Просочиться

Баки знал, как они смотрятся. Он сказал самому себе, что это не так. И всё же он понимал с того момента, как Стив достал с верхней полки мобильный телефон, чтобы Баки не приходилось напрягаться. Он знал, потому что Стив держался у него за спиной как щитоносец, пока Баки медленно шёл по проходам, опираясь всем весом на тележку. Судя по удивлённому взгляду, который бросила в сторону Баки пожилая женщина, пока Стив, сидя в кресле-качалке и нахмурившись, рассматривал варианты образцов с сосредоточенностью человека, выполняющего важную миссию, так думали все. Они выглядели как пара. Стив выглядел как заботливый муж, готовый удовлетворить потребности своего беременного партнёра и носить тяжести. Баки не думал, что будет таким партнёром. Ему и ни с чем было сравнить, чтобы знать наверняка. У него не было хотя бы относительно долгих отношений с двадцати двух. Но если бы у него был партнёр… конечно, он захотел бы выслушать его мысли, но… Баки не мог отрицать, что за семь лет одиночества у него появились собственные вкусы. Он знал, чего хотел. Он усердно работал, чтобы достаточно заработать и позволить себе то, что хотел. Трудно было представить, что где-то есть человек, с которым он захотел бы пойти на компромисс, особенно теперь, когда у него ребёнок на подходе. Но, возможно, это было немного похоже на то, что он чувствовал бы… — Что думаешь? — спросил Стив, его проникновенные голубые глаза снова и снова искали мнения Баки. — Хочешь попробовать что-нибудь из этого? — Думаю, если я сяду сюда, то больше не встану, — Баки критически оглядел глубокое кресло для кормления с мягкой подушкой. Оно выглядело невероятно удобным. Стив бездумно поглаживал большим пальцем кремовую ткань, и Баки был уверен, что если коснётся её, то она окажется мягкой как масло. — Тебе придётся найти вилочный погрузчик, чтобы доставить меня домой вместе с креслом. — Неа, такую пушинку, как ты? Я бы отнёс тебя к продавцу прямо в кресле, как иностранного принца, а потом до самой стоянки. И вот прямо там, в крупнейшем универмаге Бруклина, Баки расхохотался. — Пушинку, — он поперхнулся, потому что Стив застал его врасплох. — Проверь зрение, приятель. Тогда на лице Стива появилась новое выражение, и Баки был почти уверен, что впервые увидел на нём озорство. — Ты… сомневаешься во мне, Барнс? — Будь по твоему, — парировал Баки. — Ты сам сядешь за погрузчик, когда поймёшь, что сейчас я вешу как кит. Баки, который никогда не отклонялся от вызова, опустился в кресло. Рядом с ним появилась рука Стива на случай, если кресло качнётся слишком сильно, но Баки был в порядке. Лучше, чем в порядке. Он как будто опустился в облако. На мгновение Баки закрыл глаза, потому что да — это именно та мягкость, которой он хотел окружить своего ребёнка. Он мог представить, как сидит здесь, уставший после родов или после бессонной ночи, проведённой за уходом за Малявкой. Он мог представить, что закрывает глаза и… он почти чувствовал тепло Малявки в своих объятиях. Как только Баки откинулся на подушку, его мир резко накренился, и он обнаружил, что изо всех сил цепляется за подлокотники кресла, потому что оно поднялось в воздух. Баки заставил себя открыть глаза и обнаружил Стива поразительно близко к себе, потому что тот держал кресло в руках. Он даже не выглядел так, будто это стоило ему усилий. Ни гримасы, ни малейшего намёка на пот. — О, боже. Как это вообще было возможно? Во второй раз за время знакомства Баки удостоился широкой, ослепительной улыбки Стива. Его идеальные губы находились всего в волоске от его собственных, и Баки ощутил порыв наклониться и поцеловать эту улыбку. Конечно, Баки сдержался. Стив явно был не в том состоянии, чтобы хотя бы думать об этом или находить желанным. Так что Баки просто любовался этим самодовольным, счастливым лицом, пока не раздался крик. — Эй! Этого нельзя делать. Мгновение