Песни забытых часов

Ночь была необычайно тихой, и в темноте гриффиндорской комнаты только слабый свет луны пробивался сквозь занавески, но Астория не могла найти покоя. В её голове всё ещё крутились образы дня, взгляды, слова, которые она не могла вытряхнуть из сознания. Сон, который ей предстояло пережить, был столь же мрачен и тревожен, как и её мысли. Она засыпала с тяжёлым чувством на сердце, и вскоре её поглотил тёмный мир, где не было ни света, ни воздуха. Астория оказалась в холодном и пустом кабинете Хогвартса. Тусклый свет магии отбрасывал длинные тени на каменные стены, и всё вокруг было затянуто в какой-то зловещий мрак. Она чувствовала себя одинокой, словно каждый шаг, который она делала, был неизбежно приводил к какой-то ловушке, которую невозможно было избежать. Вдруг перед ней возникла фигура. Она не могла разобрать её черты, потому что лицо было скрыто тенью чёрного капюшона, но Астория почувствовала, как её сердце застучало быстрее. Магия, которая исходила от этой фигуры, была темной и чуждой. Фигура шагнула к ней, и Астория ощутила, как её тело будто парализовало. Её сердце забилось в груди, но в этот момент она уже не могла двигаться. Астория хрипела, пытаясь вырваться, но её голос звучал как шёпот, растворяясь в пустоте. В следующую секунду воздух вокруг неё сжался, и боль прорезала её тело, как острые иглы. Заклинание проникло в неё, и её тело выгнуло в страшной судороге. Лишь крики пронзали пустоту, но голос был её, и он был полон боли. Она падала на колени, ощущая, как её кожа горит, а мышцы сжимаются, будто сжимает кто-то невидимый, не дающий ей ни дышать, ни двигаться. Каждая клетка в её теле будто горела огнём, а боль не отпускала, не давая ни секунды облегчения. В её сознании промелькнули лица, образы... но всё, что она могла почувствовать, это тот невыносимый огонь, пронизывающий её изнутри, разрывающий на части. И чем дольше она оставалась в этом кошмаре, тем более отчаянным становилось её состояние. Она не могла больше терпеть. Перед глазами мелькали самые болезненные и тяжёлые воспоминания: телесные наказания дома, отречения родственников, снова полосование розгами… Астория прошептала в пустоту просьбу остановиться, но её голос опять был поглощён тьмой. Вокруг неё только безбрежная, поглощающая боль. С этим последним ощущением она закричала, и в тот момент мир вокруг неё вдруг исчез. Всё поглотила тьма. Астория резко проснулась, зарывшись лицом в подушку, её грудь тяжело вздымалась от удушья, а по коже пробежал холодный пот. Сердце билось так, как если бы она только что бежала по тёмному лесу, в поисках спасения, которое так и не наступило. Она подняла голову, всматриваясь в полумрак комнаты, осознавая, что была снова в безопасности, но тело всё ещё сжалось от боли, как будто тёмное заклинание не ушло. Руки дрожали, и она заставила себя встать, но её разум не мог успокоиться. Что это было? Что она пыталась понять? Астория сглотнула и попыталась расслабиться, но сон, как привкус какого-то зла, не уходил. Эти сны… стали довольно частыми. То какое-то наваждение, какие-то абсолютно нереальные, просто ирреалистичные обстоятельства. То оглушающие кошмары, как в этот раз… На утро лучи пробивались сквозь высокие окна комнаты, мягко освещая столы, заваленные пергаментами, чернильницами и книгами. Гермиона Грейнджер, соседка Астории, аккуратно укладывала свои учебники в сумку, готовясь к урокам. Астория сидела на краю своей кровати, задумчиво вертя в руках тонкий золотой браслет, вспоминая ночной кошмар. Между ними повисло лёгкое напряжение, словно оба ждали, кто начнёт разговор. – Ты всё ещё гадаешь, Астория? – внезапно нарушила молчание Гермиона, не отрываясь от своего занятия. Её голос был мягким, но любопытным. Астория подняла взгляд, чуть нахмурившись. – Гадаю? – она пожала плечами, отгоняя от себя воспоминания о ночной пытке. – Да, конечно, я иногда гадаю… — Гермиона была одной из немногих, кто знал о склонности Астории к прорицанию и не осуждал её за её пристрастие иногда пользоваться своим талантом, чтобы подглядывать будущее. В волшебном мире прорицание, так же как и игры со временем, строго лимитировалось нормами этики и морали. — Но ты же знаешь, с таким нельзя перебарщивать. И я смотрю прогнозы только в случае, если… если правда нахожусь на перепутье. Либо если мне правда нужно кому-то помочь, — ответила Гринграсс. Гермиона оторвалась от своих книг и повернулась к ней. — Можешь не переживать, Астория, я никому не расскажу. Ты ведь на третьем курсе сохранила в тайне, как Макгонагалл передала мне маховик времени для посещения занятий. — Да… В прошлое можно переместиться, если это будет только в благо для настоящего. А вот вмешиваться в будущее… — она закусила губу. — Ты помнишь, Гермиона, профессор Дамблдор строго-настрого запретил мне использовать прорицание в своих целях. Я обращаюсь к картам в редких случаях — только тогда, когда нужно узнать какую-то мелочь, которая не повлияет ни на мир вокруг, ни на моё собственное здоровье. Гермиона вздохнула. — В мире маглов твой талант очень популярен, — заметила она. — Карты, которые ты смотришь… маглы тоже их используют. — Это так, — ответила Гермионе Астория, — но магические инструменты не могут работать в руках у маглов так, как работают у волшебников. В таком случае это просто бумажки с картинками, а любое совпадение с реальностью - не больше чем случайность. — Да уж, — поддержала Гермиона, — ещё год назад я бы прочитала самой себе лекцию о дисциплине и нравственности в магии. Но иногда так сложно принять правильное решение, что, кажется, без вмешательства высших сил не обойтись… Астория взглянула на подругу: та явно была чем-то озадачена. — Ты хочешь, чтобы я погадала для тебя? Если да, то помни: гадать можно не на всё. Иногда знание о будущем может лишь испортить его. А иногда… иногда без знания будущего не обойтись, особенно в нашем мире, когда всё так… непредсказуемо. Гермиону перетряхнуло: она сразу поняла, что не только она чувствует, как атмосфера в Хогвартсе и вообще в Великобритании изменилась к худшему. Пока что она решила ничего не отвечать Астории. Поколебавшись, Грейнджер сменила тему. – Кстати, у тебя уже закончились твои отработки с Малфоем? – спросила она, пытаясь говорить как можно небрежнее, но в голосе всё же скользнуло лёгкое напряжение. Астория фыркнула, отложив браслет в сторону. – Да, вчера был последний день. — И как? — Последние несколько раз — никак. Мы просто молчали и игнорировали присутствие друг друга. А в первый