Просочиться

На следующий день Стив ощущал стеклянную стену между собой и остальным миром. В каком-то смысле эта изоляция была ужасна. В другом — защищала. Его отличие от других не могло укусить его через стекло. Он оцепенело дрался с Тором на тренировке, позволяя своему телу двигаться бездумно. Слушал на собраниях о кризисах и планах, но смерти и бессилие не трогали его так, как обычно. Настоящий его щит висел на стенке в кабине квинджета, но другой встал между ним и масштабом человеческих страданий. Незначительность войны людей, что велась внутри Мстителей, стала так же далека от него, как стали сороковые. Стив отвечал на вопросы, когда ему их задавали, но вежливо и формально, а затем сел в машину и уехал. Он почти не помнил дорогу домой. Ему потребовалось на пять секунд больше, чем следовало, чтобы понять, что что-то не так. Он уже вставил ключ в замок второй двери. Но что-то было не так. Звук был неправильным. Это могло означать опасность. Эта мысль не напугала Стива. Но какая-то, всё ещё функционирующая часть его вялого мозга отметила, что скоро Баки вернётся домой Стив был в Башне. Это не то же самое, что работа. Но у него не было возможности выполнять свою настоящую работу: защищать людей. Возможно, этого было недостаточно, чтобы заставить его почувствовать себя живым, но для этого его создали. Он ещё мог выполнять свою работу. Он мог защитить Баки от любой опасности. Странным был не сам звук. Странным было отсутствие звука. На ящике со стикерами стояла лампа. Стив, повинуясь интуиции, включил её. Ничего не произошло. Вот оно. Постоянный гул электричества исчез. Стив закрыл глаза и прислушался. Действительно прислушался. Если сосредоточиться на звуке, то он сможет позволить своему сознанию просочиться сквозь всё здание. Он слушал жизнь и опасность, но слышал только, как Альпин лениво гоняет игрушку по полу. И если это и была ловушка, то не из тех, которые должны сработать в это же мгновение. В подвале был блок предохранителей, который Стив заметил, когда разбирал бельё Баки. Стив пошёл проверить его и обнаружил, что тот не тронут. Он вспомнил момент, когда был тут в последний раз, и понял, что тут ничего не изменилось, кроме крошечного облачка пыли. Так что он открыл дверь в свою квартиру. Там тоже ничего не было. Все окна по-прежнему были закрыты. Ничего не изменилось. Никаких признаков того, что тут кто-то был. Стиву потребовалось шестнадцать минут, чтобы набраться решимости позвонить Джарвису. Каждое проходящее мгновение приближало момент, когда вернётся Баки, и только когда Стив заподозрил, что он будет тут уже через десять минут — если только его распорядок дня не изменился, — то заставил себя позвонить. — Чем я могу быть полезен, капитан? — спросил ровный голос с британским акцентом. — Отключено питание. Мне нужно… — что ему нужно? В эти дни такие штуки чинили роботы? В домах, где раньше жил Стив, он всегда знал кого-то, кто умел обращаться с инструментами — сначала друзей мамы, потом собственных, но теперь все они превратились в пыль. Стив замолк на достаточно долгое время, чтобы вмешался Джарвис. — Могу я порекомендовать вам проверить ваш почтовый ящик? Вам были даны некоторые инструкции по его использованию во время первоначального ознакомления со Щ.И.Т.ом. Теперь непрочитанных электронных писем, которые проигнорировал Стив, было больше трёхсот. Если кто-то действительно хотел поговорить, он мог позвонить. — Что мне там искать? — У вас есть сообщение от электроэнергетической компании, которая обеспечивала предыдущего жильца, а также информация от меня о рекомендуемых альтернативах. Письма были отмечены как важные и требующие срочных мер последние две недели. В качестве альтернативы вы можете устно подтвердить, что хотите, чтобы я помог обеспечить непрерывность снабжения. Стив был рад, что Джарвис не мог видеть, как он хмурится. — Что это значит? Последовала пауза, которую Стив принял за