
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Битва за Хогвартс не стала решающей. Война продолжается, и с каждым разом всё больше людей погибает, пока не остаётся одно Золотое Трио, вынужденное скрываться от Волдеморта и Пожирателей Смерти. Но имея только единственную надежду — вернуться в прошлое и всё исправить.
Примечания
Это будет тёмная работа, которая может быть не всем по душе.
Для тех, кто:
• Не привык или же не любит упоминания насилия;
• Не любит долгое погружение во внутренний мир героев;
• Нагнетание;
• Депрессивные состояние;
• Хотят быстрое развитие отношений;
• Не готовы читать про долгое лечение и жизнь с ПТСР;
Тогда вам вряд ли сюда.
Но если же вам всё же хочется чего-то тёмного и окунуться в отчаяния войны, прочувствовать это, заземлиться, то милости прошу:)
(Также ищу бету и соавтора, так что принимаю заявки тут или же в тг lokifeys)
Обложка: https://t.me/malfoyfeys/31
P.s телеграм канал по этому фанфику и не только: https://t.me/malfoyfeys
chapter 18
18 июня 2024, 07:58
----------- ✶ -----------
Тик-так. Буря за окном усилилась. Но несмотря на погоду, тишина окутала библиотеку поместья Розье. Казалось, что даже камин, находящийся в самом дальнем углу в читательской зоне, затих вместе с приходом хозяев. Затих, как только учуял их боль и услышал их намерения. Оно и немудрено. Ведь шаги их были настолько напряжёнными, настолько тучными и мрачными, что ни о чём живом и громком даже речи не могло идти. В небе прозвучала гроза. Сверкнула молния, освещая полумрак библиотеки. А также и тайну, покрытую мраком уже не первое десятилетие. Тайна, что хранилась в стенах поместья. Тайны, что отпечатались в каждый вензелёк, в каждую руну, в каждую колонну. В каждую жизнь обитателей этого дома. Тайны проникали в каждого владельца дома. Тайны были повсюду. Их можно было ощутить в самих стенах. Они были близко. И сейчас хозяин дома держал в руках ключ от секретной секции библиотеки, что находилась в самом дальнем уголке помещения, сокрытая множеством стеллажей и преград, чтобы только знающие смогли попасть туда. Ключ, на котором были вырезблены руны Турисаз, Иса и Эваз. Руны Волшбы. Руны тайн и пророчеств. Всё самое скрытое и желанное. Рядом с ним шла женщина — уставшая, сгорбленная, но при этом с огнём в глазах, походивший на одержимый. По её лбу и вискам стекал холодный пот. Она немного тряслась, и каждый шаг, отдающий эхом от каменных стен, заставлял её морщиться. Она из последних сил держалась на ногах благодаря мужу, который практически нёс её на руках. Выглядел обеспокоенным. И ключ, что с каждым шагом он сжимал в руке всё сильнее, жёстче въедался ему в ладонь, оставляя отпечатки вышеупомянутых рун... — Тебе всё хуже, Миранда, — проговорил мужчина, на секунду останавливаясь между двух стеллажей и поудобнее перехватывая жену под талию. Её кожа сливалась с цветом волос, что заставляло делать аналогию с мертвецом. Больно. — Не останавливайся, надо закончить предпоследний этап… И ритуал будет доступен, — мечтательно проговорила женщина, приоткрыв светлые глаза. — Сегодня растущая луна, надо это сделать… — на её лице расцвела улыбка облегчения и блаженства, словно она уже сейчас видела успех их дела. Даже несмотря на свою боль в теле. Ради спасения её мальчика. Ради их семьи. Мужчина глубоко вздохнул и продолжил путь, пока перед ними не замаячила дверь едва достающая до его роста, что вела в особую часть поместья. Простая дверь из дерева и непростой секрет внутри. Лишь едва заметные рельефные руны на поверхности двери давали понять, что не всё то простое, что таковым выглядит. Тайна их семьи. И возможность жить вечно. Чтобы их семья жила вечно. Женщина смогла отодвинуться от мужа, чтобы тот смог открыть дверь. Сразу, как прозвучала последний, третий прокрут и щелчок — руны на двери зажглись голубым сиянием. Те же руны, что и на старинном ключе: Турисаз, Иса и Эваз. И двери сами по себе открылись, впуская Миранду и Эдварда Розье в свои тайны, покрытые мраком, болью и страданиями. В историю семьи Эдварда... Миранда уже настолько была морально и физически истощена, что не заметила, как муж взял её на руки и пронёс в помещение, что было размером с половину их библиотеки. В воздухе витала самая настоящая магия в своём истинном естестве — тяжёлая, тучная и немного мрачная. Это ощущалось в каждом вдохе, в каждом мгновении, проведённом здесь. Место, что звалось Хранилищем Памяти. И тайна о котором передавалась из поколения в поколение каждому сыну, что рождался в роду Розье… — Миранда, не теряй сознание, — обеспокоенно проговорил мужчина, трогая лоб своей жены и ощущая, насколько та была холодна в его руках. Насколько она была бледна, но при этом в глубине уставших глаз таился огонь радости, что скоро их цель осуществиться… Они ждали восемнадцать лет этого события. А их предки не один век... Они могли закончить пророчество. Они могли связать свои жизни. Они могли открыть доступ к самому сакральному и сокровенному, из-за чего многие из его семьи ранее сходили с ума от осознания, что это событие предначертано не на их веку. Каждое восемнадцатилетние ожидание и разочарование. Ровно в восемнадцать лет отец должен был рассказать своему приемнику, прямому наследнику, о тайне, что хранилась в поместье. О Хранилище Памяти, в которое было строго-настрого запрещено входить тем, кто не ведает, что там храниться. И теперь, когда когда Адаму исполнилось восемнадцать, а пророчество было практически исполнено, то осталось совсем немного до желанной цели. Совсем немного до того, чтобы после завершения последнего задания появился нужный ритуал, что так жаждали заполучить прошлые поколения. Их предки, которые не теряли надежду, что именно на их веку пророчество станет ключом к их вечной жизни. Их стремление, их главная миссия и смысл. Вечность. Розье хранили эту тайну пророчества с ритуалом не первый век. Передавали книгу от отца к сыну, но ещё ни у одного из прошлых поколений не вышло довести пророчество до конца за неимением в их времени последнего компонента… И наконец на роду Эдварда и его семьи выйдет исполнить главную цель их существования. Обрести бессмертие. Боги отныне были благосклонны к ним, давая надежду на лучшую жизнь. Даже несмотря на проклятие, что с каждым днём всё больше и больше поражало тело и душу Миранды, как плату за то, что им позволили иметь ребёнка. Плата за то, что они имели счастье испытать счастье родительства… Возможно, боги пересмотрели своё решение. И отныне даровали им святой Грааль. Времени мало. Пока что мало. Дальше у них будет вечность. И время больше не будет играть такую роль. Эдвард знал, что с каждым днём, как Миранде было хуже, она всё приближалась к смерти. С каждым годом, как рос их сын, их Адам, Миранда будто отдавала ему все свои силы, своё здоровье и свой здравый рассудок. С годами, как она постепенно старела, как постепенно начинали проступать в светлых волос серебряные прядки, её здоровье подводило. В отличие от мужа, который оставался ещё жвавым даже несмотря на свои года. Она старела год за пять, старела за двоих, и теперь, не найдя утешения ни у одного целителя, им свалилась возможность выполнить последний компонент пророчества и открыть для себя ритуал… Теперь у них был шанс. Теперь у них был шанс обрести желанное бессмертие и спасти Миранду от проклятия, что так давно поражало её тело за то, что они совершили ритуал задля устранения бесплодия. Магия имела свою цену. И ценой стала жизнь Миранды. Мужчина быстрым шагом пересёк комнату и положил женщину на один из диванов, что отныне стояли в абсолютно каждой комнате и в каждом коридоре с того момента, как Миранде стало хуже. Женщина прикрыла глаза, отпуская своего мужа и ложась на бархатную поверхность… Помещение содержало в себе обсидиановый каменный постамент, схожий на алтарь, по кругу которого стояли уже не первый век тринадцать чёрных свечей, сохранённые магией. Тринадцать свечей, символизирующие смерть и возрождение чего-то нового. Рассвета. Новой эры их жизни и будущей эпохи. Всё то немногое в комнате, находившиеся тут, было сделано из разнообразного материала, натуральные по своей природе. Но постамент был единственным вызывающим элементом комнаты. Всё остальное было сделано из простого камня и выходящих материалов, но в основном — гравий и бутовый камень. И единственное общее у всех элементов — глубокий чёрный цвет, символизирующий пустоту. И рождение из пустоты вечной жизни. Всё по минимуму, без излишеств. Чтобы не отвлекало от самого главного. И самым главным являлась книга, что стояла на специальном резном алтарном аналое недалеко от постамента. Книга, обитая в красный бархат без названия и опознавательных знаков, выделялся лишь позолоченный срез, который не утратил свой блеск даже спустя года. Книга была заготовлено открыта в конце и показывала всем желающим и знающим одно из последних пророчеств… Этому алтарю, этой книге был не один век. Это были не просто