Клуб джентльменов «Uskyldige engler»

      Давление — это интенсивная физическая величина, численно равная силе, действующей на единицу площади поверхности перпендикулярно этой поверхности. Осмотическое давление морской воды составляет примерно двадцати пяти бар (двадцать пять килограмм на человека и растущий вес с каждым километром погружения), что существенно выше осмотического давления пресной воды. Человек при специальной тренировке может без особых предохранительных средств погружаться на глубины до восьмидесяти метров, давление воды на таких глубинах около восьми килограмм. На больших глубинах, если не принять специальных мер защиты, грудная клетка человека может не выдержать давления воды. У водолаза может наступить потеря сознания. Некоторые мясные консервы стерилизуют, подвергая давлению, эквивалентному погружению на глубину шестидесяти километров, так что смертельное давление лежит где-то в диапазоне от трех до шестидесяти километров водяного столба. Кислород под высоким давлением становится токсичным.              — Да, я понимаю, я услышал вас, — Джек не то, чтобы старается избегать зрительного контакта, но точно не поддерживает его на постоянной основе; повторение местоимения и глагола для утверждения (слышит — то есть внимает — то есть сделает), — но сомневаюсь, что поймёт Уилл. Мы не знаем, какие кошмары скрываются под его подушкой, чтобы он позволил кому-либо увидеть их.              Изменение давления под водой воздействует на полости, в которых есть воздух: на уши, синусовые пазухи, компенсатор плавучести и маску. Но наиболее значительному воздействию подвергаются системы дыхания и кровообращения. Давление, действующее на человека, постоянно меняется, к примеру, само передвижение по суше, и погружение в океан. Каждые десять метров давление изменяется на один бар (чуть больше одного килограмма), и под водой оно растёт намного быстрее, так как плотность воды больше плотности воздуха. Давление, которое действует под водой, называется давлением внешней среды и создаётся весом воды. Чем глубже нырнуть, тем больше становится давление внешней среды. На глубине десяти метров давление уже в два раза больше, чем на поверхности.       К этому следует относиться максимально внимательно, так как такое воздействие может повлечь за собой серьёзную опасность для здоровья. Ведь, если говорить грубо\прямо, то погружение в воду на большую глубину есть класть на лежащего человека (ныряющего/нырнувшего человека) досок с постепенно увеличивающимся весом и размером, особенно на грудную клетку — лёгкими. Два смертельных фактора — само давление и снижение кислорода, который необходим организму, органам, человеку.              — Причины вашей осторожности предельно ясны, хотя, полагаю, Уилл не настолько измучен.              Прежде чем ответить, Джек вбирает кислорода чуть больше нужного, смотря в собеседника, или, честнее будет сказать, сквозь него, как будто стараясь отделить мышцы и кожу от черепа.              — Думаете, Уилл Грэм — измученный¹?              — Я думаю, что вы считаете Уилла таковым, — всматриваясь без кошачьей полуулыбки, — хрупким. Предоставьте этот диалог мне, агент Кроуфорд.              Названный медленно втягивает воздух носом (как будто тянет нити по дыхательным путям), словно тот состоит из раскалённой стали, физиологически необходим, но физически больно вбирать его в носоглотку, горло, альвеолы, лёгкие. Ещё несколько секунд, прежде чем детектив одобрит предложение доктора.       Как уловив завершение диалога (вероятнее всего, намеренно дожидаясь его, и не желая принять участие до, поскольку двое персон, преобладающих как в опыте работы, так и в жизненном опыте, в целом, чётко давили на смущение и волнение) к Джеку спешит юноша, сбавляя тон до сдержанного, вежливо-тихого, но выдавая собачью радость и возбуждение от разговора с Кроуфордом позой, Ганнибал полагает, что воодушевление молодого человека не столько из-за того, что они обсуждают, сколько благодаря тому, что он вообще находится здесь и имеет возможность обращаться к старшему. Его напарницу, с другой стороны, счастливой не охарактеризуешь; она медленно «плавает» по кабинету, рассматривая то настольные лампы, то органайзеры, спрятав руки за спиной в жесте ненападения, единожды встретившись с доктором взглядом, как, похоже, и со всеми остальными присутствующими здесь, словно не впечатлена, после продолжив скользить по пространству и рассматривать детали декора. Психотерапевт скользнул по круглым чернильным отпечаткам под кожей на кисти, после возвращаясь к Джеку.       Спустя ещё несколько минут возвращаются мужья-судмедэксперты, в профессиональном ключе, само собой разумеется, и, если Зеллер мягко здоровается с д-ром Лектером (стажёр в это время отходит от начальства и присоединяется к разглядыванию доски вместе с девушкой, фотографий с мест убийств, краткие заметки и стикеры, и основные «укороченные» выводы от судмедэкспертов, кто из жертв что именно потерял, что было вырезано конкретно, и причину смерти), не испытывая сильных чувств касательно его нахождения здесь, то, судя по тому, как Прайс опускает глаза и старается не встречаться с гренадином психотерапевта, он, мягко сказать, смущён непониманием для кого именно пригласили Ганнибала.              — Мы ждём только Уилла, правильно? — если Джеймс и пребывает в слабом смятении от д-ра Лектера рядом, то, если обратиться к огню в глазах и сдавленной улыбке, упомянутому медик будет вполне рад.              Джек смотрит на высказавшегося так, словно начальство только что обвинили в домогательствах к подопечным, если не в групповом изнасиловании.              — Он подойдёт с минуты на минуту, — смотрит на ручку в грудном кармане халата, дерзко выглядывающую из-под ткани, пока Зеллер резко не подпевает:              — А что, так соскучился? Я люблю и жду тебя, Ву-ил, — тянет он, смотря в неопределённую точку вверх, но, когда замечает, что остальные в кабинете не умирают со смеху, в том числе и Прайс, Брайан прочищает горло, едва качнувшись на носках и опустив взгляд — и вот здесь его напарник улыбается на идиотизм товарища.              Джек смотрит на них, как на полных болванов.              — Больше к нам никто не присоединится? — как бы невзначай замечает Ганнибал, его голос остаётся по-прежнему низким.              — Не сегодня. Как только у нас будет чуть больше информации, — переводя: хоть какая-то информация во-о-бще, — мы обязательно посвятим в подробности расследования остальную часть оперативной группы. Сейчас только лучшие, — что, очевидно, смущает Прайса сильнее, ибо украдкой бросает взгляд на психотерапевта, тут же сводя точку фокусировки на экран прожектора.              Если бы Ганнибал мог испытывать эмоции, точнее, хотя бы одну — сомнение, в том числе, в свою сторону, то уже бы размышлял о том, что именно отрезать медику, пока будет объяснять ему свою методику, как стоит вырезать внутренности, чтобы не повредить их и не запачкать всё вокруг кровью (органы, как правило, обрабатывать и вырезать необходимо крайне аккуратно, потому как они имеют свойство сильно кровоточить при малейшем порезе\задевании), можно было бы заставить Зеллера наблюдать и слушать, а ещё лучше — выбирать, что будет следующим, а после скормить ему. Но д-р Лектер, во-первых, не задет смущением другого мужчины в свою сторону, пускай и невербального, до той степени чтобы обратить к Потрошителю, во-вторых, потреблять мясо, которое старше его не есть приоритет (или вообще выбор) Ганнибала.              — Лучшие, видимо, настолько хороши, что опаздывают… — не вопрос, не замечание, нечто среднее.              Девичий голос будто плавится от речи, ибо та ломается к концу ее фразы, привлекая внимание остальных — удачно пойманный момент, чтобы «вставить слово», но никто не собирается комментировать. Первый стажёр что-то шепчет коллеге, в то время как дверь резко, но нешумно хлопает, впустив вошедшего: Уилл устало выдыхает, поправляя очки и смотря на уровне колен людей, находящихся в кабинете, не желая поднимать томно-сонный взгляд волны-убийцы. От момента, как он закрыл дверь своей машины и закрыл эту секунду назад, парень ощущает себя скорее в бесконечном лабиринте стрип-клуба, словно не покидал его вовсе, а продолжает топтать нескончаемый коридор, потому, потому что… Люди смотрят на м-ра Грэма также голодно или удивлённо, словно он — ходячий кусок стейка, и если первые моментально хотят проглотить его, то вторые поражаются какого черта происходит и почему Уилл вообще здесь, существует, передвигается, почему его пропускают? Он игнорирует это, прячась за линзами очком и смотря под ноги людям, но не в глаза, само собой разумеется, кратко поздоровавшись со знакомыми и заняв место между Ганнибалом и Зеллером, который произносит на выдохе:              — Ну здравствуй, красавица, — приподняв брови.              