Цитринитас

      Запретный лес.

Октябрь, 1998

      Его больше нет.       Теперь Гарри все время думал об этом. Суровое лицо, искаженное предсмертной судорогой, стояло перед глазами и днем, и ночью, вглядываясь в самые потаенные глубины души. Того, что от нее осталось.       «Его нет. Как и всех, кто был тебе дорог. Приди в себя. Очнись. Утешься тем, что сам жив — они ведь хотели именно этого — и уйми, наконец, свое сердце. Ты ничего не сможешь сделать. Он просто… его больше нет».       Но кому подвластно собственное сердце? Будь ты хоть истребителем величайшего зла в мире — этот тиран последнее слово всегда оставляет за собой.       До сознания долетел запах прелой земли и пожухлых листьев, робко схваченных первыми заморозками. Пальцы глубоко погрузились в это безжизненное месиво, а пульсирующая рана где-то за ребрами гулко отмеряла удары. Это все, что он мог теперь чувствовать. Почти полгода прошло, но ничего не менялось. Должно быть, что-то действительно умерло в нем той страшной майской ночью. И это нечто не имело ничего общего ни с крестражем Волан-де-Морта, ни с жестокой игрой Альбуса Дамблдора.       В отчаянном порыве бессилия ладони ударили землю, разметав смятые листья. Гарри проклинал себя за то, что выбросил Воскрешающий камень. Он проверил наощупь каждый дюйм бывшего паучьего логова, но того, что искал, так и не нашел.       Безвозвратно упущенный. Утраченный навсегда.       И не воскресить… Теперь уже нет.

***

      — Гарри, так больше не может продолжаться, — Гермиона сидела напротив, обеспокоенно вглядываясь в его лицо — бледное и горячечное. — Послушай, я все понимаю… Это ужасно несправедливо, что все случилось именно так, но тебе не стоит винить себя. Никто из нас, никто из них до последнего момента ничего не знал. Он сделал свое дело непревзойденно. Но… он мертв, и этого не изменить. Вернись к нам. Прошу тебя. Вернись к жизни, которую ты заслужил. Как никто другой.       — Я ненавидел его, Гермиона. Мы все его ненавидели. Говоришь, заслужил? Да где бы я был, если бы не он…       Стекла стрельчатых окон гостиной жалобно дрогнули от порыва ветра. Становилось холодно.       — Гарри, это безумие.       — Верно. Потому что так не должно быть.       — Ты пытался поговорить с его портретом?       — Больше часа позавчера. И столько же в прошлый вторник. И вдвое дольше две недели назад. Он не отвечает мне. Он вообще ни с кем не разговаривает. Я даже не знаю, слышит ли. Смотрит как будто куда-то сквозь, но не отвечает.       — Возможно он хочет… ну, понимаешь… чтобы его просто оставили в покое? Он ведь…       — Нет, Гермиона!       Гарри испугался собственного голоса — резкого, надрывного — и спрятал лицо в ладонях. Не помогло. Черные глаза по-прежнему смотрели на него откуда-то изнутри не то с упреком, не то с ожиданием. Чего? Гарри не знал.       Рассвет он встретил один.       В камине оставалось всего несколько обугленных поленьев.

***

      Вечерние предзакатные часы он неизменно проводил в одиночестве. Поднявшись на вершину холма, с которого открывался вид на темную зеркальную поверхность озера, Гарри часто засиживался там до самых сумерек, пока не становилось слишком холодно, и кто-то из друзей не приходил за ним, чтобы увести обратно в замок.       Осень неумолимо приближалась, и последние капли тепла, стремясь уберечься от ее поступи, просачивались под землю. До весны.       Он задрал голову вверх, к бледному низкому небу с болезненными желтыми проплешинами — как будто там, по ту сторону облаков чья-то невидимая рука зажигала свечи. Ветер безжалостно трепал волосы, высушивал застывшие в глазах слезы.       Солнечные потоки в просветах облаков искажались, смешивались, менялись местами, образуя причудливые фигуры. Гарри невольно отвлекся, наблюдая за этой лишенной какого-то бы то ни было смысла игрой явлений. Вон лапа дракона тянется к искореженной ветке диковинного растения, там смешная гусеница нелепо примостилась прямо на волчьей морде, стая мелких рыбок устремилась к огромной зияющей проталине, а прямо над ними распростер огромные крылья феникс… Где-то внутри кольнуло. Дышать стало больно, Гарри закрыл глаза. А когда снова открыл их — и дракон, и волчья морда в небе исчезли, рыбий косяк тоже растворился, и только силуэт птицы сохранял свои очертания, став при этом, как Гарри показалось, только еще больше. Сморгнув слезу, мешающую разглядеть феникса получше, он внимательнее присмотрелся к прозрачному силуэту в облаках — тот определенно не был оптической иллюзией. Не был эфемерным узором, созданным причудливым переплетением облаков и света.       Распахнув глаза, Гарри наблюдал за этим странным существом, отказываясь верить в то, что сообщало ему зрение.       «Этого не может быть… Он не может быть здесь… Просто невозможно…»       Феникс определенно был патронусом.       Гарри стоял на холме, не в силах пошевелиться, не в силах признаться даже самому себе, желал ли он видеть то, что видел. А феникс тем временем неумолимо приближался. Прозрачная серебристая птица сделала еще несколько сильных махов крыльями и мягко приземлилась прямо напротив.       Ощутив внезапную слабость, как будто все напряжение разом покинуло его, Гарри опустился на пожухлую траву, не отрывая от патронуса взгляда и выжидательно затаив дыхание. Но тот не пытался ничего сообщить, не передавал никакого послания, не вел за собой — не делал ровным счетом ничего, лишь изредка моргал большими блестящими глазами, слегка наклоняя голову.       Гарри протянул руку.       — Где же твой хозяин?       Он понимал, что вопрос лишен какого бы то ни было смысла. Единственный, кому мог принадлежать этот патронус, уже полтора года как мертв, и значит все происходящее — не более, чем плод его больного, ноющего, как старая незаживающая рана, ума.       Ответа на его беззвучный шепот предсказуемо не последовало. Феникс просто продолжал молча смотреть на Гарри — как будто чего-то ждал.

