The Way You Used To Do. (Так, Как Ты Это Делал Раньше)

Так, Как Ты Это Делал Раньше edema_ruh Глава 12: Вечеринка по случаю дня рождения Киришимы Примечания: (Примечания приведены в конце главы.) Текст главы “Каччан”. “Хм”. “ТСС. Каччан. Ты не спишь?” “Hmpf”. — Эй, я не могу понять, спишь ты или нет, по твоему ворчанию. Ты всегда ворчишь. Катсуки пошевелился, закрывая лицо подушкой. “Неужели?” — Отстань, — простонал он сонным и хриплым голосом. Вздох. “Хорошо. Я подожду, пока ты проснешься”. “Хм”. “Почему ты никогда не слушаешь, а?” «Всё ясно как день, но ты всё равно этого не видишь». — Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты меня увидел. “К-К-Каччан”. Он был весь в красном. “Деку”, - раздался испуганный шепот, когда его глаза расширились. “К-Каччан...” Он падает на колени, которые тут же становятся влажными от лужи крови, покрывающей пол. — Т-это… Т-это… — влажный кашель, хрип, болезненный вздох. Кацуки не знает, что делать со своими руками, поэтому они дрожат, зависнув над сломанным, истекающим кровью телом Деку. Он понимает, что его глаза болезненно расширены, и впервые в жизни он не может подобрать слов, но Деку хватает его за потрёпанную геройскую форму и притягивает ближе, чтобы Кацуки лучше слышал его низкий хриплый голос. Он не отталкивает руки Деку, а вместо этого берёт их в свои. «Ты… лежи смирно», — говорит он, и его голос звучит так неуверенно, так уязвимо, так слабо. Он ненавидит себя за это. Он кладёт руку на плечо Деку и толкает его обратно на пол, потому что что, если у него повреждён позвоночник, что, если движение усугубит его раны, ему нужно лежать смирно, ему нужно не двигаться — — К-Каччан… — снова пытается Деку, не слушая его, как обычно. Его зубы окрашены в розовый цвет от крови, и это отвратительно, и Кацуки ненавидит это. От свистящего, хрипящего звука, который издаёт Деку, его тошнит. Кацуки не знает, что делать. Он не очень хорош в спасении людей, он не очень хорош в этом. Он отстойно успокаивает людей. В глубине души он знает, что Деку умирает, поэтому делает то, что у него получается лучше всего. Он маскирует свой страх и панику яростью. — Заткнись на хрен и сделай хоть раз в своей грёбаной жизни то, что я говорю, маленький кусок дерьма, — злобно цедит он, сжимая руки Деку сильнее, чем нужно. Слова вырываются не в форме крика, как обычно, а в форме угрозы, произнесённой сквозь стиснутые зубы. Он знает, что его глаза всё ещё широко раскрыты, но он пытается разозлиться, пытается избавиться от страха, из-за которого его сердце бешено колотится в груди. Потому что Деку умирает. Он умирает, и он ничего не может сделать. Деку снова кашляет, и крошечные капли крови попадают на бледное, невредимое лицо Кацуки. Он пытается ненавидеть его за это, но не может. Потому что Деку умирает. Деку принял удар на себя, и теперь он умирает вместо него. Это должен был быть он. Это был бы он, если бы Деку не… — Т-ты-ты в-виноват. И… т-ты даже не п-простишь меня, да? — говорит Деку, и на долю секунды в его глазах мелькает боль, прежде чем его руки обмякают в хватке Кацуки, а грудь замирает. Его тело расслабляется и падает на пол, голова слегка откидывается в сторону, потому что Деку больше не может держать её прямо. Кровь всё ещё сочится из уголка его приоткрытых губ и с тошнотворной медлительностью стекает по веснушчатой щеке, но пульс у него больше не бьётся, а глаза открыты и ничего не видят, уставившись на Кацуки пустым взглядом. Боль ушла из них. Это зрелище заставило Кацуки вспомнить что-то очень пугающее, но прежде чем он успел понять, что именно, тело Деку растворилось у него в руках, исчезнув из виду, как будто его там никогда и не было. Кацуки пошатнулся от внезапного исчезновения, потрясённый, с широко раскрытыми глазами, отчаянно ищущими Деку, но не находящими его нигде. Он проснулся от толчка, широко раскрыв глаза. Он не мог дышать, воздух застрял в его лёгких после громкого вздоха, пока он не посмотрел поверх груды подушек и не увидел, что Деку спит на другой стороне. Он лежал спиной к Кацуки, свернувшись калачиком, как обычно. Его дыхание было ровным, а не прерывистым, хриплым или поверхностным, как в кошмаре Кацуки всего минуту назад. Кацуки не видел лица Деку под таким углом, но тот выглядел спящим. Он казался спящим. На нём не было ни капли крови, ни единой раны. Он выглядел совершенно, неоспоримо здоровым, и всё же сердце Кацуки бешено колотилось, и он всё ещё задерживал дыхание, сам того не осознавая. Он выдохнул, откинувшись на подушку и хмуро уставившись в потолок. Инстинкт борьбы или бегства, который заставил его проснуться, угас, и он расслабился, недовольно поджав губы. Это был всего лишь сон. Не более того. У него не было причин так сильно нервничать. И все же… Он повернулся на кровати так, чтобы оказаться спиной к Деку, натянул одеяло до подбородка и уставился на шкаф. Тупой чёртов Деку, не может оставить его в покое даже во сне. Кацуки с раздражённым вздохом схватил телефон, чтобы посмотреть, который час и не пора ли ему вставать на занятия, но потом вспомнил, что выключил его, чтобы не отвечать Киришиме перед сном. Включив его снова (и продолжая игнорировать волну текстовых сообщений, которые посыпались на него, как только он это сделал), он обнаружил, что было ещё два часа ночи, а значит, ему не нужно было вставать ещё три часа. По его телу пробежала дрожь, когда холодный ветерок проник в комнату через узкую щель между занавешенными окнами, поэтому Кацуки поудобнее устроился под одеялом и повалился на подушки. Он закрыл глаза, изо всех сил стараясь избавиться от воспоминаний о крови, прерывистом дыхании и хватающих его руках. Это было не по-настоящему, ничего из этого. Это был просто глупый сон, глупый сценарий, который его разум придумал без всякой причины. У него не было причин зацикливаться на этом, и уж точно не было причин паниковать из-за этого. Всё, что ему нужно было сделать, — это снова заснуть, а когда он проснётся, то даже не вспомнит об этом чёртовом кошмаре. Он снова вздрогнул. Черт. Почему здесь так чертовски холодно? Он раздражённо отбросил одеяло, встал с кровати и подошёл к окну. Оно было приоткрыто, но Кацуки всё равно с громким стуком захлопнул его. Вот так. Теперь ни один дурацкий ночной ветерок не проникнет в его спальню. Он снова бросился на кровать, не заботясь о том, что матрас заскрипит под его весом, а затем снова натянул одеяло и устроился поудобнее на подушках. Он вздохнул, закрывая глаза. Теперь ему нужно было только очистить разум и снова сосредоточиться на том, чтобы уснуть. Ему нужно было хорошо выспаться перед уроками. Он не мог рисковать и снова отстать от программы. Не из-за глупого Деку снова. Ему просто нужно было поспать. Это было чертовски просто. Но как бы он ни старался, Кацуки просто не мог больше уснуть. Несмотря на то, что окно было закрыто и в комнате больше не было сквозняка, его тело всё равно было холодным, он дрожал и трясся, съёживаясь в попытке сохранить тепло. Чёрт возьми, проклятье, почему он так сильно дрожит? Он натянул на себя ещё одно одеяло, снова встал и надел более тёплую рубашку, он даже надел грёбаные носки (чего никогда не делал). И всё же, как бы он ни старался, он продолжал дрожать, как будто Ледяной Жар решил позлить его, превратив его комнату в морозильную камеру. Только тогда Кацуки осенило. Он наклонил голову, чтобы снова взглянуть на Деку. Мальчик всё ещё лежал в позе эмбриона, свернувшись калачиком. Понаблюдав за ним несколько долгих мгновений, Кацуки наконец заметил, что тот дрожит, хотя в темноте комнаты это было едва заметно. Чертовски здорово. Это было все? Действительно, это было гребаное дело? Устало вздохнув — он очень хотел забыть о кошмаре и просто уснуть — Кацуки взял одно из своих одеял и накинул его на Деку, надеясь согреть его. Однако, к его большому удивлению — чего не должно было случиться, поскольку это было довольно очевидным выводом — одеяло прошло сквозь Деку и упало на кровать под душой мальчика. Отлично. Одеяло не могло, чёрт возьми, коснуться Деку. Как чертовски прекрасно. Кацуки нахмурился, прекрасно понимая, что есть только один способ согреть Деку и, следовательно, себя. Он вздохнул и снова откинулся на подушки. Он не хотел этого делать. Он действительно не хотел этого делать. Объятия Инко уже были странными. Объятия Деку были на совершенно новом уровне странности, даже если Кацуки не мог отрицать, что это было не так отвратительно, как он ожидал. Но это — решение, которое придумал его мозг и которое, как Кацуки прекрасно знал, было единственным возможным решением в этой ситуации, — было слишком странным. Что он вообще делал? Он действительно думал о том, чтобы обняться с Деку, чтобы согреть его? Так вот как низко он, блядь, пал? Неужели настолько слабым он стал? Что за дурацкая грёбаная идея. Кацуки снова повернулся к Деку спиной и зажмурил глаза, угрожая себе тем, что заснёт. Как будто он когда-нибудь позволит себе обниматься с грёбаным Деку. Как будто если. Он снова вздрогнул и плотнее закутался в одеяло. Это было бесполезно. Он пытался считать овец, пока ему не стало слишком скучно и он не начал думать о том, чтобы их взорвать. Затем он начал считать, сколько взрывов потребовалось, чтобы отпугнуть воображаемых овец, потом он начал считать гранаты вместо овец, а потом ему снова стало скучно. Он знал, что произойдёт, если он позволит скуке завладеть его разумом. Его мысли будут блуждать в местах, куда Кацуки не хотел бы их направлять, а он не мог этого допустить. Кровь, кашель и «это твоя вина», — прошептал умирающий Деку. Что, чёрт возьми, он имел в виду? Как смерть этого ботаника могла быть виной Кацуки? Тупой придурок. Кацуки знал, что это был всего лишь сон, не более того, потому что настоящий Деку никогда бы не стал тратить последние силы на что-то подобное. Он бы никогда не захотел, чтобы Кацуки до конца жизни чувствовал себя виноватым в его смерти, особенно если бы это действительно была вина Кацуки. Кацуки был удивлён этим осознанием. Это было правдой, не так ли? Кацуки мог лично нажать на спусковой крючок, который привёл к смерти Деку, и Деку всё равно никогда бы его не обвинил. Он пытался убедить себя, что думает так только потому, что Деку нравилось быть мучеником, поэтому он никогда бы не взвалил эту ответственность на Кацуки и, как следствие, не лишил бы себя славы отдать свою жизнь за чужую. Но в глубине души Кацуки знал истинную причину, по которой Деку не стал бы бросать ему такое обвинение в последние мгновения жизни, особенно если бы он действительно был виноват. По какой-то извращённой, непонятной причине, которую Кацуки никак не мог понять, Деку заботился о нём. Как бы Кацуки ни ненавидел это признавать, Деку всегда заботился о нём, как бы сильно Кацуки ни пытался заставить его перестать это делать. По правде говоря, он бы не сказал Кацуки ничего подобного. Он был слишком слабаком для этого. Он был слишком труслив, чтобы даже ненавидеть Кацуки за всё то дерьмо, которое тот творил с ботаником на протяжении их детства. И, хотя Кацуки изо всех сил старался понять причины Деку, Деку не хотел, чтобы Кацуки страдал. Он просто знал это. Потому что Деку ясно дал это понять. Деку принял на себя этот грёбаный удар вместо него в реальной жизни. Вот почему они оказались в такой дерьмовой ситуации. И больше всего его бесило то, что он знал: Деку знал, что нет ничего, что могло бы причинить Кацуки больше боли, чем вина за смерть Деку. Потому что, как бы сильно Кацуки ни ненавидел Деку в прошлом, как бы сильно Кацуки ни хотел быть лучше него и заставить его съесть свою пыль, Кацуки никогда на самом деле не хотел, чтобы тот умер. Вот почему вся эта чушь про «сбрось себя с крыши» до сих пор бесит его — на самом деле он не имел этого в виду. Как Деку мог этого не понимать? Кацуки не хотел, чтобы он умер. Он просто хотел, чтобы тот убрался к чёрту со своим превосходством и самодовольством, как будто бездарный придурок мог поступить в ту же школу, что и он, мог быть лучшим героем, чем он… Но Деку справился, не так ли? Несмотря на то, что он был неудачником без причуд, он всё равно привлёк внимание Всемогущего. Восхищение Всемогущего. Чёрт возьми, причуду Всемогущего. В то время как Кацуки, несмотря на все свои упорные тренировки, несмотря на все похвалы, несмотря на всю свою непоколебимую уверенность в том, что он обязательно станет номером один… Кацуки был ниже этого дерьмового Деку. Он, чёрт возьми, отстал от того, кто был намного слабее его. Что только доказывало, что он был слабаком. И не имело значения, была у Деку причуда или нет. Даже когда он был неудачником без причуды… Он уже был лучше Кацуки. Потому что в противном случае Всемогущий не выбрал бы его в качестве преемника, не так ли? И, может быть, только может быть… Постоянное вмешательство Деку не было признаком того, что он считал себя лучше Кацуки. Может быть, это было признаком его героизма. Его альтруизма. Из-за его грёбаной праведной воли стать героем, просто чтобы спасать людей. Не ради славы, похвалы или денег… А только ради делания добра. Например, добровольно принять смертельный удар вместо парня, который издевался над ним всю его жизнь. Черт. Если бы это было правдой, то… Кацуки пришлось бы не только пересмотреть свои представления о том, каким должен быть герой, но и многое в себе изменить. И это бесило его до чёртиков, когда он думал, что этот придурок Деку уже так долго был лучше его. Его бесило, что у Деку были более благородные мотивы, что Деку развивался быстрее, что Деку был более достойным человеком. И из-за всего этого Кацуки было легче убедить себя, что это всего лишь притворство, что Деку просто обманывает всех, заставляя думать, что он самый лучший парень на свете, хотя на самом деле он худший, но после всего, что он видел и пережил вместе с Деку, особенно в последние недели, Кацуки знал, что это неправда. Он ненавидел себя за то, что знал это, но это было так. И он также знал, что не может продолжать винить Деку в своих проблемах и неуверенности. Он не мог продолжать проецировать своё разочарование из-за собственной слабости, свой гнев, свою ревность, свои грёбаные эмоции на дерьмового Деку только потому, что его голова была слишком занята, чтобы разбираться со всем этим дерьмом. Они уже прошли через это. Он уже прошёл через это. И пока он продолжал использовать дерьмового Деку как отдушину для своих недостатков вместо того, чтобы признать их… Этот чёртов ботаник продолжал бы превосходить его. Он всё равно был бы на вершине. Кацуки нужно было хоть раз разобраться в своём дерьме. Потому что чем больше энергии он тратил на принижение грёбаного Деку, которому, очевидно, удалось превзойти его, несмотря на все годы принижения, тем меньше энергии он мог направить на самосовершенствование. Что, честно говоря, должно было быть его главным приоритетом на данный момент, потому что он отставал. И не имело значения, что он мог признать заслуги Деку и допустить, что, возможно, тот не был таким уж заносчивым придурком, каким он всегда считал ботаника, — Кацуки всё равно хотел быть лучше него. Это твоя вина. И ты даже не извиняешься, да? А ты? Этоты? Чёрт, конечно, он был. Конечно, чёрт возьми, он был. Он не хотел, чтобы этот придурок Деку умер, и особенно не хотел, чтобы тот умер вместо него. Он не хотел быть слабым. Он не хотел, чтобы его спасали, как беспомощную принцессу, нуждающуюся в спасителе. Он мог сам о себе позаботиться или умереть, пытаясь это сделать. Почему этот придурок Деку не мог этого понять? Почему бы ему для разнообразия не позаботиться о своей чёртовой заднице? Почему бы ему просто не позаботиться о себе и не перестать бросаться в омут с головой, как только опасность оказывается рядом? Он всегда был таким, даже в детстве, ещё до того, как у них появились причуды. Всегда совал свой нос туда, куда не следовало, всегда вмешивался в чужие дела с этим чёртовым обеспокоенным выражением на лице, всегда пытался спасти людей, хотя сам был единственным беспомощным. Если подумать, Деку чертовски повезло, что он так далеко продвинулся в своей грёбаной жизни, учитывая, каким безрассудным он был. Каким же безрассудным он был. Чёрт. Кацуки не мог перестать думать о крови. Её было так много… она стекала под Деку, пропитывала его брюки, когда он стоял на коленях рядом с его телом, стекала по его бледной щеке… И у этого ублюдка хватило наглости обвинить его в этом. У него хватило наглости обвинить Кацуки, сделать его виноватым, чёрт возьми, сказать ему те самые слова, которых он боялся. Он знал, что это был всего лишь сон, но его всё равно бесило, что Деку даже подумал о том, чтобы сделать это — бросить такое обвинение в лицо Кацуки прямо перед тем, как откинуть копыта, оставив его разбираться с чувством вины и самобичеванием до конца жизни, в то время как сам он будет в безопасности в своей чёртовой могиле. Он не хотел, чтобы Деку умер. Он не хотел, чтобы Деку умер ради него. Кацуки не мог перестать думать об этом, каким бы невероятным ни был этот чёртов сценарий. Он пытался убедить себя, что