Маленькая проблема

Она просыпается от приглушенных голосов. Её голова гудит, и Миори хмурится, отказываясь открывать глаза, которые кажутся немного онемевшими. Если бы пришла пора вставать, окаа-сан бы уже стащила её с кровати, так что она может ещё поспать. С этими мыслями девочка переворачивается набок, вслепую натягивая одеяло на голову. Голоса всё также слышны из-за стены, и Миори мысленно стонет, проклиная шумных соседей. Она пытается прикрыть уши руками, и это помогает, но в таком положении она едва ли сможет спать. Раздражённо вздыхая, девочка переворачивается на другой бок, собираясь найти более удобную позу… …а потом замирает, когда понимает, что голоса их соседей звучат не так. У Неко-баа-сан, как и у её мужа, скрипучий высокий голос, в то время как за стеной звучат отчётливые детские крики. Миори делает паузу, пытаясь вспомнить, с каких пор на их этаже живут дети. Спустя пару секунд девочка резко садится на кровати, сбрасывая с себя одеяло. На их этаже нет детей,кроме неё. Это не их этаж. Она не у себя дома. Комната кажется смутно знакомой, но Миори не уверена, спала ли она тут хоть раз. Глаза отказываются раскрываться до конца, и она слегка щурится, оглядываясь по сторонам. Голые стены, татами на полу, чужой футон – а не её детская кровать, – пара растений в углу комнаты и маленькое окно. Девочка хмурится, пытаясь понять, где она, а потом снова слышит детские голоса за стеной. Знакомые детские голоса. Тяжесть в голове на секунду наваливается на неё всем весом, и Миори падает на подушку, зажмурив глаза. Раньше ей никогда не было так плохо – разве что, когда она болела год назад; окаа-сан тогда даже пришлось вызвать скорую. Когда её сознание немного проясняется, Миори с трудом пытается вспомнить, как она уснула. Что вообще было до того, как она уснула? Образ ото-самы, горой возвышающегося над ней, сразу всплывает в голове Миори. И вслед за этим она вспоминает остальное – проклятия, тёплую руку, сильные пальцы на её челюсти, ужасный привкус во рту. Как только Миори думает об этом, на языке снова начинает горчить, и она высовывает язык в отвращении. Грустный вздох вырывается из девочки, когда вчерашние противоречивые мысли вновь оживают в её груди. Она не хочет чувствовать это разочарование, оседающее где-то в желудке. Слишком неприятно и непривычно. Вместо этого Миори пытается вспомнить тёплые руки ото-самы – и тут же вспоминает как они впивались ей в лицо. Слёзы невольно выступают на её глазах, и раздражённая кожа снова зудит. Миори сильнее вжимается в подушку и вслепую натягивает одеяло на голову, прячась в свой домик. Вместе со вчерашними воспоминаниями просыпаются и другие – незнакомые, но отчего-то привычные. Миори вспоминает, как впервые в жизни её испугала заботливая улыбка ото-самы, как внезапно один образ заменился другим – зловещим, непредсказуемым, опасным. Она вспоминает, как внезапно её тело показалось ей слишком маленьким – всё ещё привычным, но совершенно крошечным по сравнению с другим. Она помнит каково это доставать до верхней полки и всё же едва ли достаёт родителям до пояса. Это так странно. Миори уверена, что окаа-сан ещё не учила её таким словам, и всё же вчера она вчера без проблем поняла объяснения ото-самы и даже ни разу не запнулась в своей речи. Она уверена, что никогда не видела проклятую технику, и всё же вчера она заранее знала, как всё должно получиться. Она не должна была знать, какие на вкус проклятия, и всё же она знала. Она знала, что ото-сама её обманул. Но окаа-сан говорила, что ото-сама никогда не врёт. Как же так? Внезапно за стеной слышится взрыв хохота, и Миори понимает, что это Нанако-нее-сан и Мимико-нее-сан. Её приемные сёстры. Девочки, которых Гето Сугуру – её ото-сама – спас из рук злых людей. Девочки, которые будут сражаться за уважаемого Гето-сама – её ото-сама –в войне с колдунами. Девочки, которые умрут от рук Короля Проклятий, попросив освободить Гето-саму – её ото-саму. Воспоминания наваливаются на неё морской волной, и Миори едва ли может в своей голове различить ото-саму и Гето Сугуру. Потому что это один человек.