"Мама"

      Моя история начинается не сейчас.       Я всё ещё рассказываю о событиях давно минувших дней, плоды которых мне приходится пожинать и по сей день. К хорошим результатам привели те события, или же они завершились плохо – решать лишь тем, кто прочтёт мою историю. Мне лично история моей жизни кажется безобразно красивой, без ярко положительных или отрицательных персонажей. Мы все не без греха. Кто-то больше, кто-то меньше, но каждый несёт в себе иногда дремлющую, а иногда бодрствующую тёмную сущность, которая бушует и покрывает тенью светлые части его жизни. Где ярче свет — там тени гуще. Кажется, так говорил Гёте, а значит у нас с тобой всё не так уж плохо, не так ли, Софи? Ведь мы смешали скучные и унылые серые оттенки своих запретных, грязных чувств.       После того злополучного дня она словно решила поиздеваться надо мной.       Как чувствовала, что я сходил с ума всё сильнее с каждым днём и таскала меня собой везде, где только можно. Уже на следующий день ранним утром Софи вызвала меня к себе в кабинет и я отметил её помятый, растрёпанный вид после вчерашних гуляний. Сердце больно сжалось, но не от того, что я натворил. Чёртова алкашка. Я не хотел, чтобы она превратила в жалкое подобие человека также и ту, кого я считал идеалом женского изящества, и я на несколько часов даже забыл о стыде, обеспокоенный только её здоровьем и кривящийся от стойкого запаха алкоголя, призрачным фантомом следующего за моими носовыми рецепторами даже после того, как вышел из её покоев, когда получил свои инструкции.       Я себя накручивал. Сильнее, чем нужно, уже закапывая её вместе со своими биологическими родителями в зыбучие пески алкоголизма и даже не отдавая себе отчёт в том, насколько же я глобализирую проблему.       Через три часа, когда мы должны были уже выезжать на очередное скучное мероприятие в виде выставки в национальной галерее, я нервно ходил по комнате в своём чёрном смокинге, сшитом на заказ, и едва ли сдерживал себя от желания грызть ногти. Мои беспокойство и тревожность, а также недосып не давали мне шанса сделать нормальный размеренный вдох, чувство вины вернулось с удвоенной силой, мысль о том, что мне придётся провести день с мачехой, на которую я дрочил вчера, пугала до усрачки, а осознание того, что она была пьяна в стельку и даже близко не знает насколько я неблагодарное чудовище, шептало мне на ухо выйти в окно.       Она дала мне всё.       Никогда не пренебрегала моими потребностями, моими желаниями или интересами. Она отправила меня в обычную школу, чтобы не избаловать, за что я безмерно ей благодарен, но позволяла мне также и выпендриваться, как сыночку богатого родителя. Чувствовать себя особенным. Чёрт, у меня буквально была Sugar Mommy, молодая, сексуальная и красивая.       И что же в ответ делал я? Унижал её своим существованием?       Каким же я был жалким мудаком.