осуждение. — Проще говоря, подозреваю, что отсутствие у вас электричества связано с отсутствием оплаты. Я могу организовать заключение нового договора и немедленную оплату. — Спасибо. Я был бы признателен, — Стив заставил себя говорить медленно, спокойно. — Есть ли вероятность, что что-нибудь ещё отключится, если я не приму «срочных мер»? — Я бы порекомендовал действовать с той же готовностью в отношении водоснабжения. Также я могу организовать установку оборудования, чтобы обеспечить широкополостной доступ к интернету и телефонной линии. — Нет. Не нужно. — Шестьдесят восемь процентов домохозяйств в Америке и гораздо большая доля в Нью-Йорке… — Нет, — твёрдо сказал Стив. Он уже достаточно узнал об интернете, чтобы быть уверенным, что не хочет видеть его у себя дома. У Тони Старка просто появился бы ещё один способ привлечь его внимание. Он прекрасно обходился без этого всю жизнь. — «Да» насчёт электричества и воды, но я не хочу «широкополосного доступа». Когда Стив повесил трубку, у него осталось отчётливое впечатление, что он провалил тест. Это столетие утопало в бюрократии, и люди, выросшие в нём, знали, как она работает, точно так же, как знали, как работает техника — утюги и стиральные машины. Какая-то часть его ожидала, что появится проверяющий и считает показания счётчика, после по почте придёт отпечатанное письмо, а потом нужно будет отправить несколько долларов компании. Теперь всё было на экранах: невидимые деньги платили невидимым людям. Он ненавидел это. Ненавидел то, как много не знал. Ненавидел то, каким жалким из-за этого был. Он даже не мог понять, как сохранить свет в доме, не спросив об этом какой-нибудь компьютер. Включая душ, Стив знал, что вода будет холодной. По расчётам Джарвиса на то, чтобы привести в порядок электричество, уйдёт час. И всё же когда ледяная вода хлынула на обнажённую кожу обжигающим каскадом, Стиву пришлось подавить резкий вдох. Он знал, на что идёт, когда подставил голову под струю воды. Он всё равно это сделал. Ледяная вода. От неё онемело всё тело — сейчас она действовала также и на его разум, но тогда всё было наоборот. Он то отключался, то приходил в себя и сражался за жизнь. Отчасти инстинктивно. Отчасти просто потому, что думал, что должен. Будто был какой-то шанс, что его тело найдут, и тогда дети Америки смогут узнать, что их герой пытался жить ради них. Что он не сдался. Валькирия тонула несколько дней. Стив был сжат давлением и искорёженным металлом, и ему некуда было деться, если бы только он не разорвал себя пополам. Вода просто подступала. Ползла всё выше и выше по его груди, прикрывала собой бешено бьющееся, болящее сердце, подступала к шее, и в конце концов ему приходилось напряжённо удерживать нос над поверхностью. В конце концов и его запрокинутая голова оказалась погружённой в ледяную воду. Он отчаянно дрожал: это было последняя отчаянная попытка его тела задействовать все свои резервы, поддерживать кровообращение, несмотря на температуру. Свет застилал ему глаза, когда вода достигла носа. Он утонул в темноте. Затем ожил, чтобы всё повторилось в 2012 году. *** — Закрой глаза, Баки! — торопливо говорила Уиннфред Барнс. — Мы говорим по FaceTimed, — ответил Баки и убедился, что его мама видела, как он закатил глаза, прежде чем закрыть их. Какое-то время раздавались шорохи, затем его мама сказала: — Хорошо, открывай. А там, на экране телефона, стояла его мама, держа в руках длинное белое одеяло, тонкое, как паутинка. Баки знал это одеяло — он бы узнал его где угодно. Это одеяло постоянно было рядом, когда он был маленьким. Он помнил его тепло, помнил его тяжесть на плече, когда бродил по цветущему саду, помнил, как оно укрывало его колени, когда он открывал рождественские подарки. Но к тому моменту, когда мама отучила его повсюду ходить с ним, одеяло уже было дырявым и почти серым. Это не могло быть… — Ты помнишь? — взволнованно спросила его мама. — Я сшила