Я тебя подожду

      Саурон не надеялся за полчаса починить плотину, которую методично разрушили нуменорцы; он лишь нашёл безопасный на вид обломок, чтобы отдохнуть посреди бурлящего водоворота. Он восстанавливал самообладание медленно и аккуратно. Приводить в порядок мысли не было сил, поэтому он сосредоточился на простых вещах.       Собрать на палец чёрную кровь. Провести на камнях линию. Ещё одну, наискосок. Затем полукруг и ещё несколько чёрточек… Безупречно. Теперь ждать.       Когда Ар-Фаразон пришёл с несколькими сановниками и стражей — на этот раз трезвый и с более ясным взглядом — Саурон прижал ладонь к нарисованной руне.       Поток огня взмыл к низкому потолку. Нуменорцы в ужасе отшатнулись. Сквозь танец языков пламени они видели ледяные глаза Саурона. Он больше не лежал — он сидел прямо и жутко улыбался зашитыми губами. А огненные кружева складывались в узоры; и в алых завихрениях каждый видел отблески того, чего больше всего желал.       В треске пламени звучала мелодия Искажения; ритмичная, жестокая, прекрасная в своей первобытной красоте и мощи...       А затем всё в один момент исчезло. За решёткой сидел, прислонившись к стене, мертвенно бледный пленник. Он едва дышал.       – Как ты это сделал? - потрясенно спросил Ар-Фаразон.       О, ваше величество, вы никогда не поверите, если я расскажу. Не поверите, что под снегами Хэлгора — Утумно, как вы его называете — было скрыто пламя… И пусть Утумно разрушен, а теперь и затоплен, пусть его защитники полегли, были захвачены либо бежали, огонь Утумно горит в каждом выжившем. Это обжигающе чистое пламя тех времён, когда мы не умели сражаться; это пламя Первой войны, это могилы в мёрзлой земле. Нужно что-то посильнее валарского поводка, чтобы погасить его.       ...Когда Саурон призвал пламя Утумно, на мгновение ему показалось, что Готмог радостно улыбается из огня. «Начерти эту руну, Ортханнэр, и я пришлю огненный поцелуй, где бы я ни был. Даже если я буду мёртв… просто начерти руну».       – Как ты это сделал? - со смесью страха и восхищения повторил король.       Майа приподнял руку и указал на зашитый рот.       Насупленный взгляд Ар-Фаразона выдавал напряженную внутреннюю борьбу. Он жаждал ответов, жаждал для себя майарской мощи. Но его останавливала осторожность. Если бы бы не она, то Ар-Фаразон не прожил бы так долго, и уж конечно, не правил бы так долго.       Саурон пытался выглядеть равнодушным, но сердце отчаянно колотилось. Если осторожность победит, то веселье вчерашней ночи повторится. И хотя ничего страшного не случилось (не случилось, не случилось, не случилось!), Саурон сомневался, что хочет повторно подвергать эту хрупкую фану такому испытанию.       – Разрежьте нити, - наконец приказал король стражникам.       Служивые мялись на месте, боясь приблизиться к майа. Тот приподнял подбородок, уязвимо обнажая шею, и прикрыл глаза. Пусть видят, что опасаться нечего.       – Ну же, вперёд! - прикрикнул Ар-Фаразон, и бедолаги неохотно потопали к пленнику.       Пока нити дёргали и резали, Саурон сидел совершенно неподвижно. Не хватало ещё спугнуть их резким движением или получить травмы из-за чужой криворукости. Наконец последний стежок был распорот.       – Благодарю… ваше величество… - попытался сказать майа, но изо рта вылетел лишь жалкий хрип.       – Напоите его, - приказал король.       Вода немного помогла, но шевелить губами было больно, они распухли и стали тяжёлыми и неповоротливыми.       – Мне вернуть нити или ты наконец-то расскажешь мне всё? - поинтересовался Ар-Фаразон.       Саурон заговорил:       – Меня научил… тот, кто сильнее и мудрее меня…       – Моргот? - небрежно бросил король.       – Его зовут Мелькор, - грубее, чем хотел, отозвался майа, - Моргот — имя, которое ему придумали валар. Они хотели навсегда опозорить его, стереть из людской памяти то, за что он сражался.       – И за что же? - лицо Ар-Фаразона было совсем близко от лица Саурона.       Майа позволил себе краткую паузу перед ответом. Перед Войной Гнева он и сам задавался вопросом, за что же Учитель сражается. С самого начала, Майрон верил, цели Учителя были благими. О, снежный, прекрасный, дрожащий от звонкого смеха Хэлгор! Столь чистые своды не устояли бы на гнилом фундаменте. Потом, когда Учитель вернулся из Валинора, он словно почернел изнутри. Будто Сильмариллы сожгли ему не только руку. Сперва Саурон принимал это за боль от потерь и пыток и чувство мести. Но чем дальше, тем сильнее его терзали сомнения. Когда сражаешься за что-то — действуешь иначе, он знал по себе. Под конец, кажется, в Учителе осталась лишь слепая ненависть ко всем творениям Эру…       Впрочем, майа не планировал это озвучивать. Он заставил себя забыть всё, кроме снежного утра на краю света. Он сказал с оттенком мечтательной тоски:       – Учитель… просто хотел сделать всех счастливыми и свободными. Освободить жителей Арды от главной несвободы — смерти.       Краем глаза Саурон заметил, как загорелись королевские очи. Майа продолжал:       – Он считал, что это ужасно несправедливо: люди растут, любят, создают и защищают, но проходят жалкие десятилетия, и они навеки ложатся в землю. Для Эру и валар они просто... инструменты. Не пенять же мастеру за то, что он сделал одни инструменты долговечными, а другие — одноразовыми? Он Творец, на то его добрая воля… Но Мелькор, хоть и уважал Эру, видел в людях нечто большее. Не инструменты, не игрушки, нет. Живых и прекрасных существ. Он мечтал освободить их от бремени скорой смерти.       Король слушал, почти не дыша. Вот ты и попался, похотливый червяк.       – Но валар возмутились его смелыми замыслами, - вдохновенно говорил Саурон, заставляя себя игнорировать боль в израненных губах, - видано ли дело — противоречить замыслу Творца? Даже если Творец — жесток и эгоистичен… Они собрали огромные армии, схватили Учителя, ослепили его и вышвырнули в Пустоту.       – Ты думаешь, я тебе поверю? - кадык короля дёрнулся.       Ты во что угодно поверишь, чтобы не помереть. Саурон утомлённо прикрыл глаза.       – Вы сами просили ответов, - тихо сказал он, - если вашему величеству будет угодно, я передам вам ещё немало знаний. Но если покорность Эру для вас важнее — зашейте мне рот или отрежьте язык, как пожелаете.       От фразы про покорность Ар-Фаразон побагровел. Саурон подглядывал за ним из-под опущенных ресниц и гадал, поможет ему упоминание Творца, или усложнит дело. С короля станется освободить заложника, лишь бы насолить Эру и валар. С другой стороны, вдруг он настолько разозлится, что опять начнёт его калечить?       – Ты расскажешь про своего Учителя всё, что только знаешь, - наконец сказал король, - мы продолжим разговор завтра. А пока что, ради безопасности, тебе опять зашьют рот.       Отчаяние захлестнуло Саурона, и он отпустил ситуацию. Постоянное напряжение и собранность не помогли ему вчера. На самом деле, кажется, было даже больнее... Поэтому он позволил своей искажённой сущности вести его. В конце концов, плотина уже прорвана, призраки прошлого уже заполонили его разум. Нет никакой выгоды в том, чтобы отшатываться от них. Он не хотел это вспоминать, но использует, раз уж вспомнил.       