All the Young Dudes — Sirius's Perspective

Please don’t believe in me, please disagree with me Life is too easy, a plague seems quite feasible now Or maybe a war, or I may kill you all Don't let me stay, don’t let me stay My logic says burn so send me away Your minds are too green, I despise all I've seen You can’t stake your lives on a saviour machine Пожалуйста, не доверяйте мне, не соглашайтесь со мной. Вам стало слишком легко жить, может, напустит на вас чуму Или развязать войну, или, может, мне вас всех убить? Не дайте мне остаться, не дайте мне остаться. Моя логика говорит «сожги», так что отпустите меня. У вас ещё слишком незрелый ум, я презираю всё, что я видел. Не доверяйте свои жизни Машине-Спасителю. Суббота, 1-е сентября, 1973 год. В то утро, когда Сириус, наконец, возвращался в Хогвартс, его родители вдруг решили, что он снова существует. Мать накричала на него, чтобы он шёл в свою комнату и не возвращался, пока не оденется подобающе — его мантия была намеренно измята, а волосы старательно взъерошены. Она не выпустила их до тех пор, пока оба её сына не стали воплощением самообладания и благопристойности, что сводило Сириуса с ума. «Ещё несколько часов», — напоминал он себе, цепляясь за тот факт, что скоро он освободится от своей проклятой семьи и воссоединится со своими друзьями. Весь август Сириус считал дни, чувствуя, что вылезет из собственной кожи, если ему придётся провести ещё хоть секунду в этих ужасных залах. Когда Сириус наконец увидел платформу девять и три четверти, то не смог сдержать широкой улыбки, которая расползлась по его лицу. Он уже почти слышал потрескивание гриффиндорского камина, почти ощущал вкус пира… Мать схватила его за руку, впиваясь ногтями ему в кожу. — Не убегай пока, — прошипела она достаточно тихо, чтобы никто из окружающих прохожих не услышал. — Нам нужно поддерживать образ. — Что?! — пробормотал Сириус, попытавшись вывернуться из её хватки. — Мы будем идти вместе как семья, и ты сядешь в поезд со своим братом. Всё ясно? Нужно соблюдать приличия, юноша, особенно после того фокуса, который выкинула твоя кузина. Наконец она отпустила его, и он, поморщившись, потёр руку. — Ладно. Регулус уставился в землю, демонстративно игнорируя этот диалог. Сириус недовольно посмотрел на него. Как только они оказались внутри, он прислонился к станционному столбу, снова взъерошил волосы и измял мантию. Его мать была слишком занята, крутясь вокруг Рега, чтобы заметить это — она присела на корточки, чтобы пригладить ему волосы, шепча о семейной гордости и прося его «помнить, чему он научился этим летом», что бы это ни значило. Регулус лишь кивал с побелевшим лицом, держась так напряжённо, что казалось, ему приходится прилагать все усилия, чтобы не упасть. Переполненная платформа медленно опустела, когда студенты хлынули в поезд, выкрикивая слова прощания и махая руками своим семьям. Вальбурга ждала до последней минуты, чтобы отпустить сыновей, прикоснувшись губами ко лбу Регулуса, и ведя себя так, словно Сириус был невидимым. Он закатил глаза, когда заходил в вагон, не потрудившись помахать рукой на прощание. В узком коридоре Рег на мгновение заколебался. Сириус приподнял бровь: — Ну что? Беги тогда, разве ты не соскучился по своим маленьким стрёмным друзьям? Его брат покраснел. — Мы должны были сесть… — Вместе, да, я знаю, они говорят это каждый год. Но в прошлом году ты ясно дал понять, что тебе неинтересно сидеть с моими друзьями, и ты свихнулся, если думаешь, что я проведу хоть секунду в слизеринском купе. Рег выглядел так, словно собирался что-то ответить, его лицо омрачилось. Но через мгновение