К истокам души

— Десять хвилин.

— Добре.

— А потім уб'ю тебе.

— Гаразд.

---------- ✶ -----------

Том наблюдал. Наблюдал за Джин Доккен с еле заметным огнём в глазах. С ухмылкой на губах. Прокручивая в голове события получасовой давности. Наблюдал и не имел возможности прочитать её мысли... Снова и снова. Вспоминая её секундный страх. Подмечая её взгляды, её смущение, её метания и, наконец, личный, разрушительный хаос с ноткой отчаяния и гнева. То, чего было в ней так много, но проявлялось так редко на публике. Только в момент близости. Только рядом с ним. Том словно пробуждал её от летаргии, возвращал на землю, вытаскивал из зоны комфорта. Давал себе больше возможностей узнать реальную личность девушки, не обременённой образом учителя. Сейчас, когда девушка вела урок, демонстрируя и рассказывая про атакующие чары, Том наблюдал. Видел то, что не замечали другие... Подпирая стенку плечом, слизеринец заинтересованно склонил голову. Ведя мыслительный процесс. Замечая в её образе элементы его вмешательства. Смятая юбка. Неряшливый, но при этом обаятельный в своей простоте вид. В своей серости. Немного нервные движения кистью руки и скачущий голос обличали нервозность владелицы. Всё это могло выдать то, чем они занимались. Это было поистине чем-то, что заставляло недоумевать и анализировать свои действия с большим напором. Всё то, что он делал сегодня, было спланированным. Так он себе внушал. Как и то самое письмо, которое сейчас грело карман его мантии. Так искусно украденное у профессора. Его желание последовать за девушкой после того букета от Адама было, разумеется, спланированным, и всё ради того, чтобы получить то треклятое письмо. Но также он хотел показать ей, проговорить то, о чём сумел догадаться из маленьких, незаметных простому глазу деталей в её поведении. Он смог проанализировать достаточно, чтобы прийти к ней на порог и сделать ответный ход, не выдавая своих истинных намерений. Сбить с толку. Но, сам того не замечая, пересёк установленную для себя черту. Вышел из установленного плана. Был затянут в водоворот. И по итогу практически забыл о том листке пергамента, так удачного спрятанного в том месте, где он трогал, где еле заметно ласкал... Кадык дёрнулся. А ведь начиналось всё с простого: показать свои знания и сообразительность, его внимательность, но всё превратилось в жажду доминировать. Распалить её, подчинить себе и заставить рассказать свои тайны. Прямо там. Пока он прижимал её к себе и аккуратно доставал письмо. Ощущая рельефы её тела. Хотел, чтобы она сдалась под его напором и открыла завесу. И наконец ответила ему, откуда она его знает, раз так откровенно негативно относилась до того момента, пока он её не касался... И всё переросло в пожар, который даже он не был в силах потушить. На который сам поддался, забывая про первоначальную цель. Необратимый процесс, если угодно. Том глубоко вдохнул и выдохнул, возвращая мыслям рациональный подход... «Спокойно». Том старался вспомнить каждого, с кем имел контакт, но эту девушку он видел впервые в жизни. Она не могла его знать лично. Это начало навевать подозрения по поводу того, что в его окружении завёлся перебежчик и таким образом захотел подставить. Том проверил каждого, просматривая мысли своих людей об этой девушке, но там были лишь скудные образы и редкие фантазии, которые он не имел ни желания, ни сил просматривая в их головах. Абсолютно новое лицо в их жизнях. Но которое знало характер Тома, его поведения и его планы, как свои собственные. В последнем он был уверен на сто процентов, иначе она бы не вела игру так искусно тонко, указывая на гниль, импульсивность и мрак внутри него. Тонко подмечая ошибки его жизни, а особенно ошибку в его желании власти. Контроле ситуации. Власти над ней. Последнее было тем, что сейчас принципиально хотел получить Реддл... Но не хотел рубать с плеча. Не хотел слишком быстро заканчивать их заманчивое развлечение и возвращаться в привычный ему мир. Мир, который подчинялся его слову, его авторитету беспрекословно. И от того настолько скучный, что успел даже надоесть. То, что эта девушка не поддавалась, дала Тому возможность получить соперника. Найти схожего по хитрости человека и сравнить силы. Желая победить, подтвердить для самого себя свою значимость и не изменившуюся силу. Возможно, эта встряска, эта наглость и была нужна Тому, чтобы открыть в себе второе дыхание... ...Смотря на ситуацию рационально, Том мог бы утолить своё желание уже сегодня. Продемонстрировать свою силу и получить удовлетворение. Показать, что она не сможет его обыграть. Не сможет победить, как бы не храбрилась. Как бы двойственно не ухмылялась. Как бы не провоцировала его речами. Том мог пытать её, пока она сама не расколется. Ему даже не нужно иметь доступ к её мыслям. Ведь у всех есть финиш. У всех есть точка, до которой если дойти — человек сломается и откроет всё, что так долго скрывал от других. Он мог это устроить, и тогда бы всё закончилось. Понимал, что так было бы разумно. Но не хотел, чтобы это было так легко. Не хотел так быстро возвращаются в скучную реальность. Так предсказуемо, без достаточной дозы удовольствия. Он был человеком, желающим разгадать головоломку самостоятельно. Вкушая интриги. Плетя сети паутин из загадок, расследований и секретов. И в этом профессор Доккен была снова абсолютно права. Она слишком хорошо знала модель поведения Тома, его действия на её счёт... И письмо, сейчас лежащее в кармане, кричало ему, что информация оттуда перевернёт всё, что он думал. Что раскроет тайну. Хотя бы одну. Но при этом был уверен, что на раскрытии одной всплывёт десяток других её секретов. Эта игра будет долгой. Ведь процесс уже запущен. Тело всё ещё хранило воспоминание их битвы, так внезапно начавшейся в стенах этого кабинета. В котором сейчас находился десяток других студентов и даже не подозревающих о личности их профессора... ...