Уилл белее молока и стройнее Амбросио в ее лучшие годы, в черном блейзере, темных штанах, обуви, но зудящее чувство того, что люди увидят синяки на его бёдрах, отчего-то остаётся. На самом деле, парню хотелось бы поскорее раздеться, нырнуть в душ и передёрнуть, а после сладко заснуть на мягкой груди (без сексуального контекста, конечно, женская грудь, ласка и запах, объятия есть настоящий героин, особенно пальцы в волосах и ритм сердца по слуху²), а не стоять здесь и разглядывать вечно недовольное лицо Джека с его взглядом исподлобья «спусти штанишки, малыш, и я покажу тебя Марка, блять, де Сада, если ты не расскажешь мне о профиле убийцы» и рассматривать фотографии трупов, для которых, судя по всему, и включён прожектор. Брайн кратко стукает младшего по плечу, по чьим пальцам Ганнибал скоротечно скользит взглядом, после с бодрствующее-довольным видом смотря на агента, кто не разделяет взбудораженного настроя (никогда не разделяет какого-либо положительного настроя).              — Да, насчёт пополнения, — Джек говорит столь безразлично-устало, как будто сообщает о том, что они переставят столы в помещении и теперь придётся обходить мебель и быть более осторожным, а не представляет новых людей в команде. — Кларенс Старлинг³ — выпускник академии ФБР⁴, он несколько помог нам с делом Потрошителя.              Высокий, стройный парень с лицом ребёнка дрогнул бровями от волнения, видимо, смотря на Джека, как на мать, которая подсказывала сыну продолжение стиха на детском утреннике: после, как проснувшись, одёрнулся, сделав шаг вперёд — действительно малыш-ягнёнок среди взрослых акул, бледный, русый юноша с ростом под два метра, со счастливыми глазами и выступающей квадратной челюстью, небольшим носом с изящной греческой горбинкой, и пухлыми, розовыми губами, одетый в белую рубашку, зеленей свитер (галстук обязательно) и штаны, которые показались Уиллу крайне длинными, что называется «ноги от ушей», в хорошем значении. Последний ментально выдохнул, он знал, что рост можно изменить и вытянуть и в его возрасте (хотя у Уилла был достаточно хороший по современным меркам рост), увеличить его с помощью тренировок или операции, но, откровенно говоря, м-р Грэм не испытывал сильного комплекса касательно данной темы, простая констатация факта и укус в свою сторону, одновременно. Лёгкий мысленный укус.              — Приятно наконец познакомится с всеми вами, очень большая честь для меня, — парень вытянулся, как струна, не скрывая собачьего возбуждения от встречи. Он искренне рад, — вы удивительные сыщики.              Да, такой термин ещё стоит «отрыть»: Уилл не показывает эмоций, лишь слабо сжимает губы, кратко кивнув скорее Прайсу, чем представившемуся, потому что благодарить и прыгать от радости значит лгать — стажёров, которые готовы смотреть в рот членов оперативной группы более чем предостаточно, хотя, скользкая змея печали скользнула по пищеводу Уилла — Джек, как и сама карьера «сыщика» погубят парня, если он не нарастит толстую кожу (лишиться всех чувств и большинства эмоций, чтобы стать непробиваемым твёрдым камнем, а не человеком), все они такие воодушевлённые и возбуждённые до своего первого серийного убийцы. Д-р Лектер снова обращается к мурчащей улыбке, которая едва различима, если не приглядываться, кажется, что он сжимает челюсти, хотя тогда бы на щеках выступали мышцы.       Уилл повторно проходится сапфирами по лицу юноши, замечая выступ челюсти, веснушки, виляние незримым хвостом от радости того, что участвует в расследовании, не до конца понимая, как подобные дела уничтожают и доводят до алкоголизма, депрессии и суицида просто хороших детективов, кто хотел помогать людям и ограничить невинных от по-настоящему больных личностей. Замечая на себе взгляд, Старлинг улыбается старшему, прикрыв глаза, словно котёнок, впервые глотнувший сливок.              — И стажёр⁵ Эгёль Метуше.              Названная, как призрак, которого вдруг окатили святой водой и солью, тем самым обратив видимым, плавно поворачивается корпусом, убирая взгляд со столов и поднимая на тех, кто смотрит на неё, Уилл всё также рассматривает ноги, потому как избегает зрительного контакта, замечает черное платье-свитер, тощую фигуру и странно мясистую грудь, ибо девушки, стройные до той степени что она, крайне редко имеют подобные формы, мечта цисгендерного мужчины? Он подмечает выглядывающий круг на кисти, и видимо, линию другого круга из-под воротника, татуировки, вероятнее всего, расположенные по левой стороне всего тела.              — Честь работать с профессионалами, — повторяет за первым представленным, немного смакуя первое слово, Метуше подходит к Уиллу, когда тот использует самую выгодную тактику избежать чтения человека — смотреть на части лица: скулы, брови, рот, носогубную складку, щеки, лоб, пирсинг, веснушки, родинки и родимые пятна, шрамы, макияж, выступающие от эмоций мышцы, всё, кроме глаз. М-р Грэм лишь замечает, что они бледно-зелёного оттенка, но чистого, как молочный улун.              Если человек оказывается особо настойчивым, тогда Уилл упорно смотрит на лоб, потому как именно эта точка вызывает у персоны сомнение и мысли о том, почему парень рассматривает что-то на выше его глаз, на что он, соответственно, без зеркала и телефона посмотреть — исправить, убрать, оттереть не сможет (восемь из десяти отходят или отворачиваются, чтобы коснуться лба и проверить, на что же так упорно глядит брюнет, а значит, тактика работает).       Она занимает место, как кажется младшему доктору, слишком близко к нему, потому как Уилл врезается обонянием в ее духи с ароматом киви и незнакомого приторного пирожного (Ганнибал различает айву, красный личи и белый шоколад, конечно же, ее естественный запах, шампунь, дезодорант и виноградный леденец, а также, судя по последнему, у неё имеется собака мелкой породы), не то, чтобы его смутила туалетная вода, на самом деле, та довольно-таки приятна, нет, ему скорее не нравится возможность случайного тактильного контакта, любого тактильного контакта, будь он намеренным или незапланированным.              — Особенно с вами, м-р Грэм, — смотрит ровно на Джека, проговорив с акцентом, — жаль, что случай с бедной девочкой так травмировал вас, — поворачивается, пока Уилл смотрит на черную макушку, поняв, что цвет ненатурален, судя по оттенку кожи — она светло-русая или блондинка. — Вы бы стольких поймали.              Брайан глядит с опущенными веками то на обувь одного человека, то на другого, таким невербальным образом реагируя на комментарий стажёра: не сказать, что польстила, не обвинить, что нагрубила.              — Не сомневаюсь, — на выдохе проговаривает Уилл, обратившись куда и Метуше — к воротнику Джека.              Он так сладко катался ночью на бёдрах одной из самых симпатизирующей ему гостьи — начальницы риелторского агентства, которая, кажется, носила страпон, (точно доминирующий бисексуал, травма в виде отсутствия отца и небогатого детства, подтолкнувший ее к симпатии в сторону женщин и желанию быть активной в сексуальном аспекте отношений с мужчинами), да, Уиллу бы она понравилась в качестве партнёра, потому как а — была аккуратной в прикосновениях и не сжимала его до боли от возбуждения, б — ни одного похабного комментария в сторону артиста и его тела, но внушительное количество комплиментов и похвалы его движениям и редким шуткам, а также голосу. Она хвалила то, насколько приятно звучит Уилл. И ему это нравилось. Уилл мог бы представить с ней если не взрослые отношения, то хотя бы секс на регулярной основе, мог бы воплотить это в реальность, если бы хотел или нуждался достаточно сильно.       Причины отказа в его, разумеется, «сломанном и неправильном» мозге, что, шатен уверен, рано или поздно смутит любого партнёра, и его работа, обе работы ныне — что стриптизёра, что профайлера, явно не являются впечатляющими в положительном значении глагола.              — Достаточно любезничать, — кивнув подбородком в сторону белых халатов, — что мы имеем?              Так и хочется подпеть что-то типа «нервы и терпение друг друга» или «не мы, а нас», но Уилл упорно молчит, рассматривая ярлыки программ позади медвежьей фигуры агента, парень не злится и не тратит усилия на то, чтобы не нагрубить лишний раз, простая усталость после ночной смены и естественное желание сна делают его устало-угнетённым и слабо пассивным, как и большинство людей, которые хотят спать после работы (естественно?).              — Ева Энн, девятнадцать лет, студентка, переехала сюда полгода назад с отцом. Он был на опознании вчера, — вдохнув, потому как увиденные эмоции родителя хуже Потрошителя, — переехали из-за ее поступления.              — Где мать? — рявкает Джек, сверля глазами, которые, Уилл уверен, под карей радужной горят ярко-красным:              — У неё другая семья. Кажется, ее сестра осталась с ней, мы не, — не желая продолжать, потому что все, итак, понимают, почему речь отца сбивалась и не была чёткой. Джек поправляет горло.              Несколько секунд тишины, но из группы сопереживают всего пара человек — конечно, сочувствуют родителю все, но испытать настоящее сожаление способны Уилл и, судя по глазам, агент Старлинг, который щенячьим взглядом рассматривает хмурое лицо Джека, как будто ожидает слов поддержки, как будто собрание сейчас в целом есть группа поддержки.              — Он забрал часть ее кишечника, верно? — сухо пропевает стажёр, слабо двигаясь в сторону. Ее руки так и сложены в замок за спиной.              — Да, около девяти сантиметров, — право голоса берёт Джимми, — тощей кишки. Он морил ее несколько дней. Хотя, профессионально, — опустив карие глаза на стол, — в его руках она пережила ампутацию при голоде. Судя по всему, стопу он оставил на открытом воздухе на несколько суток.              — Ему понадобился чистый кишечник, — намекая на то, что голод правда очищает в первую очередь названный орган, Кларенс хмурится, смотря на судмедэксперта и впервые отворачиваясь от Кроуфорда, — но конечности он позволил сгнить?              Зеллер молчит, потеряно отвечая на взгляд, потому как он не является основной ищейкой или настоящим волкодавом для ублюдков всех мастей, хотя стажёр спрашивает с него так, будто выпусти они Брайна на волю — и тот с рычанием и слюной по щекам побежит в направлении к дому Потрошителя.              — На картине обувь отлетает в статую Гарпократа, он символизирует невинность и чистоту, это ирония, — Уилл смотрит на пальцы Джека на столе, но не фокусируется на них, опять же, смотрит вниз во избежание зрительного контакта с кем-либо. — Он, — вобрав воздуха, тёмные ресницы почти томно поднимаются, — он издевается. Она умерла, потому что истекла? — обратившись к яблоку Адама Джеймса.              — Да. Он ввёл анестезию, чтобы избежать анафилактического шока. Его не сильно волновало состояние жертвы.              — Его ничего не волнует. Психопаты не испытывают эмоций.              Девушка рядом с Уиллом фыркает, поправив прядь прежде чем снова вернуть руки в замок за спиной и последний сдавливает челюсти от ее длинных острых ногтей, что принадлежат тому же оттенку, что и ее цвет кожи, и выглядят так, словно это часть пальца, а не когти, откровенно говоря. Кажется, будто она вставила себе в пальцы скальпели⁶, у Дакоты, к примеру, тоже длинные ногти, но Уиллу по сравнению с этими они кажутся просто мизерными, к тому же, Дакота никогда не причиняла вред сожителю, наоборот, они приятно для почёсывания спины или скальпа, хотя Уилл убеждён, что если мисс Метуше сделает нечто подобное, кожа будет падать с мышц лоскутами.              — Сомнительно. Психопаты, как и аутисты, способны испытывать интерес к определённым вещам.              Имеется ввиду, что чем запущеннее стадия аутизма, тем сильнее и глубже болеющий уходит в свой придуманный мир, и вытащить его оттуда могут редкие и малые явления, которые способны привлечь внимание, например, математика, числа, Вселенная, названия звёзд и планет, питомец и так далее. Психопаты не пропадают в воображении, но в этом они схожи с первыми — определённые вещи вызывают почти одержимый интерес и убийства, к сожалению, вызывают у них особую дрожь — сам момент, когда жизнь покидает тело человека⁷ или какие оттенки зелёного сочетаются между собой и сочетаются с другими цветами, этакая иронично-странная параллель между.              — Думаю, он склонен к психопатии, но не принадлежит данному диагнозу целиком, — обращаясь скорее к Джеку, чем ко всем остальным, снова слабо качнувшись.              — И брезгливость. Он очень брезгливый, — почти шепчет Прайс, задумчиво смотря на угол стола, после просыпаясь, как вспомнив, что его слышно и слушают. — Что? Не просто же так он не кормил ее. — Пауза на три секунды, — или потому, что хотел потешить свои садо-мазохисткие наклонности. «О, меня так возбуждает твоё сосущее чувство голода и боль от него», — играет, но не так ярко, как делает это Зеллер, скорее слабо передразнивает последнего, нежели полноценно вкладывается в актёрское ремесло.              Ганнибал переводит гранат на макушку Уилла, ни комментируя, ни меняя мимики, кроме как исчезнувшей в какой-то момент до кошачьей улыбки.              — То, что Потрошитель — садист, не значит, что он обязательно пытает каждую свою жертву, — устало и даже сонно проговаривает Уилл, повторно обратившись к экрану.              — Сомнительно. Если бы он мог, он бы не использовал анестезию и позволил жертве почувствовать всё.              Уилл повторно скользит глазами по ее черной шерстяной ткани, не хочет читать и принимать ее внутренних демонов, хотя, отчасти, уже это делает — подобный способ переговариваться с каждым словом профайлера есть нечто иное как попытка привлечь его внимание, этакая дерзость, требующая того, чтобы ее также дерзко заткнули, как взбунтовавшуюся лошадь. Сексизм в сторону мужчин благодаря обучению на «мужскую» профессию и выработавшееся презрение к ним, потому как сама часто оказывалась под давлением, ибо не обладает пенисом среди мужчин, следовательно, две развилки событий — принижение ее, потому как она — «слабый пол», либо вторая, более вероятная — харассмент. Уилл пока не хочет обосновывать, почему молнии летят только в его сторону.              — Чего не скажешь о Негодяе. М-р Долгун погиб от передозировки метадоном, мисс Агин истекла. — практически скромно и неуверенно комментирует Зеллер.              — Истекла? Как и она? — указав на фото последней жертвы Потрошителя, кажется, заключение судмедэксперта взбудоражило нечто сердитое в голове агента Старлинг.              Уилл вмешивает прежде, чем дискуссия пойдёт в абсолютно неверном направлении:              — Здесь нет взаимосвязи. Негодяю не столько интересен момент убийства, сколько процесс обработки и выставления жертвы. Потрошитель наслаждается работой с момента выбора жертвы до ее поедания, если не переваривания.              Д-р Лектер долго и беззвучно втягивает воздух в лёгкие, возвращаясь к скрытой улыбке, которая напоминает сдавленные челюсти, отражая текучий пчелиный (не цветочный) мёд гранатами в глазах от освещения в кабинете.              — Ты говорил, что ее рвёт. Она что, наслаждается булимией? — Джек рычит, но это не агрессия, а его типичный тон голоса.              Кажется, вопрос смущает Метуше, Кларенс хмурится, смотря на Уилла, что делают и судмедэксперты, но с любопытством, а не вопросом в глазах, перемещая внимание на того, кто подаёт голос, и в данный момент этим человеком является младший (до этого Джимми и Зеллер, следовательно, смотрели на Кроуфорда).              — Наркоманы переживают передозировку, но продолжают тянутся к шприцу. Я также сказал, что она — новичок и учится. «Тяжело в учении, легко в бою», и сам бой ей явно симпатизирует.              Старший недоверчиво фыркает, словно обдумывая очередную нападку на Уилла, как способ прикопаться к каждому слову или звуку, что он издаёт, но пока не знает, к чему конкретно, чтобы вступить в дискуссию, как в кровавую словесную битву.              — Но она не крадёт органы, — Прайс поднимает ладони в попытке похлопать, смотря то на коллегу, то на начальство, и тут же опускает их, понимая, что поддерживать его никто не собирается. — По крайней мере, пока, кхм, — опустив глаза.              — Не будет. — после Уилл сглатывает. — Каннибализм и «поглощение» жертвы ее не интересует. Для Потрошителя это как… Энергия. Он забирает у них силу и она питает его. Его тело, — поправляя горло.              — Говоришь, как гадалка Таро, — отвечает Брайн в недовольстве.              Уилл приоткрывает покусанные губы, не находя аргумента, чтобы парировать или не желая найти его, приподняв брови, но всё также ощупывая взглядом стол, а не лицо медика, ибо если и решится на ответ, то острый язык не подведёт своего обладателя, и он ненамеренно оскорбит временного коллегу.              — Извините конечно, но кто-нибудь мне объяснить, почему Негодяй — это она? Есть доказательства? — разводит ладони (и когти, напоминающие скальпели), смотря то на одних, то на других, — кто-то нашёл записку с признанием или пришитую прядь волос к одной из жертв?              Экспертиза ныне позволяет определить крайне многое по волосам — выпали они из-за стресса, были вырваны или по естественным причинам, конечно, генетику полностью им не передать, но некоторые сведения оставленные волосы на месте преступления всё-таки несут, также как кровь, слюна и сперма.       Группу как будто смутили данным несуразным вопросом от девушки, потому как все замолкают и редко переглядываются, пока кто-либо не решится подать голос и объяснить наконец почему все бесспорно согласны с тем, что появившийся маньяк является женщиной. В итоге, Джек, как истинный начальник, но так-себе лидер, берет ответственность на себя спустя девять секунд и отвечает стажёру:              — Мы опираемся на профиль, описанный Уиллом, — словно намекнув, что большинство присутствующих здесь и сейчас доверяют названному, как настоящему профессионалу. Она едва ахает (словно кашлянула изнутри) сквозь приоткрытые губы, как будто Эгёль открыто оскорбили, а не дали элементарный ответ.              Она опять качнулась туловищем, складывая руки на груди, и Уилл уже было хочет отойти, чтобы не та не коснулась когтями его плеча, но помнит, что за ним стоит психотерапевт и единственный вариант — шагнуть назад, что будет крайне заметным и привлечёт внимание и вопросы от остальных, по крайней мере, в ближайшие пару минут.              — Я правильно понимаю, — снова ее механически недовольный голос, — что агент Грэм просто предположил, и мы уже обязаны искать девушку? — ее бровь поднимается, в то время как губы искажаются. — Что, если убийца на самом деле — мужчина? Ведь, простите, — на секунду повернувшись к брюнету, — в восьмидесяти процентах случаев убивают мужчины. Да, несомненно, шестнадцать процентов — женщины, но… Такие убийства… — выделяя голосом.              — Всё верно, — тихо проговаривает профайлер, — я просто предположил.              