он просто пробормотал: — Ладно. Делай, что хочешь, — он развернулся на каблуках и умчался прочь. — Так и планирую! — крикнул ему вслед Сириус. Он ещё немного постоял в коридоре, ожидая, пока гнев уляжется, прежде чем, наконец, поспешить на поиски своих друзей. Они уже нашли купе и устроились на своих местах, пока он пытался избавиться от своей семьи. Сириус толкнул дверь, всё ещё раздражённый, мрачно бормоча себе под нос: — Хрена с два я буду соблюдать приличия. — Значит, ничего не изменилось, — бодро ответил Джеймс. Сириус сразу оживился, улыбнувшись — наконец-то, наконец-то он вернулся туда, где должен был быть. — Я думал, что больше никогда вас не увижу! — Годрик, ты просто не можешь не драматизировать, — Джеймс дружески пихнул его в плечо, и все встали, чтобы поприветствовать его. — Вы просто не знаете, какая она, — не унимался Сириус, пожав руку друга. За лето Джеймс подрос на несколько дюймов, и его круглое лицо немного заострилось, но улыбка осталась всё такой же тёплой. Сириус вздрогнул от неожиданности, когда Римус встал — его друг, который раньше был такого же роста, как он, теперь возвышался над ним; было такое ощущение, что его кто-то растянул. Теперь он был даже выше Джеймса, который всегда был самым крупным из них. — Это ты там, Лунатик?! — воскликнул Сириус, преувеличенно вытягивая шею и поднимая руку, словно прикрывая глаза от солнца, посмотрев на верх. — Ты там меня слышишь? — Ха-ха, — язвительно ответил Римус, явно чувствуя себя неуютно от такого внимания. — Я такого же роста, как Джеймс. — Больше нет, — парировал тот, встав рядом, чтобы все могли видеть, что Римус теперь на полдюйма выше. — Да уж, и как только меня угораздило подружиться с двумя жирафами, а? — поддразнил Сириус, игриво хлопнув Римуса по спине. — Повезло, что у меня есть ты, да, малыш Пити? — Хм? — Питер непонимающе оторвался от своего пирожка. В отличие от остальных, он выглядел не выше, чем во времена, когда им было по одиннадцать лет, зато значительно шире. Сириус и сам немного подрос за лето, но это произошло так постепенно, что он не осознавал этого, пока не заметил, что его мантия больше не касается земли, когда надел её. Втайне он немного завидовал своим более высоким друзьям, поскольку ему казалось, что благодаря скачку роста они выглядят старше, более зрелыми. Но разве не Сириус должен был быть самым старшим из них? — Ну что, — Джеймс потёр руки, когда все уселись. — Теперь, когда с этим разобрались, предлагаю перейти к делу. Какие планы на этот год? — Мы должны закончить Карту, — с энтузиазмом ответил Римус. — Осталось немного, и мне кажется, мы сможем наложить гомункуловы чары, если реально постараемся. — Определённо, — согласился Джеймс. — Карта — это же, по сути, наше наследие, да? Мы поработаем над ней, обещаю. — И ещё то, другое дело, — вмешался Сириус, многозначительно подняв брови. Летом, оставшись в одиночестве, Сириусу нечем было заняться и он провёл большую часть своего свободного времени за исследованиями. Он был уверен, что продумал каждую деталь анимагического процесса, и что мародёры смогут это сделать… ну, по крайней мере, они с Джеймсом смогут. В своих письмах к Джеймсу он предложил им сообщить эту новость Римусу. Но Джеймс отказал, настаивая на том, что им нужно подождать, пока они не будут на сто процентов уверены, что задача им по силам. — Какое ещё «другое дело»? — нахмурившись, спросил Римус. Джеймс бросил раздражённый взгляд на Сириуса, прежде чем повернуться к их другу. — То дело, которое мы обсуждали в прошлом году. Мы… эм-м… мы тебе расскажем, если решим довести его до конца. — Не хотим втягивать тебя в