Маленькая проблема

— Так, что именно я должна сделать? Миори с напряжением смотрит на заброшенное здание, возле которого они стоят. Это небольшое двухэтажное бетонное строение, которое они нашли недалеко от промышленного района с целью поймать там проклятие и проверить технику Миори. Вся усталость, что накопилась от истерики и нервов, внезапно отходит на задний план, как только они туда прибывают. Последний раз она видела людей более пяти минут назад, так что она сомневается, что их кто-то увидит. И всё же, Миори беспокоится о том, что они не поставили завесу – она же должна отвлекать внимание, да? – пока до неё не доходит, что это, должно быть, наоборот, привлечёт ненужное внимание со стороны колдунов дзюдзюцу. — Для начала попробуй почувствовать проклятие, — говорит ей отец; его высокая фигура стоит прямо за её спиной. — Не бойся идти вперёд, я буду рядом. Это не совсем её успокаивает, но Миори держит свои мысли при себе. Она не может решить, было бы ей спокойнее в присутствии матери или нет, но так или иначе её окаа-сан была вынуждена остаться и приглядывать за сёстрами Хасаба. Как итог: в этом заброшенном месте только Миори и её отец. — Как только увидишь проклятие, ты должна будешь попытаться его изгнать, — большая рука отца мягко её подталкивает, и Миори наконец делает шаг вперёд, направляясь к пустующему зданию. — Я расскажу тебе, как это сделать. Уверенная хотя бы в том, что теперь, когда отец знает о её проклятой технике, он не даст ей умереть, Миори заходит внутрь. В самом здании темно и затхло, в воздухе витает отчётливый запах мокрого бетона, и Миори надеется, что они не подхватят там никакой грибок. Надеется, что тут живёт не Проклятие Болезни – мать рассказывала ей о подобных. Пробираясь всё глубже внутрь и не слыша ничего кроме их с отцом шагов, девочка в какой-то момент задаётся вопросом: есть ли тут вообще проклятия. И через секунду понимает, что должны быть, потому что иначе ото-сама не выбрал бы это здание – там был ещё ряд других. Более того, в воздухе определённо есть какое-то ледяное давление, и Миори предполагает, что это должно быть влияние проклятия. Просто она не может понять где оно, потому что это ощущение окружает её повсюду. — Не пытайся их услышать или увидеть, почувствуй, где они, — наставляет её мужчина, всё так же следуя за ней по пятам. — Не все проклятия издают звуки. И не все из них сидят на виду. Вздохнув, Миори останавливается посреди комнаты, не видя смысла бесцельно бродить, и прислушивается к совету отца: закрывает глаза и пытается почувствовать. Поначалу всё кажется совершенно нормальным: темнота перед глазами, непроизвольные мысли в голове, отдалённый шум ветра снаружи. Она пытается сосредоточиться на ощущении этого давления, что преследует её от самого входа – какое-то время оно остается прежним. Спустя примерно пятнадцать секунд Миори надоедает, и она хочет уже поскорее открыть глаза. Раздражённый вздох невольно вырывается из её рта. А потом она не то чтобы чувствует… она это видит. Её глаза всё ещё закрыты, но внезапно в этой темноте, в левом углу её не-зрения, появляется фиолетовое пятно. Оно едва ли заметно на фоне черноты и серых вспышек, мелькающих в этой темноте – отголосков света, что с улицы проникают в комнату. Но теперь, когда она видит это большое пятно, ей кажется, что она замечает и другие – поменьше. Сомневаясь, что сможет почувствовать эти маленькие пятна, Миори, всё так же с закрытыми глазами, поворачивается к этому большому фиолетовому огню в темноте. Она не слышит шагов отца, но знает, что он позади неё – наблюдает. Миори не совсем уверена, как правильно должна это сделать, поэтому просто мысленно как бы тянется к этому неизвестному проклятию. Похоже, это не совсем верная тактика, потому что ничего особо не меняется. Она подумывает спросить совета у отца, но в итоге решает попробовать ещё раз самой. Ото-сама сказал почувствовать это проклятие. В теории, она должна научиться находить проклятия с открытыми глазами, просто находясь к ним достаточно близко. Значит, думает Миори, это ощущение должно возникать независимо от того, знает ли она где проклятие или нет. Она не должна самостоятельно к нему тянуться. Так как, чёрт возьми, она должна его почувствовать? Концентрироваться на самом проклятии в данный момент нету смысла – это она уже поняла, – так что Миори пытается зайти с другой стороны. Она делает глубокий вдох и просто пытается почувствовать.