The Way You Used To Do. (Так, Как Ты Это Делал Раньше)

Так, Как Ты Это Делал Раньше edema_ruh Глава 9: Шрамы Примечания: (Примечания приведены в конце главы.) Текст главы Изуку проснулся от грохота и громкого шепота. Он прищурился и приподнял голову с кровати. Зрение всё ещё было затуманено после сна, а разум был сбит с толку и вяло соображал. Он увидел силуэт Каччана, стоявшего перед дверью, его тёмная спина выделялась на фоне яркого света, проникавшего в коридор. Перед ним стояли ещё двое, и Изуку не был уверен, но они были похожи на Каминари и Мину. Он нахмурился. — Если мы уйдём, ты свалишь отсюда к чёртовой матери и оставишь меня в покое? — спросил Каччан, как показалось Изуку, приглушённым голосом, но его шёпот был таким громким, что он мог бы говорить и в полный голос. — Не ворчи так! Будет весело! — ответила Мина, её шёпот был значительно тише, чем у Каччана (но всё же достаточно громким, чтобы Изуку услышал его с кровати). Каччан попытался закрыть дверь, но Каминари не дал ему этого сделать, поставив ногу перед дверью и преградив путь. — Тебе даже не обязательно готовить, если ты не хочешь, чувак, — добавил Каминари. — Я пошутил, когда спросил. — Но если ты хочешь, это было бы здорово, — перебила его Мина. — Просто говорю. — Ты можешь просто прийти и потусоваться с нами! Мы с Серо угостим тебя выпивкой, ты не можешь это пропустить! — Это вообще-то запрещено, придурок, — нетерпеливо возразил Качан. — Вы что, правда думаете, что Айзава-сенсей позволит кучке несовершеннолетних учеников напиваться в общежитии посреди учебного дня? — Ему не обязательно знать, — сказал Каминари, и в его тоне прозвучало едва заметное, но пугающее предупреждение. — Если никто не расскажет! — многозначительно добавил он. — И как, чёрт возьми, вы собираетесь покупать выпивку с такими детскими лицами, а? — усмехнулся Кацуки, неодобрительно качая головой. — Вы ещё несовершеннолетние. — Не беспокойся об этом, мы всё уладили! — Каминари положил руку на плечо Кацуки, словно пытаясь успокоить его. Кацуки тут же отпрянул от его прикосновения и бросил на Каминари предупреждающий взгляд. — Просто приходи и повеселись с нами! Ты всё время сидишь взаперти в своей комнате, чувак! — добавил он, не обращая внимания на выражение лица Кацуки. — Да! — воскликнула Мина в знак согласия. — Вам с Мидорией не помешало бы немного повеселиться! — Что по этому поводу говорит Рукастый? — усмехнулся Качан. “Насчет вечеринки?” - Каминари нахмурился. “Насчет выпивки, говнюк”, - вздохнул Катсуки. — Почему ты так переживаешь из-за выпивки, чувак? — Каминари нахмурился, но при этом улыбался. — Иида-кун тоже не должен знать! — ответила Мина с озорством в голосе. — Если мы будем действовать осторожно! — С каких это пор кто-то из наших дерьмовых друзей когда-либо был тонким, Еночий Глаз? — раздражённо заметил Качан. Повисла пауза. Изуку не мог разглядеть лица присутствующих, потому что всё ещё лежал на кровати. — Что? — сердито добавил Качан — возможно, чуть громче, чем собирался, — когда ни один из друзей, стоявших у его двери, не сказал больше ни слова. — Почему вы так на меня смотрите? — Н-ничего, просто… — начала Мина, и её голос подозрительно дрогнул. Изуку не мог понять, действительно ли она вот-вот заплачет или притворяется для драматизма. — Т-ты сказал «наш», — всхлипнула она. — А? — спросил Качан тем знакомым тоном, который предупреждал любого, кто с ним разговаривал, что нужно быть осторожнее с ответом, если они не хотят, чтобы что-то взорвалось. — Ты всегда говоришь «твои друзья», — объяснил Каминари. — А теперь ты сказала «наши»! — радостно воскликнула Мина, хотя её голос всё ещё дрожал. — Это настоящее развитие, Каччан! — добавил Каминари, показав Кацуки большой палец вверх. Вместо ответа Кацуки просто проигнорировал ногу Каминари, которая придерживала дверь, и навалился на неё всем своим весом, пытаясь закрыть дверь. Мина и Каминари изо всех сил старались удержать её открытой, но постепенно уступали решительности Кацуки. — Просто подойди! Пожалуйста! — попросила Мина, её голос дрожал, пока она изо всех сил старалась удержать дверь открытой ещё несколько секунд. — Кири будет так расстроена, если ты не подойдёшь! «Его грёбаный день рождения только через неделю, так что я не понимаю, какого чёрта вы все так переживаете», — проворчал Кацуки, продолжая толкать дверь. Изуку решил, что он, вероятно, не вкладывает в это всю свою силу, иначе нога Каминари уже была бы раздавлена. — Потому что обычно он убеждает тебя общаться с людьми! — возразил Каминари, стиснув зубы и борясь с силой Кацуки. — И это вечеринка-сюрприз, так что он не сможет пригласить тебя сам! Кто-то должен был сделать это за него! — Мы знали, что нам понадобится время, чтобы уговорить тебя пойти с нами, — добавила Мина. — Так что лучше начать прямо сейчас, да? — Я уйду только в том случае, если вы убьётесь из моей комнаты, — сказал Качан и сильным толчком успешно оттолкнул Каминари и Мину от двери. «Но мы даже не заходили внутрь!» — запротестовали они в тот же миг, когда Кацуки захлопнул дверь у них перед носом. Изуку вздрогнул от неожиданности от громкого звука. Кацуки сердито протопал обратно к своему рабочему столу, сел на стул и, не глядя на Изуку, снова включил экран ноутбука и продолжил заниматься тем, чем занимался до того, как Каминари и Мина постучали в его дверь. Ему не потребовалось много времени, чтобы обратиться к Изуку, не глядя на него. “Я знаю, что ты не спишь, ботаник”. Изуку почувствовал, что краснеет, и был благодарен темноте в комнате, которая не позволяла Каччану заметить, как розовеют его щёки. Единственный источник света исходил от ноутбука и лампы Каччана, стоявшей рядом с ним. — Откуда ты знаешь? — с любопытством спросил Изуку. Это из-за их связи? Может, Каччан просто чувствует, что Изуку тоже не спит? Если так, то может ли Изуку чувствовать, когда Каччан спит/не спит? Могут ли они будить друг друга? Изуку проснулся, потому что Каччан тоже не спал? Нет, но если бы это было так, то они бы засыпали одновременно, верно? И Изуку знал, что это не так. Может быть, связь не действовала, когда они засыпали, но действовала, когда они просыпались? Но тогда для него было нормально просыпаться раньше Каччана, не заставляя его тоже просыпаться, и наоборот тоже было верно. Может быть, это было новым проявлением причуды, связывающей их души? Может быть, они становились более зависимыми? Может быть, Каччан — — Ты никак не мог спать после того, как я так хлопнул дверью, — буднично объяснил Кацуки, прервав размышления Изуку. О. Тогда ладно. Это имело больше смысла. — Я… я на самом деле проснулся раньше. Ты очень громко шепчешь, — признался Изуку, садясь на кровати и сонно протирая глаза. Он попытался убрать волосы с лица, но зелёные локоны снова упали, закрывая обзор. Он ещё несколько раз попытался, прежде чем сдаться и обречённо вздохнуть. — Нет, не так, — усмехнулся Кацуки, почти обидевшись. — Просто у тебя чертовски чувствительные уши. — Нет, это не так! — с юмором в голосе возразил Изуку. — Ты несёшь какую-то чушь, придурок. Как это может быть громко, если это шёпот? Перестань позориться, — упрекнул его Кацуки. Он по-прежнему не смотрел на Деку, а вместо этого что-то печатал в своём ноутбуке и просматривал текст, который Деку не мог разобрать, сидя на кровати. Каччан был в очках для чтения, так что, вероятно, не заметил, что Деку смотрит на него боковым зрением, верно? — Это смешно только потому, что шёпот не должен быть громким, но твой — громкий, — объяснил Изуку, скрестив ноги на кровати и глядя на лицо Каччана, которое в темноте светилось белым от монитора. Изуку всё ещё не мог привыкнуть к тому, что Каччан носит очки. Они так давно знали друг друга, и всё же Изуку потребовалось 15 лет, чтобы узнать, что Каччан носит очки… Но опять же, расстояние между ними всегда было слишком большим, чтобы Изуку мог заметить такую деталь. Он опустил голову, вспомнив свои рисунки, свои фотографии и выражение лица Качана. Это было неловко. — Может, я просто хотел разбудить тебя, чтобы ты убрался со своей костлявой задницей из моей кровати. Как тебе такое? — усмехнулся Каччан. Изуку посмотрел на него, прищурившись. Почему Каччан не смотрит на него? Обычно Каччан игнорировал его или вёл себя так, будто его не было рядом, но он редко избегал взгляда Изуку. Обычно, когда он злился, он смотрел на него или сверлил его своими красными глазами. Когда он действительно хотел игнорировать Изуку, он не смотрел на него, но и не разговаривал с ним. Теперь он нормально разговаривал с Изуку, но никогда не смотрел ему в глаза. По какой-то причине это беспокоило мальчика. Изуку вспомнил события предыдущего дня. Несмотря на то, что Каччан, казалось, был обеспокоен фотографиями и рисунками, которые он увидел, и несмотря на то, что он был неестественно молчалив на обратном пути в ЮА, он всё равно смотрел на Изуку. Конечно, у Кацуки не было особых причин для этого, поскольку он почти не разговаривал с ним после того, как они вышли из его квартиры, но всё же… это было не так. Теперь же казалось, что он вообще старается не смотреть в сторону Изуку. Может быть, он передумал насчёт фотографий и рисунков? Может быть, он только сейчас чувствует себя смущённым, злым или расстроенным из-за них? Может