неприятности, Лунатик, — нервно засмеялся Питер. — Меньше знаешь, крепче спишь, да? Римус выглядел обиженным, и Сириус его не винил. Он бы очень хотел, чтобы остальные просто позволили ему выложить всё начистоту, но он оказался в меньшинстве, и, хотя он не был согласен с решением Джеймса, он доверял своему другу. Тем не менее, он бросил на остальных многозначительный взгляд, когда Римус, надувшись, отвернулся к окну. После ещё нескольких минут разговора Питер тяжело вздохнул: — Где тележка с едой? Я хочу есть. — Я только что видел, как ты доедал пирожок, — раздражённо сказал Джеймс. Он как раз объяснял свой план заколдовать все мётлы слизеринской команды на следующей тренировке по квиддичу и не оценил, что его прервали. — Ну да, но я хочу чего-нибудь сладенького, — заскулил Питер, роясь в карманах и доставая оттуда только пустые обёртки. Римус оживился, наконец-то оторвав взгляд от окна. — У меня кое-что есть, Пит, — непринуждённо сказал он, копаясь в своём чемодане. Он вытащил горсть разноцветных незнакомых шоколадных батончиков и бесцеремонно высыпал их на сиденье рядом с собой. Сириус уставился на них, изучая яркие упаковки и читая странные названия. — Это ещё что? — он взял один, на котором жирным красным шрифтом было написано «Марс», и задумался, не связано ли это как-нибудь с Зигги Стардастом. — Магловский шоколад, — ответил Римус. — Они вкусные! Ну же, они вас не укусят. Питер развернул один ещё до того, как Римус успел договорить, и улыбнулся с набитым ртом, одобряюще кивая. Сириус с предвкушением открыл конфету — он никогда раньше не пробовал магловский шоколад! Остаток поездки они провели, роясь в куче сладостей, открывая по одной и передавая по кругу, чтобы все могли откусить по кусочку.

***

Большой зал был таким же великолепным, как и всегда, столы из красного дерева были уставлены серебряными блюдами для пира, а канделябры мерцали тёплым светом. Только они заняли свои места, как к ним уверенным шагом подошла Лили Эванс. Она плюхнулась рядом с Римусом, который выглядел немного удивлённым, увидев её, и сказала: — Ты же взял руны, да, Римус? — она склонила голову набок, чтобы откинуть с глаз мягкую чёлку, которую отстригла летом. — Ага, — Римус был выше неё, даже сидя. — Лунатик бросает нас! — театрально взвыл Сириус, падая Джеймсу на плечо и притворяясь, что безудержно рыдает. — Тише, тише, — подыграл Джеймс, с серьёзным видом похлопывая его по спине. — Надеюсь, ты счастлив, Римус. Всё это очень хорошо, ты стремишься вперёд к большему и лучшему, но ты хотя бы подумай о нас, мелких людишках, которых оставляешь позади. Римус вспыхнул, как это часто бывало с ним, когда он оказывался в центре внимания. — Никого я не оставляю позади, — пробормотал он. — Мне просто не нравится прорицание. — Не обращай на них внимания, — чопорно сказала Лили. Она всегда вела себя так, будто была выше всего этого, но это только раззадорило Сириуса и Джеймса, и они сделали вид, что безутешно рыдают, словно Римус разбивал им обоим сердца. Лили фыркнула, явно раздражённая, и повернулась обратно к Римусу. — Вы, ребята, не обязаны проводить каждую секунду вместе. В общем, я тоже взяла руны. Ты уже прочитал то, что нам дали на предварительное чтение? Сириусу захотелось закатить глаза. Это был Римус — конечно же, он прочитал. В подтверждение его мыслям, тот кивнул: — Да, кажется, будет очень интересно. Сириус почувствовал укол раздражения от того, что их друг и правда игнорировал их, предпочитая разговаривать с Лили Эванс — он знал, что у Римуса не все дома, но предварительное чтение по древним рунам никак не могло быть настолько захватывающим. Он