Сеул слезам не верит

      Проснулась я на удивление рано, когда за окном только-только встало солнце, окрасив небо золотыми красками. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Сынмина, я поспешила в ванную забрать свое белье, которое, к счастью, уже высохло. Умывшись, почистив зубы и переодевшись в свою вчерашнюю одежду, я пошла на кухню. Надо как-то отблагодарить Сынмина за его доброту, и, надеюсь, вкусный завтрак придется ему по душе.       Заглянув в огромный, сияющий чистотой холодильник, я обнаружила там яйца, молоко, свежие помидоры, зеленый лук и маленькие разноцветные перчики. «Пожалуй, приготовлю яичные роллы», — подумала я. Готовить я умею, так что завтрак точно получится вкусным.       Пока я ловко нарезала овощи для роллов, напевая под нос, за спиной послышался шорох, а затем и сонный голос Сынмина:        — Доброе утро, ты уже встала?        Сынмин стоял в дверях, одетый в простую серую футболку и свободные спортивные штаны. Волосы были растрепаны, а на щеке забавно отпечаталась полоска от подушки. Он выглядел таким милым и домашним, что я невольно улыбнулась:       — Доброе утро, — ответила я. — Решила отблагодарить тебя за гостеприимство вкусным завтраком, поэтому взяла на себя смелость похозяйничать на кухне.        — О, не стоило, — он пригладил волосы рукой, явно смущаясь, — но пахнет очень вкусно.        — Пустяки, — улыбнулась я. — Ты уже умылся? Завтрак почти готов. Кстати, у тебя есть кофе? Я что-то не нашла. Или, может, ты предпочитаешь чай?       — О нет, с утра я пью только кофе, — Сынмин заразительно засмеялся, и в его глазах заплясали озорные огоньки. На душе у меня сразу стало как-то светлее. — Сейчас покажу, где он, — он подошел к одному из шкафчиков, куда я еще не успела заглянуть, и достал кофе. — Вот, держи.        — С молоком? Сахаром? — деловито уточнила я, принимая из его рук банку.       Наши пальцы случайно соприкоснулись, и я вздрогнула, почувствовав, как по руке, словно электрический разряд, пробежала волна жара, дойдя до самого позвоночника.       Мы оба замерли, встретившись взглядами. В его глазах я увидела удивление, смешанное с чем-то ещё, что я не смогла понять. Мои же щеки, должно быть, пылали. Он первым нарушил неловкую тишину, прокашлявшись:        — Две ложки сахара и совсем немного молока, пожалуйста. Сейчас помогу тебе накрыть на стол, — он направился к шкафу с посудой. — Какие тарелки достать? Плоские?        — А, да, плоские, — ответила я, стараясь не смотреть на Сынмина, и принялась за приготовление кофе.        Руки у меня немного дрожали. Я никак не могла побороть неловкость, которую вызвал во мне этот мимолетный контакт. Мне вдруг стало сложно сосредоточиться на самых простых действиях, и я едва не просыпала сахар мимо чашки.        Он же, на удивление, выглядел совершенно непринужденно, как будто ничего и не произошло. Спокойно достав тарелки, Сынмин принялся расставлять их на столе.        Я поставила перед ним тарелку с аккуратно нарезанными роллами, от которых шел умопомрачительный аромат. На его лице отразилось неподдельное удивление:        — Ничего себе! Ты сама это приготовила? Да это же высший пилотаж! Они такие ровные и красивые, что мне даже жалко их есть. Как произведение искусства, честное слово!        — Ничего особенного, — смущенно ответила я, теребя край салфетки. — Не смущай меня, пожалуйста, ты еще даже не попробовал.       — Спасибо за еду, — сказал он, слегка склонив голову, как того требовали правила приличия. Отломив палочками первый кусочек, он с явным предвкушением отправил его в рот и прикрыл глаза. — Ммм, Джина, это просто божественно! Я сто лет не ел такой вкуснятины.       — Если тебе так нравится моя стряпня, то я могу готовить хоть каждый день, пока живу здесь. Это меньшее, что я могу сделать, чтобы отблагодарить тебя за помощь, — смущенно улыбнулась я, чувствуя, как от его похвалы щеки начинают пылать.        — Тогда живи со мной всю жизнь, — Сынмин засмеялся, но в его голосе не было ни тени шутки. От этих слов у меня перехватило дыхание.        — Не шути так, — пробормотала я, чувствуя, как жар снова приливает к щекам.        — А я и не шучу, — он тепло улыбнулся, поймав мой взгляд, и от этой улыбки у меня по спине пробежали мурашки. — Так, ладно, нам пора за твоими вещами. Иди, собирайся.        — Да, конечно, дай мне пять минут, — я буквально вылетела из-за стола и поспешила в комнату. Наспех заправив кровать, я схватила свой рюкзак и вернулась в коридор, где Сынмин уже ждал меня, одетый и готовый к выходу.       Дорога до хостела прошла в молчании. Я нервно теребила ремешок рюкзака, размышляя о своем положении, будущем, планах... Сынмин же, казалось, был совершенно спокоен. Когда я вышла из хостела со своими вещами, он молча забрал у меня сумку и, ободряюще улыбнувшись, открыл передо мной дверь машины.

