Она правда не хотела этого делать. Но он, видимо, потревожил какие-то внутренние повреждения, когда резко вскочил, и теперь загибался — и его надо уложить, пока не стало хуже.       Зигур подчинился её рукам. Неловко улёгся набок, всё ещё защищая живот.       – Ты позволишь мне посмотреть? - спросила Мириэль.       Обманщик еле заметно помотал головой.       Королева не стала давить. Вместо этого коснулась его лба и пробормотала:       – Ты горячий.       Крохотная осторожная улыбка тронула губы колдуна:       – Спасибо, вы тоже… но… боюсь… вы замужем…       Понятно, жить будет. Зигур наконец открыл глаза и посмотрел на неё осмысленным взглядом. Глаза были ужасными: искусственно-синяя радужка в кружевах алых лопнувших капилляров.       – Послезавтра… Нимлот будет сожжён в храме Мелькора, - прошептал он.       Мириэль знала, что рано или поздно это случится. Знание не могло подготовить её к этой новости. Ноги королевы подкосились, она стекла на плиточный пол рядом с кроватью.       А Зигур продолжал, тихо и безжалостно:       – Это ещё не всё… в жертву будут приносить врагов короля. Предупреди Верных. Пусть уезжают. Я не смогу помочь тем, кто останется.       Спустя неделю девять кораблей отплыли в Средиземье.