с ухмылкой перевёл взгляд с одной на другого. — Ага! — воскликнул он, прервав разговор. — Теперь мне всё понятно. Римус, наконец, повернулся и посмотрел на него, занервничав: — Что тебе понятно? — Я не думаю, что это как-то связано с твоей учебной карьерой, — заявил Сириус. — Мне кажется, что нашего дорогого Римунатика манят представительницы прекрасного пола! — Заткнись, — ответил Римус, краснея так сильно, что веснушки, усеивавшие его кожу, стали похожи на косточки на клубнике. Он намеренно избегал взгляда Лили, и Сириус почувствовал приступ тревоги. Римусу же не нравилась она на самом деле? Сириус не понимал, как ему быть, если оба его лучших друга запали на Лили, мать её, Эванс. Героиня этого вечера бросила на него неодобрительный взгляд: — Да, заткнись, Блэк, — вздохнула она. — Честно, вы, ребята, даже по отношению друг к другу не можете вести себя нормально. То, что ни одна девушка не подойдёт к вам и на метр, не значит, что… — Да будет тебе известно, что я недавно чуть не обручился, — быстро ответил Сириус, откинув свои тёмные волосы. Джеймс едва мог дышать от смеха и фыркал, пытаясь вздохнуть. — Что ещё ты взял, Римус? — продолжила Лили, решив игнорировать других мародёров. — Уход за магическими существами, — сказал Римус, обречённо вздохнув. Джеймс и Сириус дразнили его по этому поводу с тех пор, как сдали свои расписания. — О-о-о! — внезапно обернулась Марлин. — Мы с Мэри тоже его взяли! — А-ГА! — Сириус торжествующе закричал, и Джеймс рухнул рядом с ним на стол от смеха. Их поддразнивания скоро были прерваны, когда началась церемония распределения. Сириус не отрывал взгляда от стола, крутя в руке столовое серебро, в то время как нервничающих первокурсников одного за другим подзывали к шаткому маленькому табурету. Он не смотрел — от вида старой шляпы ему всё ещё было не по себе. Иногда ему снились кошмары о том, как он ощущал её на своей голове, тяжелую и тёплую, словно пасть, которая открылась, чтобы его проглотить. Остальных, казалось, она не трогала, но у Сириуса от этой старой пыльной штуки мурашки бежали по коже. Он почувствовал облегчение, когда всё закончилось, и был готов приступить к вкуснейшему пиру, как только еда появилась на столах. Римус съел двойную порцию всего, что было — Сириус и Джеймс рассмеялись, увидев потрясённое выражение лица Лили, наблюдавшей, как он ест. Когда пир подошёл к концу, зал гудел от радостной болтовни улыбающихся учеников за столами. И затем Дамблдор поднялся, чтобы произнести свою речь. Он произносил её каждый год, и Сириус всегда слушал вполуха, поскольку обычно это были одни и те же краткие, доброжелательные напутствия, которые любой директор школы мог бы высказать на церемонии начала учебного года. Но в этот раз всё было по-другому. Дамблдор выглядел серьёзным, когда говорил о единстве перед лицом трудностей, принятии перед лицом перемен, мужестве перед лицом сомнений. Казалось, весь зал затаил дыхание, и Сириус почувствовал, как его желудок скручивается в тугой узел. — Что это было? — спросил Римус, когда они начали выходить из зала. — «Сплочённость перед лицом тёмных времён» и всё такое? — А, точно, ты же не знаешь… — тихо ответил Джеймс. Сириус чувствовал, что его друг смотрит на него, но не поднял глаз, засунув руки в карманы. У него было довольно хорошее представление о «тьме», о которой говорил их директор. Джеймс мгновение поколебался, но затем добавил: — Расскажу тебе, когда будем одни, хорошо? Они подождали, пока им выдадут пароль этого года («Чепуха»), и поднялись по лестнице в свою привычную спальню. Она была в первозданном состоянии, аккуратно заправленные