***

      Первые дни в квартире Сынмина я чувствовала себя немного неловко. Мы то и дело сталкивались в дверях, не зная, как начать разговор, и я старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. Я взяла на себя домашние обязанности: готовила, убиралась, стирала. Мне хотелось быть полезной, да и совесть не позволяла сидеть без дела.       Я целыми днями просматривала сайты с вакансиями, но поиски не приносили результатов. Более-менее приличные места, где я могла бы заработать достаточно, чтобы снять хотя бы комнату, требовали высшего образования, которого у меня не было. А на меньшее я была не согласна — перебиваться подработками, едва сводя концы с концами, это не то, о чем я мечтала. Несколько раз я пыталась устроиться официанткой, но Сынмин был категорически против.       — Ты не будешь работать в прокуренном помещении до ночи, — сказал он, когда я в очередной раз поделилась с ним своими планами. — Это небезопасно, да и не для тебя такая работа.       Я злилась на него за то, что он лишает меня самостоятельности, но в глубине души была благодарна за заботу.       — Не могу же я сидеть на твоей шее, Сынмин, — тихо возразила я, чувствуя себя унизительно зависимой.        — Глупости, — он мягко улыбнулся, но в глазах я увидела тень беспокойства. — Если тебе так проще, то считай, что ты моя домработница. Ты же все делаешь по дому. Этого вполне достаточно, чтобы отблагодарить меня за крышу над головой.       Постепенно мы стали чаще разговаривать, иногда готовили вместе. Однажды, когда мы готовили лазанью, Сынмин, увлекшись, случайно испачкал меня соусом. Я в шутку запустила в него помидором, и кухня превратилась в поле боя. Мы смеялись до слез, перепачканные в муке и томатной пасте, а потом еще долго отмывали кухню, но этот вечер я запомнила навсегда.        По вечерам мы устраивались на диване, укутавшись в один плед, и смотрели фильмы. Сынмин выбирал какие-то старые романтические комедии, и я, сама того не замечая, все чаще ловила себя на мысли, что хочу, чтобы эти вечера не заканчивались. Мне нравилось ощущать его тепло рядом, нравилось, как он забавно хмурится, когда на экране происходит что-то, по его мнению, нелогичное.       У нас даже появился свой ритуал — каждое воскресенье мы устраивали марафон старых комедий, запасаясь попкорном и мороженым.        Сынмин продолжал показывать мне самые красивые места в городе, но парк с прудом, где плавали белоснежные лебеди, навсегда остался в моем сердце. Я никогда раньше не видела этих грациозных птиц так близко и была совершенно очарована их красотой. Мы стояли на мостике, в воздухе витал аромат цветов и зелени, и я, затаив дыхание, наблюдала, как лебедь медленно скользит по глади воды, оставляя за собой едва заметные круги.       — Красиво, правда? — тихо спросил Сынмин, и я почувствовала, как его рука осторожно коснулась моей. От этого прикосновения по телу пробежала волна тепла.       — Волшебно, — прошептала я, не в силах оторвать взгляд от прекрасной птицы.       — Ты еще красивее, — неожиданно сказал Сынмин, и голос его, казалось, слегка дрогнул.       Я повернула голову и встретилась с его взглядом. В его глазах, обычно озорных и смешливых, сейчас плескалась нежность. Мое сердце забилось чаще, а в животе запорхали бабочки. Сынмин медленно наклонился ко мне, и я, затаив дыхание, прикрыла глаза. Его губы, теплые и мягкие, почти невесомо коснулись моих, задержавшись на несколько мгновений, и мир вокруг перестал существовать. Где-то вдалеке плескалась вода, пели птицы, но я слышала только стук собственного сердца. Это был мой первый настоящий поцелуй, и он был похож на сказку, о которой я всегда мечтала. В этот момент я поняла, что, кажется, влюбляюсь в Сынмина. По-настоящему, глубоко и, возможно, безрассудно. Когда он отстранился, я смущенно опустила глаза. Он же взял меня за руку и, нежно улыбнувшись, сказал:       — Пойдем, я покажу тебе ещё кое-что.        