Маски

      Гэвин зашёл в ближайший супермаркет и стал собирать привычную продуктовую корзину. Удивительно, но не для себя, а для Кларисс. Миссис Монтгомери — соседки, слегка чудаковатой, но весьма полезной и общительной дамы. Гэвин мог бы назвать её своим другом.       Познакомился Гэвин с ней, когда сменил одно служебное жилье на другое. С соседями он никогда особо не дружил и по большей части не знал, кого как зовут, но здесь был совершенно особенный случай. Кларисс жила не просто рядом, а на одной лестничной клетке, у них с Ридом был общий балкон и стена на кухне. Если ей что-то требовалось, она молотила половником по трубе, и проигнорировать это было невозможно.       Миссис Монтгомери была достаточно в возрасте, носила гордое звание старушки — семьдесят четыре года шутка для тебя?! — и если не дремала в кресле, то смотрела турецкие, бразильские, а также мексиканские сериалы. И всем искренне сопереживала. И следила за жизнью соседей, но без особого фанатизма.       В первые пару месяцев, когда Гэвин только обживался на новом месте и работал не покладая рук, чтобы послужной список был идеальным, ему некогда, да и незачем было заводить знакомства. А потом его ранили при патрулировании, рассекли руку ножом, пока он паковал местного барыгу в браслеты. После задержания Гэвин с напарником решили разделиться: Стив сказал, что займется оформлением и отвезет барыгу в отдел, а Гэвин — что поедет в приемный покой. Напиздели оба.       Стив тогда отмудохал мужика до полуживого состояния, говоря, что тот пытался сбежать. Ему поверили. Гэвин в том числе. Это потом он выяснил, правда, сильно позже, что пойманный барыга виноват в передозе сестры Стива. Девчонку чудом откачали, а у Стива руки чесались отомстить. Винить его Гэвин не мог при всём желании. И сдавать не стал. Ни сразу, ни потом.       Гэвин не любил больницы с их специфическим запахом и доброжелательными речами врачей, которые смотрели на него по большей части равнодушно. Поэтому поехал домой, в надежде, что сейчас забинтует руку, съест обезбола и завалится спать, а все остальное можно будет решить завтра. Или не решать совсем.       Он тогда не рассчитал силы и ошибся дверью, ввалившись в квартиру к соседке. Но бойкая старушка не растерялась. Сначала оказала ему всю необходимую помощь: быстро и профессионально обработала рану, забинтовала, дала ромашковый чай «от нервов». И пока Гэвин приходил в себя, вызвала его коллег. Которые ржали до икоты, когда разобрались в причине вызова.       Гэвин тоже ржал, пожимая руки парням из патруля и благодаря старушку за помощь и активность. А на следующий день пришёл объясниться, принеся с собой небольшой пакет с фруктами и сладостями.       Миссис Монтгомери подслеповато щурилась, но, узнав в Гэвине парня, с которым у неё прошел томный вечер в компании полицейских, распахнула перед ним входную дверь.       — Добрый вечер, миссис Монтгомери, — вежливо поздоровался Гэвин. Рядом с такой женщиной хотелось быть хорошим мальчиком. Просто так. На всякий случай. Было в ней что-то такое, властное.       — О, сосед. Кевин, если не ошибаюсь?       — Гэвин, — поправил её Рид. — Я хотел сказать вам ещё раз спасибо и немного объяснить ситуацию.       — Ну не в дверях же нам разговаривать, дорогуша. Пойдем.       Бойкая маленькая женщина, которую язык не поворачивался назвать старушкой, подхватила его под локоть и повела вглубь квартиры. Его усадили за стол с цветастой скатертью, вручили пузатую кружку с чаем, судя по запаху, снова ромашковым.       — Миссис Монтгомери, — начал Гэвин, когда суетливая женщина устроилась напротив.       — Ох, Гэвин, ты можешь звать меня Клариссой. Не такая я и старая, чтобы постоянно называть меня миссис. Как твоя рука, милый?       — Эм… Спасибо, значительно лучше, — Гэвин чувствовал себя до крайности странно, словно оказался желанным, хоть и неожиданным гостем.       — Да не за что, дорогуша. Иногда, знаешь ли, очень приятно почувствовать себя полезной. Кушай конфетку, — она пододвинула к нему вазочку с угощением.       — Я не люблю сладкое, но спасибо.       — Очень зря, иногда сладкое — это единственно, что может быстро и легко поднять настроение, — она улыбнулась Гэвину, подмигивая, словно они хорошие, старые знакомые.       — Надеюсь, что сегодня вы не станете вызывать полицейских.       — Дорогуша, — Кларисс наклонилась вперед и внимательно посмотрела на Гэвина, — ну а что я должна подумать, когда ко мне в квартиру вваливается окровавленный красавчик?       — Эм-м-м, — невнятно пробормотал Гэвин. Красавчиком его называли крайне редко. Похоже, у Кларисс богатая фантазия. — И что же вы подумали?       — Что тебе нужна помощь. И я её тебе оказала. А ещё, что случилось какое-то преступление, и служители правопорядка должны во всём разобраться!       — Вы очень проницательны, но я тоже являюсь служителем правопорядка.       — Да? А откуда мне знать? Может, ты завалил полицейского, снял с него куртку, чтобы привлекать меньше внимания?       — У вас богатая фантазия, Кларисс, — фыркнул Гэвин.       — Не жалуюсь, — в ответ фыркнула Кларисс. — Иначе, знаешь ли, очень скучно живётся.       — У вас есть родственники, семья?       Кларисс было явно приятно его внимание и участие, и, попивая чаёк, она стала рассказывать о своей жизни. Так Гэвин узнал, что Кларисс полгода назад потеряла любимого мужа — обширный инсульт, он даже ничего не успел осознать. Дети давно выросли и разъехались по стране, вспоминая о матери раз в несколько недель, но она не жалуется. Ещё впрошлом Кларисс была отличной медсестрой и у неё остались благодарные пациенты, которым периодически бывает нужна её помощь.       Как это ни удивительно, но общаться с Кларисс было легко и приятно, Гэвин и не заметил, как просидел в её квартире несколько часов. К концу общения Кларисс попросила Гэвина не стесняться обращаться к ней за помощью и немного развеять старческую скуку.       Так и зародилась их странная дружба. У Кларисс всегда можно было разжиться лекарством, мазью или примочкой, чем Гэвин грешил с разной периодичностью, избегая больниц. Она с удовольствием ему помогала, видя в нем то ли внука, то ли просто интересного человека, который постоянно влипал в неприятности. Но ей словно приятно было на него отвлечься. Кларисс оказалась бойкой страрушенцией, которая могла дать прикурить многим. И всё бы было хорошо, но постепенно её стала подводить память. Особенно кратковременная. Она легко могла забыть, как зовут девчонку этажом ниже, с которой она заново знакомилась раз в несколько дней, но руки её продолжали с прежней ловкостью наматывать бинты и вгонять иглы в пациентов.       Гэвин помогал ей с бытовыми мелочами — что-то принести-подвинуть-починить. А ещё пару раз в неделю заскакивая к ней с приветом и пакетом с продуктами. Оба они были довольны таким соседством.       Гэвин и вчера бы к ней заскочил, но было уже поздно, да и состояние его оставляло желать лучшего, и он решил её не тревожить.       Закупившись в ближайшем супермаркете, Гэвин постучал в дверь соседки.       Кларисс тут распахнула перед ним входную дверь.       — Добрый вечер, миссис Монтгомери, — вежливо поздоровался Гэвин. За почти десятилетие с момента их знакомства Кларисс изменилась мало, разве что ещё больше осунулась и сгорбилась, но оставалась такой же шустрой и боевой.       — Ох, Гэвин, дорогуша! Сколько раз я говорила, чтобы ты называл меня Клариссой?       — Каждый мой визит, — честно ответил Гэвин.       — И в чём дело? У тебя проблемы с памятью?       Она прекрасно знала, что проблемы как раз у неё, и преспокойно на эту тему иронизировала. Чудесная женщина.       — Нет, Кларисс, у меня просто стойкое уважение к людям старшего поколения.       — Ох, дорогуша, ты настоящий джентльмен, — хихикнула, как девчонка, Кларисс. — Выпьешь со мной чайку или тебе нужна моя помощь?       — Я не откажусь ни от первого, ни от второго, — снова честно ответил Гэвин. С этой женщиной невозможно было врать, если не хотел, чтобы тебя вытолкали взашей за порог и поставили тем самым «черную метку» на свои профессиональные услуги.       Она отступила в сторону, и Гэвин привычно прошёл на кухню, усаживаясь за стол. Кларисс засуетилась, доставая чашки и ставя чайник на плиту. Гэвин слышал привычный бытовой шум и начинал успокаиваться, словно вернулся домой. Странное ощущение, ведь технически его дом был за стенкой, но Кларисс успела стать частью его жизни, считай, семьёй, с которой и так были напряженные отношения.       