быть, он проснулся раньше Изуку и всё обдумал? Может быть, он наконец-то понял, насколько жестоким был по отношению к Изуку и как всё, что он делал в их детстве, расстраивало его и оставляло след в его душе? Нет, это был не Качан. Качан не уклонялся от разговора — он был конфликтным. Если возникала проблема, он либо кричал о ней, либо дрался из-за неё, либо — в более редких случаях, таких как два дня назад, — говорил о ней. Изуку вспомнил их разговор по душам в тот день после драки на кухне. Несмотря на то, что Каччан вёл себя как обычно, вспыльчиво и сердито, он также казался более… Сочувствующим. Может быть, понимающим? Он так и не извинился перед Изуку, но пообещал постараться быть лучше. Если ему удалось поговорить с Изуку об их ссоре и прояснить ситуацию два дня назад, почему он не делает этого сейчас? На самом деле они не разговаривали, но Изуку всё равно очень хотелось поговорить с мамой. О поездке на поезде, о фотографиях и рисунках, об их детстве. Ему нужно было поговорить об этом. Он хотел этого. Но как он мог разговаривать с Каччаном, если тот на него кричал? Если он не кричал в ответ? Теперь, проведя дни и ночи рядом с Каччаном и не имея никого другого в качестве компании, Изуку всё больше и больше понимал, почему Каччан решил подраться с ним вместо того, чтобы как следует расспросить его об «Один за всех» и «Всемогущем». Это было печально, но, похоже, они могли общаться только с помощью насилия. С помощью криков. С помощью ударов. С помощью драк. Изуку попытался представить, как говорит Каччану: «Эй, я думаю, нам стоит поговорить о визите к моей маме», и понял, что не может этого сделать. Чувствовал ли Качан то же самое? Может, поэтому он не смотрел на него? Может быть, Изуку сказал что-то во сне, из-за чего Каччан обратил внимание на его рисунки. Изуку знал, что он бормочет во сне, и знал, что разговаривает во сне, так что, может быть, дело в этом? Но всё равно было странно, что Каччан отворачивается от него из-за того, что он сказал во сне. Скорее всего, он бы поддразнил Изуку или поговорил бы с ним об этом. Вести себя холодно, отвечая на его вопросы, но не встречаясь с ним взглядом? Вряд ли. Каччан игнорировал Изуку только тогда, когда презирал его. Неужели это так? Неужели Каччан снова стал его презирать? Неужели он снова считает Изуку бесполезным, слабым, жалким маленьким ботаником, который ничего из себя не представляет? Неужели он снова считает, что Изуку — не более чем камешек, а не достойный соперник? Неужели рисунки Изуку — слабость Изуку, уязвимость Изуку — действительно произвели такой эффект на Каччана? Почему его вообще так сильно волновало, что думает Каччан? Изуку стало стыдно, когда он понял, что прошло несколько минут с тех пор, как Каччан в последний раз что-то сказал, и что всё это время он был погружён в глубокие раздумья и, скорее всего, бормотал что-то себе под нос. Он поднял взгляд, ожидая увидеть убийственный взгляд Каччана и сердитую гримасу на его лице, когда он скажет Изуку, чтобы тот перестал бормотать, чёрт возьми, но Каччан всё ещё равнодушно смотрел в свой ноутбук, даже не подозревая о кризисе, в котором оказался Изуку. Изуку почувствовал себя неловко. Он так переживал из-за Каччана, а Каччан даже не замечал его существования. Почему он хотел, чтобы Каччан признал его? Годами, пока они росли вместе, Изуку больше всего на свете хотел, чтобы Каччан признал его. Не заметил — он и так достаточно замечал Изуку, толкая его в шкафчики, сжигая его тетради, насмехаясь над ним и унижая его, — но признал его. Увидел в нём равного. Увидел в нём достойного соперника. И вот это наконец-то случилось. Каччан по-прежнему ругался на него, кричал на него, разговаривал с ним так, будто он был ниже его, но Изуку заметил, как изменились их отношения. Как изменилась их динамика. Потому что, даже если Каччан по-прежнему делал всё это — как и со всеми учениками в ЮА, — теперь он ясно видел в Изуку того, кем тот действительно был, — человека, способного превзойти его. Человека, способного стать героем номер один вместо него. Изуку не хотел, чтобы Каччан снова считал его неудачником без причуд. Может быть, именно поэтому он так сильно переживал? Они оба добивались прогресса, пусть и мучительно, мучительно медленно. Изуку не хотел, чтобы весь этот прогресс пошёл прахом, — он не хотел возвращаться к нулевой стадии. Он не хотел, чтобы их отношения с Качаном вернулись к тому, что было раньше, не сейчас, когда они были в одном звании, не сейчас, когда они наконец-то были на пути к чему-то, что больше напоминало настоящую дружбу, чем любое взаимодействие, которое у них было за последние 11 лет. Изуку уставился на Кацуки, замечая, как белый свет от экрана ноутбука отражается в его алых глазах, замечая, что его брови не хмурятся от гнева или раздражения, когда он чем-то отвлечён, замечая, как он постукивает карандашом по столу, замечая, каким красивым и другим он выглядит в очках, более юным, более чудаковатым, более умным. Каччан всегда был таким умным, что Изуку и представить себе не мог, что он может выглядеть ещё умнее. Он не смог бы стать свидетелем ничего из этого ни месяц назад, ни год назад. Несмотря на печальный вывод, он понял, что только сейчас узнаёт настоящего Качана, хотя они познакомились более десяти лет назад. Всё из-за причуды злодея. Всё из-за несчастного случая. В итоге он долго смотрел на Качана, просто разглядывая его. Анализировал его до мельчайших деталей, оценивал его, изучал его. Вспоминал его. То, как он щурился, чтобы прочитать что-то, чего не понимал. То, как он слегка хмурился, когда читал что-то, с чем был не согласен. То, как он постоянно менял выражение лица в зависимости от эмоций, которые испытывал, то, как он был искренним и честным в своих мыслях. Каччан был открытой книгой, которую Изуку не умел читать. Может быть, Изуку слишком много думал о разных вещах. Может быть, он слишком много анализировал. Может быть, ему стоило попытаться мыслить более объективно, как это делал Каччан. Но правда была в том, что Каччан всегда носил своё сердце на лице, но Изуку просто не знал, как это интерпретировать. Каччан знал, что если он отведёт Изуку к его маме, тот почувствует себя счастливее. Он знал, что если он расскажет друзьям Изуку о том, о чём тот просил, тот почувствует себя счастливее. Это были вещи, о которых Изуку говорил, не ожидая, что Каччан действительно их сделает, особенно то, что он отведёт его к его маме в качестве сюрприза, но Каччан всё равно это сделал. И да, возможно, он сделал это только из эгоистичной попытки сохранить собственное счастье, но всё же. Он уделил внимание Изуку. Он выслушал то, что сказал Изуку, и подумал, как лучше всего использовать эту информацию. Он не понимал, почему так сильно хочет подружиться с Каччаном. Каччан был прав, что не понимал желания Изуку — он всегда плохо обращался с Изуку на протяжении всей их жизни. С точки зрения логики, у Изуку не должно быть причин стремиться к нему — наоборот, он должен хотеть держаться от Каччана как можно дальше. И всё же… Кого он обманывал? Он точно знал, почему хотел дружить с Качаном. Каччан был потрясающим. Он был высокомерным, грубым, наглым и настоящим придурком, но он был великолепным. То, как он контролировал свою причуду, как быстро соображал в бою, как он овладел своими физическими способностями, как непоколебимо было его желание быть лучшим… Несмотря на то, что его высокомерие было отвратительным, он не был совсем неправ в своём высокомерии. То, как он себя вёл, было… предосудительным, но не ошибочным. Каччан думал, что он лучший, и это действительно было так. (На данный момент.) Изуку сказал ему об этом во время их боя на тренировочной площадке, но он не был уверен, что Каччан полностью осознал, что для Изуку он был воплощением победы, гораздо более близким, чем Всемогущий. Он был героем, которого Изуку знал, героем, которого Изуку мог коснуться и с которым мог поговорить. И его мама не ошиблась. Узнав, что у него нет причуд, Изуку перенёс все свои ожидания от героизма на Каччана. Изуку понимал, почему люди сравнивают Каччана со злодеем или говорят, что он ведёт себя как злодей. Темперамент Каччана был не самым лучшим, и он был гораздо более агрессивным, чем среднестатистический профессионал. И всё же… Нельзя было отрицать, что, как сказал сам Всемогущий, у Каччана было всё необходимое, чтобы в будущем стать потрясающим героем. У него была причуда, техника, воля, решимость… В то время как люди, которые его не знали, считали, что ему лучше быть злодеем, Изуку в глубине души знал, что Каччан может быть только героем. Изуку понял, что в спальне было темно. Каччану, видимо, было трудно смотреть на яркий экран ноутбука в очках. Он мог бы включить свет в спальне. Если бы он действительно не заботился об Изуку, если бы он действительно заботился только о своём благополучии, он мог бы так и сделать. И да, Каччан, наверное, возразил бы, что он не включил свет, потому что ему нужно было, чтобы Изуку хорошо отдохнул и выспался, чтобы не чувствовать усталости, но… Крошечная искорка надежды на то, что Каччан на самом деле заботится о нём, пусть и немного, уже расцвела в груди Изуку, и её было трудно погасить. Каччану не нужно было обнимать его в поезде. Ему даже не нужно было вести Изуку