То, как она набросилась на него, словно желая выпустить пар, немало распалило и самого Тома. Имея возможность на какое-то время отпустить и себя. И мог с уверенностью сказать, что её навыки были не хуже, чем у него самого. И, если бы он не воспользовался излюбленной хитростью, то получил бы ничью. Но он оказался на шаг впереди. И это немало порадовало его самолюбие. И когда минутой позже его триумф, его восторг от мысли, что он оказался сильнее, превратилось в едва скрытое удовольствие. Ощущение жара её бёдер и боль в горле от наставлений палочки делали небывалый контраст, ещё сильнее распаляя желание сломать её волю, узнать девушку до конца. И осознал, что она достаточно опасна в своём манящем хаосе. Видя её триумфальный взгляд, запыхавшиеся дыхание, слыша шёпот её донельзя довольного голоса прямо на ухо... Было интимно. Слишком интимно. Как никогда до этого, Том получал мрачное удовольствие от лицезрения триумфа на чужом лице. Животного удовлетворения. Она пускала его кровь. С упоением следила за тонкой струйкой его алой крови. Том хищно улыбался. Впервые сдерживая свои порывы, чтобы посмотреть на её способности. Узнать её тайную, тёмную сторону. Осознать, что и она тоже имеет свою тьму. Но которую сдерживает внутри себя. В груди было ощущение. Странное. Настолько странное, что Том еле сдерживал сейчас хмурость. Стараясь, чтобы его смятение и мысли не отобразились на лице... Без страха и без сомнения она прыгала в пасть зверя. Строила интриги. Играла с ним, как с равным. Доминировала. Пускала его кровь. Том удивлялся смелости этой девушки. Её упёртости и уверенности в своих силах. Действительно ли она достойна или просто безрассудна? Он ещё не понял до конца, к какому понятию её отнести. Но разум подсказывал, что Джин Доккен балансирует на лезвии ножа и получает от этого небывалое наслаждение. Что она — одновременно и человек разума, и человек эмоций, импульса, сердца... И это привлекало. Хаос манил. То, что произошло тогда на уроке зельеварения и в коридоре, уже тогда что-то перемкнуло в нём самом. Наконец давая возможность определить то, что происходит с ним. Причину своего помешательства на её тайнах. Своего желание убрать всю её фальшь, всю мишуру и оставить лишь голую правду. Сравнить силы именно с ней. То, что зовётся интересом. То, что он бы мог называть слабостью, если бы произнёс вслух. Но он молчал. И не думал лишний раз о том первом моменте столкновения льда и пламени. Как и про тот злополучный коридор. Как и про их дуэль, её силу и её провокации. Её близость и своего рода интимность. Первое объявление об их игре. Негласное. Тихое. В желании понять выдержку противника. В желании превзойти оппонента. И Том уже осознавал, что они знали друг о друге слишком много, чтобы в один момент прекратить и вернуться к привычной жизни. Даже и не хотелось. Том не был тем, кто гоняется упорно за каждой небылицей и распыляет внимание на мелочи. Но он ощущал, ощущала его тьма, что Джин Доккен далеко не мелочь. Что с ней надо равняться. И что она не будет для него лёгкой добычей. То, что ощущал мрак крестража внутри него, когда она была поблизости, вызвало недоумение у Тома. Эта магия никогда и ничего не боялась. Была той, которая подчиняла, угнетала, убивала. Но тьма шла в панику лишь от вида девушки. Боялась. Билась в агонии. Желая растерзать причину своего страха. И это вызывало ещё большее недоумение. Настороженность, смешанную с интересом. Это добавляло в образ Джин Доккен ещё большую загадочность, ещё большую вуаль тайны, за которой она была скрыта. От всех. И от него тоже... Том понял, что слишком сильно всматривается в неё, и, сомкнув челюсть, перевёл взгляд на увядший букет цветов. Мрачно усмехнулся... В голову полезла мысль, что когда он касался её... Тьма замолкала. Больше не вопила. Будто усмиряла свой нрав. Оставляла Тома и даровала тому возможность жить без противного чувства в груди. Словно он разделял своё тело с чем-то другим, не имея над собой полный контроль и власть. И это было пыткой. Тем, что Том не мог вынести, как бы не успокаивал себя. Он не мог справиться с этим. А рядом с ней была тишина. Был покой, так необходимый ему. Свобода, уже настолько забытая в его пучине мрака и злобы... И это было одна из самых удивительных загадок Джин Доккен. То, что могло бы дать ей преимущество над ним. Но Том не проигрывал. Никогда. И никакая женщина не изменит этого. Даже если и хитрая. Даже если и полная загадок. Даже если и та, которая может поставить под сомнения его привычки... Та, что может укротить его тьму. Даже если эта женщина так близко находилась к нему. Женщина, которой он позволял почувствовать вкус власти над собой, чтобы он, Том, увидел их схожесть в желании власти, силе и доказательстве собственной значимости. Позволил поставить себя на место проигравшего, чтобы узреть силу и мощь этой фурии. Увидеть в бою. И окончательно убедиться, что Джин Доккен действительно солдат. Что она действительно воевала. Наверняка убивала. Это он видел в её глаза, чаще всего настолько печальных, будто на её счету были десятки потерь. Даже без возможности проникнуть в её мысли, Том видел её эмоции. Он мог бы над ней глумиться, указать на её слабость, раздавить и уничтожить. Но не делал. Попросту не хотел. Потому что он был слишком близко. Во всех возможных смыслах. Включая её тела, что так податливо плавилось в его руках. Особенно когда её лицо буквально в нескольких сантиметрах, а её сердце он мог ощущать через кожу, через органы, через толщи преград... Том понимал, что таким образом обзаведётся слабостью. Что по закону подлости это до добра не доведёт. И это вызывало в нём диссонанс. Интрига или привычный уклад жизни? Битва умов или же упёртая уверенность в себе? Джин Доккен или же ничего? — Теперь разбейтесь на пары и отрабатывайте заклинание, — будто через преграду до него достучался голос девушки. Он мог поклясться, что она что-то делала с голосом, чтобы эта милозвучность достучалась до каждого ума в зале. — И помните: не применяйте атакующие чары, пока противник не воздвигнет щит. Иначе это будет чревато. Надеюсь, это понимают все, — удивительно, как строгость и одновременно забота могла умещаться в одном человеке. Особенно когда знаешь, что в её душе достаточно тайн, чтобы заполнить ими всю комнату. Мыслей, до которых ему был закрыт доступ. Ощущения, которые она глушила. Её глаза наткнулись на долгий взгляд Тома, но практически сразу она перевела его на другого ученика. Видимо, не желая показываться. Лишний раз беспокоить душу. Это он знал наверняка, как человек, который сам помышлял подобным. Том привычно занял пару с Абраксасом, начиная практиковать уже давно знакомое и ему, и его сокурснику заклинанием усложненного уровня. Но мыслями был где-то далеко. Невольно ища глазами преподавателя, порхающую по аудитории и невольно размахивающей юбкой. — Она сейчас сзади тебя, упражняется с Розье и Мальсибером, — произнёс Абраксас, воздвигая щит. Словно ожидал не просто удара заклинания, а удара самого Тома. Личного. Том сощурился, приподнимая палочку. — Про что ты, Малфой? — прохладный тон, недовольный прищур и опасная стойка могла бы стать для Абраксаса предупреждающим знаком. Красным флагом, что сейчас говорить лишнее ему не стоит. Но Малфой не послушал. — Про профессора Доккен, Том, — он позволял себе назвать Реддла неофициально. Но, вопреки более-менее уверенному тону, взгляд его серых глаз оставался жалким. Хоть Том и смог частично наладить взаимоотношения в группе, но осадок остался. — Мы все заметили, что ты... Заинтересовался, — с трудом подобрал определение Абраксас, чуть ли не забывая про свой щит. Но резкая атака юноши напротив вернула Малфою бдительность. Том надеялся до этого, что его заинтересованность была не так видна. Но его люди заметили это. Как много пройдёт времени, пока заметят другие? Ему не хотелось, чтобы его... взаимоотношения с Джин Доккен выходили за их узкие и слишком размытые в дозволенностях рамки. Чтобы это знали другие. — И, как я понял, потратили время на это вместо того, чтобы заняться чем-то полезным и не совать носа в мои дела?