Я тебя подожду

      Позаботьтесь о нём. Я сейчас уезжаю в Гелёкче. Надеюсь, когда я вернусь, он будет посговорчивее.       Он будет посговорчивее…       Позаботьтесь о нём…       Позаботьтесь о нём…       Кровь медленно течёт по чёрным плитам, щупальцами заползает между ними; разделяя пол на тёмные квадраты в красной оправе. И эти глаза… эти серебряные нолдорские глаза, серое запятнанное серебро, смотрят без вызова даже — с какой-то потерянной усталостью, смотрят — в последний раз…       Я сейчас уезжаю в Гелёкче… позаботьтесь о нём… надеюсь, когда я вернусь… уезжаю в Гелёкче… будет посговорчивее… позаботьтесь о нём…       Король погладил бледную руку заложника, случайно выдёргивая его из объятий кошмара. Хотя цепи сняли, клятый ошейник перекрывал все силы. От слабости Саурон постоянно засыпал, а во сне его поджидали кошмары.       Ар-Фаразон провёл шершавым пальцем по синеватой венке на запястье майа. Тот делал вид, что всё ещё спит.       Монарх босиком прошлёпал к занавешенному окну. Тонкий слой жира облепил рельефные мышцы спины, их узор как будто был смазан, как будто плыл. То тут, то там торчали грубые чёрные волоски — особенно много их было по линии позвоночника и на дряблых ягодицах. Король рывком отодвинул тёмно-красную штору, и солнечный свет на мгновение ослепил Саурона.       Открыв глаза, майа ахнул от восторга. Там, за широченным окном, сине-зелёные волны набегали на розовые прибрежные скалы. Чайки с пронзительными воплями падали в морскую пучину, и через мгновение взмывали ввысь с мелкой рыбёшкой в клюве. Неспешно текли по небу пушистые облачные перья. Утренний воздух, ещё не прогретый, бодряще ласкал лёгкие. Ради такой красоты стоило немного потерпеть.       Тем более ничего страшного не случилось, и боль… она уменьшалась с каждым разом, говорил себе Саурон, и когда он это думал, ощущения и правда становились тупыми и тянущими, контролируемыми. Но в следующее мгновение…       Мелькора вышвырнули за Врата Ночи столетия назад. Его майа уже начал отвыкать от постоянной рези, от искристой, яркой, мешающей ходить и сидеть боли. Не очень хотелось ворошить воспоминания. Тем более с Мелькором всё было иначе. Та боль возвышала Саурона над майарской природой, он всем существом соприкасался с изначальным Могуществом, и что-то менялось в нём. Прекрасная и жестокая песнь Искажения бежала по его жилам.       Теперь происходило нечто другое. Каждое… взаимодействие с королём словно вырывало куски из сущности майа. Накрепко привязывало его к этой красивой и хрупкой оболочке. Превращало пластичную фану в хроа, сходни эльфийскому или человеческому. Саурон слышал, что это случилось с Мелиан из свиты Ваны и Эстэ. Соединение с эльфом, беременность и рождение Лютиэн ослабили её, привязали к физической оболочке. Лишь смерть Тингола освободила майю, и её скорбный дух улетел в Валинор.       У Саурона не было Валинора, куда можно вернуться и залатать дырки в израненном духе. И больше не было валара, который мог бы накачать его силой под завязку и создать новую форму щелчком пальца. Если с этой фаной — или уже хроа — что-то случится… даже думать об этом не хотелось.       Впрочем, пока риск того стоил. Несколько дней назад он намекнул королю, что грязный подвал — не самое удобное место для бесед о Мелькоре и иного взаимодействия. Сутки Ар-Фаразон обдумывал эту идею, и наконец переместил его сюда, в гостевую спальню. Мягкая кровать и потрясающий вид из окна, пожалуй, стоили всех усилий.       Король вчера рассказал о споре с одним из Верных в королевском совете. На этом можно будет сыграть позже, но пока есть одно дело, которое не терпит отлагательств.       Дождавшись, когда Ар-Фаразон уйдёт, Саурон скатился с постели и поднял стеклянную бутылку. Вино было частым гостем в королевских покоях. Держа сосуд за горлышко, майа аккуратно разбил корпус о ножку кровати. Осколки брызнули во все стороны; Саурон методично собрал самые мелкие и закопал в цветочном горшке. Туда же отправилось горлышко. Орудовать «розочкой» было бы удобнее, но оно слишком приметное, в кулаке или кармане не унесёшь. Майа выбрал острый осколок размером с пол-ладони.       