Песни забытых часов

Август 1996 г. Поместье, под стать самой семье Яксли, было величественным и строгим. Белоснежные колонны, тёмные деревянные панели и роскошные ковры, на которых не было ни пылинки, были первым, что бросилось в глаза оказавшейся на приёме Астории. В воздухе витал лёгкий аромат магического напитка, который подавали гостям слуги, — напитка, который, казалось, усиливал чувство важности момента, настраивал на разговоры о статусе и силе. Астория стояла рядом с Дафной. Девушка начинала ощущать смешанный запах из благородного вина и дыма каминов. Приглушенные разговоры и сдержанный смех вокруг звучали как из далёкого мира, не имеющего ничего общего с реальностью. Ещё год назад она бы чувствовала себя в таком месте вполне комфортно, но теперь, когда позади оказалось её членство в Отряде Дамблдора, тяжёлый конфликт с матерью и сестрой и столкновение с монстрами, называющими себя Пожирателями смерти, от обстановки в Мэноре Яксли мутило. Астория посмотрела на слуг: это не были эльфы. Обычные люди, такие же как она сама. Несколько молодых мужчин и женщин в элегантных, но одинаковых одеждах покорно подавали напитки и услужливо предоставляли гостям закуски, периодически сталкиваясь с пренебрежительным отношением публики. Для большинства её друзей еда, которую умеренно потребляли гости подобных приёмов, была чудотворной экзотикой; Астория же с детства привыкла к подаче чего-то вроде сверкающих драконьих яиц, летающих мраморных ягод из металлического сока или жареных пауков с медовой глазурью. Когда наступил момент подачи основного блюда, гости, всё ещё поглощённые разговорами об утончённом, замолчали. Слуги начали разворачивать большие серебристые подносы, покрытые бархатными салфетками, что привлекло внимание сразу всех гостей вечера. На одном из подносов лежала змея — огромная, извивающаяся и блестящая. Чешуя змеи сверкала золотыми и серебряными вкраплениями, а глаза её казались живыми, как если бы она, воскреснув после уничтожения поваром, сверлила своим взглядом присутствующих. — Это серпентис — заколдованная змея, — прозвучал голос хозяйки приёма, Далии Яксли. — Это очень редкое существо, которое муж привёз из миссионерской миссии в Тимор… Змеи такого рода даруют не только вкусное мясо, но и магическую силу тем, кто имеет ею правильно распоряжаться. Асторию начало тошнить, в то время как гости вокруг смотрели на блюдо с любопытством и даже благоговением, поддаваясь атмосфере превосходства и величия, которая пронизывала эту магическую традицию. Молодая Гринграсс буквально почувствовала, как волосы поднялись у неё на затылке. В этом не было ничего изысканного — семья Яксли, безусловно, использовала в качестве сюрприза подачу тиморской заколдованной змеи, чтобы продемонстрировать свою способность манипулировать живыми существами, превращая их в пищу. По большей части в кругу волшебников употребление в пищу змей, тем более заколдованных, являлось табу, но у истинно чистокровных семей были свои собственные кулинарные традиции. Астория осторожно наклонилась к своей сестре Дафне, которая стояла рядом, и тихо спросила: — Почему здесь люди, а не эльфы? Это… так необычно. Дафна взглянула на младшую сестру с явным недовольством, и её глаза вспыхнули раздражением, как только до неё дошло, что Астория думает о таких вещах в столь неподходящее время. — Это люди с грязной кровью, — ответила Дафна, скривив губы. — Крестьянская рабочая сила. Астория вновь почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она не могла поверить, что в доме у Яксли маглорождённые использовались в роли, которую традиционно отводили эльфам, — да и среди оных движение эмансипации развилось уже до такой степени, что в либеральных домах типа Уизли эльфы становились уже чем-то