"Мама"

      Я просто хотела жить.       Как и все нормальные люди: выучиться, найти работу, добиться успеха и стать хорошей в чём-то, что действительно доставляло бы мне удовольствие. Я увлекалась разным, пробовала себя во всём до пятнадцати лет. И жила довольно счастливо, ведь была любимой и единственной дочерью у богатых родителей. Когда мне исполнилось пятнадцать, моя жизнь сильно изменилась. Один… случай показал мне, что в жизни не существует настоящей любви и привязанности и не стоит доверять никому, даже если это члены твоей семьи.       Я не сдалась и не сломалась. У меня были те, кто не позволили мне упасть в пучины отчаяния и потерять себя, а потому я бросила все силы на исполнение своей мечты. Благодаря тёте и двоюродному брату мне удалось попасть в New York Film Academy вопреки требованиям родителей о поступлении на юридический. Они хотели видеть меня судьёй, чтобы я прикрывала их грязные делишки, а я хотела свободно летать среди звёзд в фантастических фильмах.       Я смогла вырваться. Ведь обладала талантом, внешностью и харизмой. Я купалась в лучах славы и собственно нажитого богатства, меня охватила звёздная болезнь и я едва ли не снаркоманилась в эйфории того, насколько всё идеально складывалось в моей жизни. Мои родители оставили меня в покое, я не чувствовала никакого давления и моя новая жизнь в Малибу была сродни райскому саду, но… Всё было не совсем так радужно.       Однажды, в самом рассвете своих двадцати шести лет, я получила заказное письмо из Калифорнии от семьи Лоуренс с очень большим пакетом документов. Я не занимаюсь документами и не сочла нужным даже вскрывать его, спихнув всё на своего юриста, но спустя два дня девушка позвонила мне и попросила приехать. Её голос дрожал.       Я приехала сразу же, подпитываемая нарастающей тревогой. Мне не нравилось, когда она вела себя так, ведь обычно суды с ней мы щёлкали как орехи, но в тот день над горизонтом тучи были явно гуще и опаснее.       Передо мной лежал брачный контракт. Подсунутый мне на моё восемнадцатилетние, там стояла подпись определённо моя, но я не помнила, чтобы ставила её. Не удивлюсь, если мой сумасшедший отец сделал это со мной вусмерть пьяной, вынудив идти на его условия и согласиться с любой хернёй, которую он лил мне тогда в уши. А я, вероятно, была согласна на всё, лишь бы он отцепился и… не трогал меня.       Контракт гласил о помолвке с неким Дэвидом Меркури. Я в душе не знала кто это, и тут же полезла сёрфить интернет на тему личности оного. Он оказался тоже политиком, очень известным в Калифорнии, но я не интересовалась политикой, да и мне было плевать. Контракт гласил, что свадьба должна состояться, когда умрёт его живая жена. Я помню, как сморщилась от этой мерзости и тут меня осенило. Перерыв пол интернета в поисках информации о его семье, я нашла и нужную: Сара Меркури скончалась два месяца назад и он, вероятно, требует…       Чёрт.       Моя юристка была в шоке. Я сжимала её плечи в отчаянном поиске каких-то лазеек в её глазах, однако всё, что я видела — это страх. Она не хотела и боялась связываться с политиками, ведь закон не имел никакой власти над теми, кто его прописывает.       Вкратце условия были простыми: выйдешь замуж — продолжишь работать актрисой и жить как принцесса. А если нет — мы разрушим твою репутацию и жизнь, милая дочь.       