— Том выдавил из себя недовольство, а внутренне желал, чтобы Малфой сам прекратил расспрос, иначе присутствия преподавателя не хватит для того, чтобы сдерживать внутреннего зверя. Том ненавидел, когда лезли в его жизнь. Когда трогали то, что им не следовало. И тем более не хотел, чтобы его люди усомнились в его стойкости, его выдержке и хладнокровию по отношению к другим. Ведь он потратил не один год, чтобы это мнением укоренилось в их сознании. Поэтому игра, его новая забава должна остаться в тайне ото всех. Это было только его. Малфой поджал губы, атакуя достаточно мощным заклятием в щит Реддла. Который даже не задумывался об его прочности. Автоматически. Всё думал про другие вещи, чтобы просто не сосредотачиваться на Абраксасе и его странных намёках. Интересно, кто первый пустил этот слух... Адам? Вполне возможно, так как являлся одним из самых наблюдательных и одновременно самых подозрительных с того момента, когда профессор спасла его конечность. С того дня Том часто слышал её имя в разговорах, особенно в гостиной. И понимал, что друг увлёкся. Адам волновался, не зная, как пристойно отблагодарить за оказанную услугу. Том понаблюдал за ним достаточно, так что мог не сомневаться в верности суждения. И почему-то Тому это не импонировало. То, что кто-то увлёкся его тайной. Взгляд вновь вернулся к тем самым цветам, от которых осталось лишь само название. Том не знал, что заставило его с диким упоением уничтожить их прям на глазах самого Адама. Желать, чтобы все надежды юноши испарились. Видя его шок и разочарование. Как и укореневшуюся мысль в голове... Которая, как теперь понял Том, была как раз о них с Джин Доккен. Тем более после того, как тот застал их в непристойном виде. Но Том почувствовал себя лучше... Вдруг в его мысли вторгся оглушительный крик, раздавшийся за его спиной. И заставивший его резко обернуться. И то, что он увидел, подвергло его в шок. Крик принадлежал профессору, которую поразило заклинание из палочки Мальсибера, теперь в шоке и в ступоре смотрящего на женщину перед собой. Она буквально сгорала на глазах, крича настолько оглушительно, насколько это позволяли её голосовые связки. Что-то взорвалось в его голове, когда Том увидел девушку, падающую на пол. Осознавая, что если сейчас ничего не предпримет, не успеет, пока эти остолопы вокруг справлялись в потрясением, то она просто-напросто сгорит. Ведь заклинание было серьёзное, имело последствия для того, на ком его используют. Минимум — ожог третьей степени и болевой шок. Как максимум... Лучше не думать. Прошло несколько секунд, и Том кинулся вперёд, безмолвно стараясь затушить огонь. — Позовите целителя! Быстро! — его громкий голос привёл всех в чувство, и несколько человек побежали за целителем, пока другие суетились и не знали, что делать. Некоторые приводили в чувство Мальсибера, который всё ещё был шокирован и попросту не двигался, всё ещё держа в руках палочку. Некоторые просто безрассудно охали и вздыхали, повинуясь панике. Но Том был единственным, кто решил помочь девушке, сейчас еле державшей себя в сознании. Тихо скулящей. Ожоги можно было залечить, ведь Том успел потушить вовремя огонь. Не дал сгореть ещё одному слою кожи. Но то, что почувствовал Том, когда осознал, что профессор может погибнуть прямо на его глазах, включило инстинкт. Спасти кого-то. Впервые в его жизни истинное желание не доставить кому-то боль, а действительно спасти. Убрать эту боль. И после Том объяснит этот порыв тем, что с её смертью пришло бы неудовлетворение. Что свои тайны она бы унесла в могилу. Что тогда ему будет просто скучно. Так он себя упокоит в будущем. Но сейчас Том старался облегчить её боль. Сразу же лечил серьёзные повреждения кожи. В основном пострадали руки и туловище, за которые и взялся моментально Том. Хмурясь и стараясь не обращать внимания, что большее количество одежды было сожжено и открывало доступ к её телу. На то, как она прижималась к нему, пока Том на коленях лечил её раны. Её взгляд был пронзительным. Она смотрела только на него. Упивалась им. Словно он был тем, кто держал её в создании. Невольно глаз упал на её лицо, которое блестело от слёз. На её подрагивающие веки. На руку, сжимающее его бедро в судорожной хватке. Она старалась не кричать, никак не показывать свою боль. Ни звука. Лишь сжатая челюсть и нечеловеческая хватка выдавало её боль. И теперь это как нельзя лучше показывало её прошлое — солдат. Ведь только солдаты могут так переносить боль. Беззвучно. — Т-том, я... — голос был дрожащий, а взгляд начал плыть. Девушка прикрывала глаза, повинуясь своей слабости и боли, а хватка на его бедра ослабла. — Джин, оставайтесь в сознании, скоро придёт целитель, — тихо проговорил Том, наконец опуская палочку и понимая, что он сделал всё возможное, чтобы её тело осталось без шрамов в будущем. Не понимая, какой смысл был в настолько ювелирной работе. Настолько сильной заботе. Еле сдержался, чтобы не скривиться от последней мысли. Забота? Нет, лишь личная прихоть внутреннего перфекциониста. И ничего больше. Но, когда он наклонил голову, рассматривал её лицо, то понимал, что эти оправдания слишком странные для него. Что не пойдут для объяснения его действий, его мыслей, его эмоций. Слишком просто. Яростно выдохнул. Нет, он не мог. Не хотел. Не желал. Он не мог быть настолько слабым. — Мистер Реддл, отойдите, — бойкий голос медсестры заставил его вынырнуть из пучины мысли и практически сразу отскочить на метр. Надеясь, что никто не заметил его уязвимости. Слабости. — Вы что-то сделали? Мистер Смит сказал, что ожоги были довольно серьёзные... — бормотала женщина, осматривая девушку, который практически лежала без сознания. — Да, я вылечил серьёзные ожоги... — постарался придать голосу твердость и равнодушие. Но