All the Young Dudes — Sirius's Perspective

Среда, 8-е января, 1975 год. Как и предсказывал Дамблдор, убийство Фрейзеров попало на первую полосу газеты на следующий день, сопровождаемое множеством статей, в которых обсуждалась разгорающаяся война. До конца рождественских каникул избежать этой темы было невозможно. Это был первый раз, когда кто-либо из мародёров увидел Тёмную метку, и, конечно, далеко не последний. Никто даже представить не мог, что она станет символом, которого они будут бояться до конца своих дней. Огромный чёрный череп с открытым ртом и зловещей извивающейся змеёй напоминал Сириусу множество семейных реликвий — символ был отчётливо слизеринским. Как только они вернулись в Хогвартс, он испепелил со своего чемодана все изящно выгравированные змеиные узоры. — Осторожней, брат, — предупредил Джеймс, когда дым от заклинания заполнил комнату. — Возможно, ты только что испортил фамильную реликвию. (Да, это определённо была она). — А мне похуй, — пробормотал Сириус, снова направляя палочку на обожжённое дерево, превращая искусную работу в нечто уродливое и искажённое. — Он мой, а я не хочу, чтобы на моих вещах была эта грёбаная метка. Несмотря на то, что Дамблдор сказал, что нет никаких доказательств причастности Блэков к нападению, Сириус знал. Он знал, что они были связаны с Волдемортом. Знал, что они занимались тёмной магией. Знал, что они думают о маглах. То, чему они учили его о маглах. Хуже всего было то, что все остальные тоже это знали. Он чувствовал, как они думают об этом, когда видят его в коридорах, их взгляды жуками ползали по его коже. Как бы он ни старался дистанцироваться, от собственной фамилии никуда не деться — она вцепилась в него крепкой хваткой, челюстью. Синяк, который никогда не исчезнет. Его сны были полны змей. Сириус так давно не виделся со своей семьёй — его родители не писали, и даже если они с Регом случайно сталкивались в коридорах, тот с ним больше не разговаривал. Ему удалось… не то чтобы забыть, но, по крайней мере, игнорировать сложные отношения между ними. Гнев, который он так часто испытывал к ним, притупился, а обида несколько утихла, благодаря расстоянию. Но когда Сириус взглянул на первую полосу газеты, ненависть и отвращение с новой силой поглотили его. «Я их ненавижу», — думал он, глядя на чёрную змею, извивающуюся в небе. «Я их ненавижу», — думал он, садясь на поезд в Хогвартс и оглядывая станцию в поисках своих родителей, задаваясь вопросом, сможет ли он это увидеть… оставило ли насилие отпечаток на их лицах. «Я их ненавижу», — думал Сириус, когда выплюнул зубную пасту в раковину и взглянул в зеркало, увидев волосы своей матери и глаза своего отца. Они были в нём, в его чистой и благородной крови. Сириус никогда ещё не испытывал такого бессмысленного желания разорвать себя на части. Конечно, он ничего не мог поделать с этой вновь вспыхнувшей ненавистью — его родителей не было в Хогвартсе, как и Волдеморта, как и тёмных волшебников, сеющих насилие и страх за пределами защищённых стен замка. Но слизеринцы были. Ещё до каникул Сириусу нравилось защищать младших учеников — уязвимых детей, на которых охотились придурки вроде Мальсибера. Они с Джеймсом произнесли множество защитных заклинаний, чтобы отогнать группы слизеринцев, нападавших на одиноких маглорождённых учеников. Но после каникул Сириус возобновил свою борьбу с вновь обретённой страстью. Даже не осознавая этого, он проводил всё больше и больше времени, бродя по коридорам, отчасти даже надеясь встретить какого-нибудь бедолагу-первогодку, к которому будут приставать, только для того, чтобы выплеснуть ярость, которая грозила его задушить. — Война не происходит прямо здесь, — попытался донести до него Римус после того, как Сириус получил третью отработку за день. — Дамблдор сказал быть бдительными, а не устраивать бойню. — Война везде, — мрачно ответил Сириус, и Джеймс кивнул, соглашаясь с ним. — Да и вообще, кто бы говорил, что насчёт тебя и Снейпа? — Это, — сказал Римус, надменно фыркнув, — личное. Сириус закатил глаза, но он знал, что лучше не спорить с Лунатиком. Так что он решил промолчать, вернувшись к своей книге («Проклятия для практической обороны»). Римусу было легко притворяться, что война — это