к себе домой — он мог просто попросить у кого-нибудь номер Инако и позвонить ей, не выходя из своей спальни. Изуку, вероятно, нашёл бы способ поговорить с ней и пообщаться, даже если бы считал, что видеть её приятнее, чем использовать Каччана в качестве личного мессенджера. В любом случае, Качан не просто пытался сделать Изуку счастливым. Он пытался сделать Изуку очень счастливым. Думал ли Качан, что так он тоже будет чувствовать себя счастливее? Или это было связано с его врождённой потребностью быть лучшим во всём, что он делает? Было ли это доказательством того, что он действительно заботился о благополучии Изуку, а не только о своём собственном, как он постоянно утверждал? Или это было слишком притянуто за уши? — На что ты, чёрт возьми, уставился? — Каччан отвлёк его от мыслей, по-прежнему не глядя на него. Изуку растерянно моргнул, чувствуя себя так, будто его поймали с поличным. Он покраснел, снова радуясь темноте в комнате. Что он мог ответить? Он не знал, почему так долго смотрел на Качана, впитывая каждую деталь, которую только мог. Боялся ли он, что после того, как он вернётся в своё тело, их отношения превратятся в холодные взгляды и соперничество, и поэтому использовал любую возможность, чтобы сблизиться с Качаном или хотя бы запомнить его? Или дело было в чём-то другом? — Не притворяйся, что не пялился, ботаник, я чувствую, как ты пожираешь меня взглядом, — усмехнулся Кацуки, когда Изуку ничего не ответил. Ему нужно было сменить тему.Немедленно. Было бы странно объяснять Каччану свои причины, а если он ничего не скажет, то станет ещё более подозрительным. Ах! Почему Изуку всегда такой неуклюжий?! Он хотел бы не отвлекаться и не уходить в свои мысли так часто. — Я… я хотел спросить, — смущённо начал он. — Если вы… э-э… могли бы взглянуть на мою спину, — он с трудом сглотнул. «Попался!», — подумал он про себя. — А? — Кацуки нахмурился, и между его бровями появилась крошечная складка, но он по-прежнему не смотрел на Изуку. Почему он не хочет смотреть на меня? — Ты… ты… ты сказал, что там ш-шрам, — объяснил Изуку, нервно заправляя волосы за уши (они снова падали на лицо, как только он их убирал). — На моей спине. Ты… ты думал, что это от нападения злодея? Может, это поможет нам понять, что за причуда у злодея, — предположил он. Каччан некоторое время молчал, уставившись в экран ноутбука. Каким-то образом Изуку понял, что он не читает, а размышляет над его просьбой. — Чёрт, — только и сказал Кацуки, прежде чем отложить карандаш и встать со стула. Он без предупреждения включил свет в комнате (из-за внезапной смены освещения Изуку прищурился) и подошёл к кровати. По какой-то причине сердце Изуку забилось быстрее. Кацуки остановился перед Деку и уставился на него, скрестив руки на груди. Деку, который всё ещё сидел, скрестив ноги, в центре кровати, смотрел на Кацуки с ожиданием в глазах. Кацуки по-прежнему не смотрел на него, слегка наклонив голову в сторону и сердито глядя на него. — Сними рубашку, — просто приказал он тоном, не оставлявшим места для возражений. Сердце Изуку забилось вдвое быстрее, но он сделал, как сказал Каччан. Он повернулся на кровати так, чтобы оказаться спиной к Кацуки, и снял рубашку, нервничая. Поскольку он стоял к Кацуки спиной, то не видел, что тот делает. Он решил, что будет слишком неловко, если он повернёт голову и посмотрит, поэтому остался стоять на месте, ожидая. Руки, держащие его рубашку, так сильно сжимали ткань, что костяшки пальцев побелели. Изуку услышал какое-то шуршание, а затем заскрипел матрас, указывая на то, что Каччан сел позади него, чтобы как следует рассмотреть. Он сглотнул в предвкушении. Кончики пальцев Каччана коснулись его спины — Изуку предположил, что тот трогает кожу вокруг шрама, — и по всему его телу побежали мурашки, заставившие его подавить дрожь. Для такого дикого человека, как Каччан, его пальцы были нежными — настолько нежными, что Изуку никак не ожидал этого от него. Удивительно, что пальцы, способные создавать разрушительные взрывы, могли быть такими мягкими, когда касались обнажённой кожи его спины. Затем пальцы Каччана коснулись его шрама, и Изуку тут же пронзила острая боль, вырвав его из размышлений и погрузив в темноту. Кацуки зашипел и отскочил на несколько футов назад, прижимая пульсирующую руку к груди. В то же время Деку закричал, как будто ему было ужасно больно, а затем его глаза закатились, и он безжизненно рухнул на кровать, похожий на куклу, у которой перерезали ниточки. Он просто лежал там, бледный, с полузакрытыми глазами и белыми веками, с приоткрытым ртом, без всякого выражения на лице, раскинув руки и ноги… И, к ужасу Катсуки, он вспомнил. Он вспомнил все. — Деку, — голос, далёкий, как эхо. — Деку, чёрт возьми, проснись… Кто-то тряс его. Это было не так больно, как он думал. Он нахмурился. — Деку. Не смей, чёрт возьми, просто проснись, придурок… Кто-то похлопал его по щеке, пытаясь привести в чувство. “Деку!” Он не помнил, чтобы когда-либо слышал столько отчаяния в этом слишком знакомом голосе. Он медленно, в замешательстве приоткрыл веки. Глаза Кацуки расширились, брови нахмурились, но как только взгляд Изуку остановился на нём, он тут же расслабился. Он отпустил Изуку, и тот плюхнулся на кровать, чувствуя замешательство и головокружение. Что случилось? — Ты, чёртов сукин сын, — сказал Кацуки, и в его голосе прозвучало что-то похожее на предательство. Он тяжело дышал, как будто только что пробежал марафон, его голос был высоким и сдавленным. — Не делай этого больше, о чём ты, чёрт возьми, думал? Ты кусок дерьма! — Что?.. — невнятно пробормотал Изуку, нахмурившись и в замешательстве оглядываясь по сторонам. Он несколько раз моргнул, чтобы избавиться от головокружения и понять, где он находится, а затем сел на кровати. Его язык был как ватный, а мозг — как картофельное пюре. — Что случилось? — спросил он, щурясь и с трудом фокусируясь на лице Кацуки. — Ты, чёрт возьми, вырубился, — выдохнул Кацуки, пытаясь взять себя в руки. Он провёл дрожащей рукой по лицу в безуспешной попытке успокоиться. Изуку продолжал в замешательстве смотреть на него, особенно потому, что в голосе Кацуки слышалось обвинение, как будто он думал, что Изуку вырубился нарочно, чтобы позлить его. — Что?.. — снова спросил он, чувствуя, что его мозг всё ещё перезагружается. — Я коснулся твоего грёбаного шрама, и ты чёрт возьми, вырубился, — указал на него Кацуки. Изуку заметил, что его рука слегка дрожит, но решил не обращать на это внимания. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо видел Каччана таким расстроенным. Он нахмурился ещё сильнее. — Каччан, — спросил он с явным беспокойством в голосе. — Ты в порядке? — Какого чёрта ты спрашиваешь меня об этом? — возмутился Кацуки, но его голос звучал — и выглядел — испуганным. — Это ты был без сознания целых пять минут! — Пять?.. — задумчиво переспросил Изуку. Почему он вообще потерял сознание? Он помнил, как попросил Каччана осмотреть его спину, но ничего не помнил после того, как снял рубашку. Неужели он потерял сознание из-за прикосновения? Если так, то почему? И почему Каччан вообще так нервничал? — Каччан, — позвал Изуку, с трудом сглотнув и почувствовав себя более бодрым, чем несколько мгновений назад. Он внимательно посмотрел на Каччана — тот потирал руки, тяжело дышал и смотрел на него со смесью гнева и нервозности. Казалось, он вот-вот либо набросится на него, либо улетит. Изуку спустил ноги с кровати и встал, подойдя к мальчику с протянутой успокаивающей рукой. — Я… думаю, тебе стоит сесть. Ты… ты выглядишь так, будто вот-вот… — Не смей указывать мне, что делать, — выплюнул Кацуки в приступе ярости, отшвырнув руку Изуку и тяжело дыша. Он прижимал одну руку к груди. — Держись от меня подальше, — добавил он гортанным голосом, опустив голову и согнувшись, как будто с каждой секундой ему становилось всё труднее дышать. “Каччан–“ — Держись от меня подальше, чёрт возьми, Деку! — прохрипел он, пытаясь отдышаться. Его глаза всё ещё были широко раскрыты, как будто он увидел привидение, но он быстро их зажмурил. Изуку не мог понять, сделал ли он это из-за боли или хотел сосредоточиться на том, чтобы успокоиться. — Что случилось? Я не понимаю, — признался Изуку, стоя на безопасном расстоянии от Каччана, но всё ещё протягивая к нему руки, словно готовый поймать мальчика, если тот потеряет равновесие. — Ты выглядишь взволнованным, Каччан, пожалуйста, просто сядь… — Заткнись, чёрт возьми, — Кацуки покачал головой, и его голос был похож на гортанное рычание и вздох одновременно. “Ты, похоже, вот-вот упадешь, Каччан...” “Заткнись на хрен...” “Каччан, пожалуйста, я волнуюсь...!” “Заткнись нахуй...” “Каччан, ты должен дышать...!” “Заткнись нахуй...!” Каччан, берегись! “Каччан...” Каччан! “О боже мой, Каччан...!” Каччан! - эй, Каччан! Каччан! “Заткнись нахуй!!!” “Ага!” Кацуки тяжело дышал, наконец подняв голову и сосредоточившись на том, что происходит здесь и сейчас. Деку лежал на полу, его лоб сморщился от боли и предательства, глаза расширились и наполнились слезами, а рука сжимала нос. Кацуки видел, как кровь вытекает из его ноздри и просачивается между пальцами. Он обнаружил, что сжимает кулаки, и одна из костяшек его пальцев пульсирует. Он стиснул зубы, и его сердце бешено колотилось. Он – он ударил Деку? У него кружилась голова, и он не мог дышать. Слишком много мыслей. Слишком много воспоминаний. Его собственный нос болезненно ныл после того, как он ударил Деку, имитируя боль мальчика. Он не хотел этого. На этот раз он действительно не хотел. Чёрт. Он никогда в жизни не думал, что ему будет жаль, что он ударил Деку. Деку по-прежнему смотрел на него как испуганное, раненое животное. Он не двигался. Кацуки уставился на него в ужасе и тяжело дышал, тяжело дышал и тяжело дышал. После всего, что он сделал, он ударил Деку. Зачем он это сделал? Он не мог… Он не хотел. Он правда не хотел. — Качан… — попытался сказать Деку, но голос его был сдавлен болью и приглушён рукой, зажимавшей кровоточащий нос. — Я… чёрт, я не… я не хотел… — задыхаясь, произнёс Кацуки, и с каждой секундой его грудь вздымалась всё сильнее. Всё, что он мог вспомнить, — это свой первый бой с Деку на той нелепой тренировке, когда Деку победил его и выставил дураком перед всеми. Тогда он так сильно запыхался, что Всемогущему пришлось его успокаивать, потому что Деку был сильным, у Деку была причуда, Деку мог его победить, Деку мог раздробить его на миллион маленьких кусочков. И Деку бросился наперерез злодею, чтобы спасти Кацуки, Деку отдал свою жизнь за него, не задумываясь, после всего, что Кацуки с ним сделал, после всего, что Кацуки ему сказал: «Бездарность, неудачник, бесполезный, бездарный, Деку, почему бы тебе не прыгнуть с крыши здания…» На этот раз не было Всемогущего, чтобы успокоить его. Он мог вспомнить все. А Деку — он просто отключился, он закричал и отключился, потому что Кацуки прикоснулся к нему, из-за Кацуки, и он выглядел мёртвым, таким же мёртвым, как тогда в переулке, потому что Кацуки вспомнил, он вспомнил это сейчас, он вспомнил, что случилось с Деку из-за него, он вспомнил свою ярость, гнев, чувство вины и абсолютное отчаяние, когда он увидел, что тело Деку лежит на боку и безжизненно, а эти большие чёртовы зелёные глаза смотрят на него пустым взглядом, пустым взглядом, пустым взглядом… Деку всё ещё смотрел на него широко раскрытыми глазами, полными слёз, но ему было больно, он был растерян и чувствовал себя преданным, потому что Кацуки ударил его, Кацуки снова причинил ему боль, и почему его это вообще волнует, это просто глупый Деку, Кацуки не заботится о нём, не должен о нём заботиться, не может о нём заботиться, он выше этого, он должен быть выше этого, он должен быть лучшим, он не может заботиться о Деку, своём враге, своём сопернике, своём — своём — Его мутило. Он не мог дышать. Он не мог думать. Ему нужно было успокоиться. “Каччан!” Ему нужно было дышать. Ему нужно было дышать. Он выглядел как неудачник. Он выглядел слабым и жалким, а он не мог так выглядеть, особенно перед Деку. Не перед чёртовым Деку. Не перед чёртовым Деку. Кацуки развернулся на каблуках и бросился в ванную, хлопнув дверью так громко, что, наверное, было слышно во всём общежитии. Изуку тут же вскочил на ноги и бросился за Кацуки, не обращая внимания на кровь на носу и руках. — Каччан! Ты в порядке? Каччан! Катсуки посмотрел на себя в зеркало. Какой гребаный беспорядок. Он бросился в туалет, его стошнило, он кашлял, задыхался, плевался и чувствовал отвращение. Он оперся о стену и тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. Ему нужно было успокоиться. Ему нужно было мыслить рационально. Итак, ладно. Прикосновение к шраму Деку причинило Деку такую боль, что он потерял сознание, а Кацуки вспомнил всё, что произошло и что он забыл. Он вспомнил драку, то, как Деку оттолкнул его и принял удар на себя, а потом очнулся и увидел, что Деку мёртв. Он вспомнил, как сильно переживал из-за смерти Деку. Он вспомнил, как ебанулся, как сказал Киришима. Как он отказывался верить. Он не знал почему. Он даже не любил Деку. Было ли это из-за чувства вины за то, что он его убил? Было ли это из-за злости на Деку за то, что он его спас? Было ли это из-за чего-то другого? У него снова перехватило дыхание. Ладно. Ладно. Слишком много чувств, чтобы думать о них. Слишком много чувств, чтобы их анализировать. Лучше оставить это на потом. Он поднялся на ноги и подошёл к раковине, прополоскал рот, а затем умылся. Ему нужно было отдышаться, собраться с мыслями и успокоиться. Не стоит так переживать из-за дерьмового Деку. Черт, но Катсуки ударил его. Он не хотел этого делать. Наверное, он сделал это инстинктивно, потому что сильно нервничал. Это был чёртов несчастный случай. Каким бы героем он был, если бы потерял самообладание, когда из-за него погиб человек, который ему даже не нравился? Если бы он бил людей, потому что запаниковал? Если бы он не мог взять себя в руки? Хорошо, ладно. Вдох, выдох. Он снова умылся, пытаясь привести мысли в порядок. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Он крепко схватился за раковину и посмотрел на себя в зеркало, пока дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох. Как это чертовски нелепо. Кацуки не знал, как долго он пробыл в туалете, но предположил, что довольно долго. Он изо всех сил старался сохранять ясность ума и способность мыслить, когда выключил воду и выпрямился, всё ещё контролируя своё дыхание. Проведя тыльной стороной ладони под носом и принюхавшись, он сглотнул и решил, что достаточно взял себя в руки, чтобы выйти. Он открыл дверь, и первое, что он увидел, был этот тупой ботаник, который вскинул голову, как только услышал Кацуки, и посмотрел на него своими большими чёртовыми глазами. Он выглядел более обеспокоенным, чем когда-либо видел его Кацуки, на его носу и верхней губе засохла кровь, стекавшая по подбородку. Черт. Сердце Кацуки сжалось от боли и чувства вины. Вероятно, Изуку тоже это почувствовал, и Кацуки стало стыдно. — Каччан, — сказал Изуку, поднимаясь с места, где он терпеливо сидел у двери в ванную. — Ты в порядке? Тебе лучше? Кацуки уставился на него, встретившись взглядом с зелёными глазами. Боже. Почему Деку такой? Почему он такой, чёрт возьми, такой? — Твоя мама была права насчёт тебя, — сказал Кацуки, собравшись с силами, чтобы его голос звучал как можно более нейтрально, когда он проходил мимо Деку. — Ты действительно грёбаный неудачник. “Э-э, моя мама никогда этого не говорила”, - нахмурился Изуку. — Да, но она попросила меня позаботиться о тебе, потому что у тебя вообще нет навыков самосохранения, и она была права насчёт этого, — объяснил он, отвернувшись от Деку, сел обратно на свой стул на колёсиках и провёл пальцами по волосам. — Значит, ты неудачник. — Каччан, — снова попытался Изю, подходя к Кацуки и протягивая ему руку. — Я, чёрт возьми, ударил тебя, Деку, — процедил он сквозь стиснутые зубы, опустив голову и сжав кулаки. — И не говори мне, что это не больно, или что-то в этом роде, потому что мой нос чертовски болит и пульсирует, — усмехнулся он. Изуку опустил руку и уставился на спину Кацуки. — Да, — кивнул он с серьёзным видом. — Но я знаю, что ты не хотел этого. Я тоже чувствую твою вину, — объяснил он. Кацуки не хотел признаваться в этом даже самому себе, но эти слова принесли ему облегчение. По крайней мере, ему не придётся извиняться за то, что он ударил Деку, ведь ботаник знал, что это был несчастный случай. — И я также почувствовал, как ты был расстроен, — добавил Изуку. — Можешь, пожалуйста, рассказать мне, что случилось? Кацуки молчал. Он не хотел говорить об этом. Он не хотел открываться. — Насколько я понял, ты прикоснулся к моему шраму и… и по какой-то причине я отключился… — начал Изуку, явно нервничая и изо всех сил стараясь понять, что происходит. — Да, ты кричал. Наверное, тебе было больно, — перебил его Кацуки. После нескольких секунд молчания он добавил: — Мне тоже было больно. — О-окей, — решительно кивнул Изуку. — Думаю, мы можем с уверенностью предположить, что шрам определённо связан с причудой злодея. — Да, — фыркнул Кацуки, по-прежнему стоя спиной к Изуку. — Но я не думаю, что боль в руке настолько сильна, чтобы ты так расстроился, Каччан, — нерешительно добавил Изуку, когда стало ясно, что Кацуки больше ничего не скажет. Кацуки вздохнул. — Ты постоянно травмируешь руки, когда используешь свою причуду. Так что, пожалуйста, расскажи мне, что ещё произошло? Кацуки стиснул зубы. Тупой чёртов любопытный Деку. — Я, чёрт возьми, не расстроен, — прорычал он, как обычно скрывая смущение за гневом. Он развернулся на стуле, чтобы посмотреть на Деку, надеясь, что взгляда будет достаточно, чтобы этот придурок-ботаник отстал от него. — Просто, чёрт возьми, оставь это. Изуку посмотрел на него так, словно хотел возразить, но что-то изменилось в его выражении лица, и он в отчаянии опустил плечи. Он бросился на кровать и сел прямо перед Кацуки, словно хотел поспорить. Каччан жаловался, что Изуку не бросает темы, которые вызывают у него дискомфорт, и Изуку был почти уверен, что Каччану в тот момент было некомфортно. Так что… возможно, лучше поговорить об этом позже. Даже если любопытство сводит его с ума. Если Каччан может попытаться стать лучше, то и Изуку тоже может, верно? — Как твоя спина? — спросил Кацуки, прежде чем Изуку успел передумать и продолжить задавать ему вопросы. — Болит? — Нет, — Изуку покачал головой, глядя на Кацуки. — Я даже не помню, чтобы мне было больно, если честно. Ты не знаешь, почему это