С того дня наши вечера за просмотром фильмов заканчивались поцелуями, которые становились все смелее, а объятия — откровеннее. Но Сынмин никогда не позволял себе лишнего, и это одновременно удивляло и восхищало меня. Он словно чувствовал невидимую грань, за которую нельзя переступать. Каждый раз, когда я чувствовала, что еще немного — и мы перейдем черту, он мягко отстранялся, целуя меня в лоб, и говорил что-то вроде: «Нам не стоит торопиться». Часть меня жаждала большего, но другая часть ликовала — Сынмин уважал меня, мои чувства и мое тело. «Почему он такой правильный? — думала я. — Неужели у него какой-то принцип? Или он просто боится сделать мне больно?» Как бы то ни было, я все больше влюблялась в этого загадочного мужчину, который перевернул мою жизнь с ног на голову.       Он умудрялся угадывать мои любимые цветы — нежные ландыши и полевые ромашки, и каждый букет, подаренный им, вызывал у меня восторг. А еще он дарил мне милые безделушки. Особенно мне полюбился маленький серебряный кулон в виде пера, который я почти не снимала.       Однажды вечером, когда мы рассматривали фотоальбом Сынмина, я остановилась на фотографии, где он, еще совсем мальчишка, стоял рядом с мужчиной в строгом костюме.       — Это мой отец, — пояснил он, заметив мой интерес.       — Не принц ли ты? — решила пошутить я.       Он неожиданно серьезно ответил, что почти угадала, и рассказал, что его семья владеет крупной корпорацией, а он, хоть пока и не принимает активного участия в управлении, в будущем должен будет ее возглавить. Я была удивлена, но, кажется, еще больше зауважала его за то, что он не кичится своим положением. Он водил обычный ничем не примечательный автомобиль, одевался в обычных магазинах и никогда не упоминал о своем богатстве. Только роскошная квартира говорила о том, что он отнюдь не беден.

***

       В один из вечеров, когда мы, устроившись на диване, смотрели какой-то старый фильм, где поцелуи героев неожиданно перешли в достаточно откровенную постельную сцену, я отвернулась от экрана, встретившись со взглядом Сынмина, который взял мою руку в свою, переплетая наши пальцы. Его ладонь была горячей, и от этого простого жеста у меня перехватило дыхание. В его глазах я увидела не только желание, но и нежность, и какую-то нерешительность, которая удивила меня.        — Джина, — тихо сказал он, его голос был хриплым, — я хочу тебя. Больше не могу сдерживаться. Но... я не хочу торопить тебя. Если ты не готова, я пойму.        Я молчала, не в силах произнести ни слова. Страх и желание боролись во мне, не давая принять решение. Видя мое замешательство, Сынмин коснулся моей щеки, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.        — Я знаю, что ты боишься, — продолжил он, — и я не хочу причинять тебе боль. Но я обещаю, что буду нежен. И если ты скажешь "нет", я остановлюсь. В любой момент.        Его слова, полные заботы и понимания, успокоили меня. Я посмотрела в его глаза, полные любви и нежности.       — Я... я тоже хочу тебя, Сынмин, — прошептала я, едва слышно. — Но... я боюсь.       — Я знаю. Но я рядом, — он поцеловал меня, на этот раз не мимолетно, а глубоко и страстно, словно пытаясь передать всю свою нежность и развеять мои страхи. Его рука легла мне на талию, притягивая ближе. Я чувствовала, как под его ладонью загорается кожа. Поцелуй становился все настойчивее, и я, забыв обо всем, ответила ему со всей страстью, на которую была способна.       Сынмин отстранился, заглядывая мне в глаза, словно ища в них разрешение идти дальше. Я неуверенно кивнула, не в силах отвести взгляд от его потемневших глаз. Он медленно поднялся, протягивая мне руку. Я вложила свою ладонь в его, и он помог мне встать. Мы стояли друг напротив друга, объединенные не только сплетенными руками, но и невидимой нитью, сотканной из взаимного желания и робкой надежды на что-то большее.       — Пойдем, — тихо сказал Сынмин, и голос его слегка дрожал. Он повел меня в свою комнату, и я, как завороженная, последовала за ним. В комнате царил полумрак, лишь полоска лунного света пробивалась сквозь щель между шторами. Сынмин зажег небольшую лампу на прикроватной тумбочке, и комната наполнилась мягким, приглушенным светом. Я заметила, что постель уже расстелена, как будто он знал, что этот момент настанет.        