вроде членов семейства. Это было не просто странно — это было абсолютно противозаконно, по крайней мере, так стало казаться Астории в отрыве от дома, с каждым годом, проведённым в Хогвартсе, ещё больше. После изменения поведения Астории в последние годы её мама, Мария Гринграсс, стала сетовать о том, что в своё время дочерей не отправили на обучение в школу Шармбатон во Франции — уж там-то молодую аристократку научили бы манерам, которые та сплошняком растеряла в кишащем выродками Хогвартсе. — Кто это позволяет? — продолжила Астория шёпотом, но голос девушки дрогнул от растерянности и гнева. — Если в Министерстве Магии узнают, что волшебников используют как рабов, что игнорируются законы… — Хватит! — Дафна Гринграсс резко повернулась к ней, и её лицо исказилось от негатива. — На нас уже начали оглядываться. Ты что, хочешь опозорить нас своими глупыми выпадами? Здесь собрались уважаемые люди. Астория кивнула, согласившись с замечанием сестры, но её сердце продолжало колотиться быстрее, чем обычно. Она всё больше начинала сомневаться в том, что её окружение — это тот дивный идеальный мир, в который она когда-то верила. Наблюдая за слугами, молодая Гринграсс начала замечать, что некоторые из них не могли даже взять магические предметы без затруднений — их жесты были слишком неуклюжими для тех, кто имел хотя бы элементарные навыки волшебства. Как истинная чистокровная волшебница, Астория почти сразу догадалась о том, что, если в доме Яксли потомки маглов используются как рабочая сила, им, должно быть, отказано в доступе к магии, считающейся уделом тех, в чьих жилах течёт кровь исключительно волшебников. Среди разговоров, мягкого света и лёгких фейерверков Астория почувствовала приближающуюся тень. Это не предвещало ничего хорошего. Её мама, Мария Гринграсс, подошла к ней сдержанно, но с явной готовностью сообщить какой-то важный вопрос. Взгляд её был строгим. — Астория, — сказала Мария, — Я надеюсь, что ты понимаешь важность сегодняшнего дня. Девушка вздохнула, ожидая продолжения. Она не сомневалась, что самого факта, что она пришла участвовать в этом фарсе, было достаточно для того, чтобы её мама оказалась довольна ею. — Ты помнишь, — продолжала Гринграсс-старшая, — как мы с твоим отцом обсуждали твоё будущее. Так вот… — она сделала многозначительную паузу. — Я понимаю, у тебя сейчас переходный возраст. Да и окружение, мягко сказать… не способствует твоему воспитанию. Поэтому мы с папой решили подобрать для тебя хорошую партию. Астория замерла, ожидая продолжения слов мамы. — Папа с нетерпением ждёт, что ты составишь хорошую партию с Гойлом-младшим. Поверь мне, вся дурь, которую тебе вбили в голову на Гриффиндоре эти грязнокровки и выродки, может быть выбита только достойным замужеством. — Мама!.. — прошептала Астория, стараясь не привлекать к себе внимание. — Но мне ещё совсем рано выходить замуж, тем более за… — Тишина, — оборвала её Гринграсс. — Никто не ведёт речь о том, чтобы ты прямо сейчас выходила замуж. Это вполне может подождать до окончания учёбы. Но о помолвке можно говорить уже сейчас. Решения родителей не обсуждаются, юная леди. Ты сейчас улыбаешься, вежливо подходишь со мной к Гойлам и оказываешь им честь, показывая, что ты достойна своей семьи. С этими словами Мария Гринграсс отодвинула дочь и, явно ожидая, что младшая дочь последовала за ней, подошла к паре волшебников, стоящих неподалёку и занятых распитием нектара звёздных вод — горького напитка из экзотических цветов и трав, которые могут быть добиты только в самых отдалённых уголках волшебного мира. Грегори Гойл стоял рядом со своими родителями, и, когда Астория и мама приблизились, девушка могла почувствовать, как его взгляд вкрадчиво врезается в неё. Он был ненамного старше неё, массивного