Это не может быть один человек. Это не может… Миори не хочет верить этим воспоминаниям, но она знает,что это её воспоминания. Она знает, что это правда. И всё же она не хочет в это верить. Вместо этого Миори отмахивается от этих страшных воспоминаниях об отце – ото-сама, напоминается себе девочка, боясь этих внезапных перемен – и тут же тонет в других. Миори пытается сконцентрироваться на мыслях о другой себе, пытается вспомнить родной город, семью, ежедневную рутину; но вместо этого думает о горящей Сибуе, о мёртвом отце, о человеке с небесно-голубыми глазами – Годжо Сатору, знает она. Всё это мелькает в её голове так быстро и хаотично, что Миори едва ли не душит себя подушкой, пытаясь остановить ворох мыслей. Эти страшные воспоминания даже не похожи на воспоминания – она не может их представить. Точнее, она может, но они выглядят размытыми, ненастоящими, нереальными –Миори даже на секунду отказывается им верить, потому что она не знает, откуда она это знает. Если бы другая она действительно всё это видела, у неё были бы воспоминания-картинки, а не эти куски информации как из книжки. Потому что Миори вполне спокойно может вообразить, как выглядела двадцатилетняя она, но почему-то едва ли может представить эту чёртову горящую Сибую,о которой она не может перестать думать. "Потому что ты никогда там не была" — внезапно понимает Миори. Это осознание так резко её ударяет, что девочка даже перестаёт дышать – не то чтобы подушка у её лица ей помогала. Внезапно всё становится таким очевидным, что Миори выбирается из своего кокона и растеряно садится на футоне. "Это не мои воспоминания — думает Миори, вытирая глаза руками и морщась от зуда. — Точнее мои, но… Меня там не было. Я это не видела. Я просто это знаю." И это так странно, потому что Миори знает, что она не провидица – ни сейчас, ни в прошлой жизни. Она не могла просто в один день узнать будущее мира, в котором на тот момент ещё не жила. Девочка усиленно роется в воспоминаниях – пытается,потому что она даже не уверена, о чём она должна думать, чтобы внезапно что-то вспомнить, – но не особо успешно. В её голове столько всего, что воспоминания просто накладываются друг на друга – она пытается думать об отце, а потом внезапно видит сосновые леса, где другая она проводила лето; она пытается думать о Сибуе, но почему-то в голове звучит лишь незнакомо-знакомый смех. В какой-то момент воспоминаний снова становится так много, что Миори жалеет, что решила в них покопаться. В итоге она вскакивает с футона и бежит в сторону выхода из комнаты – туда, где всё ещё звучат знакомые голоса её сестёр, – чтобы отвлечься от этого гула в голове. Как только Миори распахивает дверь, смех затихает и три пары глаз оборачиваются на неё. Девочка бегло осматривает комнату и, заметив свою мать на одном из диванов, направляется к ней. Суровые карие глаза следят за ней на протяжении всего пути, и Миори слегка колеблется, не сразу садясь рядом, но в итоге всё же неловко вскарабкивается на диван. Сестры Хасаба возвращаются к своему разговору, и Миори слегла расслабляется, утыкаясь головой в плечо матери – девочка чувствует, как женщина слегка ёрзает, но не отодвигается. Окаа-сан редко её обнимает, но Миори это устраивает. Она просто рада, что никто ещё ничего не сказал по поводу того, как она вчера себя показала. И почти сразу же над ней раздаётся звонкий, но спокойный, голос: — Как ты себя чувствуешь, Миори? Твой ото-сама сказал, что ты потеряла сознание, перенервничав, — внезапно рука матери появляется у неё на голове, и девочка слегка напрягается, не уверенная, что будет дальше. — Но не волнуйся, это нормально. У вас с Гето-сама очень могущественная техника, и это был