выходила в край плохо. — Какой хороший мальчик, за вами прекрасное будущее... — нахваливала старушка, наконец забирая профессора Доккен в больничное крыло и оставляя всё ещё возбужденных студентов в классе. Теперь, когда адреналин постепенно выходил из организма, Том чувствовал себя невероятно вымотанным. Хотелось закрыть глаза и поспать пару часов. Даже несмотря на то, что кошмары не дадут ему желанных сновидений. Проморгавшись, Том обернулся к своим одногруппникам, которые с небольшим удивлением рассматривали своего лидера. Мальсибер всё ещё был под впечатлением, но с каждой секундой до него начинало доходить минувшее. Адам быстро пришёл в себя, рассматривая Тома так, словно у него выросла вторая голова. Малфой вообще не скрывал своего шока. Том сощурился и подошёл к ним. Шёпотом произнёс: — Как так вышло, что заклинание Мальсибера попало в учителя? — вкрадчивым шепотом сказал Том, складывая руки за спиною. Морально подавлял тех, смотря сверху вниз, и чувствовал себя опять так, когда не было рядом Джин Доккен — раздражённым, полным гнили, желающей выйти наружу. — Я-я плохо понял до конца, как правильно делать заклятие, огонь был слабый, — начал Мальсибер, заметно побледнев. Том ожидающе приподнял бровь. — И профессор вызвалась объяснить, как сделать огонь сильнее, и встала на щит, сказав Адаму отойти в сторону... Я произнёс заклинание, но щит почему-то н-не исчез, заклятие попало прямо в неё... Том нахмурился, слыша версию парня. Неудоумевал. Что-то тут не сходится. — Адам? — Том повернулся в сторону нахмуренного юноши, который был как-то слишком уверенным. Смотрел прямо. Не вписывался. А в голове было столько мыслей, что и не надо было быть легилиментом, чтобы понять, про что именно тот думал. — Так всё и было... — сказал парень. — А почему тебя это так волнует? — дерзкий вопрос сорвался с языка, заставив Тома надменно поднять бровь. А мысленно раздражался, понимая, что этот юнец просто-напросто не может оставить в голове мысль про профессора и Реддла в одной аудитории. Как примитивно. Только соперничества сейчас не хватало. — Адам, не забывай, что я в первую очередь префект. И если окажется, что ученик так или иначе виновен в происшествии, то я буду обязан с этим разбираться, — ровный и спокойный голос вкрадчиво доходил до ушей слизеринцев. Даже если тот и немного лукавил. Но эффект был подобающий. Мальсибер побледнел, видно, старашась за себя. Адам же сильно не был впечатлён, но взгляд Тома, красноречиво твердящий не лезть, усмирил его пыл. То-то же. А Малфой был просто сторонним наблюдателем, радующийся, что пока что не под ударом. Тому не нравилось, насколько Адам был подозрительным по отношению к нему. Сомневался в нём. Ведь это могло возбудить другие события, которые могут помешать. Ему не следует влезать в их с профессором Доккен дела, если хочется подольше пожить. Устрашила мысль, что игра с девушкой стала чем-то действительно интересным. Настолько, что Том был готов убрать тех, кто бы помешал в этом деле. Внутренне скривился, сзади сжимая руки крепче. — На кону может стоять твоя голова, Мальсибер, — чистейший лёд и безнравственность. Взгляд стал жёстче, и это привело в чувство вновь перепуганного парня. — Том, клянусь, её щит просто в один момент перестал работать! Том считал, что эта ситуация была до ужаса странной. Напуганный Мальсибер и раненный профессор. От руки ученика. При том, что этот профессор была как минимум солдатом, а как максимум смогла протестоять самому Тому. Та, которая и мухи не пропускала мимо. Которая держала вторую волшебную палочку под юбкой. Которая могла убить без раздумий. Которой нравилась его боль. И теперь, наконец проанализировав события, Том понял простую истину и не сдержал неверящую ухмылку. От которой ребята напротив еле заметно вздрогнули. Всё-таки, эта женщина была хорошим соперником. Соперником, который вызывал странные ощущения в груди.

---------- ✶ -----------

Шёл уже второй день, как профессор находилась в больничном крыле после ожогов. Судя по тому, что Том слышал от других, то она будет в порядке и её должны относительно скоро выписать. Возможно, к концу недели, перед началом выходных. А Том не знал, что ему предпринять. Впервые в жизни он был на распутье между тем, чтобы открыть это несчастное письмо, и тем, чтобы сохранить для себя загадку на подольше. Возможно, оставить козырь в рукаве, чтобы понаблюдать за метушением девушки, когда та обнаружит пропажу... Юноша даже не знал причину, почему оттягивал этот момент. Пытался найти причину, чтобы передумать. Считал, что в этом письме будут раскрыты её тайны и вся вуаль спадёт? Что интерес будет потерян? Что это сравнение силы по итогу так и не будет совершено? Одним словом, Том не знал, что и решать на этот счёт, и сейчас сидел на Истории Магии с напряжённо прямой спиной, а в кармане письмо жгло ногу настолько, словно там был раскалённый свинец. Который мулял ему глаз весь день, не давая сосредоточиться на чём-то другом, более важном. И тем самым заставляя ещё сильнее раздражаться и незаметно для других сжимать кулаки под партой. Раз. Два. Три. Перед глазами начинала появляться красная пелена, разум заполняло что-то инородное. Вновь. И это разозлило даже больше, чем сам факт наличия письма. Ухватившись за эту мысль, Том начал фокусировать внимание на одной теме, которая сейчас являлась одной из самых надоедливых для мозга, в надежде, что тьма и злость исчезнет. Чем дольше не было Джин Доккен, тем сложнее было Тому сдерживать себя. Ведь Том уже привык, что она была часто рядом, незаметно присутствовала, и нападки стали его посещать реже. Том ненадолго вернул холодный рассудок. Но, видимо, хорошего понемногу... ...С другой стороны, с чего он решил, что это будет обязательно что-то тайное в письме? Вдруг молодой человек или любовник? Но почему-то Том сразу решил, что не может всё быть просто так. Он привык, что в жизни всегда всё так или иначе взаимосвязано. Не бывает случайностей. Не бывает совпадений. И поэтому сейчас Том был уверен, что в письме если не буде полного раскрытия личности, так хоть один пазл из общей картины будет раскрыт. Ведь это звучит логичнее. Если прочтёт, значит, будет на шаг впереди. Значит, сможет ещё раз лицезреть удивлённое и немного испуганное лицо профессора. Значит, его самолюбие вновь будет ликовать. ...И он заглушил голос из нутра, из непонятного ему места, твердящего сохранить интригу девушки на подольше. Что-то слишком слабое. Что-то, что излучало интерес. Раз. Два. Три. Стены окклюменции вновь были возведены... ...