Сынмин снова поцеловал меня, на этот раз еще нежнее, чем прежде. Его руки осторожно скользнули по моей спине, вызывая волну мурашек. Я прижалась к нему, чувствуя, как сильно бьется его сердце... или это было моё? Он медленно опустил меня на кровать, нависая надо мной, но не опираясь, давая мне возможность отстраниться, если я передумаю. Но я не хотела останавливаться. Я хотела его.        — Я боюсь, — снова прошептала я, но в моем голосе уже не было прежней паники, лишь трепетное волнение.        — Не бойся, я буду осторожен, — Сынмин провел рукой по моей щеке, убирая прядь волос. Его пальцы, обычно такие уверенные, сейчас слегка дрожали.       Он начал медленно расстегивать пуговицы на моей кофточке, целуя каждый освобожденный участок кожи. Его губы были горячими, а дыхание обжигало. Я закрыла глаза, отдаваясь во власть новых, незнакомых ощущений. Сопровождая каждое движение поцелуем, он раздел меня полностью, затем отстранился, чтобы взглянуть на меня. Я смущенно прикрылась руками, но он мягко убрал их, не сводя с меня восхищенного взгляда.        — Ты прекрасна, Джина, — прошептал он, и в его голосе было столько нежности, что у меня перехватило дыхание.        Он снова наклонился ко мне, и наши губы слились в долгом, нежном поцелуе. Его руки ласкали моё тело, осторожно, но настойчиво, изучая каждый изгиб. Я чувствовала, как напряжение покидает меня, уступая место сладостной истоме.       Я осмелела, стянув с него футболку и медленно проведя руками по его крепкой спине, наслаждаясь прикосновениями к его упругой коже.       Когда его губы коснулись моего твердого соска, а рука скользнула к промежности, я вздрогнула, впившись ногтями в его спину, от чего он еле слышно зашипел. Я почувствовала, как его палец, пройдя меж влажных складок, проник в меня, медленно двигаясь, затем добавился второй и третий. Я извивалась, чувствуя приближение оргазма, стонала всё громче, цепляясь ладонями за простыни. Вдруг Сынмин отстранился:       — Подожди, — прошептал он, потянувшись к тумбочке и достав серебристый квадратик.       Раскатав презерватив по члену, на что я смотрела как завороженная: его размер мне показался внушительным, что я немного запаниковала.       — Не бойся, Джина, я не причиню тебе боль, — вновь прошептал он, склонившись надо мной и целуя, осторожно разводя мои ноги в стороны и устраиваясь между них.       Когда он вошел в меня совсем чуть-чуть, я вздрогнула от неожиданности, но это была не боль, а скорее, испуг. Сынмин замер, не двигаясь, давая мне время привыкнуть. — Всё хорошо? — спросил он, его голос был полон беспокойства.       Я кивнула, не в силах говорить. Он начал медленно продвигаться глубже, внимательно следя за моей реакцией. Сильное жжение пронзило меня в один миг, что я стала отталкивать его от себя, а слезы брызнули из глаз. Сынмин остановился, прильнув губами к моему лицу, стирая поцелуями каждую слезинку:       — Все хорошо, малышка, — шептал он, — сейчас всё пройдёт.       Он продолжал целовать меня, то кусая мочку уха, то спускаясь к ложбинке между ключиц. Его рука проскользнула между нами, начав ласкать клитор. Возбуждение накрыло меня новой волной, а боль ушла на задний план.       С каждым его движением во мне страх отступал, сменяясь нарастающим удовольствием. Я обвила шею Сынмина руками, притягивая ближе, ища в нем опору и защиту. И он дал мне это — своей нежностью, своей заботой, своей любовью, которую я видела в его глазах.       Я задрожала от оргазма, такого яркого, подобно которому никогда не испытывала мастурбируя. Это совсем другие ощущения. Боль, которую я претерпела, ничто по сравнению с тем удовольствием, которое я ощутила.       Сынмин буквально через минуту сделал резкий толчок, словно пытался проникнуть в меня ещё глубже, чем это возможно, пот с его лица капал мне на грудь, стекая дорожками на простынь, а затем расслабленно навалился на меня, опаляя дыханием мою шею, пытаясь отдышаться.       — Ты в порядке? — спросил он, приподнявшись на локтях и убирая прилипшие пряди волос с моего лица. Я лишь кивнула, заглянув в его бездонные глаза.       Сынмин лег рядом, погасив лампу и заботливо укрыв нас обоих. Я практически сразу уснула в его крепких объятиях.