Клуб джентльменов «Uskyldige engler»

      Аромат личи¹ пропитал если не всё здание целиком, то стены точно — запах, если использовать метафору, был схож на громкую музыку за стеной, у соседей, в какую комнату не пойти, всё равно слышится ритм нескончаемой композиции. То и здесь, постоянная не заканчивающаяся ароматическая свеча, а может, и десять, что кормят и кормят ароматом ягод, разумеется, неестественных.       Эндоре нервно-плавно покусывает курилку, сконцентрировано смотря в один из мониторов, едва глотая в лёгкие совсем немного никотина из курилки и моментально выпуская бледно-белые глотки дыма — ее курение и есть причина столь устойчивого и распространённого запаха на всю «аудиторию». Уилл ментально благодарит девушку за владение качеством концентрации, успела заметить его по камерам и впустить, и сейчас не отрывается, судя по активности с клавиатурой, заполняя лист занятости гостей на следующую неделю, если не на месяц:       — Привет, Уилл. Извини, Уилл. — выдыхая более отравленным ягодным никотином в сторону, — не можем болтать, тут аншлаг. Тебя записать? — названный почти неощутимо улыбается, наклоняя голову вправо, — всё ещё нет? Эх. — Наигранно. — Пройди во второй коридор, пожалуйста, у нас клиент сейчас подойдёт.              — Простым смертным доступ запрещён? — ни одной же хостес подкалывать доктора.              Девушка вздыхает, опустив плечи и выпустив курилку изо рта, наклоняет висок вправо с усталым взглядом исподлобья, тем самым сообщив, что единая шутка от брюнета в свою сторону уже обеспечивает старшему беспрекословную победу, хостес слишком занята для соревнования сейчас. Он неосознанно опускает плечи, укусив нижнюю и кивая девушке, та спокойно-сонно информирует:              — Тебя захотят, Уилл, а работаешь ты ангелом. Думаешь, способен избить его сапогами, за семьсот баксов?              Парень моментально показывает ладони и отворачивается, проходя в место назначения под острое заливистое хихиканье Эндоре, точно не желая вслушиваться в то, чем тут люди зарабатывают, а — ему этих историй от Дакоты хватает, б — в клубе боле чем предостаточно таких же, если не более возбуждённых и голодных личностей с резиновыми кошельками.       Он заходит в довольно-таки жуткое помещение под красно-неоновыми фонарями, подвешенными к потолку, слева и справа ближе к углам черные глянцевые двери, напротив него в стену вбит инсектариум с птицеедами и, кажется, серебрянками, хотя Уилл не сразу понимает, что террариум поделён надвое — всё-таки второй вид членистоногих предпочитал обитать и размножаться если не в воде, то максимально близко к ней, чего о птицеедах не скажешь. Д-р Грэм помнил о том, что владельцами являются два школьных друга, но насколько они богаты на самом деле остаётся только гадать — хотя они и появлялись чаще, чем норвежец, но гораздо реже, чем Джек у дома профайлера (теперь официально профайлера), потому как смышлёный мальчик сразу догадался, что пауки защищены от красного тёмного света ещё стеклом, а помещение, в котором он находится — от яркого белого света внутри инсектариума. Мало того, что заказать данных существ и перевезти их сюда уже не дешёвая затея, так и вся эта задумка со светом, комнатой, кормёжкой; Уилл одёргивает себя, подходя ближе к паукам и не желая представлять, сколько нулей на счёте у каждого из владельцев клуба домин, сфокусировавшись на лапках серебрянки, что расположена ближе всего к парню — щётки на ее ножках напоминают иголки ёлочной ветки, на которой она сидит, как балдея в джакузи. Сидеть на диване, если честно, у него зудящего желания не имеется, поскольку стоит поднять или повернуть голову и увидеть насекомых, который смотрят на него голодными четырьмя парами черных глаз.       Здесь не так густо пахнет курилками хостес, хотя ноты дыма таки ощущаются обонянием вместе с зажжёнными ароматическими палочками — постоянный атрибут в ночных заведениях, зачастую борделей, стрип-клубов и закрытых элитных клубов², но, как бы вульгарно факт не звучит, на самом деле, все упомянутые развлекательные заведения являются чрезвычайно дорогими и труднодоступными для среднестатистического гражданина — разумеется, есть люди, которые зарабатывают как Джек и ходят раз в два-три месяца «порезвиться» или насладиться стриптизом, но они в меньшинстве, ибо цены на шоты и приваты с одной стороны были созданы для хорошего заработка и высокой зарплаты сотрудников, с другой, как раз-таки, отпугнуть людей, кто не способен регулярно и много вкладываться в финансовую систему клуба, не будучи работником. Система, конечно, гниловата и корыстна, но выгодная и рабочая, а обеспеченные всегда найдут, как заработать больше или куда потратить деньги.              — Чёрт, — проговаривает Уилл сквозь зубы, выпрямляясь и сталкиваясь с работником глазами, пока тот наблюдает за его бёдрами и спиной, как позвоночник расправляется, когда м-р Грэм отстраняется от террариума.              Парень выходит из крайней левой двери абсолютно бесшумно, но Уилл правильно полагает, что стены, что двери здесь выбраны и установлены таким методом, чтобы издавать как можно меньше звуков и шума, и отвлекать домин\домов³ и сабов от «развлечений», в очередной раз в разуме прыжком следует вопрос, сколько золотых слитков\грамм конкретно в данный аспект втюхали владельцы.       Его правая пятка прижимается к дверному косяку, руки скрещиваются на груди, стоит Уиллу отступить назад, стараясь не поднимать глаз выше колен человека напротив: он уже знает, чем заканчиваются их встречи. Младший делает шаг вперёд, смотря ровно на доктора, который крайне благодарен, что тот сейчас носит черную склеру на правом глазу, позволяя ему иметь зрительный контакт, при этом не имея его. В данный временной момент нужно максимально сконцентрироваться, профайлер делает иной шаг прочь, пока дом наступает снова, в то время как появляется атакующий номер два:              — Испытываешь отцовские переживания, Уилл⁴? — названный мысленно закатывает глаза и вздыхает, ибо теперь ему не позволят покинуть комнату не солоно хлебавши.              — Касательно вас, ничуть, — старший наконец останавливается примерно в полтора метра от дивана, потому как если продолжит отходит или попытается двинуться в угол, о спасении от них может не мечтать.              — Замечательно, — подпевает парень, плавно ступая за спину д-ра Грэма, пока тот наблюдает за его сестрой, кто улыбается.              Это озабоченные близнецы, два доминанта (хотя все работники данного заведения — доминирующие личности, продающие услуги сексуального садизма и прочих девиаций, кроме хостес, охраны и администраторов), работающих вместе, младше Уилла и Дакоты, но гораздо голоднее их двоих и его шести собак, профайлера не смущала их любовь к сексу и похоти, но их безмерно-скрипучее жаждущее желание тактильности оказалось не самым съедобным для доктора.              — Почему вы не на сессии. Хотя бы один из вас? — ведь перемещения одного человека гораздо легче контролировать вниманием, чем двух.              Ибо они продолжают крайне неторопливо двигаться вокруг Уилла, не приближаясь, но и не останавливаясь на перекур, наворачивая неспешные ровные круги, будто хоровод вокруг новогодней ёлки, как голодные гиены, желающие не содержимое мешка Деда Мороза, а самого Деда Мороза.              — О, папочка, ты же знаешь, — девушка гнёт спину, пряча за ней руки и заглядывая в глаза названному, кто успешно фокусируется на ее рёбрах, что выступают сквозь откровенный наряд, — мы не работаем по одиночке.              — Не называй меня так, Хоя, — немного непривычно проговаривать датские имена, но Уилл давно привык к различным именам и фамилиям, работая в клубе, хотя с финскими периодически возникали проблемы. Та кивнула брату в жесте «пас».              — Как пожелаете, мой господин, — Венстре мурчит уже с правой стороны от доктора, скользя дальше.              Это и была их тактика — коршунов, акул или гиен, лениво нарезать круги вокруг жертвы, как по центру мишени, пока человек внутри наконец не сдастся на уговоры, вопросы или игривый настрой близнецов, позволяя им всё, только бы перестали сдавать этот бесконечный метровый кросс по кругу. Основной козырь в том, сейчас, что пара в курсе неприязни м-ра Грэма к касаниям, потому они выжидают момент, как настоящие плотоядные.              — Я вам не клиент или гость. Мне нужно отдать Дакоте ключи, — останавливается старший, смотря на левую склеру у девушки, — она без них домой не попадёт.              — Ау-у-у, — сдавленно тянет домина, — нас вы никогда на свои посиделки не приглашаете.              — И в гости тоже, — младший выдохнул в затылок Уилла, отчего тот повернулся, упустив из вида его сестру.              Доктор знает причину отсутствия звуков — оба в носках, оба не первый год в профессии, оба не первый день в своих кинках, просто Уилл очень не хочет принимать участие в данной игре, а пара, наоборот, стремится получить его, как блуждающий по пустыне — воду.              — У нас не тот вид отношений, — Уилл замирает, останавливая слежку за близнецами и прикрывает глаза, чтобы собеседники не увидели, как он возводит их к небу от данной дискуссии, если происходящее можно так наименовать.              — Да, папочка, — Хоя хихикает, — мы верим, — возводит брови домиком и надувает губы, повторно изгибаясь и продолжая скользить по кругу, доктор не выдерживает и шумно вздыхает, вызывая усмешку у брата.              Интересно, Эндоре видит сейчас что происходит по камерам, наблюдает и курит, игнорирует и курит, или вовсе не смотрит и составляет расписание для гостей и работников и, скорее всего, всё равно курит.              — Вы оба доминируйте, но продолжаете обращаться ко мне так. Что за нелогичная техника соблазнения?              — Мы доминируем над идиотами за их деньги, — Венстре почти рычит, когда информирует старшего, — вас мы просто хотим, очень хотим, — то же повторяет и девушка, поймав такт близнеца, — папочка, — и оба скалятся.              Иногда тема касательно того, что близнецы чихают одновременно или чешутся, или, как сейчас, ловят момент и говорят синхронно кажется Уиллу не столько забавным\удивляющим, сколько жутким совпадением\особенностью.              — Как я и сказал, мне это не интересно, — Хоя стонет в недовольстве, но достаточно быстро, чтобы после обратиться с нахальной ухмылкой к брату; Уилл подозревает, что тот ступил ближе, но если д-р Грэм отстранится, то рискует тем самым приблизиться к младшей. — Довольно. Прекратите пародировать гиен и отойдите от меня.              — Почему вы такой злой сегодня, сэр? Боитесь, — парень кивает с поднятыми бровями, слабо нагибаясь к профайлеру (Уилл ниже его на три-четыре сантиметра, но выше его сестры на те же цифры), — Негодяя? Потрошителя? Мы, — проводя рукой по груди, Уилла, откровенно говоря, смущает его латексные митенки с когтями, ибо те есть часть перчатки, — защитим вас, папочка.              И откуда взялась только эта больная отцовская тема? Кажется, что большинство мужчин действительно так себе отцы, если фетиш на само обращение к родителю в уменьшительно-ласкательном ключе вызывал такой ажиотаж в БДСМ-сообществе. Уиллу он никогда не симпатизировал, не говоря уже о том, что у него не было любовника или любовницы, просивших об этом. Не то, чтобы у Уилл может похвастаться большим количеством сексуальных партнёров…              — Будете продолжать, пока я не соглашусь, либо Дакота не вернётся?              Оба радостно и одновременно мяукают:              — А-ага.              — Третий раз сообщаю, что мой ответ — нет. Я не намерен вступать с вами в какую-либо связь, — после тон на амплитуду тише, — извращенцы. — Не столько оскорбление или попытка порицания, сколько простая констатация факта.              Хоя актёрски стонет, закатив глаза.              — О да, говори со мной грязно, хороший коп, — Уилл отстранил лицо назад, когда высказавшийся быстро скользнул языком по серебряным грилзам на верхней челюсти.              — Любопытно, Дакота этим занимается? Чистит твою глотку за острый язык, когда касается страпоном гланд?              Уилл не отвечает. Дакота никогда не использовала и не планировала использовать дилдо или страпон на сожителе. Были планы поважнее, договариваться о том, кто и чем займётся во время переезда, а не кто и у кого и что будет проглатывать, и необходимо ли сие действие в целом.              — Вульгарно, Хоя. Мне не пятнадцать и я не дегради⁵, отойдите, пожалуйста, — несмотря на вежливость, тон почти режет атмосферу.              — Возраст вам к лицу, папочка, — брат замирает ровно напротив Уилла, мурча каждую согласную, чтобы затем продолжить движение. По тихому шлепку об пол старший ловит факт того, что девушка таки ступила ближе.              — Почему ты так строг к себе, м-р Грэм? — названному приходится обернутся, потому как челюсти почти сомкнулись на его плече, отводит другое в сторону от Хои, уклонившись, смотрит на грилзы, — у других ты сидишь и трёшься на коленях, как чёртова блядь, но стоит выйти из клуба, и все вокруг — ходячее гнилое мясо? Мы же не обижаем тебя, — скалясь в щеку, близнец подпевает ее последнее слово, — пока.              Это была неосознанная проверка на строптивость и симпатию к унижениям, естественно, скрытую. Оскорбления для Уилла оставались и остаются оскорблениями, а не потаённым фетишем, чтобы он тайно радовался на обзывательства касательно своей натуры, внешность, профессии.       Пускай ее слова не самое обидное, что шатену пришлось услышать за всю его жизнь, но эффект они дали — глубокую, крайне важную осечку, и всё, что сейчас нужно сделать Уиллу, так это просто остановиться.              — Вперёд, Хоя. Ваш основной шанс ты только что пустила по пизде, но перестать пытаться я не могу вас заставить, — названная оступается, запнувшись, но быстро замерев, дабы не упасть, доктор делает шаг к ней, — я же сказал, что не дегради, — вернув расстояние между ними.              О да. Ради данного момента можно и ещё с десяток оскорблений послушать, но не больше одиннадцати: девушка стоит с опущенными расслабленными кистями, прямым положением тела и взглядом оленя на фары автомобиля в ночной глуши; даже губы приоткрыла в поражении, Уилл сдерживает хихикание от ее физиономии.              — Уилл, мы же не первый раз встречаемся, а ты до сих пор обижаешься. — оступилась, бедная, наконец старший может видеть близнецов в одном месте вместе, а не вертеть головой, как мельница лопастями, — мы сами шлюхами работаем, — улыбнувшись брату, — почти, — ступает в сторону, наклонившись туловищем, д-р Грэм фокусируется на серебре ее оскала. — Ты ведь правда бывший коп, да ещё и опер⁶, детям расскажешь — не поверить. И, — ступив к субъекту обсуждения, который вовремя отстраняется от девушки корпусом, — этот коп пошёл во все тяжкие, — она лизнула нижнюю, смотря на рот доктора, — танцует на шесте, мафия хочет его, — упирается кончиком, ступив в сторону на шаг, перестаёт лукаво улыбаться, улыбаться в целом, — и шалавы мафии хотят.              — Не говоря уже о, — чёртовы носки, что позволяют бегать беззвучно, Венстре стоит вплотную к нему с поднятой к лицу кистью, осторожно касаясь пальцами шарнира доктора, — твоей красоте и умением парировать. Ты крутой, интересный и сексуальный мужчина, — убирая руку, так как старший мягко отклоняется от любого контакта.              — Венстре, — предупреждение или предложение замолчать.              — Что, папочка? — усмехнувшись на секунду, но без едкости, — мы хотим тебя не потому, что у тебя бабок тучи туч, или как экспонат в коллекцию «кого мы выебали», а потому, что ты просто классный.              Прикрывая глаза, Уилл на несколько коротких, но быстрых мгновений позволил себе поверить и принять его комплименты, не отвлекаясь на скрипучую мысль о том, что Хоя стоит за его спиной и старший знает, как она планирует поступить. Он способен сорвать ее план. Но он не хочет не позволять ей исполнить задуманного.              — Ты правда такой… Ахуенный, — мурчит девушка, нагибая голову.              — Что мы пытаемся донести уже неприлично долго, — щебечет близнец, на что она мычит согласие.              Уилл вздыхает, смотря с долей обречённости на зияющего уверенностью и энергичностью Венстре, пытаясь вспомнить, как правильно звучит их фамилия на английском «spækhugger» — доктор помнит, что термин означает какую-то милую морскую рыбку, или вовсе аквариумную, или ту, что надувается от испуга, хотя, нет, что-то маленькое и безобидное… Прежде чем Хоя резко толкнёт его в крылья, чтобы старший с тихим выдохом упал в мужские руки и грудь: брат машинально раскрывает их, как робот, крайне плавно и ровно, перехватывая левой талию шатена и расположив кисть ближе к тазовым костям, правую на шее, придерживая лицо, но держа большой палец прямым у подбородка (проверяет, насколько колючая у Уилла щетина), старший успевает выдохнуть через нос в осуждении, когда девушка прижимается к его спине, и тогда м-р Грэм чувствуют некую параллель — как женская грудь сквозь латекс давит на его крылья и пару позвонков и как длинные когти пластиковых перчаток сжимают его грудные мышцы, откровенно говоря, лапая ее, как настоящий мужчина, не видевший противоположный пол пару-тройку лет.              — Такой… Классный, — мурчит младшая, нарочно давя подбородком на плечо, в чувствительную зону, левой кистью нажав на солнышко.              — Очень классный, — наклонился, трясь черными локонами об щетину профайлера, в то время как втягивает его запах с широкой мышцы. — God appetit⁷, — начав покрывать сонную артерию сухими, едва заметными поцелуями, слабо щипая губами.              — Льстецы, — рычит Уилл, на что девушка хихикает, скользя когтями ниже по прессу, пока на добирается до паховой зоны — старший отводит бедра назад, стукаясь задом об ее, мысленно выдохнув, что не чувствует твёрдого пластика страпона.              Мужчине четыре секунды мерещится фантазия о том, что единственный способ отогнать их от себя — так это начать кусаться или толкаться, хотя, вероятно, при подобном раскладе это не только не оттолкнёт их, но и заставит быть грубее и злее, чтобы подавить его, а после сладко наказать за кусачее непослушное поведение, грёбанные садисты и доминанты, Уилл с вдохом закатывает сапфиры на две с половиной секунды.              — Хороший папочка, хороший, — Хоя заползает левой в кудри мужчины, сжимая и потягивая, на что тот давится воздухом, прикрыв глаза, намеренно отводя его лицо назад, пока ее близнец оставляет последний скромный укус на челюсти, поднимаясь и облизнувшись:              — М-р Грэм, вам бы так понравилось, — названный сухо\расфокусировано смотрит в губы младшего, прикусив свою изнутри, достаточно, чтобы на языке остался солоноватый вкус, но недостаточно, чтобы протрезветь, — так понравилось с нами. Только подумай, папочка, — скалясь в губы «родителя», — как было бы сладко, если бы я проглотил тебя, пока она глубоко внутри, — та намеренно сдавливает пах старшего.              Венстре бы поцеловал его, с языком, просто заткнул бы его в чужой рот, так как проговаривал большую часть слов он уже в губы пойманного, определенно намеревался, но Уилл оборвал его; от едкой вспышки боли резко закидывает голову назад с секундным кашлем, поскольку сестра, отодвинув горловину одежды, до красного следа резко сжала зубами (грилзы) кожу на месте соединения плеча и шеи, сдавливая челюсти ещё сильнее, отчего Грэм мычит, но не вырывается, ощутив, как его плечо держат две руки. Ее тёплый, но не горячий язык вылизывает след зубов, прежде чем прислониться зубами снова, ухмыляясь, когда доктор скулит, стоит парню мазануть губами по кадыку Уилла, после начав посасывать, с каждым глотком грубее сдавливая кожу и вбирая внутрь, вызывая ощутимую толику боли от создания синяка, когда Хоя снова сжимает челюсти на том же месте. Она продолжает держать шоколадные локоны в сжатых пальцах, обеспечивая открытый участок кожи для рта близнеца, сама не отрываясь от трапециевидной мышцы Уилла, кто слабо дрожит дыханием от боли или ощущений?              — На вкус как пастила, — щебечет в нижнюю Венстре, — это смазка или гель?              — Или ваш естественный вкус? — мажет сердцевиной языка по следу, Уилл не уверен, что больнее — ее зубы, металлические грилзы или облизывание по только что созданным, но уже ало-багровым кровоподтёкам.              — Нет, вкус моего охуевания, — близнец прыскает, смотря на сапфиры брюнета, прежде чем отстраниться, последний раз скользнув когтями по челюсти д-ра Грэма, с откровенной досадой отходя и плюхнувшись на диван.              Уилла грубо дёргают за запястье левой руки, притягивая к себе и прижимая рукой за талию, как в старых фильмах протагонист прижимает к себе пассию после расправы над монстром размером с Голдин Файненс; он не сопротивляется, чувствуя знакомые духи, мягкую грудь и твёрдые бицепсы, выдыхая в облегчении. Вопрос того, что бы произошло дальше, если бы Дакота не вмешалась, мужчина хочет так и оставить запакованным, как подарок от бывшего, на чердаке своего сознания.              — Я же сказала, не лезьте к нему. Какого черта вы делаете? — ее нахмуренность чувствуется Уиллом сквозь сжатые пальцы на своём боку.              — Ой, да ладно, — Хоя поведением и движениями напоминает одну из невест Дракулы, скалясь и отодвигаясь, как от обжигающих лучей солнечного света, — мы бы не обидели папочку, а просто игрались.              — Два дебила — это сила, — подтолкнув д-ра Грэма к выходу из помещения.              Близнецы провожают его улыбкой, пока не раздаётся глухой удар от столкновения колен девушки с полом — Уилл оборачивается, рефлекторно скорее, среагировав на раздражитель шума, смотря, как Хоя прижалась к левой ноге брата, лаская его колено и бедро, прикладываясь щекой после и улыбаясь мужчине, кошачьи пролепетав:              — Позвони нам.              Глоточек прохладной водички, потряхивание в руках Дакоты и несколько шуток отрезвляют доктора (более-менее), он совершает то, за чем приехал сюда, отдать ключи от дома, поскольку кое-кто забыл их, после фокусируясь на дыхании восемь секунд, помечая не гадать и не мастурбировать на то, что чудом избежал трио, и направляется в клуб. Никогда больше не взаимодействовать с близнецами — новое правило, поскольку их наитупейшая тактика летать, как стервятники кругами над возможной жертвой, как выяснилось, иногда имеет положительный для брата и сестры исход.       