день... в первый день он и впрямь дал мне трёпку. Он полный мерзавец. Оставшаяся неделя отработок действительно прошла в тягучей, напряжённой тишине, которая с каждым днём становилась всё более гнетущей. После первой перепалки Малфой будто забыл о существовании Астории. Ни взгляда, ни слова, ни малейшего признака, что он замечает её присутствие. Она для него словно растворилась в воздухе. Астория пыталась приходить в класс раньше, надеясь, что короткие минуты одиночества помогут ей собраться с мыслями, но каждый раз её ожидал один и тот же результат: как бы рано она ни пришла, Малфой всегда уже был там. Он сидел за столом, выпрямившись, с каменным выражением лица, как будто весь мир вокруг не заслуживал его внимания. Астории было всё равно на его отношение, но такая «отмена» её присутствия угнетала. Как будто она сделала что-то не так! Она усаживалась за свой стол, разворачивала пергаменты и чернила, стараясь сосредоточиться на задании, но тишина, в которой они работали, была тяжёлой. Даже звуки пера, царапающего бумагу, или её собственное дыхание казались слишком громкими в этом напряжённом вакууме. Больше всего её раздражало его дыхание. Едва уловимое, но до странности ритмичное, оно заполняло всё пространство, будто подчёркивая его превосходство. Иногда ей казалось, что даже его дыхание было надменным – лёгким, но одновременно тяжёлым, как будто он не просто игнорировал её, а с презрением давал понять, что она недостойна его внимания. Время тянулось бесконечно долго. Часы отработок становились испытанием, где её терпение сталкивалось с его холодным безразличием. Астория чувствовала, как это давит на неё, как молчание растягивает её нервы до предела. Иногда она украдкой бросала на Малфоя взгляд, пытаясь понять, что он чувствует. Если она об этом задумывается, он ведь тоже должен что-то о ней думать, хоть на секунду? Но его лицо оставалось таким же непроницаемым, как в первый день. Никакой злости, никакого раздражения – только равнодушие, которое было хуже любой перепалки. Но в этой тишине было что-то странное. Что-то, что заставляло её чувствовать себя так, словно за каждым его невидимым движением скрывался какой-то план. Малфой был чрезвычайно сосредоточен и словно обдумывал что-то крайне важное, о чём она могла только догадываться. Гермиона нахмурилась, вспоминая надменное лицо слизеринца. – Почему он так с тобой? Понятно, почему он ненавидит нас – мои родители маглы, с Гарри у них патологическая непереносимость с первого курса, Рон... Ну, такие как Малфой не очень жалуют его семью. Но ты?.. Твоя сестра ведь учится вместе с ним. Астория отвела взгляд, и её голос стал холоднее. – Малфой считает меня предателем крови. – Что за вздор! – Гермиона возмущённо всплеснула руками. – Он просто зашоренный болван! Не думаю, что в нём вообще есть что-то человеческое, если он обижает таких хороших девушек, как ты… — Когда Астория улыбнулась реплике Гермионы, будто показывая свою благодарность её комплименту, Грейнджер пришла в голову ещё одна мысль: — А… как ты вообще оказалась с ним в одном помещении? Я имею в виду, до отработок, когда Макгонагалл застала вас на лестнице… Астория помедлила, словно раздумывая, стоит ли отвечать. – Мне кажется, он там оказался неслучайно, – наконец произнесла она. – По крайней мере он точно не направлялся в факультетскую гостиную. Не знаю, как это объяснить, но у него было какое-то… озадаченное выражение лица. Как будто ему очень не хотелось, чтобы его поймали. Мне кажется, что Малфой что-то задумал. Гермиона задумчиво нахмурилась. – Знаешь, Гарри тоже считает, что с Малфоем в этом году что-то не так. Астория насторожилась, её взгляд стал внимательным. – А что говорит Гарри? – Гарри говорит об этом с самого конца августа — он уверен, что Малфой уже не просто глупый слюнтяй со Слизерина, безобидный хорёк, который может навредить только мелкими пакостями. Гарри думает, что Малфой, ну… что он связан с Тёмным Лордом. Короче, скажу прямо: наш Гарри убеждён, что после заключения Люциуса Малфоя в Азкабан его сын стал пожирателем смерти. — Последние слова Гермиона произнесла тише, чем предыдущие, словно боясь, что кто-то может их подслушивать за дверью. Гриффиндорка следила за реакцией Астории. Та резко покачала головой. Слишком много упоминания «пожирателей смерти» было за последние месяцы. – Это невозможно. Он же ещё так молод. Гермиона вздохнула. – Вот и я так говорю. Но Гарри настаивает. Он говорит, что Малфой слишком скрытный в этом году. И слишком часто исчезает. И тогда, в поезде, когда ты вмешалась и спасла Гарри от возвращения в Лондон под мантией-невидимкой. Он говорил с Пэнси Паркинсон и Блейзом Забини так, как будто ему предстоит в Хогвартсе важное задание. Гарри подозревает, что это может быть задание Тёмного Лорда. – Может, он просто... – Астория запнулась, подбирая слова, – переживает из-за семьи? После разгрома пожирателей в Министерстве магии, когда Астории в составе Отряда Дамблдора пришлось сразиться с Беллатрисой Лестрейндж и Люциусом Малфоем, Малфой-старший был помещён в Азкабан. — Из-за семьи? Разве что ему стыдно за позор, который наложил на его семью его горе-отец, — бойко резюмировала Грейнджер, проводя по пышным непослушным волосам деревянным гребнем. — Ну, он всё же человек… как и мы с тобой. – Возможно, – согласилась Гермиона, хоть и с долей оговорки, словно отказывая Малфою в праве именоваться «человеком» — таким же, как и они с Асторией. – Но это всё равно не объясняет, почему он ведёт себя так странно. — И всё же, — прервала её Гринграсс, — зачем ты спрашивала про гадания? Тебя что-то беспокоит? Гермиона вдохнула и почувствовала, как тяжело выговорить то, что её мучило последние дни. — Виктор Крам написал мне, — произнесла она, почти шепотом. — Он пригласил меня в Болгарию на каникулы, предложил провести неделю вместе. Астория ничего не сказала, но села рядом, внимательно слушая. — Ты всё ещё общаешься с Виктором? — Он часто пишет мне… настойчиво пытается не терять связь. Я не знаю, что делать. С одной стороны, я бы очень хотела поехать, но с другой — сейчас вообще не лучшее время для таких поездок, — продолжила Гермиона. — Болгария… Всё ещё неясно, что там происходит, а Дурмстранг… Ты же помнишь, что Каркаров был союзником Тёмного Лорда? А вдруг Виктор… Я даже не уверена, что это безопасно. Астория кивнула, не перебивая, позволяя Гермионе высказать всё, что на душе. — И я не знаю, как на это отреагирует Рон, — добавила Гермиона с болезненным выражением на лице. — Всё ещё такая неуверенность в отношениях. Мы с ним… ну, знаешь, всё как-то… не совсем взрослое, не то что я хочу. А с Виктором всё было по-другому. Он всегда был таким… уверенным в себе, харизматичным, настойчивым. И с ним было легче. Астория молчала некоторое время, затем тихо, но с настойчивостью, сказала: — Ты не должна чувствовать себя обязанной перед Роном, Гермиона. Он не ведёт себя с тобой как взрослый парень. Не ведёт себя так, как ты заслуживаешь. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет уважать тебя и твоё мнение, кто будет поддерживать тебя, а не цепляться за тебя, не заставлять выбирать между своими желаниями и твоими. А Рон... ну, он пока не готов. Может, потом. И ты, как всегда, слишком заботишься о том, как он воспримет твои решения, как если бы ты была ответственна за его чувства. Гермиона почувствовала лёгкую боль от этих слов, но в какой-то момент она осознала, что Астория права. Чувства Рона не должны быть её главной опорой, как бы особенно она к нему ни относилась. Уверенности в чувствах не было. Но внутреннее сомнение всё равно терзало её. — Ты считаешь, я должна поехать в Болгарию? — спросила она, смотря Астории в глаза. Та сдержала лёгкую улыбку и пожала плечами. — Я никак не считаю, — сказала Астория. — Тем более учебный год ещё только начался, до каникул ещё несколько месяцев. Но ты заслуживаешь того, чтобы за тобой ухаживали так, как ты того хочешь. Виктор — харизматичный и напористый. Он не даёт сомнений в том, что ты ему интересна. Ты заслуживаешь такого отношения, ты заслуживаешь того, чтобы твои желания и мечты были важны. Ты заслуживаешь больше, чем просто… — Она задумалась на мгновение. — … чтобы постоянно гадать, как Рон на это отреагирует. Тебе не нужно оправдываться. Тебе не нужно оправдывать свой выбор. Гермиона молчала, чувствуя, как её сердце тяжело бьётся. Она была благодарна за эти слова, но внутри всё равно оставалась буря. Виктор… Рон… Стоило ли рисковать и идти за тем, что может быть временным, даже если оно казалось притягательным и безопасным? Гермиона почувствовала, как её дыхание стало легче. В глубине души она знала, что разговор с Асторией был тем, что ей было нужно. Она наконец-то смогла почувствовать себя не просто частью чьих-то ожиданий, но и собой. — Спасибо, — прошептала она. — Я подумаю. Они обе замолчали, каждая углубившись в свои мысли, пока за окном не прозвенел колокол, оповещая о начале занятий. … Зал был наполнен ароматом тумана и магии, смесью зельеварческих ингредиентов, с запахом трав, жидкости и дыма, когда новый преподаватель по зельеварению, профессор Слизнорт, с улыбкой на губах начинал очередной урок. Слизнорт стоял перед классом с легким хмельным блеском в глазах, ощущая некоторую нервозность студентов, смешанную с любопытством. Долгие годы профессор был деканом Слизерина, но в этом году он решил, что наставничество исключительно в области зельеварения будет для него новым вызовом — так сильно ему хотелось пополнить свою «коллекцию» талантливых молодых волшебников. Слизнорт, при всех присущих ему качествах слизеринца, был человеком, который всегда знал, как повеселить своих студентов, не теряя при этом строгости. Астория не могла не думать о том, что Слизнорт был очевидным свидетельством того, что стереотипы в отношении факультетов Хогвартса - не более, чем стереотипы. — Сегодня мы поговорим о зелье Мистической Эссенции. Это сложное зелье, которое может принять форму любых ароматов, зависит от восприятия каждого. Как мы ещё называем его? — Приворотное зелье, профессор, — резво ответила Гермиона Грейнджер. — Верно, Гермиона! Перед вами сейчас унифицированный образец зелья. Оно приготовлено таким образом, чтобы суметь заинтересовать каждого из вас. Но при этом ввести вас в амурную лихорадку или же лишить вас мировоззренческого покоя такое зелье не способно: для этого необходимо его индивидуальное приготовление с учётом ингредиентов, которые являются ключом к вашей конкретной душе. Всем понятно? По классу пронеслось оживлённое «Да», выкрикиваемое преимущественно гриффиндорцами. Пара профессора Слизнорта была одной из немногих пар на шестом курсе, когда Слизерин и Гриффиндор объединялись воедино. С каждым годом таких пар становилось всё меньше и меньше, по сравнению с первым курсом, когда общими для студентов парами были вообще все. Удивительно, но в одно и то же время, в одном помещении над общими задачами трудились и избранный Гарри, у которого в этом году будто бы проснулся скрытый талант к зельеварению, не наблюдаемый никогда ранее; и неуклюжий, но в целом старательный Рон, для которого эксперименты с зельями зачастую заканчивались плачевно; и знающая ответы на любой академический вопрос юная и становившаяся всё более привлекательной Гермиона; и тучный и неуклюжий, но безумно отдающийся делу Невилл; и вечно сдержанная, но всегда всё выполняющая от корки до корки ровно Астория (многих своих сверстниц на Гриффиндоре она раздражала именно этим: в тихом омуте черти водятся); и высокомерная, но весьма пассионарная дама крупных размеров — Милисента Булстроуд; и местами заносчивый, но добродушный парень Симус; и язвительная, но весьма способная Пэнси; и высокомерный, саркастичный Драко Малфой. — По очереди, пожалуйста, расскажите, чем зелье пахнет для вас, — продолжил профессор. — С радостью послушаю, — подмигнул он. Гермиона, всегда стремящаяся к первенству и знаниям, подняла руку, когда пришла её очередь. — Для меня это, наверное… запах свежескошенной тропы, свежих книг в библиотеке, с легким привкусом перечной мяты, — сказала она, сдержанно, но уверенно. Гарри немного замялся, чувствуя знакомое беспокойство, но его взгляд стал более собранным, когда он произнес: — Это как... дождь после долгой засухи. Такой свежий, чистый, но с запахом земли, как будто сама природа восстанавливается. Лаванда Браун вдохнула запах зелья как можно глубже, словно желая задержать благоговейный запах в ноздрях на как можно дольше. — Пахнет солёной карамелью. Со сливочным кремом. Запах кондитерской. Это… Как будто самый вкусный эклер, который я когда-либо пробовала. — Она улыбнулась. — Трудно удержаться, чтобы не отпить немного зелья. — В этом и смысл, мисс Браун, — подмигнул профессор Слизнорт. Астория, с её спокойным и утонченным голосом, чуть приподняла бровь, когда её очередь подошла. Она немного задумалась, прежде чем произнести: — Ммм... для меня это запах старого замка. Как будто что-то спрятанное, но очень ценное. Запах настолько тонкий и загадочный... Это напоминает мне древние книги