спустя кресло вместе с Баки снова поставили на пол, и он встал, ухватившись за сильную руку. Они переглянулись и без слов побежали по проходу. Из груди Баки вырвался смешок, и он подавил его из детского страха разоблачения, прежде чем бросился к залу с кухнями. Стив был лишь на шаг позади. Они прислонились к витрине. Баки задыхался, но на Стива, к сожалению, бег повлиял не больше, чем перетаскивание кресла. — От тебя одни неприятности, — тяжело дыша, сказал Баки, а Стив выглянул из-за угла магазина, чтобы проверить, не погнался ли за ними продавец. — Возможно, — радостно ответил Стив. — Думаю, мы потеряли её в секции диванов. Он взглянул на Баки, и тот обрадовался, увидев в его глазах больше жизни, чем когда-либо. — Думаю, мы потеряли и тележку, — прежде чем это успело испортить настроение, Баки предложил: — Ты эксперт. Тут нужна скрытная миссия или скорее бросок и захват? И, пожалуйста, пока решаешь, помни, что один из нас на седьмом месяце беременности и не может случайно поднять целого взрослого человека вместе с мебелью. Десять минут спустя Стив, перемежая слова сдавленным смехом, пытался убедить Баки проползти по открытому ландшафту отдела кухонной утвари. Они вели себя как беспечные подростки, и внезапно Баки поразило осознание. Если бы он состоял в отношениях, то хотел бы, чтобы они были именно такими. Не такими, которые были бы основаны на традиционных ролях и необходимости одного партнёра запугивать, а другого баловать. Не те, где из дисбаланса и раболепия исходило несчастье. Но такие отношения? В которых обычный день стал бы незабываемым? В которых можно рассмешить друг друга невинной, нелепой забавой, пусть она и заставила нахмуриться женщину, которая до этого им улыбалась? Ощущение, что они — команда, идущая против целого мир? Да, он бы этого хотел. *** Стив был полон решимости, что день будет хорошим. Так и должно было быть — ради доброты Баки и ради собственного сердца. Так всё и началось. По дороге Баки одобрил выбранные Стивом закуски. В первом магазине они доставили неприятности женщине-продавцу, и Стив чувствовал себя живее, чем когда-либо за последние дни, а во втором магазине его поддерживало чувство решимости Баки, когда тот ходил между полок, брал товар за товаром и отмечал их в своём списке. В третьем — бутике, полном экстравагантности и высокомерия — он хмуро пожаловался Баки на излишества, и они ушли лишь с маленьким пакетом. Однако теперь над ним взяло верх знакомое ощущение собственного отличия. Последняя остановка в их туре была похожа на переполненную пещеру. Миллиарды спорящих, любопытных голосов и волны звуков наполняли похожее на склад помещение, от которых чувствительные уши Стива болели. Хуже того, Баки теперь передвигался по проходам куда медленнее — последние два дня, полные активности, явно его вымотали, и что-то у Стива в груди неприятно ёкнуло. Ещё хуже, что теперь они снова делали покупки для Стива. Баки выбрал кроватку, пеленальный столик, люльку и две дюжины других мелочей. Он уже купил всё нужное. Теперь он со скоростью улитки водил Стива по отделу с мебелью для спальни в ИКЕЕ, и, насколько ему было известно, спальня Баки была в порядке, так что единственная причина, почему они смотрели мебель для спальни, заключалась в том, что у Стива её не было. Это уже была не просто разведка. — Эй, вот этот классный, — пробормотал Баки, наклоняюсь, чтобы осмотреть пластиковую этикетку на матрасе. — Пена с эффектом памяти. Это была уже пятая или шестая попытка Баки оставить подобный комментарий, он будто искал зацепку, что-то, что заинтересует Стива. Но он не знал, что такое эффект памяти. Он не знал разницу между карманной пружиной и открытой спиралью, что, чёрт побери, означает ортопедический, если это касается домашнего матраса, или почему их делают из чего-то под названием «кокосовая койра». И мысль о том, чтобы потратить арендную