Этим же вечером, когда Том сидел в библиотеке и не желал возвращаться в гостиную, то всё же решился открыть то самое письмо. Тишина и умиротворение наталкивали на мысль, что пора положить конец этим метаниям, не достойным его, и наконец утолить любопытство. И параллельно заглушить ощущения. Доставая конверт с кармана мантии, Том положил его перед собой. Письмо, которое могло изменить планы на игру, возможно, даже его планы на жизнь. Ведь непонятно, что там может быть. Письмо про информацию про самого Тома? Письмо, где присутствует описание её дальнейших действий? Инструкция? Это может быть что угодно. В соответствии от того, раскроет Том этот пергамент или нет. Размял шею, слыша приятный хруст. Пальцами обхватил тёмный и дешёвый пергамент, который был неприятным на ощупь. Вновь голову заполнили разнообразные мысли, касающиеся девушки. Мысли, связанняе с тем, насколько сильно Том скатился, раз позволил себе нервничать на этот счёт. «Слабак». Из-за чего же он, Салазара ради, нервничал по сути? Том в любом случае будет в плюсе. Даже если вся вуаль и флёр спадет, то это будет означать победу Тома, как сильного противника, который смог обмануть девушку. Который сыграл на её растерянности. Но с другой стороны, это будет победа не благодаря его собственным усилиям, а чисто воля случая. Не его заслуга. А если посмотреть с третьей стороны, то Том мог себе придумать попросту и гиперболизировать значение этого куска пергамента... Чтобы больше не думать и колебаться, Том резко начал разворачивать его. Ощущение и внешний вид пергамента никак не ввязался с запахом, истончавшийся от бумаги. Том заметил, что пергамент пахнет, как и сама девушка — жасмин, мускус, с явными нотками бергамота и... Роз? Вот, какие цветы бы подошли ей. А не алые маки от Адама Розье. Фыркнув от примитивности мысли, Том продолжил раскладывать письмо... ... И нахмурился, видя, что листок был девственно пуст. Перевернул другой стороной, но он всё также был пустым. Абсолютно. Ни одного чернильного пятна. Адресант его скрыл чарами. Довольно лёгкое заклятие, что было странно, раз девушка определенно была приверженцем конфиденциальности. Неужели действительно ничего важного? — Апарекиум, — прошептал Том, направляя палочку на пергамент. Постепенно чернила начали проявляться и складываться в короткое письмо, написанное мелким почерком. Буквы отдавали грубостью и спешкой, этот почерк был определенно мужским, ибо женщины по своей натуре писали по-другому. Так что Том ещё до прочтения знал, что это мужчина. Почему-то кулак сам по себе сжался. Выдохнув, Том наклонился и принялся читать строки: «Дорогая Дурга, Судя по тому, что ты планируешь, то я начинаю тебя откровенно побаиваться. Но знай, что я поддержу тебя во всех твоих начинаниях и планах. Но будь осторожна. В школе опасно, ты сама знаешь, что там водится. И чем это может быть для тебя чревато. Я слишком давно тебя не видел. Поэтому давай встретимся на выходных? Наше место. Ближе к ночи. Я бы хотел поговорить с тобой и обсудить планы. Искренне твой, Сканда.» Том удивлённо моргнул. Откинув письмо на другой конец стола, Том помассировал виски, которые начинали нещадно болеть. От того, что на его голову теперь накинулись новые теории. О том, что он мало что понял из этого короткого письма, определенно написанное так, чтобы в случае попадания в чужие руки, никто не понял, кто это писал и что имели в виду. Дурга? Сканда? Что она планировала? Почему заставляла того человека бояться? Что она уже успела задумать, раз мужчина из письма предупреждал её? И что этот мужчина знал сам? Столько вопросов и ни одного внятного ответа. Лишь теории, которые не факт, что были верными. Но Том была уверен, что этот неизвестный знал столько же, сколько и сама девушка. Достаточно, чтобы быть на шаг впереди Тома. Том прокручивал в голове эти строки снова и снова, особенно зацикливаясь на фразе про опасность в школе. «В школе опасно, ты сама знаешь, что там водится. И чем это может быть для тебя чревато.» Неужели они знают про спящего Василиска? О том, что слизеринец устраивал в конце шестого курса, убивая грязнокровок ради установки влияния перед рыцарями? Если это правда, то оставался лишь вопрос: откуда им это известно? Кто их подослал? Что именно им было нужно от него? Почему именно для неё Василиск представлял опасность? Том пальцами растирал глаза. Пока не переварит догадку. Пока перед глазами не затанцуют разноцветные пятна. «Неужели она была грязнокровкой? Удивительно, судя по тому, настолько хитрой и изворотливой она была». Но, вопреки всему, сейчас Тома не интересовало её происхождение. Они хотели определенно что-то устроить. Возможно, убить Тома, раз девушка так сильно была на нём зациклена. Так сильно показывала себя. Том знал, что это наверняка неспроста всё устроено, но тогда вызывало недоумение её поведение на начале года. Допустим, Джин нужно было втереться к нему в доверие, стать ближе, но ради чего она несколько недель демонстрировала свою ненависть, презрение, определенно предубеждённое отношение? Значит, их игра была обоюдно спонтанной. Почему-то это успокоило Тома и ощущение в груди... Но его голове не становилось. Хоть Том и ожидал, что информация перевернёт многое в его жизни, раскроет секрет девушки, но не знал, что будет так сильно реагировать... Том был готов рвать на себе волосы из-за желания узнать больше подробностей. Больше правды. Больше понятливости в словах и без шифровок. Пять минут Том сидел, склонившись над этим проклятым столом, и размышлял об этом всё больше и больше. Эмоции били ключом и не было сил больше контролировать себя и свои порывы. Из-за отсутствия профессора и её странного влияния на тьму, Том не понимал, как ему успокоиться. Тем более после того, что именно он узнал. Девушка знала о нём и его жизни, и Том не знал, стоит ли дальше продолжать этот риск. На кону могла быть его жизнь. Его влияние. Но мысль о том, чтобы сейчас сдаться, всё закончить, подсознательно ему не нравилась... Дыхательные упражнения уже не помогали в полной силе, а самоконтроль просто-напросто трещал по швам. Как ему жить с этой информацией Как ему сохранить рассудок? Как ему успокоиться насчёт этого письма? Она даже находясь в больничном крыле сделала ход. Заставила Тома нервничать. Том уже сбился с их счёта, но был уверен, что сейчас эта девушка обгоняет его. И Тому это не нравится. Совершенно. Дыхание усложнялось, а эмоции всё не сходили. Мысли бегали от одной к другой и не задерживались надолго в одном русле. Том уже думал, что начинал постепенно сходить с ума, терять контроль, терять свою уверенность в завтрашнем дне. В голове вновь