телосложения, особенными внешними данными не выделялся. Ни умный, ни глупый — пресный, особо ничем не примечательный молодой слизеринец, один из самых близких соратников Драко Малфоя — врага Гарри. — Мистер Гойл, миссис Гойл, — поприветствовала Гринграсс-старшая семейную пару, не протягивая руки — среди воспитанных женщин такая привычка не была принята. — Это моя младшая дочь Астория. Прелестная юная особа… Знаю, не слишком корректно расхваливать своих детей, но Астория у нас отличница, занимается музыкой, знает языки… Астория станет отличной парой для Вашего уважаемого сына. На этом моменте взгляды Астории и Гойла встретились, и она почувствовала, как её кровь закипает. Казалось, что он оценивал её. Гойл, студент Хогвартса, безусловно, не мог не знать, что ещё в конце учебного года она вместе с другими союзниками Гарри Поттера была поймана Амбридж в Выручай-комнате, но статус её семьи в обществе был слишком высок, чтобы он публично выражал ей презрение по этому поводу. Гойлы были не самой влиятельной в мире волшебников семьёй, однако в ходе Первой магической войны отец Грегори входил в круг ближайших союзников Тёмного Лорда, после падения которого, как и Люциус Малфой, на суде утверждал, что выполнял преступные приказы, находясь под действием заклятия «Империус». Мария с улыбкой подтолкнула дочь вперёд, пока Гойлы-старшие горячо приветствовали возможную невестку, а их сын, вероятно, оценивал в своей голове перспективы «сделки». — Мы учимся вместе с Хогвартсе, — сказал он, возможно, прикидывая в голове семейное состояние Гринграссов — семьи, входящей в священный «Список 28-мм», но оставшейся без наследника мужского пола. — Буду рад познакомиться поближе. Внутреннее сопротивление Астории начало нарастать. Гойл-младший с первого курса ассоциировался у неё с пакостями, которые свора Малфоя строила её друзьям с Гриффиндора; к тому же, на последнем курсе ходили слухи, что Грегори снасильничал какую-то из когтевранок, которая неудачно попалась ему под руку, но дело со скандалом замяли, когда вмешался его отец, имеющий значительные связи в совете попечителей. Астория не помнила, что после того случая было с когтевранкой, которой так не повезло оказаться на пути у этого поверившего во вседозволенность индюка, но она точно не хотела быть ещё одной, которой придётся попасть в его чистокровные лапы. Выбирать, в общем-то, не приходилось: Астория всегда исходила из того, что счастливые браки, как — по крайней мере внешне — сложилось у её родителей, складываются не «снизу», исходя из кратковременных эмоций, а «сверху» — ввиду целесообразности. Дочь Чарльза и Астории была готова принять любой выбор своих родителей даже несмотря на то смягчение взглядов, которое произошло с ней на фоне нескольких лет учёбы на Гриффиндоре, однако Гойл казался ей самым неудачным вариантом, который родители только могли для неё подобрать. После приёма мать Астории колко скажет ей, что партия с Гойлом — это самая выгодная из возможных для неё вариантов, потому что ни одна поистине высокопоставленная чистокровная семья не возьмёт в невестки девицу, которую распределяющая шляпа отправила на Гриффиндор. *** Сентябрь 1996 г. Астория сидела на уроке, погружённая в тишину, которую нарушал лишь лёгкий шорох бумаги при перелистывании учебника. Голова разрывалась от воспоминаний о событиях пятого курса и прошедшем лете. Мысли несли её далеко, туда, где не было ни считающих её аристократичной гордячкой ребят из бедных магических семей, ни тирании её собственной семьи, которая заставляла её стоять на пороге важного для жизни выбора. Пропуская мимо ушей слова учителя, девушка видела перед глазами смутные очертания своего детства, как вспышки сновидений, неясных и тревожных. Мать, всегда занятая