плату за десять месяцев на каркас кровати из ДСП — даже без матраса, за одну только раму, которая, казалось, даже не выдержит его веса… Стив считал, что отдать десять долларов за простыню уже ужасно, но обнаружил, что это цена за всего лишь один спальный комплект. Он прошёл мимо комплекта постельного белья для двуспальной кровати, который продавался за сорок пять долларов! Низкий стон вывел Стива из задумчивости. Баки опускался на матрас в детской спальне, оформленной в тёмно-синих и зелёных тонах, на одеяле был принт в виде карандашных рисунков динозавров. Баки приходилось садиться медленно, изо всех сил стараясь нормально согнуться с раздутым животом, а затем одну за другой поднимать ноги на пластиковый подножек, предназначенный именно для этого. — Боже милостивый, — проворчал он. — Хорошо. Да. Тут здорово. Никто не будет возражать, если я тут вздремну, а? — Ты переезжаешь? — осторожно попытался пошутить Стив. — Подумываю об этом. — Не знал, что динозавры — твой стиль. — Видел бы ты двухъярусную кровать со стегозаврами, которая была у меня в детстве. То, как говорил Баки, обезоруживало. Стив задавался вопросом, намеренно ли он пытался заставить его расслабиться. Заметил ли Баки, что тот напрягся, или он просто нуждался в перерыве. Приехал бы Баки сюда, если бы не Стив? Или бы отдыхал дома? У них было две тележки, и в момент раннего прилива энергии Стив переложил кое-какие вещи для ванной в свою, в то время как у Баки остались только несколько ярких тканевых блоков и набор полок. Тем не менее эти две тележки создавали приличный барьер от остальной части магазина. Стив опустился на коврик в форме динозавра, лежащий у кровати, на которой устроился Баки. Вокруг было слишком много шумных людей, чтобы это можно было принять за уединение, но иллюзия была приятна. — Я облажался с этим местом? — Мягко спросил Баки. Он не смотрел в сторону Стива, избегая зрительного контакта. — Ты можешь сказать, если я ошибся. Я не обижусь. Стив чуть не рассмеялся. Оскорбления казались такими естественными для людей в этом веке — или, может быть, он просто не разобрался в правилах. Забудьте, он определённо не разобрался в правилах. Но это была ещё одна вещь, которая в этом столетии не имела особой важности, потому что Тони постоянно обзывал Стива: он постоянно слышал, что у него палка в заднице, потому что он старомодный ханжа. И всё же люди в этом веке куда чаще, чем в его время, ахали и ругались из-за того, что он говорил, и Стив не понимал, как мог одновременно быть ханжой и вызывать возмущение других. Ещё одно противоречие. Он просто не мог вписаться, не мог победить, не мог сделать всё правильно. Не мог расслабиться. Не мог быть самим собой, потому что его я в это время была слишком деформированно. Но Баки ждал. Краем глаза Стив видел, как он медленными, знакомыми круговыми движениями гладит свой живот. На Баки отличался от них. В Баки не было ничего, похожего на Тони. Стив мог говорить с Баки. До сих пор общение с ним не причиняло вреда. Он мог обрисовать Баки суть проблемы, даже если не мог объяснить её полностью, не раскрывая своей личности. — Ты не облажался, — твёрдо сказал Стив. — Просто всё это не помогает мне понять, с чего начать. Взгляни на это место. Стив не обернулся, но он знал, что у него за спиной шестьдесят семь разных кроватей. — Слишком много вариантов? — последовало осторожное уточнение. — Или недостаточно? Стив фыркнул. — Да, справедливо. Последовала долгая пауза. Единственным звуком в маленьком пузыре уединения было движение ладони Баки по хлопку футболки. Сегодня на ней были изображены коровы и математическая формула, а рядом с большими буквами было написано «cowculus»*. — Почему ты так стремишься всё сделать правильно? — в конце концов спросил Баки. — Ты стремишься к идеалу или?.. Я не критикую, просто пытаюсь понять. Только когда Баки пояснил это, Стив