из библиотеки Хогвартса, наполненные тайнами. Когда её слова замерли в воздухе, она ощутила, как на неё устремились десятки глаз вокруг. И всё бы ничего, но… один из этих взглядов буквально обжигал. Драко Малфой, стоявший в другом конце аудитории, смотрел на неё так, словно она только что открыла перед ним что-то странное и непонятное. Его серые глаза мерцали под светом свечей, и Астория на мгновение почувствовала, как дыхание сбилось. Она намеренно не встречалась с ним взглядом, но сердце упорно стучало в рёбрах, будто пытаясь вырваться наружу. Причиной был вовсе не его взгляд — мало ли, куда он там смотрит; причиной был сон, что преследовал её уже несколько раз до того кошмара, который она пережила сегодняшней ночью. Щёки Астории горели румянцем, и она молилась, чтобы никто этого не заметил, особенно из недоброжелателей. Астория зря волновалась — каждый, кому приходилось вкусить приворотное зелье, испытывал эмоции похожие, что и она в этот момент. Но, опуская взгляд обратно на пергамент, она всё же рискнула один раз украдкой взглянуть на Малфоя. Он всё ещё смотрел. Пэнси Паркинсон не упустила шанса продемонстрировать свою индивидуальность. — Потрясающий запах... запах розового масла. Очень женственно, — подметила она. — Это словно… аромат дорогих духов... пахнет моей мамой, — заключила Паркинсон. Астория внимательно наблюдала за девушкой. Безусловно, она была красива. Пэнси Паркинсон обладала утонченной, но слегка резкой внешностью, которая подчёркивала её острый характер. У неё были тёмные, гладкие волосы, обычно собранные в аккуратный хвост или распущенные по плечам, обрамляя овальное лицо с чёткими скулами. Волосы Пэнси были светлее, чем у Астории. Её карие глаза казались глубокими и выразительными, но часто сверкали насмешкой или скрытой язвительностью. Астория Гринграсс подумала о том, могли ли бы они с Паркинсон стать близкими подругами в параллельной вселенной. И всё же понимала, что даже при всех равных — нет. Пэнси тем временем была очень близкой подругой Дафны. Губы у неё были тонкие, чаще всего сжатые в чуть презрительной улыбке, а нос, хоть и слегка вздёрнутый, придавал её облику особую надменность. Она всегда следила за своим внешним видом, предпочитая строгие, элегантные наряды, подчёркивающие её статус. В этом Паркинсон было трудно отличить от Гринграсс-младшей. В её осанке читалась уверенность, граничащая с заносчивостью, а походка была размеренной и выверенной, словно она привыкла быть в центре внимания. Пэнси Паркинсон никогда не беспокоилась о будущем своего рода. В отличие от многих своих сверстниц, она была уверена, что её положение в мире чистокровных волшебников абсолютно не подвержено риску. Хотя она и была единственной дочерью обоих своих родителей, у её отца, старшего Паркинсона, были также братья, и род не находился под угрозой прерывания, даже если бы она не вышла замуж или не родила наследника. Её положение как единственной дочери, с одной стороны, освобождало её от давления, но с другой стороны, добавляло ей ответственности в вопросах семейных ожиданий. Пример её родителей, их брак, был результатом непреложного обета, который был не столько личным выбором, сколько частью семейной стратегии. Помолвка её родителей была заключена по закону, по обету, который не давал места для воли или эмоций. Это был не романтический союз, а акт сохранения порядка, который, в принципе, должен был быть выполнен — брак был не о любви, а о будущем. В целом браки «по любви» были чем-то вроде извращения из мира маглов. Не любовь как чувство, которое в том или ином виде так или иначе возникает в результате совместного проживания. Сама Астория была против того, чтобы демонизировать логику таких семей, как у неё. А брак в результате мнимого гормонального всплеска, не основанный на целесообразности и не имеющий никакого социального — или по крайней мере межличностного — преимущества. Разъезд Паркинсонов по разным поместьям, как только Пэнси уехала учиться в Хогвартс, стал подтверждением того, что социальная миссия брака была выполнена: дети, деньги, социальные связи — всё это было на месте. Теперь они могли спокойно жить, не беспокоясь о дальнейшем. Никто не задавал вопросов, но сама суть была в том, что ни у кого эти вопросы даже не возникали. Смыслом брака было произведение потомства. Тот, кто оказался связан общей кровью, навсегда был связан перед лицом Господа. В мире чистокровных развод был строго запрещён, хотя на деле это больше касалось вопросов чести. Развод был приравнен к измене семье и мог привести к разрыву отношений, к изгнанию из круга тех, кто оставался верен законам. Но даже развод в глазах общества был меньшим грехом, чем предательство крови. Чистокровные семьи жили по строгим правилам, и в большинстве случаев, даже если чувства угасали, такие семьи продолжали существовать ради репутации. И Пэнси это хорошо понимала, но она также была уверена, что её судьба будет иной. Её брак, когда он состоится, не будет похож на брак её родителей. С Драко Малфоем они встречались уже несколько лет, и эти отношения были не просто соглашением или политическим шагом. Это был выбор обоих, и Пэнси чувствовала, что их союз будет неизбежен, когда они станут совершеннолетними. Совершеннолетие в мире магии наступало раньше, чем у маглов, и к шестому курсу Хогвартса они уже могли свободно распоряжаться своей судьбой. В отличие от холодной, почти механической связи её родителей, помолвка с Драко должна была быть не просто продолжением рода, но и актом настоящего союза. Она ждала от него помолвки, но не какой-то формальной, а настоящей, по непреложному обету, который закроет их отношения так, как этого ожидало общество. Тем более, что между ними уже была интимная близость, что было по своей сути уже как непреложный обет. В чистокровных семьях девство невесты до брака являлось нормой, ещё одним негласным правилом, и правило это нарушалось лишь изредка, например, самим будущим мужем между помолвкой и непосредственным бракосочетанием. С её родом всё было просто. Пэнси могла быть единственной дочерью, но не единственной наследницей, но у Гринграссов ситуация была иной. В родовом доме Астории по мужской линии не осталось более никого, кроме её отца Чарльза Гринграсса, только две дочери — Дафна и Астория. Астория иногда задумывалась над тем, почему её мать не продолжила попытки родить мальчика после двух беременностей девочками. Теперь, для выхода из ситуации, в первую очередь рассматривался вариант с тем, чтобы для одной из дочерей