///

      Уилл изобразил карусель — держась обеими руками показывает «конную» походку в воздухе, высоко возводя колени и вытягивая стопу, сжав пальцы ног; после разводя бедра ровно на две секунды, таким образом перекинув силу на ноги, поднимая их вверх после и сгибая подколенной ямкой шест, удерживаясь левой рукой и выпрямив свободную ногу, продолжая крутится чуть более медленно, потому как фокусирует движения на удержании, а не их смене: затем он прижимает левую кисть ближе к закрепке согнутой ноги, выпрямив другую, что позволяет парню откинуть руку и крутится ещё более плавно, локоны едва потряхиваются от лёгких порывов воздуха — артист видит, как некто поднимает красный предмет, но то — купюра или карта не распознать. Он отводит свободную ногу в сторону, удерживаясь обеими руками ближе к подколенной ямке, изящно выгибаясь и отводя одну кисть в правый бок, чтобы дотронуться до пара от каннабиса, который непрерывно поступает от ближайшего к нему стола.       Томный сиреневый свет вперемешку с дымом никотиновых и табачных изделий, марихуаны и редких кальянов, удивительно, что чем богаче гость, тем больше у него отвращение к названному развлечению, хотя Уилл догадывается по какой именно причине — кальяны, несмотря на слабость или вкус, всегда развозят весьма быстро, судя по фруктовому привкусу, кто-то курит его недалеко от центрального шеста, и м-р Грэм точно заметил одного бармена, несущего его в одну из приватных комнат.       Уилл цепляется стопами и икрами за шест, так и не перевернувшись, помня, когда кровь притечёт к голове, сообщая, что пора менять положение в нормальное, но пока у него есть немного времени не торопится раскручиваться или переворачиваться вверх головой. Продолжив упираться пальцами ноги в сталь, сгибает правую руку в локте, удерживаясь около затылка за шест, после плавно выпрямляя левую ногу и отгибая ее ближе к голове, скользнув пальцами свободной кисти по бедру, сделав ритм чуть быстрее, сгибаясь туловищем после, чтобы сменить точку закрепа и перейти в продольный шпагат на шесте, что сейчас между бедром и костью таза, касаясь щиколотки и прижимаясь бицепсом к бедру (удерживаясь этой за поле), отклоняет голову назад. Он сгибает другую ногу, прижавшись к стопе пальцами, так и держит шест и немного сползает вниз от смены положения, крутясь несколько секунд дольше, после выгибая спину и сладко переворачиваясь в прямое положение, чтобы отдышаться. Хотя, танцуя на пилоне, долго находится в неперевёрнутом положении есть невозможно, так как зачастую фигуры на поле включают в себя если и не ноги к потолку, то голову к полу. Танцор изображает более медленную карусель, вытягивая стопы в сторону, отчего мышцы икр изящно выступают, подчёркнутые сдавленным ощущением: Негодяй отстраняется от стены, снимая пиджак и повесив одежду на спинку ближайшего свободного стула. Он поправляет галстук, оленья морда несколько секунд смотрит вправо, после вытаскивая серп из-за спины, что отблёскивает вспышкой света, как облизнувшись перед сытной трапезой. Уилл поднимается выше по шесту, держась левой рукой и закрепившись под коленом левой ноги, согнув правую и выставив кисть вверх, скользит ей по стали, после по вытянутой шее и кадыку, груди и прессу, Негодяй перерезает горло женщине, распоров ее подругу после; артист переворачивается с разведёнными бёдрами, откинув голову назад и прикрыв глаза, закрепившись правой и под локоть левой, выпрямляет свободную ногу и в ту же сторону согнутую левую — один из ангелов, проходит мимо через шест, выбрав данный путь намеренно, дабы толкнуть Уилла и помочь ему продолжить неторопливо крутится на стали, сам направляясь вперёд, несколько человек медленно аплодируют. Негодяй от шеи до плеча разрезает другого гостя, пробираясь сквозь столы и жертвы ближе к третьему шесту, к тому, который доктора — разрезая каждого, как бумажную поделку ножницами: оленья шерсть и рога пачкаются чужой плазмой, не говоря уже о костюме с без раскрашенного каким-либо принтом галстуком. Затем Уилл берёт шест в обе руки, дабы раскрутится сильнее, прежде чем откинутся и позволить себе плавно спускаться по стали вниз с выпрямленными ногами, Негодяй с размаху втыкает в скулу серп человеку за первым столом, отчего тот роняет почти скуренный свёрток с каннабисом. Гостям за столиком рядом дессерт предоставляется не слаще — одной он втыкает в лицо разбитый рокс — д-р Грэм поднимается до потолка, после закрепившись подколенными ямками обеих ног и отталкиваясь, позволяя себе насладиться потоками тепло-приятного воздуха по рукам и запахом ароматических палочек со вкусом торта, кажется, чизкейка, вторую Негодяй забивает об пол, пока та не начинает хрюкать, точнее ее тело. Парень берет шест в левую, вытянув праву ногу и резко скользит до середины шеста, на что один гость поднимает евро как наличные, в его желудок моментально влетает серп. Он медленно крутится в «коробочке» — перевёрнуый, с выгнутой спиной, ногами, соединёнными вместе и слабо согнутыми коленями и руками за спиной, держась за шест, вдыхая, потому как, чтобы перевернуться, ему потребуется немного сил, а они уплывают как цветы по волнам от продолжительного танца, хотя он и не был торопливым — гостям не нравится торопливость, когда они наслаждаются, чем дольше они крутятся в своих позах и чем реже меняют их (но всё-таки меняют), тем лучше, к тому же, при долгом нахождении на шесте, чаевые, разумеется, поступают чаще. Уилл выдыхает, крайне неспешно переворачивая тело, ведь если сделать это резко или прыжком, то вывихнет себе плечевые суставы, и в момент, когда его тело будет изогнуто к подиуму достаточно, чтобы не навредить себе, Негодяй вытирает нижнюю челюсть и рот правой кистью, стоя перед полем и смотря влюблёнными оленьими глазами на артиста (хотя здесь нет восхищения и чувств, как таковых, благородный олень сам по себе грациозное, невинное животное с таким же чистым взглядом), парень отпускает руки, стукнув стопами по шесту, если бы опустился мягче или прыжком, как было упомянуто ранее, то повредил бы себе плечи.       