Мне нужно было что-то придумать. Моя идеальная утопия рушилась в моей голове, как карточный домик, а брак с дряхлым стариканом, даже пусть и по контракту, пугал меня до судорог в мышцах ног. Я с дрожащими руками шерстила интернет, узнавая всё больше и больше об этой семье, даже пропустила несколько дней съёмок из-за попытки забыться в блаженном запое, пока не получила спасательный звонок.       За эту идею я готова была цепляться зубами.       У Дэвида Меркури уже было трое детей, двое сыновей были родными и ещё дочь – приёмная от его второй жены, что как раз умерла двумя месяцами ранее. Моя верная юристка накопала для меня ценнейшую информацию, за которую я отправила её на месячный курорт на Мальдивы. Моя золотая, заслужила. Когда Дэвид принимал дочь, среди СМИ разгорелся скандал, ведь политик не приемлет чужих детей ввиду отсутствия желания делить собственное имущество между родными сыновьями и чужими оборванцами, но он всё же пошёл на уступки жене из-за того, что ребёнок был девочкой и младше его сыновей. Вот она, лазейка. Его сыновьям четырнадцать и двенадцать, а дочери десять.       Значит, если я обзаведусь собственным сыном пятнадцати лет или старше, у меня есть шанс спасти свою шкуру, верно? Ведь в их семье, как исторически сложилось, основная часть имений переходила в наследство именно старшему сыну.       Мой новый фильм «Мама» был отличным предлогом. Я предложила эту идею своему продюсеру, утаив истинную причину своих намерений и он согласился без лишних вопросов, похвалив моё доброе сердце и излишний энтузиазм.       Ребёнок должен был быть красивым, чтобы его не стыдно было взять с собой и представить миру, но обязательно с документально подтверждённым тяжёлым прошлым. Такого мне нашли за полтора месяца в Австралии: мальчик-кореец, просто ангел во плоти, настоящая игрушка для битья жестоких родителей. Моё сердце сжалось, едва я увидела фото, и я поняла, что именно этот мальчик нужен мне как никто другой.       Я спасу его, а он спасёт меня. Мы нужны друг другу.       Я прилетела в Австралию первым же рейсом. Моё волнение было чрезмерным, ведь то, что я собиралась сделать было слишком для меня. Я готова была к различным трудностям, умела руководить сложнейшими проектами, научилась боевым искусствам ради ролей в боевиках, но иметь дела с детьми – никогда.       Он был красивым. Чертовски красивым, я обомлела, едва ли он вошёл в директивный кабинет интерната, и это ещё и в лохмотьях, без макияжа и ухода за его телом и лицом. В моих глазах блеснул азарт и вспышка профессионального интереса, отмечающая потенциал и жадность к неогранённому драгоценному камню, но я быстро подавила её. Подавила, но не удержалась от того, чтобы ступить ближе и осмотреть парня внимательнее, коснувшись его мягкой кожи и едва сдержав усмешку, когда отметила лёгкий румянец на его щеках. Да, я знаю, что красива. Никогда не видел таких, малец?       — То, что нужно, мистер Грехам. Я выбираю его. Отправьте документы моей команде юристов, а мальчик летит со мной сегодня же.       — Что? А… Но мисс Лоуренс, так нельзя, ещё же суд и…       — У меня нет на это времени, моё расписание позволило мне вырваться только на один день. Я собираюсь влить в этот приют весьма приличную сумму, а поэтому ожидаю, что Вы сможете пойти мне на некоторые… уступки. Понимаете?       Конечно, он понимал. Ведь приют тоже стал частью моего пиара, и я прослежу, чтобы условия жизни детей стали действительно лучше в этом дряхлом здании.