устроить брак, в котором фамилия Гринграсс будет передана её детям, а значит — они станут настоящими наследниками. Дафне, как старшей и наиболее примерной дочери, отводилась более «разумная» партия - к примеру, породниться с кем-то более уважаемым, кто укрепит их позиции в магическом мире. Но Астория, как младшая и, к тому же, разочаровавшая родителей своей терпимостью ко всему, что связано с кровью маглов, казалась тем, кто мог стать частью ещё более сложной схемы. Её брак, таким образом, скорее всего был бы направлен на то, чтобы она стала единственной наследницей древнего рода Гринграссов. На то, чтобы дать детям фамилию матери, мог согласиться далеко не каждый чистокровный волшебник, а лишь один из младших наследников какого-нибудь не самого именитого рода, для которого союз с Гринграссами стал бы настоящей сделкой. Вроде Гойлов. Так, казалось, Астория стояла перед самым важным выбором в своей жизни. Да, Дафна могла бы выйти замуж за более влиятельного и богатого, но ей не пришлось бы нести бремя ответственности за весь свой многовековой род. А вот Астория, чья роль была менее очевидна, могла стать тем, кто сохранил бы имя и наследие семьи Гринграссов, продолжив род с кем-то менее престижным, но гораздо более важным для продолжения чистоты их крови. Это давало Астории уникальную, почти священную миссию, но также на ней лежала тяжесть ответственности. Пэнси, конечно, в такие семейные игры вмешиваться не собиралась. Её жизнь шла по своему плану, и единственное, что её действительно беспокоило, это то, что теперь, когда она и Драко стали совершеннолетними, не должно было быть никаких препятствий для их помолвки. Она думала, что ещё какое-то время подождёт, а потом, если Драко будет отвлечён другими вопросами и не заведёт об этом разговор первый, она настоит сама. Когда наступила очередь Драко, он, казалось, взял паузу, прежде чем опустился вниз и принюхался к вязкой густой жидкости. — Мерзкий приторный запах… — произнёс слизеринец с лёгким отвращением. — Свежие цветы. Лаванда, наверное. И что-то сладкое, пудровое. — Профессор, разве может запах приворотного зелья быть неприятным? — задала вопрос Пэнси, стоявшая возле Драко. — Иногда бывает и такое, мисс Паркинсон. Очень редко, но в тех случаях, когда человек и сам не догадывается, что его привлекает то или иное явление. Астория взглянула на Малфоя, немного приподняв уголки губ, как будто услышала что-то более личное, чем просто слова. Её взгляд стал более внимательным, как будто она размышляла о том, что этот запах может означать для него. После реплики Слизнорта в классе проскользнула напряжённая тишина, нарушаемая лишь легким дыханием и тиканьем секундной стрелки на часах. Профессор Слизнорт улыбнулся, наблюдая за этим моментом. — Иногда запах может многое сказать о человеке. Но не забывайте, что зелье Мистической Эссенции всегда меняется, точно так же, как и наше восприятие, — отметил Слизнорт. — Любовное зелье, также известное как Амортенция, — продолжил он, приподнимая бутылочку так, чтобы её видели все, — вызывает сильнейшую привязанность. Эффект зелья зависит от человека, на которого оно направлено. Рон, с несколько встревоженным видом, поднял руку: — А что будет, если выпить? Слизнорт слегка нахмурился, оглядел класс и отложил бутылочку. Его голос стал серьезнее: — Лучше не проверять. Симптомы могут включать учащённое сердцебиение, жар, лихорадочное поведение... Вы становитесь одержимы объектом своего вожделения. Это нечто очень мощное и опасное, особенно в неумелых руках. Гарри и Гермиона переглянулись. В то время как Гермиона выглядела задумчивой, Гарри, казалось, едва сдерживал смешок. — Некоторые, — продолжил Слизнорт, хитро прищурившись, — использовали такие зелья, чтобы добиться власти или богатства. Были и те, кто сходил с ума от неразделённой любви и таким образом старался привлечь взаимность. Использовали зелье и те, кто и так уже владел сердцем своего избранника, но желал разбудить в нём более яркие чувства или добиться под воздействием напитка чего-то конкретного. Пэнси Паркинсон, с горделивой осанкой, наклонилась вперёд, её взгляд горел неподдельным интересом. Она подняла руку, словно собиралась задать особенно важный вопрос, и спросила: — Профессор, а если... ну, чисто теоретически... приготовить индивидуальное любовное зелье? Как определить, какие ингредиенты понадобятся? Слизнорт, уже привыкший к подобным вопросам, улыбнулся, но в его взгляде читалась осторожность. Он сделал шаг вперёд, держа флакончик с эссенцией. — Ах, мисс Паркинсон, это хороший вопрос, но помните, что знание может быть опасным. В индивидуальном случае вам бы понадобились те ароматы, которые вы почувствовали, когда вдыхали концентрат Амортенции. Они связаны с вашими личными предпочтениями, воспоминаниями, желаниями. — То есть индивидуальное зелье готовится персонально? Что нравится человеку, которого хочешь приворожить, то и добавляем? — поинтересовалась студентка Гриффиндора Парвати Патил. — Совершенно верно. И чуточку магии. Пэнси едва заметно кивнула, будто удовлетворённая услышанным, и вновь сосредоточила взгляд на флаконе в руках профессора. Астория Гринграсс, стоявшая по противоположную сторону стола от Паркинсон, украдкой наблюдала за ней. Она слегка наклонила голову, её тёмные волосы мягко скользнули по плечу. Внутри у Астории мелькнула мысль: Зачем ей это знать? Неужели хочет приворожить Малфоя? Она перевела взгляд на Драко, который лениво вертел в руках ложку для размешивания зелий, казалось, совершенно не обращая внимания на происходящее. Но зачем? Она ведь и так его девушка Малфоя. Астория прищурилась, размышляя, но не произнесла ни слова. Она вернулась к своему котлу, делая вид, что сосредоточена на зелье, хотя её мысли всё ещё были заняты Пэнси и её странным интересом. Профессор Слизнорт закончил урок с лёгкой усмешкой, но не стал вмешиваться в продолжившуюся дискуссию. Он прекрасно знал, что урок зельеварения иногда может быть не только о магии, но и о том, что скрыто в самих людях. … В мрачном классе, освещённом слабым светом свечей, тени от их пламени извивались по стенам, словно живые. Профессор Снейп стоял перед классом, его чёрная мантия мягко колыхалась при каждом движении. Его голос, низкий и резкий, раздавался в гнетущей тишине. Прошло два дня после пары по зельеварению с профессором Слизнортом, прежде чем студенты Гриффиндора и Слизерина вновь соединились на совместном занятии. — Заклинания, способные обезоружить противника, варьируются по своей эффективности