твой первый раз… Так что ни я, ни твой ото-сама в тебе не расстроены. Наоборот, ты весьма хорошо справилась, Ми-чан. Миори выпрямляется на месте, удивлённая словами. Удовлетворение разливается в её груди, когда внезапная похвала срывается с губ её окаа-сан, и девочка невольно улыбается, теснее прижимаясь к матери. — Мм, всё ещё немного уставшей, — тихо говорит Миори, переводя взгляд на стол с фруктами, — и во рту ужасный вкус. Хочу есть. Девочка резко поднимает голову, когда её мать внезапно встаёт. Женщина пару секунд делает что-то в телефоне, а после возвращает своё внимание дочери. — Сейчас как раз время ужина, так что ты вовремя встала, — Миори наблюдает, как её мать идет к выходу из комнаты, слегка задерживаясь возле сестёр Хасаба. — Гето-сама всё ещё на собрании, но я уверена, что он вот-вот закончит. Я пока накрою на стол. Ждите здесь. После этих слов женщина выходит из комнаты, и Миори остаётся наедине с Мимико и Нанако – так странно, но Миори почему-то привычнее думать о них так, чем называть ихнее-сан. Точно также, как иногда она сбивается и перестаёт использовать вежливую форму по отношению к родителям. Если бы её мать – её окаа-сан – об этом узнала, то Миори однозначно бы услышала от неё ещё одну лекцию об уважении. Девочка слегка ёрзает и сжимает кулаки, клянясь, что будет очень внимательна к тому, что говорит вслух. С мыслями она вполне сможет смириться. — Так это правда? — внезапно перед ней появляется Нанако; Мимико стоит недалеко от них. — Ты действительно унаследовала технику Гето-самы? Разве ты не обезьяна?— накрашенный в розовый ноготь указывает прямо на Миори.— И что, блин, с твоими глазами? Ты снова выглядишь уродливо. Светловолосая девочка кажется отчего-то раздраженной, и Миори становится неловко от того, что её сестёр что-то в ней не устроило. Она тут же отгоняет эти мысли, потому что это глупо и онане виновата. — Эмм, да… Просто раньше я была недостаточно взрослой, чтобы видеть проклятия, — Миори нервно заламывает пальцы и на секунду задумывается о том, где же её хаори. Возможно, оно осталось где-то в той спальне. — И я просто слишком много плакала и натёрла рукавами глаза… — Тц, ты такая плакса! И какая разница сколько тебе лет? — чуть ближе наклоняется к ней Нанако. — Я и до пяти вроде как видела проклятия. И Мимико тоже. Ты что, ненормальная, Ми-чан? Сердце Миори слегка сжимается, и она сглатывает, сильнее откидываясь на спинку дивана. Нанако-нее-сан кажется пугающей, нависая так над ней. — Нет, я… — Миори качает головой и опускает взгляд. — Просто… Думаю, я не была готова… Знаете же, проклятая энергия зависит от сознания человека и, ну… Возможно, мне просто не хватало негативных эмоций, чтобы её пробудить. Нанако слегка выпрямляется и переглядывается с Мимико, пытаясь понять, действительно ли это правда. Миори надеется, что да, потому что она слышала однажды это от матери и проклятая энергия действительно зависит от мозга и восприятия человека. Правда она уверена, что именно внезапно появившиеся воспоминания были главным толчком в развитии её техники, но Миори не может об этом сказать кому-либо. Она не уверена почему, но она просто не хочет. — Ну ладно, допустим, — кивает Нанако, отходя назад. — Но это не значит, что ты мне больше нравишься! Тебе пора перестать быть такой бесполезной! Если ты разочаруешь Гето-саму ещё раз, то мы тебе этого не простим, да, Мимико? Светловолосая девочка поворачивается к сестре и, получив кивок, гордо расправляет плечи. Миори ещё раз сглатывает, но в этот раз вместе со знакомым страхом перед нее-сан, она чувствует недоумение и раздражение от детской глупости этого заявления. Почему-то теперь Нанако не кажется такой уж главной среди них троих. Миори прикусывает губу, когда в который раз думает о том, как эти странные воспоминания влияют на неё. Когда окаа-сан приходит забрать их на ужин, Миори всё ещё копается в своей голове.