Когда Кларисс закончила суетиться и привычно устроилась напротив, то профессионально прошлась по Гэвину взглядом.       — Ну-ка задирай свою одежонку и показывай, чем тебя ещё наградили. Лицо неплохо тебе разукрасили. Кто постарался на это раз? Наркоман? Бомж? Или в это раз был боец без правил, который решил на тебе потренироваться?       — Ох, миссис Монтгомери, — фыркнул Гэвин и тут же об этом пожалел — снова заныл бок.       — Кларисс, — перебила его миссис Монтгомери, — или я выгоню тебя из своей квартиры.       — Хорошо, Кларисс, как скажешь, — покладисто согласился Гэвин. Им обоим нравилось играть в эту игру, но черту никто не переходил.       — Вот и славно. Так кто там разукрасил твою мордашку? Я хоть в чём-нибудь угадала?       Чайник засвистел, и Кларисс сняла его с плиты, разливая кипяток по любимым пузатым кружкам.       — На это раз нет, — хмыкнул Гэвин. — Постарался мой напарник.       — Вот те раз, — всплеснула руками старушка, едва не окатив кипятком и себя, и Гэвина, но он успел забрать у неё из рук горячий чайник, пока она им размахивала. — Это что же такое делается?! Разве вы друг другу не помогать должны? Но точно же не колошматить друг друга!       Кларисса устало опустилась на стул и подтянула к себе вазочку с конфетами. Прошуршала обёрткой, закинула в рот сладкую гадость и заговорщически понизила голос.        — Ты ему тоже зарядил?       — Конечно, Кларисс, как иначе. Но потом была пьяная потасовка и мне нехило так прилетело.       Гэвин задрал свитер и снова поморщился от боли.       Кларисса запричитала.       — Ох, голубчик, что же ты молчал?!       Она протянула сухие старческие ладони с хваткими пальцами и принялась профессионально его ощупывать. Было больно, но Гэвин терпел и отвечал на все дотошные вопросы Кларисс. Потом она сходила к холодильнику, достала мазь и вручила Гэвину.       — Вот. Мажься. Минимум три раза в день. Хорошая штука, проверено годами и мной. Но лучше бы тебе всё равно сходить в больницу.       Гэвин решил не рассказывать о других «подарочках». И мази такой нужно будет купить целую коробку. Пока он не избавится от Декарта, она могла пригодиться в любой момент.       Подошла Эльза, пушистая любимица Кларисс, в которой та души не чаяла, и потёрлась о ноги Гэвина. Он с кряхтением наклонился, подхватил её под увесистый животик и посадил себе на колени, кошка тут же стала топтаться на месте, делая массаж, а потом улеглась тяжёлой грелкой. Гэвин благодарно почесал ей за ухом.       — Спасибо, Кларисс. Ты меня в очередной раз выручаешь.       — Ох, дорогуша, для меня в радость помочь такому славному мальчику, как ты. Я всё жду, когда ты меня познакомишь со своей избранницей, тогда и помирать спокойно можно будет.       Гэвин коротко, но невесело рассмеялся.       — Боюсь, Кларисс, тебе придется жить ещё долго и счастливо. С моей работой сложно заниматься ещё и личной жизнью.       — Ничего, мой милый, ты способный мальчик. Я уверена, у тебя всё получится.        Кларисс положила свою ладонь на макушку Гэвина и немного растрепала его волосы — жест, который был позволен единицам.       — Посидишь со старушкой или у тебе дела? — в последнее время она стала сдавать всё активнее и часто витала в своих мыслях, которыми не спешила делиться.       — Все дела могут подождать, — сказал Гэвин, перебираясь вместе с Кларисс в гостиную.       — Знаешь, милый, ты уже в том возрасте, когда пора заводить семью. Прости меня, если лезу не в своё дело, Гэвин, но мне бы очень хотелось, чтобы ты был счастлив. И чтобы рядом с тобой был человек, который сможет о тебе позаботиться.       — У меня есть ты.       Кларисс рассмеялась и почти сразу закашлялась.       — Ох, ты понял, о чём я. Знаешь, у меня была одна хорошая знакомая…       Сегодня она была в хорошем расположении духа и отчего-то решила, что должна помочь Гэвину найти свою судьбу, выступив в роли свахи. И она стала методично перебирать всех знакомых, у которых ещё были свободными дочери или племянницы. А знакомых и родственников у Кларисс было много, и наведывались они к ней с разной периодичностью — кто-то раз в несколько месяцев, кто-то раз в пятилетку. Иногда Гэвин становился свидетелем таких встреч, и тогда его не покидало ощущение, словно он подглядывал в замочную скважину за чужой жизнью. Каждый раз Кларисс его знакомила со всеми. Гэвин решил, что она делала так специально, чтобы подоводить «любимых» родственничков, которые спят и видят, когда освободится жилплощадь.       Слушая рассуждения Кларисс, Гэвин даже не пытался скрывать улыбку: многие её «незамужние» дамочки уже имели и мужей, и детей, и ипотеку на тридцать лет. Так-то ввязываться в столь сомнительное мероприятии Гэвин не собирался ещё ближайшие лет пять, а может, и десять. А может быть, вообще никогда.       — Ну что ты весь наморщился, Гэвин? Поверь мне, как только найдется тот человек, который сможет стать твоим тылом, жизнь заиграет совсем другими красками.       — Кларисс…       — Нет, ты дослушай меня, Гэвин. Я редко даю тебе советы, но я хочу видеть рядом с тобой человека, который будет на твоей стороне, прикрывать спину и подавать патроны.       — Господи, что на это раз ты смотрела? — фыркнул Гэвин. — Что за гангстерские напевы?       — Да всё то же. Но знаешь, так было у меня с Робертом… Он был рядом, когда мне было тяжело, когда я думала, что не справлюсь, он вставал рядом, подхватывал ношу, которую я на себя взвалила, и давал мне возможность выдохнуть. Он поддерживал меня во всём. А я его. И каждый день рядом с ним я была счастлива…       Гэвин прекрасно знал, что с Робертом они прожили душа в душу почти сорок лет. Родили и вырастили детей, а потом на обычной прогулке у него оторвался тромб, и как итог — обширный инсульт и мгновенная смерть. Гэвин его не застал, переехал в свою квартиру через полгода после похорон. Кларисса долгое время винила себя, что не смогла помочь любимому со всем своим опытом, и очень тяжело перенесла его утрату. Она часто вспоминала его и истории из их жизни. По ее рассказам, у них была идеальная связь. Не такая, которую показывают в кино или о которой пишут книги, но она согревала их сердца, и даже спустя столько времени лицо Кларисс оживало от воспоминаний, которые одновременно и радовали её, и печалили.       Роберта не было с Кларисс уже больше десяти лет, но она продолжала любить его, хоть и понимала, что этого человека давно нет на этом свете.       — Знаешь, милый, я думала, что уйду вслед за ним. Сама мысль, что буду жить без него, меня пугала до чёртиков. Роберт стал моей жизнью. Он был для меня всем. — она невидяще смотрела в стену напротив, вспоминая дни давно ушедшего прошлого. — Я была в шаге от того, чтобы наложить на себя руки. Но однажды Роберт мне приснился и строго велел не торопить костлявую — она всегда приходит вовремя.        Гэвин обнял её за хрупкие плечи и всерьёз задумался, стоило ли так любить. Хотел ли он, чтобы в сердце не осталось места для другого человека? Чтобы если или когда он уйдет, то жить одними воспоминаниями о совместном прошлом…       Ответа на этот вопрос он не знал.       Наверняка это мучительно тяжело…       И если смотреть на Кларисс, то прошло уже десять лет, а она до сих пор любила своего Роберта…       Кларисс быстро успокоилась, похлопала его по руке, выбираясь из объятий.       — Что-то я сегодня совсем расклеилась, — она быстро смахнула непрошенные слезы.       — Ты удивительно сильная женщина, Кларисс, — осторожно сказал Гэвин.        — Спасибо, дорогуша. Не обижайся на старушку, милый, но мне пора отдыхать. Что-то я сегодня заболталась. И немного расклеилась.       Гэвин согласно угукнул и отодвинулся. Она аккуратно поднялась из продавленного кресла и пошла его провожать.       — Помни, милый, мазаться нужно три раза в день, тогда все твои синяки сойдут очень быстро.       — Конечно, Кларисс. Спасибо. За всё.       Что ещё сказать, Гэвин не знал, он был не очень силён в утешениях, но Кларисс давно стала ему как любимая тетушка, и видеть её в таком состоянии было больно. Прежде чем уйти, он ещё раз осторожно её обнял, а потом мягко закрыл за собой входную дверь, оставляя за спиной уставшую пожилую женщину и чужие воспоминания.       