произошло? — Нет, — угрюмо признался Кацуки, хотя ему и не нравилось признавать, что он чего-то не знает. — Думаю, нам нужно с кем-нибудь об этом поговорить, — сказал Изуку. — С Айзавой-сенсеем или… или с Всемогущим. Это будет происходить каждый раз, когда ты будешь прикасаться к шраму? Это должно быть намеренное прикосновение? Что, если ты случайно ударишься о мою спину и… — Ладно, если я случайно ударил тебя, это не даёт тебе права снова заниматься своим грёбаным бормотанием. Заткнись, — прервал его Кацуки, сердито глядя на него. У Изуку на несколько секунд отвисла челюсть, прежде чем он захлопнул её и отвернулся от Каччана. — Э-э… — неловко произнёс он после нескольких мгновений молчания. — А что насчёт твоей руки? “А как же моя рука?” - устало спросил Катсуки. — Ты сказал, что было больно. Когда ты прикоснулся к шраму. Тебе до сих пор больно? Катсуки усмехнулся. “Нет”. “О, хорошо”. Между ними повисло неловкое молчание. “Итак,… Как это выглядело?” - спросил Изуку. “Хм?” “Шрам. Я его не вижу”. — Выглядит… внушительно, — пожал плечами Кацуки. — Как будто кто-то полоснул тебя по спине здоровенным мечом или чем-то в этом роде. И выглядит свежо. “Хм”, - кивнул Изуку. “Странно". “Да, позволь мне рассказать тебе о чертовски странных вещах”. “Ты думаешь, это тоже в моем теле?” “Что?” — Шрам. Я имею в виду, если он в моей душе… То, вероятно, он и в моём теле тоже. “Я, черт возьми, не знаю”. “Как ты думаешь, нам следует спросить об этом Выздоравливающую?” “Какая от этого разница?” “Прошу прощения?” «Какая, чёрт возьми, разница, есть у тебя шрам или нет? Это ничего не изменит». — Ну… Да… Но разве ты не хочешь знать? “Нет”. “Почему бы и нет?” “Просто потому, дерьмовый Деку”. “Я не понимаю”. “Встань в гребаную очередь”. Неловкое молчание. “Каччан...” — Послушай, — устало вздохнул Кацуки, потирая лицо ладонью, прежде чем продолжить. — Если ты до сих пор не понял, я не в настроении для разговоров. С этими словами он отвернулся к своему ноутбуку и продолжил то, что делал. Изуку опустил голову и сглотнул досуха, выглядя решительным. “Я не думаю, что тебе следует, э-э...” “Что, Деку?” — Просто… Ты выглядишь уставшим. Может, тебе стоит немного отдохнуть? “Я, по сути, только что проснулся”. “Но–“ “У меня есть дела”. Снова тишина. Изуку не находил слов. Всё пошло не так, как он планировал. Теперь всё стало ещё сложнее. Почему с Каччаном все было так сложно? Он вздохнул и поднёс руку к носу. Казалось, что он сломан и всё ещё пульсирует. В итоге он зашипел, когда пальцы коснулись опухшей кожи. Странно. Когда его буквально протащило по полу поездом, его спине не было нанесено никаких ощутимых повреждений. Почему он истекал кровью и ему было больно после того, как Качан ударил его? Почему кожа на его спине не была вся в ссадинах и синяках, но из-за кулака Качана у него был сломан нос? Было ли это потому, что это был Каччан? — Перестань тыкать в него, неудачник, — Кацуки наклонил голову в его сторону, пристально наблюдая за ним. — Э-э, прости, — смутившись, Изуку убрал руку от носа. — Я не хотел тебя обидеть. — Дело не в этом, — Кацуки прищурился, глядя на Изуку, а затем указал на него, недоверчиво нахмурившись, и неодобрительно покачал головой. — Чёрт, ты действительно ставишь благополучие других выше своего собственного, как грёбаный придурок, не так ли? — усмехнулся он. Каким-то образом этот выговор отличался от предыдущего. Он звучал немного более… заботливо? Нет, не так. Он звучал почти виновато. Изуку не понял. — Это… это просто… я думал… — попытался оправдаться он. Кацуки встал со своего кресла на колёсиках и сел на край кровати рядом с Изуку. — Да, я знаю, о чём ты подумал. Просто заткнись, — резко приказал он. Взяв Изуку за подбородок, он приподнял его голову, чтобы посмотреть на нос. — Он сломан, — объявил он после беглого осмотра. — Да, я знаю, — вздохнул Изуку, смущённый близостью и тесным контактом с Каччаном. Пальцы, приподнявшие подбородок Изуку, были невероятно нежными для такого агрессивного человека. — Перестань вести себя так чертовски умно, — раздражённо фыркнул Кацуки, продолжая осматривать нос. — Я не это имел в виду! — запротестовал Изуку. — Просто… у тебя сильные удары. Он не мог не сломаться, — объяснил он, пожав плечами. В алых глазах Каччана промелькнуло едва заметное чувство вины, и Изуку наконец понял, как его слова могли прозвучать для мальчика. — П-прости! — быстро добавил он. — Я не это имел в виду! Это – это просто– я имею в виду... — Просто прекрати, — резко оборвал его Кацуки, отпуская его подбородок. Прежде чем Изуку успел что-то сказать, Кацуки ущипнул его за переносицу двумя сильными пальцами. Изуку вскрикнул от боли и удивления, отстраняясь от прикосновения. — Ой! Зачем ты это сделал?! — возмутился он, прикрывая сломанный нос двумя руками и обиженно глядя на Каччана. Зачем Каччан намеренно причинил ему такую боль?! — Я поставлю его на место. Или ты хочешь, чтобы твой нос был кривой до конца твоей паршивой жизни? — невозмутимо ответил Кацуки, как будто это было очевидно. Изуку нахмурился. — Ты не можешь просто так хватать меня за нос! Я не был готов! — продолжил он, всё ещё отступая от руки Кацуки. Кацуки закатил глаза. — Послушай, придурок Деку, у меня нет времени. Просто перестань ныть и дай мне сделать это, — нетерпеливо сказал он. — Нет! — снова запротестовал Изуку, ещё сильнее отстраняясь от рук Кацуки. — Ты вообще знаешь, как вправить нос? — Конечно, чёрт возьми, — выдохнул Кацуки, раздражаясь с каждой секундой. До сих пор ему удавалось сохранять спокойствие, вероятно, из-за чувства вины за то, что он сделал с Деку, и из-за воспоминаний, которые наводнили его голову, но он был слишком вспыльчивым, чтобы долго притворяться мягким. — Перестань ёрзать. Всё закончится через секунду. — Нет! — воскликнул Изуку, отталкивая руку Кацуки. — Значит, ты всё время ломаешь свои чёртовы руки, ни слова не говоря об этом, но как только я пытаюсь вправить твой чёртов нос, ты начинаешь ныть? — Кацуки нахмурился, глядя на него. — Какого хрена в этом вообще смысл? «Я никогда раньше не ломал нос!» — оправдывался Изуку, и на его глазах невольно выступили слёзы из-за сломанного носа. «Это действительно удивительно», — впечатлённый Кацуки кивнул. Однако он не стал терять времени, придвинулся к Деку и попытался убрать руку мальчика со своего лица. — Нет! Каччан, перестань! — взвизгнул Изуку, вырываясь из рук Кацуки. — Ты прекрати, чёртов ботаник, — прорычал Кацуки, успешно отводя одну руку Деку от его лица и прижимая её к верхушке кровати, но тот заменил её другой рукой. Кацуки зарычал. — Просто дай мне уже сделать это! Я не могу одновременно удерживать тебя и поправлять твой нос! — Тогда не надо! Я не хочу, чтобы ты это делал! — закричал он. — Ты бы предпочёл кривой нос, идиот? Стой! Сопротивляйся!» “Неееет! Отвали!” — Я пытаюсь оказать тебе услугу, придурок! — Откуда ты знаешь, что мой нос вообще искривится? Думаешь, твой удар повлиял на моё физическое состояние? — Это не — перестань ёрзать, чёрт возьми, — сейчас не время обсуждать твои грёбаные теории, Деку. “Я хочу знать, прежде чем ты это сделаешь! Пойдем в лазарет, чтобы я мог проверить свое тело, ооооооооооооочень!” Треск! Кацуки торжествующе откинулся на спинку кровати. Ему удалось вправить нос Деку, несмотря на сопротивление мальчика. Деку сидел, обхватив обеими руками свой пульсирующий нос, и повернулся на кровати так, чтобы лежать в позе эмбриона, с закрытыми глазами и гримасой на лице. Кацуки ухмыльнулся ему, прежде чем встать. — Вот так. Считай, что это моё извинение за то, что я тебя ударил, — победоносно сказал он. Деку слегка приоткрыл веки, чтобы возмущённо посмотреть на Кацуки. — Ты только что причинил мне ещё большую боль! — возразил он. — Разве это извинение? — Это было больно всего секунду, плакса. Если бы ты оставила всё как есть, было бы больно гораздо дольше, — объяснил он, снова садясь на крутящийся стул и возвращаясь к чтению на ноутбуке. — К тому же я тоже чувствовал твою боль, так что мы квиты. — Нет, не будем! — воскликнул Изуку, устраиваясь поудобнее на кровати и всё ещё держась одной рукой за нос. — Да, это так. А теперь заткнись, я пытаюсь читать. “Откуда ты вообще знаешь, как вправить нос?!” “Я достаточно раз ломал свой, чтобы научиться этому”. “Что? В самом деле?” “Да, Деку. Ты можешь сейчас заткнуться?” “Но как?” “Как ты думаешь, тупица? Тренировка”. — Хм. Это странно. Я никогда не ломал нос во время тренировок. “Это потому, что ты никогда не тренировался так усердно, как я”. Последовала пауза. “Ты действительно так думаешь?” — Я знаю это. Пока ты был жалким слабаком, я усердно работал, чтобы добиться того, чего хотел. Изуку несколько раз моргнул. В каком-то смысле Каччан был прав. Он начал заниматься спортом и усердно тренироваться только после того, как встретил Всемогущего… А Кацуки, вероятно, тренировался всю свою жизнь, чтобы прийти в форму и научиться контролировать свою причуду. Удивительные способности Качана не были его природной чертой. Они были результатом его собственных усилий и целеустремлённости. Изуку лучше понял, почему он так восхищался этим мальчиком. Он также понял, почему Каччан, казалось, его ненавидел. Несмотря на его высокомерие и ужасный характер, нельзя отрицать, что он всю жизнь усердно тренировался, чтобы