***

Она выпивает четыре стакана сока, когда у неё перестаёт горчить во рту, и съедает половину кацу-карри, что был куплен в каком-то ресторанчике, когда в столовой появляется её отец. Мужчина плавной походкой в мгновение ока преодолевает половину комнаты и садится на подушку во главе стола. Миори пару секунд недоумённо смотрит на отца, прежде чем осознаёт, что сидит прямо рядом с ним. Краем глаза взглянув на Нанако, сидящую напротив, она замечает раздражение на лице сестры. Да, светловолосая девочка всё ещё сидит на другом месте рядом с отцом – окаа-сан сидит рядом с Миори и вполне довольна положением дел, как ни странно, – но это не мешает Нанако выражать своё недовольство. Миори опускает взгляд на тарелку, не желая никого провоцировать. — Всем приятного аппетита! Итадакимас! — говорит отец, прежде чем с улыбкой внезапно повернуться к ней. — Рад видеть, что ты в порядке, Ми-чан. Я очень переживал, когда ты потеряла сознание. Ты была такой бледной. И посмотри на себя, милая, у тебя опухли глаза. Миори слышит смешок со стороны сестры, но не подаёт вида. Вместо этого она слегка поворачивает голову в сторону отца, отрываясь от еды, и с удивлением встречает его обеспокоенное лицо. Девочка пытается улыбнуться, чтобы успокоить ото-саму: — Ах, да… — она нервно облизывает губы, не зная, что сказать. — Я была не готова к тому, насколько тяжелой окажется техника. Вкус проклятий… не самый приятный. — Да, я понимаю тебя, Ми-чан. Мне жаль, что мне пришлось заставить тебя съесть их, — мужчина коротко склоняет голову, и Миори задумывается, действительно ли он переживает или же это просто игра. — Однако у меня не было другого выбора, понимаешь? Наша техника… Поедание проклятий является важной её частью, и я просто хочу, чтобы ты побыстрее к ней привыкла. Со временем тебя перестанет тошнить, и чем быстрее, тем лучше. Миори морщится от его слов, опуская взгляд на тарелку – её глаза вновь слегка пульсируют от этого движения. Внезапно у неё пропадает весь аппетит, так что она просто бесцельно передвигает рис с одного места на другое. Девочка хочет возразить, но не знает, что сказать – отец не разрешит ей не использовать технику. — Я понимаю, что тебе это не нравится, — внезапно большая рука накрывает её маленькую, и Миори поднимает глаза, — и мне действительно жаль, что тебе приходится это делать в таком раннем возрасте. Однако, мы в невыгодном положении, и я хочу, чтобы ты в случае чего смогла себя защитить. Или хотя бы просто убежать. Ото-сама несильно сжимает её ладонь, прежде чем убрать руку и начать есть. Миори пару секунд смотрит на его разгладившееся лицо – ещё секунду назад наполненное беспокойством – и слегка ёрзает. Ей не кажется, что он соврал, но почему-то вчерашние воспоминания продолжают упорно лезть в голову. То, как его холодные глаза смотрели неё, когда крепкие руки проталкивали проклятие ей в рот… Миори задаётся вопросом, контролировал ли он тогда своё лицо, чтобы не показывать своё беспокойство, или же она просто ищет оправдания его поведению. Идеологический бред и фанатизм… так они это называют? В конце концов она тихо вздыхает, понимая, что больше не сможет ничего съесть. — Если мне придётся есть проклятия… — начинает Миори, решая вновь поднять этот вопрос; отец заинтересованно склоняет голову, — то может… мы могли бы найти что-то, что поможет перебить их ужасный вкус… Какой-нибудь сладкий напиток, например… Девочка краем глаза следит за реакцией отца, надеясь на его согласие – мятные конфетки были неплохи, но, по её мнению, такую гадость надо запивать, а не заедать. Мужчина молчит пару секунд, потирая подбородок рукой, а после кивает: — Хорошо, если ты считаешь, что так тебе будет проще, — отец мягко улыбается ей и протягивает руку, чтобы погладить по голове; Миори немного наклоняется ближе, хотя его рука и так достаточно длинная. — Я ведь обещал тебе сходить в кафе, вот и найдём что-нибудь заодно. Видимо подумав об этом ещё немного, мужчина кривит лицо в отвращении и добавляет: — Хотя я не очень рад перспективе бродить среди обезьян, — он морщит нос и машет рукой, будто отгоняя мух. — Но мы можем найти место, где не так многолюдно. Тем более, что я обещал тебе. С этими словами отец завершает этот разговор и продолжает есть, периодически задавая вопросы другим членам семьи. Миори с трудом делает глоток сока, пытаясь заглушить это глупое чувство в груди, что не даёт ей спокойно жить. Она молчит до конца ужина.