Стажёр фыркает на полученный ответ. Прежняя убеждённость в том, что Уилл чрезвычайно устал для дерзости этим утром отступает назад, потому как ему с излишком хватает Джека с его регулярными уточняющими вопросами и рычанием через слово, и перспектива второго мини-Джека в виде грубого ребёнка, парню, будет, правильнее сказать, невыносима. Ну, он всегда может послать ее нахуй.              — Обычно то, что Уилл предполагает об убийцах, — сдавленно начинает Зеллер, — в конечном итоге оказывается правдой.              Он объясняет ей, как идиоту, мол, «если ты хотел покрасить пальцы в черный, достаточно было сходить в магазин и купить гуашь, а не тыкать вилкой в розетку», на что Метуше хмурится в непонимании, по каким причинам кто-то здесь вообще вступает на защиту Грэма. Затем она вдруг выпрямляет позвонки и улыбается оскалом, на что последний вбирает воздуха, приготовившись к очередной атаке, когда девушка качнулась в которой раз:              — Его «правда» оказывается востребованной до или после поимки убийцы? — не так скрыто ухмыляется, смотря на Кроуфорда, но скорее сквозь его крупную фигуру.              — Полагаю, предположения м-ра Грэма являются столько же плодотворными, сколько и востребованными. — бархатный голос моментально обрезает ее длинный язык, привлекая внимание к себе; Уилл сдерживает вздрагивание, потому как из-за отсутствия звуков (кажется, дыхания также), совершенно забыл на минутку о присутствии доктора за спиной. — И, как вы и упомянули ранее, работать с м-ром Грэмом — большая честь, — игнорируя факт того, что вся группа следит за Ганнибалом, он обращается исключительно к Метуше.              Она сдавливает челюсти, отчего выступают мышцы на щеках, но ничего не говорит, приподнимая подбородок и отворачиваясь, что многие повторяют, теперь начиная разглядывать Джека, как судью, который должен с минуты на минуту озвучить решение, что и без того всем известно — младшей не стоит лишний раз открывать рот в сторону Уилла. Последний, к слову, в отличие от большинства поворачивается к д-ру Лектеру, смотря не в глаза даже, а на нижнюю слизистую и ресницы, ментально благодаря, на что Ганнибал отвечает слабой улыбкой и кошачьим прищуром без насмешки, отвечая «пожалуйста». Когда Джек таки вступает в беседу, возвращаясь к Потрошителю и схожим деталям с первым убийством Негодяя, парень отворачивается от доктора и наблюдает ныне за детективом, возвратившись к изнурённому скучающему выражению мимики. Психотерапевт не следует за младшим, пуская гранат на обзор: от играющих со светом кудряшек до белой шеи, что отчасти скрыта воротником блейзера, скользя по синим яремным венам, что несут кровь в мозг, столь поразительно поломанный и непредсказуемо работающий, что мысль об вскрытии черепной коробки и простом наблюдении за извилинами и подёргиванием\слабым движением кажется на мгновение настолько пьянящей, что Ганнибал почти вздрагивает кончиком указательного, как надавив на кнопку включения циркулярной пилы. Разумеется, нет. В самом отказе есть нечто столь приятное, ведь при этом раскладе Уилл навсегда останется живым и беспрестанно активным рядом с Ганнибалом, единственный, кто способен видеть и понимать его, а насчёт «принимать» старший позаботится, поскольку это не самое сложное, что может быть с его строптивым мальчиком. Уилл настолько непокорный (не пассивный) и прямолинейный, что, д-р Лектер полагает, зачастую вынужден сам подавлять себя же и заставлять молчать, хотя старший думает, что дерзость — далеко не единственное, что Уилл вынужден прятать и скрывать от общества и его нелепых правил о чём, как и было упомянуто ранее, доктор несомненно позаботится.       Медовые глаза перетекают к косточке позвоночника, что выгибается, когда профайлер слабо наклоняет голову, стараясь вслушиваться в монолог агента, и стараясь не заснуть: ясно, что ночью шатен не спал, даже наоборот, провёл последние пятнадцать часов достаточно активно, чтобы быть сейчас вполне подавленным, но до сих пор привлекающим в свою сторону внимание и интерес от различных неординарных личностей: если Зеллеру первый и последний раз Ганнибал ещё готов простить его нелепое приветствие и хлопок ладонью (само воспоминание об чужом прикосновении на Уилле уже раздражает), то безвкусное, грубое прекословие стажёра не может оказаться безнаказанным. Пускай старший не может убить ее сейчас из соображений того, что сможет позже накормить Уилла ее внутренностями, и собственной безопасности, не означает, что доктор не сможет расправиться с ней после. Хотя описанный факт того, что, будучи усталым и отчасти опечаленным нахождением здесь, Уилл крайне привлекателен, заставляет Ганнибала задуматься о необходимом объекте принадлежности на своём избраннике. Ганнибал вяло опускает гренадин на предположительное расположение сонных артерий младшего, покидая слабую толику концентрации на пустых доводах Джека и вопросах студента рядом с ним, не то, чтобы они в априори являлись полезными или правильными, намекающими хоть на унцию интеллекта говорящего: обращается к шее Уилла, как к действительно стоящей точке своего наблюдения. Она не столько хрупкая, сколько гибкая — лёгкая фиксация, и сломить ее не составит особого труда. Возвращаясь (точнее, не откладывание размышление вовсе), Д-р Лектер позаботится о том, чтобы та оказалась красным флагом на пути всевозможным ухажёрам, которые, конечно, последуют\следуют за Уиллом, как тень — глупо отрицать привлекательность мальчика, с его стройным телом, печальными глазами и кожей цвета молока; прокушенная широкая мышца, сам шрам были бы прекрасным дополнением к коже Уилла. Конечно, можно поступить куда более разумнее и элегантнее, надев ошейник на младшего, но, Ганнибал вынужден отказать полноценному ношению такого аксессуара по нескольким причинам: во-первых, самый сильный запах человека исходит из трех мест — макушка (особенно у женщин), то бишь волосы, шея и ее широкие мышцы, и внутренние косые мышцы живота. Доктор точно не готов мириться с соперником в виде ошейника, когда захочет заснуть на или прокусить шею Уилла, оставить как можно больше следов, держась дальше от яремной вены — кровоподтёки, несомненно, будут главным украшением для м-ра Грэма, но образование тромбов вблизи вен есть безвкусица. Во-вторых, идёт отпечаток кожи на коже — не хотелось бы перекрывать естественный запах блуждающей волны-разбойника с кожей аксессуара, неважно, насколько качественный и дорогой тот будет, обоняние старшего просто не позволит ему игнорировать материал, что плотно прижимается к шее Уилла, тем более, если названный проносит его больше часа.              Да. К сожалению, само представление того, что Ганнибал не сможет царапнуть шею мальчика клыками когда захочет, вынуждает отказаться от идеи с ошейником.              Разумеется, доктор испробует его, но точно не станет использовать как основной предмет, указывающий принадлежность м-ра Грэма. С другой стороны… Это заставляет мужчину подумать о пластиковом (но достаточно крепком, а может и вовсе стеклянном) наморднике для Уилла. Было бы приятно расположить доктора рядом с собой, положив бедро между ног, заблокировав тем самым возможность свести их, и пытать мальчика часами одним проникновением среднего и безымянного пальцев, (несомненно, связать ему руки за спиной, иначе Уилл попусту не позволит издеваться то количество времени, которое бы удовлетворило Ганнибала), и лучше, связать ему основание, что аналогично задумано запретить Уиллу испытать оргазм и довести до боли, но ведь в этом замысел садизма. Само рычание, оскал, слезы юноши будут уже стоящей проверкой самообладанию доктора, как и вид запотевшей маски… Пока Уилл полностью не сдастся и не падёт перед остатками строптивости, начиная вымаливать имени психотерапевта сжалиться над, как Эхо, влюблённая и внимающая исключительно Нарциссу за секунду до осознания, что тот обречён вечность ласкать лишь своё отражение на водной глади; Уилл также будет смотреть и реагировать на Ганнибала, ищущий и получающий удовольствие только от него, и как сладко он будет унижен, когда его развяжут — как семя густо польётся под живот Уилла, впитываясь в шёлк простыней, как тело проберёт пульсацией и дрожью, как мальчик размякнет до той степени полного позволения и принятия всему, что Ганнибал собирается дать ему, до сбитого голоса и обожающего, красного от слёз, взгляда. Возможно, он накажет Уилла за испорченные простыни (как будто бы они вообще важны) и воткнёт его как котёнка лицом в семя, или, что намного лучше, заставит его вылизать свои пальцы, проникая тремя, пока Уилл не подавится или заплачет в иной раз, лакая свою сперму с чужих фаланг. Д-р Лектер, конечно же, позволит Уиллу кусаться, позволит ему многое, если не всё, но также оставит за собой привилегию/право запрещать.              — Думаю, следующей жертвой Негодяя станет мужчина, — отвлекаясь от макушки Уилла на его голос. — Скорее всего, будет чередовать.              Ганнибалу ещё стоит выбрать тот самый «след» помимо укуса, который Уилл сможет надевать, выходя на публику и снимать, когда вернётся домой к старшему. Проскальзывает идея клейма — как с любовниками боссов\предводителей поступает русская мафия: печатают знак своего дома и клана на шее или крыле возлюбленного, после отдавая в руки мафиози, как потрёпанную, испорченную игрушку, со следом на коже, который ни перекрыть, ни снять, только если лезвием. Д-р Лектер бесшумно выдыхает, отказываясь.              — Раньше она выбирала по «пороку», а сейчас будет играть в шахматы, убивая по полу? — Джек оперся костяшками на поверхность стола, вгрызаясь в парня почти красными от гнева глазами. Гнева на Негодяя, разумеется.              — Не уверен, но думаю, оба варианта имеют место быть.              Метуше отклоняется назад, пока Брайан и Кларенс вступают в диалог\аргументацию с Джеком, который всё, что делает, так это рявкает не с целью нападения, а такой манерой общаться с подчинёнными, особенно в состоянии возбуждения касательно расследования. Она скользит довольным взглядом по позвоночнику Уилла, улыбаясь и едва заметно покачиваясь, пока парень сконцентрирован на яркой беседе судмедэкспертов с детективами, чуть сдавливает ногтями бицепс, пока не встречается глазами с Ганнибалом. Ее покачивание останавливается, но мурчащих глаз с профайлера стажёр не сводит, наоборот, осмеливается отвлечься от психотерапевта и посмотреть на вьющиеся пряди, скользя языком по нёбу, что показывают мышцы шеи, и возвращаясь к доктору, переставая улыбаться: последний едва приподнимает подбородок, что практически незаметно, а если и заметить, больше кажется простым человеческим движением, а не невербальным предупреждением об откровенной наглости девушки. Она отворачивается, смотря ровно вперёд, но по позе становится ясно, что та напряжена от немой стычки с Ганнибалом, как говорится, спрятался в пещере тигра, убегая от лисиц…              — Что за пороки? — сорвавшимся голосом вбивается Кларенс.              — Первая жертва была слишком слащава в общении, вторая закрыта. Предположительно, — Джек пытается не смотреть на профайлера, проговаривая ответ. — У нас слишком мало сведений, каким методом выбора конкретно пользуется Негодяй, любого можно назвать отчасти закрытым или безмерно вежливым.              — Не любого, — подпевает Брайан, стараясь не взглянуть в сторону девушки. Она же, наоборот, приоткрывает губы и тыкает языком в клыки, с прищуром рассматривая щетину темноволосого.              Судя по выдоху, который больше напомнил собачий «буф» от Кларенса, его не удовлетворяет недостаток информации, но это не чья-то конкретная вина, чтобы было на кого злится, кроме самих себя. Он подходит ближе к столу, Уилл смотрит на выбившиеся пряди на его лбу, и пару веснушек, после разрезая кистью воздух и заявляя так уверенно, словно вожатый в летнем лагере перед детьми:              — Но он, — он, — выбирает пороки по какой-то системе, верно? Приторность, закрытость, Негодяй должен на что-то опираться, на какой-то сценарий.              — У безумия нет сценария, — дополняет Джимми.              — Да, но нет. — зря Уилл гадал об влиянии Джека на говорящего, они с ним не родственники? «Здесь вам не тут» — как иногда оговаривался детектив. — Может, по списку или разовой встрече с человеком? Обращает внимание на его недостаток и начинает охотится?              Д-р Лектер ментально подмечает, что в юноше определённо есть талант к расследованиям и разгадкам, твёрдому упорству размышления над ними, но по сравнению с Уиллом он стоит ровно ничего. Проще сказать, сердце старшего уже занято до конца времён, так что, вероятно, в другой Вселенной.              — Нет, слишком размыто, — отрезает Уилл. — Она учит их, а значит, должна знать, что они — невежи и заложники своего порока. Разовая встреча — это чрезвычайно мало для определения, будет ли человек жертвой, если эта встреча — не исповедь.              Брайан резко хлопает в ладоши и отклоняется от стола корпусом:              — Отлично! Всегда мечтал поучаствовать в деле с проповедником, такие они озорные ребята, — Джимми ухмыляется на комментарий.              Ганнибал игнорирует минуту отвлечения, обращаясь к Уиллу, который сейчас максимально быстро теряется в размышлениях об мотиве Негодяя.              — Если не исповедь, м-р Грэм, то какая встреча достаточна интимна, чтобы показать Негодяю полностью потерянную в своём пороке личность?              Д-р Лектер буквально отрезает его от окружения, голос, как пуля влетает в сознание, и Уилл цепенеет на четыре секунды, прежде чем посмотреть сначала на галстук мужчины, после на серые пряди его волос ближе ко лбу, не переставая хмурится до морщинки между бровей.              — Я… Я не, — но сам вид Ганнибала сигналит младшему «нет, ты знаешь». — Люди становятся крайне честными при алкогольном опьянении, обстановке с сексуальным напряжением, — проходясь глазами по сторонам, старший чуть выпрямляется, внимательно следя за профайлером, — и шантаже.              — Но они не были опьянены, Доктор Грэм, — строго, но мурчит Ганнибал, словно держит Уилла невидимой рукой, — и Негодяй, естественно, не соблазняла их, — Уилл зачем-то кивает, хотя сам понимает, что собеседник не спрашивает, а утверждает. — Следовательно, шантаж?              Младший замирает на шесть секунд, прикрыв глаза, после смотря ровно напротив, на галстук и рубашку Ганнибала, но скорее сквозь него, пока метроном резко не стучит жёлто-красным светом из стороны в сторону, отбивая единожды, дважды, когда Уилл резко открывает глаза шире, его зрачки в небосводе расширяются.              — Она знала о них настолько интимную вещь, — ощутив, как мурашки побежали по бёдрам, — что само знание вынудило бы их последовать за кем и куда угодно, только бы не выдать своего секрета. Негодяй их не шантажировала. Поэтому они пошли за ней. Сохранить, — поднимая сапфиры на доктора, — тайну порока.              — Очень хорошо, м-р Грэм.              — Тайна… Тайна… — неторопливо проговаривает Кларенс, смотря то на стол, то на руки Лектера, — они оба работали бухгалтерами. Финансовые махинации?              Она смотрит на Зеллера, будто он — местный юрист, а не детектив вовсе, который перепутал кафетерий и кабинет и случайно здесь оказался, то ли ожидая ответа, то ли поддержки, то ли стажёр ткнул в него взглядом, потому что он первый попался под руку. Мужчина сжимает губы и смотрит на коллегу, передавая роль воды Джимми.              — Мы проверяли счета, и ошибок в документах найдено не было, — проговаривает агент Кроуфорд, аналогично смотря на Брайана. Он качнулся.              Психотерапевт отворачивается от основной команды, снова обращаясь (тише) к младшему, кто продолжает смотреть довольно расфокусировано на грудь Ганнибала:              — Негодяй знала, что они крали? Они крали? — два разных вопроса, оба к Уиллу.              — Нет, конечно нет, — парень качает головой, отмахиваясь от самой идеи, как от назойливой мухи. — Это личная тайна. Не юридическое преступление, а моральное. Как я и сказал, — обращаясь к Джеку, — Негодяю плевать на место работы. Если бы они были обычными ворами, то точно бы ее не заинтересовали. К тому же, — лизнув губы изнутри, поворачивается к старшему, кто сейчас спокойно смотрит на Джека, Уилл рассматривает круглый подбородок, — убивать людей одной сферы было бы слишком рискованным.              Уилл не понял произошедшего, точнее, как д-р Лектер дотолкал его до нужного обрыва к правде, к которой парень, вроде как, не торопился прийти или некоторое время не мог обнаружить, как сквозь густой утренний туман, но сама химия диалога оказалось достаточно… Аппетитной, что ли. Уилл правда хочет поесть после смены и только сейчас осознает, насколько он близок к сжатому от голода желудку.              — Нам теперь ходить по домам и запрещать всем делиться потаёнными секретами, чтобы не оказаться бочкой мёда или коробкой мяса? — угадай, кто.              Профайлер плавно поворачивается к девушке, что успела вернуть руки в замок за спиной и обращается скорее к экрану, нежели к кому-либо в помещении, слабо покачивая плечами, будто слушает медленную классическую композицию. Уилл едва отступает назад помня, что за ним человек, в то время как этот человек следит за поясницей младшего, думая о том, как положит ладонь на названное место и даст Уиллу то чувство защиты и покровительства, что, на самом деле, ему столь необходимо, но запрятано глубоко под рёбрами, а возможно, и органами.              — Всё равно это очень сложно узнать секрет человека, куда уж, его самый охраняемый секрет, нет? — Брайан звучит так, словно бунтует, — телепатка что ли? Взяла и залезла в подсознание, достав тайну рукой?              — Необязательно быть другом или вовсе знакомым, чтобы узнать «порок». Достаточно общения с тем, кто пострадал от этого порока.              Ганнибал выдыхает, и если бы человек способен был мурчать, то слуху Уилла пришлось бы очень нелегко от подобной похвалы от доктора.              — А что сделала… Она? — робко вопрошает стажёр, кидая взгляд на фотографию последней жертвы Потрошителя. — В чем ее грех?              — Выбор Потрошителя нам неизвестен, — как ножом по маслу, разрезает агент Кроуфорд.              Уилл сжимает губы, смотря то на веснушки, то на пряди юноши. Опасно и подтвердить, и опровергнуть сказанное Джеком, к тому же, профайлер здесь ради поимки Негодяя, не Потрошителя. Ближайшие несколько лет Уилл для него не собирается освобождать, к тому же, с такими пытливыми стажёрами, как Кларенс, и наглым, как Эгёль, можно считать, что каннибал почти в клетке Балтиморской психбольницы.       