и воздействию. Некоторые из них могут причинить... значительные страдания, но не оставляют физических повреждений. Северус Снейп медленно обвёл взглядом класс: его чёрные глаза, казалось, проникали в душу каждого ученика. — Такие заклинания не являются непростительными, но требуют особой осмотрительности, — продолжил он, делая паузу, чтобы его слова осели в сознании учеников. Рука Гермионы взлетела вверх, как всегда, прежде чем она успела обдумать возможные последствия своего вопроса. — Профессор, но разве использование таких заклинаний не нарушает школьные правила? Неужели они не находятся под запретом? Снейп повернул голову к Гермионе, его лицо выражало смесь раздражения и презрения. — Мисс Грейнджер, — его голос стал ещё холоднее, — если бы вы удосужились прочитать Законы магической дуэли, вы бы знали, что под запретом лишь одно заклинание из этой категории — Круциатус. Остальные разрешены, хотя их применение, разумеется, требует определённого уровня... моральной зрелости. При упоминании злополучного заклинания Астория вздрогнула. Невилл Лонгботом съёжился, его лицо побледнело. Он опустил взгляд на стол, сжимая руки так, будто пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Со стороны слизеринцев послышался приглушённый смех и перешёптывания. Кто-то из них хихикнул, кто-то бросил взгляд на Невилла, но быстро отвернулся, чтобы не привлечь внимание Снейпа. Драко Малфой, в отличие от своих однокурсников, к удивлению, не участвовал в этом. Его лицо оставалось серьёзным, взгляд был сосредоточенным, почти напряжённым. Он внимательно слушал каждое слово Снейпа, как будто запоминая всё до мельчайших деталей. Гарри Поттер, который сидел рядом с Гермионой, фыркнул, не скрывая своего раздражения. — Куда уж там, «моральная зрелость» на Слизерине, — пробормотал он достаточно громко, чтобы Снейп услышал. Снейп медленно повернулся к Гарри, его глаза сузились. — Пять очков с Гриффиндора за неуместные комментарии, Поттер. Может быть, вы предпочли бы обсудить это в моём кабинете? Гарри молча отвернулся, его лицо выражало вызов. Затем, будто невзначай, он бросил взгляд через класс на Асторию Гринграсс. Девушка сидела за своим столом, её каштановые волосы мягко спадали на плечи, а выражение лица было спокойным, но взгляд неуловимо напряжённым. Она встретилась с его глазами на мгновение, затем опустила их, словно обдумывая что-то своё. Снейп, казалось, ничего не заметил, продолжая объяснять природу заклинаний, но атмосфера в классе оставалась натянутой, словно перед грозой. На Асторию с уважением смотрел Гарри. Её спокойствие привлекало внимание, но не потому, что она пыталась быть заметной. Поттер не в первый раз подумал о том, что до определённого времени Асторию даже не замечал. Хотя разгадка этого была на поверхности. Слишком сдержанная, слишком спокойная. В отличие от других студентов и студенток, она не играла на амбициях, не старалась выделиться, не искала одобрения, не участвовала в сгустках интриг. Она была словно островок невозмутимости в этом бурном мире, где каждый жест, каждое слово могли стать частью игры. Смотрел на Асторию и Драко Малфой. Её манера сидеть прямо, с выражением лица, будто она читает какие-то скрытые смыслы в самой атмосфере класса, отличала её от всех. Она не прерывала сосредоточенного взгляда, не оглядывалась на каждого, кто проходил мимо. Она не была ни напористой, ни громкой. Напротив, её спокойствие, точность и внимание к мельчайшим деталям заставляли её выделяться. Этим она и раздражала. Драко видел ещё у Слизнорта, как она обращает внимание на каждую деталь в процессе зельеварения, как тщательно она работает, будто всё происходящее вокруг её не волнует. Даже её манера держать палочку была другой — спокойно, уверенно, с таким же выражением на лице, как если бы она была занята изучением древних артефактов, а не варкой зелья. Его нереально раздражало то, что гриффиндорка может позволить себе вести себя так, как будто она такая же, как он и его семья. Он заметил, что её стиль одежды тоже отличался. Она предпочитала сдержанные тона — ничего яркого, никаких излишков. Всё было выдержано в классических оттенках, подходящих её стилю, и это, казалось, подчеркивало её утончённость. Она была как камень, который, казалось, всегда стоял на своём месте, не поддаваясь течению. Он заметил и её лицо. Точёные черты, такие же, как у него — чёткие, холодные, словно выточенные из мрамора. У неё была особенная аристократическая осанка, как у всех истинных представителей её именитого семейства, но даже по сравнению с Дафной она выглядела как-то особенно. Её длинные волосы, чуть темнее, чем у Дафны, и чуть волнистее, чем у Пэнси, струились до пояса. Её глаза были такими же яркими, как у него, но в них была какая-то тонкая сосредоточенность, которую он не мог сразу понять. Она работала, не отвлекаясь, точно и без лишних движений, аккуратно замешивая зелье, не задумываясь о том, что происходит вокруг. Он не мог не заметить, как её лицо слегка напряжено, как она поглощена процессом. Это был взгляд, который он знал, это была сосредоточенность, которая могла быть ему знакома, если бы он был в таком же настроении. Драко не знал, что именно заставило его обратить на неё внимание. Возможно, это была её уверенность в себе или та тихая решимость, с которой она подходила к каждой детали, что было так похоже на него. Но что-то в её спокойствии и точности заставило его задуматься. Он не был уверен, что чувствует, но это определённо было нечто новое. И это ощущение было странным — возможно, его раздражало, а может, это новое чувство можно было использовать в его собственных целях. Тёмно-зелёное платье, свойственное больше орнаменту горделивого Слизерина, резко контрастировало с её мантией Гриффиндора. Снейп стоял в центре класса, сложив руки на груди, его холодный взгляд пробегал по ученикам, будто оценивая их потенциал. — Теория, — произнёс он, растягивая слово с лёгким презрением, — без практики бесполезна. Теперь, когда вы знаете о природе этих заклинаний, пора увидеть их в действии. Класс загудел. Слизеринцы оживились, переглядываясь с предвкушением, в то время как гриффиндорцы обменивались встревоженными взглядами. Гарри Поттер резко поднялся со своего места. — Вы серьёзно? — его голос звучал твёрдо, хотя в нём угадывался гнев. — Мы должны использовать тёмные заклинания друг на друге? Хогвартс не место для таких вещей! Снейп повернулся к Гарри, его губы сжались в тонкую линию. — Поттер, — произнёс он ледяным тоном, — ещё пять очков с