так сильно переживать из-за чего-то настолько нелепого и совершенно нереального — это жалко. Он был жалок. Он был слаб, а если он был слаб, то Деку продолжал бы топтать его, пока он не превратился бы в забытое имя в сноске к биографии Деку. И будь он проклят, если позволит этому случиться. Он перестанет думать об этом чёртовом кошмаре. Он перестанет думать о крови, об обвинениях Деку и о том, что он чувствовал, когда смотрел, как Деку умирает. Он перестанет пытаться понять, что это значит, и вместо этого сосредоточится на себе, на своём развитии, на своих желаниях. Не то чтобы его беспокоило то, что мёртвые глаза Деку снова уставились в пустоту. Не то чтобы он сейчас не спал из-за воображаемого грёбаного сценария, который придумал его дерьмовый мозг, чтобы помучить его, и не то чтобы он был чертовски измучен, и, чёрт возьми, теперь он не мог перестать думать об этом. И дрожать, если уж на то пошло. Было так чертовски холодно. Почему этот чёртов кошмар вообще не отпускал его? Кацуки никогда раньше не беспокоило подобное дерьмо. Он мог отличить сон от реальности, спасибо большое, и мысли о смерти Деку не должны были так сильно его расстраивать. Он должен был контролировать свои чёртовы чувства. Он должен был игнорировать это дерьмо и немного поспать. Он снова вздрогнул. К чёрту всё. Чёрт возьми, он ненавидел это. “Эй. Деку”. Нет ответа. Рука Кацуки прошла сквозь барьер из подушек, и он ткнул Деку в руку с большей силой, чем нужно. “Деку. Проснись, мать твою”. Изуку потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя после сна и, наклонив голову, уставиться на Кацуки остекленевшими глазами и с растрёпанными волосами. Чёрт, зелёные кудри падали на его веснушчатое лицо, делая его нелепым. Кацуки стиснул зубы. “Каччан...?” - спросил Изуку невнятным со сна голосом. Казалось, он больше спал, чем бодрствовал, его глаза, прищурившись, смотрели на лицо Кацуки в смутном узнавании и выглядели так, словно были готовы закрыться в любую секунду. “Что случилось? Что-то случилось? Что?” “Заткнись”, - агрессивно сказал Катсуки. Изуку нахмурился. “А?” “ Я сказал, заткнись. Тебе холодно? “А?” “Просто ответь на гребаный вопрос”. “Я – это кто?” “ Тебе, блядь, холодно или нет? Изуку продолжал хмуро смотреть на него, выглядя потерянным и сбитым с толку. “Я хочу спать”. Затем он повернулся на бок и закрыл глаза, снова засыпая. — Не игнорируй меня, грёбаный ублюдок, — Кацуки снова сильно ткнул его. — Ты, чёрт возьми, дрожишь. Изуку снова непонимающе моргнул, словно только сейчас осознав правду, скрывающуюся за словами Кацуки. “Д-да, это тоже. Но почему?” — Потому что ты грёбаный слабак, так что никого не удивляет, что тебе чертовски холодно. Изуку нахмурился, повернув сонную голову, чтобы посмотреть на Кацуки из-под полуприкрытых век. “... Что ты делаешь?” “На что, черт возьми, это похоже, что я делаю?” “Я– я не...?“ — Перестань так суетиться из-за этого. Я не хочу мерзнуть, ты не хочешь мерзнуть, вот и всё. “Тебе холодно?” — О чём ты, чёрт возьми, думаешь, придурок? Я чувствую то же, что и ты, так что угадай. Изуку моргнул, глядя на него, и выглядел чуть более трезвым, но всё ещё не в себе. “Каччан, у тебя же нет–“ “Просто заткнись и перестань вести себя странно”. Бросив последнюю подушку на пол, Кацуки подполз к центру кровати, теперь, когда он разобрал крепость из подушек. Изуку продолжал смотреть на него, словно пытаясь понять, спит он ещё или это сон, или он уже проснулся и всё это происходит на самом деле. Он пошевелился только тогда, когда Кацуки вытянул руку в сторону и нетерпеливо приподнял бровь. Изуку сглотнул и подполз ближе к Каччану на кровати. Он колебался, но был слишком сонным, чтобы задумываться о своих действиях. Каччан не двигался — он просто лежал, вытянув одну руку, чтобы поддержать Изуку, и ждал, когда мальчик прижмётся к нему и использует его как грелку. Изуку молчал, уткнувшись головой в пространство между плечом Каччана и его грудью, с намеренно пустым выражением лица и глупо моргая. Кацуки чувствовал, насколько он напряжён, и обхватил Изуку рукой, удерживая его на месте. Он и сам был напряжён. Они оба молчали. В тишине комнаты они слышали только дыхание друг друга. Это было похоже на огромный скачок. Ещё вчера Кацуки едва мог выносить прикосновения Изуку — да и любого другого, если уж на то пошло. Потом Инко обняла его, и Деку обнял его… А теперь они обнимались. Это было приятно, и глубокий, пронизывающий холод, который он чувствовал несколько мгновений назад, медленно рассеивался, но в то же время это казалось неправильным. Неправильным и слишком быстрым. Он не должен был быть так близко ни к кому — особенно к Деку. В этом и был смысл «крепости» из подушек. И да, Кацуки делал это только потому, что Деку было холодно, а не потому, что он хотел, чтобы Деку был физически близок к нему или что-то в этом роде. Он делал это только для того, чтобы согреть Деку, чтобы тот мог заснуть и как следует отдохнуть. Не то чтобы Кацуки теперь знал, каково это — испытывать физическую привязанность, но он жаждал большего. Нет. Ничего подобного. Он просто пытался согреть Деку, чтобы самому тоже было тепло, вот и всё. Он чувствовал, как Деку дышит рядом с ним. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Если бы он сосредоточился, то почувствовал бы, как пульс Деку бьётся под его кожей. Ритмично. Равномерно. Постоянно. Вот так. Деку дышал, его сердце билось. С ним все было в порядке. Кроме того, ему больше не было чертовски холодно, что определенно было победой. Кацуки вздохнул и закрыл глаза. Думать о мёртвом Деку было немного сложнее, когда рядом постоянно были напоминания о том, что он жив и находится здесь, прижавшись к коже Кацуки. — Спасибо, Качча, — тихо прошептал Деку через некоторое время, как будто снова заснул. Его голос был приглушён грудью Кацуки. Деку расслабился в его объятиях, и его вьющиеся волосы щекотали подбородок и шею Кацуки. Пока он говорил, Кацуки чувствовал, как его тёплое дыхание касается кожи на его груди, и задавался вопросом, возможно ли одновременно испытывать отвращение и влечение к одному и тому же человеку. Он хотел оттолкнуть Деку, потому что всех этих прикосновений было слишком много, они были чертовски ошеломляющими, но в то же время он хотел притянуть Деку ближе и крепко обнять, чтобы тот мог сказать, что он жив. Ощущение кожи Деку под своей кожей было ошеломляющим; Кацуки не привык к такому. С кем угодно. Он не обнимался и не прижимался. Он не знал, как это делается. Он не думал, что когда-либо в жизни так долго прикасался к человеку, и не знал, что по этому поводу думать. Особенно учитывая, что этим человеком был Деку, парень, которого он презирал всю свою жизнь, парень, которого он, как ему казалось, ненавидел, парень, который был его соперником. Парень, который добровольно поставил свою жизнь на кон, чтобы спасти свою никчёмную задницу. Как будто Кацуки только сейчас осознал это. Да, он восстановил свои воспоминания о том инциденте, и да, он слышал от нескольких людей — и от самого Деку — о том, что произошло. И, хотя на теле Деку не было ни крови, ни ужасных ран, когда злодей отделил его от души… Кацуки не мог выбросить этот образ из головы. И он не мог перестать думать о том, как дерьмово поступил Деку, не задумываясь приняв на себя этот чёртов удар вместо него, несмотря на все их ссоры, несмотря на всё, что их разделяло. Ладно, может быть, Кацуки и был немного обязан Деку. Просто за то, что тот снова спас ему жизнь. Но он никогда бы не признался в этом вслух. Поэтому он просто лежал, застыв, как камень, уставившись в потолок и не двигаясь ни на дюйм. Деку снова уснул, прижавшись к нему, и тихо похрапывал, уткнувшись ему в грудь. Наверное, он устал после всех эмоциональных потрясений предыдущего дня. Кацуки тоже чертовски устал. Ощущение холода исчезло с его рук и ног, когда Деку во сне неосознанно прижался к нему, слегка хрюкнул, пошевелился и вцепился в рубашку Кацуки. Черт. Это было жалко. Что он делал? Может, он и не ненавидел Деку больше, но это не означало, что он его любил, верно? Чувствовать к нему симпатию не означало, что он его любит, это просто означало… Это просто означало, что он не хотел, чтобы Деку умер или что-то в этом роде. Вот что значит симпатия, верно? Не хотеть, чтобы кто-то умер ужасной смертью? Он мысленно напомнил себе, что позже нужно будет перепроверить этот вывод с Киришимой, но потом вспомнил, каким раздражающим и сбивающим с толку был его друг, когда говорил о слове на букву «б», и решил не делать этого. Что бы он ни чувствовал к Деку сейчас — это не ненависть и не неприязнь — это его проблема, и только его. Ему придётся разбираться с этим в одиночку. Не то чтобы ему нужна была чья-то помощь, чтобы разобраться в собственных чувствах; это были его грёбаные чувства. Кацуки закрыл глаза и вернулся к подсчёту гранат, твердя себе, что ему обязательно нужно немедленно уснуть и перестать думать о дерьмовых Деку, эмоциях и дурацких идеях Киришимы. По какой-то причине, которую он не мог понять, сон уже не казался таким недостижимым, теперь, когда ему больше не было так холодно. И когда его разум погрузился в бессознательное состояние, а тело наконец расслабилось под телом Деку, Кацуки погрузился в сон без сновидений, который, по крайней мере, не был наполнен кошмарами. Если близость Деку к Кацуки до такой степени, что он мог чувствовать ритм его дыхания, как-то повлияла на этот вопрос, Кацуки не знал и, вероятно, всё равно не смог бы сказать. Когда Кацуки проснулся утром, они всё ещё обнимались. Рука Деку безвольно лежала на его груди, а голова по-прежнему покоилась между шеей и плечом Кацуки. Одна из его ног бесстыдно закинулась на бедро Кацуки, пока он спал, и казалось, что он цепляется за Кацуки, как коала или кто-то в этом роде. Кацуки не мог разглядеть лицо ботаника из-за густых зелёных кудрей, закрывавших его. Судя по дыханию Деку, он всё ещё крепко спал. Кацуки почувствовал, как горит его лицо, и сжал губы в тонкую суровую линию. Чёрт. Что, чёрт возьми, он делает? Почему, чёрт возьми, он вообще позволил себе попасть в такую ситуацию? И как, чёрт возьми, он посмотрит Деку в глаза, когда тот проснётся? Всё это дерьмо казалось отличной грёбаной идеей посреди ночи, как и все идеи. Но теперь, когда наступило утро, и теперь, когда Кацуки немного отдохнул и наконец-то смог мыслить здраво, он понял, насколько это было чертовски нелепо. Насколько это было чертовски нелепо. Обниматься с Деку? Какого чёрта он вообще делает? Деку должен был быть последним человеком на свете, с которым Кацуки согласился бы обниматься. Он должен был предпочесть замёрзнуть, чем приблизиться к этому ботанику. Какого чёрта он позволил себе это сделать? Какого чёрта он стал таким слабым? Он не хотел об этом думать. Ещё вчера Кацуки не мог вынести мысли о том, что его будут обнимать, а теперь этот придурок Деку цеплялся за него, как будто завтра не наступит. И он позволял ему это. Чёрт, нет, он сам пригласил этого придурка Деку. Он бы никогда не подумал, что объятия Инко окажутся настолько важным событием, что вызовут такую внезапную перемену в его поведении. Неужели он действительно так нуждался в прикосновениях, что объятия дерьмового Деку и его мамы, с настоящей заботой, с настоящей любовью, заставили его желать… большего? Чёрт, нет. Чёрт возьми, нет. Он не хотел иметь с этим ничего общего. Он вспомнил, как впервые — и единственный раз — обнимался с Деку неделю назад. Он забыл убрать домик из подушек перед сном, и Деку вцепился в него, как коала, точно так же, как он делал это сейчас. И Кацуки было так чертовски стыдно, что он даже не хотел, чтобы Деку знал, что произошло. Он осторожно снял Деку с себя, стараясь не разбудить его… Теперь ему просто хотелось уйти. Чёрт, ему нужно было уйти. Все эти грёбаные физические контакты разом — это слишком для его изголодавшейся по прикосновениям задницы. Он резко оттолкнул Изуку, не заботясь о том, что разбудит мальчика этим грубым движением. Он встал с кровати и направился в ванную. Прежде чем войти, он бросил быстрый взгляд на мальчика, лежащего на кровати. Деку повернулся на бок, всё ещё спя, и попытался — но безуспешно — прижаться к ближайшей подушке в отсутствие Кацуки. Когда его рука прошла сквозь тёплую подушку, Деку недовольно вздохнул и, всё ещё не приходя в сознание, повернулся на другой бок, приняв привычную позу эмбриона. Кацуки смотрел на него несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, не зная, что делать — или что думать, если уж на то пошло. Затем он пошёл в ванную, решив, что лучше не зацикливаться на этом. Они больше не обнимались. Наверное, потому что Кацуки больше никогда не просил об этом, а Изуку не знал, как предложить это, чтобы это не прозвучало странно или чтобы это не выглядело так, будто он нуждается в этом. Но, в конце концов, Изуку не предлагал этого, Кацуки не просил об этом, и они продолжали жить своей жизнью, не обнимаясь и почти не прикасаясь друг к другу, разве что в случае крайней необходимости. Так продолжалось некоторое время. На следующее утро после объятий Кацуки вернулся к своему обычному распорядку: потренировался, принял душ, не обратил внимания на Деку, когда тот проснулся, неторопливо пошёл на занятия, не ответил на вопросы Деки о лекциях, пообедал, вернулся на занятия, вернулся в общежитие. Ночью он соорудил крепость из подушек, не глядя на Деку и ничего не говоря, как будто ничего необычного не произошло за прошедший день и ночь. Деку не жаловался. На самом деле он даже не выглядел удивлённым, и Кацуки задумался, помнит ли он вообще, что они обнимались. Он был таким сонным, что вполне возможно, что этот придурок решил, что всё это ему приснилось. На самом деле Кацуки был не против. Лучше, чтобы Деку забыл об этом, чем вспомнил и попытался поднять эту тему, как бестактный придурок. На следующее утро всё повторилось. Просыпайся. Тренируйся. Иди на занятия. Обедай. Снова занятия. Возвращайся в общежитие. Устраивайся в подушечном домике. Засыпай. Не прикасайтесь друг к другу. Просыпайся. Тренируйся. Иди на занятия. Обедай. Снова занятия. Возвращайся в общежитие. Устрой себе домик из подушек. Засыпай. Не трогай друг друга. Просыпайся. Тренируйся. Иди на занятия. Обедай. Снова занятия. Возвращайся в общежитие. Устрой себе домик из подушек. Засыпай. Не трогай друг друга. Они никогда не говорили об этом. Деку не предлагал, Кацуки не спрашивал. Они по-прежнему подшучивали друг над другом и говорили о других вещах. Кацуки по-прежнему жаловался на всякую ерунду, а Деку по-прежнему просил его задавать учителям глупые вопросы. Но Деку всё лучше удавалось справляться со своей печалью, а Кацуки всё лучше удавалось терпеть постоянное нытьё ботаника, не желая продырявить ему лицо. На самом деле, он даже начал прислушиваться к тому, что говорит Деку, — не то чтобы он перестал жаловаться на это. В целом, у них всё было хорошо — лучше, чем неделю назад или даже в любой другой момент их жизни. Они всё больше привыкали друг к другу. И, прежде всего, они узнавали друг друга. Было чертовски иронично, что после десяти лет знакомства они только сейчас по-настоящему узнавали друг друга. Кацуки только сейчас узнал, что Деку любит есть, какой у Деку любимый школьный предмет, о чём Деку любит говорить со своими друзьями… Он только сейчас заметил, что у Деку, как и у него самого, есть привычка подпирать подбородок, когда он погружается в раздумья, что Деку обычно потирает затылок, когда чего-то не понимает, что Деку отчаянно размахивает руками перед собой, когда смущается и пытается оправдаться. Что волосы Деку пахли дождём и жасмином. Что веснушки Деку покрывали большую часть его лица и действительно ему шли. Что Деку любил по утрам смотреть в окно, наблюдая, как мир за окном приходит в движение. Что Деку чертовски много двигался во сне. Что Деку любил спать в позе эмбриона. Что Деку обычно высовывал кончик языка между сжатыми губами, когда на чём-то сосредотачивался. Что когда Деку не бормотал что-то себе под нос, он напевал песни, которых Кацуки не знал, чтобы отвлечься. Что Деку нравилось лежать на спине на кровати, свесив голову с матраса, и смотреть, как Кацуки делает что-то вверх ногами. Что у Деку было много дурацких привычек, которых Кацуки даже не замечал за все те годы, что они провели рядом друг с другом. Но они всё равно не прикасались друг к другу. И для тех, кто не знал лучше, всё выглядело почти… нормально. Кацуки хотел, чтобы его обняли, но не стал бы просить об этом. Изуку хотел обнять его, но боялся, что это будет выглядеть странно, если он будет постоянно предлагать это или просто обнимет Кацуки без приглашения. Поэтому они не прикасались друг к другу. И не вели себя так, будто хотели этого. Изуку хотел этого. (Катсуки тоже так сделал). Они становились лучше во многих вещах, но честность в том, чего они хотели и что чувствовали, по-прежнему не была одной из них. Затем, спустя несколько дней, не отмеченных никакими событиями, наступил день рождения Кирисимы. “Ваша ловушка сегодня необычно захлопнулась”. “Ты хочешь сказать, что хочешь, чтобы я еще поговорил?” — Чёрт возьми, конечно, нет. Я просто говорю, что мне не по себе, когда ты непривычно молчалив. Обычно это значит, что ты что-то замышляешь. “Нет, это не так!” — Ладно. Обычно это означает, что ты из-за чего-то переживаешь и не собираешься мне об этом рассказывать, что неизменно сводит меня с ума. Пауза. — Это… ничего особенного, правда. Я просто… думаю, вот и всё. “Не знал, что ты можешь это сделать”. “Ха-ха-ха”. — Если это что-то серьёзное, просто, чёрт возьми, расскажи мне об этом прямо сейчас. Ты всё лучше умеешь скрывать свои сопливые чувства, и я не хочу снова спускаться по этой грёбаной спирали твоих таинственных страданий только потому, что ты любишь страдать. Изуку обречённо вздохнул, раздражённый настойчивостью Кацуки, но признающий правдивость его слов. Им обоим действительно нужно было научиться быть более честными друг с другом. — Я… кажется, я просто беспокоюсь о вечеринке в честь дня рождения Киришимы-куна, вот и всё. Кацуки повернулся и нахмурился, глядя на него с растерянным видом. “ Какого хрена? Почему? Ещё одна пауза. Изуку прикусил нижнюю губу, не глядя на Кацуки и задумчиво уставившись в потолок, слегка свесив голову с края кровати Кацуки. — Я не знаю. Там будет много людей. Насмешка. — Да, и что, чёрт возьми, это значит? Ты каждый чёртов день ходишь с кучей людей, — он отвернулся от Деку и продолжил заниматься своими делами, сидя на полу. — Но это другое! Все будут общаться, и, наверное, будут игры, и все мои друзья будут там, и Каминари-кун что-то говорил о выпивке, и люди будут веселиться и… — Просто прекрати нести чушь и переходи сразу к делу, чёртов ботаник. Вздох. «Просто… все будут общаться и веселиться, но… никто не сможет меня увидеть». Еще одна насмешка. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? Я прекрасно тебя вижу. — Да, Качан, но ты не очень хорошо умеешь общаться с людьми. “Хаах?!” — и я не знаю, как я буду себя чувствовать, если окажусь там, но не… буду участвовать, понимаешь? — Да, я знаю, что ты будешь чувствовать. Как обычно, чертовски грустно и уныло. “Я говорю серьезно”. “Я тоже”. «Это будет похоже на то, что я наблюдаю за происходящим из-за кулис, и всем будет весело, и я хочу, чтобы моим друзьям было весело, но я также хочу… быть частью веселья, понимаете?» — Нет, чёрт возьми, не хочу. Думаешь, твоим друзьям не весело, когда тебя нет рядом? Колебание. “Ч-что?” — Что, ты думаешь, твоё присутствие — это чёртово предначертание, чтобы они могли наслаждаться жизнью? Они должны всё время хандрить и грустить только потому, что ты грёбаный призрак? Ты слишком много о себе думаешь, ботаник. “Я так не думаю! Конечно, нет!” “Не похоже на это”. — Перестань дразнить меня, Качан. Ты же знаешь, что я не это имела в виду. Я хочу, чтобы мои друзья веселились, я просто хочу… чтобы… - К чему? Вздох. “Я просто тоже хочу повеселиться, понимаешь?” Катсуки повернулся и свирепо посмотрел на него. — Ты хочешь сказать, что не сможешь повеселиться, потому что застряла со мной? — Нет! Это не то! — он замахал руками. “Я думаю, что это все”. — Это не так, Каччан! Я только хотел сказать… — Да, я знаю, что ты, чёрт возьми, имеешь в виду. И я дам тебе, чёрт возьми, понять, что я чертовски хорошо умею веселиться. Тебе лучше быть со мной, чем с теми ублюдками, которых ты называешь друзьями. “Не называй их так!” - Что, друзья? “Ублюдки!” Злая ухмылка. — Ты ведь знаешь, что это ругательство, да, Деку? Ещё одно в твой список отборных ругательств. — Перестань так делать! Я не хотел ругаться, и ты это знаешь! “Это не то, что подумает твоя мама, когда я скажу ей”. “Каччааааан!” — Но, как я уже сказал, я гораздо лучше умею веселиться, чем этот четырёхглазый ублюдок или Круглолицый, и уж точно лучше, чем Тодороки-кун, — он произнёс это имя насмешливым тоном, пытаясь подражать тому, как его произносит Деку, вкладывая в свой голос как можно больше презрения и отвращения. Изуку нахмурился, наклонив голову. “Почему ты так сильно ненавидишь Тодороки-куна?” Лицо Кацуки тут же исказилось гневным рычанием. — Почему ты до сих пор обращаешься к нему «кун», если вы с ним друзья? — спросил он, уклоняясь от ответа. Изуку покраснел и отвернулся, что только разозлило Кацуки ещё больше. “Ты меняешь тему”. — Нет, чёрт возьми, я не такой. Этот ублюдок Half’n’Half — часть темы, потому что он ни хрена не умеет веселиться, а я в этом преуспеваю. — О, правда? Как тебе весело, Качан? “Армрестлинг”, - ответил он, не сбившись с ритма. Изуку громко рассмеялся, откинув голову назад и тряхнув кудрями. Заметив, что Кацуки смотрит на него с серьёзным выражением лица, он нахмурился, хотя на его губах всё ещё играла улыбка. “Подожди. Ты серьезно?” — Конечно, я серьёзно, чёртов ботаник! — закричал Кацуки. — Хорошо, но это не может быть всё. Что ещё есть в твоём списке развлечений? — с любопытством спросил Изуку. “Соревнования по флексированию”. “О мой боже”. “Соревнования по отжиманию!” “Каччан, правда?” — Посмотрим, кто сможет выдержать больше ударов подряд! “Это звучит совсем нездорово”. — Это не должно быть полезно, это должно быть весело! “И я полагаю, ты делаешь все это с Киришимой-куном?” “Он единственный, кто готов к этому”. “Интересно, почему это”. “Что, черт возьми, ты сказал?” “Ничего!” “ Ты издеваешься надо мной вполголоса, ботаник? Изуку закатил глаза, но на его губах появилась ласковая улыбка. — Нет, Качан. Перестань пытаться затеять драку. — О, чёрт, жаль, что я не ввязался с тобой в драку! Кацуки снова отвернулся от Изуку и занялся своим делом — чинил что-то внутри перчатки своего костюма. Он сидел на полу, положив перчатку в форме гранаты между раздвинутыми ногами, а Изуку внимательно наблюдал за ним, лёжа на животе на кровати. “Как у тебя дела?” - спросил я. “Что?” “Починка твоей перчатки”. — Я не чиню его, дерьмовый Деку. Я, чёрт возьми, улучшаю его. “Каким образом?” “Не твое дело”. Разочарованный вздох. — Что, ты правда думаешь, что я тебе скажу? Только для того, чтобы ты мог использовать это как слабость, когда мы снова сойдёмся лицом к лицу? Как будто если я тебе скажу. “Я бы никогда этого не сделал, и ты это знаешь, Каччан”. “Как скажешь, дерьмовый Деку”. Ещё одна пауза. Какое-то время они пребывали в блаженном молчании, в комнате не было слышно ничего, кроме звона отвёртки, ударяющейся о перчатку Кацуки, пока… “ Но на самом деле, насчет вечеринки... — О, чёрт возьми, боже, ты почти убедил меня не ходить на это чёртово мероприятие. Недоверчивое фырканье. — Как будто ты когда-нибудь пропустишь день рождения Киришимы-куна. Напряжённая пауза. Кацуки отложил отвёртку и повернулся, чтобы снова посмотреть на Деку, чья голова находилась прямо над ним на кровати. Он не мог не заметить лёгкую обиду в голосе Деку, когда тот заговорил. - И что, черт возьми, это должно означать? У Изуку хватило порядочности смущенно отвести взгляд. “ Н-ничего, я не... “Прекрати это. Говори погромче”. Покорный вздох. — Просто… Он твой лучший друг. Ты бы не пропустил его день рождения только из-за меня. Катсуки усмехнулся. — Кто сказал, что это из-за тебя? Если я не хочу идти, то я не пойду. Никто ничего не может с этим поделать, особенно ты, ботаник. Изуку закатил глаза. “Ты хочешь уйти?” — Да, чёрт возьми, хочу, но если ты будешь продолжать требовать, чтобы я общался со всеми только потому, что тебе не хватает внимания, то я перестану хотеть этого. — Я не нуждаюсь во внимании, Качан. Я призрак. “Да, и?” — И меня расстраивает, что никто, кроме тебя, не может меня видеть, слышать или говорить со мной. Неужели это так трудно понять? Кацуки вздохнул и закатил глаза. Когда он снова поднял голову, чтобы посмотреть на Деку, тот отвернулся от него. Судя по его реакции, эта тема, должно быть, чертовски чувствительна для него, особенно учитывая напряжение, которое грозило разразиться в груди Кацуки. К чёрту всё. — Ладно. Как скажешь, — он снова повернулся к своей перчатке. “Да, неважно”, - упрямо вздохнул Изуку. — Перестань вести себя как грёбаный ребёнок. Я разрешу тебе общаться с людьми, — добавил Кацуки через плечо. “О, спасибо тебе за твое разрешение, Каччан”. — Ах, заткнись на хрен, придурок. Ты нужен мне, чтобы разговаривать с другими людьми, так что не испытывай судьбу. «Я мог бы просто кричать тебе в ухо, пока ты не решишь, что будет лучше, если ты просто поговоришь с ними вместо меня». — Да, ты мог бы, а ещё я мог бы переломать тебе все зубы и заставить тебя проглатывать их один за другим, пока твоё горло не будет слишком забито, чтобы ты мог продолжать орать. Изуку фыркнул от смеха. “И ты бы почувствовал боль”. “Поверь мне, это того стоило бы, черт возьми”. Вздох. “Прекрасно, Каччан”. “Рад, что мы с этим разобрались”. “Если ты так говоришь”. — Перестань вести себя как неудачник. Мы пойдём на эту чёртову вечеринку, и я покажу тебе, как люди по-настоящему веселятся. Изуку устроился на кровати так, чтобы смотреть на Кацуки. В его глазах было что-то такое, что Кацуки не мог понять… Но, что бы это ни было, он не стал об этом говорить. Никто из них не заговорил. “Хорошо”, - было все, что Изуку сказал в ответ. По его глазам Кацуки понял, что ботаник хотел сказать что-то ещё, но так и не сказал, а Кацуки не стал его расспрашивать. Похоже, это было их проклятием. И в некоторых отношениях они были больше похожи друг на друга, чем им хотелось бы признавать. — Бакуго! Я так рада, что ты пришёл! Ты так хорошо выглядишь! “Ах, Бакубро! Ты принесла все, что нужно для приготовления?” “В чем?” “Каминари, прекрати! Толкаешь! Это!” — Но ему нужно готовить! Тех закусок, что мы купили, не хватит, чтобы накормить всех! “Что? Сколько ты купил?” “Э-э, сотня...?” — Для двадцати человек? Бака, я же говорил тебе купить больше! “У меня не было никаких денег!” — Я дал тебе деньги! А если у тебя не было денег, откуда, чёрт возьми, взялась вся эта выпивка?! — Из денег, которые ты мне дала! Потом у меня ничего не осталось на сн… а-а-а! Нет, Мина, успокойся! Я могу объяснить! “ Объясни это моему кулаку, осел! “Бакубро, спаси меня!” — Ты сам навлек на себя это, придурок, — безразлично сказал Кацуки, направляясь в гостиную. Почти никто ещё не пришёл — только Каминари и Мина, которые боролись друг с другом у входа в общую комнату (Каминари проигрывал); Серо, который лениво смотрел телевизор, закинув ноги на диван, и совершенно не обращал внимания на продолжающуюся драку между друзьями, как будто это происходило не в первый раз за день; Сато, который готовил что-то вкусно пахнущее на кухне; и Хагакурэ, которую Кацуки не заметил, пока случайно не споткнулся о её невидимые ноги. — О, прости, Бакуго-кун! Я должна была сдвинуть ноги! — воскликнула она, когда он едва удержал равновесие. Ему пришлось поискать её взглядом, прежде чем он заметил парящую майку и юбку, зависшие над диваном. На ней не было обычных перчаток, и он едва разглядел её туфли на ковре. Неудивительно, что он её не заметил. — Хм, — только и сказал он в знак согласия, прежде чем подойти к Серо и ткнуть его в голову посильнее, чем нужно, чтобы привлечь его внимание. — Эй, придурок. Куда мне это положить? Вы, придурки, сделали место для подарков или что-то в этом роде? — он помахал перед другом сумкой с плюшевым Красным Бунтарём, вопросительно и сердито глядя на него. — Что это, чёрт возьми, чувак? — спросил Серо, в замешательстве хмурясь. Кацуки раздражённо прищурился. — Чёрт возьми, ты что, думаешь, это так просто? Разве мы не ходили вчера в торговый центр, чтобы купить Дерьмоволосу подарки на день рождения? Серо нахмурился ещё сильнее и выпрямился на диване, чтобы лучше видеть Кацуки. — Чувак, это ради этого мы сюда пришли? — спросил он, явно удивлённый. — О нет, — тихо пробормотал Изуку, стоявший рядом с Кацуки и поморщившийся от сочувствия к судьбе Серо после этих слов. Кацуки же просто смотрел на него, и его молчаливая реакция пугала больше, чем взрывная. — Конечно, чёрт возьми, что же ещё мы там делали? — спросил он через несколько секунд, словно изо всех сил старался не сорваться и не убить Серо на месте. — Я не знаю! Ты ничего нам не сказал! Ты только велел нам следовать за тобой, а потом, как обычно, убежал! Мы просто погнались за тобой! Напряженная пауза. — То есть ты, чёрт возьми, хочешь сказать, что вы, ребята, провели всё это грёбаное время в этом чёртовом торговом центре и не подарили Киришиме ни одного подарка на день рождения? Серо поднял руки перед собой, словно сдаваясь. — Чувак, у нас даже кошельков с собой не было. Мы просто вышли за тобой… — И почему, чёрт возьми, никто из вас, придурков, не удосужился спросить меня, какого хрена мы вообще делали в этом чёртовом торговом центре в середине грёбаного воскресного утра? — Ты хоть посмотрел на себя вчера в зеркало, Бакуго? Ты явно был чем-то разозлён, и мы не хотели, чтобы нас разорвало на части, если мы будем задавать тебе вопросы! — Чёрт возьми, я не могу поверить в это дерьмо, — Кацуки нетерпеливо зажал переносицу между двумя пальцами и закрыл глаза, словно изо всех сил старался не сорваться. Изуку увидел, как из его руки начал идти дым. Сделав глубокий вдох, который не совсем успокоил его, но не дал сорваться на Серо, он продолжил: — Ладно, хорошо. Во сколько должен прийти этот придурок? — Э-э, я ничего не знаю… Э-э, Мина, — обратился Серо к Мине, которая сидела на спине Каминари и душила его. — Во сколько снова приедет Кири? — Через два часа! Он ушёл с ребятами, чтобы отвлечь внимание! — крикнула она, не отпуская сопротивляющегося Каминари, который отчаянно бил рукой по полу, словно сдаваясь. — Хорошо, — сказал Кацуки, выглядя ещё более злым, чем обычно, и достал из заднего кармана кошелёк и горсть денег. Он швырнул их на колени Серо, как будто это было что-то незначительное, и посмотрел на него сверху вниз. — У твоей уродливой задницы будет достаточно времени, чтобы сходить в этот чёртов торговый центр и купить что-нибудь приятное для Серой Шкуры. Серо уставился на деньги у себя на коленях, потом поднял взгляд на Кацуки, потом снова посмотрел на деньги. Он выглядел крайне растерянным. — Какого чёрта я должен покупать ему кольцо с бриллиантом? Это слишком много денег, чувак, — запротестовал он, выглядя одновременно удивлённым и напуганным тем, что у Кацуки с собой столько наличных. Кацуки, в свою очередь, нетерпеливо закатил глаза, а Изуку наблюдал за их разговором вблизи и смотрел на лицо Кацуки со смесью любопытства и грусти. — Мне плевать, что ты ему купишь, просто убедись, что получишь подарок от тебя, Тупица и Енот, — пренебрежительно бросил Кацуки, скрестив руки на груди. — Перестань притворяться, что не знаешь наших имён! — крикнула Мина откуда-то издалека. — И прихвати с собой этого чёртова идиота, раз уж ты за этим пришёл, — Кацуки указал на Каминари, которого Мина только что выпустила из своих объятий, и тот лежал лицом вниз на полу, тяжело дыша. — И купи недостающие закуски для вечеринки. Я посмотрю, смогу ли я что-нибудь сделать в качестве меры предосторожности на случай, если вы двое будете слишком некомпетентны даже для этого, — усмехнулся он. — Т-ты уверен в этом? Я имею в виду… — неловко сказал Серо, держа деньги в руках, словно боялся к ним прикоснуться. — Это… Это очень много денег. Откуда ты их взял? — Это не твоё проклятое дело, — сердито прорычал Кацуки. — Просто вернёшь мне деньги, когда вы, придурки, наконец-то доберётесь до своих чёртовых кошельков, — выплюнул он и, прежде чем Серо успел что-то возразить, ушёл на кухню. — Подвинься, сладенький, — невежливо сказал он, схватил сковородку и с громким стуком поставил её на плиту, прежде чем Сато успел сообразить, что он здесь делает. Увидев растерянное лицо мальчика, Кацуки сказал, одновременно доставая из общего холодильника кучу ингредиентов: — Полагаю, ты готовишь сладости для вечеринки Ублюдка, так что я займусь солёной едой. Просто не лезь ко мне и не зли меня, как эти придурки, — он кивнул в сторону Мины, Каминари и Серо, которые собрались в общей комнате и странно смотрели на Кацуки. — Я сегодня не в настроении. Сато нахмурился, глядя на него. “ Но Мина сказала, что ты не будешь коу... — Ну, разве не похоже на то, что я, чёрт возьми, готовлю для тебя? — резко перебил его Кацуки, надевая первый попавшийся фартук и хватая нож со стола. Не теряя времени, он начал нарезать овощи, которые схватил, так же быстро, яростно и профессионально, как делал всегда, не сводя глаз с Сато. Сато сглотнул и отвёл взгляд. — Каччан, ты ведёшь себя грубо с Сато-сан, — заметил Изуку, когда Сато тихо отошла от Кацуки и продолжила накрывать торт, стоявший на столе. — Ну и что? — проворчал Кацуки, продолжая нарезать овощи и совершенно не обращая внимания на то, что он разговаривает с кем-то, кого Сато не видит и не слышит. “Так что… Тебе не следует этого делать”. — Я не собираюсь спрашивать тебя, какого хрена, так что не утруждайся и не говори мне. “Он готовит для вечеринки Киришимы-куна”. “Как и я, дерьмовый Деку”. — Да, но… они даже не так уж близки друг с другом. У него нет причин так поступать, так что, может, просто… будь