Гэвин вернулся в свою квартиру в смешанных чувствах. События последних двух суток и задушевные разговоры с Кларисс пробудили в нём что-то тёмное и давно забытое. Что-то, что он спрятал так далеко, как только возможно. То, к чему Гэвин поклялся не возвращаться ни за что и никогда.       И вот это, толком непроснувшееся, ворочалось внутри, цепляло боками грудную клетку и туманило разум. Гэвина неустраивало— он снова чувствовал что-то помимо привычной усталости и напряжения. И ему это очень сильно ненравилось. Но как затолкать это назад в глубины сознания и похоронить там на веки вечные, он пока не понимал.       Доводы рассудка спрятанное не слушало, стремилось вперёд к свету и другим людям. Гэвин уже верил этому, вёлся, а потом обжигался, скуля от невыносимой боли. Наивная глупая надежда, что можно просто любить и быть с кем-то несмотря на чужие предрассудки. Что каждый человек достоин счастья. Что у каждого это счастье будет…       Гэвин любил. Со всей отдачей, на которую был способен.       А потом ненавидел. Так же сильно.       Он едва не захлебнулся в этих противоречивых эмоция, которые чуть не выжгли его до основания. Хотел ли он снова испытать что-то настолько же сильное и яркое? Гэвин не был уверен. Всегда оставался риск, что его спалит дотла, а не ласково обогреет. Статистика — упрямая сука. Многие, слишком многие, кто клялся друг другу в вечной любви, расставались через несколько лет. Кларисс и Роберт — счастливое исключение из правила. Большая часть знакомых, его семья, да и он сам, это правило лишь подтверждали.       Мама Гэвина сейчас вроде бы счастлива, находясь со своим четвёртым мужем во Вьетнаме, знакомясь с местными жителями и укладом жизни. Так-то её можно назвать рисковой женщиной: три неудачных брака, двое детей. Гэвин, младший, остался с ней, старшего сына, Элайджу, его родной отец забрал с собой, и братья никогда не виделись. Но мать всё равно надеялась на лучшее и искала свою любовь. И вроде бы нашла. Гэвин искренне хотел, чтобы она с Гарольдом была счастлива, и ему не важно, где она при этом будет — в Азии, пробовать маринованных насекомых, или на Северном полюсе, общаться с пингвинами. Главное, чтобы она была счастлива. А счастье Гэвина?.. Он ещё и сам не понимал, что может сделать его по-настоящему счастливым. Возможно, Стейси как раз и будет той, с кем он сможет это понять.       Гэвин переоделся в домашние лёгкие штаны, сменил линзы на очки и разогрел очередной комплексный завтрак-обед-ужин, которыми была забита морозилка. Всё-таки чаем и разговорами сыт не будешь. А мысли, что сейчас роились в его голове, были слишком фундаментальными, чтобы как следует их обдумать в конце рабочего дня. Нужно заняться чем-то понятным и привычным.       А что может быть проще и понятнее, чем куриная котлета с гарниром из овощей?       Глаза от сытости сами собой норовили закрыться, но он ещё не преступил к самому главному. Дело Декарта уже сутки ждало его дома, и ему необходимо уделить максимум своего внимания. Гэвин выпил новую порцию обезбола, чтобы спать нормально, уселся на диван и подтянул к себе презент от Джеффри.        Папочка с чужим делом была совсем тоненькая, и сказано в ней было не так чтобы сильно много. Базовую информацию, где родился и какую школу окончил, Гэвин и так прекрасно знал. А вот что произошло, дальше рассказывалось парой сухих строк: получил юридическое образование в Германии, но к практике не приступил, а потом положил болт на юриспруденцию, окончил полицейскую академию и пошёл служить. Нареканий на прежнем месте службы не было, прекрасный сотрудник, можно делать фото и вешать на стену «Ими гордится полиция». Так какого хрена он оказался в родном Детройте? Еще и в Центральном отделении?       Гэвин задумчиво посмотрел в тёмный угол и не удивился, когда в руку ткунулась мохнатая мордочка. Эльза часто составляла ему компанию, перебираясь по общему балкону в квартиру Гэвина. Он погладил кошку, которая почему-то прониклась к нему чувствами и при любой возможности старалась отираться рядом. Кларисс не сказать что была сильно против, большую часть времени она мирно дремала в своём кресле, а потом отправлялась искать свою пушистую красавицу, принося Гэвину разные вкусняшки.       