попасть в Академию, в то время как Изуку… Изуку превратился из никчёмного человека в его соперника меньше чем за год. Несмотря на все их различия, несмотря на все те годы, что Изуку боролся и мечтал стать героем, несмотря на собственную боль, Изуку подумал, что теперь он отчасти понимает гнев Каччана. Каччан всегда прилагал особые усилия, чтобы быть лучшим. У Изуку — у Изуку не было причуды, поэтому он никогда не тренировался. У него не было на это причин. Вероятно, Каччана разозлило то, что кто-то, кого он считал бездарностью, достиг того же уровня, что и он, без тренировок и подготовки, которые были у него. Но опять же, Каччан не знал, каково это — быть без причуды. Он не знал, как усердно работал Деку, чтобы достичь того, что у него есть. Он не знал об интенсивных тренировках с Всемогущим и считал, что записи Деку — просто жалкая трата времени, хотя на самом деле они помогли ему по-новому взглянуть на теорию и практику причуд. Каччан, может, и усердно тренировался, но это не значит, что Деку не делал того же. Они просто тренировались по-разному, в разном темпе. — Я тоже много работал, знаешь ли, — сказал Изуку, защищаясь. Кацуки перестал скролить и повернулся к нему, в его глазах было что-то странное. — Ты знаешь Такобу? “Пляжный парк?” - спросил Катсуки. Изуку кивнул. «Да. Он был заполнен мусором, который приплыл из моря и который люди выбросили туда, когда он стал слишком загрязнённым», — объяснил он. — Да. Это место превратилось в дерьмо всего за несколько лет, — усмехнулся Кацуки, с подозрением глядя на Изуку. “Я все почистил”, - сказал он. Катсуки нахмурился. “Что?” - спросил он через несколько секунд. «Я всё убрал. Это было частью тренировки Всемогущего, чтобы передать мне «Один за всех»», — объяснил он. — Ты прибрался на всём пляже? — недоверчиво усмехнулся Кацуки, и на его губах появилась лёгкая насмешливая ухмылка. — Да, — кивнул Изуку, не дрогнув. Он чувствовал, что Каччан должен это знать. Он должен понять. — Я всё время до вступительного экзамена в Юэй занимался этим. И тренировался. Каждый день. Всё свободное время я тренировался. Днём и ночью. Чтобы стать достойным унаследовать силу Всемогущего. Чтобы стать достойным того, чтобы быть там, где я сейчас. Чтобы я был достоин находиться в одном месте с тобой”. Катсуки продолжал пристально смотреть на него. — Я… может, я и не тренировался так долго, как ты, — серьёзно продолжил Изуку. — И не так усердно, как ты. И… может, я и родился без причуд. Но я добился того, что имею, не без усилий. М… мне много кто помогал, это правда, и без них… я бы не был там, где я сейчас, — признался он. — Но я усердно работал. И я очень старался. Может, не так усердно, как ты, но я всё равно старался изо всех сил». Катсуки просто уставился на него. — Я подумал, что ты должен это знать, — неловко закончил Изуку. Кацуки долго молчал. — Тебе нужно высморкаться, — наконец ответил он после, казалось, целой вечности. — В носу всё ещё кровь. Не сказав больше ни слова, он отвернулся к компьютеру и продолжил читать. Изуку вздохнул. Честно говоря, он не ожидал, что Каччан ответит ему должным образом. Но в его алых глазах было что-то такое, что подсказало Изуку, что он обдумывает свои слова. Возможно, он пересматривал свои предубеждения? Изуку мог только надеяться на это. Он встал с кровати, собираясь пойти в ванную, но вспомнил, что не сможет сам включить кран или даже дотронуться до воды. Он нерешительно посмотрел на Каччана. — Э-э… Я… я не знаю, как мне отмыться, — признался он. Качан нетерпеливо вздохнул. “Просто надень свою рубашку или что там еще”. “Что?! Нет! Оно будет все в крови!” — И что? Это даже не твоя настоящая грёбаная футболка, а просто её версия для души или что-то в этом роде. — И всё же мне придётся ходить с кровью на рубашке до тех пор, пока мы не придумаем, как вернуть меня в моё тело! “Ну и что? В любом случае, тебя никто не видит”. “Ты можешь!” “Меня это не беспокоит”. “Но это так!” — Ну и что, чёрт возьми, ты от меня хочешь? Вымыть тебя? Когда Изуку замолчал, Кацуки развернулся на стуле и пристально посмотрел на него. “Ни за что, блядь”. — Качан, пожалуйста! Я не хочу ходить весь в крови! «Мне плевать. Я этого не делаю». — Да ладно! Это ты меня ударил! И ты велел мне убираться! — Я, чёрт возьми, не хотел тебя бить, придурок! Я же тебе сказал! “Я знаю, но все же!” “Нет. Этого не будет”. “Пожалуйста!” “Нет”. — Всё, что тебе нужно сделать, — это побрызгать водой мне на лицо! Я не могу сделать это сама! “Это не моя проблема”. “Давай же, Каччан!” “Заткнись на хрен”. “Пожалуйста!” “Прекрати уже. Я ударю тебя снова”. “ Я не виноват, что из-за тебя у меня пошла кровь! — Чёрт, ты такой раздражающий, — Кацуки резко встал, схватил Деку за запястье и потащил его в ванную, применяя больше силы, чем нужно. Деку вскрикнул от удивления, но не сопротивлялся. Кацуки открыл кран и схватил Изуку за волосы на затылке, заставив мальчика вздрогнуть, когда он потянул за локоны. Кацуки бесцеремонно придвинул его голову ближе к раковине, как будто хотел покончить с этим как можно скорее, и намочил свободную руку. Он плеснул водой в лицо Деку и тёр его, пока кровь не смылась. Как только лицо Деку стало чистым, Кацуки выключил воду и отпустил его, схватив грубее, чем нужно. Деку обнаружил, что смотрит на Кацуки с расширенными зрачками, приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами. С его лица стекала вода. — Что? — угрюмо спросил Кацуки. — Ты хотел, чтобы я почистил твоё дерьмовое лицо, да? Вот, оно чистое. Теперь ты позволишь мне заниматься или у тебя есть ещё какие-нибудь грёбаные просьбы? — саркастически добавил он. Изуку просто уставился на него. Он чувствовал себя странно. Почему его сердце так сильно забилось? И почему он снова захотел, чтобы пальцы Качана гладили его по волосам? Несмотря на шероховатость,… это было действительно приятно. Изуку вспомнил тот день, когда он проснулся и обнаружил, что пальцы Каччана запутались в его волосах, пока он спал. Каччану нравилось играть с его локонами так же сильно, как Изуку нравилось, когда с ними играли? С какой стати он вообще думал об этом ?!? — Что такое? — настаивал Кацуки, когда Изуку продолжал смотреть на него с чем-то похожим на удивление на лице. — Перестань так на меня смотреть. Изуку просто продолжал смотреть. Он заметил, что Каччан в какой-то момент снял очки, но не мог вспомнить, когда именно. Он удивился, что хочет, чтобы Каччан надел их обратно. «Чудак», — прокомментировал Кацуки его молчание, в последний раз усмехнувшись, прежде чем развернуться на каблуках и выйти из ванной. Изуку остался стоять, не в силах пошевелиться, и пытался разобраться в своих чувствах. Что-то странное творилось у него в груди. Он только надеялся, что Каччан не чувствует этого тоже. “ Ты можешь сказать мне, куда мы направляемся? “Нет”. “Почему бы и нет?” “Боже, тебе что, блядь, пять? Просто заткнись и следуй за мной”. — Но я хочу знать! Ты так загадочно об этом говоришь! “Ты узнаешь, когда придет время”. - Почему ты всегда так говоришь? “Потому что я всегда говорю тебе заткнуться, а ты никогда не слушаешь”. “Фу, прекрасно, Каччан”. Тишина. Несколько человек, проходивших мимо них по коридору, бросали на Кацуки странные взгляды, но ему было всё равно. Эта кучка статистов, скорее всего, уже знала, что к нему привязался глупый призрак; тогда зачем бросать на него осуждающие взгляды? Чёртовы неудачники. — А зачем тебе вообще ножницы? — спросил Изуку спустя меньше минуты, и Кацуки победоносно посмотрел на него. — Ты просто не можешь удержаться, да? — усмехнулся он. — Я не виноват, что ты никогда ничего мне не рассказываешь, и мне приходится постоянно спрашивать! “Просто признай, что ты любопытный”. — Не быть назойливым — значит хотеть знать, почему ты носишь ножницы на территории школы! — Я не собираюсь никого убивать, если ты об этом так беспокоишься. — Я знаю, что если бы ты хотел кого-то убить, тебе бы не понадобились ножницы. “Я приму это как комплимент”. — Вроде того, но… но дело не в этом. Ты так и не сказал мне, для чего нужны ножницы, и… подожди. Разве это не путь в медицинский отсек Девочки-Целительницы? “Попробуй, блядь, угадать”. “Что ты собираешься делать с этими ножницами?!” “Что думаешь, ботаник? Пораскинь мозгами хоть раз”. Нерешительное молчание. — Качан, я ценю это, но… но я… я не совсем… “Прекрати, блядь, заикаться и просто выкладывай, неудачник. Я, блядь, ненавижу, когда ты спотыкаешься о свои слова, потому что у тебя не хватает смелости высказать то, что у тебя на уме”. Изуку уставился на него. “Ты ведешь себя как придурок”. — Я уже говорил тебе, что тебе нужно говорить мне об этом только тогда, когда я не знаю, что веду себя как ребёнок. “Тогда перестань быть им нарочно!” “ Не смей, блядь, указывать мне, что делать! — Хорошо, тогда я просто дам тебе знать, что не хочу, чтобы ты стриг меня! “Ээээ?! Почему, черт возьми, нет?” “Потому что я буду выглядеть уродливо!” — Шутка за тобой, дерьмовый Деку, ты уже уродлив. “Эй!” - крикнул я. — Что, ты думаешь, у меня нет навыков, чтобы подстричь твои грёбаные волосы? Так что ли? “Ну, в общем, да!” — Теперь ты просто просишь меня найти ещё одно применение моим чёртовым ножницам. — Я просто хочу сказать, что никогда не видела, чтобы ты кому-то стриг волосы! Откуда