церемониальные элементы хранилища — это была целая история, что началась около тринадцатого века далёким предком Эдварда. Эта идея, эта идея фикс, которой болел Эдмунтон Розье вплоть до глубокой старости, пока переводил это пророчество на понятный им язык. Он был первым предком, что смог найти утерянную ацтеками книгу Группы Борджиа. Книгу, в которой хранился ритуал бессмертия и который стал надеждой семьи Розье. А также и пророчества, которые исполняли каждые поколения их семьи, чтобы добраться до желанной последней страницы. Но так никто и не смог. И так поколение за поколением. С каждым наследником начинали сначала, и с каждым разом неудачи, вплоть до того, что уже дед Эдварда считал это не более чем сказкой и семейной легендой, но Эдвард ещё с детства верил, что это всё не сказки. Как и спрятанный магией ритуал, к которому вели дороги от верно выполненных указаний в книге. Пророчество вплоть до последнего события, что сопровождалось нужным астрологическим явлением и которое происходило каждые несколько лет. Но до них с Мирандой так никто и не приблизился. Никто не дошёл до последнего компонента. Но теперь… Это было реальностью. Теперь их реальностью. Их семья станет первой в истории, которая сможет жить вечно. Семья, благословенная богами… Эдвард, удостоверившись, что Миранда в порядке, подошёл к книге и взглянул страницу, вслух читая несколько верхних строк: «И на первый день луны растущей месяца Очпанистли крови пусть они друг друга испьют, а ребенка своего общей напоят на день второго восхода соединяя их тела и души…». Бессмертие заключалось в целостности целой семьи. В единости была сила. Мужчина знал, что это было необходимо. Они слишком много прошли, чтобы сейчас брезговать друг другом. Они знали, что до цели осталось так мало — всего лишь несколько деталей и они смогут жить вечно. Без болезней и старости. Счастливо. Эдвард желал больше всего на свете, чтобы Миранда и сын жили и не знали ни боли, ни горя, ни смерти. А бессмертие всегда требовало жертв. Мужчина бессознательно перевернул страницу вперёд, уже мысленно читая другие строки, что так отчётливо звучали у него в голове уже как несколько недель: «И ведьму с тёмным волшебником юным обрученную с мечом кровавым наперевес возьмите кровь её из раны отравленной и на алтарь разлейте в месяце Теотлеку и на полную красную луну…» Дальше не читал, прекрасно зная продолжение. Эдвард помнил эти строки, когда был ещё мальчишкой, но и помыслить не мог, что он станет первым в своём роду, кто сможет открыть ритуал и обезопасить собственную семью. Что у него будет всё, что необходимо для вечной жизни жены и сына. Как он и хотел. Как он и мечтал, когда несколько лет назад Миранда впервые серьёзно поплатилась за магию, благодаря которой и подарила мужу единственного и горячо любимого наследника… Теперь Эдвард отплатит ей. Теперь они будут жить вечно. Теперь, когда они знали, кем являлась та ведьма, оставалось дело за малым. Уже через несколько недель они смогут завершить ритуал из книги Борджиа и жить счастливо, без бремени проблем. Русоволосый мужчина улыбнулся своим мыслям, касаясь кончиками огрубевших пальцев жёлтых страниц, буквы на которых уже были едва видны из-за времени. Эта книга была настолько старая, что в руки брать было чревато полным уничтожением фолианта в пепел. Его наследие. Их надежда. Опомнившись, мужчина повернулся к жене, что начинала дышать чуть чаще, уже сидя на диване и стараясь держать спину прямо даже несмотря на боль в теле. Эдвард знал, что дважды в день её посещали боли по всему телу. От лихорадки до потери сознания. А она всё ещё, как в молодости, стеснялась показывать свой дискомфорт и быть в присутствии мужа уязвимее. Но это не отменяло того, что он любил эту женщину всем сердцем и был готов пожертвовать многим, включая чужой ведьмой, что была связана с уже известным им тёмным юным волшебником… Пусть они сами и не были безгрешны, но их цель была поистине благородной. …Мужчина подошёл к жене и поднял её голову за подбородок, вглядываясь в её яркие глаза и стараясь невербально внушить, что скоро её мучения кончатся. И она верила, она улыбалась ему с надеждой и радостью, пусть тело жаждало покоя и сна. Эдвард, отпустив её, достал из кармана заготовленный нож и разрезал ладонь, тихо шипя себе под нос. Сжал руку, ощущая, как рана щиплет и как кровь из неё капает на каменный пол… Кап. Кап. Кап. Миранда кивнула на вопросительный взгляд мужа и потянула на себя его ладонь. Её руки немного подрагивали, но это не мешало ей приподнести ладонь к губам, словно изысканный бокал с вином, и испить крови мужа своего, сглатывая металлическую вязкость. Каплю за каплей, ощущая, как эта жидкость застывает на зубах. Как она прокатывается на языке и проходит по горлу… Кровь была вкусной. В растущую луну жертвы всегда вкуснее… Женщина проглотила всё без остатка, смахивая лишние капли с губ. Эдвард передал Миранде нож, давая той возможность сделать то же самое и со своей рукой. С тихим вскриком рука была надрезана, и Эдвард, встав на колено перед ней, потянулся губами к её ладони и слизал языком несколько капель. Потом ещё и ещё, пока вся выступившая кровь не была испита. С каждой жертвой, с каждым заданием из пророчества кровь становилась всё слаще, лишая на короткий миг рассудка и заставляя терять голову от вкуса горьковато-сладкой жидкости. Так гласило пророчество. Так гласили предки. И кем он был, чтобы отказываться, тем более, если от этого зависело бессмертие? Эдвард был готов самолично поймать ту самую ведьму, что пока что удачно скрывалась в Хогвартсе с неким мечом, и, опять же, самостоятельно отправить на алтарь. Но эта задача осталась на Альбусе, как часть его сделки. Пусть сегодня девушка смогла ускользнуть и не явиться в кабинет Дамблдора, как они планировали, но это было вопросом времени. Они договорились. Её поймают. Потому что так было нужно. И неважно, почему именно на неё выпала доля жертвы. Так было бы правильно. Естественно. Уже естественно. Теперь для Миранды и Эдварда Розье это стало реальностью. Оторвавшись от ладони, мужчина затуманенным взором глянул на женщину, приступ которой кончился и развеялся в воздухе, оставляя после себя лишь лёгкий флёр из беспокойства и нервов. Теперь преобладал запах крови. Буря закончилась. Взошла луна.----------- ✶ -----------
Гермиона ощущала себя счастливым человечом впервые за пять лет. Уже второй раз её посещал сон без кошмаров. Дежавю вчерашнего вечера. Не хотелось открывать глаза. Ощущая, как руки Тома обвиваются вокруг её талии, чувствуя, насколько он был близок к ней сейчас, хотелось улыбаться и с удовольствием продолжать жить даже несмотря на проблемы и кучу сложностей. Казалось, что сейчас, когда она находится в коконе его рук, вдавленная в его тело, закрытая от всего мира, она была в самой настоящей безопасности. Могла вздохнуть с облегчением, с лёгкостью, пока Том бы нёс это бремя защитника… «Защитника, Гермиона? Как бы то ни было, он всё ещё являлся Томом Реддлом!» Гермиона должна была быть настороже. Должна была быть напряжённой, не суметь заснуть с бывшим врагом. И вместо этого думать о важных вещах. А эту близость, духовную и физическую, списать на помутнение или что-то в подобном ключе. Ведь Том был человеком без ярко выраженного чувства совести, он не хотел меняться и быть хорошим человеком, чтобы оправдывать её выбор, как хотело её сердобольное подсознание. Она обязана исправить лишь душу. И не больше. «…влюбилась в юного привлекательного монстра, у которого в генах не было совести, лишь выгода и расчёт…» «Но это не полная картина его личности. Он многогранен. Сегодня ночью утешал и успокаивал. Выражал поддержку. Том мог быть человеком, когда хотел. Он был по-своему человечен. Он мог быть и безжалостным. Он был… просто таким. И этого не исправить, если ему так нравится. Я могу лишь направить в нужное русло, задать вектор, а само дальнейшее движение определяет сам Том. Тем более, признай, что тебе нравятся все его стороны. Все его оттенки серого». Диссонанс личностей. Прения закончились тем, что вторая сторона была всё-таки права. Гермиона бы солгала, если бы начинала клеветать на Тома. Ведь она бы врала себе, а она отныне обещала не врать ни ему, ни себе самой. Хотя признаться, было сложно сохранять голову в здравии. Ведь Том был слишком близко, чтобы мозг мог соображать в нужном направлении. Слишком близко, слишком тепло, слишком жадно… «Пусть он и являлся необычным и порой сложным, но рядом он подавлял свои наклонности. Я это вижу. Я так чувствую». Он весь источал эту близость и этот неукротимый огонь, которым хотелось обладать. Но огонь Тома являлся слишком хара́ктерным для полного подчинения. Том был из тех, кто принимал только свою власть, и Гермиона начала думать, что ей это… нравится. Нравится его внутренний стержень. Нравится, как он берёт контроль над их проблемами. Нравится, когда Том берёт ответственность за всё и даёт Гермионе