с ним поласковее? — Я не понимаю, о чём ты, чёрт возьми, говоришь. Киришима близок с каждым грёбаным человеком в этом проклятом месте. Держу пари, нет ни одной души, с которой он бы не поздоровался, — усмехнулся Кацуки. — Этот придурок печёт торт, потому что ему, чёрт возьми, так хочется. Никто его не заставляет, — он кивнул Сато, не глядя на него, и начал резать овощи с ещё большей интенсивностью, словно желая продемонстрировать своё раздражение. Сато сделал ещё один предупреждающий шаг в сторону, волоча за собой сковороду. Он смотрел на Кацуки так, словно тот совсем сошёл с ума, хотя прекрасно знал, что Изуку был там, каким бы невидимым он ни был. Изуку же просто закатил глаза и забрался на столешницу прямо за плитой, сел, свесив ноги, и уставился на Кацуки. — Тем не менее, это не значит, что ты не должен быть с ним добр. Он делает что-то хорошее для твоего друга. “Он и твой друг тоже”. Пауза. “Что?” — Дерьмовые волосы. Он и твой друг тоже. Как я уже сказал, он дружит со всеми, кто хоть немного дышит рядом с ним. А ты всегда говоришь так, будто он просто мой друг. Изуку покраснел. — Хорошо. Он делает что-то хорошее для нашего друга. Кроме того, я думаю, что ты заставляешь Сато-сан чувствовать себя неловко, так что, может быть, сейчас не лучший момент для этого разговора? — уклончиво предложил он. “Не о чем вести разговор, придурок”, - сказал Кацуки, резко повернув голову в сторону, чтобы посмотреть на Сато, который не отрывал глаз от своей тарелки в (неудачной) попытке сделать вид, что не обращает никакого внимания на то, что Кацуки разговаривает с их невидимым одноклассником. “Эй. Тебе не нравится, что я разговариваю с Деку в твоем присутствии?” - спросил он более настойчиво, чем, вероятно, намеревался. — Качан, — смущённо вздохнул Изуку, закрыв лицо рукой. — Что? Это ты, чёрт возьми, сказал, что ему некомфортно, — оправдывался Кацуки, глядя на Изуку, а затем снова на Сато. Мальчик покраснел, переводя взгляд с Кацуки на пустое место, где, по его мнению, должен был стоять Изуку (он ошибся). — Я спрашиваю только потому, что если у тебя действительно проблемы, то можешь валить на хрен с моей кухни и оставить меня готовить одного. “Это не твоя кухня, Каччан“. — О боже, чёрт возьми, ты можешь хоть раз перестать вмешиваться в мои разговоры? — Мне бы не пришлось вмешиваться, если бы ты не вела себя так грубо! “ Я не хочу быть грубой, я говорю честно ... — Ты просто прогоняешь Сато-сан, потому что чувствуешь угрозу! Многозначительная пауза. — Э-э, мне не неудобно, чувак, я как раз заканчиваю. Мне нужно ещё минут пять, чтобы всё приготовить, а потом я добавлю глазурь, но я могу сделать это у стола, если тебе нужно место… “Какого хрена ты только что сказал?” Нерешительная пауза. “ Э-э, я сказал, что могу сделать это у стойки ... — Не ты. Ты, — Кацуки указал ножом на Изуку. Изуку невозмутимо посмотрел на Кацуки, как будто нож, который, как он знал, не мог его задеть, не представлял для него никакой угрозы. — Мы с тобой оба знаем, что Сато-сан потрясающе готовит, но ты, как обычно, должен быть лучшим во всём, поэтому он заставляет тебя чувствовать себя неуютно. Особенно потому, что он готовит для Киришимы-куна, — объяснил Изуку, и это было очень просто понять. Кацуки открыл рот, чтобы выкрикнуть череду ругательств и протестов, но прежде чем он успел что-то сказать, Изуку добавил: — Даже не пытайся отрицать это, Каччан. Я чувствую то, что чувствуешь ты, помнишь? Катсуки опасно низко зарычал своим горлом. — И если ты не помнишь, — сердито процедил он сквозь зубы, — то ты ни черта обо мне не знаешь, так что держи своё чёртово мнение при себе. Изуку вздохнул. — Не знаю, почему ты сегодня в таком плохом настроении. “Это не твое собачье дело”. — Я имею в виду, что у тебя обычно плохое настроение, но сегодня оно ещё хуже. “Прекрати, блядь, болтать”. “Видишь? Я думал, ты к этому уже привыкла”. “Как будто кто-то когда-нибудь может привыкнуть к твоей чертовой бессвязности”. “Это из-за вечеринки? Ты тоже нервничаешь?” — Я ни хрена не нервничаю, ты, чёртов ботаник… “Хотя я думаю, что это так”. “Ты думаешь чертовски много”. Смешок. “Ага”. “Тогда оставь это себе”. — Это нормально — нервничать. Я знаю, что Кирисима-кун важен для тебя. “Какого хрена я, блядь, должен нервничать из-за этого?” — Потому что это вечеринка-сюрприз, и ты хочешь, чтобы всё прошло хорошо. «Желание, чтобы всё прошло хорошо, не означает, что я должен нервничать из-за этого». — Да, но Каминари-кун не купил еду, и никто не получил подарков. Так что теперь ты пытаешься всё организовать, но Киришима-кун может прийти раньше, чем нужно, и сюрприз будет испорчен. “Какой же ты негативный кусок дерьма”. “Я просто говорю то, что, как мне кажется, ты чувствуешь”. “Даже несмотря на то, что я, черт возьми, тебя не спрашивал”. “Ты никогда не спрашиваешь меня”. Многозначительная, неловкая пауза. “Я имею в виду, что… тебе не о чем беспокоиться”. — Забавно, что ты говоришь это сразу после того, как составил для меня чёртов список всего, что может пойти не так. — Но тебе не стоит беспокоиться, Каччан! — хихикает она. — Я уверена, что Киришиме-куну понравится вечеринка, даже если всё пойдёт не так. — Конечно, он, чёрт возьми, так и сделает. Этот парень — настоящий щенок, который радуется всему подряд. Он будет счастлив уже от того, что мы вообще подумали о том, чтобы устроить ему чёртову вечеринку. Грустная улыбка. — Видишь? Тебе не нужно срываться на Сато-сан. Всё будет хорошо. “Я ни на ком ничего не вымещаю”. “ Тогда почему ты такой сварливый? — Я уже сказал, что это не твоё чёртово дело! “Я вижу, тебя что-то беспокоит!” “Ну и что, блядь?” “Поэтому я и хочу помочь!” “Держи свою помощь при себе, черт возьми!” “Прекрасно!” “Наконец-то, черт возьми!” На кухне воцарилась тишина. Кацуки повернул голову и увидел, что Сато отошёл к кухонному столу, словно желая оставить их с Деку наедине. Он попытался смутиться из-за этого — и из-за того, что был так увлечён Деку, что даже не заметил, как парень отошёл, — но у него не получилось. Деку продолжал смотреть, как он готовит, ничего не говоря и не встречаясь взглядом с Кацуки. Вернувшись в общую комнату, Серо и Каминари ушли покупать подарки для Киришимы и еду, а Мина и Хагакурэ начали украшать комнату. Сато, который закончил с тортом быстрее, чем ожидал Кацуки (не то чтобы эта мысль заставила его ревновать или злиться), решил помочь девочкам, потому что последнее, чего он, вероятно, хотел, — это оставаться на кухне с кричащим, злым Кацуки. Кацуки положил несколько сосисок в большую кастрюлю с кипящей водой и в то же время помешивал на сковороде, где готовил приправу для томатного соуса, который разогревался в третьей кастрюле. Деку молча наблюдал, как Кацуки управляется с двумя кастрюлями и сковородой одновременно, уделяя пристальное внимание каждому шагу приготовления хот-догов для вечеринки. Обычно он не ел хот-доги, но у него не было времени приготовить что-то получше, а готовить ужин было бы слишком официально для вечеринки такого человека, как Киришима. В любом случае, хот-доги должны были стать закуской на случай, если друзья-шуты Кацуки не успеют купить ещё еды для вечеринки. — Вау, Каччан, — сказал Изуку через некоторое время, наконец нарушив молчание и, по-видимому, заключив перемирие, пока Кацуки смешивал соус и приправы. — Пахнет потрясающе. — Конечно, чёрт возьми, ты, придурок, — просто проворчал Кацуки, скрывая горделивую ухмылку, которая грозила появиться на его губах. — Я сам его готовлю. Изуку больше ничего не сказал, хотя на его губах появилась лёгкая улыбка. Прошло совсем немного времени, прежде чем постепенно начали прибывать остальные ученики 1-А класса, но Кацуки не потрудился поприветствовать никого из них (а они все слишком боялись заходить на кухню, чтобы поздороваться с ним). Когда пришла Очако, Мина и Хагакуре попросили её помочь повесить плакат «С днём рождения» на стену с помощью её причуды, на что она охотно согласилась, и Кацуки с облегчением увидел, что не только Круглое Лицо, но и Девочка-Лягушка, Четыре Глаза, Птичий Мозг и Девочка-Наушники принесли с собой подарки. Они поставили сумки рядом с сумкой Кацуки (которая, к его гордости, была самой большой) на пол, а это означало, что, слава богу, Киришима не получит только один подарок на день рождения. Не то чтобы его это волновало или что-то в этом роде. Все помогали Мине с последними приготовлениями, и вскоре, судя по звукам, там собрался весь класс 1-А. Чёрт, похоже, там были даже некоторые ребята из класса 1-Б — Кацуки удалось заметить только Стального Парня и Большие Руки, но, судя по тому, как общителен был Киришима, он знал, что их, вероятно, было больше. — У Киришимы-куна действительно много друзей, — заметил Деку, всё ещё сидя на столешнице и глядя на общую комнату и всех, кто там находился. Кацуки почти закончил с хот-догами — сосиски и соус уже были смешаны, и оставалось только немного поварить их, прежде чем он сможет положить их на хлеб. — Да уж, расскажи мне об этом, — просто проворчал Кацуки, не глядя на мальчика-призрака и помешивая суп. — Большую часть времени это раздражает. — Я думаю, это здорово, что у него будет вечеринка-сюрприз, — задумчиво продолжил Деку. — Он это заслужил. Он… он хороший. «Хм», — это всё, что смог ответить Кацуки. Он понятия не имел, к чему Деку клонит, но у него не было настроения подыгрывать ему. В тот вечер ему и так придётся общаться с кучей людей (что он редко делал и делал только ради Киришимы), и он начал день в более мрачном настроении, чем обычно. Он не был уверен, что именно вызвало у него такую раздражительность: сон, который не давал ему покоя уже пару дней, тот факт, что они с Деку с тех пор не прикасались друг к другу, или то, что ему придётся провести несколько часов в обществе других людей. Возможно, это было сочетание всех трёх факторов. Как бы то ни было, Кацуки знал, что вряд ли сможет продержаться всю ночь, никого не взорвав, поскольку он уже так разозлился, а вечеринка ещё даже не началась. — Эй, Бакубро! — поздоровалась Мина, входя на кухню. Её лицо раскраснелось и слегка вспотело от усилий, которые она приложила, чтобы всё подготовить к приходу Кири, но на лице у неё была довольная, искренняя улыбка. Она открыла холодильник, взяла несколько бутылок пива, закрыла дверцу и подошла к Кацуки. — Я же просил тебя, чёрт возьми, не называть меня так, — сердито ответил Кацуки. — А, так ты сегодня в настроении. Хот-доги почти готовы? — она наклонилась через его плечо, пытаясь заглянуть в кастрюлю. — Если вы хотите, чтобы они работали быстрее, — прорычал он, но Мина перебила его. — О, успокойся, маленький сердитый перчик. Я не тороплю тебя, я просто хочу знать. Кири вот-вот приедет, — объяснила она. “И почему, черт возьми, меня это должно волновать?” — Потому что это буквально его вечеринка, Бакуго, боже, — Мина закатила глаза. Затем, прежде чем Кацуки успел что-то сделать, она сунула одну из бутылок пива в его свободную руку. — Вот, возьми. Похоже, тебе это не помешает. — Что, чёрт возьми, это должно означать? — сердито спросил он, уходя с кухни. — Это значит, что тебе нужно расслабиться, Бакубро! — она помахала ему своей бутылкой. — И, может быть, немного пожить! Это тебе точно поможет! Кацуки закатил глаза и подождал, пока Мина скроется из виду, чтобы открыть бутылку пива. Как бы он ни хотел признаться ей в этом, девушка была права — в тот момент ему действительно не помешало бы чёртово пиво. Кацуки не был опытным пьяницей или кем-то в этом роде, но он не мог сказать, что не пробовал пиво пару раз. Первый раз был довольно жалким, если честно: мама предложила ему пиво на вечеринке в честь его 15го дня рождения. Кацуки до сих пор помнил, как его отец вышел из себя, покраснел и закричал на старую каргу. Она отмахнулась от его истерики, сказав: «Я бы предпочла, чтобы он попробовал это дерьмо дома, а не на улице с теми отморозками, которых он называет друзьями», — и забрала чашку из рук Кацуки. Во второй раз это случилось на улице с парнями, которых он называл своими друзьями, потому что был вспыльчивым идиотом, который не мог услышать насмешливое «Спорим, ты не справишься» и не попытаться доказать обратное. Нельзя сказать, что ему нравился горький вкус пива, но он всё равно выпивал его залпом. Это были его единственные контакты с алкоголем, и Кацуки пришлось признать, что он не скучал по нему и не наслаждался им так, как, казалось, наслаждались некоторые люди. Ему не нравилось, что от него кружилась голова и он пьянел, а потом забывал о чём-то; алкоголь притуплял его чувства и ясность ума, которые он очень ценил. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, каким жалким и глупым он был: 15 лет, пьёт дешёвое пойло в переулке с двумя статистами, чьих имён он даже не помнил, просто потому, что ему бросили вызов. Как унизительно. И это воспоминание также было напоминанием о том, что всё, что он тогда принимал как должное, теперь исчезло. Всё, что казалось таким важным, превратилось в ничто перед лицом новых проблем, с которыми он столкнулся. Если бы он сказал своему 15-летнему «я», что в будущем он будет обниматься с Деку в своей постели против своей воли… его юный вариант, вероятно, надрал бы ему задницу. Боже, он был таким засранцем. И ты даже не сожалеешь, не так ли? Если честно, то забыть обо всём и ненадолго почувствовать себя легкомысленным уже не казалось такой уж плохой идеей. Именно поэтому он и открыл бутылку. — Каччан… что ты делаешь? — спросил Изуку, и в его голосе послышался настоящий ужас, когда Кацуки сделал глоток холодного пива. — А на что это, чёрт возьми, похоже? — невозмутимо спросил он, держа бутылку одной рукой, а другой продолжая помешивать в кастрюле. — Ты не можешь этого делать! Ты несовершеннолетний! — нервно заметил Изуку. Он говорил высоким голосом, шёпотом, как будто боялся, что его услышит кто-то, кроме Кацуки. Он спрыгнул со стола и подошёл к Кацуки с широко раскрытыми неодобрительными глазами. — Скажи это тем, кто вообще-то купил выпивку, — просто ответил Кацуки, сделав ещё один глоток, просто чтобы позлить Деку. — К тому же мне осталось всего несколько лет до совершеннолетия, когда я смогу пить по закону. — Несколько лет — это много! — раздражённо сказал Деку. — Что, ты думаешь, через несколько лет я буду думать как-то иначе, чем сейчас? — закатил глаза Кацуки. — Отвали от меня. Не то чтобы я никогда раньше не пил это дерьмо. “Каччан!” — Заткнись, Деку. Твои бесконечные разглагольствования — одна из чёртовых причин, по которой я пью это дерьмо, — он сделал ещё один глоток, теперь скорее из вредности, чем из-за реального желания напиться. Возможно, он не так уж сильно изменился с тех пор, как ему было 15. “Эй, не пытайся взвалить это на меня!” — Я бы не стал этого делать, если бы ты держал свой гребаный рот на замке больше пяти минут. “Ты только что жаловался, что я был слишком тихим раньше!” “Потому что ты вел себя странно”. “Нет, я там не был!” “Да, ты, блядь, был таким”. — Это ты вёл себя странно последние несколько дней! Последовала пауза, за которой последовал хмурый взгляд. “О чем, черт возьми, ты говоришь?” — Я… я не знаю, — замялся Изуку, как будто не собирался поднимать эту тему. — Ты стал… другим. “ Что, черт возьми, ты имеешь в виду под "другим”? — Я не знаю! Ты странно себя ведёшь со мной! Катсуки нетерпеливо закатил глаза. — Боже, ты что, собираешься заставить меня задавать один и тот же чёртов вопрос миллион раз? Просто выкладывай уже, придурок! “Я не знаю, как это объяснить!” “Тогда приложи к этому хоть какие-то чертовы усилия!” — Просто ты… — Изуку сделал паузу и глубоко вздохнул, вспомнив, как Кацуки ненавидел, когда он слишком сильно заикался. Он подождал несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, прежде чем продолжить. — С тех пор, как мы… Ну, с тех пор, как мы обнялись. А потом — ты вёл себя странно. Как будто не хотел ко мне прикасаться. И — ты бросал на меня эти странные взгляды… Кацуки затаил дыхание, но изо всех сил старался сохранять нейтральное выражение лица, чтобы Деку не заметил его реакцию. Это правда, что после того кошмара он стал чаще поглядывать на Деку, словно желая убедиться, что мальчик всё ещё жив… Но он не ожидал, что этот чёртов ботаник заметит это. Чёрт, он даже не знал, как объяснить ему это. — Я… я знаю, что уже говорил это, но прости, если я тебя смутил, — продолжил Изуку, когда Кацуки ничего не ответил. — Я просто пытался помочь. Если… если из-за этого ты ведёшь себя странно, то… прости? Кацуки не смотрел ему в глаза. Он не знал, что на это ответить. (Он не мог сказать правду, поэтому лучше было промолчать.) — Я… я не хотел переходить границы дозволенного, — более тихо добавил Изуку после нескольких долгих мгновений молчания. Глядя на него, Кацуки усмехнулся, увидев виноватое и несчастное выражение на его лице. — Ты же знаешь, что мир не вращается вокруг твоей грёбаной гигантской головы, да, ботаник? — сказал он сердито. Деку посмотрел на него. — Боже, ты всегда был таким чертовски самодовольным. Деку