начали прокрадываться мысли. Тёмные. Страхи. Страх смерти. Страх, что его, возможно, хотели убить. Страх, что он уязвим сейчас, как никогда. Страх, что созданных крестражей было мало. Раз. Два. Три. — Нет. Нет. Нет, — шипел Том себе под нос, ещё сильнее сдавливая голову руками, будто это могло помочь ему остановить деструктивные мысли и боль. В голову пришла надежда, непонятная для его рациональной части, но обнадёживающая для той, где находились остатки его души. Мысль, которая звучала сейчас, как спасение, если он не хотел задушить мимо проходящего студента. Ему нужно в больничное крыло. Время, за которое он пересёк этажи и добрался до знакомых дверей, едва заняло несколько минут. Боль и желание крови заставляло буквально бежать. В тишине коридора. Радуясь, что сейчас достаточно позднее время и никого здесь быть не должно. Лишние глаза и уши, лицезревшие бы искреннюю панику на лице Тома, должны были быть сведены к нулю. По спине уже лился холодный пот, руки сжимались в кулаки до побелевших костяшек, а мысли с каждым разом были всё хаотичнее и хаотичнее. То, что было в его голове сейчас, не принадлежало ему. То, что он думал, хотел сейчас, было не его желания. Снова. По кругу. Том действительно не считал нужным создавать ещё большее количество крестражей. Он не хотел, чтобы их влияние полностью бы затуманило его голову, оставляя лишь безумие. Когда-то он хотел создать их достаточное количество, чтобы сохранить бессмертие. Жить вечно. Быть в безопасности. Чтобы его жизнь была под контролем магии. Сохранить власть. Сохранить свою жизнь. Но после создания первого крестража Том понял, насколько это тёмная магия. После второго, что это может разрушить его голову. То, что Том делал во время создания столь тёмной вещи, было преступлением против природы, и сейчас, испытывая боль, ему оплачивали сполна. Никто не должен жить вечно. Никто не может жить вечно без последствий. И сейчас Том сопротивлялся старой мысли, что ему необходимо создать ещё. Ещё больше смертей. Ещё больше боли. Ещё больше крови. Касаясь холодными пальцами ручек дверей, Том в последний раз позволил впустить сомнения к себе в голову, но новая вспышка боли заставила Тома резко открыть дверь и ввалиться в крыло. Ища взглядом нужную койку и с нужным человеком... Осознание, что рядом находится профессор, успокаивающе подействовало на сознание Тома. Боль притуплялась, оставляя лишь раздражение, тень былой жестокости. Но мигрень не думала проходить полностью, видимо, желая до конца извести юношу. Поэтому, сцепив зубы и выпрямив спину, он быстрой походкой начал шагать в сторону единственного светящегося уголка, практически в конце больничного крыла. Даже если бы не было маятника в виде света, он бы всё равно её почувствовал. Нашёл. Походу, его шаги были слишком настойчивыми, иначе Том не мог объяснить, почему резко свет погас, заставив помещение потонуть во тьме. Так или иначе, Том уже заметил девушку, и сбавлять свои обороты не собирался. Ведь всё из-за боли, не так ли? И ничего больше. В тишине палаты стук его обуви звучал, словно удар хлыста. Такой же твёрдый, быстрый и резкий. Возможно, во мраке он выглядел слишком пугающе и это испугало девушку, но, зная норов оной, тут другая причина. Зная, что она была слишком хитрой, слишком анализирующей и определённо безрассудной. Своё присутствие он мог даже оправдать: он хотел получить ответы. Ведь он никогда не скажет, не произнесёт вслух, что её присутствие, её касания, её кожа дарили ему покой. Умиротворение. Убирало всю боль, словно экстракт бадьяна. Что она была спасением от боли. Всё ближе и ближе. Всё чётче он мог разглядеть фигуру девушки в кромешной тьме. Её тело, которое неподвижно лежало на койке. Она словно ждала его. Словно хотела прочитать его, проанализировать его приход. Причины. И Тома это озадачило, ведь сейчас она до ужаса походила на него самого. Том взмахнул рукой, возвращая этому уголку свет, и уставился на девушку. На её глаза. Они при свете выглядели янтарными. Горящими любопытством к его персоне. Любопытство, которое она не желала скрывать. Смысла не было. Том уверен, что взгляд у него сейчас не менее заинтересованный. Том присел на стул рядом с кроватью, чтобы иметь прямой доступ к её лицу. Ведь хотелось рассмотреть, поддаться тому самому желанию нутра. И Том с тихим вздохом поддался. Рассмотрел её лицо, её шею, часть туловища, которая не была скрыта больничным и донельзя белым одеялом... — Мистер Реддл, к чему ваш поздний визит? — первой подала голос девушка, и её голос был ровным, спокойным, словно она действительно ждала его прихода и лишь отсчитывала часы. Возможно, осознавала, что рано или поздно Том придёт. А зная Тома, то он бы не прометнул наведаться к ней за новым раундом. — Получить подтверждение теории, — голос был хриплым, а горло пересохло. Боль, наконец, начинала уходить. И теперь Том хотел начать издалека, с инцидента в классе Защиты от Тёмных Искусств. Джин лишь усмехнулась. Не зло, как обычно она это делает, не презренно даже, а удовлетворительно. Будто Том развязал задачу с Арифмантики. Учительская одобрительная ухмылка, будто Том её порадовал и произвёл приятное впечатление. И это небольшая, своеобразная похвала пришлась ему по душе. Будто закрыла одну из потребностей. — Всё же, вы действительно выдающийся ученик, мистер Реддл, — медленно проговорила девушка и начала подниматься выше на кровати. Шипела, когда делала лишние движения. Видимо, некоторые ожоги ещё оставались, хотя Том мог сказать, что она отделалась малым. И что будь Том менее подготовлен к экстремальным ситуациям, то могло всё закончиться куда хуже. Но никто не посмел бы сейчас вспомнить момент, когда Том буквально спас её от заклятия. Не время. Тем более, когда он знал такую подробность о её жизни и пришёл с конкретной целью. — Я вас слушаю... — Я пришёл к тебе не как к профессору, Джин Доккен, — серьёзно проговорил Том, немного наклоняясь ближе. Она резко выдохнула. Том продолжил: — Как только ты попала сюда, я сразу задумался... — растягивал слова юноша, желая создать напряжение, ауру испуга, как он привык проворачивать со своими людьми. — Как ты, довольно хороший солдат, можешь пропускать летящее огненное заклятие? — шёпотом, который напоминал шипение змеи. Его движения столь плавные, будто не человеческие. Но только Том знал, что большая часть из его образа — напускное. Он хотел произвести нужное впечатление вновь. Но не выходило. Её лицо не менялось ни от его интонации, ни от телодвижения... Лишь дыхания показывало, что ей не всё равно на его присутствие... — И я сразу вспомнил