Теперь нужно выбраться из дворца. Стражи возле покоев не было — король не хотел, чтобы пошли слухи о его приватном общении с заморским колдуном. Но король запер дверь.       Саурон потянулся к волосам. Дорогие бусины и заколки оборвали ещё на корабле, но на крохотную шпильку никто не обратил внимания. Идиоты. Майа сунул шпильку в замок и осторожно, плавно надавил.       Дверь поддалась. Саурон накинул лёгкий шарф и выскользнул в пустынный коридор. Он распушил волосы, скрывая острые уши, и захромал к лестнице. Быстрое движение снова разожгло боль, резкую и острую, и майа схватился за стену, пережидая спазм.       Мимо него прошёл молодой стражник. Саурон поудобнее перехватил осколок, едва не порезав ладонь. К счастью, стражник не узнал его. Да и как он мог узнать? Владыку Мордора протащили по улицам в цепях, окровавленным, с зашитым ртом и грязными оборванными волосами. Сейчас на нём не было ни цепей, ни нитей. Чисто вымытые волосы окружали голову светлым нимбом.       Никто не узнает в нём пленного Тёмного лорда. Особенно смертник, для которого это утро будет последним.       Ошейник больно сдавливал гортань, и Саурон поднял шарф повыше. Даже если его не узнают, металл и покрытая синяками шея точно вызовут вопросы.       Ошейник был орудием пытки сам по себе, мешал дышать, врезался в кожу; он мучительно отрезал майа от сил. Головокружение и тошнота накатывали волнами. Впрочем, это мерзкое приспособление не мешало чувствовать Кольцо.       Саурон доверился чувствам и шёл почти на ощупь. Пусть ошейник отрезал его от Незримого мира, Единое ярко горело в обоих мирах. Огненное колесо звало его.       …Моряк нашёлся в саду возле одноэтажного каменного домика. Еле сдержав болезненное шипение, майа перепрыгнул невысокую ограду и наблюдал из-за кустов. Вор носил Кольцо на шее на цепочке, как базарную побрякушку. Серое, длинное, выгоревшее от солнца и соли лицо резала улыбка, зеленовато-синие глаза смеялись. А ещё были дети. Крошечная девочка, которую моряк таскал на спине, и мальчик лет трёх-четырёх, что носился между кустами с деревянным мечом. Из дома раздавалась женская песня и звон кухонной утвари.       Саурону было почти жалко портить такую уютную атмосферу.       Он сделал глубокий вдох и выдох. Он не позволит боли отвлечь его.       В тот момент, когда мальчик пробегал неподалёку, майа резко рванулся вперёд и схватил ребёнка. Тот даже не успел вскрикнуть. Одной рукой Саурон закрывал мальчику рот, второй —прижимал осколок к его сонной артерии.       – Одно неловкое движение, смертный, и я проткну твоему отпрыску шею, - негромко сказал он ошеломлённому отцу.       Тот стоял молча. В его огромных морских глазах плескался ужас.       – Пусть это будет тебе уроком, - пропел Саурон ребёнку, - нехорошо брать чужое. Жаль, что твоему папе это не объяснили в детстве.       – Я всё отдам, - пролепетал моряк, - только отпусти его…       – Если я его отпущу, ты нападёшь или позовёшь на помощь. У меня есть идея получше.       Моряк вздрогнул от нехорошего блеска в глазах майа.       – Ты достанешь свой меч и упрёшь его рукоятью в землю, а лезвием вверх…       Было истинным наслаждением наблюдать, как ужас понимания медленно наполняет эти морские глаза.       – Как… как я могу убедиться… - кашлянул несчастный, - как я узнаю, что после моей гибели… ты пощадишь мою семью?       – Мне наплевать на твою семью, - пожал плечами Саурон, - твоя жена меня не видела и не увидит, если ты поторопишься. Мне нет нужды её убивать. Твои дети тоже слишком малы, чтобы меня запомнить. Я сниму Кольцо с твоего трупа и уйду, клянусь.       Мальчик начинал тихо хныкать в его руках. Чтобы угроза была ещё нагляднее, Саурон плотнее прижал стекляшку к его шее.       – Ты чудовище, - пробормотал отец.       – Я? Или ты? Когда перед тобой связанный пленник, ты герой. Но когда пришла пора отвечать за свои поступки, сразу поджилки трясутся, да?       У майи мутнело в глазах. Только обморока сейчас не хватало... Время утекало, как песок сквозь пальцы. Вот-вот из дома выйдет жена. Драться с двумя взрослыми людьми — сомнительное удовольствие, особенно в ослабленном состоянии. А если на крики сбегутся соседи…       – Мы теряем время, - холодно сказал Саурон, - если сын больше не нужен, можешь ничего не делать. Потом нового родите, а этот пусть истечёт кровью.       – Стой! Нет, не надо. Я всё сделаю…       Мужчина развернулся и пошёл к дому.       – Ты куда? - удивлённо спросил майа.       – Оставить дочь и взять меч, - мрачно ответил моряк, - ты же не думаешь, что я таскаю его во время игр с детьми?       Он зашёл в дом. Песня жены прервалась, но муж сказал ей что-то — что-то успокаивающее — и её нежный смех зазвенел над садом. А потом она снова запела.       Мальчик дрожал в руках Саурона. Майа тихо сказал ему:       – Мне очень жаль. Я не хотел этого делать. Я обещаю, очень скоро всё закончится.       Наконец нуменорец вышел из дома с мечом в руке. Не глядя на врага, крепко вонзил рукоять в мягкую землю.       – Валандил, закрой глаза, - попросил моряк. В его собственных глазах стояли слёзы, губы дрожали, - пожалуйста, мой мальчик, закрой глаза…       Саурон не видел, послушался ли ребёнок. А моряк сделал глубокий вдох, примериваясь.       – Встань чуть левее, - приказал майа, - и полшага вперёд, пожалуйста.       «Чтобы клинок сразу пронзил сердце и мне не пришлось добивать тебя, - не стал озвучивать Саурон, - чем меньше на теле лишних следов, тем лучше.»       – Я люблю тебя, - прошептал моряк, глядя только на сына, - пожалуйста, прости меня.       И — бросился на меч.       Саурон подошёл к затихающему телу, не отпуская мальчика. Теперь предстояло действовать быстро. Он оттолкнул ребёнка в траву, рванул цепочку, схватил Кольцо и бросился к ограде. Боль кромсала нижнюю часть тела, перед глазами танцевали красные мушки, но он не мог позволить себе остановиться. Где-то позади ребёнок начинал реветь, вот-вот мать выйдет в сад и заорёт во всю глотку… Лучше к этому моменту быть подальше.       Саурон замер, только когда злополучный дом с садом остался далеко позади. Сердце рвалось из груди, от боли выступили слёзы. Желудок скрутило, и майа привалился к каменной стене, прижимая руки к животу. Балрог вас дери, как он слаб, как он омерзительно слаб!       Тёмный лорд развернул кулак, и на душе чуть потеплело. Кольцо ровно мерцало в его руке. Прекрасное. Моё, только моё.       Из-за проклятого ошейника связь с Незримым миром была разорвана, но Единое помогало немного восстановить её. По крайней мере Саурон смог стать невидимым. Это помогло вернуться во дворец без приключений.       Он упал на кровать, и будто тысячи осколков вонзились в его плоть. Майа медленно дышал, пытаясь снова обрести контроль. Мысли лениво крутились в голове. Возможно, стоило убить мальчишку. Можно было бы спокойно уйти, не опасаясь криков. С другой стороны, тогда кто-то мог догадаться, что в саду побывал посторонний. Моряк не убил бы родного ребёнка. Да и самому Саурону... как-то противно было убивать такого мелкого. Особенно когда в этом нет жизненной необходимости. Однако теперь мальчик может рассказать о произошедшем… Но он не видел лица майа, да и кто поверит трёхлетке? Ладно. Что сделано, то сделано.       – Это так ты хочешь исправиться? - холодно спросил Келебримбор. - Угрожал зарезать ребёнка, убил отца на глазах у сына…       – Тьелпе, не сейчас, - простонал Саурон.       – Мне пора бы привыкнуть, что ты снова и снова выбираешь зло. Ты неисправим.       Саурон повернулся набок и смерил Келебримбора усталым взглядом:       – Добро, зло… всё относительно, Тьелпе. В мире всё относительно. Одна неделя отдыха — мало, одна неделя тяжкого труда — много, одна неделя до смерти — мгновение…       – Моя последняя неделя до смерти сошла бы за столетие, - с нечитаемым лицом сказал мёртвый эльф.       – Прости, - обронил майа и тотчас прикусил язык.       Он зарёкся себе не извиняться перед Келебримбором. Извиняться тут не за что. Он сделал, что должен был, ради исцеления Средиземья.       Позаботьтесь о нём. Я сейчас уезжаю в Гелёкче. Надеюсь, когда я вернусь, он будет посговорчивее.       Он сделал, что должен был… Если извиниться, если признать свою вину хоть в чём-то, можно утонуть в ненависти к себе и окончательно сойти с ума.