Цитринитас

      Ночной холод терзал тело тысячами игл, обращая в ничто какую-либо пользу от наскоро наброшенной на пижаму мантии.       Это было безумием, как и все, что так или иначе было связано с Дамблдором, но ни на что другое у Гарри надежды не оставалось. Все здравые средства он уже испробовал, но все, чего смог добиться — это посмертной реабилитации. Но теперь у него в руках был новый шанс. Он сделает это — и будь что будет.       Гарри закрыл глаза и, поднеся делюминатор к губам, прошептал:       — Северус…       Пальцы слушались плохо, но все же ему удалось кое-как совладать с дрожью.       Негромкий щелчок возвестил о том, что прибор сработал. Гарри ждал, замерев и затаив дыхание, не моргая глядя на крохотное отверстие делюминатора, в котором сейчас была заключена вся его надежда. На что? Этого он не знал.       И вдруг из отверстия показалась маленькая светящаяся точка, размером с горошину, не больше. Точка легко выпорхнула из прибора, взмыла на несколько дюймов вверх и повисла напротив груди Гарри. Спустя несколько секунд точка устремилась к нему, прошла сквозь безжалостно трепаемую ветром мантию и растворилась внутри, оставив по себе лишь пульсирующее ощущение еле уловимого тепла.       Не теряя ни мгновения, Гарри аппарировал.

***

      Он снял покрывшиеся пеленой очки и близоруко сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в окутавшем его кромешном тумане.       Впереди, на небольшом утесе, подпирая вершиной низкое небо, возвышался полуразваленный заброшенный маяк. Он по привычке буравил горизонт слепым глазом фонаря, в котором, очевидно, уже не одно десятилетие никто не зажигал огня. У подножия маяка, там, где стальная вода лащилась к острым прибрежным камням, на одном из блестящих от соли валунов различалась человеческая фигура. Сгорбленная. Застывшая. Уподобившаяся в своей неподвижности этим суровым камням. Соленый ветер трепал похожее на лохмоться одеяние, в котором с трудом можно было узнать мантию, и путался в черных волосах, ставших гораздо длиннее, чем были прежде.       Обознаться было невозможно.       Гарри инстинктивно ускорил шаг. Сжав до боли кулаки, как будто пытался удержать самого себя от чего-то неотвратимого. Он не знал, как будет встречен, не мог предположить, какими словами сумеет высказать то, чего не мог объяснить даже самому себе. И все же сейчас он хотел лишь одного — чтобы темная фигура не растаяла в этом тумане, оказавшись лишь призрачным миражом. Теперь, когда лишь несколько шагов отделяло его от его одержимости последних нескольких месяцев, Гарри как никогда ясно осознавал одну вещь — его чудесное выживание не было ошибкой. Оно стоило того, чтобы сейчас оказаться в этом забытом всеми богами и всеми демонами месте. Рядом с тем, кому магический мир был обязан победой, а он сам — жизнью.       Человек на камне не шевельнулся, когда мелкая галька возвестила о приближении чужака, не обернулся на оклик, которого, погруженный в собственные глубины, возможно, и вовсе не услышал.       Еще мгновение — и Гарри рухнул на колени, поровнявшись с сидящим.       — Я нашел вас… Я знал! Знал, что прав, знал, что вы живы! Мерлин, неужели?.. Вам удалость… Как же?.. Я ведь сам видел… Ради всего святого, я не должен был вас оставлять, должен был вернуться! Невозможно… это вы.       Ни один мускул на бледном лице не дрогнул в ответ на эту малосвязную горячечную речь — только медленно опустились и снова поднялись ресницы. Порыв ветра откинул длинную смоляную прядь, упавшую на лоб.       Гарри на мгновение показалось, что он снова стоит перед портретом в директорском кабинете — таким же безмолвным и неподвижным. Проходит полчаса, час, два часа, слов становится все меньше, а желание уловить хоть какое-то подобие ответа все отчаяннее, пока профессор МакГонагалл не придет и не прогонит его, раз за разом удивляясь, как ему удается проникнуть в директорский кабинет в ее отсутствие да еще и без пароля. Этого Гарри и сам не знал. Он просто приходил, и горгулья, сторожащая лестницу, пропускала его.       — Профессор… — глаза Гарри все еще лихорадочно блестели, сердце колотилось с такой силой, что грозило разорвать грудную клетку. Он с жадностью рассматривал такое знакомое лицо, полгода назад на его глазах обратившееся в застывшее подобие восковой маски. Что-то изменилось. Да, рука смерти стерла с него привычную насмешливую язвительность. Но только ли это? В каком-то дальнем углу сознания шевельнулась страшная догадка. Гарри отшатнулся. — Северус, вы… узнаете меня?       Снейп по-прежнему смотрел на него замершим взглядом, в котором лишь на мгновение что-то дрогнуло, как будто круг на воде от брошенного в омут камня.       — Не пугайте. Прошу… Вы знаете, кто я?       — Я знаю, что ты пытался мне помочь.       Ответ прозвучал ясно, четко и выразительно. И этот голос совершенно точно не мог принадлежать никому другому. Но Гарри мог бы дать голову на отсечение, что Снейп даже не разомкнул губ. Прибегал к легилеменции, но зачем? Нет. Это было нечто совсем иное. Гарри не чувствовал даже намека на вторжение в свое сознание.       Внезапно его окатило волной первобытного ужаса — Снейп не может говорить. Более того, он ничего не помнит. Или почти ничего. Но, по крайней мере, он помнил главное.       Гарри не имел ни малейшего представления ни о том, где они находятся, ни что делать со Снейпом в таком состоянии. Вопросов было так много, но решение представлялось ему совершенно очевидным. Все еще рвано дыша, он дотронулся до бледной холодной руки.       — Пойдемте со мной, Северус. Я вас не оставлю. Больше никогда.