нахмурился. — Значит… я не причина того, что ты ведёшь себя странно? — Я не веду себя как придурок. Ты просто выдумываешь. Деку бросил на него обеспокоенный взгляд. “Я так не думаю, Каччан”. — Как я уже сто раз говорил, мне плевать, что ты думаешь. “Ты был другим”. - Отличается насколько? — Тише. И… задумчивее? Я впервые за несколько дней вижу тебя злым, и я даже не знаю, что послужило причиной. — Всё началось из-за кучки придурков, которые стояли вон там и громко разговаривали, как будто они грёбаные животные. Теперь ты это понял своим обезьяньим мозгом? “Я не думаю, что дело только в этом”. “И я не–“ — Тебе всё равно, что я думаю, я знаю. Но здесь что-то ещё. Я могу это сказать. — Потому что ты — высший сорт мудака с интеллектом гениального уровня, который всегда знает, что лучше для каждого из нас, верно? “Э-э, нет. Потому что я чувствую то же, что и ты”. “Это ничего не значит”. “Я думаю, что так оно и есть”. — Если ты ещё хоть раз скажешь мне, что ты обо мне думаешь, я проверю твою теорию с носками и посмотрю, сколько из них я смогу засунуть тебе в глотку, пока ты не заткнёшься. “Видишь? Ворчун”. “Это просто мое обычное настроение”. Смешок. “Да, я полагаю, что так оно и есть”. “Заткнись”. — И всё же я думаю, что довольно странно, что ты ложишься спать в 8 вечера, но считаешь, что можно пить пиво. — А теперь послушай меня, дерзкий маленький придурок. — Тсс! Ребята! — Мина перебила всех в общей комнате — и на кухне — шиканьем и жестом позвала Кацуки. — Кири приехала! Всем тихо! Бакуго, тащи сюда свою задницу! — Я не собираюсь тратить все эти грёбаные усилия впустую только потому, что вы, придурки, больше заботитесь о сюрпризе, чем о грёбаной еде, — проворчал Кацуки. — Я принесу свою задницу, когда этот чёртов хот-дог будет готов. — Перестань вести себя как придурок и иди сюда! Он вот-вот войдёт! — добавила она пронзительным, urgent-шепотом, выключила свет, чтобы усилить эффект неожиданности, и присела на корточки за диваном, рядом с Ураракой и Джиро. Устроившись поудобнее, она повернулась к Кацуки и жестом показала ему, чтобы он снова подошёл. — Веселье в темноте… — тихо прокомментировал Токоями, как только Мина выключила свет. — Я сказал, что принесу свою грёбаную задницу, когда эта грёбаная еда будет готова! — сказал Кацуки своим обычным тоном. — Тс-с-с! Все должны быть здесь, чтобы увидеть сюрприз! — возразила Мина. — Если бы ты, чёрт возьми, следил за Тупым Пикачу, пока он готовил, а не оставил это на последнюю минуту, мне бы не пришлось готовить. “ Прекрати спорить и просто притащи сюда свою задницу на секунду ... “Ребята, он здесь!” — Я бы хотел посмотреть, как ты, чёрт возьми, заставишь меня, Енот… “ Заткнись, ты все испортишь... “Ш-ш-ш! Все, замолчите!” “Эй, почему здесь так темно?–“ “СЮРПРИЗ!!!” Разговор был прерван, когда Киришима в замешательстве вошёл в тёмную общую комнату, из-за чего все ученики 1-А класса, кроме Кацуки, и гости из 1-Б класса вскочили на ноги, чтобы объявить о сюрпризе. Глаза Киришимы расширились, когда он понял, что все собрались здесь, а когда кто-то снова включил свет и он заметил украшения, воздушные шары и плакат «С днём рождения», свисающий с потолка, на его глазах выступили слёзы. — Вы, ребята… — сказал он, качая головой и прижимая кулак к губам, чтобы скрыть слёзы. — Можно поплакать, Кири! — воскликнула Мина и первой крепко обняла его. — Да! — Тецутецу похлопал его по плечу, а Мина продолжала его обнимать. — Выговорись! — Братан… Это так по-мужски, братан… — всхлипнул Киришима, указывая на плакат «С днём рождения» (на котором было изображено несколько сгибающихся рук и гантели). — Прямо как ты, Кирисима-кун! — воскликнула Урарака, обнимая Кирисиму после того, как Тецутецу крепко обнял мальчика. — С днём рождения! — Вы, ребята… Вам не нужно было… — он шмыгнул носом, вытер слёзы и широко улыбнулся всем присутствующим. — Конечно, было! Ты наш лучший друг! — сказала Мина, когда Киришима получил несколько объятий от остальных своих друзей. — А вы, ребята, обвели меня вокруг пальца! — Киришима обвиняюще указал пальцем на Сёдзи и Одзиро. — Кто-то должен был тебя отвлечь, — извиняющимся тоном пожал плечами Оджиро, слегка улыбнувшись Киришиме. — Но оно того стоило, не так ли? — Конечно, чувак! — сказал Киришима, крепко обнимая мальчика. — Спасибо! — И мы даже заставили Бакубро готовить! — заметила Мина, указывая пальцем на Кацуки, который всё ещё был на кухне. Кацуки нахмурился, когда все обратили на него внимание, но Киришима прижал руку к груди, и его глаза снова наполнились слезами. Он подошёл к кухне с выражением эмоций на лице и крепко обнял Кацуки. Удивительно, но его это ничуть не обеспокоило. На самом деле, он… Ему было довольно хорошо. Приятно было, когда его обнимали после… Ну. (Хотя он не знал, почему у него так сдавило грудь). — Бакуго, — сказал Киришима, разжимая объятия и улыбаясь ему. Он положил руку на плечо Кацуки и крепко сжал его. — Спасибо, братан, — он решительно кивнул, словно показывая, что говорит искренне. — Не благодари меня, Волосатик, — Кацуки закатил глаза, хотя в его взгляде читалась привязанность. В конце концов, ему нужно было поддерживать свой имидж. — Поблагодари Енотицу. Это она всё организовала. — Я не заслуживаю всех этих похвал, — тут же сказала Мина, прислонившись к другой стороне кухонной столешницы. — Все немного помогли! — Спасибо, Мина, — Киришима снова обнял её. — Я правда не ожидал… Я понятия не имел, что… о боже, вы, ребята, такие замечательные, — он снова вытер несколько слезинок. — Где Ками и Серо? — спросил Киришима, оглядывая комнату в поисках друзей. — Они скоро придут! — пренебрежительно сказала Мина, словно не желая раскрывать истинную причину отсутствия мальчиков. — А теперь почему бы тебе не поздороваться со всеми остальными, а? Мы откроем твои подарки позже! — она схватила Киришиму за предплечье и потащила обратно в гостиную, где были сложены его подарки на день рождения. — О боже, их так много! Вам, ребята, не стоило этого делать! — воскликнул Киришима, увидев количество пакетов и подарков в обёртке. Кацуки бросил на сияющего мальчика последний взгляд, прежде чем снова сделать глоток пива и с безразличным видом размешать соус для хот-догов. — Ты не собираешься присоединиться к ним? — с любопытством спросил Кацуки Изуку, стоя рядом с ним и внимательно наблюдая за его действиями. — О, конечно, Деку, — усмехнулся Кацуки. — Почему бы мне просто не оставить эти хот-доги здесь и не подождать, пока сосиски сами не прыгнут на булочку, а? Изуку долго смотрел на него, пока Кацуки нарезал хлеб для хот-догов, и в его глазах читалась обида. — Ты ведёшь себя как придурок, — просто сказал он, прежде чем развернуться на каблуках и уйти. Кацуки вздохнул и схватил Изуку за предплечье, прежде чем тот успел выйти из кухни и прежде чем он успел как следует об этом подумать. Деку уставился на него. Он свирепо посмотрел на Деку. Они долго смотрели друг на друга, и напряжение между ними нарастало. По правде говоря... с тех пор, как Кацуки увидел тот кошмар, мысль о том, что Деку расстроен из-за него — зол, обижен или грустит, — не давала ему покоя. Он словно не мог вынести эту мысль. Он не мог вынести, когда в его глупых, грёбаных зелёных глазах читалось что-то похожее на обвинение. Он никогда особо не обращал внимания на восхищение Деку, но теперь, когда он знал, что существует гипотетическая вероятность потерять его навсегда, эта мысль приводила его в ужас. Он хотел бы сказать или понять, почему. Это твоя вина. И ты даже не извиняешься, да? — Я просто нервничаю, — оправдывался Кацуки, и в его голосе слышалось ещё больше злости, хотя тёмная часть его мозга ненавидела его за то, что он вообще это сделал. — И из-за количества людей здесь мне не легче. Их слишком много, на мой вкус. — Да, — выдохнул Изуку через нос, всё ещё выглядя расстроенным. — Я знаю. — Не веди себя так, — раздражённо усмехнулся Кацуки. — Ты сказала, что позволишь мне повеселиться, даже если я призрак. “Ты, блядь, берешь с меня деньги?” — Нет. Если уж на то пошло, я испытываю такой же стресс, как и ты. Катсуки вздохнул, отпуская запястье Изуку. “ Какого черта ты хочешь, чтобы я сказал? «Извини, что нагрубил тебе без причины» — было бы неплохо начать так. “Ты же знаешь, я не приношу извинений”. “Ясно”. “На мой взгляд, ты становишься слишком нахальным”. — Я не виноват, что твой сарказм так и сыплется на меня. “На самом деле, это, блядь, так и есть”. Деку продолжал смотреть на него, не отводя взгляда. Казалось, он был полон решимости получить… что-то от Кацуки, хотя тот и не понимал, что именно. Если он надеялся на извинения, то ему придётся ждать вечно. Кацуки был готов сделать лишь так много, как мог, ради этого дерьмового Деку. — Я почти закончил с этими чёртовыми хот-догами. Потом можешь пойти и поговорить со своими грёбаными друзьями или как там ты развлекаешься, — он отмахнулся от него и вернулся к своим делам. Изуку просто стоял там, уставившись на него. — Можешь передать Киришиме-куну, что я пожелал ему счастливого дня рождения? — спросил он через несколько мгновений почти с вызовом. “Хорошо”, - вздохнул Кацуки, продолжая резать хлеб. — И что я подарю ему подарок на день рождения, как только вернусь в своё тело? “На самом деле его это не волнует, если честно”. — И что мне жаль, что я не могу обнять его прямо сейчас. — Почему бы тебе просто не написать ему письмо, чёрт возьми? — прервал его Кацуки, прежде чем он успел подумать об этом. Изуку вздохнул, молча опустив голову. Катсуки тоже вздохнул. Черт бы все это побрал. — Отлично, дерьмовый Деку. Я расскажу ему всё это дерьмо. “Хорошо”. — Никаких «спасибо, Качан»? — он приподнял бровь. Изуку колебался. «Если тебе не нужно говорить „извини“, то и мне не нужно говорить „спасибо“». “Это чертовски грубо”. “О, а ты нет, Каччан?” “Мне позволено быть грубым”. “Что это вообще значит?”, - закончил Изуку, усмехаясь. — Это значит, что мне, чёрт возьми, можно быть грубым. Это просто моя черта характера. — Вообще-то, это не так работает. И это ужасное оправдание. — Заткнись. Я могу быть грубым. Ты не можешь быть невежливым. “Я так не думаю”. “Я надеру твою призрачную задницу”. — Я скажу «спасибо», если ты скажешь «извини». “Я скажу "извини", если ты назовешь мое имя”. “Каччан”. “Это не мое имя”. “Перестань издеваться надо мной”, - простонал он, смутившись. “Никогда”. “Ты подлый”. “В этом мое очарование”. Изуку покраснел. Он не мог ничего ответить на это. “Я, блядь, не хочу быть частью всего этого”. — Ну же, Бакубро! Это будет весело! “Я недостаточно пьян для такого дерьма”. — Я могу это исправить, — Каминари протянул ему ещё одну бутылку пива. — Каминари-кун! Я уже предупреждал тебя, чтобы ты избавился от всего оставшегося алкоголя! Такое поведение неприемлемо для учеников Академии! — возмутился Иида, должно быть, в шестой раз за эту ночь. «Я не расскажу, если ты не расскажешь, здоровяк!» — Каминари, который уже был навеселе, поднял бутылку, глядя на Ииду, и одним большим глотком выпил половину. — Каминари-кун! Прекрати пить прямо сейчас! Как представитель класса… — Повеселись, Иида-кун! — Каминари обнял Ииду за плечи, тяжело навалившись на него и заставив их обоих потерять равновесие. — О, это рифма! — взволнованно воскликнул он, когда Иида помог ему устоять на ногах. — Эй, Серо! Серо, я поэт! — крикнул он своему другу, безумно хихикая и наваливаясь всем весом на Ииду, который с суровым терпением поддерживал пьяного парня. Серо, который сидел с Миной и Кендо на диване, просто поднял свою бутылку в сторону Каминари, вероятно, не понимая ни слова из того, что тот говорил, но всё равно подбадривая его. Иида воспользовался моментом, чтобы забрать бутылку из рук Каминари и бесцеремонно вылить остатки (которых было немного) в кухонную раковину. — Не-а-а-а! Моё пиво! — запротестовал Каминари, но у него кружилась голова, и он не успел забрать бутылку у высокого парня, пока всё пиво не закончилось. Иида осторожно подвёл Каминари к кругу друзей, которые сидели на полу посреди общей комнаты, помог ему сесть и встал рядом, чтобы присматривать за ним. Кацуки же воспользовался тем, что Иида отвлекся на Каминари, и допил остатки своего пива. Он был одним из тех, кто сидел на полу в кругу, прямо между Киришимой и Джироу. Деку сидел между Джироу и Кацуки, хотя только последний мог видеть мальчика. Джироу вежливо спросила Деку, не хочет ли он, чтобы она отодвинулась в сторону и дала ему место, и теперь они все аккуратно расположились на полу. Среди других членов кружка были Урарака, Каминари и Иида, которые, похоже, спорили об ответственности, Айси Хот (неохотно), Тетсутецу и Хагакурэ. — Ладно, ребята, можем начинать? — спросил Киришима, ставя пустую бутылку в центр круга. — Неужели я действительно должен в этом участвовать? — вздохнул Кацуки, закатывая глаза от глубокого раздражения. — Да ладно тебе, братан! Мидория не сможет играть, пока ты не сыграешь! — в миллионный раз заметил Серо, многозначительно приподняв бровь и глядя на Кацуки, который обречённо вздохнул. — Какого чёрта. Если станет слишком скучно, я уйду, — просто предупредил он, сделав ещё один глоток. — Бакуго-кун! Тебе тоже не стоит это пить! — возразил Иида, словно собираясь отобрать у него бутылку. Кацуки просто посмотрел на него. — Если ты попытаешься снять это с меня, я взорву твою коллекцию стекла, — сказал он как ни в чём не бывало. — Ладно, вот и мы! — Киришима раскрутил бутылку, прежде чем начался новый спор. Иида сердито посмотрел на Кацуки, но не стал прерывать игру ради Киришимы. Бутылка медленно остановилась и указала на Хагакуру и Джиро. — Отлично! Джиро, правда или действие? — спросил он. Джироу выглядела немного смущённой, как будто не знала, какой вариант наименее страшен. — Ну, правда, — она пожала плечами. Никто из них этого не видел, но, судя по звукам, Хагакурэ хлопала в ладоши от восторга. — Ты влюблён в кого-нибудь из нашего класса? — спросила Хагакуре, не моргнув глазом, как будто давно собиралась задать этот вопрос. Джиро тут же покраснел. — О-о-о! — пьяно протянул Каминари, пошатнувшись и упав на Ииду, который выглядел раздражённым, но всё равно поддержал мальчика. — Хагакурэ-сан, вы задаёте правильные вопросы! “Игра началась очень пикантно!” - присоединился Урарака. — Ну же, Джироу! Выкладывай! — подбодрил её Кирисима. Джироу покраснела ещё сильнее и опустила голову. — Д-да, — сказала она таким тихим голосом, что его едва было слышно. — Кто?! Кто это?! — тут же закричала Хагакурэ. — Ты можешь задавать только по одному вопросу за раз! — возразил Джироу, слишком агрессивно защищаясь, его лицо всё ещё было красным. — А-а-а, это несправедливо! — разочарованно взвыл Хагакурэ. — Ладно, Джироу, твоя очередь! — сказала ей Киришима, указывая на бутылку. Она повернула её, и горлышко указало на Ииду и Урараку. — Ладно, Иида, задавай вопрос! — скомандовал Киришима. Иида выпрямился с серьёзным видом и поправил очки на переносице, прежде чем обратиться к своему лучшему другу. — Урарака-сан! — громко воскликнул он, гораздо более официально, чем следовало бы. — Что вы предпочитаете: правду или вызов? — У-у, правда! — быстро ответила Урарака, взволнованно подавшись вперёд. “Какой ваш любимый школьный предмет?” “Чтоааать?” - невнятно произнес Каминари. — Э-э… Это… ты так не играешь… — Киришима, казалось, хотел что-то объяснить, но в то же время не хотел смущать Ииду. — О, Иида-кун… — с ноткой разочарования в голосе произнесла Хагакурэ. — Ты должен спросить кое-что личное, чувак! — вмешался Каминари, снова пьяно наклонившись к Ииде. — Вот, позволь мне показать тебе. Эй, Урарака, с кем бы ты предпочла целоваться в этом кругу? “Ииииииииииииии?!” - взвизгнула Урарака, ее глаза расширились, а щеки тут же загорелись ярко-красным. — Призраки не считаются, да? — добавил Каминари, хихикая как сумасшедший и преувеличенно подмигивая Урараке, прежде чем толкнуть Ииду локтем. Все в кругу возмущённо забормотали, смущённые пьяными выходками Каминари, а Джироу использовала разъём для наушников, чтобы ударить его током в качестве предупреждения, отчего мальчик вскрикнул от удивления и боли. Урарака закрыла раскрасневшееся лицо руками, что, в свою очередь, привело к тому, что она отлетела от круга и поднялась к потолку. — Посмотри, что ты наделал, бака! — упрекнул Джироу. — Каминари-кун! Такое неуважительное поведение постыдно! — возмущённо воскликнул Иида. — Урарака-сан! Вернись! — взмолился Хагакурэ. — Эй, Серо! Серо, дружище! — позвал Киришима. “Да, чувак?” - отозвался Серо с дивана. — Иди сюда, помоги Каминари! Он совсем плох, чувак! — попросил Киришима, настойчиво махая рукой. Серо встал и подошёл к кругу друзей, Мина и Кендо последовали за ним, чтобы посмотреть, в чём дело. — Не-а-а, — пьяно протянул Каминари, когда Серо начал готовить скотч, пытаясь использовать упирающегося Ииду в качестве живого щита от своего друга. — Я обещаю, что буду вести себя хорошо! — Извини, чувак, — Серо виновато пожал плечами, обматывая руки и ноги Каминари скотчем и оттаскивая его от круга, как будто он был мешком с