Мужчина с вспоротой грудной клеткой начинает аплодировать, что подхватывают и две девушки за первым столом, на что Уилл сдавленно улыбается, хотя большая часть лица скрыта маской, после наклоняется и с выдохом спускается со сцены, ощутив, как редкие капли пота скатываются по шее, направляется к раздевалке, к столь манящему кондиционеру и непропитанному ароматическими свечами и палочками, а также дымом, помещению. Негодяй смотрит на него, выше ростом, мокрый не столько от своего пота и усилий, сколько от чужой крови, стоит с выпрямленной спиной и провожает артиста взглядом так, будто последний ступает не в служебное помещение, а в его личную опочивальню. Кажется, Уилл уже встречал человека, что стоял также около проходов и наблюдал с холодно-надменным выражением лица, но парень не в силах вспомнить, кто именно это был, если ему не показалось…              Парочка усталых и чуть ли не убитых, таких же мокрых как он сам, артистов приветствует его мычанием и вытянутыми руками, не собираясь подниматься с лежачего положения, чему м-р Грэм благодарен, с влажной дрожью упав на диван. Десять минут на перекур, прежде чем он вернётся к шесту с целью заманить кого-либо в приват на час, что ему, как опытному рыбаку, несомненно, удастся. Бев выскакивает из ниоткуда, растирая между кистей антисептик (он помогает держаться на шесте и не соскальзывать, некая уловка для удобства, лайфхак) и ухмыляясь так несравнимо, что Уилл на мгновение останавливается, получив краткий, но жёсткий шлепок по мягкому месту. Если бы людей так манила его личность, как манит зад — да если бы у него так в жизни было, он бы уже был суперменом.              — Не засиживайся, киска, — будто бы у него было позволение прятаться между диванов на сменах.              Парень быстро охладился в ванной, хотя дыхание до сих пор не вернулось в обычно-умеренное и на спине Уилл также чувствует уже холодный пот: сомнительно, что было бы лучше, если бы наряд был более закрытым, так как ткань бы впитала бы влажность и неприятно приклеилась к коже. Уилл выдохнул, встречая равнодушными глазами хостес, но его челюсти слабо сдавливаются — Виктория оглядывается на лежащих танцоров, прежде чем с пластиковой лаской посмотреть на человека напротив.              — Прежде чем мы приступим, я задам пару вопросов, — если бы каждое ее слово было порезом, то на месте Уилла уже бы стоял скелет. — Ты работаешь не первую неделю, — слушатель единожды повернул подбородок влево, выразив отказ, — и не первый год, — теперь также кратко кивнул, Виктория вдыхает. — Тогда какого хуя у тебя засос размером с Евросоюз, — махнув кистью в сторону указанного следа, — и укус Чупакабры на плече?!              Ее брови так согнулись, что могут случайно соединиться в одну на переносице, Уилл не расслабляет челюсти. Девушка повторно выдыхает, но попытка набрать спокойствия вместе с сладким воздухом в комнате отдыха не увенчалась успехом:              — Что думал, никто не заметит? Всё, сынок, начинай молиться, чтобы никто из админов не увидел, — ступив вперёд, — Уилл, ты понимаешь, что если кто-то из гостей заметит твои любовные метки, — взглянув на них, — то они не жаловаться побегут, а просить ту же услугу.              — Это не от моей сексуальной жизни, — потому что ее, как таковой, нет.              Виктория расслабляет плечи, вдыхая через нос и перестав использовать руки как указатель, опускает их, за чем наблюдает артист, также отклоняя плечи назад и едва расслабив челюсти, потому как понимает план ее дальнейших действий.              — Сядь-ка на диванчик, мальчик.              — Я и сам могу.              Один из стриптизёров, кто лежит на диване, вместе с дымом от сигареты выдыхает протяжное «у-у-у», припевая как предупреждение к закипающей драме. Виктория смотрит на брюнета три секунды, прежде чем понизить голос:              — Лучше сам сядешь, чем я усажу, — Уилл задерживает дыхание, отворачиваясь от хостес, чтобы ненароком не прочитать ее и выполняет наказ, расположившись лицом к спинке мебели.              Виктория проходит вглубь помещения к ящикам, роясь там около двадцати секунд, после вернувшись к профайлеру\танцору с нужными предметами в руках, пока Уилл тянется, чтобы пригладить волосы с отмеченной следами стороны. Ему не хотелось прикосновений, и, если не избежать касания объектов и его кожи, то способ уйти от непосредственного контакта с хостес присутствует, коим он и пользуется. Холодная влага касается его плеча, отчего парень приподнимает нижнюю губу, смотря в верхнюю стену — множество быстрых «шлепков» по его коже, после более приятное касание пудры, и неприятный спрей закрепа. Женский голос единой командой оповещает его запрокинуть голову, что старший, сдержав фырканье, делает, встречаясь океаном с веснушками девушки, что выглядывают сквозь блески.              — Я так понимаю, ты удачно Дакоте обед занёс, — Уилл цокнул, его кадык дёрнулся, Виктория замерла, подождав, после продолжив покрывать косметикой багровый след. — Ну и кто?              Так сейчас быстро разжую — в большом городе владельцы ночных заведений (бары, стрип-клубы, консум-бары, бордели, казино) а зачастую и работники знают друг друга, потому как — а — нередко переходят с одной работы на другую, б — хозяева просто обязаны знать своих конкурентов и коллег и не влезать в дела друг друга, иначе начнётся не война даже, а истребление. Они все на относительно нейтральной территории и относительно знакомы друг с другом, потому примерное преставление о ком идёт речь имелась как у начальства, так и у подопечных. Система работает так: человек может работать днём в десяти кофейнях и на каждом месте встречать новых людей, либо поработать в нескольких клубах и встречать бывших коллег и слышать больше информации о бывших боссах и работниках. Проверено опытом. Лично от себя — все четверо начальников знали друг друга, хотя являлись владельцами трех разных клубов.              — Двойняшки. — она ахает, отстранившись на мгновение, показывая понимание.              Ее голос, как и поведение, к слову, резко сменились на привычно-мягкие, Виктория была представительницей «человека-спички» или же холерика — вспыхнуть, прогореть и затухнуть, то бишь успокоиться.              — Стервятники. Их отношения… Не кажутся тебе, — здесь она перестаёт шлёпать его мягкой губкой.              — Извращёнными? — безучастно подсказывает Уилл, смотря на гортань собеседницы. Она жуёт нижнюю пару секунд, прежде чем поддержать предположение. — Дакота говорила, что они из большой семьи фанатиков. Запретный плод сладок.              Имеется ввиду, что чем больше и строже запрещать и вешать ярлыки о том, насколько всё и все вокруг греховны, тем больше хочется кануть в этот грех, все грехи, потому как религия без любви — фанатизм.       Не зря же говорят, что у самых строгих родителей самые лучшие лгуны.              — Все так или иначе травмированы, — прикрыв его рот ладонью, пока разносит пудру, — но они же родные.              