Прежде, чем кто-либо снова подаст голос, Джек вздыхает и отходит от стола, сообщая о небольшой «перемене» для данного диалога, потому что выносить юмор судмедэкспертов, догадки одного стажёра, и полу-упрёки, полу-гипотезы второго, мешать всё это с анализом от Уилла становится физически и ментально тяжеловато. Джек уходит куда-то (вероятно, воды хлебнуть, или пули), Кларенс быстро затягивает работников медицины в полноценное интервью, а Эгёль как отшатывается от Уилла, хотя он а — благодарен, б — не понимает причину ее резкого побега (который Ганнибал прослеживает), но благодарен, выдыхая, когда поворачивается корпусом к старшему и отступая на два шага, дабы увеличить дистанцию между ними.              — Спасибо, — сонно-хрипло проговаривает Грэм, повторно смотря ниже узла галстука.              Д-р Лектер привычно кошачьи улыбается, смотря на собеседника сверху-вниз, понимая, что остроязычность Уилла — средство самозащиты, которое, кажется, является эффективным, если он продолжает его использовать.                     — За что вы благодарите меня, м-р Грэм? — также мурчаще, тем же бархатным тоном.              — Зовите меня по имени, — тут он почти отрезает, но от усталости, не от того, что ему надоело своё же обращение из уст старшего. — Если вам нетрудно, конечно. И вы сами знаете, за что.       — Вас смущают обращения? — вызвав краткий смешок у младшего, также кратко улыбается ему, для поддержки недолгого шутливого общения. — Не имею малейшего представления, — лукаво щебечет.              — М-м, — Уилл сдерживается от возведённых к нему глаз, что, доктор, похоже, прочитал в его мычании, сохраняя улыбку Мона Лизы. Профайлер вздыхает, — за помощь в расследовании и защите от нападок стажёров, д-р Лектер, — названному до вибрации души симпатизирует обращение голосом Уилла, сама интонация, звучание сонным, низко-хриплым тоном. — Я правда был близок к тому, чтобы послать младшеклассницу, — едва повернув подбородок к плечу, пока Ганнибал следит за острой нижней челюстью.              Это не полноценная борода, чтобы быть слабозаметной во время поцелуя, но и не короткая щетина, которая крайне неприятна для кожи лица, следовательно, создания раздражения, так что здесь трудностей возникнуть не должно.       Уиллу, должно быть, очень нравятся поцелуи. Судя по состоянию искусанной до пухлости нижней и редким скольжениям кончиком языка между и изнутри, мальчик действительно голоден до ласк.              — Догадываетесь о причинах неприязни?              Уилл рефлекторно сглатывает, как сирена, зазывая старшего проследить за скольжением кадыка, прежде чем обернуться к собеседнику:              — Выросла в семье, где делами, бытом, финансами занимаются женщины, доминантна по натуре, и закалённая студенческими годами, так как выбрала не самую «женскую» карьеру, — то, что Грэм не разграничивает гендер как решающий фактор профессии, не значит, что все восемь миллиардов также разделяют его точку зрения. — Она попыталась меня подавить. Это, — с полу-усмешкой, — ухаживание, своего рода.              — Хорошо, Уилл, — бесшумно делает шаг вперёд, что названный позволяет, рассматривая серебристые пряди, — что бы мисс Метуше предприняла, если бы ей удалось?              Уилл неосознанно зеркалит мимику психотерапевта, принимая кошачью улыбку и чуть выгнутую назад спину, когда Ганнибал решает, что время пришло — проверить острую, как открытый нерв, чувствительность эмпатии человека напротив: дожидаясь ответа, старший мужчина слабо наклоняет висок влево, смотря на подбородок профайлера, дабы дать ему уверенность, что в глаза смотреть пока не собирается. Уилл, конечно, не разочаровывает, только приоткрыв губы для ответа, слабо наклоняет голову вправо, что доктор видит благодаря движению шеи и изменению положения подбородка. Неосознанное подражание, восхитительно: это не зеркальная шизофрения, при которой Уилл повторял бы за собеседником абсолютно всё (самый лёгкий способ проверить наличие данного заболевания, его начальную стадию — сказать, что «погода сегодня хорошая» и если собеседник отвечает наподобие «да, погода сегодня хорошая» никак не пытаясь добавить нечто новое, изменить саму фразу или отрицать слова или поспорить с утверждениям, то вывод ясен, как жаркий июльский день) начиная от позы и заканчивая фразами, разумеется нет, иначе бы его разум был пуст и ни на что не годен, но копирование расположения и мимики есть чистая эмпатия, что очень, очень нравится д-ру Лектеру.              — Была бы довольно милой наедине, — слабо качая головой, как в согласии, — вероятно, попыталась бы утешить меня. — вдыхает. — Не реверсивная психология, скорее нападение на субъект симпатии как доказательство, что способна нападать и на врагов субъекта. Иными словами, — едва стараясь скрыть улыбку, — манипуляция и абьюз, — тут Уилл затыкается, полагая, что звучит сейчас как сбежавший от супруги-насильницы, дающий интервью местному каналу о случившемся.              — Большинство жертв абьюза в неведении, что являются таковыми. — скромно замечает Ганнибал. — Она выбрала вас.              — Ну, я самый красивый здесь, — мысленно ударив себя по лбу, потому как не осознал, когда поверил, что старший разделит короткое «замыкание» юмора, — я шучу.              Такая шутка больше подойдёт натуре Брайана, но никак не Уиллу, который сейчас чувствует себя полным придурком. Д-р Лектер не комментирует заявление, продолжая слабо улыбаться смятению младшего от собственных слов. Разумеется, он прав, он самый умный, интересный, необычный и привлекательный здесь и во всем остальном мире, задача Ганнибала состоит в том, чтобы доктор поверил в свои слова, но исключительно с помощью старшего.       Последний услужливо игнорирует «анекдот» Уилла, тактично\осторожно сменив тему, за что м-р Грэм ментально благодарит психотерапевта:              — М-р Кроуфорд не разделяет вашего упорства касательно терапии. Полагаю, он будет продолжать настаивать. — младший сдавливает челюсти и гнёт брови в знак заебанности от попыток агента уберечь его от сам не знает, чего, как будто толкать Грэма, как с обрыва, в головы маньяков можно, но допустить чтобы свободный час он потратил на сон или книгу, нельзя, обязательно к врачу. — Уилл?              — Я не хочу. Со мной полный порядок, — и будет ещё лучше, когда сумма наберётся и он сожмёт пальцы Дакоты, сидя на кресле в самолёте. — Простите, д-р Лектер, но я сомневаюсь в необходимости терапии.              — Я не настаиваю, а предлагаю. — младший выдыхает, повторяя про себя, что Лектер вряд ли хочет оскорбить его или унизить, насмехнуться или любое другое действие в его негативном значении, и, если быть честным…              У него есть та подавляющая харизма, которая, если перестать контролировать разум и расслабиться, постепенно вынудит говорить лишь «да-папочка-да-папочка-да-папочка⁸» или нечто похожее, выражая безмерное участие и согласие на любое предложение старшего. Уилл не завидует, но впечатлён.       Он вдруг поднимает голубые глаза, пока Ганнибал наблюдает за пухлыми губами в очаровании, которые растягиваются почти в детской озорной ухмылке, явно обращённой к человеку напротив.              — Вы что, соблазняете меня на терапию, д-р Лектер?              — Ни имею малейшего представления о чём вы говорите, д-р Грэм, — на мгновение оголив клыки.              Уилл подтверждает раннюю теорию о том, что у психотерапевта действительно острые зубы — издалека может показаться, что они кривые⁹, но при близком расстоянии или внимательном осмотре, когда старший позволяет себе блеснуть ими, становится ясно как день, что они естественно остры — будь они наращёнными, сам оттенок зубов был бы иным, более фарфоровым.              — Хотя я не стану отрицать, что вы интригуете меня, Уилл, — смотря на кудряшки названного, — у вас уникальное мышление, — сбавляя улыбку, дабы плавно опустить глаза и словить момент.              Младший не улыбается, словно его долго-долго ласкали и говорили различные комплименты, и вдруг ткнули чем-то столь резким и грубым, что само замечание приносит как ментальную, так и физическую боль. Ганнибал не может сейчас использовать более ярких и прямых выражений похвалы как «хороший мальчик, умница, молодец» и подобные слова лести (хотя, конечно, хотелось бы ввести их в обиход как можно скорее), не говоря уже о комплиментах, но начинать нужно с малого и едва заметного, особенно когда имеется настолько яркая реакция, сообщающая, что похвалу Уилл получает также часто, как Джек спокойный сон. Зрачки едва дёрнулись, взгляд спрятался где-то недалеко от плинтуса, а всякая игривость оставляет Грэма, заменяя его слабой растерянностью и попытке сконцентрироваться на любых других деталях помещения. Это… Очень хорошо.              — Думаю, единожды в неделю было бы замечательно, — плавно двигая головой, Уилл смотрит на кадык старшего, — я бы был крайне благодарен и рад вашей компании. Надеюсь, — намеренная пауза, — не помешать вашей основной работе.              — В ней и дело, — резко подпевает, прежде чем поднимет глаза летнего ночного неба при растущей луне, — у меня другой режим. Я работаю по ночам.              