домом светской жизнью, как будто была лишь тенью в жизни, всегда недосягаемой и одновременно слишком близкой. Отношения с ней были как каменные стены, лишенные теплоты. Мать говорила мало, но всегда делала вид, что все в порядке. Наказывала её игнорированием. Отец… всегда был вне зоны доступа. Ныне посол, дипломат, человек, чья жизнь была посвящена службе магическому миру и политике. Письма и редкие визиты – вот и вся их связь. Даже в те редкие моменты, когда он появлялся, Чарльз Гринграсс был для неё всё таким же чужим. Но слухи, которые она слышала от сверстников, оставляли неприятный осадок в душе. Отец и другая женщина, маглорожденная, секретарша, чьи слова и прикосновения, вероятно, были гораздо ближе к его сердцу, чем холодное внимание, которое он уделял собственной семье. В своё время Чарльз и Мария Гринграсс поженились, казалось бы по любви, — настолько, насколько о ней можно вообще говорить в такого формата браках. Но жили супруги уже много лет раздельно: ссылаясь на «заботу о детях», Мария осталась в Великобритании, когда у мужа началась долгосрочная командировка во Франции. Вот только дочери уже несколько лет пребывали в школе чародейства и волшебства Хогвартс и возвращались домой в родовое поместье только летом и на рождественских каникулах. Слухи о любовнице отца становились все настойчивее, и даже Астория, отказываясь в это верить, не могла их игнорировать. Как странно, что именно мать никогда не проговорилась, будто бы это было частью их молчаливого соглашения. Что она скрывала? Почему не сказала о том, что очевидно было для всех? Гриффиндор стал для Астории тем местом, где она наконец обрела настоящий дом; не вторую, а первую полноценную семью. Здесь были ее друзья, люди, с которыми она могла быть собой, а не просто дочерью высокопрофильных родителей, чьи жизни давно не пересекались друг с другом. И вот теперь, сидя здесь, она размышляла о том, что ее первая семья, Гриффиндор, была гораздо более реальной, чем те иллюзии, которые она пыталась поддерживать в детстве. Сегодня смешно было даже вспоминать о том, как на первом курсе, после неожиданного решения распределяющей шляпы, она умоляла профессора Макгонагалл перевести её в Слизерин и высокомерно игнорировала однокурсников, семьи которых не находились в фаворе у её собственной семьи. Теперь появилась эта идея родителей по поводу возможной помолвки с Гойлом. В целом Астория готова была подчиниться — или, может быть, убеждала себя в этом, оправдывая всё тем, что до окончания Хогвартса ещё многое может измениться. После уроков Астории предстояло отрабатывать наказание, данное профессором Макгонагалл за её вчерашнюю нерасторопность и потерю чувства времени. Девушка вошла в книгохранилище, еле слышно ступая по древним каменным плитам. Внутри было темно, и только тусклый свет свечей отбрасывал длинные тени на полки, забитые старинными томами. На дальнем конце длинного стола, окружённого высокими стеллажами с запылившимися книгами, уже сидел Драко Малфой. Он не заметил её сразу, поглощённый своим занятием. Астория вгляделась в него. Его белоснежные волосы, отливающие серебром в приглушённом свете, были аккуратно зачесаны назад, а его идеальное, безупречно выточенное лицо всё так же, как и на предыдущих курсах, казалось застывшей скульптурой. Каждая черта его выражения, каждый взгляд, невыразимо спокойный и холодный, говорил о его благородстве. Астория с краской на лице на миг вспомнила сон, с которым проснулась сегодня утром ни свет ни заря. Она никогда не посмотрела бы на Малфоя оценивающе раньше, если не этот проклятый сон, при воспоминании о котором мутила. И всё же, несмотря на неприязнь, Астория не могла не признать красоту Драко — он был не просто красив, а красиво сложен, как статуя, выточенная