Пытается ментально прощупать окружение, ныряет глубже в это вялое давление вокруг неё. Она ведь уловила, что это идёт от проклятий, ей просто надо понять откуда. Не увидеть, а почувствовать это. Если бы она не знала, что это возможно, Миори бы решила, что ото-сама её разыгрывает. Почувствовать что-то просто силой мысли кажется нереальным. Для её двадцатилетнего сознания это было нереально. Миори не знает, сколько секунд проходит – её терпения едва ли хватает стоять с закрытыми глазами без какого-либо результата, – прежде чем она действительно это улавливает. Давление медленно нарастает сначала где-то у неё во лбу – из-за чего Миори сначала думает, что просто перенапряглась, – а потом тянет её в сторону того большого пятна перед ней и другого, поменьше, где-то наверху. Они не рядом с ней, но где-то в соседних комнатах. Кроме ощущения давления, Миори может сравнить это только со сквозняком. Нужно понять только откуда дует. В таком случае, стоит ли ей сравнивать фиолетовое пятно не огоньком, а с окном? Это странно. Как только Миори осознаёт, что она это чувствует, распознавать проклятия становиться как будто бы легче. Ей даже кажется, что фиолетовые пятна начинают светиться ярче. Решив, что на данный момент этого хватит, Миори открывает глаза и поворачивается к отцу. Мужчина стоит в двух шагах от неё, его руки привычно спрятаны в больших рукавах его одеяний. Фиолетовые проницательные глаза смотрят прямо на неё. — Я нашла их, — говорит Миори, облизывая пересохшие губы, — одно большое проклятие находится в той комнате, — она показывает в сторону пальцем, — а другое где-то над нами. Есть ещё маленькие, я их смутно вижу, но совсем не чувствую. Её отец секунду молчит, а потом добродушно кивает: — Даже лучше, чем я ожидал, — говорит ото-сама, подходя к ней и кладя руку ей на макушку. Девочка гордо выпрямляется от его похвалы. — Конечно это заняло немало времени, но учитывая, что ты смогла их увидеть,даже самых маленьких, это достойно уважения. Особенно в твоём возрасте. Миори задаётся вопросом, является ли видение чем-то более продвинутым, чем просто ощущение проклятий. Судя по словам отца, она случайно перепутала этапы в обучении. Возможно, это к лучшему. — Пойдём посмотрим на то, что наверху, — говорит отец, делая шаг к выходу. — Оно Четвёртого Ранга в отличие от того, что в соседней комнате. Мужчина ждёт её у дверного проёма, и Миори первой выходит из комнаты. Он следует сразу за ней. — На самом деле, — внезапно начинает лекцию отец, — рядовые колдуны намного хуже чувствуют проклятия. То, что ты их смогла так быстро найти – это наша с тобой способность. — Правда? — Миори не поворачивается, поднимаясь по бетонной лестнице, но внимательно слушает. — Да. Обычно они чувствуют проклятую энергию, лишь когда она активно используется, — ото-сама подхватывает её, когда Миори случайно спотыкается. — В остальных случаях они могут лишь в целом определить, что в данной области есть проклятия, но не знают точно где. Как ты сейчас с маленькими. Исключениями являются проклятия первого ранга и выше – у них особо насыщенная энергия. Ну и уровень, и опыт колдуна также влияет на восприятие. — Как же тогда они определяют ранг проклятий, если еле их чувствуют? — приходит вопрос ей на ум. — В основном с помощью талисманов, — они останавливаются возле комнаты, где прячется проклятие. По тонкой детской коже бегут мурашки от неестественного холода. — Но для этого они должны знать, что там появился проклятый дух. Так что обычно колдуны просто реагируют на странные происшествия и проверяют, связано ли это с проклятиями. Закончив на этом объяснение, её отец кивает головой в сторону дверного проёма. Миори на секунду колеблется, но, встретив спокойный взгляд ото-самы, заходит в комнату. Дрожь пробирает её тело – Миори проклинает свою летную одежду, хоть и знает, что дело не в этом. Этот холод есть только внутри её головы. И это странно. Миори не сразу замечает проклятие, но чувства быстро подсказывают ей направление. На первый взгляд это просто огромный розовый шар, чуть больше её детского тела, со странными тонкими ножками и кучей глаз. Включив фантазию, Миори решает, что это должно быть какое-то паучье проклятие. Отдалённо, но похоже. Проклятие сидит в углу под потолком и, как ей кажется, слегка съёживается при их появлении. Девочка списывает это на ауру