гарантии. Когда он волнуется, открыто делится переживаниями, как адекватный человек. Потому что пока крестраж спал, пока она трогала его, он оставался самим собой… Рядом с ним Гермиона не думала о своём прошлом. Она не испытывала вину, не хотела возвращаться в будущее, потому что привыкла к сороковым и такому профессорскому укладу жизни. И всё же главный компонент её привычки — это Том Реддл… Теперь Гермиона понимала, почему за ним шли люди. Понимала, почему он имел безукоризненную репутацию, непререкаемый авторитет и силу в группе своих людей. Потому что невозможно было не следовать ему. Невозможное было устоять. И Гермиона была готова передать Тому контроль в руки. Готова была разделить обязанности. Готова была доверить свою безопасность и внешние раздражители на Тома. Хотелось касаться, кусать, лизать и вкушать его всего, но девушка сдерживалась свои порывы, пыталась думать о чем-то другом, потому что это в её понимании уже выходило за границы. Но было сложно, когда Том Реддл стал неотъемлемой частью её жизни… Так странно, но теперь привычно и естественно для её тела. Девушка всё же погладила его по скуле, утолив своё любопытство, и сравнив с лезвием ножа. Гермиона могла уколоться, пропасть, стать обманутой и брошенной, но подсознание твердило, что его намерения были осознаны и адекватны на её счёт. И это успокаивало. Резко открыла глаза, являя перед самым носом грудь Тома, а голова резко подкинула напоминание, что сейчас, кажется, вторник, раннее утро, а она была преподавателем с обязанностями. Немного обернулась через плечо, и в глаза ударил неприятный солнечный луч через закрытое окно, и Гермина отвернулась обратно. Пусть ночью и была буря, но ноябрь решил удивить и подарить этот злосчастный луч солнца. Хотелось побыть в неге подольше, в постели с Томом, но день не ждал. И желательно, чтобы Реддл проснулся тоже, ибо он являлся студентом… «Как вовремя ты об этом вспомнила». Гермиона немного отодвинулась от него, расчищая себе пространство для несанкционированного выхода из замка его крепких рук. Надо срочно освежить голову. Вернуться в реальность. Но его запах, его душа и его сердце было слишком притягательным, чтобы сейчас оторваться. Она не привыкла испытывать столько эмоций в одно мгновение, и решила немного остудить желание. Реддл никуда не уйдёт, если она сейчас освежит голову и подумает о наболевших проблемах, которые только разрастались в её жизни со скоростью фотона. Но было сложно. В голове лишь Том и его тело. И его поведение, его новая грань. Пусть он и являлся тёмным волшебником, пусть он и был отождествлением кошмара молодой Гермионы Грейнджер, пусть и убивал уже людей самыми изощрённым способами, но ничего не могла с собой поделать. Ничего не мог поделать и он, ведь так же, как и она, втянулся в их бесконечную игру, из которой выход был лишь в могилу. Всё меняется. Ничего не может быть статичным. Нет места прежним моралям и стоицизму, который в прежней жизни держал её расшатанную психику на плаву. Гермиона приняла это. Лёжа в своей кровати, прижимаясь к нему, слышала мерный стук его сердца и ощущая его ладонями бархатную кожу, Гермиона приняла свою влюбленность полностью. Его серость. Она не предательница. Больше нет. Возможно, никогда ей и не была. Ведь выбирать себя не значит быть плохим человеком, не так ли?.. Она лишь внемлила совету жить и найти свой покой, как завещали Невилл и Драко. И это было поистине правильным решением. Гермиона это окончательно и бесповоротно осознала, когда ночью Том сжимал её руку и говорил, что всё правильно. Что её действия правильны. Что ей стоит рассказать Гарри и уже от его реакции отталкиваться для будущих ответвлений и не переживать лишний раз. Пусть так и будет… Девушка, наконец, окончательно высвободилась из хвата, чтобы не разбудить Тома, и села на кровать, вспоминая всё то, что было несколько часов назад. Адам и его родители, меч, возможный её захват, Дамблдор… Всё смешалось и превратилось в окончательный сумбур из мыслей и головной боли, которая с каждым разом только усиливалась. Покачав головой, девушка поправила распахнутый халат, в котором и заснула, и посеменила к ванной комнате в надежде нормально проснуться и начать думать о существенных вещах, а не только о… Реддле. Впереди был целый день, и сейчас ей лучше думать о том, как бы не опоздать на завтрак и остаться вне подозрения. Без возвращения к исходному. Пусть Том был и дьявольски красив и привлекал её внимание в первую очередь, но важно было обдумать сегодняшнюю ночь. Как то, что её по странным причинам предупредил Адам, практически настояв на том, что идти в кабинет Дамблдора — плохая идея. И которая, как она успела понять после от Тома, могла стоить ей многого. Возможно, мальчишка что-то замышляет или же играет на своей стороне, отдельной от Дамблдора и своих же родителей? Или же просто решил её предупредить из-за жалости и личностных чувств? По сути, не столь важно сейчас, когда он сам является не большим, чем булавкой в стоге кровавого сена. Гермиона подумает о мальчике позже, ведь реальной мешающим фактором перед их с Томом целью являются родители Адама и Дамблдор, которые решили вести свою игру. И сейчас практически сравняли счёты, осталось лишь объявить о начале боя… Гермиона вздохнула, тихо закрывая за собой дверь и желая смыть с себя все проблемы, оставив на коже лишь следы Тома и его рук… Сглотнув, девушка сняла халат и позволила тому упасть на пол. И прошла к раковине, вновь начиная думать про семью этого злосчастного ребёнка... Странные. Непонятные. Подозрительные. Теперь опасные и близкие к ней. Люди, что могут поджидать её в любое время суток для непонятных ей сделок. Заколола непослушные волосы и глянула на себя в зеркало, всматриваясь прямо в собственные глаза и пытаясь найти прежних призраков прошлого: боль, тоску, ощущение собственного предательства или же не высохшие слезы. Но она выглядела естественной. Она выглядела здоровее, чем тогда, когда только пришла в Хогвартс в качестве преподавателя. Разумеется, Гермиона была уже не той девочкой пять лет назад с искрящимися глазами от новых знаний, ведь теперь в глазах блестел и разгорался огонь азарта, желания и готовности решать очередную проблему. Как и всегда. Она же взрослая. И сама справляется с проблемами. Но теперь есть тот, с она могла бы разделить это бремя и побыть на миг снова обычной девочкой, которую могли выслушать и сказать правильные слова. Том её слушал. Том с ней разговаривал и подбирал слова, что разнились с его закореневшейся идеологией на публике. Он был самим собой, просто пил мятый чай с имбирным печеньем и временами посмеивался с её сардоничных высказываний про его статус ученика и её же возраст. Так естественно. Так хорошо… Многогранный мерзавец. Но с ней обходителен и естественен. Только ради неё он мог подавить в себе свой характер и побыть простым человеком. Нога неприятно ударилась об кафельную плитку, заставляя Гермиону выдохнуть сквозь сжатые зубы. Как раз та нога, которая болела. И которую никак не могла вылечить из-за разбегающихся мыслей. Реальность всегда подобно ястребу налетала на её голову и на мозг. А сейчас мысли вновь переходили именно про желание Дамблдора подловить её и чтобы… что? Отдать родителям Адама? Но зачем? Какие у них были тайны? Зачем им нужна была она? Почему им было необходимо подкараулить её в кабинете Дамблдора? Все эти вопросы и десятки дополнительных крутились в голове беспрерывно, пока Гермиона бездумно намыливала тело каким-то обыкновенным мылом, что продавалось в Хогсмиде. Нейтральный запах только сильнее заставлял её мозговые извилины думать. «Том рассказывал, что у Розье была непонятная библиотека с определенными тайными, в которой так и витал аромат магии, а именно тяжёлой магии… И почему-то мне кажется, что всё это взаимосвязано. Но опять не достаёт нужной детали в головоломке». Единственное, что было более-менее понятным в этом хаосе и анархии, так это «Ритуал души», который требовалось расшифровать и перевести. А после уничтожить крестражи. Ещё следовало об этом подумать, ведь если она прямо в ближайшее время их уничтожит, то это может пагубно сказаться на психике Тома или же физическом здоровье. Возможно, следовало всё сделать за раз, и тогда времени на возможное развитие этой своеобразной патологии не будет. Действительно, только так эту тёмную магию и назовёшь. Гермиона вдыхала горячие пары, перебирая информацию про ритуал, который каким-то образом должен быть связан с Группой Борджиа. Как были связаны ацтеки и душа? Книга пророчеств и искупление души? Точно ли это то, что ей нужно? Может, она ошиблась и преждевременно пела дифирамбы успеху? Это было бы хуже всего — дать себе и Тому надежду, а после под тиском неправильного перевода строк на еле видных страницах растоптать и выкинуть надежду. Скривилась, пока намыливала саднящий ещё со вчерашнего дня бок. Всё откладывала привести себя в полную готовность