Просочиться

Кексы смотрели на Стива. Стив не смотрел на кексы. Стив смотрел на себя. Кто бы ни жил в этой квартире до него, в спальню он поставил большое зеркало, которое не забрал с собой. Стив его избегал. Он мог жить в этом мире как призрак, но чувствовал себя в ловушке, если видел себя тут, окружённого пустыми стенами. Невозможно вернуться на десятилетия назад. Это само по себе было фантастикой, и Стив это знал. Отчаянная мольба отчаявшегося разума. Ну, раз он здесь, значит, он не умер. Если он здесь, то умерли все остальные. Этого никогда не должно было случиться. Но потом в жизнь Стива вторглись кексы и их создатель, и, должно быть, остатки его разума отвлеклись на них, потому что, вернувшись в свою самодельную яму, он мельком увидел то, что должно быть, увидел его новый сосед. Раньше его это не беспокоило: он знал, что мысли его мрачны, поэтому и сам он тоже должен выглядеть мрачно. Стив выглядел так ужасно, что сумел напугать самого себя. Густая клочковатая борода скрывала измождённое бледное лицо. Пустые глаза в отражении пристально смотрели на него, и Стив заставил себя встретить их взгляд. Он выглядел как дикое нечто. Он выглядел пугающе. Он лучше заботился о себе в окопах. Он напугал того милого молодого человека? Поэтому тот пришёл с подарками? Чтобы задобрить зверя прежде, чем тот на него набросится. Стекло разлетелось вдребезги. Боль пронзила костяшки пальцев, затем утихла. Стив опустил взгляд на блестящие под ногами осколки. Кровь растекалась по пальцам ног. Ещё больше брызнуло между ними. Вместе с последовавшей за этим потрясающей тишиной Стив ощутил спокойствие, будто вся эта безумная паника текла в его крови, а теперь вытекала на линолеумный пол. Со спокойствием наступил момент ясности. Нет. Мужчина — Баки — не выглядел испуганным. Стив копался в своей идеальной памяти, вспоминая тот момент, и он не видел страха. Он видел доброту. Возможно, не было ничего странного в том, что Стив так отчаянно пытался распознать её. Он видел очень мало доброты с тех пор, как проснулся в этом отвратительном веке. Конечно, он не нашёл доброты ни в Щ.И.Т.е, ни во Фьюри. Или во Мстителях — только манипуляции, эго и власть. Он не видел доброты и на улицах Нью-Йорка, где религиозные группы раздавали брошюры о спасении, но при этом игнорировали больных и обездоленных, парализованных болезнями и наркотиками, что лежали на асфальте всего в нескольких шагах от них. Баки был милым. Нормальным. Он сделал то, что сделал бы Стив, если бы когда-то, давным-давно, в его дом переехал новый сосед. В его поступке не было ничего кричащего и безумного, ничего, что заставило бы Стива чувствовать себя не в своей тарелке. Конечно, это могло быть уловкой. Нахмурившись, Стив обнаружил, что его тянет к корзинке с кексами. Под ногами хрустело стекло, но он игнорировал новые раны, вместо этого рассматривая подарок поближе. Взгляд зацепился на деталях: выцветшая тканевая подкладка и погнутое плетение из ивы. Корзина была не новой. Подержанной. Возможно, когда-то давно Баки подарили в ней подарок. Это было плюсом. Щ.И.Т. подобрал бы что-нибудь новое. А кексы… Стив двигал каждый, рассматривая их, и все они были с разным вкусом: шоколадные, вишнёвые и черничные. Затем он ощутил запах. Насыщенный, маслянистый и сладкий. Рот тут же болезненно наполнился слюной. Стив протянул руку и только сейчас рассмотрел её. Костяшки пальцев были покрыты струпьями, следы крови въелись в складки кожи. Но хуже всего было то, что под ногтями виднелись полоски грязи после единственной попытки отмыть стену. Стив пожал Баки руку этой рукой. Баки был беременным. Стив мог его чем-то заразить. Баки мог заболеть из-за этой квартиры. Вентиляционные отверстия трубопровода были общими. Через них могли переноситься споры плесени… В корзинке была карта. Стив вытащил её, и какое-то время его ослабший разум пытался распознать мелкий неряшливый почерк и стрелки, нарушающие аккуратную схему Южного Бруклина. «Еда на 5+. Фрэнки — милашка». «Лучший кофе в Бруклине. Аж руки дрожат :3» «Тайное убежище у озера. Тут тихо». «Идеальное место для наблюдения за щеночками». «За эти сырные стейки можно умереть». Подавляющее