Эльза устроилась у него на коленях, подставляя лобастую голову для ласки, Гэвин медитативно перебирал её гладкую шерсть, вспоминая всё, что знал про Декарта, а потом полез гуглить выложенную в сеть информацию. Сейчас ему пригодилась бы любая, но всё же желательно владеть той, с которой он сможет оказывать давление на эту занозу в заднице.       Людей, носящих имя напарника, оказалось до обидного много, необходимо было сузить зону поиска. Гэвин задумчиво покусал губу, выуживая в глубинах памяти необходимую информацию. Врать себе было бесполезно, он и так прекрасно помнил, что они с Декартом ровесники. А если сильно постараться, то Гэвин мог бы припомнить и месяц рождения. И даже дату. И всё это, не заглядывая в досье.        Забавно, но когда-то давно, когда они были совсем мелкими пацанятами, они дружили: ходили друг другу в гости после школы, на большие праздники и на дни рождения. Гэвин помнил, что почти сразу после Хеллоуина он бывал в доме у семьи Декарт уже по другому поводу — день рождение Ричарда. Точную дату он тоже помнил, начало ноября, девятое число. А к началу декабря они спешили нарядить ёлку и ждали Рождество.       А потом всё изменилось.       Старые, давно похороненные воспоминания неприятно резанули по сердцу — там, в прошлом, они дружили, смеялись и играли вместе. Счастливое время, которое осталось только на редких фотографиях и в памяти самих участников тех событий. Как будто это было и не с ними вовсе, а в прошлой жизни. Гэвин недовольно покачал головой, кошка среагировала на движение и подняла на него любопытные глаза, вопросительно муркнула. Удивительно умный зверь, не то что некоторые. Гэвин почесал ей подбородок, Эльза замурчала ещё активнее.       Его дружба с Декартом стремительно закончилась — они стали друг друга ненавидеть, причём с такой самоотдачей, что школа устояла лишь чудом, как говорил директор. Гэвин невесело улыбнулся, порой ему казалось, что проще не помнить. Ничего. Так легче. Не тянуло в груди.       Эльза успокаивающе тарахтела, выпуская коготки ему в бедро, хорошо, что не в сам синяк, но максимально близко к нему. Может, не зря говорят, что кошки лечат? Хоть она и принадлежала Кларисс, но бывала у Рида чуть ли не чаще, чем со с своей хозяйкой, особенно по вечерам.       Ладно. Гэвин зажмурился, прогоняя картинки прошлого из головы. Сейчас вспоминать что-то двадцатилетней давности глупо и непродуктивно. Всё равно уже ничего не изменить и не исправить, а значит, стоило заняться тем, что ему мешает жить здесь и сейчас.       С информацией о месяце и годе рождения найти нужного Декарта не составило труда. Гэвин поменял запрос, и сразу появились на ссылки социальные сети нужного человека. Гэвин решил прицельно поискать его на фейсбуке и инстаграме. Естественно, нашёл — Декарт был слишком приметной личностью, чтобы не светить своей мордашкой направо и налево. Он и в детстве был симпатичным пацанёнком, все встречные мамаши умилялись с голубоглазого мальчугана; подростком — наглым и задиристым, с угловатыми чертами лица, в которых угадывались их семейная порода, но всё равно обаятельным засранцем. А когда вырос, то стал очень красивым мужиком. Но Гэвин был уверен, что говна за смазливым фасадом крылось немерено.       Гэвин задумчиво рассматривал чужой профиль.       Но красивый, да. И чувственные губы, которые он тянул в насмешливой, белозубой улыбке. И выразительные, светлые глаза, которые на некоторых фотографиях были прозрачными настолько, что казались подтаявшим льдом, на других отдавали в голубизну, и тогда Декарт будто становился ещё более притягательным, а на третьих словно светились собственным светом — Гэвин подозревал, что просто внутри черепушки личные черти устроили шабаш. И острые скулы, которые раньше прятались за подростковыми щёчками. И жилистая шея. И…       Гэвин стряхнул оцепенение, поняв, что разглядывал чужую физиономию уже больше пары минут, ища черты когда-то знакомого мальчишки. И находя их. И вот от этого становилось совершенно не по себе.       