его по той же выкройке. Из той же шерсти. Оно лежало у меня на чердаке на случай, если ты потеряешь своё одеяло, и нужно будет другое. Я его сохранила. Всё, что смог Баки — это выдохнуть: — Мама… — Сердце забилось так сильно, что заболели рёбра. Он никогда не чувствовал такой всепоглощающей нежности к ней до того, как забеременел. Малявка открыл для него это. Новый уровень близости и новые чувства к ней. — Это самый лучший подарок за всю мою жизнь. Без сомнений. — Ты не думаешь, что это глупо? — в глазах матери тоже стояли слёзы. — Думаю, что это потрясающе, — твёрдо ответил Баки, наблюдая, как мама с потрясающей осторожностью снова складывает одеяло. — Хотя тебе запрещено рассказывать моим друзьям о том, как долго я везде ходил с одеялом. — О, мне и не придётся ничего рассказывать. У меня есть фотографии. Например с того раза, когда ты гостил у бабушки. Ты ещё выглядел таким гордым, потому что смог помочиться, привстав на цыпочки. Или у меня есть видео, на котором ты одет как Донки Конг на Рождественском выступлении, в тот раз ты настаивал, чтобы учитель выбрал именно тебя на эту роль. О, помнишь… — Стоп, стоп! Я понял. Ритуальное унижение в пути. Когда у мамы затуманились глаза, Баки точно знал, что за этим последуем. — Скоро ты будешь ритуально унижать своего ребёнка. Давай, покажи мне моего внука, — Баки отодвинул телефон, чтобы его мама могла внимательно осмотреть его живот. — Да. Ты точно растишь там самого замечательного внука в мире. — Ты можешь определить это просто по кривизне изгиба, да? — спросил Баки. — Простому измерению окружности ты хотел сказать? — теперь ему ответила уже не только мама, но и учительница математики в средней школе. — Грубо. В смысле, верно, но грубо, — Баки вспомнил кое-что и ухмыльнулся. — О, слушай, у меня тоже для тебя сюрприз. Я поговорил со своим врачом. Она сказала, что я могу прийти на следующий осмотр на той неделе, когда вы приедете в гости с Беккой, сможете познакомиться с Малявкой. От радостного крика связь затрещала. — О, это так здорово! Ты уже сказал Бекке? Можно я ей скажу? У нас будут снимки? А у тебя они есть? Баки только улыбнулся, глядя на неё и проникаясь её теплом. Она была так добра к нему — всегда была, но особенно с тех пор, как он признался, что залетел. Она никогда не осуждала его, только обещала помочь всем, чем может, находясь за сотни миль отсюда, а ещё очень много и очень творчески ругалась, когда узнала, что его партнёр на одну ночь не захотел иметь ничего общего со своим ребёнком. — Я правда с нетерпением жду, когда ты приедешь, мама. — Что ж, надеюсь, ты накопил для меня работы по дому. Я буду очень долго плакать, если не найду кучу неглаженных вещей и список покупок. — Ты же знаешь, я могу справиться и сам. — Я знаю. Но я хочу помочь своему сыну, который готовится родить моего первого внука, и не позволю себя за это стыдить. — Просто я очень жду, когда ты приедешь. И, конечно, когда смогу впитывать все твои материнские знания. И смогу не готовить себе целую неделю, — в голове быстро всплыл один из случившихся на этой неделе ужинов. У него была плохая привычка вспоминать его на работе, по пути на работу, дома… на самом деле, постоянно. Он мог посвятить в секрет свою маму, от чего улыбнулся. — Хотя недавним вечером мне тоже не пришлось готовить. — О? Кто-то ухаживает за моим мальчиком? — Нет, мам. Ничего подобного. На самом деле, это ещё одна неловкая история для твоего альбома, поэтому надеюсь, что у тебя наготове ручка, — его мама взмахнула рукой в воздухе, словно собираясь записывать, и Баки начал: — Итак, у меня появился новый сосед… *** Стиву потребовалось немало времени, чтобы понять, что он видит в окне. Он потягивал воду из предоставленной Щ.И.Т.