Ненадежные связи

      Масляные тени понемногу обволакивали, тянули куда-то вниз и в сторону, шептали, выворачивали душу наизнанку.       — Мэм, скажете подпрыгнуть — я спрошу: как высоко. Скажете поцеловать турианца — я спрошу: в какую щеку.       — Моя работа. Моя ответственность. Не расстраивайтесь, Шепард.       — Шепард-коммандер…       — Сиха…       Воздуха стало не хватать. Жарко… Тело горит…       В такой знакомый, разыгрываемый по нотам сценарий сна стали вмешиваться новые детали. Дуновение ветра — чье-то горячее дыхание над ухом. Болезненно тянущая, почти невыносимая пульсация внизу живота. При попытке сфокусироваться на ней начинали всплывать такие родные, но чуждые ЭТОМУ месту детали. Тактильные ощущения странным образом переплетались с визуальными; синее, ритмично вспыхивая, в определенном месте становилось красным, красное — багровым, а багровое вплеталось в темноту вокруг.       Новый дуэт влился в хор масляных теней, заглушая тех и перекрикивая друг друга. Дуэт из другого мира.       — Будь с нами, Шепард.       — Коммандер, посмотри на меня. Сегодня мы будем с тобой.       — Ты должна очнуться. Посмотри на меня, пожалуйста.       — Отойди. Теперь я.       Такое изысканное сине-красное пламя стало угасать, но лишь для того, чтобы дать свободу внезапно вспыхнувшему зеленому-в-алом. Шепард никак не могла вспомнить то слово, которое вертелось где-то на периферии сознания.       Ненависть? Ярость? Месть?       Ей стало холодно. Пробуждение стало не столько желанием, сколько физической необходимостью. Было тяжело, будто раз за разом выныриваешь на поверхность и пытаешься уцепиться за что-то знакомое.       Осознание происходящего наяву стало внезапным и отрезвляющим. Явик, пристроившийся у ее раздвинутых голых коленей. Похоть в его глазах — такая понятная. Первая прочитаная ею эмоция этого чуждого существа. Куда больше шокировала личность того, кто стоял рядом, недвусмысленно положив трехпалую руку на живот. Шепард зажмурилась и закричала, пытаясь отгородиться от происходящего. Из чистилища она попала прямиком в ад. …       — Давай поговорим, Шепард. Так больше продолжаться не может. Мы уже подумывали оставить того клона вместо тебя, честно.       — Коммандер, вы должны меня выслушать. Если будете продолжать тащить за собой груз вины, жнецы победят. Вам ПРИДЕТСЯ подняться над нелепой моралью, устаревшей уже в нашем цикле.       — Ты сама не своя. Мне тяжело видеть, как ты загибаешься у нас на глазах. Мы этого не допустим. Я этого не допущу, понимаешь?       — Женщина, выбирай, уснуть под колыбельные жнецов — или выйти из этой комнаты с поднятой головой, готовой отправить их в преисподнюю.       В спальне не было окон. Хотелось уткнуться лицом в стекло, чтобы почувствовать холод вместо жгучего стыда. Свет был приглушенным, но сознание то и дело подбрасывало картинки происходившего тут часом ранее настолько мучительные и яркие, как из операционной с мощными лампами.       Руки Явика на ее бедрах, ритмичные движения, доставляющие много боли, но мало удовольствия. Когда он ненадолго отстраняется, становится видно, что ничего особо выдающегося ТАМ нет, но почему настолько неприятно? — Пожалуйста, нет. Остановитесь, я не хочу… — Шепард, сделай это для меня, пожалуйста. Она не видит глаз Гарруса, может, и к лучшему. Большой палец его руки с усилием нажимает на подбородок, заставляя открыть рот. В этот раз — не для поцелуя. Довольно хмыкает при этом почему-то Явик.       — Коммандер, ты не будешь больше слышать жнецов. Не этой ночью, ни следующей. Почему было так больно? Мечтала быть женщиной единственного, а этот единственный предложил ее отмороженному протеанину? Шепард так и осталась деревенской девчонкой с Мендуара, и мечты ее были такими примитивными, что она их порой стыдилась — дом, детишки, любящий муж. И за эти невразумительные эскизы своего будущего она готова была сражаться хоть со жнецами, хоть с коллекционерами, хоть с самим сатаной. Время внесло свои коррективы, и ее гипотетическая семья стала мало походить на детскую мечту — но была почти осязаемой и светила ей из будущего, как маяк.       