"Мама"

      Освещение было каким-то приглушённым или даже туманным. Я плохо помню происходящее вокруг меня, но местность походила на незнакомую, вокруг пари́ло, и на стенах проблёскивали неоновые, замысловатые узоры. Вряд ли я осознавала, что делаю. Мною двигали лишь инстинкты, ведь подо мною лежало извивающееся, сгорающее от нетерпения тело.       Подо мной лежал ты.       Такой жалкий и жаждущий меня, ты тянулся к моим ладоням, оглаживающим твоё, усыпанное веснушками, лицо. Ты с упоением целовал мои руки, но стоило мне спустить одну ниже и сдавить твоё горло посильнее, ты тут же захрипел и замявкал, а слёзы в уголках твоих глаз разлили по моим венам садистское удовольствие. Красивый до одури, зависящий от моего внимания, как от спасительного воздуха, коего я лишала тебя. Безумно влюблённый в меня, ты готов был довериться любому моему капризу и решению с момента, как я впустила тебя в свою жизнь. Стоило тебе получить немного свободы в шее, ты хрипло закашлялся. Дискомфорт на твоём лице мгновенно сменился жгучим восторгом, когда моя внушительная фигура отбросила тени вокруг твоего миниатюрного тела, а мои бёдра оседлали твоё лицо. Твои глаза заблестели и в приглушённом свете неона, казалось, их цвет стал темнее, а губы нетерпеливо приоткрылись в ожидании трудоёмкой работы.       Да, Феликс. Порадуй «мамочку».       Казалось, всё моё естество было сосредоточено на выражении твоего лица. Твой язык нетерпеливо высунулся, чтобы попробовать вкус моего возбуждения и длительной тоски по нашей запретной связи, но восторженно всхлипнула я совершенно по иной причине: ощущать тебя на себе было, несомненно, одним из самых желанных удовольствий в моей жизни, но слышать, как ты восторженно скулишь, лакая мою горячую влагу прямо из сердцевины… Казалось, ты вот-вот замурлычешь, зарываясь носом только глубже. Каждое сглатывание, каждый чавкающий звук, что срывались с твоих влажных уст, посылали искры удовольствия от моего позвоночника к тазу, скручивая и без того натянутые мышцы в плотный клубок наслаждения. Мне так хотелось развязать его, и ключом ко всему был ты, Феликс. Так вкусно, так старательно вылизывал мою горячую, навязанную тебе, влажную плоть. Ведь я вновь заставляла тебя делать это, а ты вновь делал без малейшей тени сопротивления, хватаясь за мои ягодицы, как за спасательный круг. Задыхающийся и жалобно хныкающий, ты так влюблённо смотрел на меня, мой драгоценный мальчик.       — Кх-ха… — моя ладонь сжала твоё горло плотнее, и я видела, как твои глаза на миг потускнели. Свет в них померк, а ты сам застыл в полуобморочном трансе. С хриплым стоном наслаждения отпустила покрасневшую шею, слегка хлопнув тебя по бледной щеке. Ты вдохнул, моргнул и включился вновь, впиваясь пальцами в мой зад сильнее, а я едва сдержала порыв вдавить тебя в постель всем своим весом, лишив всякого достоинства и чести, если они вообще у тебя оставались в наших запутанных отношениях. Твой язык вновь проник чертовски глубоко, а я непроизвольно сжала твои длинные волосы, вынудив тебя зарыться аккуратным носом между моих мокрых складок и тихо всхлипнуть.       Да, чёрт возьми, сейчас ты был там, где должен был быть.       Подо мной.       Только мой.       — Софи…       Этот стыд будет преследовать меня всю мою жизнь. Перспектива поддаться соблазну и вернуться на путь греха и запретных удовольствий не была бы столь соблазнительной, не преследуй меня сладкий образ моего пасынка в чёртовых снах, что были чем-то вроде спасительного мира грёз для брошенной, смирившейся с одиночеством и несчастной любовью меня. Я думала, что унесу это секрет с собой в могилу. Кажется я уже говорила об этом: представлять его, мечтать о нём и думать о нём перед сном, не казалось мне чем-то страшным и не представляло серьёзных последствий для нашего будущего… Как мне казалось. Особенно трудно было оставаться спокойной в тот день, когда этот щенок, что посмел так вырасти, возмужать и нарастить мышцы, предстал передо мной абсолютно другим человеком: той версией себя, которую я не знала — дерзким, наглым, уверенным… Мужчиной, чёрт возьми. Я была сама не своя и едва могла привести мысли в порядок. Да я была просто уверена, что он… нагнёт меня в ванной в тот вечер.       Но что бы я делала, решись он в действительности сделать это?       Для меня на тот момент уже не было вариантов. Моя душа тянулась у нему неодимовым магнитом, и как только я увидела проблеск взаимности в его глазах, моя нездоровая ревность к мальчишке, связанному со мной формально-кровными узами, сменилась отчаянной надеждой. Подобно щенку, я нервно металась по комнате в ожидании хозяина до поздних четырёх утра, еле сдержавшись от «самоподзатыльника» за столь жалкое поведение в конечном итоге. Остановившись посреди спальни к утру, когда уже светало, я помню, как нервно встряхнула длинные волосы и не узнала своё отражение в зеркале: встревоженная, взлохмаченная, слегка покрасневшая… Девчонка?       Это была катастрофа.       Мои инстинкты кричали мне о потере контроля над собственной жизнью и лишь сердце требовало принятия дурацких, несвойственных мне решений. Однако, сила характера, накопленный опыт и несменяемые жизненные цели помогли мне собраться с…       Да кого я обманываю?       Я просто расстроилась невыполненному обещанию глупого мальчишки.       Ну разве не дура?       Я легла в кровать, сменив красивое чёрное кружевное бельё на более удобную белую шёлковую ночную сорочку. Ложилась с мыслями о том, что было бы слишком опасно для Феликса вот так срываться ко мне посреди ночи из постели своей спящей девушки, поставив под угрозу их здоровые отношения. Ложилась с привкусом горечи и нежелательного разочарования на языке, ещё не зная, какие сны приготовило мне моё, истосковавшееся по любви, подсознание.       А проснулась от внезапного отголоска собственного имени на подкорках сознания, что, казалось, клеймом отпечаталось на моем сердце из уст того, кого я ждала. И от нежной ладони, плавно скользящей вдоль моего оголённого бедра.       — Софи…       — Ты… Ты что здесь делаешь? — тепло от прислонившегося ко мне тела лишило меня всякой возможности излагаться связно и мыслить здраво. И как же удачно, что Феликс, прокравшийся ко мне тайком тем ранним утром, не видел смеси страха и предвкушения на моём, ещё слегка сонном, лице. Волшебная дымка навеянных грёз всё ещё приятно напоминала о себе мягкими спазмами под тонкой сорочкой, а тёплое дыхание Феликса в области моего плеча и то, как он доверчиво тыкался лбом мне в затылок, только усиливали ощущения, не позволяя промокшему белью даже немного подсохнуть.       — Прости… — слетело едва слышное раскаяние, словно мольба или признание, растворившись в россыпи моих густых пшеничных волос. Я чувствовала, что за этим «прости» скрывается гораздо больше, чем просто извинение за попытку вторжения в мою комнату. —… за всю боль, что я причинил тебе. За все мучения, за страхи, за нашу связь и за тот образ «сына», который так сильно напугал тебя… Который… ты так возненавидела.       Постой, что?       — О чём ты вообще?       Нежные объятия сна отпустили меня мгновенно, но медвежьи объятия Феликса продолжали настойчиво удерживать меня и прижимать к его тёплому, окрепшему телу, не позволяя повернуться.       — Я всё знаю… Я делал всё неправильно и был слишком настойчивым… Я напугал тебя, Софи, но… Я не со зла, понимаешь? Я просто… Я… Ты нужна мне… Чёрт, ты была так сильно мне нужна, что я… — бессвязная речь Феликса только сильнее воздействовала на мою тревогу. Я напрягалась и хмурилась, пытаясь вырвать из его мямления хоть что-то связное, но его твердеющее желание, упёршееся мне между ягодиц, однозначно усложняло мне задачу.       — Погоди что ты… Что ты несёшь вообще? Я тебя не боюсь и никогда не боялась. И уж тем более не ненавидела. — прервала я его истерику, и он действительно замер на короткую секунду, вжавшись носом в изгиб моей шеи и плеч с громким всхлипом.       Но лишь на секунду:       — Ты не понимаешь! Я действительно схожу по тебе с ума! Ты сделала из меня сумасшедшего, зависящего наркомана, и моя доза – это ты, понимаешь? Это страшно, но я хочу ещё и ещё! И пусть я буду мудаком в этой вселенной, пусть весь мир осуждает меня, пусть все ненавидят. Если бы ты только знала, как же мне похуй…       — Феликс… — ты действительно спятил тогда, да? Отчаялся, устал притворяться и бороться… И… просто устал.       Я помню, с какой силой ты рванул мои локти тогда, переворачивая меня на кровати и нависая сверху. Помню твой безумный взгляд полный претензий, презрения, тоски и… чего-то ещё. Твои глаза блестели в лунном свете панорамных окон, почти осязаемым в воздухе гневом, но я чувствовала, как мысли в твоей голове мечутся подобно муравьям в муравейнике. Ты и сам не знал на что злился больше, а точнее на кого: на меня, или на себя.       Возможно, ты ненавидел меня за то, что я усыновила тебя и сделала таким, но останься ты в приюте, была бы твоя жизнь лучше? Мы не обсуждали это, но оба понимали, что подобные подростковые мысли протеста тоже неоднократно посещали твою взрослеющую голову.       — Мне похуй, понимаешь?.. — продолжал бормотать, по моим меркам всё ещё незрелый мальчишка, а меня вдруг обдало стойким шлейфом выдержанного перегара.       — Феликс, ты что… пил? — Осознание свалилось на меня, как оползень в узком карьере. Я в ужасе уставилась на своего… пасынка, что несколько лет бродил за мной с мольбами и просьбами об отказе от алкоголя, а позже и с попытками вырвать из рук бутылки, бокалы и всё то, что несло в себе хоть какой-то градус. Я знала о судьбе его биологических родителей и, хоть я им и не сочувствовала, не признать влияние их кончины на Феликса я не могла. Алкоголь был для него сильным триггером в его психологических метаниях, а потому я старалась избегать встречи нас троих вместе, чтобы не провоцировать конфликты.       — Мне пришлось. — короткий холодный ответ меня не удовлетворил. Я хотела спросить больше, но тут же прикрыла рот, напрягшись. Феликс шумно выдохнул. Облизнул свои губы и, обведя ладонями изгиб моей талии резким движением рванул мои руки наверх, сжав их над головой.       — Что ты…       — Мне плевать, кто что подумает! Да пойми же ты уже! — рявкнул он, склонившись надо мной, и выражение безумия, отпечатавшееся на его лице, не на шутку напугало меня. Я была физически сильнее его… Немного крупнее. Знала минимум четыре способа изменить наше положение и заломить его в ответ с целью… приструнить, но на тот момент моим сердцем овладел страх. Феликс вёл себя странно, он употребил то, что было для него сродни яду, а сейчас он… — Я хочу быть твоим папочкой! Меня ты должна так называть! Не своих ёбарей, которых ты сюда таскаешь дённо и ношно, а меня! Я не твой сын! Мы не связаны кровно, мы вообще друг другу никто, ты понимаешь?! Всего лишь два человека, что без ума друг от друга. И перестань уже нос воротить, словно это не так, Софи! Я же, блять, вижу, что я прав!       