отца – если она правильно помнит, слабые проклятия остерегаются сильной проклятой энергии. Как говорит её мать: "Нет ума, но есть инстинкты." — Вытяни руку в его сторону, — как и обещал, инструктирует отец, — почувствуй свою проклятую энергию и попробуй представить, что у тебя в руке образуется… чёрная дыра. Ты знаешь, что это такое? — спрашивает мужчина и, получив кивок, продолжает. — Так вот, эта чёрная дыра должна как бы притянуть к тебе проклятие, сформировав из него шар проклятой энергии. Так понятно? Миори не может сказать, что точно сможет это сделать – поскольку она даже не знает, как использовать свою проклятую энергию, – но ей понятна идея. Девочка надеется, что это проще, чем создать расенган, несмотря на их схожесть. И тут же задаётся вопросом, что это такое и откуда она это знает. Проклятие всё так же сидит на своём месте – видимо надеясь, что про него забудут – когда Миори вытягивает в его сторону руку. Она на всякий случай закрывает глаза, зная, что ото-сама контролирует ситуацию. Это Четвертый Ранг. Должно быть просто. В этот раз Миори сразу вспоминает, что негативные эмоции помогают использовать проклятую энергию – урок матери всплывает в голове. Другой урок, который преподавался не ей, также сразу приходит на ум. Она отмахивается от накладывающихся друг на друга воспоминаний, концентрируясь на текущем моменте. "Ну давай, разозлись. Почувствуй раздражение. Страх" — говорит себе Миори, пытаясь вспомнить всё самое плохое. Достаточно просто, учитывая, что её нынешняя ситуация не самая лучшая. Ощущение, которое она испытала при "пробуждении" взрослого сознания, всё ещё свежо в её голове. Миори сразу понимает, что у неё получилось, потому что её проклятая энергия вспыхивает голубым в темноте ярко-ярко, вынуждая девочку зажмурить глаза, хотя они уже закрыты. Если энергия проклятий похожа на сквозняк, то та, что реагирует на её эмоции в груди – тёплая одежда. Проклятая энергия вспыхивает где-то в районе живота и быстро согревает всё её тело, окутывая пушистым одеялом. Похоже на то, как ощущались объятия ото-самы буквально час назад. Миори хочется раствориться в этом чувстве, но если проклятие, похоже готово ждать вечно, то её отец вряд ли. Следующий шаг – направить эту энергию в руку. Создать чёрную дыру.По её мнению, подходящие название для техники. Проклятая энергия уже пылает по всему её телу, поэтому Миори требуется всего несколько попыток, чтобы направить её исключительно в руку. Хотя то, что она видит, упрощает ситуацию, во многом управление энергией кажется инстинктивным, интуитивно понятным. Миори задумывается, так ли колдуны понимают в чём вообще заключается их проклятая техника. Она думает о том, как её отец понял всё это, если – насколько она знала – его родители были обезьянами. Смогла бы она прийти к этому самостоятельно? Миори не уверена. Возможно, с возрастом её техника стала бы сильнее, и сами ощущения были бы ярче, так что она бы справилась. Её пальцы невольно дёргаются. Миори пытается представить, как если бы она пыталась держать что-то большое в руке, а потом закрутить… Энергия реагирует на её мысли, и девочка видит, как после недолгого колебания голубой огонь вспыхивает ярче и энергетические потоки выходят из её руки и начинают закручиваться по спирали, образуя шар. Сначала это очень медленно, и Миори прикладывает усилия, чтобы поддерживать технику, но по мере того, как она всё лучше начинает понимать, что происходит, энергетический поток усиливается. Когда техника вспыхивает, внезапно набирая невероятную скорость и действительно превращаясь в чёрную дыру, Миори открывает глаза, чтобы посмотреть на проклятие. Его розовое, по-смешному уродливое тело будто пытаются засосать в невидимый пылесос – лапки с трудом удерживают проклятие приклеенным к стене, тело деформируется, притягиваясь в сторону детской руки. Однако проклятие так и остаётся на месте. Миори хмурится и слышит, как отец делает пару шагов в сторону проклятия, останавливаясь где-то между ним и дочерью. — Хмм... — протягивает мужчина и кривит губы, переводя взгляд на неё. — Полагаю ты ещё слишком слаба, чтобы подчинить даже низкоранговое проклятие без особых условий. Это вполне оправдано, учитывая, что надо быть на два ранга выше проклятия, чтобы это сделать. "Он что, надеялся, что у меня Второй Ранг?" —Миори хмурится, смотря на отца. Она не знает, какой уровень должен быть у