на случай чего. Тем более, когда на неё была открыта своеобразная охота. Но за её ли головой? Кап. Кап. Кап. Об этом она не хочет сейчас думать. Сейчас главная цель — ритуал и крестражи. После уже Адам и его семейные распри. И параллельно решить вопрос с Гарри; понять, почему крестраж испытывал настоящую боль при её присутствии. Почему-то было ощущение, что она ничего не успевает и откладывает важные вещи на потом. Ненавидела это чувство. Глубоко вздохнула. Сердце забилось. Гермиона, смывая мыльную пену с кожей, сразу ощутила изменения в атмосфере, какое-то колебания воздуха, что могло быть вызвано... пробуждением Тома. Почему-то она была уверена в этом. Теперь могла уловить, когда он просыпался и «входил» в этот мир? Вот слышались его шаги. Особая энергетика? Излишек мрака в воздухе из-за её отсутствия рядом? Наработанная сексом связь? Но, как бы то ни было, Гермиона ощущала фибрами тела его всего и ждала, когда он явится к ней. Возможно, она тоже теперь немного разгадала его тайны. На лице расцвела улыбка, и Гермиона порадовалась, что её никто пока что не видел. Хотя, это уже считалось глупым. Глупо скрываться, играть в мнимое спокойствие, когда рядом с ним в душе бушевали самые настоящие ураганы и смерчи. И она чувствовала себя комфортно. Она была счастлива. Том не заставил себя слишком долго ждать и объявился где-то через минуту. Судя по звуками, открыл дверь и облокотился об косяк, а после звучно ухмыльнулся. И наблюдал за Гермионой, что стояла к нему спиной, специально с незадёрнутой шторкой. И увствовала его заведённый взгляд на себе и ниже талии. Теперь ей точно не следовало скрывать свои порывы. Теперь в голову не лезло ничего кроме того, чтобы Том, наконец, вошёл в душевую и заставил её забыть обо всех наболевших проблемах на какое-то мгновение… Гермиона выключила воду и обернулась на Тома, зная, что её глаза блестят не менее греховно. — Мистер Реддл… — елейно проговорила. — Вы стали предсказуемы, — Гермиона усмехнулась, заправляя ыбившуюся прядь волос за ухо и наблюдая, как глаза Тома темнели. От её вида или же от дразнящих слов? Том выглядел до ужаса небрежно и расслабленно, приятно отдохнувшим и с лёгким оскалом на губах. Чёрные волосы так и хотели, чтобы по ним провели пальцами и зачесали назад. Он уже оделся и был готов хоть сейчас идти на завтрак, но в нём ощущалась эта заспаность и отсутствие масок. Вчера они слишком много раз их убирали. И, может, сдёрли их уже окончательно перед друг другом. — Разве? — насмешливо проговорил юноша, ступая на кафель ванны, и этим самым заставив Гермиону практически задохнуться от концентрации энергии в воздухе. — Не я же стою и соблазняю, — обвёл взглядом её фигуру. — Очень предсказуемо, — последнее он почти пробормотал себе под нос, а девушка лишь улыбнулась, видя, как он подходил всё ближе. — В рубашке и брюках, мистер Реддл, вы очень возбуждаете умы. Я могу начать ревновать, — новая и смелая игра, но так хороша для приятного начала дня. Том не сводил с её фигуры взгляда. Впервые видел её всю при ярком свете, не в порыве страсти, а просто как что-то обыденное. Естественное. Медленно моргал и повёл челюстью, будто ведя с собой внутренние диалоги. Но Гермиона уже знала, что счёт будет в пользу его желаниям. Возможно, у неё была своеобразная власть над этим волшебником. Пусть он и являлся поистине тяжёлым и мрачным, но при этом этот мрак привлекал. Гермиона сложила руки на талии и чуть наклонила голову в его манере. Огонь прошёлся по её коже. Сегодня было игривое настроение, что никак не связывалось с её жизненными трудностями и проблемами и сухими мыслями про недавние события. Иногда ей казалось, что с Реддлом она обрела не покой, а безумие. Что он, подобно болезни, распространял свою анаэробную инфекцию. Или же самый настоящий абсцесс? — Нам надо на занятия. Так что, — хмыкнула Гермиона. Играючи. В своём новом амлуа. Она, как ни в чём не бывало, вышла с душа и потянулась к полотенцу левой рукой, не обратив внимание, как взгляд Тома сосредоточился на её предплечье. На которое она забыла наложить маскирующие чары. — Что это? — Том нахмурился, подойдя к девушке ещё ближе, пока она завязывала полотенце вокруг груди. — Ты про что? — Гермиона, всё ещё пребывая в сладостном упоении, не поняла сразу его вопрос. Спокойно завязывала на груди махровую ткань, сожалея, что у них было слишком мало времени для чего-то большего, чем лёгкий флирт, как отголосок вчерашнего… — Шрам, — коротко сказал Том и протянул руку, чтобы взяться за её предплечье и увидеть грубо вырезанные буквы, которые до сих пор порой снились ей кошмарах. Гермиона дёрнула по привычке рукой, вспоминая одну из самых ужасных пыток её жизни, которая навсегда изменила её жизнь и психику. Грязнокровка. Гарри. Рон. Поместье её друга и его сумасшедшая тётка. Самое настоящее клеймо и напоминание о прошлой жизни. «Боль рассекала её сознание, заставляя кричать всё громче и громче, пока Пожирательница, будто наслаждаясь её болью и отчаянными криками, всё сильнее выцарапывала эти позорные буквы. Будто желала, чтобы Гермиона навсегда запомнила то, кем являлась на самом деле. Грязнокровка. Плевок. Ошибка природы. Она могла слышать, как Рон, её любимый Рон, порывался выбраться из темницы с Гарри и спасти её, но не могли. Сейчас она была один на один с её страхом и тогдашним боггартом. — Отвечай! — и острие ножа сильнее вонзается ей в руку, и Гермиону на секунду ослепляет агония. Казалось, нож рассекал вены, добирался до сухожилий… Женщина вдавлилвала своим телом хрупкий стан девушки. Воздуха мало. В рот попадали чёрные кудри сумасшедшей, которая всё сильнее скалилась и истончала зловонное дыхание. Сильнее. Кровавее. Крик.» — Кто…— нахмурился Том, наблюдая, как девушка вновь начинала мелко подрагивать. Как ночью. Гермиона ухватилась за его руку, что сжимала её предплечье, и радовалась, что он принимал её сильную хватку. Опора. Оплот. Сейчас единственный. — Твоя приспешница в будущем, — проговорила девушка, а после сглотнула вязкую слюну со вкусом крови с чуть прокушенной щеки. — Напоминание о том, кем я на самом деле являюсь. Почувствовала, как пальцы Тома заинтересованно обводят эти проклятые буквы, затянувшиеся края шрама. Буквы, которые всё ещё выделялись розовым, будто шраму было несколько месяцев, а не пять лет. «Привет, красавица». «Нож Беллатрисы к её горлу, горячие слёзы». «Как тебя зовут, солнышко?» «Грязнокровка!» Нет. — Расскажешь? — а в глазах интерес. Научный, словно она была подопытным. На секунду скривилась. Это сравнение ей не нравилось. Она не была для него подопытным. Она была для него соперницей. Любовницей. Спасительницей души, но не подопытным кроликом. Том испытывал к ней чувства, но он был таким человеком… Она заглядывала в его глаза и не находила того, что испытывали бы обычные люди. — Охота за твоими крестражами, — любопытный огонь в его глазах и сухость её голоса. — И чтобы уничтожить их, был нужен тот самый меч Гриффиндора. Попались егерям и меня пытали, чтобы узнать правду. Руки стали мягче, но он молчал. Он слушал. Не выражал открыто ни раскаяния, ни сострадания, ничего того, что обычно бы ощущали простые люди, узнав о таких вещах. В этом и была уникальность Тома. Ведь ей не нужны были слова сочувствия, прошло уже столько времени, пора жить дальше. Тем более когда Гермиона знала, что это не отменяло того факта, что Том чувствовал к ней что-то. Так что вывод был таков, что он скорее осмысливал информацию и не хотел повторов, судя по его чувствам к ней. Чистая логика и расчёт. С вкраплением ощущений. Специфика… Том мог вдохновлять, поддерживать моральный дух, но его реальная душа — самые настоящие потёмки. Гермиона выбрала очень специфичного человека. Но не сожалела, потому что её гипертрофированная психика вряд ли выбрала бы другого или же начала путь регресса. Пусть остаётся самим собой. Это правильно. Ей это нравится. Она влюбилась и в его тьму. Гермиона не нужна уже была жалость. Ей надо было построить новое, а не лить слёзы по старому. И то, что Реддл давал ей нужные эмоции и угадывал её потребности по наитию, заставляло трепетать что-то внутри. — Этот шрам останется со мной навсегда. Беллатриса Лестрейндж, в девичестве Блэк… — всё ещё сухой голос. Почувствовала, как Том от этих слов напрягся, сжимая её руку чуть сильнее положенного. — Всё же мне стоит разузнать судьбы своих людей у тебя, — и чуть облизал губы. Вновь тайны. Вновь любопытство. И вновь игры. — Стоит лишь попросить. Глаза в глаза. Танцующие языки пламени между их телами, что были слишком близко друг к другу. Том отпустил её руку, пребывая на гранях, Гермиона это видела, и ей это нравилось. Нравилось за ним наблюдать. Нравилось смотреть, как он сжимал челюсть. Нравилось чувствовать его пульс… — Ты же не испытываешь ко мне жалость или же сочувствие? — спросила Гермиона серьёзно, ощущая, как руки Тома начинают подниматься выше, касаясь острых плеч, и выше, выше, очерчивая её