ом фляги, которая была и его единственной кружкой. Чем больше он пил, тем меньше ему хотелось есть. Чем меньше он ел, тем меньше приходилось ходить за продуктами. Кажется, Баки не испытывал подобных угрызений совести. Он подтащил кресло с откидной спинкой к растущему пятну утреннего солнца в саду и уплетал огромную горку тостов. Он был одет в мягкие на вид леггинсы, похожие на те, что Стив сортировал в прачечной, и очередную свою математическую футболку («Не все математические каламбуры ужасны. Просто суммируй!»), которая туго натянулась на животе. Баки выглядел… красиво. Это слово подходило ему. В нём было что-то такое, от чего веяло удовлетворением и комфортом. Стив от этого чувствовал сложную смесь ревности и восхищения. Возможно, он слегка притягивал. Как мотылька на пламя — Стив хотел сидеть у этого огня и позволять ему растопить лёд в венах, хотя он лучше, чем кто-либо другой на земле знал, что разморозка — это агония. Сделав ещё один глоток воды, Стив отвернулся от окна, чтобы не мешать уединению Баки, но он не мог не заметить, что у него не было своего напитка. И Стив ничего не мог ему предложить. У него не было холодильника или морозильника. Не было льда. Не было даже стаканов. В этой комнате не было ничего, кроме вещей для уборки. Он ничего не смог бы сделать с едой, которую купил, даже если бы попытался. Как Стив вообще мог отплатить Баки за ужин? Он не мог предложить ему даже стакан воды. Что, если Баки снова станет нехорошо? Была суббота. Стива никто не ждал. У Стива не было никаких планов. Всё изменилось в момент, когда при взгляде на пустые деревянные полки он сформировал в голове план. Он собирался обустроить свою кухню. Ему не нужен был Джарвис. У него была карта Баки. У него были ноги и мозг. В голове извивались маршруты — маршруты, которые должны были привести его в магазин, где, как ему казалось, с наибольшей вероятностью можно было найти всё необходимое. Если он побежит, то сможет добавить на карту вероятные цели. Он мог провести разведку и найти всё, что нужно. И ему не придётся добавлять гостеприимство в список всех других вещей, в которых он потерпел неудачу. *** По спине Баки струился пот, когда он выкорчёвывал из земли крепкие корни очередного одуванчика. Они были его злейшим врагом, но он не позволит им одержать победу. Он уничтожит их всех, и их детей тоже. Этот был особенно ловким мудаком. Он отказывался отпускать землю. Твёрдо решив вырвать и растение, и его корень не повреждёнными, Баки с силой потянул за стебель. Он надавил на жёсткие волокна и чуть сдвинул их, снова надавил — и стебель сломался. Всё напряжение разом пропало, и внезапно и так неустойчивый центр тяжести отклонился назад, и Баки… Чья-то рука обхватила Баки за плечи, прежде чем он успел рухнуть на землю. Взломщик. Тревога заставила Баки резко отпрянуть от прикосновения незнакомца. Разум немедленно отметил упавшую на землю тень. Широкоплечий, высокий мужчина. Никто не заберёт его и его ребёнка из сада. С такой решимостью стиснув челюсти, что они заскрипели, Баки развернулся и занёс совок, чтобы врезать им незнакомцу по пальцу на ноге… Только это был не незнакомец. Просто горячий грустный сосед Стив. Он был окружён ореолом яркого летнего солнца и держал в руках деревянный поднос с голубым стеклянным кувшином, почему-то расписанным маргаритками, и, прищурившись, Баки заметил, что Стив взволнованно нахмурился. — Парень, мне пора перестать падать к твоим ногам. Это входит в привычку, — прокомментировал Баки и тут же пожалел, что не может контролировать собственный язык. — Ты в порядке? — Спросил Стив своим бархатным голосом. — Смущён, но в порядке. — Ты чуть было не упал. — Серьёзно, я в порядке, — Баки воспользовался возможностью, чтобы снять перчатки и снова устроиться на траве. — Малявка тоже. — Затем он нахмурился, разглядывая поднос, потому что теперь, оказавшись ближе, смог разглядеть нетронутые стаканы, наполненные льдом. Даже кольца от конденсата вокруг каждого стакана не смазались. — Как тебе удалось поймать меня и не уронить всё это? Стив внезапно занервничал и пробормотал что-то о том, что