мне знать, что ты не испортишь мои? — Это никак не может быть ещё хуже, чем сейчас, неудачник; ты едва видишь из-за чёлки, которая лезет тебе в глаза. “Тогда просто попроси кого-нибудь другого сделать это!” “Черта с два я это сделаю. Я могу сделать это сам”. “Но я не хочу, чтобы ты это делал!” “Неужели я выгляжу так, будто мне не насрать?” “Я хочу! Это мои волосы!” “Что ж, это слишком плохо для тебя”. “Почему ты вообще так заботишься о моих волосах?!” Изуку не собирался этого спрашивать, но в пылу их разговора он не подумал, что говорит. Они оба замерли на месте. Его глаза расширились от смущения, и он уставился на Каччана с опаской и предвкушением, ожидая бурной реакции. Вместо этого Каччан замолчал, демонстративно избегая взгляда Изуку и уставившись в противоположную сторону. — Я просто пытался сделать тебе одолжение, придурок, — усмехнулся Кацуки, и в его голосе слышались злость и… что-то ещё, чему Изуку не мог подобрать названия. — Но, наверное, я сам виноват, что пытался угодить такому неблагодарному придурку, как ты. Кацуки развернулся на каблуках, чтобы пойти обратно, но Изуку инстинктивно потянулся к нему и схватил за запястье, заставив его остановиться. Кацуки не посмотрел на него, но и не оттолкнул. Может ли такое быть? Неужели Качан на самом деле пытался… сделать что-то хорошее для Изуку? Без личной выгоды? Впервые в жизни? Глубокое чувство вины охватило Изуку при этой мысли. Может быть, Каччан просто не знал, как быть милым, и это была его (неудачная) попытка? Может быть, он просто должен был быть настойчивым во всём, что касалось его жизни? Если честно, Изуку искренне думал, что Каччан собирается сделать ему ужасную стрижку, чтобы потом посмеяться над ним, но, может быть… Может быть, Каччан на самом деле был честен в своих намерениях. И если это действительно так — а Изуку всем сердцем хотел в это верить, — то он должен извиниться перед Каччаном за то, что так пренебрежительно и грубо отнёсся к его предложению, даже несмотря на то, что это не его вина, что оно было так плохо сформулировано. — Каччан, — начал он, надеясь, что мальчик сможет уловить искренность в его голосе. — Я… я сожалею, — он стыдливо опустил голову, не отпуская запястья Кацуки. — Я думал… ну. Я не думал, что ты серьёзно. Я думал, ты пытаешься надо мной посмеяться. Некоторое время Катсуки молчал. — Тьфу. Как скажешь, — усмехнулся он, отстраняясь от прикосновения Изуку и продолжая идти в противоположную от медицинского отсека сторону. — Нет, Каччан, подожди! — крикнул ему вслед Изуку. Боже, он всё испортил, не так ли? Каччан впервые попытался быть милым, а он… отмахнулся от него, как от ничего не значащего пустяка. Зная этого парня, Изуку был уверен, что тот будет слишком гордым и упрямым, чтобы когда-либо снова попытаться быть милым с ним, если он не исправит это прямо сейчас. — Подожди! - эй, Каччан! — Что? — Кацуки остановился как вкопанный и так резко развернулся на каблуках, что Изуку врезался ему в грудь. Он потерял равновесие и упал бы на задницу, если бы Кацуки не протянул руку и не схватил его за рубашку, помогая устоять на ногах. Как только Изуку снова встал на ноги, Кацуки быстро засунул руки в карманы и сердито посмотрел на мальчика перед собой. — Прости, — снова сказал Изуку с серьёзным выражением лица. — Я не хотел тебя так отшивать. — Просто, чёрт возьми, забудь об этом, — Кацуки нахмурился, готовый снова развернуться на каблуках. Изуку чувствовал, как гнев Каччана проникает в него, вызывая раздражение и злость. Чёрт. После всего, что произошло, Изуку совершенно забыл рассказать Каччану о своей теории — о том, что им нужно уравновешивать и контролировать свои эмоции, чтобы быть счастливыми. Теперь было уже слишком поздно. Ему придётся вспомнить об этом позже, потому что в тот момент он почувствовал, как гнев Качана охватил его и сделал его фильтр между мозгом и ртом ещё менее эффективным. — Послушай, я не виноват, что так подумал, ясно?! — крикнул ему вслед Изуку, сжимая кулаки. — Это ты никогда не упускал возможности заставить меня чувствовать себя плохо! Кацуки снова остановился и медленно повернул голову, чтобы посмотреть на Изуку. В его алых глазах читались гнев и недоверие. Изуку продолжал смотреть на него, мысленно говоря себе: успокойся, вдохни поглубже, не позволяй его гневу задеть тебя, не говори того, о чём потом пожалеешь, помни о чувствах Каччана. В то же время, однако, тихий голос в его голове заглушал все его попытки быть внимательным, постоянно повторяя «УМРИТЕ, УМРИТЕ, УМРИТЕ, УМРИТЕ». Неужели Качан всё время так себя чувствовал? Неужели поэтому ему было так трудно контролировать свой вспыльчивый характер? Кацуки по-прежнему смотрел на Изуку, словно ожидая, что тот продолжит. Если теория Изуки была верной, то он был тем, на кого обрушился весь гнев Каччана, а сам Каччан, вероятно, чувствовал его в меньшей степени. Тем не менее, рациональные мысли и попытки взять себя в руки покинули его, когда разум переполнили чувства обиды и самодовольства. — Вполне естественно, что я подумал, что ты хочешь меня унизить, так что перестань упрямиться только потому, что я неправильно понял твои намерения! — сердито добавил Изуку, сам того не замечая. Боже, гнев Каччана действительно было трудно контролировать. Наверное, он хмурился или делал сердитое лицо — в любом случае, мышцы его лица болели от того, к чему он не привык. — Просто возвращайся в лазарет и подстриги мои чёртовы волосы! И в следующий раз, когда захочешь сделать кому-нибудь что-то приятное, не будь таким придурком! Я никак не мог понять, что ты хочешь оказать мне услугу, когда ты продолжал обзываться и отчитывать меня! Кацуки уставился на Изуку со смесью замешательства, раздражения и ужаса. Вероятно, он был слишком подавлен этими чувствами, чтобы продолжать злиться, и Изуку почувствовал, как ярость Каччана покидает его тело так быстро, что у него закружилась голова, как будто его кровяное давление резко упало. Он тяжело задышал и несколько раз моргнул, чтобы избавиться от пляшущих перед глазами чёрных точек, прежде чем посмотреть на Каччана, на лице которого по-прежнему было очень неприятное выражение. — Что за чёрт? — это всё, что смог выдавить из себя Кацуки, его голос был едва громче шёпота, а на лице застыло растерянное выражение. — П-прости, — сказал Изуку, наклонившись и положив руки на колени. Он чувствовал себя очень уставшим после такой эмоциональной вспышки. Гнев Каччана был тяжёлым бременем, даже если он длился всего несколько минут. — Я снова принял на себя весь твой гнев. — Да, я, чёрт возьми, понял это, — сказал Кацуки, всё ещё с растерянным и испуганным выражением лица глядя на Изуку так, словно у того выросла ещё одна голова. — Это было чертовски жутко. — Что ж, — Изуку глубоко вздохнул, прислонившись к стене рядом с собой, чтобы выпрямиться, и провёл тыльной стороной свободной руки под носом, который всё ещё болел. — Вот так ты всегда выглядишь и говоришь. — Нет, чёрт возьми, — Кацуки невесело усмехнулся. — Да, так и есть, — возразил Изуку, и его тон не оставлял места для споров. Но Кацуки всё равно решил поспорить. — Нет, это не так, потому что моё лицо действительно умеет выглядеть сердитым, — заметил он, почти с восхищением глядя на Изуку. Он выглядел очень озадаченным всем, что произошло за последние две минуты. — Ты только что кипел от злости и выглядел так, будто вот-вот заплачешь. — Я не выглядел так, будто вот-вот заплачу! — возразил Изуку. “Да, так и было”. “Нет, я там не был!” — Я был единственным, кто видел твоё глупое лицо, так что заткнись, чёрт возьми. Просто признай это — ты не умеешь злиться, — закатил глаза Кацуки, схватил Изуку за локоть — не так агрессивно, как мог бы, — и потащил его по коридору. Они возвращались в медицинский кабинет Девочки-Восстановительницы, и Изуку почувствовал, как чувство триумфа пересиливает усталость. И это всё, что нужно, чтобы успешно общаться с Каччаном? Кричать на него, высказывая правду? — Конечно, я знаю, как выглядеть сердитым! — возмущённо возразил он. Он сердито посмотрел на Качана и нахмурился. — Видишь? Я делаю это прямо сейчас! Катсуки несколько мгновений наблюдал за ним, изучая его лицо. «Ты выглядишь так, будто неделю не мог сходить в туалет», — таков был его вывод. — Качан! — возмутился Изуку. — Это неправда! Я умею злиться! — Нет, не надо. У тебя слишком детское личико для этого. “У меня нет детского личика!” “Да, ты понимаешь. Это чертовски нелепо”. “Прекрати так говорить!” — Но это правда, придурок. Плохо, что мой гнев попадает в руки того, кто не знает, как им распорядиться. “Ты тоже не знаешь, как им пользоваться!” - Что за блядь ты только что сказал? «Ты всегда выходишь из себя без причины и постоянно кричишь на людей! Все знают, что ты вспыльчивый. Ты очень легко теряешь контроль над своим гневом, поэтому не знаешь, как его использовать!» — Я, чёрт возьми, ничего не теряю, придурок. Всё, что я делаю, — хладнокровно просчитано. И это говорит парень, который пять минут назад наорал на меня. — Потому что я отражал твой гнев! Это была не моя вина! “Ты хочешь сказать, что это была моя вина, дерьмовый Деку?” “Да! Я был зол только потому, что ты был зол!” — И я разозлился только потому, что ты кусок дерьма, который часами нытьё о том, что я плохо с тобой