***

      Мальчик плёлся за мной, как завороженный. Я не знала о чём с ним говорить, но и не считала нужным делать. Он оглядывался и хлопал глазами, пытался выглядеть сдержанно и серьёзно, но я видела, что даже улицы родного Сиднея были для него чем-то новым и неизвестным. Феликс не мог позволить себе бесцельно бродить по ним, как все нормальные подростки из-за спартанских условий жизни в приюте, и новые перспективы свободы и равенства среди общества были, вероятно, пока что непосильны для его травмированной психики.       — Я не обижу тебя. — без «привета» или попыток втереться к нему в доверие, бросив короткий взгляд в зеркало заднего вида, сказала ему тогда я. — Я буду делать всё, что должна делать мать. Ты не будешь ни в чём нуждаться. Обещаю.       Я помню его взгляд в тот момент. Он был настолько тяжёлым, что я отвела глаза от зеркала, возвращая внимание на дорогу и крепче сжимая руль взятого в каршеринг серого BMW i5. Он не произнёс ни звука, но в уголках его глаз точно стояли непролитые слёзы.       Нас ждал частный самолёт на взлётной полосе, но мне пришлось повозиться, чтобы вывезти в США несовершеннолетнего ребёнка без завершённого процесса усыновления. У него был паспорт и разрешение на выезд от приюта, а виза в США гражданам Австралии просто не требуется, и лишь поэтому я смогла вырвать его из прежнего дома, даже не позволив ему толком позавтракать. Кстати о завтраке. Я никогда не видела, чтобы кто-то поедал Subway с таким зверским аппетитом.       Конечно, я летала личным джетом. Он принадлежал не мне, а компании, но она выделила мне его в пользование ради рабочих командировок, а мой… пасынок фактически являлся целью рабочей командировки. Все четырнадцать часов полёта я наблюдала за Феликсом, что, словно кот, смотрел собственное кино в маленьком, покрытом морозом окошке. Он немного напрягся и взглянул на меня испуганно, когда мы попали в зону турбулентности, но быстро успокоился, переняв моё собственное спокойствие.       Феликс быстро учился. Буквально не по дням, а по часам. Я чувствовала его сверлящий взгляд в любой момент моей активности, а после - его попытки повести себя хотя бы немного похоже. Его осанка стала ровнее всего за пару часов, поза в кресле более расслабленной, а подбородок выше. Он копировал меня. Но я была и не против, ведь мой пример пойдёт ему только на пользу.       Я ожидала, что парень будет удивлён, когда приедет в его новый дом. Ожидала эмоций, удивления, чего угодно. Но он просто… спросил можно ли ему пойти на пляж и посидеть у кромки воды. Я знала о его тревожных состояниях и немного беспокоилась на предмет суицидальных наклонностей, но ответить «нет» означало бы подорвать доверие, а этого делать было никак нельзя.       Мы мало общались. В основном потому, что я не знала как себя вести с ним. Он был молодым парнем в самом рассвете мартовского пубертата, и мне сложно было примерить на себя роль настоящего родителя, особенно, когда я ловила на себе недвусмысленные, слишком долгие взгляды после душа, когда выходила в халате (приличном), или у бассейна в купальнике. Я старалась выбирать время отдыха, когда Феликса не будет дома, но иногда нам приходилось проводить время вместе. Я не хотела, чтобы он решил, будто его избегают.       Но я… Избегала.       Начала это делать ближе к его семнадцати. Когда Феликс начал заниматься спортом, танцами и выкладывать свои ролики в tiktok и делать reels в instagram, я сперва отнеслась скептически. Подумала, что ему не добиться ничего без моих денег и поддержки, но однажды в моей собственной подборке выскочила рекомендация с моим пасынком, где он танцевал кавер на песню женской кпоп группы из Кореи. Сперва было смешно и даже забавно. Только я не сразу уловила, что пересмотрела видео более десяти раз, внимательно отслеживая плавные движения его бёдер.       Меня передёрнуло и я чуть не выронила телефон тогда. Танец не был пошлым, нет. Феликс отлично двигался и был очень харизматичным, подмигнув в конце, а комментарии всепоглощающей паутиной разрастались, неся в себе один и тот же посыл: «Какой ты сладкий!».       Ох, блять, да. Возбуждение, которое я испытала в тот момент, было крайне нездоровым. Я отбросила телефон прислонила ладонь к лицу и сжала зубы до боли в жевательных мышцах, прогоняя дурацкие образы. Смазливые всегда были в моём вкусе, но это уже чересчур. Страх и бессилие овладели мной, а горло сжалось от противного тошнотворного спазма, и я вновь схватила свой iPhone, набирая Чану.       Я давно ни с кем не трахалась. Вот и вся проблема.