Гриффиндора за то, что вы снова считаете себя выше дисциплины. В реальном мире, столкнувшись с врагом, вы не сможете отбиваться... — он сделал паузу, чтобы его слова прозвучали как можно язвительнее, — северными оленями или магической пылью. Слизеринцы хихикнули, но Снейп продолжил, игнорируя смех. — Разделитесь на пары. Один из вас будет использовать заклинание из списка, а другой — предотвратит его. Если сможет. Его палочка взметнулась, и в воздухе появился список заклинаний. Он начал называть пары, и с каждой новой парой становилось всё очевиднее, что он нарочно ставит гриффиндорцев против слизеринцев. — Поттер и Паркинсон. — Грейнджер и Гойл. — Уизли и Булстроуд. — Финниган и Забини. — Лонгботом и Крэбб. Гарри покраснел от гнева, но ничего не сказал, хотя его сжатые кулаки выдавали, как он с трудом сдерживает себя. Снейп продолжал, оглядывая класс, считая оставшихся. — Кларк и Ланкастер... и… Гринграсс и Малфой. Наступила тишина. Астория Гринграсс замерла, её лицо на мгновение побледнело. Она медленно повернула голову, встретившись взглядом с Драко. Его серые глаза, обычно выражающие холодное превосходство, на этот раз выглядели напряжёнными. Астория пыталась скрыть шок, но в её голове вихрем пронеслось: Почему? Почему он поставил меня против него? Методом исключения? Это не похоже на Снейпа... Разве не логичнее было бы поставить Малфоя против Гарри? Малфой тоже выглядел удивлённым, хотя быстро вернул себе привычное равнодушное выражение. Их взглядов хватило на одно короткое мгновение, прежде чем Снейп раздражённо окликнул: — Вперёд, Поттер и Паркинсон! На платформу! Гарри медленно вышел вперёд, его лицо выражало смесь гнева и недоверия. Пэнси Паркинсон, напротив, шагала уверенно, её тёмные глаза сверкали азартом. Класс затаил дыхание. Снейп махнул палочкой, создавая барьер вокруг импровизированной дуэльной площадки, и сухо произнёс: — Начинайте. Гарри и Пэнси вышли на центр дуэльной площадки, окружённой защитным барьером, который мягко мерцал в свете свечей. Класс замер, все взгляды были устремлены на них. Пэнси Паркинсон стояла с высоко поднятой головой, её губы были плотно сжаты, а в глазах читался азарт. Она держала палочку так, будто готова была атаковать в любую секунду. Гарри, напротив, выглядел напряжённым, его рука крепко сжимала палочку, а челюсти были стиснуты. — Поклон, — сухо напомнил Снейп, его голос прозвучал как хлыст. Оба участника обменялись быстрыми, почти насмешливыми поклонами. Гарри, не отрывая глаз от Пэнси, шагнул назад, становясь в дуэльную стойку. Пэнси действовала первой. Она резко подняла палочку и выкрикнула: — Дольорус! — Из её палочки вырвался сгусток тёмной энергии, направленный прямо в Гарри. Он быстро отступил в сторону и выкрикнул: — Протего! Между ними вспыхнул щит, отразивший заклинание в сторону барьера, где оно растворилось в мерцающем свете. — Неплохо, Поттер, — ухмыльнулась Пэнси, её голос был насмешливым. Она сделала шаг вперёд, вновь направляя палочку на Гарри. — Карапендо! Гарри едва успел увернуться, заклинание пронеслось мимо, оставляя за собой слабый шлейф чёрного дыма. Его глаза сузились, и он перешёл в наступление. — Экспеллиармус! Красный луч света вырвался из его палочки. Пэнси успела выставить щит, но заклинание было достаточно сильным, чтобы отбросить её на шаг назад. Она подняла палочку и, сжав зубы, направила на Гарри очередное заклинание: — Лигато! — Сгусток энергии сорвался с её палочки, устремляясь к Гарри. Заклинание предназначалось для временного обездвиживания противника. Гарри снова выставил щит, но на этот раз Пэнси была быстрее — она резко поменяла траекторию атаки и добавила: — Импедимента! Гарри не успел увернуться. Силовой удар заклинания сбил его с ног, он упал на колени, но, стиснув зубы, быстро поднялся. Его взгляд стал ещё более решительным. — Достаточно! — раздался резкий голос Снейпа. Он шагнул ближе, его мантия развевалась за ним, а глаза блестели в полумраке. — Поттер, Паркинсон, вы показали, что знаете, как действовать. Но в следующий раз, Поттер, попробуйте что-нибудь... менее предсказуемое. — Его губы искривились в усмешке. — Пять очков с Гриффиндора за неуклюжую защиту. Гарри прищурился, но ничего не сказал, только поднялся на ноги, бросив на Пэнси злой взгляд. Она, в свою очередь, выглядела довольной, словно только что одержала важную победу. Драко Малфой, наблюдая за своей девушкой, тихо ухмыльнулся в сторонке. — Следующая пара, — произнёс Снейп, не теряя времени, — Грейнджер и Гойл! Гермиона Грейнджер вышла на дуэльную площадку с видом полной сосредоточенности. Она крепко сжимала палочку, её взгляд был прикован к Грегори Гойлу, который, напротив, выглядел самоуверенно, но неуклюже. Его крупная фигура казалась нелепой на фоне изящной осанки Гермионы. Гермиона склонила голову в быстром, формальном поклоне, в то время как Гойл сделал небрежное движение, больше похожее на насмешку. Не хотел поклоняться грязнокровке. — Начинайте! — скомандовал Снейп. Гойл не стал медлить. Его грубый голос раздался по классу: — Инфлаграре! — Из его палочки вырвался огненный снаряд, направленный прямо в Гермиону. Она молниеносно подняла палочку: — Аква Эрукто! Мощная струя воды вылетела из её палочки, погасив огонь ещё в воздухе. Комната наполнилась шипением и облаком пара. — Серьёзно? — фыркнул Гойл, делая шаг вперёд. — Вот и вся твоя защита, грязнокровка? Гермиона не ответила, её глаза сверкнули. Гриффиндорцы начали неодобрительно перешёптываться, Рон хотел вмешаться для защиты Гермионы, но Гарри остановил его. Астория наблюдала за Гойлом и думала, сможет ли когда-нибудь сдержать тошноту при мысли, что ей, вероятно, предстоит стать его невестой. Гермиона сделала выпад, быстро произнеся: — Ступефай! Яркий красный луч вырвался из её палочки, заставляя Гойла поспешно отступить. Его лицо покраснело, и он, размахивая палочкой, выпалил: — Обливиара! Заклинание направилось в Гермиону, но она увернулась, шагнув в сторону. — Ты действительно думаешь, что это сработает? — спокойно спросила она, но её голос звучал твёрдо. Она подняла палочку, и её слова прозвучали громче: — Левикорпус! С громким хлопком Гойл взлетел в воздух, повиснув вниз головой. Его палочка выпала из рук и покатилась по полу. В классе раздался смешок — слизеринцы и гриффиндорцы, не сдержавшись, захихикали. Драко Малфой безразлично смотрел на опозорившегося товарища, висящего головой вниз. Не было ничего более унизительного, чем проиграть на дуэли вонючей грязнокровке. — ЧТО?! Отпусти меня! — закричал