большинство комментариев Баки были положительными, но было и несколько предупреждений. Рядом с одним продуктовым магазином была подпись: «не покупай здесь, если не хочешь потратить восемь долларов на один банан», а у другого ресторана «хреновое обслуживание». Всё это было прекрасно, но где Стиву взять то, что теперь считалось моющими средствами. Он подозревал, что не сможет справиться с огромным торговым комплексом (рядом с ним Баки сделал пометку: «Составь план. Возьми с собой вдвое больше сумок, чем, как кажется, понадобится. И жди, что остановишься подзаправиться чурросом»). Внезапно понял, что думает о чистящих средствах, которыми были завалены шкафы у Тони. Для каждой поверхности были разные спреи. Стив привык, что их до нелепого много. Но наверняка в большинстве продуктовых магазинов всё ещё продаются уксус, лимоны и сода? На карте нашлась крошечная заметка, которую Стив ещё не видел. Она гласила: «для домашнего хлама нет ничего лучше, чем Home Depot. Это спасение». Стрелка указывала на магазин сразу за углом. Идти было недалеко. Стив мог сходить туда и зайти в продуктовый. Сначала ему нужно было принять душ, смыть кровь. Это был план. Всё складывалось. И, возможно, если он примет душ и приберётся, то заслужит кексы, которые наполняли аппетитным ароматом его затхлую, унылую квартиру. Кофейня, которую Баки обвёл сердечком, находилось между продуктовым магазином и их домом (который он пометил звёздочкой). Может, там Стив сможет купить что-нибудь, чтобы расплатиться с ним. Сказать одновременно «спасибо» и «прости». Да. Стив, вероятно, мог с этим справиться. *** Впервые за пять дней Стив что-то сделал. Он принял душ, побрился и понял, что чувствует себя почти человеком. Он купил веник, швабру, щётку для мытья полов и пылесборник. Он не только купил всё необходимое для уборки, но и убедил себя приобрести настоящую еду на ужин. Он отказался покупать мыло за три с половиной доллара в продуктовом, но наткнулся на аптеку с распродажей и решил и эту проблему. У него было всё, что нужно. Стив вернулся домой с большим стаканом латте в руках, зная, что не должен чувствовать такое беспричинное удовлетворение от незначительного успеха. Но он воспользовался этими эмоциями, чтобы улыбнуться, и направился вверх по лестнице. За дверью Баки была небольшая площадка, где тот, по-видимому, хранил обувь и, почему-то, огромного керамического слона. На ворсистом коврике было написано: «вытри лапы». Стив всё же нахмурился, когда Баки открыл дверь. Тот улыбнулся Стиву, и это согрело его. — Привет, Стив. Тебе всё-таки нужен сахар? — Кофе, — Стив чуть не хлопнул себя по лбу. — В смысле. Я хотел тебя поблагодарить. За корзинку. Так что. Кофе. — О! — Баки уставился на протянутый ему стакан. Его улыбка угасла, как и крошечный огонёк уверенности, который пробудил Стива к жизни. Он был уверен, что сейчас люди постоянно это делали. Тони постоянно отправлял людей за кофе. Стив ходил за заказами команды вместе с Наташей и внимательно наблюдал за получением, усваивая те необъяснимые различия между местом заказа у стойки и зоны обслуживания, а ещё странными неопределёнными местами между ними. — Спасибо, — тихое слово прорвало беспокойство Стива. — Это ведь кофе без кофеина, верно? — Кофе без кофеина? — повторил Стив, буквально ощущая, как воздушный шарик, раздувшийся у него в груди и обещавший хороший день, вот-вот начнёт сдуваться. — Да, потому что… — Баки указал на свой живот, очерчивая рукой округлость. — Ребёнок. Баки не мог пить обычный кофе. В этом веке это была одна из вредных для здоровья вещей. Стив не знал. Что касалось этого, он был просто чёртовом невежей. Даже в своё время. — Я не… — Это было очень мило… — Я просто… — Нет никаких причин… — Я думал… — Всё в порядке… Стив не мог этого сделать. Баки снова был добр. Пытался утешить Стива из-за его же собственной глупости. И Стив не мог этого выдержать. — Мне очень жаль. Стив сбежал, как трус. *** Новые вещи для уборки стояли у двери. Ручки швабры и щёток перепутались. Они были прислонены к стене под выключателем, отмеченным грязными отпечатками пальцев. Картошка, лук и хот-доги добрались только до кухни, не