лучшими мастерами. Но в этом было и что-то раздражающе высокомерное. Малфой, безусловно, сам знал, что красив. Мужчина не должен знать, что он красив, подумалось Астории, иначе это превращается в недостаток, и Малфой, безусловно, был тому подтверждением. Он был красив и отчуждён, и, возможно, именно поэтому она никогда не хотела притянуться к нему и его компании. Красота не искупала его характера. Хотя на первом курсе Астория с завистью смотрела на Пэнси Паркинсон и свою сестру Дафну Гринграсс, оказавшихся в компании Малфоя, потому что отец Малфоя Люциус в то время возглавлял совет попечителей школы и в целом пользовался колоссальным влиянием в среде волшебников. Драко Малфой даже не взглянул на Асторию, занимаясь рукописями настолько увлечённо, словно у него была конкретная цель что-то найти среди книг, которые им поручила прочесать её декан. Они сидели по разные стороны книгохранилища в тишине больше часа. Он игнорировал её, погружённый в свои мысли. Астории было некомфортно, и она едва сдерживала раздражение. Наконец, где-то час спустя, Астория услышала звук открывающегося окна, и в воздухе сразу повис запах табака. — Ты что, куришь?! — не скрывая возмущения, спросила Астория, поднимая брови. — Это запрещено в школе! Малфой лениво повернул голову к ней, его серые глаза, холодные и безучастные, встретились с её взглядом. Он не ответил сразу, только сделал медленный, растянутый затяг, наслаждаясь дымом, который плавно вихрился в воздухе. — Ты серьёзно, Гринграсс? Мы в Хогвартсе, а не в церкви. — В школе нельзя курить. Это не просто нарушение дисциплины — это банально небезопасно. — Странно слышать это от гриффиндорки, — сказал Драко с лёгким презрением, — ведь ты в среде любителей нарушать правила приличия. Получается, слишком правильная для Гриффиндора. Астория резко фыркнула, глядя на него, не веря своим ушам. — А ты слишком наглый для Слизерина, Малфой, — ответила она, не удержавшись от сарказма. — Я думала, что на Слизерине учатся люди с манерами, а не такие, как ты, с хамством и пренебрежительным отношением к окружающим. Малфой с усмешкой посмотрел на неё, не двигаясь. Его лицо стало ещё более насмешливым, глаза блеснули, и он обострил разговор, не думая о последствиях. — Знаешь что, Гринграсс. Мой отец видел тебя с Поттером и его сворой в прошлом году в Министерстве Магии, — произнёс он с таким тоном, будто это были самые мерзкие обстоятельства, в которые Астория могла только попасть. — Странно, что тебя ещё не лишили твоей фамилии после такого позора. Мой отец знает твоего отца. Видимо, младшая дочка оказалась неудавшимся вариантом… Астория почувствовала, как её щеки заливает гнев. Это было не просто оскорбление — это было то, во что целиться мог только такой, как он, — её взаимоотношения с семьёй. Её пальцы сжались в кулаки, но она держала себя в руках. — Знаешь, — с холодной усмешкой ответила Астория, — почему-то после всего, что случилось, в Азкабане оказалась не я и Гарри с друзьями, а твой уважаемый отец. Тишина, которая последовала за её словами, была тяжёлой. Малфой уставился на неё с выражением полного недоумения и презрения. Он не терпел ни единого дурного слова в адрес своего отца. Его серые глаза почти сверкали, и он с издёвкой сказал: — Ты полная идиотка, если считаешь, что моему отцу место в Азкабане. Ты вообще понимаешь, что говоришь? Может, ты и своего отца готова туда отправить? Он ведь такой же, как и мой отец! Астория ощутила, как её сердце сжалось. Слова Малфоя ударили точно в цель, но она не могла позволить себе сдать позиции. Она не могла позволить ему прикасаться к её семье, к её прошлому. Её гордость и защита близких не позволяли молчать. — Не смей ничего говорить про мою семью, Малфой, — её голос стал низким и