Саурон грациозно скользнул на колени. Его светлые глаза, оттенённые длинными ресницами, казались воплощением невинности; однако изодранные нитью губы распухли почти непристойно. Чтобы намёк был ещё понятнее, Саурон закусил нижнюю губу — странный, стеснительный жест, который почему-то действовал безотказно. Он позволил своему кадыку судорожно, уязвимо дёрнуться.       Он смиренно смотрел на короля из-под водопада золотых волос. Даже обрезанные и грязные, они сияли алым золотом в неверном свете факелов.       – Вы точно хотите зашить мне рот, ваше величество? - мягко спросил Саурон.       Король поднял бровь.       – А у тебя есть вариант получше?       Майа позволил лёгкой, приглашающей улыбке скользнуть по губам. Он ничего не сказал, но его сузившиеся, яркие глаза сказали королю всё. Он отослал стражу и потянулся к ремню.       Саурон заставил себя стоять неподвижно. Вероятно, будет больно из-за ран в губах, и Ар-Фаразон заставит его задыхаться. Но по крайней мере обойдётся без новых травм. И он сохранит голос. Ничего страшного не случилось и не случится. В конце концов, он это уже делал.       Майа выключил разум и доверил телу выполнять свою работу. С королём было не трудно — он не требовал особых фокусов языком, просто грубо и быстро толкался. Воздуха мучительно не хватало, тошнило, но Саурон приспособился к этому ритму. Ничего страшного не случилось. Он хорошо умеет приспосабливаться. Ничего страшного не происходит. Это лучше всех альтернатив.       На самом деле, он больше всего боялся, что король закончит и скажет: «Спасибо, дорогой, а теперь тебе всё-таки зашьют рот».       К счастью, Ар-Фаразон оценил его покорность, поэтому обошлось без нитей. Оставалось выторговать освобождение от цепей.

***

      Мириэль задремала с книгой, когда король плюхнулся на роскошную кровать, чуть было не придавив супругу. Королева быстро отползла подальше и замерла, гадая, что придёт в голову Ар-Фаразону теперь. Вчера он вернулся поздно и моментально заснул. Не отыграется ли сегодня…?       – Не спишь, любимая? - наконец мечтательно спросил король.       «Спала, пока на меня не свалился один боров…»       – Я ждала тебя, мой король. Хорошо ли прошёл твой день?       Монарх практически мурчал от радости.       – Ты не представляешь, какого это, - он повернулся на бок и заглянул в глаза жене, - я ведь жил с ужасным пониманием, что ещё двадцать, тридцать лет — и я исчезну. Все мои титулы не пригодятся мне в могиле. Я просто умру, и над моим смрадным трупом будут трудиться мастера бальзамирования. Сливать кровь, промывать кишки, зашивать рот и веки… И от такого будущего некуда бежать. Даже на краю света смерть найдет меня. Но, представь, у меня появилась надежда!       Очередные шарлатанские таблетки вечной молодости? Мириэль боролась с искушением приготовить такие самостоятельно — из мышьяка, например — и скормить супругу. Прости, Ниэнна, прости, Варда, прости, господин Манвэ, на грешные мысли…       – Этот заложник… он столько всего знает, столько умеет… - тихо продолжал король, - он самое прекрасное существо в мире. Самое опасное тоже, но… валар, он восхитителен. Он столько может... нам дать…       Королева похолодела. Пульс стучал в висках похоронным маршем.       …Рука Мириэль скользнула под подушку. Нащупала тончайшее лезвие длиной с палец, аккуратно вставленное в матрас. Убить таким, конечно, трудно, но вот порезаться и сказать, что пришла лунная кровь — можно. И тогда есть шанс, что пару ночей тебя не тронут.       Этим лезвием Мириэль перережет Великому Обманщику горло. Или погибнет, пытаясь. В конце концов, она до сих пор не сбежала именно поэтому. Потому что знала, что однажды судьба острова будет в её руках. И она не подведёт свой народ.       Завтра. Проклятое порождение тьмы умрёт завтра.