гимнастические упражнения развивают рефлексы. Вроде как это не было стандартный армейской подготовкой, но Баки быстро отвлёкся на другие слова Стива. — Я приготовил лимонад. Слишком много для одного. Подумал, что на улице жарковато. Может, хочешь немного? Горячий грустный сосед Стив на самом деле мог быть ангелом, посланным с небес, потому что Баки раскраснелся от жары, а впитавшийся в рубашку на спине пот начинал вызывать у него отвращение. Влага скапливалась под тесной тканью бондажа, который он начал носить для поддержания ставшей мягкой груди. Малявка был чертовски удобным обогревателем даже без безжалостного солнечного света. Уединение в тени со стаканом домашнего лимонада звучало настолько похоже на рай, насколько он вообще мог представить. — Тысячу раз да. Когда Стив улыбнулся в ответ, Баки по-настоящему увидел его счастливую улыбку, и это было ослепительно красиво. Сердце Баки ёкнуло и споткнулась даже более драматично, чем он сам несколькими мгновениями ранее. Его решимость полностью сосредоточиться на своём ребёнке подверглась серьёзному испытанию, не так ли? Они уселись на траву рядом с домом, где здание отбрасывало блаженную тень. Заливая лимонадом кубики льда, Стив сказал: — Кстати, ты можешь сказать. Что возражаешь, что я здесь. Я имел в виду именно то, что сказал. Я не хочу вторгаться в твоё личное пространство. Говоря это, он не отрывал взгляда от стакана. — Это твоё пространство, — неохотно напомнил ему Баки. Он не думал, что Стив его выгонит, но и не хотел случайно это спровоцировать. — Ты не вторгаешься. Я имею в виду. Юридически. У тебя есть полное право выгнать меня, если захочешь. Стив перевёл поразительно голубые глаза на него. — Я бы не стал, — с жаром произнёс он. Стив протянул стакан, и тот завис в пространстве между ними. Их пальцы соприкоснулись, когда Баки принимал напиток. По коже пробежала искра, такая же напряжённая, как и его взгляд. — Я бы хотел побыть тут. Если ты не против. Здесь потрясающе. Зрительный контакт прервался, когда Стив повернулся, чтобы осмотреть творение Баки и предмет его гордости. Он потратил несколько часов на это место и не собирался скромничать. Пока Стив рассматривал георгины, Баки сделал маленький глоток лимонада, потом ещё один. Это было просто восхитительно. Он тихо застонал от удовольствия и поймал взгляд Стива, который был таким же горячим, как и весь этот день. Баки опустил голову. — Всё в порядке? — спросил Стив, и Баки был уверен, что голос его был более хриплым, чем раньше. — Идеально. Я ещё люблю добавить мяту. Если когда-нибудь захочется свежести… — Баки указал на горшок с кустиком мяты. — И, если готовишь, вся эта грядка усыпана пряными травами. Угощайся. — Спасибо, — тихо сказал Стив. Как и за ужином на прошлой неделе, Стив погрузился в молчание, будто вся его энергия улетучилась. Однако, в отличие от того раза, Баки решил не поддерживать оживлённый разговор. День и так было прекрасным. Вокруг покачивались и благоухали розы, а маленькая птичка перелетела через забор, чтобы исследовать землю, которую копал Баки. Было мирно и идеально, и Баки надеялся, что именно так будет всегда. Им не нужно было разговаривать. Они могли просто сидеть и позволить чувство умиротворения проникнуть в души. В этом году сад чувствовался иначе. Баки ухаживал за ним не только ради себя и пчёл. Его маленький росток собирался сделать свои первые шаги в этом саду. Баки собирался научить его названиям всем цветов, показывать ему каждый из них, когда они будут распускаться. На траве было место для маленькой пластиковой горки или детского бассейна летом. Он наслаждался покоем, но был готов увидеть, как тишина сменяется детским смехом. Он нежно погладил живот, натягивающий ткань футболки. Рука была прохладной от стекла стакана и приятно холодила кожу. Малявка толкнулся, и Баки вздрогнул: он ещё не совсем к этому привык. Они провели долгие минуты на солнце: Баки пытался