***

      Я боялся увидеть её слабой, неадекватной или больной после вчерашнего, но каково же было моё удивление, когда Софи предстала передо мной… обычной. Свежей, элегантной, как всегда сдержанной и с лёгким ароматом духов от Chanel у тонкой оголённой шеи, который мне удалось уловить, когда я садился за ней следом в чёрный Cadillac Escalade 2023 года. Я снова почувствовал, как рот наполняется слюной. Помню, как поднял на неё глаза тогда, боковым зрением впитывая каждую деталь её нежного профиля и мне вдруг подумалось, что стоит заказать штаны чуть пошире в талии в следующий раз. На всякий случай.       Меня радовала мысль, что это чёрное приталенное и длинное платье в пол так просто не задрать. Мысль отвратительная, но чувство собственничества, заполонившее моё сознание по отношению к этой женщине, заставляло меня забыть о собственных психологических неурядицах и задаться целью не отходить от неё ни на минуту. Никто не должен был наслаждаться изгибами её женственного тела ближе, чем я сам. Никто не имел права держать её под руку, кроме меня самого. Будь то тот крупный «папочка» из нашей ванной или иная кинозвезда/знаменитость, неважно. Никто не коснётся этой оголённой, медовой кожи её спины. И мне нельзя. Но я коснусь.       Софи, казалось, обращала свои редкие взгляды на меня чаще, чем обычно. За год жизни в её доме я тоже отлично научился играть в кошки-мышки, и притворяться спокойным на публике мне было всё проще и проще. Вот только вид её голой задницы, о которую шлёпаются чужие яйца и бёдра, стоял перед глазами каждый раз, когда я обводил взглядом её фигуристое тело. Вынести её внимание и компанию оказалось для меня сложнее, чем внимание сотен людей за ограждениями и ослепляющие вспышки камер в руках навязчивых репортёров.       Я стал публичной личностью. Не хотел этого, но так получилось, ведь ради этого я и был принят в семью Лоуренс. Меня часто спрашивали как мне живётся в новой семье и я должен был отвечать чётко по заученным строкам сценария, который был подготовлен продюсерами Софи для её пиар-компании. И я отвечал без вопросов. Но сегодня, когда меня спросили о наших отношениях, моё лицо растеряло все краски. Под вниманием сотен людей я понял, что мне нужно солгать с уверенной точностью, что моя мать – лучшая в мире мать для меня и я безмерно благодарен ей за всё, что она для меня сделала. И хоть всё перечисленное не было ложью, но оно точно обволакивалось липкой мерзостной тьмой моего вчерашнего греха. Я раскрыл рот, не в силах произнести ни слова, вспышки камер ослепили меня и я на мгновенье потерял связь с реальностью.       Тёплая рука Софи, приобнявшая мою талию, удержала меня на ногах и вернула меня назад. Распахнув глаза, я увидел, как мачеха смотрит на меня со смесью испуга и тревоги, закрывая собой раздражающие камеры, а после и вовсе приказывая выключить дурацкие вспышки.       — Тебе плохо? Дорогой, ты совсем бледный. — проговорила она нарочито громко, нежной ладонью касаясь моего лица.       Дорогой… Упаси меня от этой приторной любви, мама. Но да, ты права. Мне плохо, ведь я никогда не умел врать о тонкостях аспектов своей жизни.       — Голова немного кружится.       Честно ответил я, не договаривая девяносто девять процентов причин своих переживаний. Софи всегда меня поражала. Она построила общество вокруг себя по стойке смирно щелчком пальцев и вывела меня с красной дорожки в более тихое помещение из мраморных коридоров, предложив присесть. Её нечитаемое выражение лица было для меня почти облегчением, ведь я хотя бы в своих грёзах мог мечтать о том, что всё так, как было раньше. Она стояла надо мной такая элегантно красивая, возвышаясь и величественно придерживая чёрный клатч со вставками из чистой платины, а мне хотелось встать перед ней на колени, как перед королевой и молить о прощении за мои грешные преступления. Или о чём-то более… неприличном.       Я смотрел на неё исподлобья затравленным взглядом, удивляясь откуда в такой хрупкой женщине столько силы и выносливости после насильственных отравлений своего организма. Софи не подавала ни признаков дискомфорта, ни усталости. Она олицетворяла собой силу, с которой стоит считаться, а я… хотел, чтобы эта сила владела мной.       — Софи… — шепчу я, впервые в жизни испытывая судьбу на прочность и обращаясь к ней по имени. Низкий бокал с прохладной водой едва не трескается от напряжения под моими пальцами, когда мой пульс подскакивает до критических показателей. Она никогда не наказывала меня, но почему-то мне казалось, что я достоин смачной пощёчины за свою дерзость. И за своё желание раздеть её прямо здесь.       