обращаюсь или что-то в этом роде, а потом посылаешь меня к чёрту, как только я пытаюсь сделать что-то хорошее! — Я уже сказал тебе, что не понял, что ты имела в виду! Я не мог понять, что ты пытаешься быть милой! — Это потому, что ты грёбаный придурок без мозгов! — Нет, это потому, что ты всегда злишься из-за всего подряд, и говорить мне, что ты сделаешь то, о чём я тебя просила не делать, несмотря на то, чего я хочу, — это не по-доброму! Это по-свински! Кацуки пристально посмотрел на него, но ничего не сказал. Невероятно, но он, похоже, был готов в кои-то веки выслушать Изуку. Был ли это редкий случай, когда Кацуки вёл себя как придурок не нарочно? Был ли это первый реальный шанс Изуки дать Кацуки понять, что тот ведёт себя как придурок, как он и просил? — Я ценю то, что ты хочешь подстричь меня, — продолжил Изуку, стараясь быть более терпеливым. Каччану явно было трудно понять, что он имеет в виду, и крики на него не приносили никаких результатов. — Но ты не можешь просто сказать мне, что сделаешь то, чего я не хочу, несмотря на то, что я этого не хочу, и ожидать, что я буду тебе за это благодарен. Я знаю, что ты хотел сделать что-то хорошее, но неважно, считаешь ли ты это хорошим. Я тоже должна думать, что это мило!” — Ты же не думаешь, что я потратил бы своё грёбаное время на то, чтобы прийти сюда только для того, чтобы подстричь твои дерьмовые волосы, не так ли? — раздражённо спросил Кацуки. — Я думаю, что да, теперь, когда я знаю, что ты серьёзно это сказал! — быстро объяснил Изуку. — Но… Раньше, например, ты вправил мне нос, не дав мне времени подумать об этом, хотя мне было больно! Ты не можешь просто делать то, чего я не хочу, и называть меня неблагодарным за то, что мне это не нравится! «Я могу делать всё, что, чёрт возьми, захочу», — сердито прорычал Кацуки, но это прозвучало скорее из-за необходимости быть правым во всём, чем из-за уверенности в своей правоте. “Каччан”, - вздохнул Изуку. “Я серьезно”. Кацуки демонстративно избегал смотреть на него и выглядел ещё более угрюмым, чем обычно. Изуку воспринял молчание — а не череду выкрикиваемых проклятий — как сигнал к продолжению. — Послушай, — снова попытался Изю, заставляя себя быть терпеливым. Он был рад, что они с Каччаном наконец-то поговорили, а не сразу начали драться. — Я не мог понять, действительно ли ты хочешь подстричь меня, потому что ты говорил не так. Ты… ты говорил так, будто хотел, чтобы я выглядел уродливо с этой дурацкой стрижкой. Вот почему я сказал тебе, что не хочу, чтобы ты это делал! Не потому, что я не хотел, чтобы ты оказал мне услугу, и не потому, что я думал, что она мне не нужна, а потому, что… потому что я думал, что ты не всерьёз! Кацуки прищурился и наклонил голову, чтобы молча посмотреть на Деку. — Тебе не нужно всё время защищаться, — добавил Изуку, робко улыбнувшись Каччану. — Никто не осудит тебя за то, что ты время от времени ведёшь себя хорошо. Люди могут comment it, потому что заметят разницу с твоим прежним поведением, но — никто не осудит тебя. Или не будет насмехаться над тобой. — Мне плевать, что обо мне думают, — просто ответил Кацуки. — Если бы мне было не плевать, я был бы таким же неудачником, как и ты. — Тогда не повредит ли тебе, если ты попытаешься быть добрее к людям? Если тебе всё равно, что они об этом подумают? «Какая, чёрт возьми, разница, если мне вообще плевать, что они думают?» — Разница в том, что они были бы счастливее, — серьёзно сказал ему Изуку. — И у меня такое чувство, что ты тоже был бы счастлив. Катсуки долго изучал лицо Изуку. Затерялся в зеленых, выжидающих глазах. Ему так сильно хотелось что-нибудь сказать. Какую-нибудь реплику. Как-то выиграть этот спор. Он отвернулся, не в силах больше смотреть Изуку в лицо. “Тч. Что угодно. Давай сделаем тебе эту гребаную стрижку”. “Ты не можешь подстричь его”. “Что?! После всех этих неприятностей?” - воскликнул Изуку. — Что за ЧЁРТ? Почему, чёрт возьми, нет? — закричал Кацуки. — Следи за языком, молодой человек, — сделала выговор Восстановительница, сильно ткнув Кацуки тростью в ногу. Она стояла перед комнатой Изуку, преграждая путь. — И ты ни в коем случае не должен ставить под угрозу его физическую целостность. Вот почему». — Как, чёрт возьми, стрижка может… ой! — прошипел он, когда девушка-врач снова ткнула его в ногу, услышав ругательство. — Как стрижка может поставить под угрозу его физическую целостность?! «Мы до сих пор не знаем всего, что нужно знать о причуде, которая отделила Мидорию от его души, — объяснила Восстановительница. — Из-за этого я не хочу вносить какие-либо радикальные изменения в его тело или внешность, пока он не вернётся в него. Мы не знаем, как на это отреагирует его душа». — В этом нет ни хрена, — он поправился, прежде чем снова выругаться. Медсестра прищурилась, глядя на него. — То есть ты можешь колоть его иглами и делать всё это дерьмо, а я не могу подстричь его? Девочка-Восстановительница вздохнула и опустила голову. Она выглядела… почти обеспокоенной. Как будто несла бремя, которым не могла поделиться с ними. Изуку нахмурился. Что происходило на самом деле? — Качан, — сказал он, не сводя глаз со старушки. — Спроси… Спроси её, можно ли нам войти. В то же время, Выздоравливающая Девушка добавила: «Если у вас есть какие-то претензии по этому поводу, поговорите с Эрасир Хедом или Всемогущим», — устало сказала она. «Это было решение совета UA. А теперь, если вы меня извините, мне нужно заняться пациентами», — объявила она, поворачиваясь, чтобы уйти. Кацуки бросил на Изуку взгляд, в котором читалось то же подозрение. Прежде чем Восстановительница смогла уйти, Кацуки окликнул её. — Эй, старушка. Можно нам войти? — спросил он немного громче, чем нужно. Она повернулась и нерешительно посмотрела на него. Кацуки продолжил, стараясь говорить вежливо: — Я имею в виду, что Деку умирает от желания увидеть его тело — без обид — и он уже несколько дней меня из-за этого достаёт. Может быть, он наконец успокоится, если мы просто… — он потянулся к дверной ручке, ведущей в комнату Изуку, но Восстановительница остановила его, причём довольно грубо. Ладно. Что-то определённо происходило. Кацуки разыграл этот маленький спектакль вместо того, чтобы просто выломать дверь, потому что хотел увидеть реакцию героини… И это сработало. Она явно не хотела, чтобы он заходил в комнату Деку. Дело было не в том, что Кацуки стриг его, нарушая физическую неприкосновенность, или в какой-то другой ерунде, которой она его кормила. Дело было в том, чтобы увидеть Деку. Почему она не хотела, чтобы он видел Деку? — Ладно, что, чёрт возьми, происходит? — спросил он, всё ещё держась за дверную ручку, но не поворачивая её. Девушка-врач стояла перед ним с серьёзным выражением лица. “Каччан”, - обеспокоенно предупредил Изуку. “Будь осторожен”. — Мидория сейчас не принимает посетителей, — строго объяснила Восстановительница. — Как я уже сказала, если у вас есть какие-то претензии, поговорите с Эрадером или Всемогущим. Они смогут помочь вам лучше, чем я. Кацуки уставился на неё, изучая её лицо и пытаясь понять, что происходит на самом деле. Восстановительница смотрела на него суровым взглядом, не отводя глаз под пристальным взглядом мальчика. — Каччан, — снова сказал Деку, опасаясь, что Кацуки вот-вот устроит (довольно бурную) сцену и накричит на маленькую старушку. Девушка-восстановление могла казаться маленькой и хрупкой, но Деку был абсолютно уверен, что Кацуки не сойдёт с рук неуважение к ней. К тому же было ясно, что она не хотела — или, возможно, не могла — говорить с ними о том, что происходило на самом деле. Лучше всего было отступить. — Давайте просто уйдём. Мы можем поговорить об этом с Всемогущим, — добавил Изуку, с беспокойством глядя на Кацуки. Катсуки продолжал пристально смотреть на нее. — Хоть сегодня и суббота, я уверена, что у тебя, Бакуго-кун, должны быть занятия во второй половине дня, не так ли? — многозначительно спросила она. — Тебе лучше поторопиться, чтобы не опоздать. — Да, — просто ответил Кацуки, сдерживая усмешку и продолжая изучать лицо Восстановительницы. — Каччан, — тихо позвал Изуку, потянув Кацуки за рукав, словно призывая его двигаться. — Ну что? — Восстановительница приподняла бровь, когда Кацуки остался стоять на месте. — Когда он снова сможет принимать посетителей? — Кацуки пристально посмотрел на неё, сохраняя невозмутимое выражение лица и внимательно глядя в глаза. — Я могу прийти позже? Его вопрос явно был проверкой. Он не собирался возвращаться позже. Восстановительница снова вздохнула, сокрушённо покачав головой. Её плечи поникли, а на лице появилось неодобрительное выражение. Ни Кацуки, ни Изуку не были уверены, что это неодобрение было направлено исключительно на них. Она не смотрела Кацуки в глаза, когда ответила почти со стыдом в голосе: “Просто спросите об этом кого-нибудь из ваших учителей, молодой человек”. А потом она ушла. Как только она скрылась из виду, Кацуки повернул ручку двери в комнату Изуку в лазарете и попытался открыть её. Она была заперта. Примечания: Впереди ещё больше тайн! (Кроме того, Кацуки поначалу отказывался смотреть на Изуку, потому что ему было неловко из-за объятий. Они оба такие невнимательные... *вздыхает*) Дайте мне знать, что вы думаете? Надеюсь, вам, ребята, понравилось!