коснуться локтей и коленок своего ребёнка, которыми он толкался изнутри, а Стив молчал. Но Баки чувствовал, что чем дольше он сидит, тем больше его размаривает, а одуванчики всё ещё никуда не делись. Когда стакан наконец опустел, он с лёгкой хитринкой улыбнулся Стиву. — Мне пора продолжать. Стив выглядел так, будто его выдернули из очень глубокой ямы. Его широкая грудь дрогнула от глубокого вдоха. Долгое мгновение спустя он спросил: — Могу я чем-то помочь? — Конечно, можешь. Я бы с удовольствием принял руку помощи, — Баки ласково похлопал себя по животу. Он был почти уверен, что ответный пинок был головой. — Это очень не помешает. — Я никогда раньше ничего не выращивал, — сказал Стив, явно снова сомневаясь в себе, и Баки не мог этого допустить. — Что ж, начнём с удаления сорняков, к посадке чего-нибудь перейдём только после того, как освоишь обрезку, — Баки не планировал больше ничего сажать в этом году, но ужасно было думать о том, что Стиву уже исполнилось двадцать пять, а он так и не испытал радости от наблюдения за тем, как растение выпускает свои первые листья, как неумолимо растёт навстречу солнцу и, наконец, расцветает. Грядки в саду уже были переполнены, но Баки был уверен, что найдёт где-нибудь место и запасную упаковку семян, чтобы преподнести Стиву этот подарок. *** Баки не шутил насчёт всех неудобств, связанных с Малявкой. Растущий вес его ребёнка действительно усложнял работу в саду. Если ползать на четвереньках, чтобы вырвать сорняки, то усилится боль в спине. И он легче перегревался, так что ему чаще приходилось отдыхать в тени. Но Стив, похоже, был не против воспользоваться его слабиной. Если уж на то пошло, Стиву, похоже, нравилось как выполнять простые инструкции, так и не торопиться. Баки это поощрял и осторожно подталкивал: никакой срочности и спешки, и если Стив выполнит всю работу, Баки просто почувствуют вину и будет вынужден работать быстрее. Когда через час Баки сделал очередной перерыв в тени, то просто стал наблюдать за Стивом. Он не хотел пялиться и правда изо всех сил старался этого не делать. Но он не мог не заметить, насколько чертовски красив был Стив. Его золотистая кожа, обтягивающая мышцы, блестела от пота. Когда Баки запрокинул голову, чтобы допить остатки лимонада, ему пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он живёт не в рекламе. Что более важно, Стиву, кажется, нравилось — он был сосредоточенным, но, насколько мог судить Баки, не потерянным. — Отлично смотрится, Стив, — неожиданно для себя крикнул через лужайку Баки, просто чтобы заслужить мимолётную полуулыбку. — Приятно, правда? Когда почва очищена от сорняков? Как будто провёл генеральную уборку. Он хотел, чтобы улыбка стала шире. Вместо этого она дрогнула, и взгляд Стива снова опустился в землю. Баки прибегнул к обычному своему средству, когда чувствовал напряжение. Когда Стив срезал увядающий лист подсолнечника, Баки сказал: — Эй, ты знал, что семена подсолнечника располагаются по спирали Фибоначчи? — он пожалел о своём задротстве практически в тот же момент, как открыл рот, однако Баки знал, что они со Стивом не станут друзьями, если тот не готов время от времени узнавать пару математических фактов. — Что? — переспросил Стив. — Спираль Фибоначчи. Это числовая последовательность, в которой каждое новое число является результатом сложения двух предыдущих чисел. Так что один и один равно два, потом добавляешь два к одному и получаешь три, затем три и два, будет пять… на бумаге это проще. — Потом будет восемь, правильно? Потом тринадцать, двадцать один, тридцать четыре, пятьдесят пять, восемьдесят девять, сто сорок четыре… — Ты считаешь в уме? — Двести тридцать три… Да? О, нет. Стив был тайным математическим гением. Баки был обречён. — Стив, это потрясающе! Ты правда никогда не слышал об этом раньше? Ты не просто… быстро считаешь семечки? — Я не считаю семечки, — чуть застенчиво усмехнулся Стив. — Если бы