картошкой. — На сегодня ты закончил. Иди поспи и перестань позориться, хорошо? — предложил он, таща Каминари к углу для тайм-аутов, где Минета уже был полностью обмотан скотчем и приклеен к стене так, чтобы его не было видно. — Вот почему на этой вечеринке не должно быть алкоголя! Это противозаконно! — продолжал протестовать Иида, размахивая руками. — Ах, Иида-кун, живи немного, — Хагакурэ игриво толкнула его невидимым локтем. — Ты уже попробовал напитки? — Конечно, нет, Хагакурэ-сан! Как представитель класса, я не могу нарушать правила, тем более что мы все несовершеннолетние! Если уж на то пошло, мой долг — немедленно сообщить об этом Айзаве-сэнсэю! “Нееет!” - немедленно раздался хор протестов. Серо и Мина всё ещё пытались заставить Урараку спуститься с потолка. Серо пытался поймать парящую в воздухе девочку своей лентой, а Киришима, Хагакурэ и Иида горячо спорили об ответственности и законах. Вскоре игра «Правда или действие» закончилась, и только Кацуки и Деку остались сидеть на полу. Кацуки потягивал пиво и наблюдал, как Иида настаивает на том, чтобы позвонить их учителю и испортить вечеринку. — Это чертовски отстойно, чувак, — прорычал Кацуки, ни к кому конкретно не обращаясь и делая ещё один глоток. Он посмотрел на Деку, который с обеспокоенным выражением лица смотрел на Урараку. — Кто-нибудь должен помочь ей спуститься, — задумчиво произнёс Изуку. — Урарака плохо справляется с тошнотой, если использует свою причуду слишком долго, и она не может просто отпустить её, не рискуя получить травму, ведь она так высоко. Кацуки выдохнул и сделал ещё один глоток пива, прежде чем снова повернуться к Деку. — Что у тебя с ней вообще за дела? — спросил он, глядя на мальчика. Изуку покраснел. “Ч-что? Ч-что ты имеешь в виду?!” — Твоя сделка с Круглолицым. Она явно запала на тебя. “Каччан! Не говори таких вещей!” — Ой, да ладно. Все и так это видят. Посмотри на её реакцию только из-за того, что Тупица её дразнит. Лицо Изуку покраснело еще больше, и он отвернулся. — Ш-Она… Она моя подруга. Только и всего. Кацуки уставился на него, испытывая смешанные чувства. Он сделал ещё один глоток, прекрасно понимая, что всё равно не сможет понять, какое впечатление произвели на него слова Деку. — Если ты так говоришь, — безразлично пожал он плечами и снова стал безучастно смотреть на спорящих друзей. — Ты… Ты уверен, что тебе стоит так много пить? — спросил Изуку после нескольких секунд молчания. Кацуки нахмурился, глядя на него так, словно Деку был самым глупым человеком, которого он когда-либо встречал. “Что, блядь, ты имеешь в виду? Это всего лишь мое второе пиво”. — Э-э, да…? Поэтому я и спрашиваю? — Если ты думаешь, что двух бутылок пива слишком много, то ты ещё больший зануда, чем я думал. Изуку теребил пальцами подол своей рубашки и колебался. “Это просто...” Катсуки вздохнул, нетерпеливо закатив глаза. “Что?” “Я начинаю чувствовать себя немного навеселе”. Многозначительная пауза. “Что?” Изуку смущенно отвернулся от него. “О боже мой. О мой гребаный бог”. “Каччан”. “Я не думал, что это дерьмо повлияет на тебя”. “Ну, это же вполне естественно, не так ли?” “В этой дерьмовой ситуации нет ничего естественного, Деку”. Смешок. — Да, наверное, ты прав. Но всё же… Я думаю, что если я могу радоваться, когда ты ешь кацудон, то я могу и напиться, когда ты пьёшь пиво. — Это даёт мне сотни потрясающих идей о том, чем мы будем заниматься остаток вечера. “Что?” “Что?” - Что ты имеешь в виду? — Ну, а что, чёрт возьми, ты думаешь, я имею в виду? Я собираюсь напоить тебя до чёртиков. “Что?!” “О, заткнись на хрен”. — Качан, я не хочу, чтобы ты это делал! — А почему бы и нет, чёрт возьми? Ты когда-нибудь напивался до чёртиков? “Конечно, нет!” “Тогда ты не знаешь, хочешь ли ты этого”. — О, я точно знаю, что не хочу этого! “Ты ни хрена не знаешь”. “Тебя когда-нибудь обосрали?” “Хах. Я заставил тебя сказать это”. “О мой боже”. — Но нет, я не напился. Я не пьянею. От этого дерьма, — он помахал бутылкой, — у меня только кружится голова, максимум. Но я не пьян. “Э-э, это звучит как-то неправильно”. “Какого хрена ты имеешь в виду?” — Ну… у меня есть эмоциональная связь с кацудоном, так что понятно, что ты не испытываешь к нему особой привязанности, когда ешь его, но я чувствую себя счастливым. Алкоголь так не действует. Его воздействие чисто биологическое, так что нет смысла в том, что я чувствую себя пьяным, а ты — нет. — Вся эта чушь может иметь смысл, но ты не принимаешь во внимание, что некоторые люди могут выпить безумное количество алкоголя и остаться в здравом уме, в то время как другие, — он ткнул Деку в грудь, — пьянеют после двух бутылок. “Но я–“ “Хочешь поспорить?” “Что?” — Спорим, я могу напоить тебя так, что ты даже не потеряешь равновесие? — Э-э, нет. Не всё должно быть соревнованием, Качан. Кроме того, где ты слышал о том, что нужно поддерживать физическую форму? — Не то чтобы несколько бутылок пива могли меня испортить. Кроме того, я готов пожертвовать одним днём тренировок только ради того, чтобы увидеть, как ты упадёшь на задницу, потому что ты жалкий слабак. “Каччан”. “Ты готов к этому или нет, цыпленок?”. “Не называй меня цыпленком!” “Ты трус, если скажешь ”нет"". “Это не так работает!” — Ну, я тот, кто устанавливает эти чёртовы правила. Это моё чёртово пиво. И я говорю, что ты трус, если отказываешься. “Это не имеет ничего общего с мужеством!” “Конечно, это, блядь, так и есть. Ты слабак”. “Прекрати так говорить!” “Это действительно так вредно для твоего гребаного эго - сказать "да”?" “Я не хочу, чтобы меня обосрали!” — Почему бы и нет? Никто этого не увидит. Это лучший способ напиться в истории человечества. “Но – но!–” — Ты должен быть чертовски рад, что я готов оказать тебе эту услугу. “Почему напоить меня - это услуга?” — Так ты не будешь хандрить рядом со мной, а я впервые за несколько недель смогу расслабиться. В конце концов, мы оба выиграем. — По-прежнему кажется, что только ты что-то от этого получишь. — Заткнись. Если ты уже пьян после двух кружек пива, держу пари, я смогу заставить тебя обосраться меньше чем за десять минут. “Прекрати говорить подобные вещи!” “Заставь меня”. Изуку замешкался, словно хотел возразить, но не знал, что сказать. “Т-это...! Это вредно для здоровья!” “Это слабое оправдание”. “Я не думаю, что это хорошая идея!” — Мне плевать, что ты думаешь. Кроме того, разве ты не сказал, что хочешь повеселиться? “Мне не нужен алкоголь, чтобы получать удовольствие!” — Да? Тогда почему ты такой напряжённый и тихий и не долбишь мне в ухо просьбами говорить что-то людям, как будто я твой грёбаный курьер? “ Я думала, ты хочешь, чтобы я помолчала! “С каких это пор ты, блядь, делаешь то, что я от тебя хочу?” — Каччан, — он схватил Кацуки за запястье, как раз когда тот открывал третью бутылку пива. — Ты слишком взволнован, — сказал он, изучая лицо Кацуки со смесью любопытства, опасений и беспокойства. — Послушайте, — сказал Кацуки как можно серьёзнее. — Это уже чёртово чудо, что я никого не пристрелил из-за всех этих криков и споров, которые здесь происходят. “Да”. — Ты сказала, что хочешь повеселиться, но ничего не выйдет, если мы оба будем трезвыми. Люди меня чертовски напрягают. Отсутствие людей чертовски напрягает тебя. Я думаю, нам обоим придётся пойти на грёбаный компромисс. “Каччан...” — Заткнись, — он сделал большой глоток пива, не отрывая взгляда от Изуку. — И поверь мне. — Я доверяю тебе, — Изуку слегка покачал головой. — Я просто беспокоюсь. “Не стоит. Я могу подержать свое пиво”. Изуку уставился на него, как будто это было не то, что он имел в виду. Я беспокоюсь о том, что могу сказать или сделать, если потеряю контроль. «К тому же алкоголь попадает в мой организм, а не в твой, так что живи, чёрт возьми, немного», — добавил Кацуки, не подозревая о внутреннем кризисе Изуку. «Считай это моей благодарностью за то, что ты однажды подставил свою задницу ради меня», — добавил он, понимая, что, будь он полностью трезвым, он бы никогда не сказал ничего подобного прямо в лицо Деку. Это твоя вина. И ты даже не извиняешься, да? Изуку неуверенно смотрел на него. — Я же сказал, что устрою тебе настоящее веселье, Деку. А я человек слова, чёрт возьми. Изуку вздохнул. В любом случае, что самое худшее могло случиться? По крайней мере, Качан выглядел взволнованным. Может быть, он мог бы отбросить свои страхи и тоже немного поволноваться, верно? Может быть, они действительно могли бы повеселиться, хотя бы одну ночь? “Прекрасно”, - Изуку охотно поддался кайфу. Прошло полчаса, прежде чем он в четвёртый раз за вечер наткнулся на невидимую девушку. — Ах, прости, Бакуго-кун! Мне следовало надеть сегодня более яркую одежду! — У тебя всегда наготове оправдание? — усмехнулся Кацуки. “Ага!” — Но это не ты натыкаешься на людей. Это люди натыкаются на тебя. По тому, как колыхалась майка, Кацуки предположил, что она пожимает плечами. «Если я не извинюсь, люди будут и дальше толкать меня!» Хм. Так вот почему дерьмовый Деку так много извинялся за все? Хагакурэ развернулась на каблуках и ушла, весело болтая по пути с Одзиро. Глядя на нее, Катсуки пришла в голову идея. У него не просто так был гениальный интеллект. “Вы, придурки, готовы?” “Да, чувак!” “Хорошо!” “Ты иди!” “Ладно, поехали, мать твою”. Изуку пьяно хихикнул и послушно поднял руки. Кацуки, который прошёл в свою спальню только для того, чтобы взять кое-какую одежду, натянул на Деку одну из своих рубашек. Пока он держал руку на ткани, она не должна была проходить сквозь мальчика-призрака. — Ну что? Что вы думаете? — спросил он своих друзей, которые собрались вокруг них, чтобы посмотреть, за исключением Каминари и Минеты, которые всё ещё были связаны в углу. Нерешительное молчание. — Э-э… Что именно мы должны увидеть? — спросил Киришима. — Я просто надел эту чёртову футболку на Деку, — раздражённо объяснил Кацуки. — Она на нём прямо сейчас. Снова тишина. — Это… выглядит так, будто ты просто держишь рубашку в воздухе, — сказал ему Серо. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? Он носит это! — Я надену её! — воскликнул Изуку слишком взволнованно. — Это футболка Каччана! — Давай, Деку, размахивай своими дурацкими руками! — скомандовал Кацуки, ткнув мальчика в плечо. Изуку сделал, как ему сказали, и снова поднял руки, размахивая ими. Кацуки выжидающе посмотрел на своих друзей. У всех на лицах по-прежнему было пустое выражение, как будто они видели только Кацуки, который показывал им рубашку. — Ладно, — сердито проворчал Кацуки, отпуская рубашку. Теперь, когда Кацуки больше не касался его физически, рубашка прошла сквозь Изуку и упала на пол. — Давай, чёрт возьми, попробуем ещё раз. Он схватил другую рубашку и надел её на Изуку. Одной рукой он придерживал плечо Изуки, на которое была надета рубашка, а другой — руку мальчика. — По-прежнему кажется, что ты придерживаешь рубашку, — заметил Киришима, прищурившись и наклонившись вперёд, словно прилагая усилия, чтобы лучше видеть. — Что за чёрт? — возмутился Кацуки. Он схватил Киришиму за руку и положил её на грудь Деку, как будто хотел, чтобы его друг почувствовал это. Как только Киришима прикоснулся к Деку, его рубашка тут же упала на пол. — Эта причуда — полный отстой, чувак, — пробормотал Кацуки. — Тебе стоит попробовать шляпу, Качан. Тогда ты сможешь просто держать её за кончик, и она будет держаться на плаву, — предложил Изуку, опустив глаза и покраснев. Кацуки успешно напоил ботаника пятью бутылками пива, хотя сам был лишь слегка навеселе. Или он был пьян? Он чувствовал себя как обычно, не был растерянным или забывчивым, так что… Может быть, он просто лучше скрывал своё опьянение, чем Деку, который сидел на полу, скрестив ноги, и смотрел на Кацуки, как влюблённый щенок. — Знаешь что, Деку? Это действительно хорошая идея, — Кацуки одобрительно нахмурился и оглядел комнату в поисках шляпы или чего-то похожего. «Кажется, я впервые слышу, как он это говорит», — глаза Серо расширились от искреннего удивления, когда он прошептал Мине: — Заткнись, придурок. У кого-нибудь есть грёбаная шляпа? — обратился он ко всем в комнате, продолжая оглядываться. — Я могла бы сделать одну, — тут же предложила Яомомо, выходя вперёд и с огромным интересом наблюдая за происходящим с душой Изуку. В мгновение ока она без труда достала шляпу из своего живота и протянула её Кацуки. Кацуки надел шляпу на голову Деку и лишь слегка коснулся кончиком пальца края материала. Шляпа всё равно упала на пол, как будто Изуку был сделан из воздуха. — Чёрт!! Почему это дерьмо не работает?! — взорвался он в ярости. — Может, положишь, как… палец… как палец на шляпу, а потом прикоснёшься ко мне, и шляпа останется на месте, потому что ты должен коснуться меня и шляпы… одновременно… — пробормотал Изуку, пьяно заплетающимся языком. Теперь на его лице постоянно играла улыбка, и, закончив говорить, он слегка усмехнулся, словно его собственное предложение показалось ему забавным. — Ладно, — ворчливо сказал Кацуки, наклонившись и подняв с пола шляпу. Он снова надел её на голову Деку, придерживая одной рукой за плечо, а другим пальцем за край шляпы. Это снова пронеслось через Изуку. “У тебя есть еще какая-нибудь чертовски гениальная идея?” - фыркнул Катсуки, раздраженный своим публичным провалом. У него было предчувствие, что его попытки сделать Изуку осязаемым тоже не сработали, потому что: 1. на него смотрели люди; или 2. они были слишком пьяны, чтобы сделать это должным образом. В любом случае, он был достаточно унижен за одну ночь. Все по-прежнему пялились на них. Изуку что-то тихо промычал, закрыв глаза и заваливаясь на бок. “Эй! Не вздумай, чёрт возьми, засыпать на моём месте! — резко ткнул его Кацуки, не обращая внимания на устремлённые на него взгляды. — А? О, точно… Э-э… — Изуку огляделся остекленевшими глазами, посмотрел на своих друзей, затем на шляпу на полу. — Я… не знаю…? — он прищурился, глядя на Кацуки с извиняющимся видом. — Ну, чёрт возьми, отлично, — Кацуки покачал головой и вскинул руки. — Ладно, шоу окончено, придурки. Я не могу, чёрт возьми, сделать Деку осязаемым, а он слишком пьян, чтобы думать, так что занимайтесь своими делами. — Подождите… Он пьян? Как он может быть пьян? — нахмурился Кирисима. — Это потому, что он грёбаный слабак, который не может идти в ногу со мной, — гордо ухмыльнулся Кацуки, хватая Изуку за предплечье и резко поднимая его на ноги. Мальчик потерял равновесие и в итоге тяжело оперся на Кацуки, который обхватил его одной рукой за плечи, чтобы поддержать. Изуку радостно хихикнул и уткнулся лицом в шею Кацуки. “Спасибо, Каччан. Ты тяжелый”, - усмехнулся он. — Ты тяжёлый, — тихо возразил Кацуки. По какой-то причине Деку это показалось забавным, и он снова захихикал, отчего у Кацуки закололо в шее. — Э-э, но разве это имеет смысл? — спросил Серо. — Я имею в виду, что в вас обоих одинаковое количество алкоголя, верно? Так разве вы не должны быть одинаково пьяны? — В первую очередь никто не должен быть пьяным! — крикнул Иида откуда-то издалека. «Люди по-разному справляются с похмельем, придурок», — Кацуки прошёл мимо Серо, таща за собой хихикающего Деку. «Он слабак, а я нет. Вот почему я в порядке, а он уже надрался». — Нет, — возразил Изуку, хихикая и позволяя Кацуки, который держал его за руку выше плеча, а другой рукой обнимал за талию, таскать себя за собой. — Клянусь, что нет. Я просто счастлив. “Конечно, ты, блядь, такой”, - фыркнул Катсуки. — Я же говорил, что ты не дашь мне в морду. — И он снова захихикал над собственной шуткой. — Я чертовски сильно тебя ненавижу. Если ты ещё хоть раз скажешь «чучело» рядом со мной, я, чёрт возьми, — — Ты точно в порядке, братишка? — Мина неуверенно улыбнулась ему, не обращая внимания на то, что говорил Изуку. — Ты выглядишь немного пьяным. — Заткнись, Енот! — крикнул Кацуки, оскалившись на девушку. — Я не пьян, чёрт возьми! Мне просто приходится таскать Деку на себе, потому что он грёбаный неудачник! — Нет! Я крутой! — возразил Изуку. — Ребята, давайте просто продолжим играть в «Правду или действие»! — весело предложил Кендо, стоя у них за спинами. — Вычёркивай меня… — жалобно простонала Урарака, изо всех сил стараясь спрятать лицо. — Подожди, у меня есть идея! — внезапно воскликнул Изуку, выпрямившись и оживившись в объятиях Кацуки. — Ты мог бы… ты мог бы таскать… э-э, таскать, таскать меня повсюду! — И что, чёрт возьми, это докажет? — Кацуки нахмурился, глядя на него как на идиота. — О нет, подожди, я имею в виду, что могу таскать тебя повсюду! — поправился он. — Прости, я перепутал нас. Это сбивает с толку. Я могу таскать тебя повсюду! — Как будто я чёрт возьми позволю этому случиться, — усмехнулся Кацуки, но, полностью игнорируя его, Деку вырвался из его хватки и, споткнувшись, сделал шаг вперёд, прежде чем снова встать на ноги. Затем, прежде чем Кацуки успел среагировать, он снова бросился на него. — Эй. Эй. Какого хрена ты делаешь, придурок? — раздражённо спросил Кацуки, слегка отталкивая Деку. Этого было достаточно, чтобы снова привлечь внимание остальных. — Я тебя поддержу! — воскликнул