решительным, почти шипящим. — Ты даже не понимаешь, о чём говоришь. Он проигнорировал её слова, как всегда, и продолжил с тем же самодовольным тоном, будто бы весь мир был его личной игрой. — И всё же, — продолжил он, скрещивая руки, — всё-таки как ты оказалась среди этих бродяжных выродков? Все Малфои до меня, каждый, учились на Слизерине, начиная с самого первого предка-волшебника в Англии. Как твои родители такое позволили? Астория немного прикусила губу. Всё это было для неё слишком банально, слишком старо. Этот вопрос ей задавали из года в год. И она была готова на него вновь ответить. — В моём роду до меня тоже никто не был нигде, кроме Слизерина, — сказала она с холодным блеском в глазах. — И я сама об этом долго мечтала. Даже просила Макгонагалл и Дамблдора поменять решение распределяющей шляпы. Но решения распределяющей шляпы не обсуждаются, Малфой. Говорят, что её можно попросить о распределении… — Астория закусила губу, вспомнив слова Гарри о том, как тот чуть было не оказался на Слизерине. — Моим родители предложили отказаться от Хогвартса, если они не согласны. Я не могла остаться без образования. С тех пор это никто не обсуждает и не поднимает. Все делают вид, что я учусь вместе с Дафной. Её слова, казалось, озадачили Малфоя. Он присел на стул, задумавшись, хотя его лицо так и оставалось слегка насмешливым. — Ммм… вот как, — произнёс он с легким интересом. — Не хотел бы я оказаться в твоей шкуре. Но у тебя ведь был выбор не портить свою репутацию дальше. Он на мгновение замолчал, а потом снова заговорил, почти с нотками усталого разочарования. — Блэк, брат моей матери, — сказал он, как будто выплёскивая на неё ядовитую искру. — Он тоже был выродком, который нарушил семейную традицию и разрушил репутацию рода. Уничтожил святое, предал свой долг. Даже его смерть ничего не изменила. Он был слабым, потому что не мог понять, что значит честь. Ты его, конечно, знала, не так ли? Астория едва сдержала горечь в голосе. Сириус Блэк… Он был для неё примером мужества, храбрости, а Малфой всё это за десять секунд превратил в грязь. Но Астория знала, что не может позволить ему разжигать в ней злость. Её взгляд оставался спокойным, но наполненным стойкостью. — Сириус был отважным и добрым человеком, — сказала она, не скрывая печали в голосе. — Он не боялся стоять за свои убеждения, даже если весь мир был против него. Для меня это — истинное мужество. И давай честно, Малфой, не тебе говорить о чести… — Ты ничего не знаешь обо мне и моей чести, — жестко отрезал Драко. — О нет, я хорошо это знаю, Малфой, — продолжила Астория. — Я ведь такая же, как и ты. Может, Гарри или Невилл и не поймут тебя, но я… давай уж честно, мы не такие уж и разные. — Малфой молча продолжал слушать. — Ты в вакууме, твоё сознание под полным контролем родителей, и ты не видишь ничего вокруг себя. Ты не понимаешь, что мир гораздо шире, чем эти стены, шире, чем мнимая «чистота крови», на которой ты зациклен. — Ей казалось, что глаза Малфоя начали закатываться от скуки. — Чистота не мнимая. Если мы будем допускать в наши вены кровь маглов, Гринграсс, то рано или поздно волшебники прекратят своё существование. Мы должны выживать как вид только за счёт сохранения нашей крови. — Люди — это не просто их фамилии, и кровь не определяет, кто мы есть, — сказала Астория. — Я тоже раньше думала, как ты. Пока в конце концов не осознала, что хвататься за чистоту крови — это не больше, чем попытка самоутвердиться. Сила волшебника не зависит от того, чьей крови в нём больше. — Их напряжённые взгляды встретились. — Она зависит от труда, усердия, таланта. Ничего более. Малфой, казалось, был немного ошарашен её словами. Он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнула неуверенность, но он быстро