Уилл прикрыл глаза, чувствуя песок на своём горле: талант хостес быть мягкой и приятной в общении действовал, она и сама — привлекательная, высокая и стройная девушка, не с помощью связей принята на работу, с помощью внешности и языка, обладающая умением «разбавить» атмосферу, сейчас в закрытом коротком платье с ремнями, достаточно, чтобы казаться сексуальной, но не быть соблазнительнее ангелов — хостес запрещалось выглядеть откровеннее выступающих.              — Они были друг для друга единственной отрадой большую часть жизни, потому связь между ними сильнее единокровной или супружеской, — голову вправо, отчего шея хрустит, когда младшая закончила с ним, присев рядом.              — Всё равно жутко. Сейчас в этом штате столько жуткого, — выдохнув, скользит ногтями по сидению.              Уилл читает в ее позе, отведённом взгляде и действиях желание остаться и пообщаться с ним, хотя он разделяет ее стремление наполовину — они не так близки (если данный термин вообще допустим), как, к сравнению, с Кац, но и не так разграничены, как с русскими артистами⁸.              — Например? — лизнув губы, Уилл копирует ее позу, но прячет кисти под бёдра, — новости? Маньяки? — повернувшись к ней, смотрит на уровне правой ключицы.              Девушка обращается к нему сначала с почти слёзными от страха и опасений глазами, после томно выдыхая, как вибрируя лёгкими и чуть сбавив столь яростную мимику волнения по мере того, как отвечает.              — Тебя, похоже, ни то, ни другое не пугает, — отчаянно ищет зрительный контакт, который Уилл ловко прячет.              — А должно? Если бы страх помогал, — выдохнув, как от сигареты.              — Не знаю, но, — она облизывает губы и отворачивается, словно читает свою речь с пола, на самом деле, просто фокусируется на нём, — то, как он обратился с той студенткой. Я не поклонница статей Лаундс, знаешь, но когда видела новости, захотела узнать больше и, –…              — То, что ты узнала, отвратило тебя? — повторно подсказывает старший, кладя голову на мебель и рассматривая пряди собеседницы.              Не то, чтобы это редкость с серийными убийцами — когда гражданский хочет знать, что конкретно произошло, но быстрые шаловливые пальцы репортёров описывают место преступления и пострадавшего настолько ярко и подробно, что после прочтения человек пару дней приходит в себя или старается не думать, отвлекаясь на всё, что можно — цвет чая или подсчёт машин определённого цвета, только бы не обдумывать ужасы прочитанного.              — Будь я им, — оглянувшись в сторону Уилла, — мясником, людоедом, Потрошителем, — сглатывает и поворачивается к полу, — думаю, я бы хотела, чтобы меня боялись. «Лишь страх вызывает подлинное уважение».              — Его цель не в уважении, — отрезает.              Хостес рассматривает д-ра Грэма так, словно они стоят над жертвой сейчас, и, если Уилл способен видеть перед собой безвольно лежащую девушку, как брошенную куклу, с тем, как страусиное перо и ткань ее платья слабо танцует от порывов ветра, то Виктория, разумеется, столь ясным воображением не обладает, так и не читает мысли, чтобы фантазировать то, что Уилл видел в действительности.              — Да, точно, — усмехнувшись с горечью, — людская ферма, деликатес из человечины, колбаски из крови.              Нечто остро-мерзкое скользнуло в краю глаза — угловая неровная фигура с длинными черными конечностями и прочими отростками, когда парень с силой зажмурил глаза, после расслабив веки, чтобы это не привлекло внимания, но не открыв их. Чего он точно не хочет — замечать Потрошителя или вовсе видеть, как тот бегает по краям зрения или тянет руки, с этими рогами, блядскими рогами… Уилл помнит, что увидеть его руку или копыто — детский лепет, но если в поле зрения появится рогатая голова, то д-р Грэм пропал.              — Если все травмированы, то хотелось бы узнать, почему именно каннибализм? Ни пытки, ни секс, ни месть, — многие маньяки часто убивали женщин из-за жестокой матери или первой любви и многим другим причинам, которые никак не оправдывают их жестокость.              — Голод.              — Как «Пила», что ли? — ловя поднятую бровь, — ну, он же выжил после аварии и начал нести в массы, что жизнь нужно заслужить и сбежать из его лабиринта ужасов. Он ест, потому что голодал и теперь набирает жир?              Уилл сдавленно улыбается ей, будто его лицевые мышцы дёргают за невидимые нити.              — Не думай об этом. Потрошитель детей не трогает.              — Эй. Я не ребёнок, — надув губы. — Поняла, ты не боишься, потому что тебе почти тридцать, а выглядишь ты как твинк, — получая изогнутые брови в ответ.              — Кто?              — Проехали, — отворачиваясь и выпрямляясь, хотя поза открытая, изнутри Виктория натянута, как струна, поскольку не жаждет вернуться к неизвестному для мужчины термину, что последний позволяет. — И второго не боишься? Балбес, оглоед или как его?.. Хм…              Любопытное отношение, пока хостес смотрит наверх в попытках вспомнить, старший обращается к ее подбородку, как к точке фокусировки: если первый пугает и напрягает девушку до чёртиков, заставляя бледнеть и чуть ли не плакать, то второй не значительнее ковра для ног с надписью по типу «добро пожаловать» или «заходите в мой дом, мои двери открыты», неважно, что написано, ведь в конечном итоге об данный предмет вытирают обувь с улицы.              — Вспомнила. Бармалей, — светло\лучезарно улыбнувшись Уиллу клыками, названный решает ее не исправлять, — его, наверно, быстро поймают. Мне кажется, он более псих, более неуравновешенный.              Старший вскидывает плечами. Конечно, быстро, ведь Уилл принимает участие в данном расследовании. Не получив контакта или любой другой энергичной реакции на свой комментарий, девушка, видимо, ощущает укол неловкости и торопливо поднимается с дивана, скользнув взглядом к шее молодого человека — проверяет, хорошо ли спрятала следы, хотя кровоподтёки крайне сложно перекрыть целиком, но они попытались, после слабо наклоняется к Уиллу, кто следит за ее плечами и шеей, но не поднимает точку обзора выше подбородка.              — Никаких следов больше, пожалуйста, — подняв указательный, словно объясняет ребёнку почему нельзя брать конфеты у незнакомцев. Она выпрямляется обратно. — Кстати, очень хорошо танцуешь, детектив.              — Спокойной ночи, Виктория, — проговорив ей в след, на что та показывает средний палец.              Не то, что бы «Бармалей» или Потрошитель оказались более неуравновешенными или опасными, чем некоторые, особо богатые постоянные гости клуба.       