неë с подобной техникой, и на мгновение ей становится стыдно от осознания, что она не оправдала ожидания ото-самы. Девочка невольно ëрзает под его пристальным взглядом. — Что ж, у этого есть решение. Внезапно колдун взмахивает рукой, и проклятие отрывается от стены, где оно сидело, врезаясь в другую. Длинные тонкие лапки взмывают в воздух и падают на пол, отделённые от туловища. Проклятие протяжно воет, испуганное. Миори недоуменно хлопает глазами, смотря на эту картину. Её рука невольно опускается; неудавшаяся техника отключается вместе с потерей концентрации. Он решил изгнать его сам? Урок закончен? — Попробуй теперь, — говорит ей отец, опровергая её мысли. — Если твой противник слишком силен, то ты можешь просто избить его, чтобы ослабить его защиту. Тогда техника сработает. Ах. Она должна была догадаться, что не всё так легко. Не мог же он просто так приручать проклятия – это было бы слишком просто. Теперь Миори понимает, зачем даже высокоранговые колдуны с сильными техниками должны тренировать своё тело и оттачивать мастерство в бою – ей даже кажется, что она слышала что-то подобное от матери. Не то чтобы она понимала хотя бы половину из того, что от неё хотела окаа-сан. В большинстве случаев все её "уроки" заканчивались детскими слезами. Хотела бы она послушать эти уроки сейчас. Отогнав лишние мысли, Миори делает десяток шагов в сторону валяющегося проклятия – её детские ноги слишком короткие – и вновь вытягивает руку. Во второй раз ей даже не надо закрывать глаза – энергия вспыхивает интуитивно, подпитываемая всё теми же эмоциями. Обжигающий поток пробегает по её венам, и Миори думает, что может стать зависимой от этого ощущения. Слишком приятно. Теперь, когда её глаза открыты и она полностью сосредоточена, Миори видит, что голубой огонь существует и в реальности – полупрозрачная энергия окутывает её ладонь, формируя технику. Довольно завораживающе. Пальцы девочки вновь непроизвольно дёргаются, когда черная дыра закручивается у её ладони. Проклятие взывает, больше не удерживаемое цепкими лапками – они лежат в паре метров от них – и за пару секунд засасывается внутрь техники. Чёрный гладкий шар с голубыми прожилками её проклятой энергии падает на пол. Отец пару раз хлопает в ладоши, стоя неподалеку от неё, но Миори смотрит только на шар. И смотрит. И смотрит. Потому что этот чёртов шар – мячик, который так и хочется пнуть ногой, – настолько большой, что она не уверена, что он поместился бы в её детской ладошке. В её рту. В её маленьком детском рту. Им действительно только в горячую картошку играть. Более того, она никогда не взяла бы в рот то, что полежало на полу больше 5 секунд. Больше 0,5 секунд на грязном плесневелом бетоне. Внезапно её отец появляется рядом, присаживаясь на корточки, и берёт шар в свои руки. На его огромной ладони он кажется не особо большим. Даже маленьким. Миори всё равно, она не будет это есть. — Съешь это, — говорит мужчина, протягивая проклятие в её руки; она инстинктивно хватает, не желая, чтобы оно снова оказалось на земле. — После этого у тебя образуется связь с этим проклятием, и ты сможешь вызывать его по своему желанию. Оно будет подчиняться тебе. Миори смотрит шар в своих руках. Аккуратно переложив его в одну руку, она пытается сравнить его со своей детской ладошкой – шар немногим больше её. И всё же она сомневается, что сможет его проглотить. — Тебе не надо его глотать целиком, — как будто прочитав её мысли, говорит отец. — Как только проклятие коснётся твоего языка, шар потеряет свою форму, став практически жидким, и ты легко его проглотишь. Просто твоя энергия придала ему такую форму для удобства. Что ж, это немного объясняет работу техники, но не упрощает задачу. Миори всё ещё не хочет это глотать. Внезапно вспомнив одну важную деталь, Миори переводит взгляд на отца. Мужчина спокойно смотрит в ответ, мягкая улыбка расцветает на его губах, вместе с тем, как он в одобряющем жесте кивает головой и кладёт руку ей на макушку. Он терпеливо ждёт, когда она будет готова. И совсем ничего не говорит о том, каким ужасным на вкус должно быть проклятие. Сумасшедший ублюдок. Скривившись в отвращении – чего она вообще от него ждала, – Миори возвращает своё внимание к мерцающему шару в руке. На нём нет пыли; как ни странно, он выглядит абсолютно чистым. И всё же она протирает его рукавом хаори со всех сторон. Миори чувствует, как проклятая