Глупым мечтам сбыться не дано. Не после сегодняшнего. С голосами жнецов в голове она бы справилась. С растоптанной любовью — нет. Цель осталась прежней, но победный флаг в руке бравой коммандер с агитационного плаката теперь грустно повис, а улыбка стала вымученным оскалом.       А потом они поменялись местами. По самой кромке сознания прокатилось неуместные в этой тошнотворной ситуации облегчение и радость от возможности поймать безумно любимый льдистый взгляд.       Ненадолго. Явику недостаточно было просто стать рядом с ее лицом и бесстыдно предложить себя. Он перекинул ногу через ее грудь, заслоняя собой реальность. Рука сгребла волосы на затылке и направила, преодолевая нежелание КОММАНДЕР. А в голове стали проноситься мысли — не ее. Мысли Явика, которые он, должно быть, не мог или не хотел сейчас скрывать — просто обрывки воспоминаний, которые воспринимались как собственные. Руки коммандер, профиль коммандер. Так выглядит ее лицо в крови? Она в руках Явика — была ранена, он несет СВОЮ КОММАНДЕР в лазарет, и его оба сердца-трубки барабанят вразнобой… два сердца? У нее два сердца?       Как никогда хотелось плакать. А сердца у Шепард не было уже давно — киберимплант гонял кровь бесшумно и очень эффективно.       И все же в груди что-то болело.       Она вспомнила тот день, когда на Нормандию ее принес Явик.       На Утукке все пошло не так. Началось с того, что самый, казалось бы, сдержанный и верный напарник начал ее отчитывать, наклонив голову будто нарочно так, чтобы слепить ее голубым визором, самому оставаясь нечитаемым.       — Почему ты снова тянешь его с собой?       — Явик стреляет не хуже тебя, плюс отличный биотик. А в чем проблема?       — Мне не нравится, что он готов любого подставить под пули, лишь бы перебить всех хасков на какой-нибудь занюханной базе Цербера.       — Есть такой момент. Он не правая рука Примарха и не может оценивать важность конкретной миссии в контексте всей войны. Всегда выкладывается на сто процентов.       — А я — нет?       — А ты — на двести. Мы же хорошо сработались. Какая муха тебя укусила?       — Жук. Меня укусил жук.       Дальше было еще хуже. В разгар боя Гаррус отказался лезть отключать вражеские зенитки. Ведь это означало, что прикрывать его будет Явик. Выяснять отношения было смерти подобно — отключать орудия пришлось Шепард. Что и говорить, заняло это времени на порядок больше, чем если бы задачей занялся более подходящий член отряда. Явик, разумеется, в современной технике был полный профан. Шепард справилась, как всегда.       Но к тому времени подоспело вражеское подкрепление — мехи, подобраться к которым поближе можно было только через простреливаемый коридор без единого укрытия. В голову пришел старый трюк времен их самоубийственной миссии.       — Явик, идем в лобовую, ты держишь биотический щит, я стреляю. Гаррус, остаешься сзади и прикрываешь. Чувствую, тут помимо мехов будут сюрпризы.       Резким рывком Явик прижимает ее к себе.       — Держись ближе, женщина. Он у меня не такой большой, как у солдата Аленко. Зато куда крепче, и держать я его могу часами.       — Ты же сейчас о щите, правда?       Левую руку с талии Шепард Явик так и не убрал. В правой он держал пистолет. По всей видимости, для концентрации ему не нужны были какие-то особые жесты, и это радовало. Радиус биотического поля был и вправду небольшой, зато выдерживал прямые попадания из тяжелых орудий.       Первый мех упал после пяти точных выстрелов Шепард. Второй уже начал было дымиться, как сбоку раздался бубнеж хаска.       — Гаррус, нам надо прикрытие.       Прикрытие пришлось обеспечивать Явику. Сердце сжалось — что там с этим проклятым турианцем? Обернуться она не могла, не в эти секунды, пока рассреливала мехов. Сердце у него колотится как ненормальное, видно на мониторе шлема, что, конечно, успокаивало, но…       В какой-то момент хасков стало так много, что Шепард пришлось выскользнуть из-под уютного зеленого мерцания, за которым ее ждала очередь меха, сбившая щиты, пробившая броню и тело под ней. Почему-то было не больно, а горячо.