разговор, — проговорил Том, не сводя взгляда с её лица. Непробивное. Кончики его губ начали растягиваться в ухмылке. — Адам сообщил, что Дамблдор хотел тебя видеть. И ты испугалась. А после подожгла себя. В точку. Сейчас её немного поджатые губы это только подтверждали. — Чего ты боишься, Джин Доккен? Ты боишься Дамблдора? — имя последнего Том произнёс с явной неприязнью, со всей ненавистью. Мягко говоря, Том испытывал негативные чувства к Дамблдору. И то, что Доккен его боялась, только сильнее заставляло размышлять на этот счёт. Том зарёкся подумать об этом позже. — Кто тебе сказал, что это вызвано именно страхом? — устало вздохнула Гермиона, отводя взгляд. Том что-то расшатал в ней. Подтвердила невербально, что она действительно решила поджечь себя, чтобы избежать разговора со стариком. Сумасшедшая ведьма. — Глаза не обманешь, не так ли? Тем более, возвращаясь к твоим недурным способностям, то ты не могла пропустить удар, — уже с нажимом проговаривал слизеринец, словно свято верил в свою теорию. Её взгляд вернулся к нему. — Ты считаешь мои способности недурными? — её интонация была настолько довольной, словно эта новость доводила её до крайнего блаженства. Том сжал челюсть, понимая, что выдал себя и свои мысли на её счёт. Радовало хоть, что головная боль отступила. — Я не настолько глуп, чтобы позволить тебе перевести тему, — сощурил взгляд. — К чему тебе знать, какие у меня отношения с Дамблдором? — уже раздражённо сказала девушка. Начиная нервно проводить по кудрявым волосам пальцами, видимо, в желании чем-то занять руки. Значит, тема достаточно щепетильна, чтобы Том мог на ней зациклиться на подольше. — Разве я не имею право знать хоть какую-то информацию о тебе? По твоим словам, ты знаешь обо мне достаточно. Равный обмен, — насмехался Том, чувствуя, что находится во главенстве. Что он сейчас сделал ход. И очко в его пользу. — И ты думаешь, что я обязана что-то рассказать о себе? — начинала шипеть девушка, наконец, убрав руки с волос. Но Том уже и так знал о ней несколько деталей. Её глаза потемнели, будто ещё немного, и она взорвётся. Её тон был слишком диким, слишком наглым для той, кто сейчас мало что может предпринять... — Раз ты затеяла игру, ведьма, то будь любезна отвечать, — тоже прошипел Том. А рука, державшая палочку, сжалась сильнее. — Или же ты хочешь проблем? Сейчас тут никого нет, чтобы помочь тебе... — блефовал он. Том злился, и эта злость была уже его собственная. Ведь она не хотела играть по его правилам. Ведь она затевала большую и опасную игру. Она не поддавалась. Это он видел по глазам, по телу, по лицу. Всё протестовало и не давало Тома права разгадать что-то большее, чем он уже знал. — Тогда я могу рассказать о тебе много интересного, — знающая ухмылка, содержащая тьму в себе. — Рассказать о твоей группе? О том, кто ты на самом деле, — невинно, остро, резко. Том ещё сильнее сжал челюсть и приблизился настолько, что мог ощущать её запах. Приятный и дурманящий. Запах тела... — Что ты знаешь? Говори! — палочка была практически у её горла. Предостерегая. Желая напугать. Она определенно знала про Василиска. Про прошлогодние убийства. Но знала ли про крестражи?... — Поверь, достаточно, чтобы мои слова очень хорошо повлияли на твоё будущее, — шептала она. — Не только ты наблюдательный, Том Реддл. Твоё рабское отношения к однокурсникам видно мне за километр. Твоя идеология тоже. Твои цели. Всё как на ладони. Палочка к её горлу. Словно они поменялись ролями. Но девушку это не беспокоило. Она чувствовала себя хозяином положения. — А с чего ты решила, что имеешь право как-то лезть в мои дела? Ты сейчас лишь жалкий учитель, прикованный к койке, и ничего не сделаешь ни мне, ни моим людям, если тебе дорога своя жизнь, — в его шёпоте можно было услышать еле скрываемый крик. Явную злость. Агрессию. Потому что, проклятый Салазар, она играет не по его правилам. И действительно может разрушить то, что он стоил годами. — Этот жалкий учитель ровня тебе, Том Реддл, — хлёстко, издевательски. — Не ты один изучал тёмные искусства. Или ты считаешь, что если занимался ими, то автоматически считаешься великим? Том хотел выбить из неё всю смелость. Всю наглость. Продемонстрировать, на что он может быть способен в безудержной ярости. Но понимал, что оставлять её в выигрышном положении нельзя. Чисто из-за гордости. Чисто из-за уязвленного самолюбия. — Я и буду великим, а кем будешь ты? — жестоко, рвано, как-то слишком надломленно. — Мне суждено править, быть на вершине, а ты... — Главным? — натужно рассмеялась. — Имея лишь напуганных однокурсников? И это ты называешь властью? Ты повторяешь, Том. Никто уже не волновался о том, что была ночь. О том, что они раскрывали слишком многое, ходили по лезвию ножа и внутренне наслаждались баталиями, пусть этого бы никто не признал. Освобождали всё накопленное. Всё внутренне. Всю гниль. Том ядовито улыбался, желая прибить её на месте за такие слова. Но не стал. Ведь физическое насилие от него сейчас будет как знак проигрыша. Что он пошёл на последнюю стадию в демонстрации своей силы. Джин Доккен говорила ему то, что никто бы и не посмел. Указывала на его ущербность, на его ошибки, насмехалась над ним без капли страха. И это было чистым безумием. Том решил воспользоваться последней зацепкой, последним тузом в рукаве, чтобы получить свою долю наслаждения. Ведь наверняка увидит её ярость. А ему это необходимо. Возможно, чтобы переключить внимание. Возможно, чтобы вновь увидеть фурию, ведьму в своей красе. Пусть никогда и не признается в этом. — А что ты скажешь о письме, дорогая Дурга? Знаешь, оно было довольно интересным, — невинный тон никак не совпадал с его хитрой улыбкой. Глаза Джин в ярости расширились, видимо, осознавая всю значимость его фразы. Девушка рукой резко схватила Тома за основание галстука, притягивая его к себе. Нос к носу. Так, что Том мог дотянуться до неё своими губами. Сглотнул. Том рассчитывал на такую реакции, и был донельзя удовлетворён эмоциями, которые девушка ему давала. Сполна. А близость только улучшала... — Что ты задумал? Отвечай! — настолько яростной Том её ещё не видел. Казалось, будто сама магия искрилась вокруг неё. Глаза горели. Руки дрожали. Хаос во плоти. Самая настоящая Дурга. — Пока ты не скажешь мне ничего сама про свою жизнь, свой секрет, я ничего не расскажу в ответ. И сделаю ход. Слишком кровавый ход, — вновь блеф, и будь девушка более рациональна сейчас, то смогла бы вывести партию в свою сторону. Но Том достаточно хорошо знал эмоции ярости, чтобы не уметь на них правильно играть. — Ладно! Ладно, — сказала девушка, всё