энергия перетекает внутри шара – он кажется тёплым в её руке. Обманчиво приятное ощущение. Ну что, с Богом? Если этот всемогущий мудак существует где-то там на небесах, она никогда не простит ему эту подставу. Сделав глубокий вдох, Миори открывает рот как можно шире и резким движением – как будто готовится сделать глоток водки – пропихивает шар внутрь. Он неловко ударяется о её зубы, но действительно, как только касается языка, теряет свою форму. Однако проклятие ни хрена не жидкое и не разливается по горлу. Оно больше похоже на противное желеобразное лекарство с твёрдыми частичками, что давала ей мать. Как съесть густой слайм с шариками. Проклятие мягко царапает ей горло, вызывая раздражение. Она невольно сглатывает. Она не хочет сглатывать. Проклятие настолько противное, что любые слова покажутся слишком мягкими. Водка покажется мягкой – откуда она это знает? "Тряпка со вкусом рвоты" – что за ужасное сравнение. Близко, но нет.Хотя теперь Миори понимает, почему "тряпка", а не просто "рвота" – проклятие с трудом проскальзывает по её горлу, как если бы она пыталась съесть тарелку макарон за один раз, не запив соком. Отец мог бы её и предупредить. Да пошёл ты, ублюдок. Как только проклятие растворяется где-то у неё в горле, Миори тошнит. Она сгибается пополам, где стояла, и весь завтрак покидает её желудок, растекаясь на бетоне у них под ногами. Рука отца на мгновение исчезает с головы девочки, а потом появляется снова, собирая её волосы в хвост. Другая рука убирает с её лица пряди, что едва ли держатся на маленьких заколках. Миори чувствует, как ото-сама перемещается, чтобы держаться подальше от рвоты на полу, но всё также продолжает держать её волосы. Миори хочется плакать – слезы действительно выступают в уголках глаз. Ей хочет плакать от этого отвратительного вкуса во рту, от жжения желчи в горле, от противного спазма в уже пустом животе. Ей хочется плакать от этого заботливого жеста, когда ото-сама поправляет ей волосы; от того, как его палец небрежно смахивает слезу с её лица; от того, как в её груди разливается благодарность, любовь к этому человеку. К её отцу. Её ото-сама. "Ну что за сумасшедший ублюдок" — снова проносится в её голове, и Миори плачет от того, как её тело ближе прижимается к его. Одна из больших тёплых рук пропадает с её головы и появляется вместе с платком, вытирая слюну с её рта. Миори не видит лица отца – предпочитает оставить глаза закрытыми. Она не уверена, что хочет там увидеть. — Хей, Ми-чан, хочешь конфетку? — звучит голос у неё над головой; большие руки обвиваются вокруг её тела, утаскивая подальше от неприглядного места. — Поможет немного приглушить вкус во рту. Миори не хочет – хочет – этой внезапной доброты с его стороны, когда она не знает, каким человеком он будет в следующую секунду. Она не хочет конфету – не уверена, что её снова не стошнит, – но кивает в ответ. Большая тёплая рука пропадает с её живота и следует недолгое копошение, шуршание бумажной обёртки, когда внезапно вновь звучит голос ото-самы – Миори, видимо отключившись на секунду от усталости, немного пугается. — Вот, держи, она мятная, — девочка неохотно открывает глаза; прямо перед ней лежит зелёная карамель. Миори хватает конфету с его руки вместе с незнакомой оберткой и закидывает в рот. Её немного мутит, но тошнота так и остаётся сидеть где-то у горла. Мятная – не самая её любимая, но сейчас её устроит и эта. — Почему ты не сказал, что оно настолько противное? — говорит Миори, обращаясь к ото-сама; её руки невольно начинают играть с обёрткой. Проходит пару секунд, прежде чем она получает ответ: — Тогда бы ты его не съела, — девочка хмыкает, сомневаясь, что смогла бы устроить перед ним истерику. — Это избавило нас от некоторых неудобств. — Они всегда будут такими ужасными? — детские пальчики складывают обёртку пополам, а потом снова, пока бумажка не сворачивается в маленький квадратик. — Да, — просто говорит ей ото-сама, не отрицая; его руки крепче обвиваются вокруг её тела. — Со временем ты привыкнешь. Миори сомневается. Он же не привык. Они ещё какое-то время остаются в таком положении, пока мужчина не шевелится, забирая у неё обёртку и поднимаясь в полный рост за её спиной. — Пойдём. То, что внизу, почти Третьего Ранга – сегодня мы его трогать не будем, — девочка тихо выдыхает, радуясь этим словам. — А вот те проклятия, что в соседней комнате даже слабее