влажное тело, пока пальцы не остановились на скуле. Как она сегодня утром. — Только понимание того, что в этой жизни ты такому больше не подвергнешься из-за меня, — серьёзный ответ и серьёзный тон. — Пора жить дальше. И жалость этому препятствует. Гермиона кивнула. Он понимал всё. Понимал причинно-следственные связи и делал выводы во избежание повторов. Желание, чтобы Гермиона жила дальше. Его специфика, особенность, нестандартность почему-то делала с её мозгами странные вещи. Схожее на помешательство. И пусть горит огнём вся логика. Если она хочет поддаться искушениям, если хочет вкусить этот мрак, то пусть так и будет, и только боги ей судьи и наблюдатели. Поэтому Гермиона просто притянула его к себе, тем самым позволяя полотенцу повиснуть меж ними, и прошептать в губы: — И никогда не жалей, — и его руки на её талии. Почему-то она трепетала от того, как он резво, с только ему присущим напором вдавил в себя её тело. Каков характер, таков и нрав в ласках. — Заставь меня забыть про прошлое. — На всё воля Дурги, — усмехнулся Том. Гермиона отзеркалила усмешку. Губы юноши обрушились на её… Полотенце окончательно спало, став бесформенной кучей у их ног. Пора поддаться своим желаниям, профессор Доккен. На то воля божья. И Гермиона уверена, что за такое богохульство ей когда-нибудь придёт кара, но пока в её руках перекатывались мышцы Тома, пока ноги обвивали его талию, пока холодный кафель холодил позвоночник до хруста, то ей было плевать на всё на свете. В голове кружились лишь чувства к этому дьяволу несмотря на его сложность, специфику, расчёт и внешнее хладнокровие, но лишь Гермиона знала, что где-то внутри его истлевшей души горел огонёк лично для неё самой… «Да даже если и нет, то не отменяет факта привлекательность его собственной тьмы». Язык Тома прошёл по чувствительному месту на шее, и Гермиона выгнулась грудью, ощущая, как затвердевшие соски призывно тёрлись о его одежду, которую хотелось как можно быстрее снять. Всё ещё держась ногами за его туловище, Гермиона оторвалась от его губ и облизнулась, желая яснее почувствовать его вкус. И быстро, жадно начала снимать его рубашку. Кинула туда, где осталось полотенце. Рука Тома накрыла её грудь, сжимая соски с особым рвением, и девушка почувствовала жар, что распространялся внизу живота и доходил до нижней теменной части мозга, окончательно выбивая из реальности. Громкий стон. — Профессор, вы меня удивляете, — глухо проговорил ей на ухо, задевая кончиком носа её кудри. Вибрация его голоса прошла по всему телу от макушки и до пят. — А это только второй день… — Прошу учеников молчать и выполнять свои обязанности, — с трудом ухмыльнулась и заметила огонь в глазах Тома. Вновь застонала, ведь его рука начала мять её грудь сильнее, иногда переходя на рёбра, на живот, ниже… — Сами же не придерживаетесь своих правил, — горячий шёпотом опалил ей горло, и его зубы сначала мягко, а после настойчивей впились в сонную артерию, словно желали прокусить и испить её крови. От его действий Гермиона закусила губу, притягивая Тома за волосы ближе к своему шее, ощущая шелковистость прядей. Мягкость его шеи. Бьющуюся сонную артерию. Он весь был её. А она была в его власти сейчас. Вот какой была любовь Реддла. Вот как чувствовалась желанность. В крови, в мраке, в помутнении рассудка… Гермиона придвинула его ещё ближе к себе, сильнее запрокидывая шею, желая, чтобы он исполнил свои желания и насытился сполна. Поэтому раздирала его спину, зная, что от её пальцев останутся следы. Он шипел, но продолжал покусывать, выциловывать её шею. Одной рукой придерживал за бёдра, а свободной — начал ощупывать сокровенные места. Вызывая перед глазами разноцветные искры. Свобода. Верх. Вниз. Умелый. Быстро обучаемый. Схватывал всё на лету и улавливал желания людей, как свои собственные. Его пальцы прошлись по влажным складкам, задевая все её чувствительные точки. Движения ловкие, быстрые, он набирал нужный ей ритм. Он чувствовал её потребность. Стон. Громкий. Сама удивилась своему безумию и ненасытности, ведь только прошло несколько часов с их последней близости, и казалось, будто она успела взлететь до небес и разбиться об скалы реальности несколько раз. И сейчас вновь полёт, вновь сладостная эйфория сознания, будто за эти часы она окончательно потеряла голову, позволив всем своим убеждениям окончательно кануть в лету и отпустить свои потребности. — Давай… Пожалуйста… — его пальцы растягивали её, и Гермиона сильнее ногами притиснула Тома к своему телу. Запрокинула голову. Воздуха попросту не хватало. — Профессор, я вас не расслышал, — он оторвался от шеи, в последний раз вылизывая будущий засос, и прошептал ей на ухо низким баритоном: — Каковы ваши желания? — вынул свои пальцы из её лона и повернул лицо к себе. Заставил посмотреть ему в глаза. Том выглядел таким же безумным, как и она сама: расширенные зрачки, тяжело вздымающаяся грудь и улыбка. Нет. Оскал. — Я хочу тебя, чёрт возьми, — довольно грубо ответила Гермиона, сильнее вдавливая ногти в его спину, и слыша гортанный рык. Чувствовала, как совсем скоро под ногтями выступит его кровь, но её это не останавливало. Она чувствовала себя свободной. И Том, удовлетворившись её дерзостью, быстро расстегнул штаны и спустил их вниз, направляя прямо в неё. Гермиона изнывала от желания, ведь девушка прекрасно знала, что Том самый настоящий игрок. И просто так он не удовлетворит её внутреннего зверя. Как и своего собственного. Нужна игра. Слишком хорошо. Он вводил член в неё, но, видя её изнывающее выражение лица, отступал и посмеивался, забавляясь над своей жертвой. Именно жертвой. Новая грань его личности, что выходит из старого доброго азарта и желания сыграть с ней в очередную партию. Дама и король. Два бога на шахматной доске. — Чёрт возьми, Том... — шипела Гермиона, когда Реддл уже в третий раз проделал свою манипуляцию. Жарко. Невозможно. Желанно. Она вся горела и желала получить своё удовольствие. Том, видимо, тоже был на грани, поэтому без предупреждения вошёл в неё, сливаясь с ней в одно целое. Резко. Быстро. Нетерпимо. До невозможности и до судорог приятно. Было ощущение, что её крики и сбивчивый шёпот о слышал весь замок. А после осудил бы за секс со студентом. Но на это хотелось лишь посмеяться и вновь забыться в объятиях Тома. В его толчках. В его руках. В его сладкой и манящей крови. — Я тебя… — шептала она ему на ухо, пока он глубже двигался, заглушая её последние слова диким поцелуем с металлическим привкусом. Грубо. Быстро. На всю длину. — Я знаю. И этого было достаточно. Не надо жалости. Не надо громких слов. Вдох. Выдох. Верх. Вниз. Ощущение свободы и наполненности. Всё так, как она и хотела, и Том позволил ей получить сегодня удовольствие. Всё ещё ощущая спиной холод, девушка почувствовала мурашки по коже. И Том, взмахнув рукой, наложил на неё согревающие чары, заставив ещё ярче почувствовать истому внизу живота и развивающееся тепло по всему телу. Она даже не заметила, как закрыла глаза, но когда открыла, то не могла сдержать улыбку, когда перед ней предстал Том. Гермиона могла бы пересчитать каждую каплю пота на его лице, словить каждый вздох, ощутить между ними запах бурного секса… — Мы опоздаем… — с трудом проговорила ослабевшим языком, чувствуя, как Том вышел из неё. Опустил её ноги на пол и тяжело стал опираться ладонями по бокам от головы Гермионы. Казалось, будто она птичка в клетке, если бы не напоминание, что они на её территории сейчас. — Пускай… Как я уже говорил, я отрежу языки всем неугодным, — только он мог говорить после секса такие вещи, и Гермиона ощутила, как его энергия вновь проникает сквозь её кожу. Усмехнулась краем губ. Его руки переместились на её плечи, будто в трансе начав путь по всему телу. Не мог насытиться. — И чем раньше, тем лучше, — хмыкнула Гермиона, наконец, сумев выровнять дыхание. Улыбнулась и в последний раз поцеловала его. — Покажи свой гнев. — Разве у тебя не были мыслей изменить мой характер? — хмыкнул Том, наблюдая, как девушка отходит от него и взмахом руки вешает полотенце на место. Том находит рубашку. — Каюсь, был момент, но… понимаю, что ты тоже человек, — она сглотнула. Надо озвучить. — И даже если ты продолжишь быть таким, каким ты есть, даже и без крестражей, то я приму тебя, — Гермиона ощущала, как её профиль прожигает взгляд Тома, и это дало понять, что они вступили на скользкую дорожку. А именно на её верность и чувства, которые одновременно хотелось и не хотелось обсуждать. Слишком стыдно? Или же?... Гермиона хотела проскользнуть мимо него и начать сборы, ибо чувствовала, что заалели почему-то щёки, но Том встал перед ней, и сказал то, чего явно не ожидала: — Теперь я понимаю, почему крестраж в агонии из-за тебя, — его голос был хриплым, а глаза настолько осознанными, что Гермиона вновь узрела уже знаковую грань его характера. — Потому что ты человечна, Гермиона. Поэтому крестраж тебя боится. Ведь тьма боится света. Она закусила губу. Она точно могла называть себя счастливой.----------- ✶ -----------