Я не получил ответа. Лишь выжидающий взгляд, не выражающий никаких эмоций. Помню, как почувствовал опьяняющее воодушевление, почти подскакивая на месте и выравнивая осанку, поравнявшись с ней. Она была выше, а каблуки делали её ещё величественнее, и я сглотнул, жадно съедая глазами изящный изгиб её шеи и горла, что был на уровне моих глаз. Хочу. Хочу, как никогда!       — Можно мне… — не ляпни. Не ляпни, идиот.       Я шагнул к ней ближе, оставляя стакан на банкетке позади меня и устремляя на неё жалкий, почти щенячий взгляд. Ты нужна мне. Ты так сильно нужна мне, Софи.       Её взгляд был нечитаемым, но на миг моему одурманенному сознанию показалось, что уголки губ моей мачехи дрогнули в насмешке. Я замер перед ней, уверенный, что это лишь моя собственная фантазия, но мысли о её реакции были вышвырнуты опьяняющим ароматом её нежных духов у сладкой шеи. Близко. Близко, чёрт возьми. И секунды не надо, чтобы вгрызться в эту мягкую кожу, но стоит мне сорваться и я потеряю всё, что имею, а Софи выгонит меня сегодня же вечером за ту степень ахуевшести, которую я имел наглость себе позволить.       — …обнять тебя? — слетает с моих уст быстрее, чем я успеваю осознать. Я слишком долго стоял с ней рядом, а она слишком долго гнула бровь в немом вопросе. Я сам же испугался своих слов, ведь мы никогда не позволяли себе чего-то тактильного, если этого не требовали папарацци и важные мероприятия, но уже спустя мгновенье испугался сильнее, когда Софи опустила руки, зажимая в одной из ладоней свой клатч и раскрыла для меня врата рая на земле.       — Иди. — лишь одно слово. И я упал в объятия Богини, совсем не робко, а так, словно она спасает меня от всепоглощающей тяготы моей жизни. Вкусная. И я знал, что прильнул носом к её оголённой шее слишком интимно, легонько мазнув губами по мягкости её кожи, когда уткнулся лицом ей в ключицы. Мой член дёрнулся в штанах и я старался не прижиматься к ней всем телом, но чертовски хотел этого. Моё дыхание участилось, стало сильным и тяжёлым, а когда её тонкие руки обвили меня в ответ, а сама Софи уткнулась щекой в мои волосы, я едва ли не заскулил от радости. Я молчал, но в душе выл волком от бурлящих в душе эмоций. Мои руки, лежавшие на женской талии всё это время, увереннее скользнули к её оголённой спине, прощупывая каждый миллиметр, каждый позвонок её драгоценного тела.       Я же говорил, что коснусь.       Я едва ли сдерживался от желания высунуть язык облизать её золотую кожу на острых ключицах, но всё, что я мог себе позволить – это сдержанно и поверхностно водить пальцами по её голым лопаткам и чувствовать её вздымающуюся грудь своим лицом и губами. Я не двигался. Потерять этот контакт – значит потерять всё. Опьяняющие запахи её кожи и парфюма сводили меня с ума, я словно насиловал себя, не давая себе возможности разрядиться, ведь мой член буквально болел от желания. Мой разум одолевали животные инстинкты, я буквально дурел рядом с ней, но этот дурман был приторно сладостным. Я хотел попробовать её всю.       Резко вздёрнув голову, я сжал её в объятьях сильнее, прижавшись всем телом и давая почувствовать своё собственное желание. Я устремил на неё взгляд полный обиды и вызова, будто намекая, что именно она должна взять ответственность, будто это именно она виновата во всех неправильных мыслях и желаниях, что вертелись в моей голове, как ураган, но в синеве её глаз я увидел… ничего.       — Если ты устал, мы можем уехать раньше. Но сперва встретимся с несколькими важными инвесторами. Это не займёт много времени. Потерпи хотя бы час, хорошо? Или же я отправлю тебя домой пораньше, не страшно.       Она точно чувствовала мой стояк между своими бёдрами. Я пялился на неё так растерянно, словно попал в интерстеллар и мы вели двоякую беседу из разных вселенных. Софи говорила так спокойно и сдержанно, так обычно, но даже близко не пыталась выкарабкаться из моих рук. Она даже не дёрнулась, но продолжала чувствовать меня.       Блять.       Ты была права. С самого начала, ты была права во всём, Софи. Мне не стоило начинать, не стоило даже пытаться. Именно этот момент стал моей отправкой точкой. Да?       — Я в порядке.       Я нехотя выпустил её из своих рук, исподлобья наблюдая за её безразличным аристократизмом, пока сам поправлял свой пиджак. И конечно же, я лгал. А она знала об этом, но сделала вид, что не заметила смеси одержимости и похоти в моих глазах.       Спасибо, мама. Вежливо отшила.

