Сердца трёх

— Кто первый? Цунаде тасует карты; в её взгляде — живой азарт, а в голосе — такое же живое предвкушение. Конечно, в этом виноват полупустой бочонок: будь она чуть более трезвой, пошла бы играть к Яхико, как и обычно — на бесплатные данго. Деньги ведь закончились ещё позавчера... Но вместе этого они, впервые за долгое время, сидят на осточертевшем полигоне. Вот так, в открытую. Ночью. Наплевав на всё. Втроём. От этого в груди становится тепло. — Ну? Вы языки проглотили? — Цунаде издаёт смешок и отбрасывает чёлку со лба. — Боитесь, да? Правильно делаете. Я мастер. Джирайя не сдерживается и хмыкает — в её глазах мгновенно вспыхивает обида. — Что, есть с чем поспорить? — Да не с чем, — Джирайя маскирует бессовестную ложь широкой улыбкой. — Давай я попробую. Может, хоть пойму, почему ты так любишь эту игру. Взгляд Цунаде теплеет. — Давай. Тяни. И чтоб без фокусов! Она торжественно — и очень осторожно — кладёт перед ним потрёпанную колоду. Джирайя, не глядя, берёт первую попавшуюся карту. Цунаде важно кивает... И поворачивается к Орочимару, едва не сшибив локтем бочонок. — Теперь ты. Интересно, возьмёт?.. Джирайя не смотрит — хотя, конечно же, хочется. Но хочется и нужно — разные вещи. Практически всё, чего ему когда-либо хотелось, ни к чему хорошему не приводило. Синяки, вопли, строгий выговор сенсея — пожалуйста, сколько угодно. Творческий кризис — дайте два. Бессонные ночи наедине с острой болью в висках — о-о, ну тут и считать бесполезно... А может, ему просто никогда не хотелось ничего по-настоящему важного. По-настоящему светлого. Чего-то, что дарит крылья вместо того, чтобы их обрубать. Это закономерно: чего ещё ожидать от идиота, лентяя и извращенца?.. Что ни говори, маски всё-таки прирастают к коже. А уж если кожа становится маской... Цунаде что-то горячечно доказывает Орочимару — кажется, он даже иногда ей отвечает; Джирайя не вслушивается. Вытряхнуть бы эти — да и вообще любые — мысли из головы. Они, конечно, не поддаются, сколько ни пытайся... Но что теперь, сидеть с постным лицом? Не-ет, это не в его стиле. Конечно, он может испортить всё, что угодно, но разрушить их уютный карточный домик, с таким трудом возведённый из последних крупиц доверия — это просто бесчеловечно. Они оба — и Цунаде, и Орочимару — заслужили хотя бы один спокойный вечер. Конечно, завтра они оба вычеркнут это из памяти, но... Это будет завтра. Джирайю ведёт, всё вокруг начинает расплываться; он осторожно опускается на траву и прикрывает глаза — всего на мгновение. Смех Цунаде, всегда звонкий, сквозь марево звучит глухо, а голос Орочимару кажется шелестом. Зато они не ссорятся. Это главное... — Эй, доброе утро! — Я не сплю, — бормочет Джирайя, не открывая глаз; он, лёгкий, словно пёрышко, качается на волнах бессознательного. — Просто... лежу. Над ухом раздаётся смешок. — А потом просто захрапишь, как обычно? — Не нужно. Оставь его. От голоса-шелеста по коже идут мурашки. Или земля просто слишком холодная?.. — Он много выпил. Пусть отдыхает. — А ты вообще не пил. Так не годится. Пей давай. И тащи уже чёртову карту!.. Тихий смешок. — Ты и правда этого хочешь? — А по-твоему, я просто так тебя мучаю? — Да. — Ах ты... Больше Джирайя не слышит ничего; слова сливаются в единое целое. Мир, полный звуков и красок, медленно растворяется во тьме — тёплой, почти родной... Ни времени. Ни пространства. Ни роя жалящих мыслей... Только тишина. Только ласковое, едва ощутимое прикосновение к щеке... Прикосновение? Разве здесь есть кто-то, кроме него? — Джирайя. Едва слышное, вкрадчивое, бесконечно родное — и настолько же чуждое... — Очнись. Шёпот осторожно поддевает кожу и проникает вглубь — туда, где бьётся сердце. — Я жду тебя. Сопротивляться не хочется. Хочется податься навстречу, увидеть и услышать... Почувствовать?.. Джирайя открывает глаза — и безвременье рассыпается осколками. Остаются только узкие жёлтые глаза. Близко-близко. — Спасибо, — выдавливает Джирайя хрипло и прочищает горло. — Что разбудил. Я бы долго ещё провалялся... Который час? Орочимару ожидаемо не отвечает. Вместо этого он подносит палец к губам. — Тише. Цунаде спит. И когда она только успела?.. Джирайя хмурится, собираясь спросить, но Орочимару прижимает палец к уголку его рта — легко, почти невесомо. Так же, как его касались в том странном сне... Неужели Орочимару... — Тише, — повторяет он едва слышно. А потом — опускает руку и медленно наклоняется к Джирайе, почти касаясь лбом его собственного. И что уже случилось?.. Да чёрт его разберёт. Сам сейчас расскажет. — Не бойся. — Да я и не... — начинает Джирайя, но Орочимару кладёт ладони ему на плечи — и слова застряют в горле. — Нет. Ты боишься. Меня. И за меня. Эти слова звучат знакомо — слишком знакомо, чтобы просто отмахнуться от них. Но почему?.. — Так, скажи-ка мне вот что, — решительно начинает Джирайя вполголоса. — Цунаде всё-таки тебя споила? Уголки губ Орочимару подрагивают, будто он очень хочет улыбнуться, но сдерживается. — Нет. Пауза. — Она пыталась. Ещё одна. — Не получилось. Тихий смешок. — Не бойся. И чего он так прицепился к этому?.. Кажется, они когда-то говорили о страхах. Но это ведь было давно — слишком давно, чтобы вот так всплыть в памяти... Орочимару убирает волосы с лица и наконец отстраняется; тень воспоминания мгновенно ускользает, и дышать становится легче. Джирайя приподнимается на локтях, стараясь не шуметь — не хватало ещё разбудить Цунаде. Всё и так слишком странно, чтобы... — Джирайя. Орочимару щурится и склоняет голову набок — не так, как обычно. Неуловимо иначе. Будто сейчас скажет что-то важное. Действительно важное — и не только для него. — Что? Как бы Джирайя ни старался, голос всё равно звучит настороженно; на губах Орочимару снова появляется улыбка. — Хочешь, я покажу тебе одну технику? Что?.. Что вообще происходит? Может, он всё ещё спит — там, в безвременье?.. Может, и так. И чёрт с ним. Всё равно ведь проснётся... Джирайя запускает руку в волосы и рассеянно ерошит их. Смотреть в глаза Орочимару сложно даже в этом странном сне... Но отвести взгляд почему-то не получается. Наверное, нужно отшутиться. Сменить тему. Промолчать, в конце-то концов. Вариантов избежать очередного опасного дерьма — бесчисленное множество... Цунаде наверняка говорит себе то же самое, когда сдаёт карты. Орочимару — когда открывает новый свиток... Сердце бьётся так быстро, что его наверняка слышно в резиденции Хокаге. Орочимару смотрит в упор — пристально, выжидательно. Джирайя слабо улыбается и кивает. — Хочу.