что-то далёкое, потому что, когда он не был в Хогвартсе, он жил в мире маглов, изолированный от грязной борьбы среди волшебников. И даже в Хогвартсе они были защищены некоторого рода коконом: ученики явно верили, что всё наладится к тому времени, как они закончат школу и столкнутся лицом к лицу с реальным миром. Джеймс был единственным среди мародёров, кто разделял пыл Сириуса в их борьбе, что имело смысл, учитывая, насколько глубоко его семья была вовлечена в деятельность Дамблдора и его… сопротивление, или что-то типа того, что он старался создать своими визитами во время рождественских каникул. Но Джеймс не испытывал того же гнева, что и Сириус. Ему было не понять, что такое личная ярость, которая возникает от осознания того, что твои собственные родители не просто подлые или тираничные, а по-настоящему тёмные, по-настоящему… злые. Это было глупо, потому что они всегда были ужасными людьми, и он не должен был ожидать чего-то другого. Но Сириус всё равно чувствовал себя преданным. Существовали границы, которые его семья просто не должна была переступать, и каждый раз, когда он с удивлением обнаруживал, что они их пересекли, он чувствовал себя ужасно наивным. Джеймсу никогда этого не понять. И никому из его друзей этого не понять — вот почему Сириус пытался скрыть худшее, зная, что они посчитают это обычным для него проявлением безрассудного гнева: типичный, эмоциональный Сириус, срывающийся, только чтобы выпустить пар. Он не мог позволить им увидеть уродливые глубины ненависти, которые скрывались прямо под поверхностью. Иногда его пугали те вещи, которые он способен был чувствовать. — Неужели она не видит, насколько я повзрослел? — вздохнул Джеймс, отвлекая Сириуса от мрачных мыслей. Когда он поднял глаза, то увидел, что его друг с тоской смотрел на Лили Эванс, которая, должно быть, в очередной раз его отшила. — Не уверен, что пару поцелуев с магловской девчонкой на последнем ряду кинотеатра можно назвать взрослением, — сухо ответил Римус, взяв в руки заброшенный Джеймсом учебник и разглаживая помятые страницы. — Я не об этом, — ухмыльнулся Джеймс. — Я имел в виду… в целом. Я этого не понимаю, с Марлин же я хорошо общаюсь. — Ты в одной команде по квиддичу с Марлин, — заметил Питер. — У вас с ней есть что-то общее. С тех пор, как они застукали его за попыткой съесть лицо Дездемоны (очевидно, теперь она была его девушкой), Питер начал вести себя раздражающе, словно он был экспертом в романтических делах. Сириус фыркнул, но Джеймс прислушался к нему, отчаянно нуждаясь хоть в каком-нибудь совете, как завоевать сердце этой недостижимой рыжеволосой. — Так что, — спросил он, нахмурившись, — ты думаешь, мне нужно попытаться затащить Лили в команду по квиддичу? Питер снисходительно цокнул языком: — Почему бы тебе не попытаться найти что-то общее, что уже есть у вас с Лили? Например, мы с Дездемоной оба любим шахматы, и сэндвичи с сыром, и… — У нас нет ничего общего, — мечтательно перебил его Джеймс. — Поэтому она мне и нравится. — Тогда это безнадёжно, — заявил Питер, словно всё уже было решено. Лицо Джеймса вытянулось. — Не слушай его, — сказал Римус, с сочувствием глядя на беднягу. — Люди не начинают встречаться с другими людьми просто из-за того, что они похожи, это было бы скучно. Противоположности притягиваются и всё такое. — Да, ты прав, Лунатик! — воспрял духом Джеймс. — Но, наверное, мне всё-таки стоит узнать, что ей нравится… — Э-э… да, это было бы неплохо для начала, — с улыбкой ответил Римус, возвращаясь к своему эссе по чарам. Сириус воздержался от каких-либо советов — сейчас он был сыт по горло этими девчонками, особенно после фиаско с пари на поцелуи и крайне разочаровывающего опыта на последнем ряду кинотеатра. К тому же, если у Питера была девушка, то это не было так уж круто. К счастью, у них с Джеймсом были более важные заботы, а именно — предстоящий матч по квиддичу против Слизерина. Сириус использовал всю свою накопленную ярость на то, чтобы обеспечить разгром команды его брата, направляя каждую каплю своей энергии в подготовку. Он даже не жаловался на утренние тренировки Джеймса, без протестов вытаскивая себя из постели, когда его будили на рассвете. Джеймс явно был в восторге от того, что у