понял, что напрягся, ожидая признания собственной неправильности. Он отбросил этот страх и изо всех сил постарался найти ответ, который хотел услышать Баки. Пустота. Ответа не последовало. Был ли он вообще? Неужели он стал настолько жалким, то его парализовал выбор между покрывалами и изголовьями кроватей? Для этого Эрскин его выбрал? Чтобы он был превосходен на поле боя и ужасен всё остальное время? Мог ли Стив действительно так низко пасть? Баки ничего не говорил. Он откинулся на спинку кровати, отдыхая и позволяя Стиву подумать. Стив заставил себя открыть рот и и понадеялся, что вырвавшиеся слова будут иметь смысл. — Я ищу то, что у меня было. Раньше, до того, как я ушёл на войну. Здесь нет ничего похожего. Но сейчас даже не выпускают такого материала, его бы здесь и не было. Терпеливым, медленным, но почему-то не покровительственным тоном Баки сказал: — Логично, что ты хочешь вещи, с которыми почувствуешь себя как дома. — Но мне нужно вписаться сюда, — сказал Стив, разрываясь между попытками выразить своё разочарование и скрыть от Баки, насколько острым оно было. — Приспособиться и ассимилироваться. Это означало, что неправильным было всё. Он сопротивлялся этой ассимиляции, потребность в ней заставляла его забыть обо всём, что он знал, и он застрял между тем миром и этим. — В своём собственном доме? — мягко спросил Баки. — Конечно, тебе предстоит многое изменить, вернувшись в Штаты после столь долгого отсутствия. Я ни на секунду не преуменьшаю. Даже представить не могу, насколько велики перемены. Но дом — это то место, где ты чувствуешь себя комфортно, разве не так? Посылай всех, кто судит о том, каким должен быть твой собственный дом. К чёрту всех, кто говорит тебе, как жить. Пока ты никому не причиняешь вреда, это касается исключительно тебя. Ты причиняешь кому-нибудь вред, Стив? Стив встревоженно вскинул голову. — Нет! — Тогда пошли всех, из-за кого чувствуешь, что не можешь жить так, как хочешь, — Баки сел прямо, отвернувшись от края кровати. — Хочешь спать на куче сена на полу — я сам отвезу тебя на ближайшую ферму. Хочешь двухъярусную кровать в виде стегозавра — я приклею тебе шипы на изголовье. Если хочешь водяной матрас и пару прикольных гирлянд, то мы их купим. — Я даже не знаю, что такое водяной матрас, — на этот раз признание неудачи принесло освобождение. Будто он наконец-таки был честен после постоянной лжи. — Ну, тогда не надо. Это в любом случае фигня, — нетерпение Баки, казалось, немного улеглось, и он спокойнее спросил: — Тебе нравится классика, да? Вещи с небольшой историей, вроде твоего кувшина для лимонада? — Да, — признал Стив и подождал, пока Баки назовёт его старпёром или дедушкой. Баки, казалось, собирался с духом, затем с ворчанием опёрся на тележку и встал. — Отлично, — вместо этого объявил Баки. — Недалеко отсюда есть магазин подержанной мебели. Мы можем заскочить туда по дороге домой. Баки одной рукой убрал волосы с глаз, но даже со своего места с пола Стив видел, насколько усталым он выглядел. Стив не мог просить Баки идти дальше. Ему просто нужно было сделать выбор. Он мог сделать это, а затем отвезти Баки домой отдыхать. — Нет. Может, в другой раз. Я… сегодня я просто куплю матрас. Может, пару простыней. Меня это вполне устроит. — Звучит превосходно, — сказал Баки, и его одобрение согрело Стива до глубины души. Прежде чем Баки успел отойти, Стив положил руку на его тележку, замедляя его. — К чёрту и тех, кто судит тебя, Бак. Щёки Баки окрасил румянец, яркий, но почему-то вызывающий. — Вокруг полно старомодных представлений об отцах-одиночках. Про меня пусть говорят что угодно, мне насрать, но Малявка этого не заслуживает. — Возможно, по мнению большинства людей я старомоден, — признал Стив. — Но моя мама вырастила меня одна. Сама носила меня на руках, сама ухаживала за мной, когда я болел. Ни партнёра, ни семьи. Кто-то осуждал её, но