Напряжение во всём теле. Нервное подёргивание ногой в такт сердцу. Ровная осанка. Желание в пятый раз поправить манжеты чёрного платья в клетку. И в третий раз заправить локон из пучка за ухо. Казалось, что она прикусила губу до крови. Казалось, что неё смотрят все. Каждая живая душа, каждая голова, каждое существо смотрело на неё и ещё на Тома в придачу, пусть они и находились на разных концах большого зала и пришли на завтрак в разное время. Было ощущение, что люди догадывались, что меньше часа они занимались сексом. Гермиона мерно помешивала привычный чёрный кофе, и старалась не смотреть ни на Тома, ни на кого-либо больше. Над ухом что-то говорил Слизнорт, разглагольствующий про несовершенство программы пятого курса, и Гермионе приходилось лишь кивать. А мысли были совершенно в другом месте. За пять лет войны, за пять лет битв, в которых она участвовал время от времени, она наработала себе интуицию, чутьё и паранойю в эквиваленте с паническими атаками, что, на удивление перестали её мучить в последнее время... Она дёргалась не из-за того, что было ощущение наблюдения со всего зала. Тело раньше её головы среагировало на «зрителей». За ней наблюдали. С двух сторон. Лобная и височная доля головного мозга горели адским пламенем, хотя Гермиона могла дать гарантию, что «наблюдатели» делали это вскрытую. Но её не обмануть. Потому что она явно чувствовала на себе взгляд. Не Тома, а других людей, не менее заинтересованных её личностью в последние несколько недель. Это буквально заставляло мозг нервно тикать, а пальцы судорожно двигать ложкой в кофе. Гермиона подняла голову на зал и заметила взгляд Адама за столом Слизерина, который сразу его опустил в тарелку. Отдельный теперь от своей группы. Адам пришёл сюда даже несмотря на то, что боялся, откровенно боялся Тома и чувствовал себя некомфортно в непосредственной близости с бывшим лидером. Гермиона думала по началу, что Том не сдержится по началу завтрака и кинет прямо в глотку Адама нож для масла, как она сегодня ночью со страха. Но глотка была целая и кровь не брызгала во все стороны. Возможно, лучше было бы вырез ему глаза, чтобы так открыто не посматривал в сторону Гермионы. Неужели неясно «обьяснила» ему вчера? Опустила взгляд в своё кофе, где создавался маленький водоворот. С надеждой, что он унесёт её куда-то далеко отсюда. Также было и другое ощущение, практически забытое, но очень и очень знакомое... — Мисс Доккен, не могли бы вы передать мне сахар? Тик-так. Гермиона на автомате взяла в руку сахарницу и молилась, чтобы её нервные движения не просыпали этот чёртов сахар на стол. Повернула голову в правую сторону и с улыбкой передала Дамблдору сахарницу, на секунду не соприкасаясь с ним пальцами. Улыбка вышла настолько натянутой, что ей бы не поверил даже первогодка. Зато Дамблдор приветливо улыбнулся и практически сразу ответил на вопрос преподавателя по нумерологии по другую сторону, словно всё было нормально и естественно. Но Гермиона знала, как всё было на самом деле. И что теперь скрывалось за улыбкой её бывшего директора. Гермиона вдруг нахмурилась, когда уже отвернулась от профессора и продолжила мешать своё кофе. Ощущение, что её лобную долю желали отсоединить от основой части и глянуть, что творилось в её голове. Гермиона хорошо знала это ощущение. Леггилименция. Тик-так. «Том, у нас проблемы». Потому что была уверена, что это был точно не её Том. Договорились, что она сама расскажет всю нужную информацию. Значит, это был именно Дамблдор. Теперь без сомнения. Дамблдор сидел через одного человека и она могла ощущать, как он хотел проникнуть в её мозг деликатно. Ведь она не вернула меч. И теперь встал вопрос про её следующие действие, и, зная старика, Гермиона ожидала такого. Плюс в том, что у неё ещё осталось зелье, но было необходимо сварить ещё несколько флаков на всякий случай. Паранойя вновь напоминала о себе в разных формах. Казалось, вот недавно она радовалась словам Тома и тому, что хотя бы у них всё адекватно-стабильно, как вновь судьба напоминала ей о реальности. Снова. О войне. О зельях. О вечной бдительности, как бы сейчас кричал почивший Грюм. Как она говорила вчера, война продолжается. Даже несмотря на желания просто забыться в объятиях Тома. Возможно, юноша уловил её настроение, потому что поднял на неё взгляд. Не слушал, что ему на ухо шептал Абраксас, просто смотрел на неё. Встреча. Том — холодный и отстранённый, Гермионы — деланно непринуждённый. И только они двое знали, что были окружены двумя врагами. Один за столом Слизерина, всё равно продолжающий исподтишка обеспокоенно смотреть на Гермиону. А другой рядом непосредственно с девушкой, что пытался пробраться в её мысли. Ложка ударилась об бортик кофе. Аккуратно положила ложечку на блюдце и сделала несколько горьких глотков эспрессо, окончательно окуная себя в напряжение от воспоминаний. Тик-так. Гермиона больше не могла тут находиться. Извинившись перед Слизнортом, она пригладила юбку и поднялась из-за стола, провожаемая взглядом трёх пар глаз. Хотелось нервно дёрнуть шеей, сбрасывая напряжение, но не могла. Она не будет себя вновь ассоциировать себя с войной и прежними повадками. Только панической атаки не хватало. С неё хватит. Ей надо успокоиться. Ей нужен план, чёткая инструкция и структура, чтобы найти минимальное равновесие и не дёрнуться в припадке, пока она шла к выходу из большого зала. Для начала ей следует пойти в свой кабинет и подготовиться к уроку с шестым курсом. Они проходят сейчас боевые заклинания, не так ли? Провести весь день в кабинете и погрязнуть в работе, делая перерыв на мысли про книгу Борджиа и запланировать набег в библиотеку днём за возможными переводчиками. Языки тех народов, где была повышенная концентрация волшебников. Дальше она пойдет на ужин и после отправится в свою комнату, где откроет книгу, скопирует ритуал на отдельный пергамент для удобства и начнёт перевод первых абзацев еле видных строк. Возможно, потратит всю ночь. И следующие дни не будет лишний раз находиться без присутствия толпы, чтобы было меньше шансов её схватить для непонятно каких целей. Так лучше. Гермиона смогла почти выдохнуть, когда вышла с большого зала и пошла в сторону своего кабинета, время от времени поправляя воротник платья, который, казалось, хотел её задушить. Но рациональная часть понимала, что это иллюзия. Но опасность и настороженность — далеко не иллюзия. Будь Гермиона чуть больше сумасшедшей, чем есть на самом деле, то начала бы слышать звуковые галлюцинации, что исходят из-за угла замка. Из-за стресса. Как раньше. Но теперь у неё новая жизнь. Хватит! Гермиона более-менее очнулась, когда врезалась в проходящего мимо студента и рассеяно извинилась. Слишком много нервов. Она солдат, чёрт возьми, и целитель. Так почему она волнуется? Почему позволяет паранойей жить свободно в её сознании и вытекать прямо в вены, смешиваясь с кровеносной системой? Как маленькая девочка. Хватит. Есть план. Прекрати дёргаться. Ты уже должна привыкнуть к такому. То, с какой силой Гермиона открыла дверь аудитории, могло спугнуть несколько портретов в коридоре. Стук новых каблуков раздался по всему помещению вновь, и девушка устало выдохнула. Расстегнула несколько пуговиц на горле, давая себе возможность успокоиться перед занятием. Если не панические атаки, так простые нервы её добьют раньше, чем наступит Рождество. Говоря о Рождестве, чтобы успокоиться... Гермиона уже забыла, что значит праздновать какие-то праздники в своей жизни. День рождения она специально пропустила, вместо этого сделав себе день памяти по Невиллу и лишь получила письмо от Гарри с поздравлениями. На Хэллоуин просто посидела в большом зале полчаса, не имея выдержки держаться на публике, пока столы ломились от разной еды, а отовсюду звучали радостные голоса. Тогда было слишком сложно. Внимание Тома, мысли, мысли, мысли... Но, возможно, теперь она сможет хотя бы отпраздновать Рождество? Ведь раз Том смог вернуть вкус жизни, то и недалеко было до ремиссии её расстройства, не так ли? Раз. Два. Три. Глубокий вдох. Долгий выдох. Села за стол и стала просматривать бумаги, принимая решение думать о чём-то нейтральном. Праздники, Том Реддл, Гарри, клятва на крови… Также стоило взять в библиотеке книгу по этой клятве, чтобы освежить память, и подготовить для Тома любой предмет, чтобы тот его носил с собой. Возможно, кольцо? Ему не привыкать. Было бы оптимальной вещью, как противопоставление его крестражу. «Надо как можно скорее узнать расположение крестражей. Надо сегодня позвать Тома к себе поговорить об этом. Уверена, что необходимо будет воспользоваться мороком. Время действительно заняться делом». Потому что обстановка накалялась. А это прошло меньше суток, Мерлина ради, что будет через неделю? Через две? Если её к тому времени не поймают, конечно… В таких размышлениях и прошёл первый урок. Пусть Гермиона