дальше. Кофе в стакане остыл, и Стив ненавидел себя за расточительство. *** На следующий день было воскресенье. Как и в каждое воскресенье до этого, Стив задумался, не пойти ли на мессу, и пришёл к выводу, что не заслуживает прощения, которую она могла бы предложить, и не особенно хочет думать о Боге, мысли о котором когда-то приносили утешение, а теперь казались очень далёкими. Кексы до сих пор стояли на столе, и Стив странным образом ощущал себя похожим на пещеру. Он снова пропустил ужин, но дело было не в голоде. Пустота внутри была намного глубже. Стив не знал, как заполнить её, поэтому съел на завтрак четыре кекса в надежде хоть немного успокоить её. Они были восхитительны. Влажные, сладкие и совершенные, тающие у него во рту. Он почти не пил. Стакан с кофе всё ещё обвиняюще стоял на стойке, насмехаясь над Стивом из-за его неудачи. На стенах всё ещё была плесень. Стив не мог позволить ей распространиться дальше. Он не смог должным образом отблагодарить нового соседа. Меньшее, что он мог сделать — устранить источник опасности. Стив должен был быть долбаным супергероем. Историю его жизни отрисовали в комиксах, которые читали дети. Он мог убраться в этой квартире. Когда Стив смахивал рассыпанные по столешнице крошки от своего завтрака, с потолка послышались аккорды новой песни. Это не была та нежная мелодия, которую ставил Баки, когда готовил или расслаблялся вечером. И не та бодрящая, под которую тот предпочитал просыпаться. Эта музыка начиналась с решительного барабанного стука, сопровождаемого электронными нотами. Через несколько мгновений Баки страдальческим голосом начал подпевать. Ритм барабанов резко ускорился, к записи присоединился голос Баки. Стив потянулся за ведром для швабры, когда Баки пропел: «Ты знаешь, что мне бы пригодился кто-нибудь. Кто-то вроде тебя, и всё, что ты знаешь, всё, что ты говоришь…» По комнате разнёсся тёплый аромат воды с лимоном. Уже вскоре у Стива под ногтями, под которыми ещё вчера были грязь и кровь, появилась зернистая паста из лимона и соды. Грязная вода с точками плесени стекала по рукам, и под его давлением медленно открывалась белая плитка и гладкое дерево цвета мёда. Теперь было достаточно лишь одного сильного нажатия, чтобы сломать щётку. В какой-то момент, когда Стив отмывал плиту особенно сильноконцентрированным раствором уксуса, возможно, из-за нехватки еды, а может, из-за резкого кислого запаха, на него накатила волна головокружения. Усталые голубые глаза матери благодарно прищурились, когда она передавала ведро в руки Стива. В тонкие руки недоедающего подростка, чьи кости были обтянуты тонкой, не толще бумаги кожей. Стиснув зубы, Стив распахнул окно, выпуская спёртый воздух и воспоминания. Свежий воздух постепенно наполнял комнату, сопровождаемый пением Баки. Он пел что-то о звезде, затевающей драку, а Стив обнаружил, что открывает все окна одно за другим. Тёплый летний воздух проникал внутрь, и это было совсем не похоже на горький, загрязнённый смог Манхэттена. Вместе с ветром в квартиру проникало что-то сладкое, почти усыпляющее. Стив впервые выглянул в окно и увидел сад, который упоминал Баки. Вокруг окна росли розы. В землю были высажены кусты с тёмными листьями, чьи покачивающиеся оранжевые головки поворачивались в сторону солнечного света. Вёдра с маргаритками. Горшки с лилиями. Буйство пурпурных, розовых и красных оттенков цветов, названий которых Стив даже и не знал. Кто-то заботился об этом месте. Вложил время, силы и деньги в эту землю, чтобы вырастить на ней цветы. Меньшее, что мог сделать Стив — вымыть окна, вокруг которых Баки высадил свои розы. Он вылил грязную воду в раковину, схватил новую тряпку и попытался не думать о том, каково это: находиться в компании Баки и слушать, как тот искренне поёт, выполняя воскресные утренние дела. *** Отмыв кухню, гостиную и спальню, Стив впал в ступор, из которого его вывели голоса. Он, ссутулившись, сидел под одним из сверкающих окон, когда услышал звук дверного звонка. Звонили не в дверь Стива, и он почувствовал облегчение. Послышались приветствия, голоса, быстро перекрикивающие друг друга. Четыре голоса, включая голос Баки, который