Что-то ты совсем расклеился, Гэвин. Забыл, как этот мудак мудохал тебя с остервенением за любой взгляд или слово в его сторону? Как умывался кровью из разбитого носа или собирал разбросанные книги по всем этажам? Или, может, подзабыл унижение, в которое тот макал тебя с садистким удовольствие? Стоит помнить это, а не то, что он был хорошим мальчиком. Вырос-то он откровенным мудаком.       Возразить на это было нечего. Действительно мудак. Мудачище. И с возрастом стал только злее, научившись скрывать свою гнилую натуру под маской нормальности. Вот только Гэвина уже не обмануть, а значит, хватит плавать в каких-то иллюзиях на чужой счёт, пора уже заняться делом.        Новых записей на стене не было, что удивительно. Гэвин хмыкнул и углубился в изучение старых постов. По ним он выяснил, что Декарт ходил в элитный спортзал в Блэквуде и обожал фоткаться в большое панорамное зеркало в одних тайтсах, обнимающих его длинные ноги, как вторая кожа. По крайней мере, если верить датам, то так было пять лет назад. Но такие люди мало меняются со временем, скорее, закостеневают в своих привычках окончательно.       Но ноги действительно красивые. Гэвин не пялился! Ну почти. Блядский рельеф, который прекрасно видно под тонкой тканью. Гэвин прикрыл глаза и отложил телефон. Так он далеко точно не уедет. Это всё усталость, которая копилась последние несколько месяцев, и Декарт как вишенка на торте. Но это совершенно не объясняло, почему он занимался любованием на фоточки, а не поиском чего-то, что можно использовать как рычаг давления.       Совсем не…       Но вся соль и тупизна ситуации была в том, что Декарт был полностью во вкусе совершенно нормального и полностью гетеросексуального Гэвина Рида. Сама мысль, что Гэвину может понравится кто-то своего пола, была неправильной, но отвращения не вызывала. Он всё ещё считал, что ему нравятся девушки, но иногда… иногда он позволял себе чисто теоретически порассуждать. Просто. Абстрактно. Что, если в руках у него будет не мягкое женское тело с со всеми выпуклостями, а жилистое мужское? И такие мысли не вызывали отторжения, а, наоборот, стимулировали интерес.       Он долго сопротивлялся этому открытию, считая себя ненормальным и пытаясь убедить, что любование мускулистыми мужскими ногами и маленькой, по сравнению с широченными плечами, подкачанной задницей — это просто как сигнальные маячки, над чем ему стоит поработать в своей фигуре. Они и были маячками, но сигналили совсем о другом. Например, о том, что Гэвин хотелось закинуть такие ноги себе на плечи и долго со вкусом трахать представителя своего пола, тем самым показывая, что он сильнее, ловчее и быстрее. Самоутверждаться. Показывать главенство.       А потом Гэвин гнал от себя такие мысли, предпочитая считать себя натуралом с интересными фантазиями. Потому Гэвин всегда выбирал себе в партнёрши девушек, таких, нормальных, среднестатистических, с которыми не скучно в постели, но и поговорить особо не о чем. Таких, чтобы были подходящими спутницами для «нормального мужика».       Но реальность накладывала свои отпечатки. Не каждая девушка выдерживала отношения с копом. И когда очередная «правильная и понимающая» кидала его в чёрный список, потому что Гэвин легко мог бросить развлекаться с ней и мчаться на возможную зацепку по делу, в голову Рида нет-нет да и закрадывалась другая мыслишка, что стоило хоть раз попробовать с парнем. Немного изменить свои установки… Сейчас в том, чтобы быть би, не было ничего криминального, не то что в дни его подросткового становления. И пусть Гэвин в этом не был уверен на сто процентов, но и голову в песок предпочитал не прятать, так что допустить мог всё что угодно. Даже то, что в правительстве сидят рептилоиды. Что ему какая-то там ориентация?        Сейчас же, наоборот, все отклонения всячески выпячивались и поощрялись, словно людям должно быть не всё равно, кто кого трахает в темноте собственной квартиры. Но Гэвин упрямо боролся со своими желаниями, считая, что не стоит потакать своим слабостям и идти по дорожке, которую предрекал ему отчим. А тот не скупился в определения, раздавая звание пидораса направо и налево всем, кто ему не нравился. Вот чего-чего, но даже допускать, что третий муж его матери был хоть в чём-то прав, категорически не хотелось.       