и рассказывала материал, отвечая на вопросы публики, но всё равно время от времени переключалась на мысли про крестражи и книгу Борджиа. Потому что в голове и в их информации были проблемы. В Адаме и его истории были проблемы. Они были везде и невероятно сильно раздражали и так никудышную нервную систему. Возможно, её улыбка одному студенту была слишком сильно похожа на оскал судя по тому, как кадык того нервно дёрнулся. Уроки длились один за одним, и Гермиона чувствовала позывы голода, но по привычке всё ещё игнорировала. Как и месяц назад. Как и полгода назад. Хоть что-то должно же быть стабильным в её жизни. Поэтому продолжала сидеть за столом преподавателя и считать головы учащихся, чтобы как-то отвлечься. Совсем скоро большой перерыв, поэтому можно было заранее пойти в библиотеку, пока светло, и набрать нужной литературы. Как назло день двигался слишком медленно. И когда же бог смиловался и даровал ей перерыв, то едва сдержалась, чтобы не побежать в библиотеку, расталкивая уставших и голодных учеников. Девушка натянула уже более доброжелательную улыбку и, наконец, дошла до библиотеки, сумев на какое-то убрав злосчастную тревожность и вселить в себя уверенность. Ей не хватало Тома для полного спокойствия. Она сделает всё правильно. Она всё найдёт, выполнит план и будет жить счастливо. Выпрямив спину, девушка раскрыла двери и прошла мимо стойки библиотекаря, кивнув той приветствие, и прошла дальше, обводя взглядом немногих учеников, что решили провести время в пользу учебникам вместо прогулок с друзьями по окрестностям школы. Совсем скоро декабрь, и уже можно было в воздухе почувствовать рождественские нотки, увидеть улыбки детей и некоторое возбужденные разговоры, кто где будет праздновать… Всё же стоит действительно задуматься о своём досуге между спасением души Тома и войной с Дамблдором. Некоторые ученики приветливо здоровались с ней, некоторые даже не поднимали головы от того, как корпели над конспектами после лекций. Гермиона с грустной улыбкой вспомнила себя в их возрасте, когда не существовало ничего, кроме желания обрести больше знаний. Уже тогда была жадной. А теперь жадная до Тома и до его тайн. Жадная до выигрыша в их общей войне. Возможно, Хогвартс сам того не зная воспитал в ней такие интересные качества... В последний раз позволив своим мозгами отвлечься, Гермиона держала сначала путь к знакомым стеллажам, на которых находились разнообразные фолианты по переводу. Ей было необходимо в первую очередь найти языки Азии и Востока, остальные она более-менее знает. Возможно, стоит ещё найти какую-то книгу про ацтеков, только не могла вспомнить, в какой секции бы она находилось… Когда девушка проходила мимо других стеллажей, задумчиво прикусив губу, то услышала знакомый голос, вещающий что-то едва различимым шёпотом. И Гермиона усмехнулась, узнав, кто именно это мог говорить. Всё же, как бы она не старался хоть на какое-то время выкинуть его из головы, он всегда возвращался. Гермиона прошла чуть дальше, стараясь стучать не так громко, и выглянула из-за угла. Группы из слизеринцев во главе с её Томом. Они расположились за столом, вокруг были раскиданы учебники. Точнее, раскиданы — слишком грубое слово. Они лежали рядом с каждым членом группы по несколько стопочек, и кроме Тома не было слышно ни одного звука, лишь скрип пера по пергаменту. — Во время взмаха палочкой делайте плавные движения, очерчивая руническую вязь Хагалаз-Ейваз, чтобы сделать переклад проклятия на любой другой предмет, — шептал Том, чуть наклонившись к столу и сложив руки в замок перед лицом. Его цепкий взгляд следил за каждым в группе, подмечая то, как за ним поспевали, будто учитель перед учениками. Она усмехнулась, желая послушать его менторский тон. Гермиона вспомнила из рассказов Гарри, что Том хотел после школы устроиться преподавателем Защиты от Тёмных Искусств. Возможно, у него определённо был потенциал. Том хотел продолжить свою речь и уже открыл рот, как резко закрыл его и глубоко вдохнул, словно он был в силе ощутить ауру чужого присутствия. Или же только её присутствия, как она сама могла ощутить Тома уже из-за разработанной связи и рефлексов. Его слизеринцы сразу почувствовали смену настроения Тома с равнодушия до удовольствия. И Гермиона могла поклясться, что у Мальсибера чуть не выпало перо с руки, когда они все увидели улыбку Тома. Вновь не желая сегодня сдерживаться, Гермиона со схожей улыбкой вышла из своего укрытия и мягкой поступью подошла к их столу, встав примерно возле Долохова. Мальчик сразу напрягся. Возможно, Гермиона сможет украсть у них Тома на короткие мгновения, чтобы договориться о встрече. Сложила руки за спиной. Спектакль начинается. — Хотела бы также дополнить мистера Реддла, — ухмылка и Гермиона перевела взгляд на Тома, что теперь сложил руки на груди и смотрел. Смотрел и наслаждался. Источал ненавязчивую тяжесть своего присутствия и воспоминания о том, что происходило пару часов назад. И судя по тому, как слизеринцы переглянулись, они понимали своего лидера без слов. Возможно, Том уже предупредил их. В частности о том, что скоро начнётся охота на их языки в случае недержания слов. — Переклады любят точную цель, — проговорила девушка, а после иронично добавила: — Мальчики, записываем, — лёгкость и игривость, что заставила Тома едва сдержать смешок. Два ментора. — Точная цель, например, переклад проклятия на камень, воду, землю или же дерево. Если же камень то к вышеупомянутой формуле добавляем Турисаз. Если земля, то Феху. Дерево — Ингуз, и вода, соответственно, Лагуз, — Гермиона не отрывала взгляд от Тома, пока парни скрипели своими письменными принадлежностями по пергаментам. Хотелось смеяться от абсурда. Только что она научила будущих мерзавцев тонкостям тёмной магии. Но пока являющихся обычными учениками и падкими на запретные знания волшебниками. Вопреки здравому рассудку, ей другая часть личности приговаривала, что при этом она любит их главаря и спит с ним. Главного мерзавца за глаза. Расчёт и специфика. Эмоции только для неё. — Руны могут действительно послужить хорошую службу, если знать, как ими пользоваться. Магия, что не требует палочки, лишь внутренний огонь и силу. И руническая магия может вас спасти, если суметь правильно дисциплинировать ум, — Гермиона сложила руки на груди, повторив позу Тома, и чуть выдвинула вперёд ногу. Том опустил взгляд ниже. За столом стало неловко. Видно, никто не привык к академическому флирту... «Наверняка Снейп назвал бы меня сейчас невыносимой всезнайкой». ...И все в группе также понимали, что обязаны молчать, если хотят сохранить жизнь и возможность породить своих не менее аристократичных наследников. — Абраксас, ты можешь выдохнуть, — промолвил Том, видно, также забавляясь от её выходки. Все были напряжены. Теперь уж точно не осталось сомнения, что Том уже проел мозги насчёт неё. И Абраксас как по команде выдохнул. — Мистер Реддл, есть разговор, — хотелось создать серьёзный тон, но игривость никуда не уходила. И Том улыбался всё дальше. Даже когда медленно встал из своего места, подошёл к ней и они двинулись в нужном для Гермионы векторе. Они отошли на нужное расстояние, туда, где были переводчики, и Том привалился к стеллажу. Наблюдая, как девушка вручную перебирала словари в поисках нужного. Том взмахнул палочкой, накладывая заглушающее. — Я волнуюсь, — нервно рассмеялась, к сожалению, развеивая атмосферу лёгкости. — Я чувствовала сегодня за завтраком, как Дамблдор хотел проникнуть ко мне в голову. Она взглянула на Тома и увидела его мрачное выражение лица и сжатую челюсть. Но он всё же проговорил: — Как ты поняла, что это именно он? — Нам меня смотрело три человека: ты, Адам и Дамблдор. Пережиток войны. Адам вряд ли умеет так деликатно пытаться проникать в сознание… — Гермиона нашла один из нужных знакомых словарей и передала в руки Тома. Теперь используя юношу как подставку. — Опять же, вернувшись ещё к нашему разговору: как ты так сделала, что твоё сознание закрыто? — опять разгадка старой-новой тайны. Пора раскрыть одну карту. — Зелье. Несколько лет назад создала специальное зелье, которое не позволяло никому прочесть мои воспоминания. Помнишь про вчерашнюю книгу? — кивок со стороны Тома. — Я искала изначально книгу про зелье, а уж нашу книгу захватила мимоходом. В глазах зажёгся азарт. Конечно же, новые возможные знания, и главный носитель перед ним. — Так вот, — обломала будущие вопросы Тома и передала ему словарь по китайскому языке. Точнее, немаленький том. — Надо как можно быстрее начать уничтожение крестражей и переводить ритуал, потому что у меня плохое предчувствие… Нужен план и структура, — нервно выдохнула, останавливая поиски и поворачиваясь к Тому, что смотрел на неё теперь спокойно. — Схожее чувство, как на войне. Сделай и успей как можно больше, пока не убили за спиной. — Никто тебя не убьет, я обещаю, — протянул свободную руку и дотронулся до её плеча, отвлекая на свои прохладные