инстинктивно распознал Стив. Среди них был только один женский голос, который воскликнул: — Боже мой! Ты сияешь. Только взгляни на себя. — Вот не надо. Я выгляжу так, будто проглотил дыню, — возразил Баки. Стиву стало интересно, покраснел ли он. — Представляю себе это, — вставил мужской голос, и, по-видимому, это было весело, потому что все четверо громко рассмеялись, поднимаясь по лестнице. Затем послышались другие голоса. — Так вкусно пахнет. — Вот, Мэтт, я возьму твоё пальто. — Фогги, хочешь, я поставлю это в холодильник? Стив инстинктивно вздрогнул при звуке шлепка и почти вскочил на ноги, но понял, что это, должно быть, был дразнящий жест, потому что все четверо смеялись, а женщина — Карен, как догадался Стив — ругалась: — Не нужно было тебе приносить выпивку. Это несправедливо, пока Баки нельзя пить. Эту полезную информацию Стив отложил на потом. Этим четверым потребовалось немало времени, чтобы устроиться, и Баки, должно быть, тоже открыл окна, потому что Стив слышал каждое слово. Судя по разговору, они были хорошо знакомы. В голове промелькнула мысль, что Стиву, вероятно, не следовало подслушивать Баки и его друзей, в конце концов, он сам сбежал из Башни из-за прослушки. Но ему всё ещё нужно было найти способ поблагодарить Баки после катастрофического инцидента с кофе. Возможно, это поможет ему добиться большего успеха. Как и всегда, Стив понял, что, как бы внимательно ни слушал, теряет нить разговора. Эти четверо говорили о телешоу, которые Стив никогда не смотрел, о людях, которых он никогда не встречал. Все разговоры этого столетия пестрили терминами, которые Стив не понимал. Но из тех обрывков разговоров, которые удалось уловить Стиву, удалось сплести воедино историю четвёрки. Он выяснил, что Мэтт, Фогги и Карен работали в юридической фирме, Баки же работал в музее: он его явно обожал, что не мешало ему на него жаловаться. Почему-то Стиву казалось, что первой Баки повстречал Карен, и ему было достаточно близко чувство юмора Мэтта. В их разговоре он отмечал и другие мелкие детали. Он узнал, что у Баки сильно разболелась спина, и понадеялся, что тому не пришлось слишком долго стоять у плиты за готовкой. Или что тот собирался когда-нибудь прогуляться по магазинам вместе с Карен, потому что постоянно откладывал покупку детских вещей. Мэтт и Фогги только что выиграли крупное дело и переругивались, будто пожилая супружеская пара, из-за того, каким будет следующее. Стив узнал, что Баки легко рассмешить, что он готов был громко высказывать своё возмущение из-за закона о контроле над оружием, что использовал сарказм как защитный механизм и имел своё чёткое мнение о Нью-Йоркском метро, которое заключалась в том, что им пользовались только жители пригорода. Через некоторое время на Стива нахлынуло столько информации, что он перестал разбирать детали. Однако слушать не перестал. Он сидел на том же месте, позволяя безобидным звукам омывать себя, потому что их нормальность успокаивала. Это была невинная болтовня и смех, частью которых так редко доводилось становиться Стиву. Настоящие друзья у него впервые появились на войне, и их шутки часто были мрачными и резкими из-за нависающей над ними тени смерти, как бы легко они не пытались её переносить. Они сражались за то, чтобы разговоры могли быть такими. В конце концов Стив вспомнил, что больше недели ни с кем не разговаривал, исключая Баки и продавца в магазине. Он возмущённо потянулся за телефоном. А потом ещё более возмущённо встал, подключил к зарядке отключившийся телефон и подождал, пока тот включится. На нём были три новых сообщения и двести сорок восемь электронных писем. По восемнадцатому электронному письму Стив понял, что Щ.И.