***

— Ну что ж, давай посмотрим на твои проклятия. Практически сразу, как они заканчивают ужин, отец напоминает ей о том, что теперь у неё есть четыре низкоранговых проклятия. Миори неловко ёрзает под взглядами, пронизывающими её со всех сторон, но соглашается использовать технику. Голова уже не так гудит – хотя усталость никуда не ушла – и она чувствует себя вполне нормально, так что не может найти аргументы против. Тем более, что ей и самой интересно. Отец говорит ей, что это из-за того, что она ещё не умеет контролировать проклятую энергию на постоянной основе, но до тех пор, пока она не сосредотачивается, Миори не чувствует проклятий. Однако, как только по её телу, пробуждаясь, пробегает горячий поток и голубой огонь начинает слабо мерцать на её коже, Миори сразу находит эти сгустки энергии. Это немного странно, потому что она не совсем их чувствует – нет никакого холода, давления, притяжения – она просто знает, что они у неё есть. Отец объясняет, что это потому, что проклятая техника выжжена в мозгу колдуна, а не где-то ещё. Что все их техники по сути формулы, которые их мозг бессознательно обрабатывает. Миори кажется, что её мать однажды пыталась объяснить что-то такое. Она плохо помнит. Миори недоумённо смотрит на родителей, но кивает, пытаясь заставить свою технику работать так, как она хочет. — Сконцентрируйся на каком-то одном проклятии, — говорит ей отец, вставая напротив; между ними всего два-три шага. — Попытайся… мм... Порталы, наверное, пока будут сложны… — бормочет он себе под нос, а потом вновь обращается к ней. — Попробуй как бы вытолкнуть проклятие из своего тела, так должно быть проще. Кивнув, Миори облизывает губы, и выбирает проклятие наугад – она не совсем уверена, какое именно, поскольку их образы в её голове весьма смутные. Когда она, обеспокоившись, спрашивает об этом у отца, он успокаивает её, говоря, что всё в порядке: — Со временем и практикой тебе станет проще их различать, — говорит он, ободряюще улыбаясь. — У меня около пяти тысяч проклятий, и я знаю их всех. Ты просто ещё мала, поэтому тебе так сложно воспринимать технику. Нервно вздохнув, девочка быстро сжимает кулаки как можно сильнее, а после вытягивает руку вперёд и закрывает глаза – она не знает зачем, но почему-то ей кажется, что так будет проще. Мысленно зацепившись за проклятие, Миори представляет, что тянет его за поводок, а потом пропихивает проклятой силой от мозга до руки – горячая волна прокатывается у неё под кожей. Она видит, как её голубая энергия внезапно идёт рябью и фиолетовый туман начинает подниматься из её предплечья, медленно выходя наружу и увеличиваясь в размерах. В конце концов он обретает конкретную форму, и проклятие появляется рядом с ней. С закрытыми глазами Миори видит его как большой фиолетовый огонь, от которого к ней тянется тонкий поводок – всё же это не было её воображением. Она чувствует его рядом с собой – не ледяное, но заметное присутствие, – и знает, что при желании сможет потянуть за этот поводок. — Великолепно! — хвалит её отец и хлопает в ладоши; Миори резко открывает глаза от звука. Рядом с ней стоит то самое паучье проклятие, которое она поймала самым первым. Его розовое тело выглядит всё таким же уродливым, но теперь Миори не испытывает ни страха, ни холодных мурашек в его присутствии. Она знает, что это её проклятие. — Ээ, оно такое... стрёмное, — внезапно Нанако подходит ближе и осматривает проклятие. — А ещё оно такое маленькое и слабое. У Гето-самы проклятия в сто раз круче! Светловолосая девочка, не моргая, высокомерно смотрит на Миори сверху вниз; вся неприязнь написана на её лице. Иногда Миори кажется, что это не зависит от её поступков – Нанако просто не нравится всё, что она делает. Её сестра так и ищет, к чему придраться. Мимико молча кивает со своего места поодаль. — Ну-ну, Нанако-чан, не надо быть такой вредной, — мягко журит её мужчина; Миори чувствует благодарность к отцу за то, что ей не пришлось отвечать самой. — Ми-чан всего пять лет, и это первый раз, когда она использует проклятую энергию. Пройдёт ещё пара лет, прежде чем она станет хотя бы Третьего ранга. — Хм, — Нанако бросает на неё ещё один надменный взгляд, а после слегка кланяется. — Если вы так считаете Гето-сама, то хорошо. Я не хотела грубить, простите. — Ничего страшного, — спокойно кивает отец, но Миори видит, как едва заметно сужаются его глаза. — Но я надеюсь, что впредь ты будешь более добра к Ми-чан. Мне казалось, что вы когда-то обещали быть ей старшими сёстрами, а разве так они себя ведут? Нанако стыдливо опускает голову и бормочет извинения, её уши заливаются красным цветом. Мимико повторяет за ней. Миори задумывается, действительно ли они послушаются отца, или Нанако так и продолжит к ней цепляться. Она надеется, что со временем их отношения станут лучше. Всё же они семья.