этого Четвёртого. Но я всё равно тебе помогу. Миори вскидывает голову, оглядываясь на отца, что уже стоит у выхода из комнаты. Ещё проклятия? Её только что стошнило от одного слабого проклятия, а он хочет, чтобы она съела ещё несколько? — Что? Нет… — внезапно вырывается из неё. Миори сглатывает всё ещё противную слюну, едва смягченную конфетой, и продолжает: — Я не хочу есть ещё. Они ужасны! Спокойные глаза отца смотрят на неё в ответ. На его лице не появляется раздражение, но он слегка наклоняет голову, когда твёрдо говорит: — Ми-чан, пойдём. — Нет! — протестует Миори, качая головой. — Я не хочу! Мужчина вздыхает, смотря на неё в ответ, а после большими шагами подходит к дочери. Его рука ложится на её голову, мягко надавливая. Миори чувствует, как его проклятая энергия слабо вспыхивает позади неё – не такая тёплая, как её, но и не холодная – и невидимая рука подталкивает всё её тело, заставляя сделать шаг вперёд. — Я понимаю, что это неприятно, — говорит отец, идя рядом с ней. — Но это необходимо. Не все проклятия можно победить собственными руками – для этого у нас есть проклятия, Ми-чан. Но чтобы ты могла их использовать, ты должна их сначала собрать. Даже если это значит, что ты должна их съесть. — А что, если я не хочу сражаться с проклятиями? — возражает Миори, упираясь ногами у входа в другую комнату. Она видит из коридора, как там толпятся три проклятия. — У тебя нет выбора, — приходит от него сухой ответ. Миори поднимает голову, чтобы посмотреть на отца. Его глаза смотрят на проклятия в комнате, но девочке кажется, что он смотрит сквозь них – его лицо немного морщится от посторонних мыслей. — Проклятия повсюду, куда бы ты ни пошла. В крупных городах их столько, что и не сосчитать – каждый день появляются новые. Всё из-за этих обезьян, — голос мужчины становится жестким, едким, пропитанным ненавистью; Миори тихо наблюдает за ним, не двигаясь. — Эти бесполезные существа только и делают, что порождают проклятия каждую секунду своей жалкой жизни. А мы, единственные, кто их замечают, вынуждены сражаться с ними, чтобы они не убили нас. Лицо её отца кривится в отвращении – в такие моменты, когда его кожу испещряют морщины, он кажется старше своего возраста. Миори пытается вспомнить сколько ему лет. Точно меньше двадцати пяти. Глаза мужчины отрываются от того, что бы он не представлял, и останавливаются на дочери. Миори кажется, что он хочет сказать что-то ещё, но внезапно передумывает. Морщины исчезают с его лба, и лицо разглаживается. Он снова выглядит юным. — Именно поэтому я и стремлюсь к тому, чтобы эти жалкие существа исчезли с лица земли, — голос отца снова спокоен, наполнен ложного безразличия. — Помоги мне с этим, и тогда тебе не придётся есть этих проклятых духов. А сейчас – иди. Невидимая рука снова подталкивает Миори вперёд, и она, едва не падая, вваливается в комнату. Мужчина входит следом за ней. Сумасшедший ублюдок. Проклятия, высокие бежевые фигуры, неуклюже покачиваются, сбившись в группку в углу. Они похожи на манекены, но по их вялым движениям и тихим воющим звукам Миори решает, что они могли родиться из страха перед привидениями. Весьма оправдано, учитывая, что это заброшенное здание. Без слов, отец позади неё выпускает проклятую энергию, впечатывая проклятия в стену и обрезая им ноги. По стене идёт трещина, ровной полосой обозначая удар невидимого лезвия, и Миори запоздало дергается, напуганная всплеском энергии, которая сразу же затихает. Девочка сомневается, что увидит его энергию, если закроет глаза – должно быть он подавляет её, когда не использует. Что ж, это объясняет, как такого опасного пользователя проклятий никто не нашёл. — Давай, используй технику, — напоминает ей отец, стоя позади. — От того, что ты тянешь время, ничего не изменится. Миори хочет поспорить, но она знает, что это бессмысленно. Не стоит лишний раз злить ото-саму. Техника легко оживает в её руке – чёрная дыра, скрывающаяся за обманчивой теплотой, снова готова поглотить любые проклятия, что она ей даст. По телу девочки бегут приятные мурашки, вызванные перепадом температур. С визгом проклятия одно за другим исчезают в голубом вихре её техники, падая в виде чёрных шаров на пол. Ровно три – столько же, сколько было и проклятий. Миори хочется плакать. Она надеялась, что они сольются в одно. Усталость накатывает морской волной, и девочка покачивается на месте, тупо глядя на