Не то, что это было бы адской трудностью, но работать ночью изначально кажется забавным и простым — приходить и ложиться спать к десяти утра и просыпаться к четырём дня, но стоит нырнуть в противоположный режим полностью, и солнце будет раздражать и вызывать непонимание, почему оно столь яркое, люди пропадут, так как и события, потому как в подавляющем большинстве они активны и востребованным именно в дневное время суток, никак не вечером или после полуночи, мир как будто существует, но в другой реальности, и остаётся только поддаться и принять спокойствие ночи, ее безмолвие и куда более анонимный образ жизни — кроме ночных работников других сфер и их клиентов и гостей мало кто интересуется тем же режимом. Но Уиллу нравится. Меньше незнакомых людей вокруг, меньше его тревожность и апатия.       Хотя, он не планировал и не планировать кричать доктору о клубе джентльменов, но если тот так или иначе захочет поддерживать контакт, узнать ему придётся. Парень одёргивает себя при мысли о том, чтобы сохранить психотерапевта в своём социуме как коллегу и приятеля, а не просто знакомого человека.              — Я всё ещё не уверен, что нуждаюсь в этом, — Ганнибал начинает слишком понимающе смотреть на говорящего.              — И я всё ещё не настаиваю. Но, должен сообщить, — снизив голос, смотрит в угол комнаты, позволяя Уиллу рассматривать светлые ресницы и кровавую радужную оболочку, ее край, — вы всегда желанный гость в моём доме, — после отклоняясь, когда к столу возвращаются остальные.              Уилл некоторое время остаётся убеждённым, что секунду назад старший открыто флиртовал с ним, но секундой позже парень осознает, что флирт есть стиль его общения, может, потому психотерапевт и нравится каждому встречному, а Джек ценит его мнение выше любого другого, особенно в отношении Уилла (даже исключая самого Уилла). Может, он просто сходит с ума, и ничего нового, в принципе, не происходит.              — Удивительный штат, — мурлычет девушка, — как будто я очутилась во время испанской инквизиции, маньяки, пытки, каннибалы, пороки, — бросив взгляд с прищуром на спину Грэма. — Интересно, как дальше будут развивать события.              — Зависит от вашей роли в них, — отрезает Уилл, разворачиваясь корпусом.              Чему его и научил опыт с Лаундс, так это то, что нельзя позволять настоящим сукам верить, что они могут продолжать говорить и говорить, не получая никаких аргументов со стороны. Если бы здесь была Дакота, то уже заколотила бы пару гвоздей в стену или стол головой Эгёль. Последняя вскидывает брови, на что Ганнибал выдыхает чуть громче, следя за ней, когда она наконец не переходит на нейтральную мимику и не возвращается к другому стажёру. Уилл вдруг поворачивается к доктору со взглядом «так вот, возвращаясь к теме ёбнутых…», на что старший надевает скрытую старую полуулыбку.              — Джек потерялся в своём же коридоре? — вытягивается Брайан, словно способен видеть сквозь стены, — он там что, в кружке кофе утонул?              — Или своими силами решил выйти на Негодяя, — выдыхает Джимми, поворачивая одну из фотографий, расположенных на столе, в более ровное положение, — а может, даже, на Потрошителя.              — Или уже на пути к границе в Мексику, с двумя пакетами травы, семьюдесятью пятью ампулами мескалина и двумя головами двух маньяков, — тихо выговаривает Уилл, смотря на ту же фотографию, пока судмедэксперты хихикают, как два друга-идиота.              — Или мы забросим расследование и откроем местный стенд-ап бар, — рявкает Кроуфорд, проходя вглубь кабинета, — поступили сведения о первой жертве Негодяя. М-ре Долгуне, — поднимает правую бровь, замедлив повествование (вовсе прекратив), словно ожидая полноценного рассказа от людей в кабинете, Уилл следит за тем, как Кларенс вытягивается рядом с Джеком и старается принять более строгий вид, хотя его невидимый хвост виляет, как у собаки от возвращения хозяина. — Кажется, — в тоне читается недовольство, — есть специфичная история с тем спортивным клубом, чьим спонсором он являлся.              Начинается.              — Его сыновья что-то рассказали? — Уилл обращается к воротнику мужчины, нежели к Джеку.              Тот смотрит на парня, как на врага народа, словно сердится на то, что в конечном итоге Уилл всегда оказывается прав, а его предположения — правдой.              — Только то, что он лучший в мире отец.              — Да, ведь не они являются жертвами, — профайлер читает, как будто текст на столе, а не в его сознании. — Кто-то из этой спортивной команды, не так ли? — приподнимая голову, отчего локоны качнулись.              Детектив продолжает мрачно рассматривать голубые глаза шатена, хотя последний не отвечает зрительным контактам, хотя, когда и с кем он его позволяет? Точно не с присутствующими в помещении сейчас.              — Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, Уилл. Недавно родители одного из парней из спортклуба обнаружили его чрезмерно сильную подозрительную радость по поводу смерти м-ра Долгуна. Но он отказывается рассказать.              Психологически давить и допрашивать детей у полиции, к счастью, пока прав не имеется.              — Его сыновья знают, — Ганнибал с кипящим в мёде гренадином от наслаждения наблюдает за младшим, — сыновья знают что-то о своём отце, скрытое от глаз посторонних. Потаённое.              — Но зачем им покрывать отца? — Кларенс хмурится, слабо сгибая спину по направлению к профайлеру, — дети навряд ли бы стали нарочно скрывать секреты родителей в страхе испортить репутацию семьи. Или следовать любой другой, — виновато смотря на окружающих его то справа, то слева, как будто они и без его высказывания знали факт этого, — корыстной цели.              Термины «корысть» и «дети» довольно опасно сопоставлять, особенно в расследовании, но кажется Кларенс не до конца осознает, что пытается сравнить и смешать, какого результата он ждёт? Хотя, пусть пробует всё что угодно, пока его разум не станет достаточно усталым и депрессивным от карьеры «сыщика», чтобы быть настолько активным, каким он предстаёт сейчас, как Хаски.              — Суть, как раз-таки, не в корысти, — устало добавляет м-р Грэм, — если «зайти» с нужной стороны, можно убедить ребёнка в спутанных понятиях «хорошего» и «плохого».              — Чудесно. Осталось лишь выяснить, — густо-грозно пропевает Джек, — насколько плохо он поступил, чтобы его сыновья считали его удивительно хорошим.              Уилл оглядывается на д-ра Лектера рядом, словно проверить, здесь ли он до сих пор и не ушёл своей бесшумной походкой, здесь, следит за доводами м-ра Кроуфорда с знакомым намёком на улыбку, как будто ярче проявить ее физически не способен.              — Может, если кто-то из группы пострадал от порока первой жертвы, — Кларенс, если можно так сказать, не унимается, — то в первую очередь пожаловался Негодяю. Рассказал тайну. И он воспользовался этим, как мишенью.              «Мишени»… Уилл повторно смотрит на замок из кистей стажёра, что сложен за ее спиной, видя, как оттуда выглядывает татуировки с тем, что он предполагал увидеть — от маленькой точки до круга размером около десяти сантиметров, не соединённые в линиях и действительно напоминающие мишень для ружья, стрел и прочих стреляющих устройств. Заметив внимание за своей спиной, Эгёль качнулась, после натягивая рукав на кисть, чтобы скрыть татуировку, после поправить воротник с той же целью, что и ранее — очередная подтверждённая гипотеза, в которой она действительно забила одну сторону подобным изображением.              — Нет, неверно, — мягко противоречит Уилл, — Негодяй, как и Потрошитель, не позволит себе быть пойманным или ограничить свободу. Наличие таких близких свидетелей могут помешать.              Ганнибал думает о том, каково бы было оказаться полностью связанным (возможно даже, в смирительном костюме) под Уиллом, пока тот приставляет охотничий нож к его горлу и насаживается достаточно глубоко, чтобы нарушить правильный ритм дыхания. Разумеется, отражение ролей стало бы не менее приятным процессом, где Уилл будет рычать и ругаться, пока доктор войдёт целиком, не отпуская лезвия с гортани.              — Но, если… Если Негодяй дал обещание покарать обидчика, зачем жертве сдавать того, кто заступился? — вбирая прежнюю мягкость собеседника, как слабость, стажёр начинает «разгонятся». — Защитить палача?              Его наивность и возбуждение в виду одной темы чревато последствиями, если он собирается стать волкодавом\акулой среди детективов, так как это не серия нелепого криминального сериала с сексуальным маньяком в качестве антагониста и более сексуальным и привлекательным агентом, гоняющимся за ним — на самом деле, это даже отдалённо не будни отдела расследований — в основном это смесь трупов, душевнобольных людей и садистов, куча бумаг и ордеров, крови и грязи, самое главное, что всё упомянутое перемешано в огромное пюре и нужно десятилетиями разбирать и отделять одно от другого, отделять первого от десятого, десятое от пятидесятого, помня, что с годами в эту яму будут бросать больше бумаг, мяса и клея. Профайлер во второй раз жалеет о выборе юноши, но как-либо повлиять на сложившуюся ситуацию он не в силах.              Уилл отвечать не собирается. Диалог, в котором не прислушиваются, слышат, но не слушают, принимать участие нет никакого смысла. Он смотрит на Джека, копируя его позу и нахмуренность. Игнорируя стажёра, детектив обращается к Грэму:              — Думаешь, тот парень знал Негодяя лично?              