ещё не отпуская галстук. Рука сжалась сильнее, тем самым перекрывая Тому возможность дышать, но парень это не заметил. Невольно начал рассматривать её лицо. Веснушки. Яркие глаза. Небольшие морщинки в уголках глаз. Синяки под глазами, как последствия усталости. Он был так близко, как ещё ни к кому другому. Она — первая, кому он вообще позволил себя вот так нагло тянуть, трогать, касаться... Возможно, он вновь сходит с ума. Даже без крестража, который сейчас молчит. Ведь рядом она. Та, что могла его убить. Джин начала кусать губу, видимо понимая, что сейчас она была в тупике. И Тому это приносило лишь наслаждения. Раз она так реагирует, значит, скрывает что-то очень важное. Настолько, что была готова его задушить, растерзать за то, что Том бы мог сделать... Прикрыв глаза на несколько секунд, девушка сделала глубокий выдох и откинулась на кровать. Отпуская галстук. Оставляя лишь холод на своём месте. Скрылась из поля зрения света. Её голос был тихим, и Тому пришлось навострить уши, чтобы услышать всё, что она говорила: — Моё реальное имя Гермиона Грейнджер. То, что находится в базе у директора, вся история — всё ложь. Я попала сюда, использовав усовершенствованную версию Империуса на директоре, — выдала практически на одном дыхании. С каждым словом глаза Тома удивлённо расширялись. Через несколько секунд в его тёмных глазах плясали черти, упиваясь новой информацией. — Всё-таки я был прав, что в тебе присутствует тьма, — насмехался он. Она проигнорировала его. А Том пребывал в любопытном возбуждении. Ему хотелось подробностей, но понимал, что сегодня лимит исчерпан. И что девушка выглядит настолько уставшей, будто эти слова забрали всю жизненную энергию. — Гер-ми-она... Она вздрогнула. Том прикусил щеку изнутри. — Усовершенствованная версия Империуса? Как? — неожиданно для самого себя промолвил Том. Чисто академический интерес, ведь сам когда-то помышлял о таком, но думал, что это слишком затратно. Что легче будет создать новое заклятие со схожим эффектом, чем переписать уже готовую формулу. Но она смогла. Действительно, такая информация была даже ещё более интересной, чем тайна об имени. Мало кто вообще мог создать собственное заклятие, а тем более усовершенствовать уже старое. Тем более непростительное. Всё-таки она гениальна. И эта мысль не вызвала ни капли сопротивления. Лишь лёгкое, очевидное принятие. И закреплённое понимание о её силе и возможностях. Гермиона лишь пожала плечами. — Ты не говорил про подробности, — тихо, как-то обречённо, устало. — Теперь я хочу узнать, что ты задумал, — голос стал серьёзнее, настойчивее. — Ничего, — просто ответил Том. Будто озвучивал самую очевидную вещь. Гермиона резко подняла взгляд, всё ещё злой, яростный, желающий расплаты. Ни капли усталости. Скрылась. — Как я уже говорил, пока ты мне интересна, пока ты хранишь в себе достаточно тайн, ты будешь жить. Игра продолжается, Гер-ми-она... Настолько сильной насмешки Том ещё никогда не извергал из своего рта. И видя, как девушка начала чаще дышать, осознавал всю комичность ситуации. Что он просто сыграл на важности того, что было скрыто на бумаге. Что она поддалась импульсу и страху, что Том мог что-то сделать, что-то испортить... — Твоя ярость помогла мне, — также продолжил Том, повинуясь порыву дотронуться до её подбородка. Тёплая кожа контрастировала с его холодными пальцами. Так, будто он уже выиграл. Так, будто утешал проигравшего. — Эмоциональность не лучший твой друг, да? Что-то оборвалось. Взгляд Гермионы стал безумным. Девушка с силой вывернула его руку, заставляя Тома зашипеть сквозь зубы. А пока тот был отвлечён на ощущения в руке, то её кулак другой руки со скоростью влетел ему в нос. Том вскрикнул от боли. Видимо, Том не мог прожить ни дня без боли. Будь то головная, будь то физическая. Насмешка ему вернулась с двойной силой. Том явно не ожидал, что Гермиона предпримет физическую силу. И довольно немалую, судя по тому, что из носа шла кровь, заляпывая пол. Третья кровь. Нос определенно сломан. А ярость тихо закипала в его груди, и даже прикосновение к шёлковой коже девушки не могло его успокоить. Свою злость он уж точно не сможет скрыть. Том взмахом руки наложил на помещение заглушающие чары, а после, вытерев кровь с губы, с силой дёрнул на себя девушку. Заставляя ту вскрикнуть. Под пальцами горела кожа, настолько сильно сжатая, что на месте его прикосновения могли остаться синяки. Девушка лишь прошипела ругательства, не желая доставлять ему удовольствие от вида боли на собственном лице. Его рациональные мысли о насилии канули в Тартар, понимая, что она слишком много раз выводила Тома на эмоции. Возможно, это знак добавить в их игру больше прикосновений. Эмоций. Напряжения. Интереса. Том другой рукой сжал кудри, откинул её голову назад. Открывая доступ к телу. К её шее. Нависал над ней, упиваясь еле заметным страхом в глазах. В панике. В осознании происходящего. Но, помимо этого страха, было что-то, что он не мог пояснить. Смелость? Гордость? Желание? Она желала. ...Видя её губы, наблюдая за трепетом ресниц, Том чувствовал шевеление в груди, жар в сердце, который пытался что-то рассказать ему, открыть очевидное, но Том старался эти порывы убить в зародыше прямо сейчас. Но не мог. Он ненавидел слабости. Любого вида. Слабость перед страхами. Слабость перед влиятельными людьми. Слабость перед низменными потребностями и чувствами. Последнее он ненавидел больше всего. Ведь ему, в будущем одному из самых сильных колдунов, не должна быть притягательна ни одна из слабостей. Он их презирал. Но сейчас, глядя на молодого профессора, на Гермиону Грейнджер, уже не был уверен в своей устоявшейся идеологии. Не был уверен, когда сжимал её буйные кудри в своих руках и слышал её учащённое дыхание. Видел расширенные зрачки. Приоткрытые губы. Всё это ещё сильнее сводило с ума. Как можно ощущать столько эмоций одновременно? Желание доминировать, показать своё влияние, злость, ярость, интерес и... Слабость. — Я бы на твоём месте не распускал руки, грязнокровка, — последнее слово словно ударило её, заставляя отбиваться от его руки. Но он был слишком силён, а она слишком подвластна своей слабости. — Ты слишком много знаешь, и мне это не нравится... Том сделал паузу, заглядывая в её глаза. Смог бы он сейчас закончить игру и оборвать всё? Нет. — Но я позволю тебе продолжить игру. Сделать ход, пока ты ещё можешь, — он притянул её голову к себе, практически проговаривая в губы последние слова. Чувствуя дрожь её тела. Трепет. Жар. Слабость. — Но знай, помни, что как бы ты не старалась, выиграю я. И их губы прикоснулись.