***

      — Патронус Дамблдора?! Ты шутишь? Гарри вздрогнул и отрешенно повернулся к Рону. Какой-то частью себя он так и остался там, на открытом всем ветрам холме, смотрящим в бездонные глаза безвестного патронуса. Вопрос донесся до его слуха точно откуда-то издалека. Кажется, он и услышал-то его только потому, что в нем прозвучало имя, которое он теперь не называл. Какая ирония.       — Я видел его. Как вас сейчас. Он прилетел откуда-то сверху и сел рядом со мной. И я не сказал, что это был его патронус. Я спрашивал — он не ответил.       — У какого другого волшебника хватило бы сил создать такого патронуса?       Гермиона не обращалась ни к кому конкретно. Возможно, искала в закромах подсознанания книгу с подходящим именем в оглавлении, но внезапно встрепенулась, отыскав там нечто совсем другое.       — Гарри, а ты не думаешь, что это было… ну, как в тот раз? Ты ведь тогда тоже решил, что видел отца… Возможно и теперь тебе показалось, что…       Гарри прервал ее, рывком поднявшись с кресла и глядя в упор на озадаченное лицо.       — Гермиона, я не сумасшедший. Тот случай был исключением. И там было куда больше участия твоего и… директорского… чем моего. Теперь же я не думаю, что вы каким-то образом к этому причастны. Или я ошибаюсь?       Слова звучали тихо. Гарри в последние месяцы вообще крайне редко повышал голос. Но сомнений не оставалось — его уверенность не поколебать ничем.       И все же Гермиона предприняла еще одну попытку.       — Гарри, послушай. Давай будем мыслить здраво. Это не мог быть патронус Дамблдора — это невозможно. Я думаю… тебе это привиделось как-то… не знаю… Быть может, ты просто задремал.       — Правда, Гарри! — как нельзя некстати вставил Рон. — Пора уже завязывать с этими страданиями, так ведь и вправду умом тронуться недолго. Теперь ты будешь думать, что Дамблдор на том свете настолько мучается от чувства вины, что послал к тебе патронуса, чтобы извиниться за то, что косвенным образом сжил со свету человека, которого ты семь лет ненавидел! Ну, бред ведь, согласись?       Две пары глаз смотрели на него, призывая к благоразумию. Два голоса звучали в унисон, хоть и с разной интонацией, выражая заботу и обеспокоенность. Или нет? Если они в самом деле беспокоились о нем, то помогли бы совсем иначе. Как? Гарри не знал.       — Вы не понимаете.       Они действительно не понимали. Или же просто не хотели понимать.       Рывком развернувшись, Гарри взбежал по ступеням и закрылся в спальне.       — Думаешь, с ним все в порядке? — после долгого молчания выдавил из себя Рон.       — Я думаю, — задумчиво отозвалась Гермиона, — нам стоит быть повнимательнее к тому, что с ним происходит, когда он остается один.

***

      Заснуть не получалось.       Это продолжалось уже четвертый месяц. Стоило Гарри закрыть глаза, как где-то внутри него тут же открывались другие. Он помнил, как, впервые заглянув в них, нашел в них схожесть с бездонными темными тоннелями… Теперь они смотрели на него постоянно. Смотрели изнутри. Без упрека, без обиды, без горечи, без привычной язвительной снисходительности, с каким-то странным, ни на что не похожим выражением. Точнее, без выражения вовсе. Но они были простой констатацией еще более простого факта — тот, кому они принадлежат, есть. Он существует. Гарри, отрекаясь от всех доводов разума, снова и снова повторял себе это. Разум соглашался только в одном — они не нашли тела. И значит, ничего нельзя утверждать наверняка.       От неотступно преследовавшей его бессонницы зелья спасали слабо. От них болела голова и притуплялось сознание. Но этот взгляд из собственной внутренней темноты не могло погасить ничто. Черные тоннели вбирали в себя все, что наполняло его мир. Он исчезал в них, как свет в…       Внезапная вспышка озарения заставила Гарри вскочить с постели, точно громом пораженного. Он знал, что делать! Знал наверняка. Так просто!.. И так неопределенно. Но он был готов рискнуть. Теперь это было единственным, ради чего он был готов. Единственным, ради чего действительно стоило. Нужно было только…       — Рон… могу я тебя попросить?       С соседней кровати донеслось недовольное ворчание:       — Если продолжить спать и не доставать тебя своими дурацкими расспросами, то да, безусловно, можешь.       Гарри пропустил упрек мимо ушей.       — Рон, дай мне свой делюминатор.       — Используй Люмос… — послышалось в ответ.       — Дай мне делюминатор. На время. Я верну… как только смогу.       Взъерошенная голова показалась из-под одеяла. Рон еще как следует не проснулся и подслеповато втупился в Гарри.       — Зачем он тебе? Если хочешь пройти незамеченным, возьми мантию… Да и кто тебя остановит, если даже и увидит.       — Просто дай мне его и все, Рон.       Уизли пожал плечами. Переспорить Гарри было невозможно. Так же невозможно, как хотелось спать.       — Ну ладно. Как хочешь. Поройся в чемодане на дне, он наверняка где-то там.