***

      Весь день я ходила, как в воду опущенная. Чан не смог приехать из-за работы, а моя голова почти взрывалась от тех метаморфоз, что происходили во мне после нового, ужасающего открытия. После просмотра того злосчастного ролика я пересеклась с Феликсом уже через час. Он, как всегда, был вежлив и спросил не нужен ли он мне перед тем, как уйти обратно в свою комнату и продолжить коротать время своего выходного дня за онлайн играми со своими друзьями. А я помню, как замерла, оценивая небрежно висящую на плечах, немного большую ему домашнюю футболку, свободно висящие шорты на худых ногах, торчащие из-под ткани острые ключицы, тонкие ручки, что только-только начинали обрастать мышцами, широкую шею, и…       — Чёрт, надо развеяться.       Я собралась и сама уехала из дома, ничего не сообщив никому из прислуги. Феликсу я вообще никогда не отчитывалась, а потому он и не был удивлён, что у меня резко появились планы в выходные.       Все мои друзья-кинозвёзды тусуются либо у себя на виллах, либо в дорогих ВИП-клубах. Так как никаких вечеринок в эти выходные не планировалось, я поехала туда, куда могла приехать в любой день с гарантией того, что моя репутация не будет испорчена, а карьера разрушена. Естественно, что я напилась. Честно говоря, я и не помню половины вечера, несколько таблеток экстази отшибли мою память. Кажется, я даже дала кому-то в клубе. Надеюсь, это был кто-то из своих.       Меня забрал Чан. В стельку пьяную и весёлую и, кажется, он не был доволен таким раскладом. Мы всегда были с ним осторожны и избегали интимных встреч у кого-то дома, но в этот раз я слишком нуждалась в ком-то сильном и всепоглощающем, в том, кто выбьет из меня всю дурь вместе с пьянящими образами лица моего молодого пасынка, которое мне так сильно хотелось зажать между собственными бёдрами.       — Ах, блять, да! — Я помню как сейчас: лишь одна мысль о запретном, испачканном в слюнях и моих соках, образе мальчишеского личика, усиливала кайф от стремительно вбивающегося члена Чана в мои жаждущие внимания сжимающие стенки раз в пятьдесят. О чёрт, как же сильно я хотела бы увидеть лицо пацана внизу, под собой. Его влажные губы, чмокающий ротик, щупающий язык. Мне всё это было нужно. Я всего этого хотела до больной одержимости в своём алкогольно-наркотическом бреду. И грезящее желание смешалось с отголосками действительности, когда под равномерный звук шлепков и чавкающие звуки жадных поцелуев Чана, я, подставив ему шею, откинула голову на левое плечо и приоткрыла глаза. На секунду. Лишь на секунду, чтобы вновь вернуться к трахающему меня, горячему мужчине, которому я безоговорочно доверяла свою работу, тело и могла доверить жизнь, но не могла доверить знание о том, что мой сын наблюдает за нами.       Он смотрел. А в моей груди жгучим пламенем разрасталось возбуждение от этого позорно пьянящего чувства и я потянулась к крепкой шее Криса, обнимая его и обхватывая его ногами. Да, Феликс. Смотри на меня. Я хочу тебе нравиться и я знаю, где сейчас твоя рука. Ощущения под обжигающим взором только росли, мои тугие стенки непроизвольно сжимались, обхватывая толстый, огромный член, что всё глубже и сильнее проникал в меня. Чан почувствовал как я хочу больше и с рыком сорвал меня со столешницы, развернув и уложив на неё грудью.        — Ты сегодня особенно горяча, детка. Просто супер. — Я восторженно всхлипнула, понимая, что мне стыдно и ахуенно одновременно понимать, что Феликсу отлично открывается вид на мою голую задницу и мне приятно было знать, что эта задница ему нравится.       О Боже, я отвратительна. Отвратительна, ведь меня больше не притягивала перспектива наслаждаться нашим с Чаном отражением в зеркале, когда он держит мои волосы в кулаке, а его яйца ритмично шлёпаются о мои красные и влажные бёдра. Больше не возбуждали его грязные словечки, его подначивающее "Babygirl" и обещания от Daddy разукрасить мою киску в снежно-белый, как свою собственную сучку. Нет, не это. А нечто другое. Хрип мальчишки, который мне пришлось перебить более громким стоном, чтобы Чан не услышал его, когда Феликс кончал от открывшейся ему картинки.       Чёрт возьми.       Что мы натворили?