***

В итоге Миори несколько раз призывает и отзывает все свои проклятия, прежде чем у неё начинает кружиться голова. Как только она говорит об этом отцу, он прекращает их тренировку. — Ты такая молодец, — говорит он, присаживаясь перед ней и притягивая в объятия. Миори расслабляется, наслаждаясь прикосновениями; запах сигарет и антисептика проникает ей в нос, и она подавляет чих. — Намного лучше, чем я был в твоём возрасте. Она слышит, как кто-то подходит к ней сзади и внезапно ещё одна рука появляется у неё на спине. — Я и не ожидала меньшего от нашей дочери, — звучит непривычно мягкий голос матери. Миори чувствует, как у неё теплеют щёки. — Действительно, — ото-сама сильнее сжимает её в объятиях, и внезапно Миори приходит в голову залезть к нему на ручки. Позже она спишет это на усталость, но в этот момент Миори встаёт на носочки и хватается за шею отца. Большие руки поудобнее перехватывают её, и ото-сама встаёт вместе с ней на руках. Она слышит, как окаа-сан встаёт вслед за ними. — Смотрите, кто такой сонный, — Миори чувствует, как смех рождается в его груди. — Я сообщу, чтобы вам приготовили машину. Каэ-чан должна была сделать для Миори скрывающие печати – сходи, забери их. Образ красивой помощницы отца внезапно всплывает в голове Миори. Каэ-сан всегда была очень доброй, когда они встречались. — Мы уезжаем? — голос матери звучит удивленно, и девочка представляет, как поднимаются её брови. — Но Гето-сама… Я думала, что теперь, когда Миори пробудила технику… — Она всё ещё будет жить с тобой в квартире, — твёрдо говорит отец. — Я хочу, чтобы она оставалась вне поля зрения колдунов дзюдзюцу как можно дольше. Ей лучше слиться с толпой – пусть продолжает ходить в хойкуэн. Будет иногда приезжать сюда тренироваться, когда я скажу. Миори морщится, когда ото-сама упоминает её детский сад, но не открывает глаза. Она бы предпочла остаться здесь, с ним, чем снова с утра до вечера сидеть с вредными воспитательницами. — Я также оставлю с ней небольшое проклятие, — Миори чувствует, как приходит в движение проклятая энергия её отца, и видит, как сбоку от них появляется в фиолетовое пятно. — Со стороны будет казаться, что к ней прилипло обычное проклятие, но если кто-то его изгонит, то я узнаю об этом. — Хорошо, Гето-сама, — тихо соглашается её мать. Девочка слегка ёрзает, когда чувствует, как проклятие садится ей на голову. Оно ничего почти не весит, но ощущение не из приятных. — Не волнуйся, оно будет чаще летать, чем сидеть, — говорит ото-сама, гладя её по спине, а после снова обращается к её матери. — И купи ей телефон, чтобы она смогла позвонить в случае чего. — Но ей всего пять, она не умеет… И в детском саду нельзя… — Так научи её, — обрывает все возражения отец. — Все эти проблемы решаемы. А теперь иди за талисманами. Миори слышит, как окаа-сан тихо что-то говорит, но не может различить слова. Тяжесть вновь наваливается на её тело, и проклятие продолжает сидеть у неё на голове, когда девочка проваливается в сон. Она рада, что последнее, что она чувствует, это тёплые руки отца. Потому что увидятся они не скоро.