это спрятал, чтобы не показывать слабость. — Ты говоришь, как Поттер, — сказал он. — Тебе промыли мозги. Ты не понимаешь, как работает реальный мир… Совсем скоро всё станет так, как и должно быть, и ты получишь по заслугам за своё предательство. Астория не могла не почувствовать внутренний укол от его слов, но она уже не была маленькой девочкой, переживавшей из-за уколов со стороны людей её круга. Она взглянула на него с лёгкой усмешкой, как на мальчишку, который просто ещё не осознал, что в жизни есть вещи гораздо более важные, чем кровь. — Я не Поттер, — сказала она, стоя прямо. — Я и сама знаю, что правильно, а что нет. А ты, в конце концов, мог бы сохранять лицо ради формальности. Ведь ты разговариваешь с женщиной. Астория встала немного прямо, взгляд её стал холодным и расчетливым. Если уж на то пошло, то если она что и получила от своей чистокровной уважаемой в обществе семьи, так это превосходное воспитание и выдержку. В манерах Астории Гринграсс, так же как и её старшей сестре, было не отказать. Тонкости протокола, этикета, идеально подобранный и разложенный по полочкам гардероб — всё в жизни Астории было регламентировано и дисциплинировано. И при этом всём она смело бросила вызов Малфою, который, сам не понимая, почему продолжает с ней пререкаться, продолжал курить в окно уже вторую сигарету. — Женщина? — сказал он с усмешкой. Его взгляд был холодным, неуважительным. — Я не считаю тебя за женщину, — продолжил он тихо и с явным презрением. Для Астории это было как удар в лицо. Словно она стала пустым объектом, лишённым достоинства. Всё, что она вкладывала в своё понимание того, что значит быть женщиной — её воспитание, её манеры, её восприятие мира — он просто отбросил, как нечто несущественное. В его словах была не просто насмешка, а и презрение, будто бы он пытался сказать, что всё, что она представляет собой как женщина, — ничто. Казалось бы, какое ей дело до слов какого-то Драко Малфоя. До этой недели они ведь и вовсе не сказали друг другу за жизнь ни слова. Теперь же у Астории появилось предчувствие, что этот мерзавец станет для неё постоянным персонажем в текущем учебном году, и ей и её друзьям ещё многое предстоит натерпеться от его наглости и неуважения. Девушка сдержала порыв ярости. Но слова Малфоя всё равно больно вонзились в душу. — Если ты не считаешь меня женщиной, — произнесла она медленно, с явным напряжением в голосе, — тогда и у меня нет поводов считать тебя мужчиной. Это был удар, который он вполне заслужил, хотя ему и было в общем-то всё равно на слова какой-то гриффиндорки. Астория не отводила взгляда от его глаз, ожидая реакции. Малфой знал, что она не будет мириться с его оскорблением, но в какой-то момент он снова не нашёл слов. Его выражение лица на мгновение изменилось, и Астория почувствовала, что он, возможно, думает уже о чём-то совершенно другом, не связанном с темой их перепалки. Но он только фыркнул, как всегда, и после этого больше ничего не ответил. Малфой снова погрузился в свои мысли, а Астория отвернулась, чувствуя, как его оскорбление висит в воздухе. Он продолжил работать молча, и всё вернулось к изначальной тишине, как будто ничего и не случилось. Они работали в тишине, каждый в своём мире, но Астория всё время ощущала тяжесть его слов. Не считает меня женщиной? — эта мысль снова и снова возвращалась к ней. Она старалась сосредоточиться на работе, но её мысли блуждали. Женщиной она всё же была. И не просто женщиной — а молодой красивой женщиной. Астория подросла и оформилась не только лицом, но и фигурой. Она получала комплименты, видела восхищённые взгляды, даже когда не искала их. Но что это даёт, если на самом деле этого никто не видит? Она помнила все те моменты, когда ей говорили, что она могла бы