я подсчитывал… — Если бы ты считал, то, какой бы ни была спираль, всегда находилось бы число в последовательности. На самом деле эта спираль повсюду встречается в природе. Сосновые шишки, суккуленты, морские раковины. Розы тоже. Что напомнило мне, что их нужно подрезать. Баки заставил себя подняться на ноги. Стон сорвался с его губ, когда спина протестующе скрипнула. — Ты… — Стив замолк прежде, чем успел спросить. Он пытался не давить, не быть слишком внимательным, и Баки это оценил. Ему не нравилась суета вокруг себя. — Я в порядке, — пообещал Баки. Он воспользовался моментом, чтобы расправить спину, позволяя мышцам прийти в себя. Когда он взглянул на Стива, то обнаружил что его по-детски голубые глаза прикованы к его выпирающему животу. В них были наполовину тревога и наполовину любопытство, которые Баки привык ассоциировать с людьми, которые не так много времени проводили с беременными — они как будто готовились к возможности появления ребёнка в любой момент. Судя по тому, что Баки было известно о жизни Стива, это имело смысл. Единственный ребёнок в семье со скончавшийся матерью и жизнью, полной насилия, в каком-то кровавом песчаном месте, подумал Баки. Если бы Баки смог предоставить Стиву доступ к жизни, в которой было бы хоть чуточку больше заботы и нежности, он бы знал, что помог. Баки отвернулся от Стива и обратил внимание на розы, которые оплетали стены вокруг окон. Множество цветов во всю цвело, но было много усталых, поникших головок с опадающими лепестками, которые нужно было обрезать. Баки поднял секатор, чтобы начать срезать засохшие бутоны, и он не хотел, правда не хотел, но мельком заглянул в квартиру Стива, когда потянулся к лозе. Там было так пусто, что Баки подумал, что, должно быть, ошибся. Он взглянул ещё раз, хотя знал, что не должен, и… он не ошибся. В комнате не было не единой вещи, кроме разбитого зеркала, прислонённого к стене. Баки, должно быть, непроизвольно издал какой-то звук, потому что в отражении стекла появился Стив. На мгновение они встретились взглядами в отражении. Затем Стив отвёл глаза, заглядывая в комнату, и увидел то, что видел Баки. Голубые глаза закрылись от усталой, болезненной покорности. От стыда. — Эй, ты знал, что некоторые плотоядные растения умеют считать? — слабо попытался подсказать ему выход Баки. И, сказав, тут же понял, что это не сработает. — Я не хотел смотреть. Стив ничего не сказал. Его губы были сжаты так сильно, что побелели. Баки медленно повернулся. Он знал, что приближает ребёнка к потенциально неуравновешенному мужчине. Но он не испытывал страха. — Ты в порядке, Стив? — как можно мягче спросил Баки. На это Стив тоже ничего не ответил. Что бы не творилось у него в голове, он не мог заставить себя связать слова воедино. Баки медленно вдохнул, задержав летний воздух в лёгких, и стал ждать. Он дал Стиву время собраться с мыслями, разобраться в них. Когда Стив наконец снова открыл потускневшие глаза, в них было смирение. Будто кто-то выключил солнечный свет над морем. — Я работаю над этим, — пробормотал Стив. — Я тебе верю. Стив вздрогнул, и, ох, ему, должно быть, пришлось нелегко, если такое маленькое обещание было для него так важно. — Ты начинаешь жизнь с нуля, верно? — спросил Баки, удвоив усилия. — Конечно, это требует времени и усилий. А если тебе комфортно жить так, то живи. Никто не имеет права тебя судить. Если же хочешь жить иначе, но не можешь понять как, я могу помочь… Дай мне знать. — Как ты вообще можешь помочь? — Выплюнул Стив, так сильно сжав кулаки, что казалось, будто его кости вибрируют. Но Баки надавил на случай, если это был искренний крик о помощи, искажённый сильными эмоциями. — А какая помощь тебе нужна? Они стояли так близко друг к другу. Между ними было чуть больше дюйма — если бы Баки хотя бы чуть-чуть пошатнулся, то прижался бы к этому мужчине, который выглядел таким напряженным, словно малейшая неуклюжая ласка разбила бы