понятия не имел, какой это труд. Когда Баки улыбнулся, Стиву показалось, что его борьба, возможно, стоила того. *** В очереди на кассе Баки медленно переминался с ноги на ногу, пытаясь унять боль в распухших лодыжках. Он слишком много времени провёл на ногах. Сочетание вчерашних усилий в саду и сегодняшней долгой поездки должно было подготовить его к адской неделе. Пока Стив стоял всего в нескольких дюймах у него за спиной, Баки позволил себе на мгновение представить, что рядом с ним был муж, прямо как весь день предполагали окружающие. Он подумал, каким блаженством было бы прислониться к спиной к мощному торсу, ожидая, пока покупательница перед ним разберётся со своей посудой, ощутить объятия сильных рук, на которых можно опереться всем весом. Как приятно было бы знать, что дома он сможет выпросить у своего мужчины массаж ног, чувствовать, что кто-то относится к его боли с нежностью. Доверять и чувствовать доверие. Знать, что он мог брать и просить, а ещё отдавать и предлагать. Ничего этого не было, поэтому Баки просто промотал Стиву: — Вряд ли ты захочешь сбегать в отдел «всё для ванной» и посмотреть, есть ли там массажная ванночка для ног? — Хм? — раздражение в голосе Стива заставило Баки обернуться и заметить, как тот хмуро изучал какую-то брошюру. — Извини, я… — Для жертв Манхэттена, верно? — спросил Баки, узнав фирменный знак на бумаге. — Здесь здесь написано «Фонд Старка». В смысле Тони Старка? — Ммм. Думаю, в акции участвуют несколько крупных сетей магазинов. Предлагают скидки для людей, которые потеряли свои дома и имущество с этими проделками инопланетян несколько недель назад, и у которых нет страховки. Думаю, фонд Старка компенсирует некоторую разницу. — Это делает Старк? — повторил Стив, будто не мог до конца осознать эту мысль. Баки боролся с непониманием, почему это так беспокоило Стива. Но и для Стива это был долгий день. — Да. Некоторые люди говорят, что это рекламный трюк, попытка вернуть свою репутацию. Но это чертовски дорогой способ купить доверие. Люди могут требовать у фонда тысячи долларов. Очередь перед ними двинулась вперёд, и Баки отвернулся. Но Стив выглядел задумчивым всю дорогу до дома. *** Той ночью Стив спал на простынях в кремовую и жёлтую полоску, защищённый от раннего утреннего солнца занавесками и жалюзи на окне со странным рисунком в виде акварельных пятен, которые подбил купить его Баки. Почти прямо над ним, на старой металлической кровати, оставшейся со времён колледжа, на простынях, подаренных мамой несколько лет назад, Баки спал крепким, вымученным, но удовлетворённым сном. В кой-то веки Стиву ничего не снилось. Как ни странно, Баки снилось. Ему снилось синее море, иногда бушующее, иногда спокойное. Во сне он опустил распухшие ноги в морские глубины, и прохлада воды принесла ему облегчение. Когда светило солнце, свет отражался от краёв каждой танцующей волны, и каждое отражение было ослепительно ярким. Волны сгибались, как улыбки, а Баки дышал так тяжело, что был уверен, что его утащило под воду. Острая потребность отлить привела Баки в туалет где-то в два часа ночи. Когда его голова снова коснулась подушки, ему приснился смех в доме и безумно сильные руки, подбрасывающее его и малыша в воздух, так невероятно высоко, что они летели сквозь синие облака, радугу и воздушных змеев, за которыми тянулись разноцветные нити и ленты. Ему снился отблеск зари, проникающий сквозь шторы в жёлтую и белую полоску над их головами, и удовольствие от прикосновений кожи, гладкой, как бархат, к его собственной. Ему приснился голубой кувшин Стива, наполненный яркими люпинами, и маленький человечек, зарывшийся лицом в цветы, чтобы вдохнуть их аромат. Ему снился поцелуй в изгиб шеи и розы, вырастающие на его теле везде, где касались его эти губы. Оба они проснулись по будильнику Баки ровно в 7:04 и начали собираться с силами для новой недели.