Но если представить, что Гэвин нашёл бы себе парня, чистотеоретически, конечно же, то исключительно по внешним параметрам он скорее всего был бы похож на Декарта. И это злило.Дажетеоретически. Но как это ни странно Ричард Декарт полностью соответствовал представлению Гэвина о мужской красоте. Высокий, широкоплечий, с правильными и выразительными чертами лица. Во всём хорош, если бы не являлся Ричардом Декартом. И если бы такое тело принадлежало другому человеку, может быть, Гэвин на что-то бы когда-нибудь и решился…       И это пиздец! Немедленно захотелось дать себе пощёчину, чтобы мозг встал на место!       Вместо этого Гэвин глубоко вздохнул и вернулся к просмотру информации. Бить себя — это херовая затея. С этим неплохо справляются правонарушители. И Декарт, да.       Возможно, что Декарт специально почистил свой профиль, когда устраивался на предыдущее место работы. Гэвин бы так и сделал, чтобы не палиться перед начальством и быть белым и пушистым, который всем и каждому любопытствующему готов ткнуть свой рельефный пресс в лицо.       Был, конечно, ещё вариант, что у Декарта были дополнительные странички, личные. Но они могли быть под фейковыми именами, и искать их можно было до второго пришествия. По крайней мере, такие были у самого Гэвина в старшей школе. Гэвин точно помнил, что и у Ричарда были. Ещё когда они дружили.        Он поднапряг извилины, прикидывая так и эдак, как там было зашифровано в нике что-то связанное с любимой игрушкой и инициалами… Гэвин перепробовал штук двадцать вариантов и таки смог найти вторую страничку Декарта в инстаграме. Он отказывался признаваться самому себе, из каких далёких далей всплыли эти данные, и совершенно не понимал, что с ними делать дальше.       Из личного профиля он в очередной раз подтвердил, что Декарт обожает заниматься самолюбованием: такое количество разнообразных селфи Гэвин видел только в галереях некоторых девушек. Постоянного партнёра или партнёрши у него не было, Гэвин не нашёл ни одной фотографии с повторяющимися два раза лицами. Да и получились его случайные или не очень спутники стрёмно, с размытыми и перекошенными лицами — на фоторобот точно не годились. Зато Ричард на каждой фотке получался как чёртова модель с обложки.       И продолжал ходить в спортзал. В обтягивающих штанишках, да.       Последние обновления были пару месяцев назад из какого-то клуба в Чикаго. На коротеньком видео он радостно скалился, зажигательно скача на танцполе. И вот он здесь. В напарника у Рида. Поворотистый поворот.       Гэвин тяжело вздохнул и отложил ноутбук в сторону. Потёр переносицу, стянув очки — всё же дома он предпочитал ходить в них — и удобнее, и привычнее, что ли. Ему срочно нужно было восстановить нервы. Он посмотрел в сторону недовязанного пледа: монотонная деятельность отлично успокаивала его и помогала привести мысли в порядок. Но сейчас от одной мысли, что он возьмёт спицы в руки, хотелось эти самые спицы вогнать в чужую черепушку по самое основание. Значит, стоило заняться чем-то другим. Готовкой или уборкой, а потом можно было включить фоном какое-то ток-шоу и провалиться в свои мысли, заняв руки вязанием.       Если бы кто-то наведался к нему в гости, то сильно удивился бы, увидев грозного детектива Рида за столь миролюбивым занятием. Хорошо, что к нему не ходили гости. А в моменты, когда Гэвин хотел привести кого-то к себе на приятное времяпрепровождение и удовлетворение низменных потребностей, своё не самое мужественное хобби он заблаговременно убирал в шкаф.       Но, посмотрев на часы, Гэвин был вынужден отложить все миролюбивые мысли. Спать пора было ещё два часа назад, если он хотел хоть немного выспаться. Он осторожно снял с себя заснувшую кошку, сходил в душ, намазался мазью от Кларисс, поставив в напоминалках обязательно с утра заскочить в аптеку и прикупить еще минимум парочку таких — синяков у него было много. Проверив будильники, он завалился спать, рассчитывая хоть немного отдохнуть.