Т. хочет, чтобы он вернулся к работе. Старк хотел обновить его костюм, и, очевидно, для этого Стиву придётся присутствовать на примерке лично и целых три часа терпеть этого человека. Пеппер хотела обсудить мероприятия, на которых Стив снова смог бы изображать цирковую обезьянку для богатых и знаменитых. Наташа хотела, чтобы он пришёл на тренировку. Клинт приглашал на вечер пиццы и кино, и Стив предположил, что это было отсылкой на его диету, а значит, блядь, они всё ещё за ним шпионили. Именно из-за этого письма телефон полетел через всю комнату. Он разбился так же легко, как и зеркало. Голоса наверху замолкли. — Что это было? — спросил мужской голос, и Стив решил, что это Фогги. — У нас тут новый сосед. Наверное, он что-то уронил, — сказал Баки. Каждый мускул в теле Стива закаменел. Вот оно, сейчас Баки скажет им, каким он был идиотом, и все они посмеются над ним. Они уже обсудили столько тем и посмеялись над ними, что странно, как они ещё не дошли до него. — Уже встречался с ним? — спросил более тихий мужской голос — Мэтт. — Мельком, — ответил Баки. — И-и-и? — дразнящим голосом подзадорила его Карен. Стив так и застыл в полуприседе. Сердце бешено колотилось в груди. Именно так это и происходило. От него пытались скрыть критику — от всех людей, которых он не смог спасти, чьи дома были разрушены из-за того, что он был не достаточно хорош, недостаточно быстр, недостаточно умен. Но он слышал их. Он знал. Внезапно ему показалось, что он стоит на краю пропасти. Наверное, его не должно волновать, что Баки считает его неудачником. Этот парень был незнакомцем. Но Стиву достаточно было бы наконец услышать это подтверждение, чтобы тонкие струны его самоконтроля лопнули. Он упал бы в пропасть. Упал. — Умопомрачительные мышцы и голубые глаза, в которых можно утонуть, — еле слышно протянул Баки. Карен захихикала. Сердце Стива пропустило удар, раз семнадцать. — В нашу первую встречу он был довольно грубым. Я на секунду подумал, что он, возможно, нелегал, понимаешь? А потом он принёс мне кофе и прибрался. Карен, богом клянусь, о его подбородок можно порезаться. — Ооо. А как тебе его руки? — Думаю, он мог бы сделать мной жим лежа, даже с учётом Малявки, — сказал Баки. — Боже, он, наверное, мог бы одновременно приседать со мной и делать жим. — Это потребовало бы серьёзных усилий. — Он на них явно способен. — У вас тут жарковато, смотрю? — спросил Фогги. — Знаешь, у тебя окно открыто, — между делом заметил Мэтт. Следом послышались пронзительные восклицания, и разговор приглушило хлопанье множества окон. Стиву было всё равно. Он до сих пор смог бы их расслышать, если бы пытался, но он услышал достаточно. Вместо того, чтобы продолжить подслушивать, он начал собирать осколки разбитого телефона. Всё тело гудело. Возможно, его новый сосед подыграл своим друзьям. На самом деле он почти наверняка это делал. И всё же Баки не считал его неудачником. Баки нравились его глаза. Его мускулы. Стив опустил взгляд на собственные бицепсы. Руки всё ещё казались ему неуклюжими. Может быть… может, если завтра он пойдёт в башню, то может заглянуть в спортзал. Может, не так страшно будет немного подвигаться. Поддерживать форму. Это было… так он мог проявить себя, потому что все ценили его силу. А пока… может, он мог бы убраться в ванной? *** Следующая ночь была наполнена снами. Бруклин был тем серым Бруклином, каким он его помнил. Затем он рухнул. Каждый дом рухнул, а небо наполнилось криками умирающих. Монстры ползали по кирпичной кладке, их тела истекали кровью и гноем. Мертвецы лежали на мертвецах, посреди Проспект Парка были вырыты траншеи, и там был Гейб — он смотрел вытаращенными, белыми глазами. Рядом с ним лежала мама Стива, истощённая и хрупкая, безнадёжно искалеченная. Жак был разорван на куски, а Дум-Дум стрелял с крыши здания, пока нечто злобное, зубастое и когтистое не спикировало вниз. Стив бросился вперёд, готовый подхватить его, но услышал треск. Сотни костей одновременно сломались, когда Дум-Дум рухнул на бетон. Стив всё ещё стоял в нескольких футах от него. Стив побежал, но существа последовали за ним. Он упал на бегу, поднял взгляд и увидел, что война последовала за ним домой. Он бежал, но вокруг двигалось время, а не мир, и все короли, президенты и учителя, которых он помнил, махали ему рукой, превращались в пыль, пока он отчаянно пытался найти выход. Все конечности пылали огнём, пока его тело тряслось, судорожно возвращаясь в жизни. Агония, которую не смогли притупить технологии двадцать первого века. Боль от пробуждения была такой же сильной, как от разморозки. Стив открыл глаза и понял, что он не дома. Он больше