Я понимала, что Феликсом управляло то, с чем он совершенно не имел опыта. Глупый, неопытный мальчишка, затерявшийся в собственных чувствах. И я понимала, что сама довела его до такого состояния, а потому лишь обречённо прикрыла глаза, позволяя проникнуть его языку в свой рот без какого либо сопротивления. Он был жадным и требовательным, но продолжал плакать, настойчиво высасывая из меня раскаяние. Пока одна его рука зажимала обе мои кисти над головой, вторая прокралась под сорочку между бёдер. Его шумный вздох удовлетворения слегка успокоил пьяные всхлипы в момент, когда пальцы добрались до моего влажного после сонного наваждения белья.       — Что и требовалось доказать, «мамочка». — ощущение его пальцев, обильно намокавших в моих выделениях, заставило моё дыхание сбиться. Я хотела отвернуться, чтобы скрыть охватывающий меня стыд, но Феликс только воспользовался этим, с мурлыканием и громким чавканьем впиваясь в мочку моего уха.       — Х-хватит… Ты не в себе… — протестовала я, хотя не могла спорить с реакцией собственного тела: Феликс никогда не говорил этого напрямую, но я догадывалась какой женщиной была в его глазах, возбуждаясь от одного лишь намёка на интерес в его взгляде.       Мы давно не были вместе. Больше года. И я так сильно отвыкла от реальности, весь мучительный период нашей разлуки убегая в мир собственных фантазий, где мы счастливы, где желаем друг друга, потому что действительно любим.       Но в жизни ведь всё было не так с самого начала.       Его пальцы уже неистово трахали мой влажный, склизкий вдох под тонким кружевом бежевых трусиков. Феликс, коленями растолкав в стороны мои ноги, самозабвенно имитировал подобие соития, а его горячий язык забрался неприлично глубоко в раковину моего уха, вызывая смесь невыносимой щекотки и сильного натяжения внизу живота одновременно.       — Ммммпф!..       — Блять, ну какая мокрая… Ты не меняешься. Течёшь как сучка, только тронь… Ммм, супер… — мурлыкал он мне в ухо, а мне было нечего ему ответить.       Он был пьян и нёс бессвязную чушь, мешая старые травмы с новыми и вываливая всё на меня общим скопом в виде одной большой претензии. Но в последнем Феликс был прав: я действительно текла, как сучка, едва он меня касался. И мысль о том, что его подружка мирно спит в постели, пока он нетерпеливо домогается меня в моей собственной, зажигала во мне позорно-низменные желания.       — Боже, сколько же я ждал… — моя жалкая попытка оттолкнуть его, когда руки освободились на мгновенье, пока Феликс стягивал шорты вместе с трусами, успехом не увенчалась. — Давно мы не играли в изнасилование. Правда, обычно насиловала ты, да, «мама»? — укол вины тут же пронзил мою грудную клетку и я мгновенно замерла, прекратив дёргаться и позволяя схватить себя за подбородок. Мои руки вновь вытянулись над головой, зажатые крепкой хваткой.       — Мммгмф!.. — его пальцы с силой сжали мою челюсть, вынудив меня раскрыть рот и впустить его горячий язык. Я сперва зажмурилась, но уже спустя несколько секунд замычала ему в рот снова, чувствуя, как он давит своей эрекцией на мой влажный вход.       — Я не против поменяться, мамочка. — отпрянув от моего лица, Феликс чуть отстранился, с силой сжав моё бедро и зафиксировав меня, словно я могла куда-то убежать. Будто бы я хотела…       Его ладонь, огладив мою упругую кожу, сместилась к центру, ныряя между моими ногами. Я отчётливо видела как закатились его глаза от восторга, когда стенки моих мышц приветствующее сжали его пальцы. Пока он игрался с моим входом, его член тыкался за ними следом, создавая грязную симфонию разврата хлюпающих на всю комнату звуков ранним рассветным утром. За дверью уже были слышны мельтешения обслуживающего персонала, но Феликсу было глубоко наплевать. И мне, разложенной под ним с разведёнными ногами и едва контролирующей собственное дыхание, тоже.       — Прости… Я не должна была… — едва выдавила из себя я, хотя понимала, что извиняться слишком поздно. Динамика власти, движущая мной в моменты обладания объектом моей страсти была слишком опьяняющей. Я хотела ещё и ещё, Феликс был слишком подходящим на роль человека-тайны. Того, кого я могла держать при себе. Вырастить для себя. Научить всему только для себя.       Как же это было эгоистично.       Я просто отвратительна.       — О нет… Мне всё о-очень нравилось… Но, если ты не против, на твоё милое лицо я садиться на буду, ладно? Оставим эту прерогативу моей «мамочке», хорошо? — его знойный шёпот опалил моё ухо горячим дыханием, когда он выплюнул то, что сузило весь мой мир до тех, эхом в голове звенящих, слов. — Ведь моей Софи та-ак нравится, когда я задыхаюсь.       Кажется, те слова в тот момент буквально выжгли воздух в моих лёгких. Феликс уже настойчиво заталкивал свой член, с тяжёлым дыханием минуя сопротивляющиеся тугие мышцы. Ощущение приятного жара в области сплетения наших тел слилось со жгучей болезненной тревожностью в грудной клетке. Моё, застывшее в изумлении от услышанного, лицо слегка расслабилось под влиянием ложно успокаивающего шёпота моего сына, что с таким восторгом взирал на самый примитивный физический контакт мужского и женского начала и, кажется, прокручивал в голове это осознание снова и снова.       — Да… — не выдержала я, отдаваясь желаниям настоящей себя. Восторг на его лице от вида сплетения наших тел зажёг во мне что-то. Что-то первобытное, низменно тёмное, но настоящее и я выдохнула, чуть выгнувшись и качнув бёдрами ему навстречу. — Мне нравится, когда ты задыхаешься… — Феликс перевёл на меня полный желания взгляд, но в нём прослеживались нотки непонимания. —… Подо мной. — его глаза блеснули азартом, а пальцы молниеносно впились в мои бёдра, когда он нетерпеливо качнул мне навстречу своими. — Нравится, когда ты смотришь на меня, как на Богиню. Нравится, когда ты ползаешь вокруг меня, умоляя о внимании. Когда ты сладко мурлыкаешь, как котик и целуешь мне ноги, Феликс. — мой тон был приторно-сладким, даже насмешливым, а его лицо менялось по мере того, что я говорила. Он хмурился, пытаясь сдержать обиду, и, похоже, сам не осознавая, что замер во мне. — А ещё… Мне… Нравится, когда ты донимаешь меня звонками на работе. — Тихо произнесла я, меняя интонацию на смесь смирения и тоски, а его глаза зажглись надеждой и забытым детским трепетом. — Когда закидываешь мои чаты глупыми эдитами с рецептами того, что я хотела бы попробовать. Нравится, что если я лайкну хоть один – ты готовишь это. — мне казалось, что, неспособные контролировать силу напряжения, пальцы мальчишки оторвут от кости кусок моего бедра. Феликс замер в удивлённии, на пару десятков секунд забыл дышать и раскрыл рот буквой «О». — Нрави… лось проводить вместе выходные, нравилось забирать тебя из школы, нравилось вместе сёрфить, плавать с аквалангом, отдыхать на яхте, ходить в СПА… даже скучные приёмы рядом с тобой не были такими скучным. Мне слишком… — я действительно раскаивалась перед тобой, Феликс. Раскаивалась тогда и раскаиваюсь до сих пор, ведь такая как я не должна была претендовать на твою жизнь. Я всегда была для тебя лишь помехой. Но я ничего не могла поделать со своими чувствами. — Слишком многое в тебе нравится…       — Софи… — вспышка восторга мелькнула на лице Феликса, когда он потянулся ко мне с отчаянным поцелуем, вжавшись тазом в мои бёдра. — Души меня. Делай, что хочешь, я на всё согласен, только прошу… — я отчётливо ощутила, как его длинна вновь затвердела внутри меня, а настойчивые, совсем не нежные толчки, сорвали с моих губ протяжный хриплый стон. — Прошу, сдайся мне… Умоляю, Софи, мы же любим друг друга… Я… Я так люблю тебя… — его