Прикрыв глаза, младший единожды мотает головой в отказе.       Кажется, подобное нулевое отношение к доводам Старлинга не задевает его от слова совсем, потому как парень вместо того, чтобы обидеться или выразить толику негодования касательно потраченной слюны, наоборот, хмурится и теперь смотрит на м-ра Грэма, как Джек, словно всё это время не дискутировал с брюнетом, а слушал его и сейчас покорно дожидается остальных выводов и теорий, постепенно уставая от томного ожидания. Уилл уверен, что Кларенс далеко пойдёт по карьерной лестнице, если его не задевает такое отношение к своей персоне; вероятно, ранее обдуманная «толстая кожа» вовсе не понадобится стажёру, чего явно не сказать о его коллеге, ведь мисс Метуше не упускает повода лишний раз открыть рот. Интересно, она хоть сама об свой же язык не режется, когда остаётся наедине со своими мыслями.              — Слишком опасное расстояние, — усталым низким тоном, — Негодяй предпочитает наблюдать.              — Но мы всё равно не знаем, чем провинился тот мужчина, если провинился вообще, — бурчит Джимми, — вдруг малой обрадовался новому ружью в игре, в момент, пока родители обсуждали убитого.              Джек сводит хмурые глаза от Уилла к говорящему и обратно, как будто база для концентрации его взгляда — профайлер.              — Нам придётся поговорить с ним и выяснить, что на самом деле произошло. Нужны любые зацепки.              «Зацепки», как будто что-то вообще имеется в расследовании. Уилл не совсем понимает, откуда следует настоящий профессионализм Негодяя к уликам и их абсолютному отсутствию, сомневаясь, что маньяк следует инструкциям детективных сериалов и биографий других серийных убийц, но для новичка, если допустимо так выразиться, Негодяй убирается очень чисто. Так чисто, что первые ее несколько убийств, похоже, до сих пор не обнаружили.              — А что насчёт Потрошителя? — угадай, кто. — Мы игнорируем факт того, что он буквально разбрасывает чужие конечности и вспарывает людей? — после ворчит в сторону, — с таким же успехом можно открыть небольшой продуктовый с человечиной и приправами к нему.              Не то, чтобы наступает момент гробовой тишины, но пауза ощущается как жидкость в помещении, словно стоит едва приоткрыть губы, как вещество заполнит ротовую полость и лишит не только возможности членораздельно говорить, даже дышать, потому присутствующее не решаются опробовать свой речевой аппарат в действии. Джек продолжает рассматривать Уилла с мрачной надеждой на его право голоса (как будто они в детском лагере, играют с палкой — у кого она, тот и говорит сейчас, и к парню она словно приклеивается, как бы далеко младший ее не откидывал) и нотками сердитости, что выражаются в скребущем прямом взгляде и нахмуренности, когда детектив, наконец, вбирает воздуха в лёгкие, дабы отдать приказ конкретно профайлеру:              — Я сообщу тебе, когда мы свяжемся с его родителями, на сегодня ты свободен, — едва наклонив голову, чтобы смотреть на Уилла исподлобья, — спасибо за помощь.              Пускай последняя фраза детектива и не содержит сарказма, всё равно ощущается язвой и кислой от недовольства Кроуфорда.       Метуше громко усмехается, стоит парню развернуться в направлении выхода и незаметно для остальных заглянуть в глаза д-ра Лектера и рвано кивнуть ему в знаке прощания.              — Серьёзно? А что, так можно было? — рычит девичий голос.              — Vas te faire foutre¹⁰, — быстро пропевает Уилл, выскользнув из помещения, прежде чем услышать возмущённый вскрик стажёра:              — Что?!              Она же не думала, что ее имя и фамилия настолько мистичны и загадочны, а акцент настолько слаб, чтобы Уилл не опередил его родного языка, особенно будучи бывшим жителем Нового Орлеана?       Ганнибал смотрит в спину доктора, пока тот не скажет прощание девушке, после переводя взгляд к экрану, так и наблюдая в воображении, как кабинет заполняет комната, раздавливая давлением каждого присутствующего, как жуков, и волна эта — волна-разбойник.              

\\\

             В доме, пропитанным ароматическими палочками лаванды, ванильными духами, собачьей шерстью, слабым запахом стали и метала от взаимодействия с лодочными моторами и различными устройствами механики соответственно, среди отголосков пения лесных птиц, мягкого поскуливания и сопения представителей стаи, редкого скрипа пола в определённых местах, всхлипы кажутся чертовски неестественным/неправильным явлением. Есть ещё некий голос, что будто бы разносится сквозь подушку, словно его владелец имеет дефект в ротовой полости или пытается разговаривать и пить воду одновременно, делая речь полностью бессвязной или членоразборной. Уилл быстро пересчитывает собак (конечно же, потеряв Бастера, ибо если в доме есть человек, тем более Уилл или Дакота, то нет смысла пребывать в одиночестве или в обществе остальных четвероногих), отчасти от паники, потому как вызвать слезы у сожительницы могут несколько причин, и лишь одну из можно назвать более-менее положительной:              — Ты напугала меня до чёртиков, что случилось? — торопливо подойдя к краю кровати, на котором разложена согнутая женская фигура. Дакота всхлипывает, поднимая мокрые глаза и улыбаясь, с ней Уилл зрительного контакта не избегает:              — Новости. Почитала.              Ну не все ли мы так себя ведём точно таким же образом последние несколько лет.       Уилл хмурится, всматриваясь раздутыми зрачками в тёмные, что сливаются с радужной оболочкой при слабом освещении и перекрытыми занавесками шторами. Единственная включённая лампа и слабо горящий экран телефона девушки не позволяют помещению провалиться, как под Байкальский лёд, в густую темноту.       Он оглядывается на телефон, на котором на паузе стоит мужчина с опущенной головой и прижатыми к векам пальцами, как будто пытается прогнать мерцающие звёздочки из глаз сильным нажатием на яблоки.              — Отец ее интер-вью дал. Рыдал, — сглотнув, как при воспалённом горле, — он просто просит поймать ублюдка.              Стая, как вода, что нашла дырку в полу или трещину в крыше, начинает стекаться в спальню, и становится пушистым ковров нескольких цветов у ног пар — некоторые ложатся рядом и тяжело дышат, другие собаки располагаются по всей комнате, расслабляясь, кроме Тобиаса, который пожёвывает верёвку-игрушку и смотрит то на людей, то на сородичей с немым вопросом кто первым откликнется поиграть с ним.              — Она же первокурсница, Уилл, дитя дитём, — названный шумно втягивает воздух через нос. — Он ей что, ногу отхуячил?              Парень предпочитает не отвечать, копируя согнутость позвоночника Дакоты и отчётливое непонимание в глазах.              — Да. Кажется, да.              Младшая нервно выдохнула, отворачиваясь, чтобы перевести неспокойный взгляд на Джексона. Телефон погас с щелчком через секунду.              — Мудила. Джек и он, оба мудилы, — Уилл осторожно скользит пальцами по ее бицепсу, что остаётся твёрдым даже в расслабленном состоянии благодаря натренированным мышцам. — Потрошитель что, манекен какой-то? Ни следов, ни отпечатков, ни улик.              — Он очень опытный.              — И злой? — подняв глаза на собеседника.              Доктор выдыхает, прикусив нижнюю              — В некотором смысле, да. Не уверен, что данная характеристика приемлема в отношении серийного убийцы и каннибала.              Девушка усмехается, пока по ее правой щеке скатывает слезы, рассматривая сапфировые глаза почти с диким настроем, словно собираясь через мгновение впечатать в лицо Уилла гаджет или попытаться макнуть ногти в глаза старшего — на самом деле, та «дикость» есть прямой вопрос к Потрошителю, как он может поступать так, как поступает и убивать так, как убивает (и поедать то, что вырезает).              — Джеку пора бы начинать блядски стараться и искать людей, чтобы поймать его. Хотя бы, — вытирая слезы, телефон отлетает куда-то в подушки, — одного. А то пока он конкретно проебывается в своей работе.              Уилл незаметно сглатывает, прежде чем несильно сдавить челюсти и отвернуться к стае.              — Он и при тебе таким же медлительным и пассивным был? — ответа не следует, — Уилл?              Названного как из сна выдёргивают, доктор моментально возвращается к собеседнице, слабо приступив к выпрямлению спины и стараясь сдержать улыбку Мона Лизы, как маску, копируя поведение одного определенного человека…              — Примерно. Рычать он любит больше, чем действовать.              — Человек слова, — с усмешкой добавляет младшая.       — Или крика.              Дакота поднимается, повторно вытерев фалангами скулы и щеки, после одёрнув белую майку, отчего рельефные мышцы пресса стали более заметными. Джет и Бастер поднимаются, реагируя на активность.              — Я знаю, тебе не понравится то, что я скажу, — положив левую кисть на плечо, — ты единственный, кто способен поймать Потрошителя, Уилл, — ее голос остаётся ровным и хладным, домина сжимает пальцы на несколько секунд, прежде чем мягко стукнуть парня, — нам нужно поскорее убраться отсюда. Отныне, — намереваясь прочь из спальни, дабы умыться, — я буду брать больше смен.              Уилл сдавливает челюсти, ощутив, как резцы несладко врезаются в резцы.