Изуку, хватая Кацуки за плечи, словно не зная, как его держать, чтобы поднять. — Деку. Отвали от меня, — процедил Кацуки сквозь зубы, но Изуку не обратил на него внимания. Все смотрели на них. «Ты пытался заговорить со мной, чтобы доказать, что я здесь, но я думаю, что будет проще, если я заговорю с тобой», — пьяно объяснил Изуку. Он наклонился и попытался поднять Кацуки на руки, но прежде чем он успел это сделать, Кацуки оттолкнул его. — Прекрати это дерьмо прямо сейчас! Ни за что на свете я не позволю тебе забрать меня! — возмутился он. — Ну же, Каччан! Милый, милый, милый, пожалуйста, — простонал Изуку, теряя равновесие и снова тяжело опираясь на грудь Кацуки. Он хихикнул. — Деку, если ты не возьмёшь себя в руки, я тебя вырубаю, — пригрозил Кацуки. — Проще волочить тебя за собой, чем иметь с тобой дело в таком состоянии. Я должен был догадаться, что ты из тех, кто напивается до беспамятства. — Я не надоедливый. Я очень крутой, — хихикнул Изуку, уткнувшись лицом в грудь Кацуки. — И это ты напоил меня. — Да, потому что я не думал, что твоя придурковатость возрастёт в десять раз. И ты ни хрена не крутой. “Всемогущий думает, что я крутой”. - Что вообще может знать “Всемогущий”? — Э-э-э…? Всё, Каччан? Каччан. Каччан. Качча-качча-качча. Мне очень нравится твоё имя. — Боже, заткнись на хрен. Больше никаких грёбаных напитков для тебя, чёртов слабак, — нахмурился Кацуки. — Значит, тебе тоже больше нельзя пить, — нараспев произнёс Изуку, приглушённо из-за рубашки Кацуки. Единственное, что удерживало Изуку от падения лицом вниз, — это торс Кацуки и его руки, обхватившие мальчика за талию. — Э-э… Всё в порядке, чувак? — спросил Киришима. Остальная часть группы постепенно разошлась, хотя на них по-прежнему смотрело слишком много людей. — Чёрт возьми, отлично, — процедил Кацуки. — Иди играй в свои дурацкие игры или что там у тебя. — Я хочу сыграть в «Правду или действие»! — сказал Изуку, поднимая голову. Он сильнее навалился на Кацуки, которому пришлось отступить на шаг, чтобы не потерять равновесие. — Ты ничего не получишь после того, что ты устроил, — отругал его Кацуки. — Перестань вести себя как ребёнок и возьми себя в руки. Боже, я грёбаный идиот, раз подумал, что это хорошая идея. «Хм», — был единственный ответ Изуку, который он простонал, снова уткнувшись лицом в грудь Кацуки. Слишком много физического контакта, особенно после нескольких дней воздержания. Однако Кацуки был слишком не в себе, чтобы думать об этом в тот момент. Всё, на чём он мог сосредоточиться, — это вес Деку и его тёплое дыхание, от которого его кожа покалывала, как от электричества. — Тогда пошли! — сказал Киришима, не обращая внимания на выходки Изуку. — Вернёмся к игре «Правда или действие»! — А мне обязательно это делать? — раздражённо вздохнул Кацуки. Киришима повернулся и посмотрел на него, мгновение изучая его лицо, а затем пожал плечами. “Только если ты сам этого захочешь, чувак”, - сказал он. По выражению его лица Кацуки понял, что Киришима чертовски хочет, чтобы он присоединился к ним, но уважает его достаточно, чтобы не заставлять. Не дожидаясь ответа, Киришима отошёл и присоединился к только что образовавшемуся кругу на полу. На этот раз в игре участвовало больше людей, но Урарака и Джиро решили не вмешиваться и просто наблюдали за игрой со стороны. Иида тоже решил остаться, чтобы составить компанию другу (и потому что он ещё не освоился в игре). Кацуки только заметил, что Айси Хот тоже не было в кругу, как его крепко схватили за плечо. Он развернулся на каблуках, по-прежнему удерживая на себе большую часть веса полусонного Деку, и увидел, что Айс Хот смотрит на него самым высокомерным взглядом из всех, что он когда-либо видел. Одного взгляда на лицо Тодороки было достаточно, чтобы полностью испортить Кацуки настроение, и все следы веселья и расслабленности тут же исчезли с его лица, когда их взгляды встретились. — Какого хрена тебе нужно? — спросил он у мальчика, стоявшего перед ним, и его голос звучал резко и нетерпеливо без всякой причины. Деку был слишком не в себе, чтобы обращать внимание на происходящее. Одна его рука свисала с плеча Кацуки, который поддерживал его. — Ты напоил Мидорию алкоголем? — спросил Тодороки, и было слышно, что он изо всех сил старается не наброситься на Кацуки прямо там. По какой-то причине мысль о том, что этот ублюдок, чёрт возьми, допрашивает его, заставила Кацуки потерять самообладание. — Да, и какое тебе, чёрт возьми, до этого дело? — в ярости выпалил Кацуки. Его ответ, казалось, ещё больше разозлил Тодороки, потому что в его разноцветных глазах внезапно появилась угроза, и он сделал шаг к Кацуки. «В том состоянии, в котором находится его тело, тебе не стоит ещё больше его нагружать», — упрекнул он, словно чрезмерно заботливый родитель. «Особенно если то, что, по твоим словам, сказал тебе Всемогущий, — правда». Кацуки усмехнулся и нахмурился. — Ты хочешь сказать, что я лгу насчёт Всемогущего? — презрительно фыркнул Кацуки. — Думаешь, я пошёл бы на всё это из-за такого жалкого придурка, как ты? — Я не знаю, это ты мне скажи, — бросил вызов Тодороки. — Что, думаешь, я не продумал это, придурок? Думаешь, я один из твоих тупых друзей? — усмехнулся он. — Проклятое тело Деку не страдает так же, как его душа. “И откуда ты это знаешь?” — Потому что я сломал этому ублюдку нос, а его тело было в полном порядке, — сказал он, не задумываясь (спасибо, алкоголь). Глаза Тодороки расширились, и через мгновение он уже смотрел на Кацуки так, словно собирался невольно активировать свою левую сторону. “Ты сломал Мидории нос?” И да, ладно, Кацуки пришлось признать, что, судя по тому, как он это сказал, он мог понять, почему Тодороки разозлился. Но как, чёрт возьми, он мог объяснить, что на этот раз он не собирался бить Деку и что это был несчастный случай? Как он мог сказать, что прикоснулся к шраму на спине Деку и испугался, потому что внезапно вспомнил всё, что произошло во время боя со злодеем? — Это не твоё чёртово дело, — выплюнул Кацуки вместо того, чтобы оправдываться, потому что это было лучше, чем показаться слабым, особенно перед Айси Хот. Он знал, о чём, должно быть, думал этот ублюдок, и знал, как прозвучали его слова. Но, должно быть, впервые в жизни он не хотел причинить Деку боль, когда сломал ему нос. Он действительно не хотел. — Это моё дело, если ты причиняешь боль моему другу, — возразил Тодороки, и его голос опасно понизился. На них начали обращать внимание, в основном Урарака и Иида, но большинство учеников на вечеринке были слишком заняты недавно начавшейся игрой в правду или действие, чтобы обращать внимание на растущее напряжение в другой части комнаты. — Я, чёрт возьми, не причиню ему вреда, — Кацуки сделал шаг в сторону Тодороки, и на его лице отразились гнев и раздражение. Изуку поднял голову, его остекленевшие глаза с трудом фокусировались на Тодороки. «Тодороки-кун», — он ласково и пьяно улыбнулся после нескольких мгновений смутного узнавания, вырвался из хватки Кацуки и бросился к Тодороки, словно хотел его обнять. Кацуки удержал его, прежде чем он успел это сделать, не только потому, что знал, что Деку пройдёт сквозь Тодороки и в результате упадёт лицом вниз, но и потому, что… Ну. По другим причинам. — На самом деле я делаю для него больше, чем ты, — обвинил его Кацуки, не обращая внимания на то, как Деку извивается, когда он притягивает его к себе, и продолжая смотреть на Тодороки. — О, да? Поэтому ты проигнорировал мой план выяснить, что происходит с Мидорией, и предпочёл оставаться в своей безопасной зоне комфорта вместо того, чтобы хоть раз сделать что-то героическое? Кацуки раздул ноздри и крепче сжал руку Деку. Деку нахмурился. — Нет, — прорычал он. — Вот почему я, чёрт возьми, нашёл лучший способ выяснить, что происходит с телом Деку, вместо того, чтобы рисковать своей грёбаной карьерой из-за безрассудного грёбаного плана, — сплюнул он. — Не у всех из нас есть знаменитый папочка, который может выручить нас, когда мы делаем что-то грёбано незаконное. Настала очередь Тодороки раздувать ноздри. На них обратилось ещё больше взглядов. — Я не знаю, что с тобой происходит, Бакуго, — сказал Тодороки так же невозмутимо, как и всегда. Если бы не молчаливая ярость в его глазах, он выглядел бы таким же скучающим и безразличным, как и всегда. — Но если ты причинишь вред Мидории… — Ты собираешься что сделать? — перебил его Кацуки, и гнев охватил каждую клеточку его тела. Он чувствовал, как часть этого гнева просачивается в дерьмового Деку, чтобы уравнять их — чего не случалось уже несколько дней. Тишина. На самом деле, теперь в комнате воцарилась тишина. Все наблюдали за дискуссией. — Я позабочусь о том, чтобы ты за это поплатился. Мидория достаточно долго терпел твои издевательства. Кацуки усмехнулся, ухмыльнулся и пристально посмотрел на Тодороки. Этот придурок думал, что знает что-то о его отношениях с Деку? Он думал, что знает Деку лучше, чем он? — О, да? И как ты собираешься это сделать, Ледяной Огонь? Руки Тодороки сжались в кулаки, лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалась ярость. “Ты выглядишь так, словно хотел бы, чтобы я продемонстрировал тебе это”. Это был переломный момент для Кацуки. “О, включи это, блядь”, - сказал он. — Каччан, — простонал Изуку, пытаясь встать между Кацуки и Тодороки. — Не… — повторил он, словно не мог произнести ничего более связного. — Уйди с дороги, Деку, — процедил Кацуки сквозь стиснутые зубы, его голос был гортанным и злым. Изуку продолжал стоять перед ним, отчаянно цепляясь за рубашку Кацуки и пытаясь самостоятельно встать на ноги. — Мидория, отойди, — сказал Тодороки, как будто видел Деку, как будто имел какое-то чёртово право обращаться к нему. Это безмерно разозлило Кацуки. — Не смей, чёрт возьми, разговаривать с ним, придурок! — закричал он, и в его руках что-то взорвалось. — Почему? Почему ты должен быть единственным, кто с ним разговаривает? — спросил Тодороки, тоже готовясь к драке. Изуку робко попытался оттолкнуть Кацуки, но споткнулся. — Потому что только я могу его видеть, тупой кусок дерьма! — И тот, кто, судя по всему, может сломать ему нос без причины, — обвинил его Тодороки. В комнате послышались потрясённые возгласы, и Кацуки почувствовал неодобрение во взглядах, устремлённых на него. — Я тебя, чёрт возьми, убью! — он набросился на Тодороки. “Бакуго!” “Эй, подожди!” - крикнул я. “Бакуго-кун!” “О боже мой!” “Каччан, нет!” — Ладно, ребята, хватит! — сказал Киришима, бросаясь между двумя мальчиками и активируя свою способность к усилению. Он вытянул обе руки и коснулся груди Кацуки и Тодороки, чтобы оттолкнуть их друг от друга. Изуку тяжело опирался на Кацуки и выглядел обеспокоенным. Он встал так, что казалось, будто он пытается использовать себя в качестве живого щита, чтобы защитить Кацуки от атаки Тодороки. Рука Киришимы прошла сквозь него, когда он удерживал разъярённого Кацуки, но Киришима не мог этого знать, а Изуку, похоже, этого не заметил. — Серьёзно? Ты собираешься сделать это в мой чёртов день рождения? — с ужасом спросил Киришима. — Уйди с дороги, Киришима, — прорычал Кацуки, даже не пытаясь пройти мимо своего лучшего друга. — Этот придурок хочет со мной подраться? Я ему устрою. — Кацуки, остановись! — воскликнул Киришима, и ладно, это было впервые. В глазах Киришимы, когда он смотрел на своего лучшего друга, читалась боль, и тот факт, что он только что назвал Кацуки по имени, указывал на то, что он был предельно серьёзен — на самом деле, более серьёзен, чем когда-либо. Кацуки перестал пытаться продвинуться вперёд, но его руки всё ещё были сжаты в кулаки, и он продолжал рычать на Тодороки, стоя на плече Киришимы. — Я серьёзно, чувак! — добавил Киришима после того, как Кацуки отступил, но не расслабился. — Последнее, чего я хочу сегодня, — это чтобы мои друзья дрались! Можете ли вы хоть немного уважать меня? Хоть раз? — он повернулся и посмотрел на Тодороки, всё ещё удерживая их обоих. — Каччан, — простонал Изуку, тяжело опираясь на него. — У меня кружится голова. — Просто остановитесь, вы оба! — продолжил Киришима, опуская руки, но продолжая стоять между ними. — Я знаю, что вы оба заботитесь о Мидории, но вам не нужно драться из-за него. “Что за черт, Дерьмовый–“ — Я серьёзно, чувак, отойди! — огрызнулся на него Киришима, вероятно, впервые в жизни. Кацуки уставился на него. — Мы здесь, чтобы праздновать и веселиться, а не драться. Я думал, ты мой друг, — обвинил он его, и в его глазах читалась обида. Кацуки продолжал смотреть на него. Киришима выглядел очень расстроенным. — Я и есть твой друг, — сердито сказал Кацуки, словно не мог поверить, что Киришима осмелился в этом усомниться. У него не было ни времени, ни желания думать о том, что он впервые произнёс это вслух — его мозг был затуманен пивом, гневом и беспокойством. — Тогда отпусти этого парня! — в отчаянии сказал Киришима. — И тебя тоже, Тодороки! — он повернулся к другому мальчику. — После всего, через что он прошёл, Мидория заслуживает немного выпить и повеселиться! Тодороки выглядел так, будто хотел поспорить, будто хотел закончить начатое, но из уважения к Киришиме он отступил и расслабился. — Я не против, — Тодороки поднял обе руки в знак капитуляции, его лицо оставалось таким же невозмутимым, как всегда. — Но если Бакуго снова причинит вред Мидории… — Я, чёрт возьми, сделал это не специально, — процедил Кацуки сквозь стиснутые зубы, хотя и ненавидел себя за то, что чувствовал необходимость объясниться с Ледяным. Тодороки просто уставился на него с недоверием во взгляде. — Просто отпусти его. Ладно? Прекрати это, — настаивал Киришима, не сводя глаз с Кацуки. Кацуки смотрел на него так, будто всё ещё хотел отомстить, но в конце концов вздохнул и коротко кивнул. Киришима расслабился, опустил руки и деактивировал свою причуду. — Чёрт возьми, ребята. Может, хоть один день проведём в дружеской обстановке, без драк? — сказала Мина, всё ещё сидя в круге «Правда или действие». — Я с Миной, — кивнула Яомомо. — Мы тренируемся, чтобы стать профессиональными героями. Такое ребяческое поведение недопустимо. — Да. Давайте просто расслабимся, хорошо? — предложил Серо. “И перестань пить на ночь!” - напористо добавил Иида. Киришима заметил, как Кацуки сжал кулаки от неожиданного комментария, и схватил его за запястье, прежде чем тот успел что-то сказать или взорваться, и серьёзно посмотрел на своего лучшего друга. — Я серьёзно, чувак. Просто отойди, — тихо сказал он, чтобы его услышал только Кацуки, и серьёзно посмотрел на него. — Отлично, — проворчал Кацуки, вырывая руку из хватки Киришимы и уставившись в пол. — Ладно. Можем ли мы все договориться о перемирии? — громко объявил Киришима, переводя взгляд с Кацуки на Тодороки. Тодороки кивнул и отвернулся, а Кацуки промолчал, не соглашаясь, но и не отрицая. — Верно. Ладно, тогда возвращаемся к игре! — весело объявил Киришима, хотя это казалось немного наигранным, как будто он всё ещё был расстроен. Он пошёл обратно к кругу, но, когда Кацуки не последовал за ним, остановился. «Давай, чувак. Ты с нами играешь», — он жестом пригласил Кацуки следовать за ним. — Ты сказал, что я должен играть только в том случае, если захочу, — ворчливо заметил Кацуки, по-прежнему глядя в пол и не обращая внимания на то, что Деку навалился на него всем весом. — Это было до того, как ты чуть не взорвал половину вечеринки, — сказал Киришима тоном, не оставляющим места для обсуждения, сел на пол и освободил место для Кацуки и Изуку рядом с собой. — Теперь ты должен сыграть в качестве извинения. Давай! Это будет весело. И ты тоже, Тодороки! — он указал на мальчика, который стоял дальше от Кацуки. Кацуки закатил глаза так сильно, что почти увидел свой мозг. Изуку тихо потянул его за рубашку, глядя на него снизу вверх. — Я бы хотел поиграть, — сказал он, мягко улыбаясь Кацуки. — И немного повеселиться. — Ладно, — вздохнул Кацуки, снова закатив глаза, и пошёл к кругу. Ответ был адресован и Киришиме, и Изуку. “Ураааай!” - весело воскликнул пьяный Изуку. Кацуки решил, что ему лучше начать пить воду, чтобы вывести токсины из организма, пока Изуку не стало совсем плохо. - Кири, “правда или действие”? “Посмей!” “Я вызываю тебя на поединок"… Изобрази Бакуго!” Серия взрывов смеха. «Эй! Дерьмовые волосы! Не смотри, чёрт возьми, в мою сторону! Умри! Умри! Умри! Ты! Умри! Декуууууу!» — точно изобразил Киришима, сделав свой голос более гортанным. Группа снова рассмеялась, а Кацуки просто разозлился и зарычал. “ Я говорю совсем не так, ты, кусок дерьма! «Я совсем не так говорю, кусок дерьма!», — тут же передразнил Киришима, почти в точности копируя своего лучшего друга. Снова смех. “Он хорош”, - усмехнулся Изуку. “Заткнись”, - с досадой выплюнул Катсуки. — Хорошо, давай ещё раз раскрутим, — Киришима наклонился вперёд, всё ещё улыбаясь, и раскрутил бутылку. Она указала на Хагакурэ и Цую. — Хагакурэ-тян, хочешь правду или dare? — спросила Цуйю. — Правда! — радостно воскликнула Хагакурэ. Цую задумчиво поднесла палец к подбородку, прежде чем сформулировать вопрос. “Ты