его вдребезги. Баки намеренно сохранял спокойствие, изображал терпение, пока Стив не нашёл нужные слова. — Я не знаю, с чего начать, — Баки перевёл дыхание, готовый внести ясность, но Стив продолжил. — Нелепо, знаю. Девять недель назад я мог планировать рейды и спасательные операции. Я знал, когда можно потревожить врага и как лучше всего отвлечь его. Я знал, когда нанести удар, как максимизировать преимущество, как сбалансировать риск отнятых жизней… а теперь я не знаю, как начать обставлять долбаную квартиру. Слишком много переменных. Слишком много неизвестного. Раньше я знал… — тут Стив замолчал, и душевная боль подступила к его глазам. Баки едва знал этого человека. Однако он знал, что Стиву нужна помощь — больше, чем Баки надеялся оказать. Но, возможно, он мог бы сделать одну вещь, чтобы немного облегчить ношу измученного солдата. — У меня есть предложение, с чего начать. Если тебе понравится, — предложил Баки. Стив не ухватился за идею, как он надеялся, но это была первая мысль, которая пришла ему в голову. — Завтра мне нужно пройтись по мебельным магазинам, пока этот тип не решил вылезти, пока я не готов. Почему бы тебе не пойти со мной? Для разведки. У меня уже есть список нужного, а ты можешь просто… посмотреть и оценить. — Я не хочу мешать. — Не будешь. На самом деле ты бы помог. Я был бы признателен за второе мнение, и я точно не в лучшей форме, чтобы таскать всякое тяжёлое барахло. Я надеялся пойти с другом, но он занят на работе. Так что, если хочешь, я был бы признателен за компанию, и возможно, это станет для тебя отправной точкой. На этом Баки замолчал, слишком хорошо понимая, что этот человек уязвим, и что ему может не понравиться вмешательство. Но, наконец, Стив оторвался от тяжёлых размышлений и уступил. — Да. Хорошо. Если тебе это поможет. *** Тёплая вода полилась на плечи Баки, смывая пот и грязь, и, намыливая спонж для лица, он понял, что разговор со Стивом снова и снова прокручивается у него в голове. Во время их разговора у окна он почему-то чувствовал себя так, словно ходит по натянутому канату. Но Стив был крепко привязан к месту, и мысль о том, что произойдёт, если он сорвётся, должна была заставить Баки ещё больше нервничать. Он был военным. Мужчиной, в чьих руках бывал пистолет. Баки заставил эти руки работать с чистой землёй и нежными саженцами, потому что знал, что посадка семян — акт надежды, и что в садоводстве есть прощение, которого нет в других видах созидания, потому что тут нет такого понятия, как совершенство, и в то же время планка тут совсем низка: если что-то не приживается, то ты просто пробуешь снова в следующем году Стив был силён физически, но Баки никогда не приходило в голову бояться. Осторожничать — да. Но он больше беспокоился о том, что Стив сломается, чем о том, что тот набросится на него. Да, он сжал руки в кулаки, но Баки узнал это движение: он впивался ногтями в ладони, чтобы прийти в себя. Возможно, Дарси была права, и в инстинкте гнездования что-то было. Возможно, дело было просто в том, что Баки всегда пытался уладить проблемы своих друзей. Возможно, это была ярость из-за несправедливости, потому что государство использовало этого человека и вышвырнуло обратно. Возможно, взгляд, которым Стив наградил его из-за кофе, который Баки не мог пить — будто все основы его существования действительно могли быть разрушены из-за этого небольшого отказа. В любом случае, Баки поклялся помочь этому человеку. Он был осторожен со своими чувствами и всегда ставил на первое место своего ребёнка, но он мог это сделать. Он поможет Стиву. Давая себе это обещание, он не мог знать, что этажом ниже Стив сидел на кафельном полу своей ванной, ожидая, пока Баки примет душ, прежде чем пойти самому, чтобы не израсходовать всю горячую воду. Или о том, что он каждый день проверял стены, чтобы убедиться, что плесень не распространилась, и не могла причинить вред Баки и его ребёнку.