кровати стояли на страже их неразобранных чемоданов. Сириус тут же принялся распаковывать вещи, принявшись рыться в чемодане Джеймса в поисках своих драгоценных магловских пластинок и книг (лето без Боуи было ужасно долгим). Джеймс достал метлу, уселся на кровати, скрестив ноги, и принялся усердно полировать её. Некоторое время все молчали. — Ну так что? — напомнил Римус. — Что насчёт той странной речи? — А, да, — Джеймс сглотнул, снова взглянув на Сириуса. Он проигнорировал это — пусть Джеймс объяснит, что происходит, их другу, если ему надо. Сириус не хотел думать об этом. — Это всё политика, вообще-то, — осторожно сказал Джеймс. Интерес Римуса это, похоже, не удовлетворило. — Политика? — переспросил он, с нетерпением ожидая объяснений. — Ну, ты знаешь, что есть… эм-м… ну, тёмные волшебники? — Да… — Просто в последнее время участились проявления тёмной магии, вот и всё. И папа сказал мне… что в Министерстве что-то происходит. Главы департаментов продвигают какие-то жёсткие реформы в отношении маглорождённых волшебников и… людей, которые отличаются. Папа сказал, что беспокоиться не о чем, просто обычные старые предрассудки. Но, видимо, Дамблдор считает, что лучше быть начеку. «Обычные старые предрассудки». Сириус подумал о семейных собраниях, рабочих совещаниях, званых ужинах… Он вспомнил леденящее кровь отвращение в голосах своих родителей, когда они говорили о маглах и маглорождённых волшебниках. Он вспомнил, как его родственники разглагольствовали о министерских политиках и необходимости реформ после того, как по кругу были пущены бутылки вина. Он думал о политике, всегда о политике. «В последнее время участились проявления тёмной магии…» — Мать и отец устраивали собрание, — Сириус услышал, как эти слова слетают с его губ, словно он говорил из-под воды. Он мог чувствовать на себе взгляды друзей. — Конечно, они меня туда не пустили. «Я не такой, как они». — Но Рег был там. «Они губят его, и я не знаю, как это остановить». — Они всё время говорили об этом Тёмном Лорде. Я не знаю, видимо, это какой-то политик, которого они хотят поддержать на следующих выборах. «Я ненавидел его за то, что он бросил меня и закрыл за собой дверь, за то, что я остался по другую сторону той двери. И я ненавидел себя за то, что хотел, чтобы они впустили меня». — Я только знаю, что если Блэки его поддерживают, то это не может означать ничего хорошего. Он позволил словам повиснуть, словно наживка в ​​ловушке. Он хотел, чтобы они что-то сказали, хотел, чтобы они согласились или не согласились, чтобы так или иначе вынесли своё суждение. Он хотел, чтобы они сказали: «Твоя семья — тёмные волшебники», тогда он мог бы ответить: «Я знаю, и я ненавижу их. Обещаю, я не такой, как они, мне плевать на них». Или, может быть, он бы ответил: «Вы не знаете, о чём говорите, не вам это решать. Они не злые, на самом деле, правда, нет». В любом случае, это было бы произнесено вслух. Слова стали бы чем-то осязаемым, чем-то, что он мог бы пережевать и переварить, а не призраком недосказанности, застрявшим в его горле. Но никто ничего не сказал. Пока Питер, наконец, не нарушил молчание: — Мы в Хогвартсе, — сказал он. — Мама говорит, что Хогвартс — это самое безопасное место в Британии. И у нас есть Дамблдор, — он говорил твёрдо, словно убеждая их. — Давай, Блэк, держу пари, ты умираешь как хочешь надругаться над нашими ушами какой-нибудь новой магловской пластинкой. Это было не то, чего хотел Сириус, но в тот момент он был так по-дурацки благодарен Питеру, что ему даже удалось ухмыльнуться. — Вообще-то, — он повернулся к своему проигрывателю, смахивая с него пыль, — хочу.