Я тебя подожду

      В трюм не проникало ни единого лучика света. Обычно майа мог ориентироваться в темноте не хуже, чем днём, но сейчас, с этими проклятыми цепями, он видел лишь тьму. Лениво текли мысли — так ли выглядит Пустота, куда швырнули Мелько? И где я, с большой вероятностью, окажусь однажды… Как же хочется пить.       Он сжал руку в кулак, пытаясь почувствовать заземляющий жар Кольца.       И столкнулся взглядом с серебряными глазами Тьелпо.       – Не начинай, - простонал Саурон.       – Я не начинаю, - выражение лица мастера было нечитаемым.       – Даже не скажешь «я же говорил»?       – А какой смысл?       Действительно. Майя прикрыл глаза: головная боль не желала стихать. Корабельные доски больно впивались в спину, под ними вздрагивали мощные мускулы моря. Срезанные по шею волосы непривычно щекотали кожу.       Келебримбор не уходил. Стоял у стены, нежно серебристо светясь, и смотрел на Саурона — то ли жалостливо, то ли укоризненно.       – Ты вообще доволен, что я пытаюсь минимизировать жертвы? - пленник приоткрыл один глаз и покосился на Тьелпе. - Как и обещал.       – Ты обещал это в тот момент, когда пытался взломать мой разум, - любезно напомнил Келебримбор, - так что не уверен, что хочу вспоминать этот разговор.       – Тогда зачем ты вообще за меня переживаешь? Наслаждайся зрелищем моих страданий…       Мастер вздрогнул. Твёрдо сказал:       – Во-первых, я не могу ни наслаждаться, ни переживать. Настоящий лорд Келебримбор — мёртв и похоронен, а дух находится в Чертогах Мандоса. Я лишь порождение твоего разума. Но, поверь мне, если бы он был здесь, он бы тоже не наслаждался.       – Откуда ты знаешь? - Саурон поразился, насколько надрывно прозвучал его голос.       – Я не знаю. Это ты знаешь — ну, или хочешь в это верить…       Может, рассуждал Тёмный Лорд, мне тоже нужно в Мандос. Или пару месяцев подлечить нервы в Садах Йаванны. Ненормально, когда к тебе приходят видения; ещё более ненормально, если они с тобой разговаривают; но если они с тобой спорят и начинают учить жизни — это совершенный кошмар. Кто навестит его следующим? Мелькор? Или Готмог? Или, чем Эру не шутит, сам Финрод? Ну уж нет, голова и без них трещит.       Ключ в замке скрипнул. Саурон насторожился, но тут же одёрнул себя — вот ещё, вздрагивать от каждого звука. В конце концов, до этого момента ему не причиняли вреда. Ну, испортили причёску и надели цепи, но это он переживёт. Ничего страшного не случится; наверное, нуменорцы вспомнили про него и принесли воду.       Дверь отворилась. На пороге стоял молоденький солдатик, и в его руках, действительно, была фляга. Он нерешительно мялся на пороге. На вид ему было не больше шестнадцати лет.       Со всей возможной вежливостью майа сказал:       – Ты можешь подойти, я не кусаюсь.       Если, конечно, я не в форме гигантского волка. Впрочем, это он предпочёл не озвучивать.       – Ты — это Саурон? - глупо спросил мальчишка.       Майа не сдержался, закатил глаза.       – У меня было много имён. Я предпочитаю Майрон или Ортханнэр. Но люди и эльфы зовут меня Сауроном, да. Можно мне воды? Я уж думал, что вы бросили меня подыхать от жажды.       – Нам запрещено к тебе подходить, - сказал солдатик. Но флягу всё-таки открыл, опасливо приблизился к пленнику и прижал сосуд к его губам.       Откровенно говоря, вода не была жизненно необходима для майа. Однако длительное воздержание ослабляло физическую оболочку, а Саурон, и так вымотанный этой клятой цепью, не мог себе позволить даже малую потерю сил.       Вода оказалась затхлая, горькая, пахла старой бочкой. Но она приятно смочила иссушенное горло, и туман в голове чуточку прояснился.       Майа внимательно посмотрел на солдатика и спросил:       – Значит, ты решился на этот акт милосердия, невзирая на возможный гнев своего короля? Возможно, я могу тебя как-то отблагодарить?       Глаза мальчика радостно блеснули. Ну, понятно. Он явно полез к пленнику не по доброте душевной.       – Это правда, что ты некромант?       Саурон чуть не поперхнулся. Если бы солдат попросил денег или приворожить девку, было бы проще.       – У меня есть разные навыки, - дипломатично заявил майа, - а что конкретно требуется?       – Моя невеста умерла полгода назад. Я поехал на войну и надеялся, что погибну в бою с орками… Но я почему-то живой, а она нет. Ты можешь её вернуть? Обещаю, я тогда не просто воды дам, я освобожу тебя!       "Могу отправить тебя к ней, если очень хочешь. Способ безотказный, Горлим не жаловался."       Человеческие жизни так хрупки…       Вот он — рычаг, который поможет со временем подчинить Нуменор, мгновенно понял Саурон. Ответ уже сложился в голове: изящный, гладкий, успокаивающий.       – Твоя любовь и верность достойна восхищения. Увы, я не могу унять твою боль — я лишь заложник в цепях. Но есть тот, кто намного сильнее меня, тот, кто был моим Учителем, тот, кто всегда желал освободить людей от смерти…       – И как его зовут?       – Ме…       Дверь с грохотом распахнулась.       Фляжка выпала из побелевшей руки мальчика. Вода разбежалась по деревянным доскам.       – Когда твой командир увидел, что тебя нет на посту, он сразу догадался, куда ты пошёл, - почти ласково сказал Ар-Фаразон, - прямо в объятия предателя, несмотря на строгий запрет.       Король махнул рукой стражникам:       – Взять мальчишку.       Юный солдатик даже не сопротивлялся, когда его схватили под локти и подтащили к Ар-Фаразону.       – Как тебя зовут? - поинтересовался монарх.       – Амэнел.       – Отлично, Амэнел. За то, что ты ослушался моего приказа и пытался освободить Врага…       – Я не пытался!       – …ты приговорён к смерти. Выбросите его за борт.       Вот тут мальчик начал сопротивляться всерьёз. Саурон наблюдал с грызущим беспокойством. И хотя тут нечем было помочь, какое-то противное чувство царапало душу. Когда Амэнела вытащили из каюты, майа прикрыл глаза и воззвал к Ульмо.       – Родич, я знаю, мы не ладим, - мысленно сказал тот, кого прежде звали Майроном, - но один старый самодур собирается казнить ребёнка за то, что он напоил меня водой. Позаботься о мальчике, ладно?       Ответа не было. Саурон мог лишь надеяться, что родич услышал.       Мы в ответе за тех, кого покорили. Тем более, тёмный властелин не в том положении, чтобы разбрасываться союзниками.       – Что же мне с тобой делать? - услышал Саурон голос короля и неохотно открыл глаза. Монарх стоял над ним, и от его мягкого скучающего голоса холодок пополз по спине.       Тут нечего бояться. После развлечений Мелькора никакие затеи смертных не заденут майа всерьез. Тут нечего бояться. Это просто старый болван. Тут нечего бояться… Но почему же внутренности так противно скручивает?       – Как бы мне ни хотелось использовать твой рот…       Тут нечего бояться. Тут нечего бояться… О Тьелпе, я знаю, ты говорил.       – …проблему нужно решить раз и навсегда. Я дам тебе выбор. Мы зашьём тебе рот или отрежем язык?       Тут нечего бояться. Можно отрастить конечности заново. Можно сбросить эту форму, как порванную рубашку, и сотворить что-то целое и неповреждённое. Слёзы почему-то собираются в уголках глаз, и Тьелпе стоит, прислонившись к стене, и смотрит грустно и понимающе.       – Если будешь молчать дальше, то мы отрежем язык за ненадобностью, а потом всё равно зашьём рот. Для верности.       Саурон не вчера родился. Вопросы, подобные этому, он и слышал, и задавал. О, они так полезны. Восхитительно запугивают жертву, вынуждают обнажить худший страх или нелепо врать; дают иллюзию выбора — а потом убедительно показывают, что от неё ничего не зависит и не зависело с самого начала.       Поэтому майа промолчал, и ни один мускул не дёрнулся на его лице. Тут нечего бояться. Они не сделают ничего ужасного…       Шершавые пальцы Ар-Фаразона легли ему на челюсть. Вдавили бледную кожу, вынуждая распахнуть рот. Король поднял кинжал — тот самый, которым резал волосы, с рукояткой из красного потемневшего золота — и осторожно просунул его между зубами. Холодная сталь царапнула нёбо. Острая грань невесомо, словно пёрышко, огладила язык.       Тут нечего бояться…       Одним резким движением Ар-Фаразон вытащил клинок. Саурон с отвращением обнаружил, что задыхается, и слёзы текут из глаз. А король спокойно приказал:       – Принесите сюда иглу и нити.       Тут нечего бояться. Тут нечего бояться.       – ...Есть определённая ирония, mellon nin, что именно я помогу тебе пройти через это, - тихо сказал Келебримбор, - что бы ни случилось, я буду рядом до конца.       Игла была длинная и изогнутая, и… о Эру, у неё был туповатый кончик. Чтобы продеть её через кожу, придётся давить и давить, и раны от неё останутся огромные, карающие…       – Не смотри на неё, - сказал Тьелпо, - смотри на меня. Дыши. Помнишь наш проект академии искусств? Это должен был быть величественный храм знаний в самом центре Ост-ин-Эдиль. Знаешь, у меня было время обдумать план поподробнее. Стены определённо должно быть из розового мрамора, чтобы в часы рассвета и заката они горели нежным пламенем. Посередине будет крытый дворик с фонтаном в форме моего деда, Феанора. Из какого места будет течь вода, потом решим… Вокруг установим статуи величайших эльдар и людей. Я займусь скульптурами воинов своего рода, а ты, пожалуйста, создай статую государя Фелагунда в момент песенного поединка. Кто, как не очевидец, сможет достоверно изобразить этот прекрасный подвиг? От внутреннего дворика лучами будут расходиться коридоры. Конечно, мы не станем застилать их грубыми досками или засыпать землей. Они будут устланы плитками из белого мрамора с золотыми разводами…       Остался последний стежок. Майа чувствовал, как что-то горячее и тягучее капает с подбородка. Боль пульсировала: то становилась огромной и наполняла всё его существо, то сжималась в ряд крохотных пылающих точек на верхних и нижних губах. Мир смазался, словно небрежная акварель.       Келебримбор внезапно оказался совсем близко. Саурон мог поклясться, что наяву чувствует его прохладные ладони у себя на щеках.       – Отпусти, - тихо сказал эльф, - не сражайся с этим. Позволь себе потерять сознание.       И майа с наслаждением подчинился.