\\\

             Уилл проругался, когда заметил на двери стикер-записку от Джека с прикреплённой визиткой, потому как сам хотел бы сообщить сожительнице об возвращении к работе в ФБР, пускай и не регулярной, и основной, конкретно, к делу Негодяя, а не ткнуть ее случайной запиской от Кроуфорда, которому, кажется, было вовсе плевать на то, что важно для профайлера. Если бы старший способен был забрать воображение и эмпатию как часть мозга Уилла, если бы такая кража была посильна Джеку, то, без сомнения, его кабинет уже был бы заставлен колбами и банками различных размеров и видов формалина для успешной транспортировки и содержания чужого мозга.       Парень выдыхает, стараясь откинуть вежливость агента, как лишнюю конечность, как, честно говоря, третью руку или шестой палец — как будто Джек пытается доказать, мол, «нет, не только не мешает, но и улучшает качество жизни» — и при доказательстве ломает все вокруг лишним отростком. Он осматривает визитку психотерапевта, как самого Пола Аллена со словами восхищения в кудрявой голове «ого, даже есть водяной знак», с вздохом убирая ее в карман штанов и открывая собакам, которые нещадно атакуют древесину двери когтями — половина из стаи стремится гулять, половина виться вокруг ног родителя, облизывая всё, до чего дотягивается. Уилл выдыхает, стараясь не заснувши принять душ, после впустить членов семьи, только затем доходя до столь манящей постели, единожды прокрутив визитку, после как-то машинально убирая ее под подушку, как ненужный сейчас телефон, падая на кровать сверху, отчётливо пропускает момент, когда засыпает, как провалившись в тёплое молоко.              Его будят (относительно, ведь после он также удачно засыпает) шаркающие кольца на карнизе, но Уилл находится в состоянии полудрёма, дабы полноценно воспринимать реальность, тем более участвовать в ней, потому он то лежит несколько секунд, то дремлет, не совсем понимая, сколько конкретно времени проходит то в первом, то во втором своём занятии. Когда звучит характерный щелчок зажигалки, парень рефлекторно открывает глаза и смотрит в потолок, вдыхая так, будто на его лёгких лежит дюжина килограмм свинца или он находится на глубине около шести километров, под давлением прозрачной жидкости. Дакота, облокотившись спиной к кровати, щелкает последний раз, отчего краткая вспышка жёлтого света скользнула меж ее рук, затем отдала присутствующих обратно темноте, что с удовольствием поглощает всё вокруг сейчас. Одна из собак тихо заскулила.              — Итак, очаровательный мальчик. По каким осколкам ты бегал во сне, что твои страдания дошли до реальности? — Уилл томно выдыхает, принимая сидячую позу, не замечает, как сдавил одеяло до белой кожи. — Какой сценарий тебе приснился?              Четыре секунды тишины и полного безмолвия, пока названный выдыхает ещё раз, просто чтобы проверить, что больше не пытается выбраться из мира Морфея, находясь в одном из самых тёмных и мрачных его мест.              — Космо. — начинает он хриплым голосом, — он похитил его. Измывался. Пытал. Насиловал, — закрыв глаза и выдохнув, хотя в тоне ощущается кислая горечь от увиденного, к счастью, не в реальности, а в разуме. Его яркое воображение всегда позволяло ему видеть чрезмерно красочные сны. Дакота поднимается без спешки. — Он сломал его. С тем, как работает его мозг, его так легко сломать, — старший настолько сфокусировался на собственном рассказе, что едва замечает приближение девушки. — Он победил. Пока я просто стоял и см-…              Она без разрешения довольно резко берёт его лицо в обе руки, заставив поднять красные от усталости и недавнего пробуждения глаза и закрепить зрительный контакт. Не то, чтобы в комнате оставалось какое-либо освещение, или даже намёк на него, чтобы рассмотреть мимику присутствующих в полной мере, но доктор точно знает, что девушка сейчас спокойна и уверена, и также чувствует суть внутренних переживаний Уилла, которые он буквально вынужден переваривать разумом.              — Уилл. Милый Уилл.              — Сильная девочка, — проговаривая, как отдельное заклинание, дабы ответить, пока глотает слюну вместе с мерзким привкусом кошмара.              Дакота спокойно втягивает воздух через нос, до предела наполняя грудную клетку, отчего та расширяется, позже она провернёт это несколько раз, неосознанно помогая старшему копировать темп ее дыхания.              — Почему твой сон невыполним в реальность? Первое. Вы созванивайтесь, — намеренно замедлившись, потому как закончить фразу должен именно названный.              — Каждые две-три недели. — проговаривает скорее в полудрёме, нежели в полной осознанности.              — Хорошо. Также есть близкие друзья, Харлан считает его сыном, и в случае чего…              — У них есть мой номер телефона.              Зеркалит ритм работы ее лёгких. Утренний воздух, что поступает сквозь приоткрытые окна на самом деле холоден и безвкусен, но Уилл ощущает его палящим и скользким по своей носоглотке и в альвеолах, словно улитки по лёгким, везде оставляющие слизь и грызущее под рёбрами, как листья растений.              — Также, ты — бывшая акула для маньяков, — более строгим рычащим тоном, словно отчитывает ребёнка с диабетом за поедание плиток шоколада, — и что точно не составит для тебя задачу, так это вычислить местонахождение единственного единокровного, у тебя есть связи в органах, — вдыхает, ее речь немного сбивается и неровна, но всё от эмоций. — Тем более Джек, который за иную подсказку о Потрошителе поможет с чем и кем угодно. Так? — слушатель кивает. Девушка делает паузу, пока старший нутром чувствует, как хмурятся ее брови от того, как именно Дакота намеревается закончить. — И последнее, Уилл. Как бы тебе неприятно было это признавать, — сдавив челюсти на секунду, — его муж любит его больше жизни, и твой Космо светится рядом с ним, как полярная, блять, звезда. — Названный фыркает скорее от мата, нежели утверждаемого факта. — У них у обоих нежные, более-менее здоровые отношения: никто никого не похищал, не втягивал, и не манипулировал. И ты знаешь это.              Как бы он не хотел разодрать его супругу лицо или тихо пристрелить его где-нибудь в ночном забытым даже наркоманами переулке (Уилла бы даже искать не начали, учитывая, кем работает желаемая жертва профайлера), никаких подозрений, никаких последствий, кроме разбитого сердца кузена, к чему старший сомневается, что когда-либо будет готов. Большие пальцы оглаживают его скулы, когда Уилл открывает глаза и смотрит в темноту, больше ориентируясь на слух, касания и духи Дакоты, нежели зрение, потому как действительно почти нет света, чтобы полноценно видеть друг друга. Может, так даже лучше — чтобы она не увидела плавно отступающий страх, как Носферату из черно-белого фильма, уходящего в тень от солнечных лучей и священников.              — Да. Знаю.              — Красавчик. Запрещаю загоняться, понял? — выпрямляется, слушатель фыркает, — мне спеть «Mein Teil⁹»? — она ухмыляется:              — Ни за что, спасибо.              Дакота хихикает, потрепав мужчину за плечо, прежде чем отойти от него на прежнее место, к тумбочке, дабы зажечь восковую свечу с ежевикой (хотя Уиллу больше симпатизировали ароматические палочки, ибо свечи, как правило, больше служат освещению, нежели ароматерапии и дают аромат только после того, как их тушат), пока старший смотрит в сторону на хрюкающую во сне Уиски. Джет разглядывает ее, как полную идиотку и судя по его глазам, пытается понять, ради какой цели сестра издаёт такие звуки, на что их главарь тепло улыбается. Отголоски кошмара ещё стонут в памяти и мыслях, но ведь, когда кто-то близкий тянет руку и вытаскивает человека из клыкастой пасти кошмара, становится легче, хотя бы немного, но за это самое «немного» многие готовы отдать большую часть, если не всё своё имущество.              — Ты это, про д-ра Гектора разузнал сплетни? Че он, — развернувшись с «изломанной» позой — неровно отогнутая спина в сторону и расслабленные руки, — наш местный или шанс твой?              — Шанс на что?              Девушка разворачивается корпусом к брюнету, сдавливая губы в утку и подняв одну бровь в неудовлетворении оттого, что ей приходится объяснять:              — Ну, если он к нам не ходит, значит шанс для тебя есть? «Выпори меня, папочка» — Уилл давится воздухом, — насколько я помню, у психологов тоже сессии, как и у домин, да?              Старший смотрит на рассказчицу с почти круглыми глазами, которые вполне выражают весь спектр его непонимания и несогласия с доводами собеседницы, пока не в силах решить, стоит ли отвечать на такие намёки. Намёки ли? Кажется, открытое указание на то, что Уиллу тупо нужно завезти машину и добраться до д-ра Лектера, пробраться к нему в спальню и ждать с презервативами и лубрикантом — Уилл благодарит себя, потому как воображение уже показало ему данный сюжет.              — Я не для таких целей спрашивал о нём.              — Да, расскажешь. А смазкой затарился? — получая вскрик своему имени Дакота громко смеётся, — да ладно, шучу я, — после неторопливо отходя к двери, — мне не до ерунды, в душ вообще собиралась. Не гаси свечу. — Уилл цокает, когда младшая ступает в проход, но ее пальцы вцепляются в дверной косяк, после она вдруг выглядывает, — так ты записался к нему не секс-терапию или целку включил? — Подушка моментально влетает в место ее кисти, пока слышится топот и хохот убегающей персоны.              Уилл ещё не настолько отчаялся, чтобы спать с мужчинами (опыт, конечно, был, но пока его вполне устраивает его рутина и поиск новых людей не интересен, к тому же, учитывая планы переехать и сменить гражданство), к тому же, д-р Лектер наверняка предпочитает моделей чище метамфетамина Уолтера Уайта, куда привлекательнее, стройнее и изящнее Уилла, хотя, не то, чтобы последний спал и видеть член психотерапевта — странно даже думать о подобных отношениях между ними, опять же, по мнению м-ра Грэма.       Хотя… Ее издевательства дали определенный эффект, на что парень мягко усмехается, пока Тобиас тыкается ему в колени и виляет хвостом, ожидая и получая ласку, когда мужчина поднимается с постели, попутно вытаскивая визитную карточку психотерапевта. Он осматривает ее, смотря на телефонный номер и фамилию доктора, ощущая пальцами, насколько приятная мягкая бумага была выбрана, правда Патриком Бейтменом попахивает — после отходит к свече, чтобы более подробно осмотреть содержимое карты, крупное имя, профессию, два номера — телефонный и факса, останавливаясь взглядом на адресе и на каллиграфическом «Балтимор» — как будто бы люди не поймут, в каком городе он работает. Уилл вдыхает, надевая улыбку Ганнибала — закрытые губы и тонкий намёк на приподнятые комиссуры, машинально копируя его, когда зажимает карту меж средним и указательным и тянет к огню, превращая ее в пепел, что падает как дождь в воск. Ещё совсем немного, и они покинут Америку вместе с Дакотой и стаей, так что какая, к чёрту, терапия? Как будто бы психотерапевту вовсе хотелось возится с Уиллом.       Он ложится, не дожидаясь девушки, пару минут хмурясь от запаха пали, но тот постепенно рассеивается, после мужчина падает в сон; большую часть ночи профайлеру снится высокая фигура Потрошителя, что стоит к нему спиной, он очищает яблоки от кожуры и складывает их в кучу, рядом с которой лежит обезглавленное нагое женское тело.       

      \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

             На данном абзаце Вы боле не читаете главу, так как она закончена и это послесловие от автора. Мне нужно прожевать сон Уилла и почему я внёс его в фанфик, хотя, признаюсь, сомневался, стоит ли.       Во-первых, это параллель с Дакотой, так как, если помните, м-р Грэм также успокаивал персонажа, и насколько близкими являются их отношения, полностью исключая любой романтическо-сексуальный контекст.       Во-вторых, последний диалог и сам кошмар есть прямая отсылка к фанфику по SpaceDogs (Расширенная Вселенная Ганнибала), который я укажу в конце. Я настоятельно советую вам НЕ читать его, ибо это пиздец. Вкратце, там Адама регулярно насилуют, ссут в него, издеваются как только не, убивают его близких и пытают, а он в конце такой — я люблю тебя (его ментально сломали). Типа это один из самых светлых пейрингов и так его порочить, у авторки 50 работ где Адама блять тупо все насилуют. У меня слов нахуй нет. Она так до гуру дойдёт.       Если вы лайкнули/ете ту работу, являетесь ее поклонником или фанатом такого рода отношений, нахуй не подходите к моей странице и моим работам, я вас за человека блядь не считаю не трогайте моё творчество, вам к психотерапевту, а не сюда.       Да, я самостоятельно залез. Ну и ткнулся мордочкой в лужу, дерьма поел. Я реально мщу, потому что с такой задумкой можно такую ахуенскую работу замутить, но ее спустили не то, что в унитаз, это пиздец, в унитаз из фильма «На игле». Просто блять лютый пиздец. И я бессилен, я не хочу и не могу взять сюжет похищения\изнасилования, потому что это рил для меня очень светлый пейринг и так его испоганить и идею блять иди купи себе мозги…       Я сам описывал изнасилования, но у меня каждый насильник страдал, а не получал кайф-лайф за свои поступки. Отсылка на неё потому как работа кошмар и она входит в топ три самых отстойных и мерзких фиков, что я читал (я не дочитал и не планирую нахуй блять пиздец). Правда советую не читать, вы намеренно положите говно себе в рот, и если сначала не дойдёт, потом как даст по мозгам. Поверьте моему опыту.       Работа называется «Точка Инверсии» на ао3. Никаких ссылок я оставлять не стану. Хотите лезть башкой в деревенский сортир — вперёд, без моей помощи только.