мерцающие шары на полу. Отец, наблюдающий за её колебаниями, вновь подходит и поднимает проклятие, протягивая в её сторону. Когда Миори не берёт его, он хватает её детскую руку и насильно вкладывает шар в маленькую ладонь. — Перестань капризничать, — говорит ей отец. — Я дам тебе ещё конфет, как ты закончишь. "Какое заманчивое предложение, — думает Миори, неловко сжимая проклятие в руках. — Спасибо, но нет. Сам жри свои проклятия." Она бросает ещё один взгляд на мужчину, но его глаза упрямо смотрят в ответ, не оставляя места для возражения. Спустя мгновение, однако, на его лице расцветает мягкая улыбка, когда он произносит: — Давай так, ты проглотишь проклятия, а потом мы сходим куда-нибудь перекусить? Согласна? — мягко спрашивает отец, решив зайти с другой стороны. Миори смотрит на его актёрскую игру, не впечатлённая, а после, смирившись, кивает. Ей не хочется с ним спорить. На вкус проклятие всё такое же отвратительное. Если не хуже. В её голове мелькает мысль, становятся ли проклятия менее противными с увеличением Ранга, или это просто психосоматика. Когда её тошнит, Миори к этому уже готова. Она отворачивается в другую сторону, не желая пачкать остальные проклятия. Не то чтобы это делает ситуацию легче. В её животе уже ничего нет, и Миори просто задыхается в попытках откашлять то, чего нет. Желчь обжигает её горло, когда находит выход наружу. Живот пронзает болезненный спазм, и девочка удерживается на ногах только благодаря рукам ото-самы. Рукам, что вновь бережно удерживают её длинные волосы. Миори вяло размышляет о том, даст ли ей ото-сама потрогать свои. Она видела как Нанако-нее-сан делала это, когда приходила к ним в прошлый раз. Зависть к нее-сан тихо ворочается у девочки в груди. В этот раз спазм заканчивается быстрее, чем в первый, но под конец Миори чувствует себя гораздо хуже. Её голова гудит от напряжения, во рту оседает горечь съеденного проклятия. Ей кажется, что у неё дрожат ноги, но она не совсем уверена, поскольку буквально висит на руке ото-самы, что держит её поперёк туловища. В этот раз он не вытирает её рот платком. Вместо этого он протягивает ей следующее проклятие. Глаза Миори закрыты, но она видит его фиолетово-голубое мерцание даже так. Она жалобно мотает головой, желая устроить истерику. Она не сможет съесть ещё. Она не хочет даже думать о том, чтобы съесть ещё один, не говоря уже о двух. —Давай, Ми-чан, осталось совсем немного, — ни хрена, — а потом мы пойдём, куда ты захочешь. Миори хочет домой. Но не туда, где ждёт её недовольная окаа-сан, а туда, где её ждёт заботливая мама. Туда, где её спрашивают, как у неё дела; туда, где ей готовят самые вкусные ужины; туда, где её искренне любят. "Или любили" —с грустью думает она. Миори сомневается, что когда-нибудь сможет вернуться в эту далёкую снежную страну, где никогда не была. Теперь она изгоняет проклятия в бетонной заброшке, одетая в непривычно-привычное глазу цветастое хаори. Девочка завидует этим своим-чужим воспоминаниям. — Миори, — возвращает её в реальность суровый голос отца. "Да отстань ты" — жалобно думает Миори, наконец открывая глаза. Чëрный шар всё также мерцает перед её глазами. — Миори, — повторяет мужчина, — ты же не хочешь, чтобы я сам засунул его тебе в рот? Девочка слегка ёрзает, гадая, действительно ли он это сделает. Она надеется, что нет. Она сомневается, что нет. — Я всё понимаю, я тоже это ненавижу, — рука отца крепче прижимает её к огромному телу. — Но у нас с тобой нету другого выбора, Ми-чан. Пойми меня, я желаю тебе только лучшего. "Мировой геноцид, вот, что ты желаешь" — так и хочется сказать ему в ответ. Её голова вновь гудит, грудь сдавливает от того, как сильно ото-сама на неё давит. Миори смаргивает туман перед глазами и упирается своими слабыми руками в ту, что так настойчиво её сжимает. Она пытается подтянуться вверх, оттолкнуть его, её маленькие ножки настойчиво упираются в бетонный пол. Девочка невольно кряхтит, пытаясь выбраться из захвата. — Миори! Мужчина поднимает её в воздух, и Миори неловко взмахивает ногами, внезапно потеряв опору. Она надеется, что они все же уходят, когда внезапно он ставит её на пол в метре от того места, где они стояли. Отец просто убрал её от рвоты, чтобы ему было удобно сесть на колени позади неё. Его фигура возвышается над ней непреступной крепостью. С помощью своих способностей отец приманивает последний проклятый