Гойл, болтая руками и ногами, словно стараясь дотянуться до пола. Гермиона стояла на месте, её палочка была уверенно направлена на Гойла. — Может быть, в следующий раз ты подумаешь, прежде чем нападать так бездумно, Гойл, — сказала она с холодной уверенностью. Снейп прищурился, его голос прозвучал резко: — Грейнджер, прекратите! Гермиона взмахнула палочкой, и Гойл с глухим стуком упал на землю, корчась от боли в спине. — Осторожнее, профессор, — не удержалась она, её тон был вежливым, но в глазах сверкал вызов. Снейп сверкнул глазами. — Десять очков с Гриффиндора за дерзость. И пять... — он бросил взгляд на Гойла, который с трудом поднимался с пола, — с Слизерина за неумелое использование заклинаний. Гермиона повернулась и спокойно вышла с площадки под восхищённые взгляды гриффиндорцев. Даже слизеринцы, хотя и делали вид, что не замечают, не могли скрыть удивления. — Следующая пара, — резко произнёс Снейп, стараясь вернуть контроль над классом, — Уизли и Булстроуд! Дальше события разворачивались почти молниеносно. Мелисента сразу перешла в наступление, сбив Рона с ног. Он попытался защищаться, но, оказавшись под её тяжёлым телом, сдался почти мгновенно. Победа: Булстроуд. Блейз, не теряя времени, подвесил Симуса за уши заклинанием, заставив его беспомощно болтаться в воздухе. Симус кричал, но не смог ничего предпринять. Победа: Забини. Крэбб начал с грубой атаки, но Невилл неожиданно увернулся и, дрожащим голосом, использовал заклинание Риктусемпра. Крэбб рухнул на пол, корчась от смеха, чем ошеломил весь класс. Победа: Лонгботом. После окончания всех остальных поединков Снейп холодно оглядел класс и произнёс: — Последняя пара. Гринграсс и Малфой. Вперёд. Наступила напряжённая тишина, и все взгляды устремились на Асторию и Драко. Астория Гринграсс шагнула на площадку с видом спокойствия, которое было скорее маской. Внутри неё всё дрожало, сердце бешено колотилось. Она украдкой взглянула на Драко Малфоя, стоявшего напротив. Он выглядел сосредоточенным, холодным и непроницаемым, словно эта дуэль была для него чем-то обыденным. — Поклонитесь, — резко сказал Снейп. Они обменялись короткими, почти формальными поклонами. Малфой не стал уподобляться остальным слизеринцам, которые в контакте с гриффиндорцами скорее изображали подобие поклона, чтобы не «запачкать» себя уважением к противнику. Астория чувствовала, как гриффиндорцы сзади начали тихо шептаться, а затем выкрикивать ободряющие фразы: — Давай, Астория! — прозвучал голос Симуса. — Надери ему задницу, Астория! — добавил Рон, всё ещё потирая ушибы после своего поединка. Но вместо поддержки это только усилило её волнение. Она сжала палочку, чувствуя, как потные ладони предательски подводят её. — Начинайте! — скомандовал Снейп. Астория подняла палочку, но слова застряли в горле. Драко, не теряя времени, взмахнул своей палочкой и холодно произнёс: — Лацикус Морибундус! Его голос прозвучал тихо, почти равнодушно, но от этих слов у многих в классе пробежал холод по спине. Из палочки Драко вырвался тёмный луч, который достиг Астории быстрее, чем она успела осознать, что происходит. Она почувствовала, как ноги подкашиваются, а тело становится ватным. Удар заклинания сбил её с ног, и она упала на спину, тяжело ударившись о каменный пол. В воздухе повисло напряжённое молчание. — Астория! — воскликнул кто-то из гриффиндорцев. Гермиона сделала шаг вперёд, будто собираясь помочь, но Снейп поднял руку, остановив её. — Тишина! — его голос прозвучал громко и властно. Астория хрипела, пытаясь вырваться, но её голос звучал как шёпот, растворяясь в пустоте. В следующую секунду воздух вокруг неё сжался, и боль прорезала её тело, как острые иглы. Заклинание проникло в неё, и её тело выгнуло в страшной судороге. Лишь крики пронзали пустоту, но голос был её, и он был полон боли. Она падала на колени, ощущая, как её кожа горит, а мышцы сжимаются, будто сжимает кто-то невидимый, не дающий ей ни дышать, ни двигаться. Каждая клетка в её теле будто горела огнём, а боль не отпускала, не давая ни секунды облегчения. В её сознании промелькнули лица, образы... но всё, что она могла почувствовать, это тот невыносимый огонь, пронизывающий её изнутри, разрывающий на части. И чем дольше она оставалась в этом кошмаре, тем более отчаянным становилось её состояние. Она не могла больше терпеть. Перед глазами мелькали самые болезненные и тяжёлые воспоминания: телесные наказания дома, отречения родственников, снова полосование розгами… Астория, задыхаясь, попыталась подняться, но тело не слушалось. Она чувствовала странную тяжесть и головокружение. Драко смотрел на неё с выражением, которое невозможно было прочесть: смесь хладнокровия и едва заметного напряжения. — Довольно, Малфой! — резко проговорил Снейп, взмахнув рукой. Его голос эхом отозвался в тишине. Драко, сжав губы, опустил палочку. Взгляд Снейпа был жёстким. — Минус десять баллов Слизерину за использование запрещённого заклинания. В классе раздались шёпоты. Гриффиндорцы, поражённые решением Снейпа наказать своего фаворита, переглянулись. Но слизеринцы не выразили недовольства, скорее, в их рядах проскользнули одобрительные усмешки. Гермиона выскочила из-за своей парты и подбежала к Астории, не обращая внимания на Снейпа. — Эннервате! — быстро произнесла она, направив палочку на лежащую девушку. Заклинание не сняло всех эффектов, но дыхание Астории стало ровнее, и она смогла чуть приподняться. — Астория, ты в порядке? — прошептала Гермиона, поддерживая её за плечо. Снейп подошёл ближе, окинув сцену холодным взглядом. — Гринграсс, вы должны быть готовы к таким ситуациям. В реальном бою враг не будет ждать, пока вы соберётесь с мыслями, — сказал он, его голос звучал назидательно, но без сочувствия. — Хорошо сказано! — раздался голос Забини из-за парт, вызвав одобрительные возгласы среди слизеринцев. Астория, чувствуя, как к ней возвращаются силы, с трудом поднялась на ноги. Она встретилась взглядом с Гермионой, в котором читалась благодарность, и отвернулась, пытаясь не показывать слабости. К Астории прилил невероятный стыд от поражения, которое она испытала перед лицом своих однокурсников. Драко стоял неподалёку, но его лицо оставалось таким же непроницаемым. Он отвернулся и медленно пошёл обратно к своим. Астория смотрела ему вслед, её мысли были хаотичны. «Что это было за заклинание?» — подумала она, пытаясь восстановиться после адского ужаса, который на минуту воплотился на яву. «За что он так жестоко со мной?» Напряжённая тишина в классе казалась оглушающей.