никогда не окажется дома. Тяжело дыша и обливаясь потом, он лежал на скользком от собственной испарины полу, чувствуя себя так, будто его связали и пытали в реальности. Затем по его щекам потекли слёзы, смешиваясь с потом, и он крепко зажмурил глаза, чтобы остановить их. Он не станет плакать. Если он начнёт, то уже никогда не остановится. *** На следующий день Стив так и не встал. Он не пошёл в Башню. Он лежал на полу, там же, где заснул, и жалел о том, что не смог упасть по-настоящему, жалел, что у него не хватило смелости подольше задержать смерть. Он слушал, как Баки уходит на работу. Немного слушал, как бегает и шуршит не крыса наверху. Слушал, как Баки возвращается. Он наблюдал за тем, как скользит по полу солнечный свет, обличая оседающую на только что отмытых поверхностях пыль. Где-то после семи вечера наполненную страхом дремоту прервал новый звук, и в конце концов его тормозящий разум осознал, что Баки отправился стирать бельё. Звук был другим, не таким же, что издавала машина Старка — та была практически бесшумной. Но звук доносился из подвала, и, насколько было известно Стиву, там находилась только прачечная. Он слышал, как Баки поднимается по лестнице, и как работает стиральная машина. Наступило восемь вечера, затем девять. Машина закончила стирать около десяти. Часы на запястье Стива показывали одиннадцать, а Баки всё ещё не вернулся за постиранным бельём. Это было проблемой. Стив не мог перестать думать о одежде, которая осталась там. Её следовало высушить. Она могла отсыреть. На ней даже могла появиться плесень. Стив только что избавился от чёртовой плесени. Когда наступила полночь, Стив в третий раз за день поднялся с клочка пола, который использовал вместо кровати. Он высунул голову из-за двери и напряжённо прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Ни телевизора, ни музыки, ни шагов. Баки, должно быть, уснул. Двигаясь бесшумно и мягко, будто в те далёкие времена, когда проникал на базу Гидры, Стив прокрался в подвал. Там он осмотрел свою цель. Кнопки стиральной машины были расположены иначе, но в целом она казалась довольно похожей на ту, что была в той его комнате, куда его изначально поселил Фьюри, и даже не сильно отличалась от той, что была в Башне. Открывалась она так же легко, как и сушилка. Стив тщательно перебрал бельё. Он проверил каждую этикетку, чтобы разобраться, что нужно повесить сразу, а что можно положить в сушилку. По крайней мере, в этом веке на некоторых вещах всё ещё были указатели на этикетках. Те несколько вещей, которым ещё нужно было просохнуть, он повесил на раскладной металлический каркас, который, как он подозревал, существовал именно для этой цели. Остальное он положил во вторую машину. Когда сушилка тихо закончила работать, Стив почувствовал лёгкую вспышку удовлетворения. Ему не хотелось спать, поэтому он был рад подождать, пока одежда высохнет и согреется. После он аккуратно сложил её в корзину и оставил ту у Баки на пороге, прежде чем прокрался обратно в свою квартиру. *** Стив брал себе на завтрак один из последних, чуть зачерствевших кексов, краем уха слушая шаги Баки. Был вторник, за полчаса до этого он слышал будильник. Стив прислушался, когда Баки открыл дверь. Он услышал тихий звук замешательства, за которым последовало осознание и такое же тихое «О!». Потом он услышал, как Баки подошёл к его двери. Стив был почти уверен, что он уже занёс кулак над дверью, готовый постучать. Стука так и не последовало. Он услышал, как Баки переминается с ноги на ногу. Затем, как тот пробормотал «чёрт». А потом, как открылась и захлопнулась дверь. Не было ещё и восьми. Стив уже чувствовал себя измотанным. Устав бороться с эмоцией, которую он не стремился идентифицировать как разочарование, потому что мог чувствовать нечто большее, Стив заставил себя встать и направился в ванную. Ему предстояло тащиться в Башню через весь город, пока никто не начал его искать. Последнее, что ему было нужно — так это чтобы какой-нибудь благожелательный Мститель или агент Щ.И.Т.а оценивал его квартиру. Он заставил себя действовать, стараясь не слишком углубляться в размышления о том, почему Баки не постучал.