шар, что остался валяться на полу, поближе. А потом снова пихает тот, что у него в руке, ей под нос. — Я не собираюсь тут с тобой нянчиться до самого вечера, — Миори и не хочет, чтобы он это делал. Она хочет домой. Его большие руки вновь бережно перебирают её волосы. В какой-то момент он где-то находит резинку и ловкими движениями завязывает ей низкий хвост. Готовит её к следующему проклятию. Сумасшедший ублюдок. Когда внезапно руки пропадают из её волос, Миори рискует сделать рывок вперёд. Отец тут же её хватает. Мыча и извиваясь, девочка вновь пытается убежать, но бесполезно. Его руки, будто каменные, ни на миллиметр не сдвигаются под её суетливыми движениями – лишь крепче прижимают к груди. — Я надеялся обойтись без этого, — говорит отец, и Миори хочет спросить, что он имеет в виду, когда внезапно рука, что обвивалась вокруг её живота пропадает. И появляется у неё на лице. Миори, резко вдохнув, дергается назад – но ей некуда идти. Широкая ладонь обхватывает её челюсть, и голова Миори запрокидывается назад, пока макушка не упирается в грудь мужчины. Сильные пальцы сдавливают её лицо, вынуждая приоткрыть рот. Как только она это делает, пальцы внезапно перемещаются, упираясь ей в зубы и насильно раскрывая челюсть. Миори невольно находит глазами лицо отца, склонившееся над её маленьким телом. На нём нет абсолютно нет ничего. Холодные глаза безразлично смотрят на неё, как бы говоря "ты сама виновата". Еë грудь внезапно сжимается от осознания, как она облажалась. А потом внезапно другая рука проталкивает шар с проклятием ей в рот. Миори задыхается, подавившись испуганным вздохом. Проклятие растекается по её горлу, и она пытается дышать носом, чтобы окончательно не задохнуться. Теперь свободная рука отца надавливает ей на горло, заставляя сглотнуть. Её живот вновь сжимается в болезненном спазме, когда срабатывает рвотный рефлекс. Перед глазами мелькают чёрные пятна, даже когда они открыты. Миори закашливается, и отец позволяет ей наклониться и сплюнуть желчь. А потом вновь запрокидывает её голову и засовывает ей в рот оставшееся проклятие. Брыкаясь, Миори пытается закрыть челюсть и выплюнуть проклятие – большие пальцы надавливают сильнее. Но как только её язык касается мерцающего шара, проклятие само проникает в её горло, оставляя свой гнилостный вкус во рту. Ей хочется кричать, но всё, что девочка может – это просто мычать, отчаянно пытаясь остановить отца. Маленькие руки изо-всех тянут за пальцы, держащие её челюсть, и мужчина позволяет ей это, убирая руку. Конечно, она ведь съела все проклятия. Миори, закашлявшись, вырывается из его хватки и падает на колени, едва ли сделав два шага. Из её глаз текут слёзы, обжигая и так раздражённую кожу, что она натёрла рукавами. Бешенный стук сердца отдаётся в ушах, но Миори слышит, как смещается за её спиной отец. Его рука внезапно появляется на её спине, начиная нежно поглаживать. Утешая. Она захлебывается всхлипом. — Ну-ну, Ми-чан, — звучит его встревоженный голос, и у Миори щемит в груди. "Пошел ты к чёрту со своими перепадами настроения и сраной заботой" — думает Миори, но едва ли сдвигается на миллиметр. Все потраченные нервы внезапно наваливаются на неё сверху в добавок к предшествующей усталости. — Я понимаю, ты можешь быть обижена на меня за это, — мягкий голос ото-самы звучит над её скрюченным телом; большая рука заботливым жестом проходится по спине, успокаивая, — но это всё ради твоего блага, пойми меня. Я предлагал тебе самой съесть их, но ты вынудила меня. Миори случайно испускает хриплый смешок, не в силах слушать эту абсурдную речь. Не в силах терпеть то, что ей действительно становится легче. "Да пошёл ты." Один смешок перерастает в два, а потом в три, и детский голос эхом раздаётся в маленькой комнате. Рука на спине Миори останавливается. Её проклятая энергия вспыхивает, реагируя на всплеск эмоций, но тут же затихает, подавленная скопившейся усталостью. Смех перерастает в истерику, когда Миори захлёбывается слезами. Её голова раскалывается, и всё о чём она может думать – это желание исчезнуть отсюда. Прекратить всё это. Закрыть глаза и просто ис-чез-нуть. Она позволяет себе это. Встревоженный голос воркует над её трясущимся в истерике телом, но Миори не может заставить себя слушать его. Так что она просто проваливается в этот гул в ушах и расслабляет руки, погружаясь в темноту. Пусть он подавится своими проклятиями.