знаешь, на кого ты похож?” Все уставились на Хагакуре, который на мгновение задумался над вопросом. — Я имею в виду… я знаю, как я выглядел до того, как проявилась моя причуда! Я не родился невидимым, знаете ли… Но после этого я попробовал только один раз… я попросил друга намазать мне лицо краской, чтобы я мог посмотреть на себя в зеркало! Думаю, я выглядел неплохо! — Нам нужно как-нибудь попробовать! — воскликнула Урарака, наблюдавшая за игрой снаружи круга. — Посмотрите, как выглядит Хагакурэ-сан! — Я согласна! — радостно воскликнула Мина. — У кого-нибудь здесь есть краска? — Я в деле! — взволнованно воскликнула Хагакурэ. — Довольно утомительно всё время быть невидимой! — Расскажи мне об этом, — пробормотал Изуку, прислонившись головой к плечу Кацуки. Кацуки фыркнул от смеха. Они оба были слишком пьяны, чтобы обращать внимание на физический контакт: Изуку — потому что был слишком пьян, а Кацуки — потому что был слегка пьян. В любом случае, им обоим было комфортно прикасаться друг к другу и находиться рядом — не только потому, что они уже делали это несколько дней назад, но и потому, что оба были пьяны, и Деку больше не мог сидеть прямо, так что у него не было другого выбора, кроме как опереться на Кацуки. Айси Хот продолжал бросать на Кацуки косые взгляды, сидя прямо перед ним, но ради Киришимы Кацуки не обращал на него внимания. Если честно, количество физических контактов его не особо беспокоило. — Теперь моя очередь! — объявила Хагакурэ, раскручивая бутылку. Она указала на Яомомо и Деку. — Э-э-э... Яояо-сан... Ты хочешь правду или... Что-то ещё? — он нахмурился, глядя на Кацуки, который закатил глаза. — Он предлагает сыграть в «правду или действие», — невозмутимо объявил он со скучающим видом. — Думаю, я выберу правду! — объявила Яомомо. — Что самое большое из того, что вы когда-либо создали с помощью своей причуды? — Правда? Это тот вопрос, который ты собираешься задать? “У тебя есть идея получше, Каччан?” “Э-э, да, придурок. Несколько”. — Бакуго, мы можем слышать только твою сторону! — возразил Серо. — Просто скажи нам, о чём спрашивает Мидория! — Он хочет знать, что самое большое ты когда-либо создавал с помощью своей причуды, — вздохнул Кацуки. «О», — Яомомо удивлённо моргнула, как будто не ожидала вопроса, связанного с причудой. Учитывая предыдущие вопросы, которые звучали в этой игре «правда или действие», она не ошиблась, удивившись. «Ну, я думаю… Я думаю, это была пушка…», — задумчиво сказала она. — Правда? Насколько он был большим? Сколько времени ушло на подготовку? Ты сильно устал потом? Что… — Деку, ты можешь задать только один грёбаный вопрос, — прервал его Кацуки. “Ах, да, извини”, - смущенно сказал Изуку. — Теперь я буду крутить, — сказала Яомомо Мине, и та кивнула. — Хорошо, — сказала она, наклонившись вперёд и раскрутив бутылку. Она указала на Кацуки и Мину. — Правда или действие, Бакубро? — спросила Мина, звуча гораздо более взволнованно, чем следовало бы. Кацуки сразу понял, что она что-то задумала, и знал, что если выберет правду, то в итоге проиграет. “Дерзай”, - торжествующе сказал он, в его глазах читался вызов. “ Я предлагаю тебе чмокнуть Кири в щеку! “Что?!” “Ооооо!” — Мина, ты сама этого хочешь, не так ли? “Покойся с миром, Мина-тян”. “Это запрещено, не так ли?” — Да чёрт возьми, я не буду этого делать! — прорычал Кацуки. — Это вызов, Бакуго! Ты не можешь отказаться от вызова! — заметила Мина. — Считай это подарком на день рождения! — Я уже подарил ему подарок на день рождения! — прорычал Кацуки. Изуку сидел рядом с ним очень тихо. — Который он ещё не открыл! — заметил Серо. “ Вряд ли это мое гребаное дело, не так ли? — Бакуго, всё в порядке, чувак, — усмехнулся Киришима, поднимая руки в успокаивающем жесте и делая вид, что пытается наладить мир в группе. — Тебе не обязательно это делать, всё нормально. — Тебе не обязательно это делать, — пренебрежительно пожала плечами Мина. — Но если ты этого не сделаешь, ты трусиха. — У тебя что, смерть на уме?! — воскликнул Серо, в ужасе глядя на Мину. «Бакубро никогда не причинит мне вреда!» — Мина послала Бакуго воздушный поцелуй. — Попытай счастья, Енот, — прорычал Кацуки по-звериному. — Мина может выбрать другой способ! — попытался предложить Киришима. — О, Мина может выбрать множество других заданий, — злобно ухмыльнулась Мина. Киришима умоляюще посмотрел на неё, понимая, что Кацуки не в настроении играть. — Если он не хотел, чтобы ему бросали вызов, ему следовало выбрать правду, — безжалостно добавила она. — Теперь он либо выполнит моё задание, либо он… — она изобразила руками курицу. — трус! — О, я, чёрт возьми, покажу тебе, кто тут трус, — прорычал Кацуки, бросаясь вперёд, но его остановила рука Киришимы, лежащая на его груди. «Это просто чмок в щёку! Ничего особенного!» — сказала Мина. — Мина, перестань дразнить его, — взмолился Киришима, всё ещё удерживая Кацуки. — Никогда! Бакуго — самый крутой, кого можно дразнить! — усмехнулась она, и только тогда Кацуки заметил, что она тоже немного пьяна. Это объясняло, почему она, казалось, потеряла чёртово чувство самосохранения. — Ты ни хрена не смыслишь в пари, Енотоглазый, — прорычал Кацуки, медленно отталкивая Деку, чтобы тот мог повернуться к Киришиме, который сидел рядом с ним и всё ещё прижимал руку к груди. — Лучше тебе надеяться, что в следующем раунде я тебя не поймаю, потому что я тебя завалю, что бы ты ни выбрал. «Бакуго, правда, тебе не нужно…» — попытался сказать Киришима, когда Кацуки подошёл к нему, но его прервал мальчик, быстро и едва ощутимо поцеловав его в щёку. Киришима покраснел, а Кацуки просто сел обратно, как будто ничего особенного не произошло. Большинство членов кружка не заметили этого поцелуя, потому что он был таким быстрым, но Мина, которая внимательно следила за происходящим, широко раскрыла глаза от удивления и шока. “О боже, он действительно сделал это!” - воскликнула она. — Я же сказал тебе, что я не грёбаный трус, придурок! — крикнул Кацуки. «Это был самый мужественный поцелуй… из всех, что мне когда-либо дарили…», — искренне сказала Киришима. “А, заткнись нахуй”, - Катсуки закатил глаза. Вместо того, чтобы снова положить голову ему на плечо, как он делал до того, как Кацуки подвинулся, Изуку решил сидеть прямо. Кацуки бросил на него вопросительный взгляд, но когда мальчик не посмотрел ему в глаза, а на его лице появилось пустое выражение, он решил не обращать на него внимания. Наверное, Деку просто почувствовал действие алкоголя или что-то в этом роде. — Ладно. Теперь я должен крутить это дерьмо? — спросил он, прежде чем раскрутить бутылку. В итоге она указала на Серо и Тетсутецу, что привело к борьбе на руках, которая длилась дольше, чем кто-либо ожидал. Игра продолжалась ещё какое-то время, и Изуку долго молча сидел рядом с Кацуки, ничего не говоря. Быстрых, восторженных комментариев, которые он отпускал в начале игры, больше не было. Бутылка больше не указывала на него, но пару раз указывала на Кацуки, но только для того, чтобы он спрашивал у людей «правда или действие», а не выбирал. К счастью для Мины, Кацуки больше не участвовал в игре с ней. В конце концов, каждый хотя бы раз выбрал и правду, и dare, и когда игра стала слишком однообразной, они решили вместо этого сыграть в Uno. Только когда Киришима спросил Изуку, не хочет ли он тоже поиграть, Кацуки понял, что мальчик заснул бог знает когда, его подбородок неудобно прижался к груди, а из уголка рта стекала тонкая струйка слюны. Он сидел неподвижно и, казалось, вот-вот завалится набок, из-за чего Кацуки закатил глаза. Почему этот придурок просто не положил голову ему на плечо, как делал раньше? — Он не хочет играть, — сказал Кацуки Киришиме, который ждал ответа и не знал, что Изуку спит. Киришима разложил карты и раздал колоды всем, кто хотел играть. Кацуки подождал, пока никто не посмотрит на него, чтобы он мог немного, совсем чуть-чуть, придвинуться к Деку и снова положить его голову себе на плечо, чтобы мальчику было удобнее спать — или настолько удобно, насколько это было возможно в такой ситуации. Я просто не хочу, чтобы у него болела шея, иначе у меня тоже будет болеть шея, — сказал себе Кацуки, изо всех сил стараясь не злиться и не чувствовать себя жалким из-за того, что он помогает спящему Деку. Вот только он был пьян, и кого, чёрт возьми, он обманывал? Где-то по пути он начал переживать за Деку и не хотел, чтобы у мальчика болела шея. Точка. И Деку всё ещё мог его раздражать, но он также заставлял… Он заставлял Кацуки чувствовать то, чего он раньше не испытывал. То, с чем он не знал, как справиться. Деку вздохнул, положив голову ему на плечо. Упрямая детская часть Кацуки пыталась убедить его, что он не должен наслаждаться обществом Деку, его прикосновениями или близостью Деку. Кацуки пока не знал, что и думать об этом голосе, поэтому решил, что лучше будет бить своих тупоголовых друзей в чёртовом Uno, пока не разберётся в этом дерьме. Ближе к ночи большинство учеников из 1-А класса — и некоторые из 1-Б — были уже в стельку пьяны, хотя после почти драки Бакуго и Тодороки никто не осмеливался больше пить. Деку крепко спал и не проснулся бы, даже если бы прямо сейчас вокруг него рухнул мир, настолько он был пьян. Кацуки не был совсем уж под градусом, но в голове у него было туманно и легко, как ему нравилось, когда он пил с друзьями. Тем не менее, каким бы пьяным он ни был, он не спотыкался и не выглядел пьяным — со стороны он казался совершенно трезвым. В конце концов, это был его чёртов секрет — притворяйся, пока не получится. Однако, каким бы лёгким ни было его состояние и как бы ни кружилась голова, он не мог перестать думать о своём споре с Айси Хот. И каждый раз, когда Кацуки смотрел на этого ублюдка, тот смотрел прямо на него, как будто следил за Кацуки, чтобы убедиться, что тот не собирается, чёрт возьми, убить душу Деку или что-то в этом роде. Кацуки хотел ударить его. Он так сильно хотел ударить этого полукровку. Но ради Киришимы он этого не сделал. Не сейчас. Но кем, чёрт возьми, по-твоему, был Айси Хот? Бросался обвинениями ему в лицо, вёл себя так, будто знал что-то о Деку, вёл себя так, будто Бакуго всё ещё был 15-летним подростком, который избивал Деку и плохо с ним обращался. Ладно, он был таким подростком, и это нельзя отрицать, но сейчас он стал намного лучше! Он становился лучше. Он становился чертовски лучше и хорошо относился к Деку! Верно? Он не мог изменить прошлое, но мог улучшить будущее. И хотя Деку был занозой в заднице и практически прилагал усилия, чтобы вывести Кацуки из себя… Он старался быть лучше. Он водил его к маме, позволял ему спать на своей кровати, разговаривал с ним по-настоящему, он… он… Да, в этом-то все и дело. Черт. Ему еще многое предстояло улучшить, не так ли? Но Кацуки, чёрт возьми, покажет ему. Айс Хот думал, что он намного лучше его, верно? Не использовал левую руку на этом чёртовом спортивном фестивале, смотрел на него с этим чёртовым раздражающим высокомерным видом, вёл себя так, будто он был опекуном Деку номер один. Кацуки покажет ему, кто здесь номер один. Он, чёрт возьми, покажет ему. Его ноги подействовали раньше, чем мозг успел осознать его мысль, и, прежде чем он успел опомниться, он прервал разговор между Яомомо и Джироу. Девушки удивлённо уставились на него, как будто не ожидали, что кто-то вроде Кацуки заговорит с ними на вечеринке. Но он уже принял решение. Ему ещё многое нужно было выяснить, многое понять. История Всемогущего имела смысл только до определённого момента, и он знал, что школа всё ещё что-то от них скрывает. Пришло время, чёрт возьми, разобраться, что, чёрт возьми, на самом деле происходит, и, к сожалению, бесполезный придурок Деку спал как убитый у него на плече (Кацуки нёс спящего мальчика на плече, как мешок с картошкой, потому что так было проще всего нести его, не причиняя вреда ни ему, ни спине Кацуки), и он сопротивлялся всем попыткам Кацуки разбудить его. Все попытки разбудить Деку заканчивались либо вздохом и ворчанием, либо мечтательным «Качан», что оставляло его затуманенному алкоголем мозгу, который всё ещё был чертовски блестящим, большое вам спасибо, только один правдоподобный вариант. — Привет, девочка с наушниками, — сказал Кацуки, изо всех сил стараясь не выглядеть и не звучать пьяным — и ему это удавалось. Чёрт, он чертовски хорошо притворялся трезвым. — Всё в порядке, Бакуго? — Джироу нахмурился, глядя на него, как и Яомомо. Они не привыкли к тому, что Кацуки разговаривает с ними без причины. — Ты занята или что-то случилось? — спросил Кацуки, стараясь не привлекать внимания. Джироу непонимающе моргнула и перевела взгляд с Кацуки на Яомомо, словно не знала, что ответить на этот вопрос. — Э-э… Вам что-нибудь нужно? — выдавила она из себя, одновременно нахмурившись в замешательстве. — Вообще-то, да, — кивнул Кацуки. Он не стал ничего объяснять или просить, просто смотрел на неё и ждал, когда она последует за ним. — О… Ладно, тогда…? — Джироу снова нахмурился, явно чувствуя себя неловко. — Это обязательно должно быть прямо сейчас? — Ты, чёрт возьми, сам мне скажи, — пожал плечами Кацуки. Джиро снова посмотрел на Яомомо. — Всё в порядке, — улыбнулся Яомомо, отступая на несколько шагов. — Остальное я объясню тебе позже! — Ладно… — Джироу повернулась и посмотрела на Кацуки с подозрением во взгляде. Она подождала, пока Яомомо отойдёт подальше, скрестила руки на груди и бросила на Кацуки полувопросительный, полуобеспокоенный взгляд. — Что случилось? — спросила она, приподняв бровь. «Пойдём со мной», — Кацуки кивнул в сторону выхода из общей комнаты и направился к нему, не оглядываясь, чтобы проверить, идёт ли за ним девушка. Джироу на мгновение замешкалась, прежде чем выдохнуть и последовать за Кацуки, гадая, зачем он ей понадобился. Все по-прежнему веселились, и никто не заметил их отсутствия. — Куда мы идём? — спросила она, как только они оказались в главном зале, вдали от шума и людей. Внезапная перемена в атмосфере была очевидна — в пустом зале не было слышно громких разговоров и смеха, которые наполняли общую комнату, и у них обоих зазвенело в ушах. Единственными звуками были шаги Кацуки и Джироу, которая шла за ним по пятам. — Просто иди за мной, — просто сказал Кацуки, не глядя на неё. — Я всё объясню по дороге. Он бы показал себя Чертовски сексуальным. Он бы, блядь, показал ему. Примечания: Автор прекрасно понимает, что группа несовершеннолетних не должна пить вместе и что это нездорово и неправильно с моральной точки зрения, но автор также не лицемер и прекрасно понимает, что несовершеннолетние всё равно находят способы выпить в реальной жизни, независимо от того, законно это или нет, так что ладно Смотрите, мы наконец-то кое-чего добились! Интересно, зачем Бакуго нужна помощь Джироу... Надеюсь, всё получилось! Я действительно выкладываюсь по полной... В том смысле, что трачу каждую свободную секунду (которых у меня не так много) на написание этого. Я понимаю, что обновления занимают много времени, но мне также приходится работать по 9 часов в день + два часа на дорогу до работы и два часа на дорогу домой. Я имею в виду, что знаю, что сейчас всё идёт медленно, и мне жаль, если эта глава показалась вам... торопливой? Странной? Неловкой? Внезапной? Я не знаю... Честно говоря, мне она вроде как нравится, но пока я её писала, я не могла перестать беспокоиться о том, понравится ли она вам, ребята, или вы решите, что Бакуго слишком много пьёт. Мне просто нравится, как он пробует что-то новое и изо всех сил старается казаться «плохим парнем», при этом получая лучшие оценки и ложась спать в 8 вечера (мы ведь никогда не дадим бедному мальчику покоя из-за этого, верно?). В любом случае. Несмотря на усталость, эту историю определённо стоило написать, если не ради удовольствия, то ради отзывов, которые вы, ребята, мне оставляете! Правда, я так сильно люблю ваши комментарии. Спасибо, что прочитали всё, что я здесь написала, и нашли время сказать мне что-то приятное! Писатель — ничто без своих читателей. И я просто обожаю писать эту историю, понимаете? Кроме того, я наконец-то понял, сколько глав будет в этой истории (19). Если вы подписаны на меня в Твиттере, то, возможно, видели, какими я планировал сделать названия глав, прежде чем запаниковал и удалил твит через десять минут. В любом случае... Нам ещё далеко до конца, но мы уже прошли больше половины пути! Это грустно? Это хорошо? Вы рады, что вам не придётся читать более двадцати глав по 20 тысяч слов? Понятия не имею! Я просто надеюсь, что вам, ребята, понравится читать эту историю так же, как мне нравится её писать! Я думаю, что следующая глава будет опубликована быстрее, чем эта... В Бразилии скоро начнётся карнавал, и у меня будет три выходных, которые я посвящу работе над этим! Кроме того, я давно хотела сказать, что я ужасная любительница намёков, так что... Может, попробуете найти подсказки, которые я оставила в предыдущих главах и в этой? Или не надо, не думайте о том, что нас ждёт впереди (пока можете) ;-) Увидимся в следующий раз и спасибо за чтение!