него, наконец, появился кто-то, столь же одержимый квиддичем, как и он сам, и они вдвоём, казалось, провели на мётлах больше времени за несколько недель в преддверии матча, чем за весь предыдущий семестр. Между тренировками по квиддичу и многочисленными отработками, которые Сириус получал из-за своего воинственного поведения в коридорах, у него почти не оставалось свободного времени. Он по-прежнему часто виделся с Джеймсом и чаще, чем ему хотелось бы, с Питером (который приходил смотреть их тренировки и всегда готовил во время них кучу заметок, ни одна из которых не была особенно полезной), но у них почти не оставалось времени на работу над Картой или даже на планирование нового розыгрыша, и это было отчасти потому, что Римус всегда зависал в библиотеке. Дошло до того, что Сириус стал видеть Лунатика только во время еды или на их общих уроках, словно он бросил мародёров в пользу своей группы девушек («просто подруг», как всегда поправлял Римус, когда кто-нибудь из них дразнил его по этому поводу). Когда в середине января пришло время первого в этом году похода в Хогсмид, Сириусу, Джеймсу и Питеру было запрещено идти из-за отработок, и, что удивительно, ни один из них не был наказан за одно и то же. Римус ворчал, что они оставляют его на произвол судьбы, так что Сириус попросил купить ему новые перья, а Джеймс спросил, сможет ли он отправить посылку для его родителей. Тогда Римус пожаловался, что они используют его как сову, но пробормотал, что тогда сможет купить новые перья и для Питера, если и так придётся идти в магазин. Сириус ухмыльнулся. — Знаешь, ты всегда можешь взять с собой одну из своих подружек — я уверен, они были бы просто в восторге от возможности провести целый день в твоей восхитительной компании. Может, даже сходили бы к Мадам Паддифут, а? Римус громко застонал, швырнув в него подушку, и Сириус рассмеялся, увернувшись от неё. Люпин не раз заявлял о своём отвращении ко всему романтичному, что делало подначивания по этому поводу ещё веселее. В тот момент все уже знали, что у него не было никаких скрытых мотивов по отношению к девчонкам, и Сириус вовсе не был серьёзен в своём предложении по поводу Хогсмида. Он сказал так только потому, что знал, что это гарантированно взбесит Римуса. Вот почему на следующее утро для всех стало шоком, когда Марлин села рядом с мародёрами за завтраком и, потянувшись за чаем, обратилась к Римусу: — Ну что, как вчера всё прошло? Трое мародёров прервали свой разговор о квиддиче и заинтересованно прислушались. Лунатик не упоминал ничего необычного о своём вчерашнем походе в Хогсмид — он только принёс новые перья, как и обещал. — Хм? — Римус оторвал взгляд от листа пергамента, который изучал, и посмотрел на Марлин с таким же растерянным видом, как и все остальные. — Вчера? — Вы с Лили, в Хогсмиде? — подсказала Марлин с понимающей улыбкой. — Она не хочет нам ничего рассказывать, значит, всё прошло хорошо, да? Теперь Римус начал выглядеть встревоженным: — Ты вообще о чём?! — Да, — подхватил Сириус, наклонившись поближе. — О чём ты вообще, Маккиннон? — Он вам, что, не рассказал? — невинно спросила она, размешивая сахар в чае. — Римус и Лили вчера ходили на свидание. — Что?! — одновременно воскликнули Джеймс, Сириус и Римус. Сириус не смог сдержать смеха: — Лунатик — на свидание?! — С Эванс?! — в ужасе спросил Джеймс. — Чтоб меня! — воскликнул Питер. — Это было не свидание! — запротестовал Римус, повысив голос и бросив на стол перо. На его лице было такое комичное выражение паники, что Сириус рассмеялся ещё громче, наблюдая, как бедный парень в отчаянии поворачивается к Джеймсу: — Но мне не нравится Лили, мы просто друзья! — Да… я знаю, друг, — тихо и не особо уверенно ответил Джеймс. Сириус перестал смеяться, когда понял, что тот, похоже, искренне расстроен. — Всё нормально. Я… увидимся после тренировки. С этими словами Джеймс встал и поспешил прочь, бросив свой недоеденный завтрак. Сириус мгновение смотрел ему вслед, затем перевёл взгляд на Римуса, и затем снова на Джеймса, прежде чем, наконец, беспомощно пожать плечами и пойти вслед за другом. Сириус решил, что сейчас между ними двумя именно Поттер нуждался в друге больше всего — в конце концов, бедняге только что разбили сердце.