руки крепко обхватили мою талию, используя меня как рычаг, чтобы толкаться глубже. Я отчётливо ощущала солёный из-за алкоголя пот на его лице, но продолжала жадно облизывать его скулы и щёки, постоянно отвлекая и мешая говорить. Мои ладони собственнически зарылись в его светлые волосы и я млела каждый раз, когда ловила его взгляд в момент очередного шлёпанья наших бёдер и грязного хлюпанья наших, соединенных грязной любовью, тел. Его сильные, настойчивые толчки становились всё быстрее и нетерпеливее. Я понимала, что он долго не продержится. Если честно, я думала просто ему подыграть, но Феликс, словно почувствовал мои мысли своей кожей. Он оторвался от моего рта и, просунув свой палец мне в рот, пощекотал мой язык, обильно измазав палец в слюнях.       — Я всё про тебя знаю… — шепнул он мне в рот, вновь толкаясь в меня языком и скалясь мне в губы, когда не ожидающий внимания сфинктер напряжённо сжался от внезапного прикосновения подушечки его пальца. — Всё-ё, Софи…       — Ах, блять, да!..       — Да, детка. Поскули ещё, мне нравится… — он действительно знал обо мне всё, ведь я сама сделала из него удобного мальчика для удовольствий. И он знал лучше всех, как я реагирую на нетрадиционные ласки и секс. Ведь я учила его всему… Для себя.       Мягкие нажатия и ласки напряжённого колечка мышц провоцировали ощутимые, острые волны удовольствия в моём теле. Совместно с настойчиво вбивающимся в мою истекающую киску членом, я почти мурлыкала от удовольствия и нарастающего экстаза, когда мой мальчик, даже напившись, в первую очередь думал обо мне. Фаланга пальца мягко прорвалась внутрь, и я восторженно вскрикнула, нетерпеливо обхватив таз Феликса ногами и толкая к себе. Он растерялся и почти упал на меня, группируясь в последний момент. Наши губы снова слились воедино, когда его палец проник в мои тугие стенки на пол фаланги. Феликс словил ртом мой скулёж удовольствия, замирая во мне и жмурясь в попытке сдержаться.       — Нет… Не останавливайся… — взмолилась я, и он понял меня без вопросов, удовлетворённо улыбнувшись и вгрызшись мне в шею.       — Кончай, Софи… Кончай для меня, на моем члене, пока я трахаю тебя, давай, милая…       Хоть дом и был моим собственным, мне определённо не стоило так кричать. Звуки секса в виде шлепков, хлюпанья и громких чавкающих поцелуев переполнили комнату и то что своими губами Феликс хоть немного пытался заткнуть мой шумный рот, я осознала намного позже. Однако, на тот момент взрывная смесь из удовольствий словно бы прорвала плотину моего длительного одиночества. Меня накрыло так сильно, что я на мгновение потеряла связь с внешним миром. Мои внутренности обожгло лавиной горячей негой, когда тугие цепи напряжения, стягивающие мои мышцы всё это время, наконец разорвались и отпустили меня, а ощущение тёплого семени, наполняющего меня, заставило пальцы на моих ногах судорожно подогнуться.       Он снова это сделал. Но я была счастлива, вяло моргая и пытаясь словить фокус его лица, когда Феликс с наслаждением облизывал мои ключицы и опять качал бедрами, распределяя семенную жидкость глубоко внутри меня.       Но и в этот раз я не упрекнула его. Лишь удовлетворённо подалась вперёд, позволяя ему совершать этот извращенный акт с моим телом заявления прав на саму мою суть. Подобно животному на свою избранную самку.       Мы понимали, что время было роскошью для нас тем стремительно приходящим утром. Благо, Феликс совсем не испачкался, лишь немного измялся, но это мелочи. Он быстро умылся в моей ванной, прилегающей к внушительных размеров спальне и окинул меня грустным, затравленным взглядом, совершенно не желая уходить.       