многого добиться, если бы не её взгляд на мир и её дурная компания. Внешность не давала Астории ни счастья, ни уважения. А теперь этот Малфой, который говорит, что даже не считает её женщиной. Астория подумала о том, что а ведь его близкий друг Гойл считает. Иначе воспротивился бы перспективе помолвки с подругой Гарри Поттера, наплевав на несметное приданое и статус её отца в волшебном обществе. Что касается Малфоя, думала про себя Астория, то он, конечно, был красивым. Истинным аристократом. С безупречными чертами лица. Но он был полным мерзавцем. Да, он красив, но в этом и вся его проблема. *** Малфой водил руками по её шее, гладил её кончиками пальцев по ключице, и по всему телу Астории медленно прокатывались буйные мурашки. Ей хотелось продолжать, и она прислушивалась к своему телу, двигаясь шеей в тон губам и языку Драко, который уже начал прикасаться к её впадинкам, вызывая дрожь в руках и тёплые ощущения внизу живота. Астории казалось, что это бабочки парили внутри неё. — Малфой… — шептала она. — Драко… … Астория лежала обнажённая на полу заброшенной комнаты, а Малфой прижимался к ней голым телом, целуя в мочку уха, пока девушка тихо стонала от удовольствия… Малфой. Драко. Астория проснулась с диким, невыносимым чувством, которое сжало её грудь. Её тело было в холодном поту, а пульс — бешеным. Она мгновенно выдохнула, пытаясь унять волну паники, которая захлестнула её сознание. Это был уже второй раз. Второй раз подряд. Всё происходило так же, как и прошлой ночью. Она помнила каждую деталь: как тени, пронзающие комнату, меняли свой оттенок, как дыхание Драко с каждым мгновением становилось всё более отчётливым, как его руки касались её, и как всё вокруг наполнялось странным, почти гипнотическим ощущением близости. Каждый вздох, каждое движение — всё было точно таким же, как и в прошлый раз. Даже орнамент на стенах комнаты, да, он был точно таким же, как в её сне. Кажется, она могла бы посчитать секунды между вздохами, так хорошо всё было запомнено. Астория села на кровати, пряча лицо в ладонях, пытаясь вернуть себе контроль. Почему это происходило снова? Почему именно этот сон, почему именно он? Возникла внезапная мысль: это манипуляции. «Кто-то специально влезает в мой сон, чтобы контролировать меня». Мысль о чужом вмешательстве в её сознание мелькнула, как вспышка. Но сразу же она отбросила её. Если бы кому-то это было нужно, то им бы не использовались эротические сны с участием Малфоя… Это было настолько стыдно, что ни с кем нельзя было даже поделиться. Обычно о мальчиках Астория разговаривала с Гермионой. Вот только такого она не могла бы рассказать даже ей. Она встала, ощупывая пальцами края одеяла, чувствуя, что дрожь никуда не уходит. У Астории было неприятное ощущение, что всё расплывается перед глазами. Она не хотела думать об этом. Моменты резкой слабости накатывали с детства и периодически, но с возрастом становились чаще. Всё это казалось странным, но её разум в попытке найти объяснение ускользал от неё. Она вспомнила вчерашний конфликт в книгохранилище. В ту секунду она почувствовала, как разрыв между ними, чистокровным и чистокровной, стал ещё больше. Он мог бы считать её просто ещё одной жертвой, но теперь, с этим разговором, всё стало иначе. Она — не его союзник, и теперь она так же, как Гарри Поттер и его близкие друзья, попала в список его врагов. Хогвартс, казалось, с каждым днём становился всё более напряжённым. Тучи сгущались не только над политическими институтами, но и над школой. Гроза, которая, казалось, только собирается начать свой путь, была неизбежной. Всё вокруг неё становилось более опасным. Этот конфликт с Малфоем, его слова, его холодность — всё это было слишком наглядным напоминанием того, что мир вокруг менялся.