***

      Мы вернулись домой порознь. Софи отправила меня раньше, так как беспокоилась за моё «здоровье», а я ходил по нашему пентхаусу, собирая лбом каждую стену. Она раньше знала, что я хочу её, или узнала только сегодня из-за моей глупости? Чёрт возьми, какой же я кретин. Мысли о дрочке на собственную мать перемешались с признанием моих пубертатных грязных желаний и закрепились красным бантиком в виде холодной реакции Софи на то, что я выкинул.       С одной стороны это было хорошо. Я совершил глупость, а моя мачеха, как мудрый родитель, вместо ругани и скандалов, дала мне шанс подумать ещё раз и исправить ситуацию. Вот только сколько бы я не думал, каждый чёртов раз моя больная фантазия вытесняла всех незрелых девиц из моей школы, бессменно возвращая мои мысли к сексуальной мачехе.       А я ведь пытался отвлечься. Мне было уже семнадцать и за год богатой жизни в доме Софи и купаясь в её роскоши, мне перепал и кусочек её славы. Эдиты в тиктоке только повысили мой авторитет и я стал «мамкиным» блогером, вытаскивая с тиктока пока что смешные $300 в месяц, но я поклялся, что добьюсь большего. На свою первую зарплату, кстати, я сводил одноклассницу в кино полгода назад. И лишился девственности, испытав двоякое чувство триумфа сначала, и стыда уже после, перед мачехой, когда вернулся домой. У меня было чувство, будто я изменил ей, что было абсурдом настолько, что по мне рыдала психбольничка и милашка «психологиня» в короткой юбчонке.       Отвлечься, заведомо, не получилось. Я злился на неё и на себя, пытаясь найти утешение в порно, в скучных глупых девицах с танцевальной студии, в онлайн играх, да хотя бы в учёбе. Но мои глаза горели настоящим азартом, только когда ловили силуэт подходящей мимо где-то вдалеке моей сексуальной мачехи.       Софи домой вернулась поздно. Даже не ужинала и ни с кем не удосужилась поздороваться. Об этом мне сообщила наша горничная Дженис, у которой сегодня была смена в нашем доме. Я волновался, поэтому попросил её дёрнуть меня даже ночью, обещая, что не буду спать.       Я боролся с желанием сорваться и увидеть Софи, ведь моя привычка всё приукрашать и гиперболизировать уже нарисовала мне целый фильм из красочных возможностей того, чем моя сексуальная мать могла заниматься с уймой неизвестных мне знаменитостей так поздно ночью. Да, выражение «ревновать к каждому столбу» – это про меня.       Я пытался уснуть несколько часов, безуспешно ворочался и пялился в белоснежный глянец четырёхметрового потолка и в итоге не выдержал. Идти к ней ночью – самоубийство. Но я хотел только взглянуть и убедиться, что она в порядке.       Софи не было в спальне. Вместо спальни она развалилась в своём кабинете на широком белоснежном диване с бокалом недопитого алкоголя в руке, а на полу стояла пол-литровая бутылка неизвестного мне виски, или же коньяка, распитая наполовину.       Да чтоб эту чёртову алкашку!       Я не прятался, а почти влетел к ней в кабинет, закрывая дверь шумным хлопком. Софи даже не дёрнулась, вообще не шелохнулась, никак не реагируя на моё наглое вторжение в её владения посреди глубокой ночи. Я приблизился и отметил, что она не спала, безразлично пялясь в потолок остекленевшим взглядом. Мой пульс участился и я буквально чуть не умчался звонить в скорую, но её грудь под тонким шёлком её любимого нежно-бирюзового халата, мерно вздымалась, а спустя мгновение, она, словно кукла в фильме ужасов, перевела на меня глаза.       — Ты чего... Тут...? — её слова слегка заплетались, а голос охрип от переизбытка промилле в крови и я, со смешенным чувством облегчения и нервозности, выдохнул, перехватывая недопитый стакан из свисающей с дивана руки.       — Хватит, идём в постель. Я помогу тебе. — умолял я, опускаясь перед ней на колени. Её влажные волосы так красиво и по-домашнему разметались по мягкому подлокотнику из белой кожи. Я сделал вид, что вытаскиваю застрявшую прядь из-под её плеча только для того, чтобы прикоснуться к ней.       — Спать иди. — почему ты всегда прогоняла меня, Софи? Почему отвергала и не принимала, как часть своей жизни?       — Я волновался. Почему так поздно? И хватит пить уже. — я хотел быть ближе к тебе. Хотел, чтобы ты делилась со мной тем, как прошёл твой день, с кем ты встречалась и какие контракты ты подписала. Но тебе было плевать на то, чего я хочу. Ты лениво тянулась за открытой бутылкой у моих ног, наклоняясь и щедро демонстрируя мне свою пышную грудь под тонкой сорочкой и халатом. И я покраснел бы и засмущался… если бы не разозлился, Софи.       Я помню, как перехватил её кисть, сжимая её почти до хруста. Помню как она скривилась и злобно шикнула на меня, выражая свои недовольство и болезненный дискомфорт. Я тут же отпустил её, хватаясь за бутылку и отставляя ту за диван, а её вялое тело, тянущееся за ней следом, обнял и усадил обратно, удерживая её в своих руках чуть дольше, чем положено.       — Не пей больше, прошу. — постарался как можно мягче произнести я, всё ещё оставаясь перед ней на коленях. Абсурдно, но в мои семнадцать мне казалось, что именно там мне и место.       — А ты немного обнаглел, да? — её насупленность была ожидаемой, но не менее неприятной. Я впервые пытался выдержать её прожигающую злость и, чёрт возьми, проигрывал. Власть, которую она имела надо мной была абсолютной, хотя Софи ни разу в жизни не пыталась подчинить меня. Скорее, это я сам хотел ей подчиняться.       Я помню, как стушевался, поджав губы и нервно проведя языком по зубам, обдумывая ответ. Но я не успел додумать.       — Указывать мне будешь? Не дорос ещё…       — Я не ребёнок! — она задела мою больную тему. Тему возраста и пропасти, разделяющую наши жизни и социальные статусы. А точнее: объединяющие в один общий. Мы уже семья. Мать и сын, как бы абсурдно это не звучало с разницей в несчастных десять лет жизни.       — Не ребёнок. Не ре-бё-нок. — зачем-то смаковала она это слово, словно примеряя его на меня. Софи какое-то время ещё жгла меня оценивающим взглядом, а после вздохнула, вновь откидываясь на диван и зачесывая влажные волосы назад. Несмотря на опьянение, ей удалось вызвать у непревиредливого меня дрожь по телу от вида изгиба её смуглой оголённой шеи и провокационно выглядывающей ложбинки между грудей. Я щёлкнул языком, сжимая зубы. Сексуальная, даже сейчас. И мне почему-то казалось, что она приехала домой трезвой, а пить начала уже в своём кабинете. От неё приятно пахло и я не чувствовал стойкого запаха перегара, только цветочные ароматы её геля для душа и шампуня. Вкусная, чёрт.       — Поделись со мной. — вдруг попросил её я, опуская взгляд к её пахнущим кремами для тела ногам. Её острые коленки буквально блестели в лунном свете панорамного окна и я забыл о чём спрашивал, заливнув как полный кретин на изящество женских ног. Плавные изгибы подтянутых плотных мышц манили меня приблизиться, но прожигающий взгляд свыше держал меня в оковах, словно собаку. — Что случилось, Софи?       — «Мама». — напомнила мне она и я нахмурился, уязвлённый её отказом назвать её по имени.       — Софи. — упёрся я, обиженно зыркая на неё и не уступая в упёртости, ведомый юношеским максимализмом. Я видел, как она закатила глаза, слышал как она цокнула и воспользовался её отвлечением в сторону окна с видом на океан, устроив свою голову у неё на коленях. Нагло. Дерзко. Без предупреждения, вот так вот в лоб, в попытке исследовать самые широкие границы дозволенных мне фривольностей в наших отношениях.       Я чувствовал её замешательство.       Ощущал, как она замерла и напряглась, но вдруг, после обречённого вздоха, тёплая ладонь опустилась мне на голову, а женские пальцы заботливо пересчитали густую длину моих волос. Я чуть было не задохнулся, сжимая её ножки под коленями и утыкаясь ей в живот. Я почти урчал, чёрт возьми, с трудом сдерживая себя в руках, чтобы не нарушить эту сладкую идиллию.       — Да как скажешь… — лениво согласилась она, а её поглаживания превращались в почёсывания. Я сказал «почти»? Забудьте, я заурчал.       — Так что случилось? Я могу помочь?       — Чем это? — посмеивается она, а я был готов бежать за диктофоном. Она была такой искренней, когда выпивала. — У взрослой меня взрослые проблемы. А твоё детское время уже давно пришло, кстати. Иди уже к себе.       — Опять «они»? — спросил я, игнорируя её издевательские комментарии, вжимаясь лицом между её бедрами и шумно вдыхая. Я был поражён тому, что она позволяла мне, но, вероятно, Софи не могла видеть то, что видел я под полами её халата. Шёлковые складки разъехались, открывая мне отличный вид на изящное кружево её кремового белья. Но кто-то был слишком пьян, чтобы осознать это.       — Они. — подтвердила Софи, перекладывая ладони на мои плечи и разминая их. Ох, блять. Она никогда в жизни не трогала меня столько раз за сутки. Заболела? — Нам нужно будет ещё раз съездить в Калифорнию. Чёртовы Меркури настаивают на своих условиях, а ещё выставили мне новые требования на… Эй. Ты там что делаешь?       Я не знал, что ей ответить. Ответить прямо: «целую твоё бедро» было нельзя. Я поднял на неё извиняющийся взгляд, прильнув лицом к её ладони щекой и игнорируя её вопрос, включая невинного дурачка и вновь пользуясь своей природной ангелочностью, тем самым намекая продолжать свой рассказ. Хоть за что-то я благодарен своим биологическим родителям: моську с таким лицом, данным от природы, было строить гораздо проще.       Софи вновь повелась, вздыхая и щипая меня за щёку, и я прищурился. Она вела себя как-то иначе. Не так как я привык и… Вообще-то было странно, что я ещё не за дверью. Она продолжала что-то говорить, рассказывать мне о своих планах и о том, какую роль я буду в них играть, как главная пешка в попытке отбрехаться от контрактного брака с дряхлеющим стариком.       Увольте, я и без того устал думать о том, что на неё слюни пускает пол мира красивых мужиков, но если бы к ней прикоснулся ещё и старый дед, я бы умер от сердечного приступа. Был бы крайне редкий случай для семнадцати лет, кстати.       — Не едь. — почти жалко бурчал я, прижимая её ладонь, что уже норовила ускользнуть, обратно к моей щеке. Я поднял на неё свой затравленный взгляд с толикой надежды, наслаждаясь её теплом и даруемой мне лаской. — Давай не поедем. Ты не можешь выйти замуж, мама. — чуть тише прошептал я, но мой голос дрожал примесью неуверенности и… Собственничества. Её взгляд стал более синим, я точно видел, как глаза потемнели от неведомых мне эмоций, когда я не удержался и высунул свой язык, чтобы облизать её пальцы. Спустя несколько мгновений она убрала свои руки, пытаясь оттолкнуть меня, но я крепко держал её ноги под коленями и не собирался уходить. Не сейчас. Не тогда, когда она так смотрела на меня.       Я опустился на самый пол и дёрнул её бедра в стороны, ныряя между ними своим лицом и впиваясь губами жадным поцелуем в полоску ткани её кружева, что так долго и дразняще манила меня на протяжении всего нашего разговора. Я слышал как она всхлипнула, чувствовал как дёрнулась и сжалась в мышцах, но она не отталкивала меня по-настоящему, лишь вцепилась мне в волосы и предпринимала жалкие попытки отцепить меня от своей намокающей киски с тихими протестами «Стой, нет, хватит…», пока я оттягивал пальцами мешающую ткань и стремился проникнуть языком в её горячие складки. Её забавные протесты лишь подстёгивали меня сильнее держать нежные бёдра и я, не чувствуя никакого существенного сопротивления, гортанным стоном скользнул языком во влажную, нежную плоть, вырвав из уст моей Софи самый прекрасный звук, который когда-либо слышал в своей короткой жизни.       Нет, не хватит. Я уже понял, что ты тоже хочешь меня, «мама».