Наша жизнь катилась по кривой наклонной в нескончаемую бездну, я чувствовала, что вновь поступаю неправильно, но мне совершенно не хотелось отпускать твою руку.       — Как планируешь объясняться? — я видела, как он скривился, услышав мой вопрос.       — Я попросил мистера Уилсона приготовить кое-что из того, что она любит и… прикинусь, что это делал я.       — Уоу. Тактика ‘плюс пять’. — рассмеялась я. Я часто шутила на манеру видеоигр, в которые играл Феликс. Такие шутки он понимал и тепло улыбался, проникаясь моим интересом к его увлечениям.       — Прикалываешься? Смешно тебе?       Мы словно вернулись во время, где были только вдвоём. Время, где моя комната была его домом, его комфортом и его обителью. Время, где этот противный мальчишка капризничал под стать своему юношескому возрасту и не хотел в школу, мешая роль любовника и сына в одну кучу, и умоляя меня дать ему выходной и провести время вместе.       — Ха-ха. Ты страшный человек, Феликс. — я только пошутила, накинув халат и вальяжно прислонившись о дверной косяк ванной, откуда он уже вышел, направившись к выходу из спальни.       — Я… Да, наверное. Я просто очень хотел… Прости. Прости, Софи.       Феликс почти удрал, словно знал, что я начну допрос с пристрастием, ведь я слишком хорошо знала его характер и привычки.       — Постой. — он замер с ладонью на дверной ручке, громко цокнув и уже догадываясь, что именно меня интересовало.       — Давай не будем об этом, ладно?       — Фе-еликс.       — Так… Вышло.       — Я не запрещаю тебе пить. Ты взрослый человек и имеешь право делать что хочешь, но это слишком не похоже на тебя. Что случилось?       — Хах… — Тяжелый вздох и опущенные плечи заставили меня нахмуриться, а мои внутренности скрутило от накатившей тревоги. — Да ничего не случилось, Софи. Просто… Просто она хотела… Внимания. А я хотел к тебе, но чтобы она отцепилась мне пришлось… — Феликс нервно облизнул губы, кривясь будто бы от собственных воспоминаний. — …Мне пришлось ей его уделить.

***

      Мы думали, что провернули преступление века, оставшись незамеченными. Мои воспоминания о тех солнечных летних днях, приправленных щепоткой страха – быть пойманными или уличёнными в постыдных, запретных отношениях за спиной у невинной и нежной Мари, были наполнены в большей степени теплом и душевным спокойствием. Мы прятались как дети, срывая с губ друг друга тайные поцелуи и нежась объятиях друг друга в минуты уединения. Я с пониманием относилась и к обществу его девушки тоже. Мы не знали чем всё это закончится, но Феликс продолжал играть свою роль примерного сына и хорошего парня для Мари. А я мирилась с собственной ревностью, мысленно ссылаясь на то, что ему разрываться между нами двумя вдвойне тяжелее.       Трудно представить о чём я думала в те дни. Думала ли я, что так будет всегда? В конце концов, вскоре эти двое должны были вернуться к учёбе и вновь приступить к самореализации себя в обществе, совместно познавая этот мир, а я… должна была остаться там где была, продолжив сражаться со своей семьёй и своими страхами в одиночку.       Но я не знала, что судьба готовила для нас новые сюрпризы.       В тот день за завтраком девчушка вела себя странно. Она отказывалась есть и много капризничала, а после те двое, кажется, поругались. Я не хотела терпеть этот цирк на выезде, предпочтя свинтить из собственного дома куда-нибудь подальше, но серьёзный и даже бледный Феликс попросил меня остаться на обед, ссылаясь на просьбу Мари о совместном разговоре.       Я могла предположить лишь то, что девчонка заподозрила нас и могла устроить ему истерику на этой почве. Можно сказать, я была даже готова к этому разговору, но то, к чему я была в действительности не готова — это:       — Мисс Лоуренс, мне кажется, я беременна.