ладони. — Одну меру безопасности я уже сделал. Думаю, ты заметила, что рыцари немного в курсе о нас, — насмешливо фыркнул. — Поэтому я дал им выбор: либо они помогают мне и время от времени следят за тобой, либо они лишаются права участвовать в нашей группе. И остальные неозвученные последствия, — Гермиона во время его речи хмурилась и передала словарь по индийскому. — То есть, телохранители? — сократила его речь, чувствуя, как ей не по себе от такого уровня паранойи Тома. Если она до этого считала себя параноиком, то теперь юноша возглавлял первое место. — Временная мера, пока не наступит пятница и не будет создан медальон, — Том говорил неохотно, но требовательный взгляд Гермионы заставил того закатить глаза и раскрыть карты. — Раз уж обещали без секретов, то я планировал сделать вещь, в моём случае медальон, с двумя свойствами. Первая — это, разумеется, обет, а вторая — защитная магия, благодаря которой я смогу знать, где ты можешь находиться. Гермиона моргнула раз. Два. Три. И передала ему словарь по украинскому языку. — Если это необходимо… — пробормотала, заправив ещё одну прядь за ухо. Про защитные чары она почему-то не подумала сразу, чтобы обезопасить себя. — Тебя хотят схватить и непонятно, как собираются использовать дальше. Это необходимая мера, — его голос был твёрдый. Том явно уверенный в своей правоте. Гермиона всё же кивнула. Возможно, так будет лучше. И правильно. Кто знает, что с ней может случиться, а так будет гарантия, что в случае чего её хладный труп похоронят достойно. Желательно, с её любимыми розами. — Тогда сегодня вечером встречаемся и будем пробовать расшифровывать книгу. И расскажешь мне, где находятся крестражи, — проговорила и положила ему последний словарь по суахили. — У меня есть вариант, что делать, если крестраж начнёт сопротивляться… — Ты всё продумала, да? — удовлетворённо растянул слова Том, с лёгкостью держа уже немаленькую стопочку словарей. Гермиона немного смущённо улыбнулась. — Тебе же это нравится, не так ли? — Разумеется. Приятно осознавать, что есть человек равный мне, — облизнулся Том, придвигаясь чуть ближе к ней. Гермиона хотела его поцеловать, ведь чувствовала в его голосе сексуальные и побуждающие нотки, но отдернула себя. Они в библиотеке. Где-то за стеллажами его люди. И они в школе, где якобы в статусе ученика и учителя… — А точнее, ты нечто большее, — это он уже пробормотал ей в губы, и Гермиона почувствовала тепло в груди. Он это сказал. Полностью. Словами подтвердил тот факт, что она для него нечто большее несмотря на его образ жизни, характер и внутреннюю личную тьму. Великолепно. Быстро и с опаской чмокнув его в губы, Гермиона взмахнула палочкой на его стопку книг. Том отстранился, позволив ей положить все уменьшенные книги в карман, и стал смотреть с лёгким огнём в глазах. Уверена, что его мысли теперь будут далеко не о рунах. — В девять вечера постучишь в дверь. В этот раз без взлома, — проговорила девушка и зачесала Тому назад его шевелюру. Огонь стал ярче. — И без метания ножей. — Это уже как тебе повезёт.----------- ✶ -----------
Остаток дня прошёл лучше, чем первая половина дня благодаря недолгому контакту с Томом. Он вселял уверенность и мог расставить всё по полочкам не хуже психотерапевта, так что девушка позволила его речам успокоить себя на оставшиеся часы. Гермиона перебирала последние пергаменты перед тем, как отправиться на ужин. Надо сосредоточиться на важном — на книге Борджиа и её истории. И о том, что она по глупости забыла самое главное — книгу про ацтеков и по клятве на крови. Поэтому девушка уже готовилась к тому, что придётся сделать быстрый набег на библиотеку вновь. С новыми телохранителями, как бы странно это не звучало. Опять же, вспоминая прошлое, Гермиона не могла и предположить, что сейчас окажется в новом эпицентре событий, где теперь была под контролем всей группой Реддла. И тем более, что сам Реддл предложит своих людей для сохранения её безопасности. Она верила в его волнение. Верила в его эмоции даже несмотря на своеобразность его жизни. С ней он не был лжецом. В последний раз сложив пергаменты и поправив книги на столе, девушка удовлетворённо потянулась на стуле, ощущая, как косточки на спине приятно захрустели. Тело ныло от долгого сидения на одном месте, поэтому прогулка до большого зала была как раз нужной для неё. Поправив одежду, Гермиона двинулась в сторону двери, но была остановлена деликатным стуком по деревянной поверхности. Девушка нахмурилась, рука заползла в карман и сжала палочку. Теперь любое постороннее действие в её сторону она расценивала как угрозу. Собравшись, она проговорила достаточно громко и беззаботно: — Войдите. И дверь сразу открылась, впуская в кабинет светловолосую макушку, и Гермиона уже была готова разразиться тирадой на мальчишку Розье, но глаза вовремя уловили иные черты лица. Она этого мальчика видела у Реддла в группе за столом, он спокойно записывал её слова на пергамент, но, как у всех, видела заинтересованность в их с Томом выходке. — Мисс Доккен, я от мистера Реддла. Провести вас в большой зал, — сдержанно проговорил Аарон Эйвери, чуть пошире открывая дверь. Его было трудно прочитать по эмоциям, была прохладная сдержанность, вежливость и учтивость, присуща ученику. И только знание того, что он являлся приспешником Тома, давало ей понять, что он не так прост, как кажется. — Здравствуй, Аарон, я уже как раз планировала уходить, — кивнула и подождала, пока юноша не откроет дверь и не пропустит в коридор. Дожидаясь, пока Гермиона выйдет, Аарон последовал за ней в сторону большого зала. Им на руку, что многие уже находились в зале и не видели их вечерний променад. Гермиона ощущала от парня спокойствия, выдержку, плавность в движениях и долю джентельменских замашек. Хоть Гермиона и знала, что его сын в её будущем примкнет к Волдеморту... Если глянуть объективно, Гермиона уже нарушила ход времени и вероятность того, что Том создаст точно такую же армию, было пятьдесят на пятьдесят. Зависит от того, кто дальше она будет влиять на слизеринца. И то, насколько удачно она сможет сделать ритуал. Возможно, благодаря ей организация Пожирателей Смерти так и не состоится. Возможно, эти все молодые люди смогут жить обычной жизнью элиты общества и не стать теми, кто в будущем будет убивать её друзей по приказу Тома Реддла. Вероятно, ей следует пока что попридержать свои преждевременные предубеждения. — Как я понимаю, Том попросил вас за мной присматривать? — проговорила девушка, сцепив руки за спиной и идя шаг в шаг с Аароном. Чем-то был внешне похож на Адама, но черты лица более грубые. И спокойствие, опять же. То, что потерял Адам. — Том сказал не разговаривать с вами лишний раз, — сдержано проговорил, смотря себе под ноги. Гермиона повернулась и подняла на него голову, думая, зачем Тому было приказывать подобное. Чтобы она не узнала о каких-то гранях его личности? — А мы ему не скажем. Это же в первую очередь касается меня, не так ли? Тем более, секреты ни к чему, — заговорщически промолвила. — Так что, Том настоял на этом? Аарон чуть приподнял уголок губ в усмешке, догадываясь про её нехитрый план. — Да, настоял в своём стиле. Том умеет убеждать, — краем глаза взглянул на то, как Гермиона, сама того не замечая, начала улыбаться об упоминании Тома. — Надеюсь, без эксцессов, — многозначительно проговорила девушка, замечая, как Аарон чуть нахмурился от её слов. Задумался. — В последнее время инциденты сократились. Благодаря вам, — искренне ответил, сделалав вывод. Гермиона прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Ведь мальчик был прав, как бы не хотелось хвастаться. — Том никогда таким не был. Его словно подменили в последнее время. До вашего сегодняшнего прихода провёл беседу, и я убедился, что подозрения в группе действительно имели смысл. Мужчины есть мужчины. И сплетники такие же. — Я думала, ваша группа увлекается магией и знаниями, а не личной жизнью друг друга, — открытая насмешка, что заставила Аарона расслабиться и пустить смешок. Будто сейчас он был не со своим профессором, а просто со спутницей своего лидера. Так и есть. — Поверьте, профессор, этот инцидент стал исключением, — Гермиона чувствовала, что Аарон что-то недоговаривает, но решила не нагружать человека своими речами. Она узнала уже от постороннего лица, что Том волновался и что он открыто показывал свои ощущения. Слова Тома, слова его людей... Улыбнулась в пол. Она не больше нуждалась в мыслях и ненужных метаниях. О них теперь знали его люди. Не было сумбура в мыслях. Ей требовалось окончательное подтверждение его чувства. Дальше сама знала, что делать с Томом. И этого действительно было теперь достаточно. — Если что, после ужина я собираюсь пойти в библиотеку. Это будет быстро. Аарон лишь кивнул. Гермиона лишь чутка улыбнулась ему и они продолжили путь в большой зал. Теперь Гермиона была уверена, что утренние нервы не повторяться. Она защищена. Том пообещал.